Страница:
Для Клесст крик матери стал последней каплей, переполнившей чашу страха.
Девочка побежала назад, вниз по склону. Панический ужас прибавил ей сил.
Ионор окликнула дочь еще раз, а потом решила поберечь дыхание. Клесст не могла далеко убежать.
Малышка же мчалась вниз так быстро, как никогда в жизни не бегала. Топот ног за спиной становился все громче, и для нее мать, черный пес и его хозяин слились в единый гонящийся за ней по пятам кошмарный призрак.
Огромная нездоровая яблоня свесила ветви над дорогой. Последняя из погибшего сада, который рос когда-то на склоне, она словно протягивала к людям искривленные уродливые руки, взывая о помощи. Сладковатый дурман гниющих плодов разливался в ее тени, напоминая запах увядших цветов на кладбище. Яблоня напугала Клесст еще по пути наверх, когда несколько минут назад они вместе с матерью прошли мимо.
А сейчас ее нога поскользнулась на гнилом яблоке. Клесст пискнула и упала на покрытую падалицей землю. Удар вышиб воздух из ее легких, и она не смогла даже закричать…
Она отчаянно попыталась подняться на ноги и убежать. Поздно. Холодная рука Ионор схватила девочку за растрепанные от бега волосы. Не дав Клесст перевести дыхание, мать рывком поставила ее на ноги, а потом больно ударила по лицу.
– Я тебе покажу, как не слушаться!
Она тяжело дышала. Схватив девочку за запястья, она стала неловко связывать ее руки веревкой.
Онемевшая Клесст смотрела, как веревка впивается ей в запястья, от страха не понимая, что происходит. Может, мать хочет ее выпороть?
Загрохотали чьи-то шаги, а потом к тени от кривой яблони присоединилась еще одна.
«Это тот человек в черном, – подумала Клесст. – Он пришел со своим псом. Мать отдаст меня им…»
– Кейн! – пробормотала Ионор, отскочив от девочки.
Глаза Кейна яростно сверкали.
Арбалет дернулся в его руках.
Ионор вскрикнула от ужасной боли, когда стрела с зазубренным наконечником разодрала ей живот и отшвырнула тело, пригвоздив его к дереву. Ионор должна была упасть, однако повисла, извиваясь в муках. Кейн стоял так близко, и пружина арбалета была такой могучей, что наконечник стрелы, пробив женщине позвоночник, вонзился в искривленный ствол. Ионор судорожно попыталась высвободиться, но неожиданно силы покинули ее. Умирая, она исторгала из себя страшные проклятия ненависти. Ее губы произносили их все неразборчивее. В конце концов, даже ее ненависть не была безграничной… И вот безвольное тело Ионор повисло на яблоне, насаженное на стальной стержень.
Неуклюже – грудь его тяжело вздымалась, а глаза застилал багровый туман – Кейн поднял рыдающую девочку и закутал ее в свой кожаный плащ.
– Отличная работа, Кейн! – прозвучал саркастический смешок. – А я уже считал себя победителем в этой игре.
Клесст спрятала лицо на плече Кейна. Он чуть отодвинул девочку так, чтобы дотянуться до меча.
На тропе перед ним стояли Повелитель Демонов и его пес.
– Ты все еще считаешь меня своей пешкой? – спросил Кейн. – Вот твоя служанка! – и он указал на Ионор. – Сделка не состоится, и если ты все-таки хочешь кого-нибудь заполучить себе на ужин, то вынужден будешь сыграть по моим правилам.
– По твоим правилам, Кейн? – усмехнулся Сатонис. – Нет уж, благодарю. Может, я ошибся, назвав тебя пешкой. Сыграем как-нибудь еще раз, тогда и увидим, действительно ли Кейн – хозяин своей судьбы, баловень удачи… Но не могу сказать, что такой поворот дел меня устраивает. Наши души, Кейн, похожи, как клинки, выкованные одним кузнецом. Думаю, мне будет недоставать тебя после стольких столетий ожидания… ведь ты верой и правдой служил мне столько раз!
Глаза Кейна гневно вспыхнули.
– Конечно, как помощник и союзник, – поспешно добавил Повелитель Демонов, изображая почтительность.
