– Нас осталось четверо? – окинул взглядом свой отряд Кейн. – Лучше, чем мы могли рассчитывать. У нас еще есть шансы добраться до корабля, если мы опять не влипнем в неприятности. Ладно, поехали отсюда, Арбас!
Под стук копыт победители растворились во мраке. Хлынул дождь. Выжимая из своих усталых животных все, на что те были способны, они помчались по тропе, ведущей к бухте. Деревья мелькали в мелком дожде, и туман становился все гуще с приближением зари. Казалось почти невозможным увидеть нужный поворот.
Потом Имель прокричал:
– Вот он! Вот, прямо впереди! – Он ликующе указал на почти неразличимую тропу слева от дороги. – Мы почти у цели! – засмеялся он.
Но не успели они свернуть, как послышались крики и шум, производимые всадниками. К ним приближалась конная полусотня кавалеристов. Ловушка захлопнулась – подоспело подкрепление. Неутомимые охотники Союза наконец догнали свою жертву. Теперь только скорость могла спасти от смерти.
Кейн зарычал от ярости:
– Чума на их жен и дочерей! Эти ублюдки увидели нас! Веди нас к своему судну, Имель. И скачи скорее, ради всего святого!
Эта скачка стала для Имеля жутким кошмаром. Отчаянно надеясь, что не собьется с дороги в темноте, он несся по мокрому лесу. Тяжелые от воды ветви деревьев свисали над тропой, заставляя его низко пригибаться к покрытой пеной шее усталого скакуна. Рыскающие в ночи лесные звери разбегались с их пути и продирались сквозь кусты. Казалось неизбежным, что цепкий корень дерева, поваленный ствол или ветка окончат их путешествие самым печальным образом.
Лес поредел настолько, чтобы сделать возможным стремительное бегство, а в темноте это редкое укрытие мешало преследователям точно увидеть, куда они направляются. Только это и спасло их поначалу и, по мере того как, шло время, помогло превратить их безнадежное бегство в достойное отступление.
Лошади были готовы пасть, когда лес неожиданно закончился и они вырвались на широкий пляж, покрытый галькой. Мокрые от дождя камни поблескивали при вспышках молний. С облегчением Имель разглядел корабль в нескольких сотнях ярдов от берега.
– Лодка! Лодка! Где она? – заорал он, с бешенством всматриваясь в дождь и туман. – Я велел им держать лодку наготове!
– Вот она! – отозвался Кейн. Он указал на моряков, бежавших к ним от вытащенной на берег шлюпки.
– Спасибо Онту! Они выполнили приказ! – с ликованием выдохнул Имель. Он помчался к ним, крича: – Отчаливайте! Отчаливайте! Двойную плату всем – но, дьявол вас побери, отчаливайте!
Цепляясь за свой узел, Кейн соскочил на песок и направил лошадь в туман. Имель хорошо обучил своих лошадей, иначе не удалось бы сделать это. В дикой спешке беглецы вскочили в шлюпку.
Едва лодка миновала линию прибоя, как всадники Союза оказались на берегу. Отпущенные на свободу животные тут же внесли сумятицу в их ряды. Изо всех сил матросы гребли к кораблю, вынося отряд Кейна из-под града стрел и проклятий, который обрушился на них с берега. Ливень служил им прикрытием, и ни одна стрела не достигла цели.
– Прощайте, дорогие друзья,– и спасибо за ваше гостеприимство! – прокричал Кейн и презрительно захохотал. – Однажды я вернусь, чтобы отплатить вам той же монетой!
Проклятия бессильной ярости были ему ответом с окутанного туманом берега – вместе с несколькими всплесками, когда несколько слишком распаленных погоней солдат бросились вплавь следом за ними. Но корабль пеллинитов уже отплыл, и лартроксианцы были бессильны остановить его.
Кейн утер пот и брызги воды с бороды и рыжих волос. Он ухмыльнулся Арбасу:
– Что ж, значит, ты все-таки надумал отправиться с нами.
– Услуги наемного убийцы нужны везде, – философски пожал плечами Арбас.
IV. ПУТЕШЕСТВИЕ НА ПЕЛЛИН
V. БОГИ ВО МРАКЕ
VI. В ЧЕРНОЙ КРЕПОСТИ
Под стук копыт победители растворились во мраке. Хлынул дождь. Выжимая из своих усталых животных все, на что те были способны, они помчались по тропе, ведущей к бухте. Деревья мелькали в мелком дожде, и туман становился все гуще с приближением зари. Казалось почти невозможным увидеть нужный поворот.
Потом Имель прокричал:
– Вот он! Вот, прямо впереди! – Он ликующе указал на почти неразличимую тропу слева от дороги. – Мы почти у цели! – засмеялся он.
Но не успели они свернуть, как послышались крики и шум, производимые всадниками. К ним приближалась конная полусотня кавалеристов. Ловушка захлопнулась – подоспело подкрепление. Неутомимые охотники Союза наконец догнали свою жертву. Теперь только скорость могла спасти от смерти.
Кейн зарычал от ярости:
– Чума на их жен и дочерей! Эти ублюдки увидели нас! Веди нас к своему судну, Имель. И скачи скорее, ради всего святого!
Эта скачка стала для Имеля жутким кошмаром. Отчаянно надеясь, что не собьется с дороги в темноте, он несся по мокрому лесу. Тяжелые от воды ветви деревьев свисали над тропой, заставляя его низко пригибаться к покрытой пеной шее усталого скакуна. Рыскающие в ночи лесные звери разбегались с их пути и продирались сквозь кусты. Казалось неизбежным, что цепкий корень дерева, поваленный ствол или ветка окончат их путешествие самым печальным образом.
Лес поредел настолько, чтобы сделать возможным стремительное бегство, а в темноте это редкое укрытие мешало преследователям точно увидеть, куда они направляются. Только это и спасло их поначалу и, по мере того как, шло время, помогло превратить их безнадежное бегство в достойное отступление.
Лошади были готовы пасть, когда лес неожиданно закончился и они вырвались на широкий пляж, покрытый галькой. Мокрые от дождя камни поблескивали при вспышках молний. С облегчением Имель разглядел корабль в нескольких сотнях ярдов от берега.
– Лодка! Лодка! Где она? – заорал он, с бешенством всматриваясь в дождь и туман. – Я велел им держать лодку наготове!
– Вот она! – отозвался Кейн. Он указал на моряков, бежавших к ним от вытащенной на берег шлюпки.