Он потрепал своего пса по тяжелой, нескладной голове.
– Пошли, Серберис. Луна заходит, а наш приятель Кейн пригнал сегодня в наши владения много душ. Мы не можем задерживаться с охотой – мои бесенята вконец изголодались…
Серберис открыл пасть и жутко завыл, пуская обильную слюну.
Пес и его хозяин растворились во мраке.
Кейн почувствовал что-то вроде сочувствия к тем, кто осмелился гнаться за ним в ночь Повелителя Демонов. Правда, чувство это оказалось весьма мимолетным.
Сострадание к врагам Кейну было не свойственно…
Несмотря на новый приступ невыносимой боли, Уид почувствовал, как кто-то опускает его на землю. Ожидая очередной пытки, он, тем не менее, был счастлив от того, что больше не болтается, подвешенный за выкрученные руки. А потом лезвие ножа разрезало путы.
Уид разомкнул распухшие веки. Перед ним стоял Кейн, хотя узнать его было нелегко. Предводитель разбойников выглядел ужасно – его можно было принять за выходца из Ада.
Кейн сунул в рот Уида горлышко бутылки. Бандит попытался удержать ее, но оказалось, что руки его не слушаются. Алкоголь обжигал огнем расквашенные губы и поломанные зубы, которые превратились в единую ноющую рану, но разбойник жадно пил из наклоненной бутылки.
Наконец он пришел в себя настолько, что заметил разбросанные по залу тела своих охранников. Кейн напал на них неистово и стремительно, когда Уид был еще без сознания, и ни одному из них не удалось убежать.
– Ты в состоянии ехать верхом? – скорее потребовал, чем спросил Кейн.
Уид посмотрел на своего предводителя и поспешно отвел взгляд.
– Думаю, что да, – невнятно ответил он. Вставая, Уид скривился от боли в сломанных ребрах. – Дай мне минутку передохнуть.
– В конюшне стоят оседланные кони, – сказал ему Кейн. – Наемники тебя не потревожат.
– Черт возьми, что произошло? – пробормотал Уид, пытаясь сохранить равновесие. – Где Пледдис и его люди? Все ушли искать тебя…
Ночной ветер донес зловещий вой. Он был похож на лай гончего пса, приближающегося к своей жертве. Это был не самый приятный звук…
– Подозреваю, что они встретили других охотников, – ответил Кейн.
Он бросил Уиду внушительный слиток золота. Хоть весил тот немало, золото истерзанные руки пленника смогли удержать.
– Это тебе, – обратился к нему Кейн. – Используй его так, как сочтешь нужным. Когда почувствуешь себя в силах ехать, возьми Клесст, и поезжайте. Скоро рассвет, и вы будете в безопасности. Кроме того, Пледдис мне кое-что должен. Забери Клесст с собой и остановитесь на постоялом дворе в Обри – этот городок далеко на севере. Туда власть объединенных городов уже не распространяется, и никто не будет вас там преследовать. Хорошенько позаботься о ребенке, а когда я вернусь, то поделюсь с тобой спрятанной добычей. Я знаю, что золото тебя сильно интересует…
Уид стер кровь с лица, так и не поняв, как Кейн проник в его самые потаенные замыслы.
– Да, Кейн. Сделаю все, как скажешь. А ты? Пледдис может вернуться в любую минуту…
– Я сам позабочусь о своих долгах, – грозно заметил Кейн. – А ты выполняй то, что я тебе поручил.
Когда Пледдис толчком распахнул двери «Гнезда Ворона», уже светало. Луна Повелителя Демонов давно скрылась за черными холмами. Капитан, шатаясь, вошел в зал. Его одежда была изодрана и окровавлена, а лицо – бледнее, чем обычно. Он весь дрожал, на его мече высыхал ихор. Улыбка давно исчезла с губ Пледдиса.
– Демоны! – пробормотал он сдавленным голосом. В отупении и ошеломлении он вышел на середину зала. – Дьяволы с холмов! Чтоб их!.. Эти твари были повсюду. Выли, царапались, бросались на нас с деревьев и со скал… Слишком много их было… повыползали отовсюду. Мы не могли их остановить!
Его глаза все еще были переполнены ужасом.
– А этот пес! Проклятый черный пес! Я видел, как он утащил Эриала. У меня в ушах еще стоит его лай. Я бежал через холмы, как затравленный лис; я был быстрее всех… и вернулся живой…
Он замолчал, чтобы перевести дух, и лишь тогда заметил, что в таверне не все в порядке. В здании царила мертвая тишина.
– Где… где же все? – воскликнул Пледдис.
– Я здесь, – отозвался Кейн, выступая из темноты.
СИРЕНА
ПРОЛОГ
Глава 1. ИЩУЩИЕ В НОЧИ
Девочка побежала назад, вниз по склону. Панический ужас прибавил ей сил.
Ионор окликнула дочь еще раз, а потом решила поберечь дыхание. Клесст не могла далеко убежать.
Малышка же мчалась вниз так быстро, как никогда в жизни не бегала. Топот ног за спиной становился все громче, и для нее мать, черный пес и его хозяин слились в единый гонящийся за ней по пятам кошмарный призрак.
Огромная нездоровая яблоня свесила ветви над дорогой. Последняя из погибшего сада, который рос когда-то на склоне, она словно протягивала к людям искривленные уродливые руки, взывая о помощи. Сладковатый дурман гниющих плодов разливался в ее тени, напоминая запах увядших цветов на кладбище. Яблоня напугала Клесст еще по пути наверх, когда несколько минут назад они вместе с матерью прошли мимо.
А сейчас ее нога поскользнулась на гнилом яблоке. Клесст пискнула и упала на покрытую падалицей землю. Удар вышиб воздух из ее легких, и она не смогла даже закричать…
Она отчаянно попыталась подняться на ноги и убежать. Поздно. Холодная рука Ионор схватила девочку за растрепанные от бега волосы. Не дав Клесст перевести дыхание, мать рывком поставила ее на ноги, а потом больно ударила по лицу.
– Я тебе покажу, как не слушаться!
Она тяжело дышала. Схватив девочку за запястья, она стала неловко связывать ее руки веревкой.
Онемевшая Клесст смотрела, как веревка впивается ей в запястья, от страха не понимая, что происходит. Может, мать хочет ее выпороть?
Загрохотали чьи-то шаги, а потом к тени от кривой яблони присоединилась еще одна.
«Это тот человек в черном, – подумала Клесст. – Он пришел со своим псом. Мать отдаст меня им…»
– Кейн! – пробормотала Ионор, отскочив от девочки.
Глаза Кейна яростно сверкали.
Арбалет дернулся в его руках.
Ионор вскрикнула от ужасной боли, когда стрела с зазубренным наконечником разодрала ей живот и отшвырнула тело, пригвоздив его к дереву. Ионор должна была упасть, однако повисла, извиваясь в муках. Кейн стоял так близко, и пружина арбалета была такой могучей, что наконечник стрелы, пробив женщине позвоночник, вонзился в искривленный ствол. Ионор судорожно попыталась высвободиться, но неожиданно силы покинули ее. Умирая, она исторгала из себя страшные проклятия ненависти. Ее губы произносили их все неразборчивее. В конце концов, даже ее ненависть не была безграничной… И вот безвольное тело Ионор повисло на яблоне, насаженное на стальной стержень.
Неуклюже – грудь его тяжело вздымалась, а глаза застилал багровый туман – Кейн поднял рыдающую девочку и закутал ее в свой кожаный плащ.
– Отличная работа, Кейн! – прозвучал саркастический смешок. – А я уже считал себя победителем в этой игре.
Клесст спрятала лицо на плече Кейна. Он чуть отодвинул девочку так, чтобы дотянуться до меча.
На тропе перед ним стояли Повелитель Демонов и его пес.
– Ты все еще считаешь меня своей пешкой? – спросил Кейн. – Вот твоя служанка! – и он указал на Ионор. – Сделка не состоится, и если ты все-таки хочешь кого-нибудь заполучить себе на ужин, то вынужден будешь сыграть по моим правилам.
– По твоим правилам, Кейн? – усмехнулся Сатонис. – Нет уж, благодарю. Может, я ошибся, назвав тебя пешкой. Сыграем как-нибудь еще раз, тогда и увидим, действительно ли Кейн – хозяин своей судьбы, баловень удачи… Но не могу сказать, что такой поворот дел меня устраивает. Наши души, Кейн, похожи, как клинки, выкованные одним кузнецом. Думаю, мне будет недоставать тебя после стольких столетий ожидания… ведь ты верой и правдой служил мне столько раз!