– Спасибо Онту! Они выполнили приказ! – с ликованием выдохнул Имель. Он помчался к ним, крича: – Отчаливайте! Отчаливайте! Двойную плату всем – но, дьявол вас побери, отчаливайте!
Цепляясь за свой узел, Кейн соскочил на песок и направил лошадь в туман. Имель хорошо обучил своих лошадей, иначе не удалось бы сделать это. В дикой спешке беглецы вскочили в шлюпку.
Едва лодка миновала линию прибоя, как всадники Союза оказались на берегу. Отпущенные на свободу животные тут же внесли сумятицу в их ряды. Изо всех сил матросы гребли к кораблю, вынося отряд Кейна из-под града стрел и проклятий, который обрушился на них с берега. Ливень служил им прикрытием, и ни одна стрела не достигла цели.
– Прощайте, дорогие друзья,– и спасибо за ваше гостеприимство! – прокричал Кейн и презрительно захохотал. – Однажды я вернусь, чтобы отплатить вам той же монетой!
Проклятия бессильной ярости были ему ответом с окутанного туманом берега – вместе с несколькими всплесками, когда несколько слишком распаленных погоней солдат бросились вплавь следом за ними. Но корабль пеллинитов уже отплыл, и лартроксианцы были бессильны остановить его.
Кейн утер пот и брызги воды с бороды и рыжих волос. Он ухмыльнулся Арбасу:
– Что ж, значит, ты все-таки надумал отправиться с нами.
– Услуги наемного убийцы нужны везде, – философски пожал плечами Арбас.
IV. ПУТЕШЕСТВИЕ НА ПЕЛЛИН
Арбас осторожно настроил подзорную трубу, наверное в десятый раз, и с решительной сосредоточенностью прищурился, глядя в окуляр. Кейн наблюдал за ним, забавляясь.
– Черт побери, Кейн! – раздраженно пробормотал Арбас. – Я все равно не вижу их дурацких парусов в эту шарлатанскую игрушку!
Он опустил медный цилиндр и разглядывал его с хмурым видом, его сильные руки инстинктивно сжимались в желании раздавить хрупкий прибор.
– Не смей! – вмешался Кейн, упреждая Арбаса.– Чтобы сделать эту игрушку, потребовалась не одна неделя кропотливого труда, и я полагаю, что наш друг Имель ценит ее больше, чем те драгоценные побрякушки, которыми он обвешан с головы до ног.
Арбас фыркнул и сложил подзорную трубу с грубой непочтительностью.
– Хорошо. Наш хорошо одетый друг любит свои хорошенькие игрушки. Конечно, я не хотел наплевать ему в душу. О нет, ни в коем случае!
– Похоже, тебе не слишком нравится Имель, – заметил Кейн.
Арбас ухмыльнулся какой-то приятной мысли:
– Нет. Просто я не особенно ценю всякие блестящие штучки.
– Я думаю, Имелю ты тоже не слишком нравишься. Убийца снова поднял подзорную трубу, ловко управляясь с ее складным корпусом.
– Думаю, Имель тоже не ценит блестящие штучки.
– Ты создаешь затруднительное положение.
– Это мой врожденный талант. – Арбас сжал губы и решительно уставился в стекло. – А! Кажется, я что-то заметил. Да, Южно-Лартроксианский Союз лишился своего величайшего философа, когда Арбас покинул пыльную тропу учености ради мостовых Ностоблета.
Кейн сплюнул в море.
– Да, ты говоришь мне это время от времени. Хотя когда ты удостоил залы академии своим посещением – это остается загадкой, если только ты не подкрадывался с известными намерениями к какому-нибудь мудрецу, чьи воззрения оскорбили какого-либо обладателя денег.
– Я был одним из самых многообещающих учеников – восходящая звезда, именно так. Вокруг меня уже начинали собираться последователи, но в один прекрасный день я подумал, что, должно быть, им так же скучно, как и мне…– Арбас вздохнул.
– В той истории, которую ты рассказывал прошлый раз, вроде бы присутствовала какая-то девица.
– Все так и даже более того. Однажды мои воспоминания станут самой популярной книгой. Волнующие похождения, острый ум, разящие обличения общественных язв, вековая мудрость. Если ты оставишь свои шуточки, возможно, мне захочется посвятить этот том нашей дружбе. – Арбас завозился с трубой, чуть не уронив ее в воду. – И если этот чертов корабль перестанет качаться, может быть, мне удастся удержать это дьявольское изобретение на цели достаточно долго, чтобы хоть что-нибудь разглядеть. Ага, и я посвящу несколько страниц тому, как я навеки запечатлел свое имя в сердце Имеля, исключительно ради благодарности моего спутника – и к смятению ювелиров и портных по всей островной империи… Э, похоже, у меня что-то получается. Надо поймать объект, а затем настроить трубу.
– Я думаю, ты понимаешь, что имперская аристократия придает большое значение изяществу одежды, – заметил Кейн. – Наружность человека должна свидетельствовать о его богатстве и положении в обществе, точно так же как их продуманный придворный этикет и манеры поведения – это признаки благородного происхождения. Похоже, они изобрели тонкое искусство снобизма. Возможно, Имель утомился от усилий улучшить свое положение в их обществе, а мы несколько грубы с ним. В любом случае, он хорошо дерется, так что будь начеку. Кроме того, сейчас мы союзники, не забывай это.
– Вот уж не знал, что ты специалист по обычаям и нравам Товносианской империи,– с издевкой сказал Арбас.
– А вот и он! – прервал его Кейн и сменил тему разговора.
Настроение товносианца намного улучшилось, когда опасности его сухопутной миссии остались позади. Хорошая еда, питье и продолжительный сон хорошо сказались на нем. Почтение со стороны его людей после того, как он неделю скитался по трущобам Ностоблета, подняло его самоуважение, а элегантные одеяния вернули важность его поступи. Вознося хвалу небу, он наблюдал, как раб предает его рваное тряпье морю. После того как он принял ванну и ему сделали массаж с ароматическими маслами, выбрили лицо, тщательно расчесали волосы, теперь ниспадающие на плечи, одели в темно-зеленые чулки и юбку, коричневый шерстяной жакет с серебряными нитями и мягкие кожаные сапоги, после того как его пальцы засверкали дорогими кольцами, шею украсила золотая брошь, а у пояса повис новый, усыпанный драгоценными камнями клинок с покрытыми серебром ножнами и поясом, – теперь он снова почувствовал себя настоящим человеком, не имеющим никакого отношения к шестому сыну разорившегося и спившегося мелкого дворянина, юнцу, покинувшему отчий дом много лет назад.