Глаза Кейна гневно вспыхнули.
– Конечно, как помощник и союзник, – поспешно добавил Повелитель Демонов, изображая почтительность.
Он потрепал своего пса по тяжелой, нескладной голове.
– Пошли, Серберис. Луна заходит, а наш приятель Кейн пригнал сегодня в наши владения много душ. Мы не можем задерживаться с охотой – мои бесенята вконец изголодались…
Серберис открыл пасть и жутко завыл, пуская обильную слюну.
Пес и его хозяин растворились во мраке.
Кейн почувствовал что-то вроде сочувствия к тем, кто осмелился гнаться за ним в ночь Повелителя Демонов. Правда, чувство это оказалось весьма мимолетным.
Сострадание к врагам Кейну было не свойственно…
Несмотря на новый приступ невыносимой боли, Уид почувствовал, как кто-то опускает его на землю. Ожидая очередной пытки, он, тем не менее, был счастлив от того, что больше не болтается, подвешенный за выкрученные руки. А потом лезвие ножа разрезало путы.
Уид разомкнул распухшие веки. Перед ним стоял Кейн, хотя узнать его было нелегко. Предводитель разбойников выглядел ужасно – его можно было принять за выходца из Ада.
Кейн сунул в рот Уида горлышко бутылки. Бандит попытался удержать ее, но оказалось, что руки его не слушаются. Алкоголь обжигал огнем расквашенные губы и поломанные зубы, которые превратились в единую ноющую рану, но разбойник жадно пил из наклоненной бутылки.
Наконец он пришел в себя настолько, что заметил разбросанные по залу тела своих охранников. Кейн напал на них неистово и стремительно, когда Уид был еще без сознания, и ни одному из них не удалось убежать.
– Ты в состоянии ехать верхом? – скорее потребовал, чем спросил Кейн.
Уид посмотрел на своего предводителя и поспешно отвел взгляд.
– Думаю, что да, – невнятно ответил он. Вставая, Уид скривился от боли в сломанных ребрах. – Дай мне минутку передохнуть.
– В конюшне стоят оседланные кони, – сказал ему Кейн. – Наемники тебя не потревожат.
– Черт возьми, что произошло? – пробормотал Уид, пытаясь сохранить равновесие. – Где Пледдис и его люди? Все ушли искать тебя…
Ночной ветер донес зловещий вой. Он был похож на лай гончего пса, приближающегося к своей жертве. Это был не самый приятный звук…
– Подозреваю, что они встретили других охотников, – ответил Кейн.
Он бросил Уиду внушительный слиток золота. Хоть весил тот немало, золото истерзанные руки пленника смогли удержать.
– Это тебе, – обратился к нему Кейн. – Используй его так, как сочтешь нужным. Когда почувствуешь себя в силах ехать, возьми Клесст, и поезжайте. Скоро рассвет, и вы будете в безопасности. Кроме того, Пледдис мне кое-что должен. Забери Клесст с собой и остановитесь на постоялом дворе в Обри – этот городок далеко на севере. Туда власть объединенных городов уже не распространяется, и никто не будет вас там преследовать. Хорошенько позаботься о ребенке, а когда я вернусь, то поделюсь с тобой спрятанной добычей. Я знаю, что золото тебя сильно интересует…
Уид стер кровь с лица, так и не поняв, как Кейн проник в его самые потаенные замыслы.
– Да, Кейн. Сделаю все, как скажешь. А ты? Пледдис может вернуться в любую минуту…
– Я сам позабочусь о своих долгах, – грозно заметил Кейн. – А ты выполняй то, что я тебе поручил.
Когда Пледдис толчком распахнул двери «Гнезда Ворона», уже светало. Луна Повелителя Демонов давно скрылась за черными холмами. Капитан, шатаясь, вошел в зал. Его одежда была изодрана и окровавлена, а лицо – бледнее, чем обычно. Он весь дрожал, на его мече высыхал ихор. Улыбка давно исчезла с губ Пледдиса.
– Демоны! – пробормотал он сдавленным голосом. В отупении и ошеломлении он вышел на середину зала. – Дьяволы с холмов! Чтоб их!.. Эти твари были повсюду. Выли, царапались, бросались на нас с деревьев и со скал… Слишком много их было… повыползали отовсюду. Мы не могли их остановить!
Его глаза все еще были переполнены ужасом.
– А этот пес! Проклятый черный пес! Я видел, как он утащил Эриала. У меня в ушах еще стоит его лай. Я бежал через холмы, как затравленный лис; я был быстрее всех… и вернулся живой…
Он замолчал, чтобы перевести дух, и лишь тогда заметил, что в таверне не все в порядке. В здании царила мертвая тишина.
– Где… где же все? – воскликнул Пледдис.
– Я здесь, – отозвался Кейн, выступая из темноты.
СИРЕНА
ПРОЛОГ
– Ее привезли вскоре после того, как стемнело, – бормотал служитель, словно краб боком пробираясь меж молчаливых рядов каменных плит. – Кажется, вот она.
Он остановился возле одного из низких каменных постаментов, длинного и плоского, как гроб, и приподнял грязную, мерзкую тряпку. Мертвые девичьи глаза безмятежно уставились в темное небо, лицо, скривившееся от боли и пытки, превратившееся в белую оскаленную маску, было испачкано и покрыто синяками.
Застывшие капельки крови расплылись на шее и груди девушки, сверкая, как ожерелье из темных рубинов.
Человек в плаще коротко и отрицательно качнул головой под темным капюшоном. Страж, с лицом белым и круглым, как луна, опустил тряпку.
– Нет, это не та, – пробормотал он извиняющимся тоном. – Знаешь, иногда возникает такая путаница. Их же много тут, этих девочек. Они постоянно вьются у ворот… – Ежась от холода, он двинулся вдоль помостов, то здесь, то там заглядывая под грязную ветошь. Его спутник молчаливой темной тенью следовал за ним.
Еле горящие фонари скорее сгущали, чем разгоняли тьму в городском мраке Керсальтиаля. Тяжелый дым курений, призванных отгонять запах смерти, смешиваясь с тьмой, превращал ее в театр темных призраков – более зловонный, чем городские отстойники. Со всех сторон сквозь дымку полумрака доносилось монотонное «кап-кап-кап» тающего льда, время от времени где-то с шумом и грохотом обрушивался целый пласт. Городской морг нынче ночью был переполнен, как всегда.
Лишь несколько из его сотен с лишним холодных каменных плит были темны и пусты, на остальных под тряпками громоздились чьи-то безымянные тела – иногда в самых невообразимых позах, словно ни смерть, ни холод не могли заставить их утихомириться. Над городом нависла ночь; но через несколько часов ее сменит утро, здесь же, в этом лишенном окон зале, ночь царила всегда. В свете горящих фонарей, в перекрестье теней на полу и по углам лежали мертвые, без имен и званий, дожидаясь своего срока, одни – родных, которые, быть может, разыщут и заберут их, другие – общей могилы где-нибудь за стенами города.
– По-моему, здесь, – подал голос служитель. – Да. Сейчас я зажгу лампу.
– Покажи, – распорядился голос из-под капюшона.
Служитель оглянулся настороженно и испуганно. Этот неизвестный в плаще излучал какую-то силу. Властность и величие сквозили в его словах и жестах.
Предчувствие беды давно накрыло надменный Керсальтиаль, чьи гордые башни подпирали небо, чьи подвалы и погреба уходили в самое сердце земли.
– Но свет… вы ничего не увидите… – пробормотал служитель, все же послушно откидывая подобие савана.
Не то проклятие, не то рычание вырвалось из горла странного посетителя какой-то нечеловеческий звук, в котором звучало больше ярости, чем горя.
Лицо, обратившее к ним неестественно расширенные глаза, было, вероятно, прекрасно при жизни, но смерть исказила его черты, искривила ужасом и болью.
Струйка крови застыла, стекая с прикушенного языка девушки, а шея выгнулась под невозможным для живого человека углом. Одежда из светлоокрашенного шелка была порвана и натянута на нее неумело и грубо, словно ее одевал мужчина. Она лежала на спине, с плотно прижатыми к телу маленькими кулачками.