Он профланировал по верхней палубе и легко взлетел по трапу на корму, где стояли, глядя на море, Кейн и Арбас. Арбас признал, что под шелком скрываются железные мышцы. Хотя худощавый ренегат-товносианец был, наверное, фунтов на пятьдесят легче, чем широкоплечий убийца, он был такого же роста, и Арбас видел, с какой опасной скоростью и мастерством он орудует мечом. На его лице была написана обманчивая непосредственность, впечатление ребячества, создаваемое легкими веснушками.
Имель приветственно кивнул Кейну и скептически поднял бровь, увидев, чем занимается убийца.
– Учишь нашу сухопутную крысу пользоваться подзорной трубой? – полюбопытствовал он и с глубоким сожалением обнаружил, что Арбас не выказал и малейшего признака морской болезни, несмотря на свой отменный аппетит.
Арбас рассвирепел. Он несколько раз ходил в море и считал себя морским волком, пусть и не очень хорошо умел обращаться с подзорной трубой.
– На самом деле Арбас на короткой ноге со стеклом, – успокаивающе сказал Кейн. – Он зачарован возможностями, которые демонстрирует твой прибор.
– Гм-м… – Имель отбросил назад развеваемый ветром локон темных волос. – Пару минут назад мне показалось, что он держит трубу задом наперед.
– Я восхищался безупречной работой,– прорычал Арбас, защищаясь. Хотя подзорные трубы и были дороги, редкостью они не были. Но когда человеку нет необходимости видеть дальше противоположной стороны улицы, такие устройства ему ни к чему.
Имель великодушно сменил тему разговора. Он указал на два паруса, которые поднимались вдалеке позади них.
– Они все еще преследуют нас, – заметил он. – Дай мне трубу, будь добр.
Арбас отдал ему подзорную трубу, и Имель, умело управляясь с нею, навел ее сначала на один, а затем на второй из преследующих кораблей. Он молча рассматривал их, сосредоточенно поджав губы.
Он передал трубу Кейну.
– Что ж, как ты уже сам видел, – он вежливо посмотрел в сторону Арбаса, – оба корабля принадлежат Союзу. Это опровергает наше смутное предположение, что это могут быть любопытные пираты.
Паруса впервые показались поздним утром. Имель счел этот вопрос менее важным, чем приведение себя в порядок. Но паруса не отставали и днем, и смутное предположение, что их преследуют, превратилось в твердую уверенность.
– Лартроксианцы всегда были упрямы, – задумчиво сказал Кейн. – Когти их мести достают дальше, чем я предполагал. Они видели, что мы сбежали по морю, и логично предположили, что нам надо будет миновать горловину Лартроксианского залива. В темноте мы проскользнули мимо патрульных кораблей, поджидавших нас там, но у прибрежных островов они держат другие корабли. Как только рассвело, они, должно быть, подняли по тревоге все корабли в пределах досягаемости их сигнальных зеркал. Поскольку они знают место нашего отплытия, им остается только просчитать курсы перехвата по всем маршрутам, ведущим из Лартроксианского залива. Довольно просто, – заключил Кейн. – Учитывая все это, странно, что нас преследуют только два судна.
– Не так странно, если учесть, насколько плох флот Союза, – заметил Имель, продемонстрировав презрение моряка, бороздившего далекие моря, к тому, кто редко уходил за пределы видимости берега.
– Тем не менее две судна нашли нас, – указал Арбас. – И моему неопытному глазу кажется, что они нас догоняют.
Кейн тщательно разглядывал преследовавшие корабли в трубу.
– Медленно, но приближаются, – признал он. – Все-таки во флоте Союза есть несколько больших кораблей, и, похоже, мы привлекли лучшие из них. Это, должно быть, биремы – кораблестроители в последнее время экспериментируют с таким длинным узким корпусом, пытаясь создать весельное судно, которое будет таким же быстрым, как и хороший парусный корабль. Штука в том, чтобы сбалансировать киль в достаточной мере для парусов, но так, чтобы он не мешал веслам. Но на этих кораблях даже больше парусов, чем положено биреме. Глянь, как высоки их мачты. Они быстро идут, пока сильный ветер не перевернет судно вверх тормашками, что обычно и происходит, если балласт и киль не отлажены должным образом.
Он с беспокойством осмотрел их собственное маленькое судно, которое Имель выбрал, руководствуясь в первую очередь соображениями незаметности и скорости, а потом уже годности к сражению. Корпус выбранного им корабля, узкий, с низкой осадкой, был оснащен всем, что могло нести такое судно; оборудован веслами в один ряд, которыми можно воспользоваться в случае штиля. В команду отобраны воины, но их было мало. Преследующие их биремы были в два раза больше и сильнее.
– Думаю, нам придется плохо, если мы вступим в бой,– продолжил Кейн.– Но это кажется вполне вероятным. Из-за ветра они нас постепенно догоняют. Если наступит штиль, на веслах они будут, наверно, втрое быстрее нас. Наш единственный шанс – потеряться в темноте, если мы продержимся до темноты.
Уверенность Имеля казалась непоколебимой.
– Они не смогут догнать нас до утра, – хладнокровно заявил он. – И вне зависимости от того, потеряют они нас ночью или нет, до рассвета мы достигнем самых северных границ Сорн-Элина, если ветер не ослабнет. А в Сорн-Элин они за нами не последуют.
– Сомнительное утверждение, учитывая проявленное Союзом упорство, – саркастически прокомментировал Арбас– Кроме того, из твоего зловещего повествования я припоминаю, что Сорн-Элин – не самое удачное место для моряков. Может быть, твои люди предпочтут сразиться с флотом Союза.
Имель беззлобно улыбнулся:
– Эфрель сама повелела мне плыть через Сорн-Элин. Мы повиновались и остались целы и невредимы, плывя к Ностоблету; мы поступим так же и на обратном пути. Я полностью доверяю мудрости Эфрель в таких вопросах. И я не верю, что лартроксианцы последуют за нами в Сорн-Элин.
Кейн пожал плечами, не будучи в состоянии предложить что-либо иное. Арбас все еще сомневался.
– Возможно, Арбас, ты хочешь заключить пари по этому поводу,– учтиво предложил Имель,– Скажем, твой высоко ценимый кортик против моего изукрашенного кинжала. Символическое пари, и я предоставляю тебе преимущество – клинок сомнительного происхождения против клинка, усыпанного драгоценными камнями очевидной ценности.
Арбас задумчиво провел пальцем по своим длинным усам, не желая позволить, чтобы его смутили. Наконец он покачал головой:
– Нет. Нет, мне не нравится это пари. По мне, ценность ножа заключается в его лезвии, а не в блестящей рукояти. В Ностоблете я знавал сутенеров, которые постеснялись бы носить такую вещь. Но даже если и не учитывать это, я полагаю, что, если выиграю пари, вряд ли проживу так долго, чтобы успеть порадоваться выигрышу.
– Вот уж не думал, что ты такой осторожный, – проворчал Имель. – Ладно, утро вечера мудренее.
До конца дня ничего не произошло. К ночи корабли Союза подошли так близко, что можно было разглядеть невооруженным глазом их двухрядные весла. Благоприятный для пеллинитов ветер все еще держался. Их клипер целенаправленно несся к пользующемуся дурной славой Сорн-Элину.
Когда темнота скрыла преследователей из виду, Кейн решил немного отдохнуть: выпить вина и поиграть в кости с Арбасом. Но ни тот, ни другой не уделяли игре достаточно внимания, напрягая слух, чтобы уловить звуки приближения бирем. Их суденышко неслось без огней, подобно черной стреле в беззвездной ночи. В отдалении то и дело прорывались сквозь туман огни бирем. Они шли на перехват клипера и явно догоняли.
Игра прервалась, когда Кейн забыл, какой счет был в прошлый раз, и Арбас тоже затруднялся припомнить. Арбас стоически собрал свой маленький выигрыш и отправился спать. Кейн был в мрачном расположении духа и остался на палубе с бутылкой. В конце концов он улегся на куче канатов и запасных парусов и погрузился в прерывистый сон.
Его сон был тревожным, но он ни разу не пробудился. Ближе к рассвету что-то внезапно вырвало его из дремы. Кейн открыл глаза, не понимая, что потревожило его покой. Ладонь сомкнулась на рукояти меча. Опять этот звук. Он шел издалека.
Скрип дерева? Крики людей? Он сосредоточился на звуке. Нет. Это было больше похоже на звук, с которым раскалывается древесина. Голоса, стонущие от ужаса. Слишком далеко, чтобы расслышать точно. И затем тишина.
Безмолвие.
Встревоженный, Кейн вскочил на ноги. С приближением зари ветер стих. Паруса безвольно свисали, вяло колеблемые ночным ветерком. Кейн собрался было поднять людей на весла, но потом отбросил эту мысль. Суда Союза находятся в таком же положении, а во мраке плеск весел мигом выдаст местонахождение их корабля. Вероятно, вахта уже предупредила Имеля, и он подумал так же. Может быть, им стоит подрейфовать до зари. А тогда они смогут более точно оценить свое положение.
Он снова лег, наблюдая за первыми проблесками зари на востоке. Примерно через час небеса начали сереть, и он с мрачным видом подошел к поручням. Услышав шарканье и скрип на нижней палубе, он обернулся и увидел Имеля, который вышел из своей каюты и с удовольствием потягивался.
Товносианец зевал все время, пока поднимался к Кейну. Кейн задумался, сколько напускного было в его беззаботном виде.
– Доброе утро, – поздоровался Имель. – Я приказал вахтенным разбудить меня, как только начнет светать. Подумал, что ты меня в любом случае сгонишь с койки с восходом солнца. Видишь что-нибудь?
Кейн покачал головой. Туман все еще покрывал волны. Затем восходящее солнце озарило воду. Море вокруг них было чистым, насколько видел глаз.
– Чертов ветер еще не начал дуть,– выругался Имель.– Похоже, нам придется провести еще одну ночь в Сорн-Элине, разве что после полудня задует. Я посажу людей на весла.
Его приказы были выполнены. Сонная команда вывалилась на палубу, ворча, что моряки не обязаны выполнять работу галерных рабов. Небо стало ярче, мгла рассеялась. Море все еще оставалось пустым.
Корабль медленно отправился в путь, когда гребцы взялись за весла. Солнце начало подниматься по небосклону. Ни одной биремы Союза так и не было замечено, хотя Кейн тщательно изучил горизонт в подзорную трубу.
– Они не решились последовать за нами в Сорн-Элин,– напомнил Имель, после того как стало очевидно, что их никто не преследует.– Похоже, даже лартроксианское упрямство имеет пределы. – В его спокойном голосе послышалась нотка облегчения.
– Похоже на то, – мягко согласился Кейн. Его внимание было сосредоточено сейчас на том, что он увидел в подзорную трубу.
Вдалеке он различил разбросанные обломки корабля. Куски древесины, остатки груза из трюма и прочие не поддающиеся определению остатки кораблекрушения. Это были обломки большого корабля, и явно недавние, иначе их разнесло бы далеко друг от друга. Тел видно не было.
Но в этом месте Сорн-Элина не на что натолкнуться. Может, биремы столкнулись? Однако столкновение не смогло бы раздробить корабли на мелкие части. В чем же дело?
Кейн передал подзорную трубу Арбасу. Он сомневался, что кто-то еще попытается их преследовать.
– Черт побери, Кейн! – раздраженно пробормотал Арбас. – Я все равно не вижу их дурацких парусов в эту шарлатанскую игрушку!
Он опустил медный цилиндр и разглядывал его с хмурым видом, его сильные руки инстинктивно сжимались в желании раздавить хрупкий прибор.
– Не смей! – вмешался Кейн, упреждая Арбаса.– Чтобы сделать эту игрушку, потребовалась не одна неделя кропотливого труда, и я полагаю, что наш друг Имель ценит ее больше, чем те драгоценные побрякушки, которыми он обвешан с головы до ног.
Арбас фыркнул и сложил подзорную трубу с грубой непочтительностью.
– Хорошо. Наш хорошо одетый друг любит свои хорошенькие игрушки. Конечно, я не хотел наплевать ему в душу. О нет, ни в коем случае!
– Похоже, тебе не слишком нравится Имель, – заметил Кейн.
Арбас ухмыльнулся какой-то приятной мысли:
– Нет. Просто я не особенно ценю всякие блестящие штучки.
– Я думаю, Имелю ты тоже не слишком нравишься. Убийца снова поднял подзорную трубу, ловко управляясь с ее складным корпусом.
– Думаю, Имель тоже не ценит блестящие штучки.
– Ты создаешь затруднительное положение.
– Это мой врожденный талант. – Арбас сжал губы и решительно уставился в стекло. – А! Кажется, я что-то заметил. Да, Южно-Лартроксианский Союз лишился своего величайшего философа, когда Арбас покинул пыльную тропу учености ради мостовых Ностоблета.