– Ее нашла городская стража? – повторил посетитель.
– Ну да, поздно вечером. В парке у гавани. Она висела на одном из деревьев – в той роще, где каждую весну столько белых цветов. Должно быть, только-только отошла. Стражники сказали, что она была еще теплой, как живая, хотя нынче с моря тянет холодом. Похоже, сама повесилась… вскарабкалась на дерево, привязала веревку и прыгнула вниз. Я никогда не мог понять, почему они все это делают… Такая хорошенькая…
Гость молча стоял и смотрел на неизвестную девушку.
– Вы вернетесь утром или подождете наверху? – почтительно поинтересовался служитель.
– Я заберу ее сейчас же.
Старик покрутил в пальцах золотую монету, полученную от незнакомца. Губы его шевелились, подсчитывая что-то.
В морге частенько появлялись те, кто желал забрать тело, объясняя свои цели и причины для спешки одним лишь золотом – объяснением, надо сказать, весьма весомым. В этот раз старик решил поторговаться.
– Нет-нет, этого нельзя делать. Существует закон, существуют правила… Вам не положено даже находиться здесь в это время, господин. Как я объясню все это? Я отвечаю…
С тихим вздохом невыразимой ярости незнакомец обернулся к нему. Резким движением сбросил капюшон.
Первый раз за все время старик увидел его глаза. Он еще успел вскрикнуть от ужаса, но не успел заметить кинжал, пронзивший его сердце.
Сменщики, явившиеся наутро, были удивлены внезапным исчезновением ночного сторожа, но, обыскав все и взявшись, наконец, разбирать партию ночных поступлений в морг, выяснили, что список постояльцев этого заведения за ночь увеличился еще на одного.
Он остановился возле одного из низких каменных постаментов, длинного и плоского, как гроб, и приподнял грязную, мерзкую тряпку. Мертвые девичьи глаза безмятежно уставились в темное небо, лицо, скривившееся от боли и пытки, превратившееся в белую оскаленную маску, было испачкано и покрыто синяками.
Застывшие капельки крови расплылись на шее и груди девушки, сверкая, как ожерелье из темных рубинов.
Человек в плаще коротко и отрицательно качнул головой под темным капюшоном. Страж, с лицом белым и круглым, как луна, опустил тряпку.
– Нет, это не та, – пробормотал он извиняющимся тоном. – Знаешь, иногда возникает такая путаница. Их же много тут, этих девочек. Они постоянно вьются у ворот… – Ежась от холода, он двинулся вдоль помостов, то здесь, то там заглядывая под грязную ветошь. Его спутник молчаливой темной тенью следовал за ним.
Еле горящие фонари скорее сгущали, чем разгоняли тьму в городском мраке Керсальтиаля. Тяжелый дым курений, призванных отгонять запах смерти, смешиваясь с тьмой, превращал ее в театр темных призраков – более зловонный, чем городские отстойники. Со всех сторон сквозь дымку полумрака доносилось монотонное «кап-кап-кап» тающего льда, время от времени где-то с шумом и грохотом обрушивался целый пласт. Городской морг нынче ночью был переполнен, как всегда.
Лишь несколько из его сотен с лишним холодных каменных плит были темны и пусты, на остальных под тряпками громоздились чьи-то безымянные тела – иногда в самых невообразимых позах, словно ни смерть, ни холод не могли заставить их утихомириться. Над городом нависла ночь; но через несколько часов ее сменит утро, здесь же, в этом лишенном окон зале, ночь царила всегда. В свете горящих фонарей, в перекрестье теней на полу и по углам лежали мертвые, без имен и званий, дожидаясь своего срока, одни – родных, которые, быть может, разыщут и заберут их, другие – общей могилы где-нибудь за стенами города.
– По-моему, здесь, – подал голос служитель. – Да. Сейчас я зажгу лампу.
– Покажи, – распорядился голос из-под капюшона.
Служитель оглянулся настороженно и испуганно. Этот неизвестный в плаще излучал какую-то силу. Властность и величие сквозили в его словах и жестах.
Предчувствие беды давно накрыло надменный Керсальтиаль, чьи гордые башни подпирали небо, чьи подвалы и погреба уходили в самое сердце земли.