Кейн сплюнул в море.
– Да, ты говоришь мне это время от времени. Хотя когда ты удостоил залы академии своим посещением – это остается загадкой, если только ты не подкрадывался с известными намерениями к какому-нибудь мудрецу, чьи воззрения оскорбили какого-либо обладателя денег.
– Я был одним из самых многообещающих учеников – восходящая звезда, именно так. Вокруг меня уже начинали собираться последователи, но в один прекрасный день я подумал, что, должно быть, им так же скучно, как и мне…– Арбас вздохнул.
– В той истории, которую ты рассказывал прошлый раз, вроде бы присутствовала какая-то девица.
– Все так и даже более того. Однажды мои воспоминания станут самой популярной книгой. Волнующие похождения, острый ум, разящие обличения общественных язв, вековая мудрость. Если ты оставишь свои шуточки, возможно, мне захочется посвятить этот том нашей дружбе. – Арбас завозился с трубой, чуть не уронив ее в воду. – И если этот чертов корабль перестанет качаться, может быть, мне удастся удержать это дьявольское изобретение на цели достаточно долго, чтобы хоть что-нибудь разглядеть. Ага, и я посвящу несколько страниц тому, как я навеки запечатлел свое имя в сердце Имеля, исключительно ради благодарности моего спутника – и к смятению ювелиров и портных по всей островной империи… Э, похоже, у меня что-то получается. Надо поймать объект, а затем настроить трубу.
– Я думаю, ты понимаешь, что имперская аристократия придает большое значение изяществу одежды, – заметил Кейн. – Наружность человека должна свидетельствовать о его богатстве и положении в обществе, точно так же как их продуманный придворный этикет и манеры поведения – это признаки благородного происхождения. Похоже, они изобрели тонкое искусство снобизма. Возможно, Имель утомился от усилий улучшить свое положение в их обществе, а мы несколько грубы с ним. В любом случае, он хорошо дерется, так что будь начеку. Кроме того, сейчас мы союзники, не забывай это.
– Вот уж не знал, что ты специалист по обычаям и нравам Товносианской империи,– с издевкой сказал Арбас.
– А вот и он! – прервал его Кейн и сменил тему разговора.
Настроение товносианца намного улучшилось, когда опасности его сухопутной миссии остались позади. Хорошая еда, питье и продолжительный сон хорошо сказались на нем. Почтение со стороны его людей после того, как он неделю скитался по трущобам Ностоблета, подняло его самоуважение, а элегантные одеяния вернули важность его поступи. Вознося хвалу небу, он наблюдал, как раб предает его рваное тряпье морю. После того как он принял ванну и ему сделали массаж с ароматическими маслами, выбрили лицо, тщательно расчесали волосы, теперь ниспадающие на плечи, одели в темно-зеленые чулки и юбку, коричневый шерстяной жакет с серебряными нитями и мягкие кожаные сапоги, после того как его пальцы засверкали дорогими кольцами, шею украсила золотая брошь, а у пояса повис новый, усыпанный драгоценными камнями клинок с покрытыми серебром ножнами и поясом, – теперь он снова почувствовал себя настоящим человеком, не имеющим никакого отношения к шестому сыну разорившегося и спившегося мелкого дворянина, юнцу, покинувшему отчий дом много лет назад.
Он профланировал по верхней палубе и легко взлетел по трапу на корму, где стояли, глядя на море, Кейн и Арбас. Арбас признал, что под шелком скрываются железные мышцы. Хотя худощавый ренегат-товносианец был, наверное, фунтов на пятьдесят легче, чем широкоплечий убийца, он был такого же роста, и Арбас видел, с какой опасной скоростью и мастерством он орудует мечом. На его лице была написана обманчивая непосредственность, впечатление ребячества, создаваемое легкими веснушками.
Имель приветственно кивнул Кейну и скептически поднял бровь, увидев, чем занимается убийца.
– Учишь нашу сухопутную крысу пользоваться подзорной трубой? – полюбопытствовал он и с глубоким сожалением обнаружил, что Арбас не выказал и малейшего признака морской болезни, несмотря на свой отменный аппетит.
Арбас рассвирепел. Он несколько раз ходил в море и считал себя морским волком, пусть и не очень хорошо умел обращаться с подзорной трубой.
– На самом деле Арбас на короткой ноге со стеклом, – успокаивающе сказал Кейн. – Он зачарован возможностями, которые демонстрирует твой прибор.
– Гм-м… – Имель отбросил назад развеваемый ветром локон темных волос. – Пару минут назад мне показалось, что он держит трубу задом наперед.
– Я восхищался безупречной работой,– прорычал Арбас, защищаясь. Хотя подзорные трубы и были дороги, редкостью они не были. Но когда человеку нет необходимости видеть дальше противоположной стороны улицы, такие устройства ему ни к чему.
Имель великодушно сменил тему разговора. Он указал на два паруса, которые поднимались вдалеке позади них.
– Они все еще преследуют нас, – заметил он. – Дай мне трубу, будь добр.
Арбас отдал ему подзорную трубу, и Имель, умело управляясь с нею, навел ее сначала на один, а затем на второй из преследующих кораблей. Он молча рассматривал их, сосредоточенно поджав губы.
Он передал трубу Кейну.
– Что ж, как ты уже сам видел, – он вежливо посмотрел в сторону Арбаса, – оба корабля принадлежат Союзу. Это опровергает наше смутное предположение, что это могут быть любопытные пираты.
Паруса впервые показались поздним утром. Имель счел этот вопрос менее важным, чем приведение себя в порядок. Но паруса не отставали и днем, и смутное предположение, что их преследуют, превратилось в твердую уверенность.
– Лартроксианцы всегда были упрямы, – задумчиво сказал Кейн. – Когти их мести достают дальше, чем я предполагал. Они видели, что мы сбежали по морю, и логично предположили, что нам надо будет миновать горловину Лартроксианского залива. В темноте мы проскользнули мимо патрульных кораблей, поджидавших нас там, но у прибрежных островов они держат другие корабли. Как только рассвело, они, должно быть, подняли по тревоге все корабли в пределах досягаемости их сигнальных зеркал. Поскольку они знают место нашего отплытия, им остается только просчитать курсы перехвата по всем маршрутам, ведущим из Лартроксианского залива. Довольно просто, – заключил Кейн. – Учитывая все это, странно, что нас преследуют только два судна.
– Не так странно, если учесть, насколько плох флот Союза, – заметил Имель, продемонстрировав презрение моряка, бороздившего далекие моря, к тому, кто редко уходил за пределы видимости берега.
– Тем не менее две судна нашли нас, – указал Арбас. – И моему неопытному глазу кажется, что они нас догоняют.
Кейн тщательно разглядывал преследовавшие корабли в трубу.
– Медленно, но приближаются, – признал он. – Все-таки во флоте Союза есть несколько больших кораблей, и, похоже, мы привлекли лучшие из них. Это, должно быть, биремы – кораблестроители в последнее время экспериментируют с таким длинным узким корпусом, пытаясь создать весельное судно, которое будет таким же быстрым, как и хороший парусный корабль. Штука в том, чтобы сбалансировать киль в достаточной мере для парусов, но так, чтобы он не мешал веслам. Но на этих кораблях даже больше парусов, чем положено биреме. Глянь, как высоки их мачты. Они быстро идут, пока сильный ветер не перевернет судно вверх тормашками, что обычно и происходит, если балласт и киль не отлажены должным образом.
Он с беспокойством осмотрел их собственное маленькое судно, которое Имель выбрал, руководствуясь в первую очередь соображениями незаметности и скорости, а потом уже годности к сражению. Корпус выбранного им корабля, узкий, с низкой осадкой, был оснащен всем, что могло нести такое судно; оборудован веслами в один ряд, которыми можно воспользоваться в случае штиля. В команду отобраны воины, но их было мало. Преследующие их биремы были в два раза больше и сильнее.
– Думаю, нам придется плохо, если мы вступим в бой,– продолжил Кейн.– Но это кажется вполне вероятным. Из-за ветра они нас постепенно догоняют. Если наступит штиль, на веслах они будут, наверно, втрое быстрее нас. Наш единственный шанс – потеряться в темноте, если мы продержимся до темноты.
Уверенность Имеля казалась непоколебимой.
– Они не смогут догнать нас до утра, – хладнокровно заявил он. – И вне зависимости от того, потеряют они нас ночью или нет, до рассвета мы достигнем самых северных границ Сорн-Элина, если ветер не ослабнет. А в Сорн-Элин они за нами не последуют.
– Сомнительное утверждение, учитывая проявленное Союзом упорство, – саркастически прокомментировал Арбас– Кроме того, из твоего зловещего повествования я припоминаю, что Сорн-Элин – не самое удачное место для моряков. Может быть, твои люди предпочтут сразиться с флотом Союза.
Имель беззлобно улыбнулся:
– Эфрель сама повелела мне плыть через Сорн-Элин. Мы повиновались и остались целы и невредимы, плывя к Ностоблету; мы поступим так же и на обратном пути. Я полностью доверяю мудрости Эфрель в таких вопросах. И я не верю, что лартроксианцы последуют за нами в Сорн-Элин.
Кейн пожал плечами, не будучи в состоянии предложить что-либо иное. Арбас все еще сомневался.
– Возможно, Арбас, ты хочешь заключить пари по этому поводу,– учтиво предложил Имель,– Скажем, твой высоко ценимый кортик против моего изукрашенного кинжала. Символическое пари, и я предоставляю тебе преимущество – клинок сомнительного происхождения против клинка, усыпанного драгоценными камнями очевидной ценности.
Арбас задумчиво провел пальцем по своим длинным усам, не желая позволить, чтобы его смутили. Наконец он покачал головой:
– Нет. Нет, мне не нравится это пари. По мне, ценность ножа заключается в его лезвии, а не в блестящей рукояти. В Ностоблете я знавал сутенеров, которые постеснялись бы носить такую вещь. Но даже если и не учитывать это, я полагаю, что, если выиграю пари, вряд ли проживу так долго, чтобы успеть порадоваться выигрышу.
– Вот уж не думал, что ты такой осторожный, – проворчал Имель. – Ладно, утро вечера мудренее.
До конца дня ничего не произошло. К ночи корабли Союза подошли так близко, что можно было разглядеть невооруженным глазом их двухрядные весла. Благоприятный для пеллинитов ветер все еще держался. Их клипер целенаправленно несся к пользующемуся дурной славой Сорн-Элину.
Когда темнота скрыла преследователей из виду, Кейн решил немного отдохнуть: выпить вина и поиграть в кости с Арбасом. Но ни тот, ни другой не уделяли игре достаточно внимания, напрягая слух, чтобы уловить звуки приближения бирем. Их суденышко неслось без огней, подобно черной стреле в беззвездной ночи. В отдалении то и дело прорывались сквозь туман огни бирем. Они шли на перехват клипера и явно догоняли.
Игра прервалась, когда Кейн забыл, какой счет был в прошлый раз, и Арбас тоже затруднялся припомнить. Арбас стоически собрал свой маленький выигрыш и отправился спать. Кейн был в мрачном расположении духа и остался на палубе с бутылкой. В конце концов он улегся на куче канатов и запасных парусов и погрузился в прерывистый сон.
Его сон был тревожным, но он ни разу не пробудился. Ближе к рассвету что-то внезапно вырвало его из дремы. Кейн открыл глаза, не понимая, что потревожило его покой. Ладонь сомкнулась на рукояти меча. Опять этот звук. Он шел издалека.
Скрип дерева? Крики людей? Он сосредоточился на звуке. Нет. Это было больше похоже на звук, с которым раскалывается древесина. Голоса, стонущие от ужаса. Слишком далеко, чтобы расслышать точно. И затем тишина.
Безмолвие.
Встревоженный, Кейн вскочил на ноги. С приближением зари ветер стих. Паруса безвольно свисали, вяло колеблемые ночным ветерком. Кейн собрался было поднять людей на весла, но потом отбросил эту мысль. Суда Союза находятся в таком же положении, а во мраке плеск весел мигом выдаст местонахождение их корабля. Вероятно, вахта уже предупредила Имеля, и он подумал так же. Может быть, им стоит подрейфовать до зари. А тогда они смогут более точно оценить свое положение.
Он снова лег, наблюдая за первыми проблесками зари на востоке. Примерно через час небеса начали сереть, и он с мрачным видом подошел к поручням. Услышав шарканье и скрип на нижней палубе, он обернулся и увидел Имеля, который вышел из своей каюты и с удовольствием потягивался.
Товносианец зевал все время, пока поднимался к Кейну. Кейн задумался, сколько напускного было в его беззаботном виде.
– Доброе утро, – поздоровался Имель. – Я приказал вахтенным разбудить меня, как только начнет светать. Подумал, что ты меня в любом случае сгонишь с койки с восходом солнца. Видишь что-нибудь?