– Но свет… вы ничего не увидите… – пробормотал служитель, все же послушно откидывая подобие савана.
Не то проклятие, не то рычание вырвалось из горла странного посетителя какой-то нечеловеческий звук, в котором звучало больше ярости, чем горя.
Лицо, обратившее к ним неестественно расширенные глаза, было, вероятно, прекрасно при жизни, но смерть исказила его черты, искривила ужасом и болью.
Струйка крови застыла, стекая с прикушенного языка девушки, а шея выгнулась под невозможным для живого человека углом. Одежда из светлоокрашенного шелка была порвана и натянута на нее неумело и грубо, словно ее одевал мужчина. Она лежала на спине, с плотно прижатыми к телу маленькими кулачками.
– Ее нашла городская стража? – повторил посетитель.
– Ну да, поздно вечером. В парке у гавани. Она висела на одном из деревьев – в той роще, где каждую весну столько белых цветов. Должно быть, только-только отошла. Стражники сказали, что она была еще теплой, как живая, хотя нынче с моря тянет холодом. Похоже, сама повесилась… вскарабкалась на дерево, привязала веревку и прыгнула вниз. Я никогда не мог понять, почему они все это делают… Такая хорошенькая…
Гость молча стоял и смотрел на неизвестную девушку.
– Вы вернетесь утром или подождете наверху? – почтительно поинтересовался служитель.
– Я заберу ее сейчас же.
Старик покрутил в пальцах золотую монету, полученную от незнакомца. Губы его шевелились, подсчитывая что-то.
В морге частенько появлялись те, кто желал забрать тело, объясняя свои цели и причины для спешки одним лишь золотом – объяснением, надо сказать, весьма весомым. В этот раз старик решил поторговаться.
– Нет-нет, этого нельзя делать. Существует закон, существуют правила… Вам не положено даже находиться здесь в это время, господин. Как я объясню все это? Я отвечаю…
С тихим вздохом невыразимой ярости незнакомец обернулся к нему. Резким движением сбросил капюшон.
Первый раз за все время старик увидел его глаза. Он еще успел вскрикнуть от ужаса, но не успел заметить кинжал, пронзивший его сердце.
Сменщики, явившиеся наутро, были удивлены внезапным исчезновением ночного сторожа, но, обыскав все и взявшись, наконец, разбирать партию ночных поступлений в морг, выяснили, что список постояльцев этого заведения за ночь увеличился еще на одного.
Глава 1. ИЩУЩИЕ В НОЧИ
Вот. Он снова услышал тот звук.
Как ни была она приятна, Маурсел оставил беседу с уже почти пустой бутылкой и – не сразу – встал из-за стола. Капитан «Туаба» был в своей каюте один, и время было позднее. Уже много часов подряд единственными звуками, доносившимися извне, были шум волн, бьющих в корпус судна, скрип снастей и треск древней обшивки старой каравеллы, стоящей на якоре у набережной. А потом вдруг он услышал тихие шаги – кто-то крадучись пробирался мимо полуоткрытой двери каюты, и доски палубы скрипели под его ногами. Слишком громкие звуки для крыс. Значит, воры?
С мрачной ухмылкой Маурсел засветил фонарь и, крадучись по-кошачьи, встал за дверьми. Черт бы побрал его драгоценную команду. Все до единого, от кока до первого помощника, они несколько дней назад оставили его одного на судне, заявив, что не вернутся, пока не получат плату за истекший месяц. Неожиданно налетевший шторм заставил их выбросить за борт большую часть груза – листовой меди, и «Туаб» вошел в гавань Керсальтиаля во всей красе: с порванными парусами, сломанной грот-мачтой и дюжиной пробоин в корпусе. Разумеется, все деньги, полученные за остаток груза, пошли на ремонт судна, и вместо предполагаемой прибыли команда получила лишь заверения капитана, что каравелла бесценна сама по себе, что когда-нибудь (очень скоро) он найдет новый, очень выгодный фрахт и с лихвой возместит потерянное. Команда почему-то не пожелала воздать должное ни его красноречию, ни посулам и покинула своего капитана.