Кейн покачал головой. Туман все еще покрывал волны. Затем восходящее солнце озарило воду. Море вокруг них было чистым, насколько видел глаз.
– Чертов ветер еще не начал дуть,– выругался Имель.– Похоже, нам придется провести еще одну ночь в Сорн-Элине, разве что после полудня задует. Я посажу людей на весла.
Его приказы были выполнены. Сонная команда вывалилась на палубу, ворча, что моряки не обязаны выполнять работу галерных рабов. Небо стало ярче, мгла рассеялась. Море все еще оставалось пустым.
Корабль медленно отправился в путь, когда гребцы взялись за весла. Солнце начало подниматься по небосклону. Ни одной биремы Союза так и не было замечено, хотя Кейн тщательно изучил горизонт в подзорную трубу.
– Они не решились последовать за нами в Сорн-Элин,– напомнил Имель, после того как стало очевидно, что их никто не преследует.– Похоже, даже лартроксианское упрямство имеет пределы. – В его спокойном голосе послышалась нотка облегчения.
– Похоже на то, – мягко согласился Кейн. Его внимание было сосредоточено сейчас на том, что он увидел в подзорную трубу.
Вдалеке он различил разбросанные обломки корабля. Куски древесины, остатки груза из трюма и прочие не поддающиеся определению остатки кораблекрушения. Это были обломки большого корабля, и явно недавние, иначе их разнесло бы далеко друг от друга. Тел видно не было.
Но в этом месте Сорн-Элина не на что натолкнуться. Может, биремы столкнулись? Однако столкновение не смогло бы раздробить корабли на мелкие части. В чем же дело?
Кейн передал подзорную трубу Арбасу. Он сомневался, что кто-то еще попытается их преследовать.
V. БОГИ ВО МРАКЕ
Была глубокая ночь, и все на корабле давно спали, когда вахтенный увидел фигуру в плаще с капюшоном, стоящую у поручней. Обрадовавшись, что кто-то составит ему компанию одинокой ночью, моряк молча подошел поближе. Лицо того, второго, было скрыто под капюшоном, и моряк не узнавал высокого незнакомца. Он строил догадки на эту тему, опершись на поручни и глядя в темноту над ночным океаном.
Несомый сильным ветром корабль рассекал покрытые пеной волны, колышущаяся вода равнодушно отражала бледный свет месяца. Взглянув вверх, моряк увидел, что на небе всего несколько звезд и они сияют недобрым светом – как кошачьи глаза в свете огня. Небо застилали тяжелые облака. Странные облака – они неслись по небу и образовывали загадочные узоры, проплывая мимо мертвенно-бледной луны: сверхъестественные гигантские фигуры, которые гротескно извивались, как живые, и зловеще кружились вокруг немногих плотоядно глядящих звезд под светом безумной луны.
– Посмотри на небо! – удивленно воскликнул моряк.– С чего это облака так безумно несутся!
– Это боги во мраке, – ответил скрежещущий голос. – И они плетут узоры человеческих судеб из бесконечных оттенков космического мрака. Ты видишь их тени – ибо силы зла собрались, чтобы отпраздновать то, что должно случиться.
Слова звучали надтреснуто и искаженно, отдаваясь эхом в зонах времени и пространства. Моряк дернулся от этих жутких звуков и посмотрел на собеседника.
Рядом с ним никого не было.
Несомый сильным ветром корабль рассекал покрытые пеной волны, колышущаяся вода равнодушно отражала бледный свет месяца. Взглянув вверх, моряк увидел, что на небе всего несколько звезд и они сияют недобрым светом – как кошачьи глаза в свете огня. Небо застилали тяжелые облака. Странные облака – они неслись по небу и образовывали загадочные узоры, проплывая мимо мертвенно-бледной луны: сверхъестественные гигантские фигуры, которые гротескно извивались, как живые, и зловеще кружились вокруг немногих плотоядно глядящих звезд под светом безумной луны.
– Посмотри на небо! – удивленно воскликнул моряк.– С чего это облака так безумно несутся!
– Это боги во мраке, – ответил скрежещущий голос. – И они плетут узоры человеческих судеб из бесконечных оттенков космического мрака. Ты видишь их тени – ибо силы зла собрались, чтобы отпраздновать то, что должно случиться.
Слова звучали надтреснуто и искаженно, отдаваясь эхом в зонах времени и пространства. Моряк дернулся от этих жутких звуков и посмотрел на собеседника.
Рядом с ним никого не было.
VI. В ЧЕРНОЙ КРЕПОСТИ
Если подплывать к Пеллину с севера, то он кажется мрачным и заброшенным островом. Его скалы – отвесные колонны черного базальта, разрушаемого ветром и размываемого бьющимся прибоем. За мысом земля скудна и неплодородна. Кое-где на утесах растут чахлые деревья, а в глубь острова из густого подлеска и ползучих растений рвутся к солнцу черные сучковатые деревья.
Кое-где виднеются бесплодные участки, где вообще ничего не растет. В этих местах поблескивают на солнце странные груды базальта – загадочные каменные массы, формы слишком правильной, чтобы быть творением природы, и немыслимо древние, чтобы быть творением человека. Циклопические руины, нависающие над морем много одиноких веков.
На южной стороне острова располагалась широкая гавань Призарт, столица острова и убежище Эфрель. Гавань была хорошо защищена, узкие проходы, которые выходили в залив, охранялись мощными фортами. Теперь, когда Эфрель готовилась к войне, залив кишел кораблями. Его берега были застроены сухими доками и верфями, товарными складами и бараками, малопривлекательными сооружениями из дерева и камня и несколькими бросающимися в глаза роскошными дворцами знати.
Но господствовал над всем Дан-Леге, черная крепость Призарта – мрачный родовой замок рода Пеллинов. Дан-Леге был причудливым строением, чьи стены напоминали древние развалины на заброшенных участках острова. По всей видимости, к Дан-Леге постепенно пристраивались различные части. Взглянув на крепость, можно было заметить башню, которая казалась совсем тут неподходящей, стену, сооруженную в одном стиле и неуклюже соединенную со стеной, сложенной совсем другой кладкой. Сами пристройки тоже были старыми – следы попыток приспособить Дан-Леге для человека. Они плохо сочетались с оригиналом. Легенда гласила, что крепость существовала еще до того, как человек ступил на остров, но Пеллин был местом богатым на такие предания.
Дан-Леге был угрожающей нескладной громадой. Дул легкий ветер, и крепость накрывала город своей тенью. К тому времени, когда Кейн и его спутники ступили на берег, уже темнело. Путешественников встречал вооруженный эскорт. Сумерки сгустились, когда они приблизились к Дан-Леге, проехав верхом по узким мрачным улицам под бряцанье оружия и обманчивый свет факелов. Спустилась ночь, когда они наконец остановились перед мощным подъемным мостом и башнями, охранявшими главный вход в цитадель.
Когда они вступили в Дан-Леге, навстречу им вышел офицер – знатный дворянин, судя по его пышным одеяниям и великолепному снаряжению. Он был высок и узок в кости, с бледным красивым лицом и блестящими черными волосами – характерной внешностью пеллинитского аристократа. Его изящество было сродни изяществу кошки – стальные мышцы под шелковой кожей и идеальная координация движений. Красив и смертоносен, как черная пантера. Его глаза не выражали ничего, когда он подошел к ним.
– Мои поздравления, Имель, – сказал он вместо приветствия, – по поводу завершения весьма трудной миссии. Я знал, что ты оправдаешь наше доверие. Хорошая работа. – И продолжил: – Ты, должно быть, Кейн. – Он заколебался, произнося это имя, как будто говоря в приличном обществе непристойность.
Оба мужчины некоторое время оценивающе рассматривали друг друга. Кейн сразу же ощутил глубокую ненависть и чувство соперничества со стороны пеллинита. Его поза и высокомерное выражение ясно давали понять, что он был против присутствия Кейна на Пеллине еще с того времени, когда миссия Имеля только планировалась. Только приказ госпожи и noblesse oblige [1] удерживали его от проявления открытой враждебности. Кейн посчитал иронией судьбы, что первым на Пеллине его приветствует смертельный враг, о существовании которого он никогда раньше и не подозревал.
Пеллинитский лорд смотрел на него с едва сдерживаемым презрением. Их глаза встретились, и он поспешно отвел взгляд. Его поведение стало более осторожным, расчетливым.
– Я – Оксфорс Альремас, – объявил он. – И подчиняюсь только самой Эфрель. – Он сделал паузу, чтобы его слова оценили, затем, вновь собравшись с мыслями, не слишком убедительно продолжил: – Приветствую вас на Пеллине и в Дан-Леге. Сейчас для вас накроют стол. Но вначале я проведу вас в ваши покои. Полагаю, что вы хотите смыть с себя соль морских странствий. Там вас ждут более подходящие одежды, разумеется, если вы пожелаете одеться в соответствии с вашим новым положением.
Кое-где виднеются бесплодные участки, где вообще ничего не растет. В этих местах поблескивают на солнце странные груды базальта – загадочные каменные массы, формы слишком правильной, чтобы быть творением природы, и немыслимо древние, чтобы быть творением человека. Циклопические руины, нависающие над морем много одиноких веков.
На южной стороне острова располагалась широкая гавань Призарт, столица острова и убежище Эфрель. Гавань была хорошо защищена, узкие проходы, которые выходили в залив, охранялись мощными фортами. Теперь, когда Эфрель готовилась к войне, залив кишел кораблями. Его берега были застроены сухими доками и верфями, товарными складами и бараками, малопривлекательными сооружениями из дерева и камня и несколькими бросающимися в глаза роскошными дворцами знати.
Но господствовал над всем Дан-Леге, черная крепость Призарта – мрачный родовой замок рода Пеллинов. Дан-Леге был причудливым строением, чьи стены напоминали древние развалины на заброшенных участках острова. По всей видимости, к Дан-Леге постепенно пристраивались различные части. Взглянув на крепость, можно было заметить башню, которая казалась совсем тут неподходящей, стену, сооруженную в одном стиле и неуклюже соединенную со стеной, сложенной совсем другой кладкой. Сами пристройки тоже были старыми – следы попыток приспособить Дан-Леге для человека. Они плохо сочетались с оригиналом. Легенда гласила, что крепость существовала еще до того, как человек ступил на остров, но Пеллин был местом богатым на такие предания.
Дан-Леге был угрожающей нескладной громадой. Дул легкий ветер, и крепость накрывала город своей тенью. К тому времени, когда Кейн и его спутники ступили на берег, уже темнело. Путешественников встречал вооруженный эскорт. Сумерки сгустились, когда они приблизились к Дан-Леге, проехав верхом по узким мрачным улицам под бряцанье оружия и обманчивый свет факелов. Спустилась ночь, когда они наконец остановились перед мощным подъемным мостом и башнями, охранявшими главный вход в цитадель.
Когда они вступили в Дан-Леге, навстречу им вышел офицер – знатный дворянин, судя по его пышным одеяниям и великолепному снаряжению. Он был высок и узок в кости, с бледным красивым лицом и блестящими черными волосами – характерной внешностью пеллинитского аристократа. Его изящество было сродни изяществу кошки – стальные мышцы под шелковой кожей и идеальная координация движений. Красив и смертоносен, как черная пантера. Его глаза не выражали ничего, когда он подошел к ним.
– Мои поздравления, Имель, – сказал он вместо приветствия, – по поводу завершения весьма трудной миссии. Я знал, что ты оправдаешь наше доверие. Хорошая работа. – И продолжил: – Ты, должно быть, Кейн. – Он заколебался, произнося это имя, как будто говоря в приличном обществе непристойность.
Оба мужчины некоторое время оценивающе рассматривали друг друга. Кейн сразу же ощутил глубокую ненависть и чувство соперничества со стороны пеллинита. Его поза и высокомерное выражение ясно давали понять, что он был против присутствия Кейна на Пеллине еще с того времени, когда миссия Имеля только планировалась. Только приказ госпожи и noblesse oblige [1] удерживали его от проявления открытой враждебности. Кейн посчитал иронией судьбы, что первым на Пеллине его приветствует смертельный враг, о существовании которого он никогда раньше и не подозревал.
Пеллинитский лорд смотрел на него с едва сдерживаемым презрением. Их глаза встретились, и он поспешно отвел взгляд. Его поведение стало более осторожным, расчетливым.
– Я – Оксфорс Альремас, – объявил он. – И подчиняюсь только самой Эфрель. – Он сделал паузу, чтобы его слова оценили, затем, вновь собравшись с мыслями, не слишком убедительно продолжил: – Приветствую вас на Пеллине и в Дан-Леге. Сейчас для вас накроют стол. Но вначале я проведу вас в ваши покои. Полагаю, что вы хотите смыть с себя соль морских странствий. Там вас ждут более подходящие одежды, разумеется, если вы пожелаете одеться в соответствии с вашим новым положением.