«Разве что кто-нибудь из них вернулся…»
Маурсел пожал могучими плечами и поплотнее запахнул плащ. Хозяин «Туаба» никогда не избегал доброй свары со своими подчиненными. Впрочем, вор или подосланный убийца тоже подходили его нынешнему настроению.
Ветреное осеннее небо шатром раскинулось над Керсальтиалем. Было светло без фонаря. Прячась в глубоких тенях, Маурсел напрягал свои маленькие карие глазки, скрытые под мохнатыми бровями, силясь разглядеть гостя. Тихий шорох указал, где искать.
Он быстрым шагом пересек палубу и направил луч фонаря вверх на капитанский мостик.
– Эй, хватит, слезай давай! – крикнул он, махнув темной фигуре, стоящей у балюстрады. Ответом было молчание. Маурсел пнул какой-то деревянный обломок с обрывком холста на нем. – Слезай, чтоб тебя!
Луч фонарика выхватил из темноты две маленькие ножки в сандалиях, неуверенно шагнувшие вниз по ступеням. Вслед за ними появились голые коленки и край туники над ними.
Маурсел облизал вмиг пересохшие губы и издал какой-то неопределенный звук.
Перед ним стояла девушка. В ее глазах, прямо смотревших ему в лицо, не было и тени слез. Изящное, даже артистическое личико было спокойно, но дрожащие ноздри и плотно сжатые губы выдавали ее. Нервные тонкие пальцы теребили край темно-коричневого шерстяного плаща.
– Туда, – велел Маурсел, указывая тесаком на освещенную каюту.
– Я ничего не сделала, – возразила она.
– Угу. Только высматривала, что бы такое стащить.
– Я не воровка.
– Поговорим в каюте. – Он подтолкнул ее, и она нехотя подчинилась.
Пропустив девушку вперед, Маурсел плотно затворил дверь и повесил у входа фонарь. Затем вложил тесак в ножны, уселся в кресло и стал рассматривать непрошеную гостью.
– Я не воровка, – повторила та, кутаясь в плащ.
«Да, наверняка не воровка, – мысленно согласился капитан. – Хотя бы потому, что на такой дряхлой посудине, как „Туаб“, и украсть-то нечего. Но почему же тогда она здесь? Проститутка, – наконец догадался он. – Какие еще дела могли привести девушку такой красоты в гавань поздней ночью? К тому же она действительно красива», – с изумлением вдруг заметил он. Облако медно-рыжих волос окружало голову незнакомки и мягко ложилось ей на плечи, а едва заметные веснушки, рассыпавшиеся золотыми искорками вокруг ее тонкого носика, скорее красили, чем портили лицо классических пропорций. Ярко-зеленые глаза смотрели независимо и даже вызывающе. К тому же незнакомка была высокой и статной.
Прежде чем она запахнула плащ, капитан успел разглядеть высокую, изящную грудь и округлые бедра над светло-зеленой туникой. Один крупный изумруд красовался у нее на руке, другой, еще более дорогой, блестел в широкой плотной повязке из темной кожи и красного шелка у нее на шее.
«Да нет, – снова возразил сам себе Маурсел, еще раз оглядев девушку. – Ока слишком хорошо и слишком богато одета, чтобы быть из братии кошечек, промышляющих на ночных улицах. Но кто же она тогда?» – в замешательстве подумал он.
– Почему же тогда ты здесь? – спросил он ее тоном намного ниже, чем говорил на палубе.
Девушка даже не взглянула на него. Ее взгляд блуждал по каюте.
– Не знаю, – спокойно ответила она.
– Ты хотела спрятаться и отплыть, прежде чем мы тебя обнаружим? – продолжал строить догадки Маурсел.
Она слегка пожала плечами.
– Наверное, да.
Прожженный морской волк, дико выпучив глаза, уставился на нее.
– Кто-то из нас двоих точно свихнулся! – наконец сказал он. – Из всех кораблей выбрать мою разнесчастную посудину, видя, что в трюме у нее пусто, а погрузкой и не пахнет! Да еще и не заметить, что не все пробоины заделаны!
Послушай, стоит тебе захотеть, и самое распрекрасное судно доставит тебя туда, куда пожелаешь… Не говори мне, что ты об этом не знаешь! Шатаешься в таком месте в столь поздний час! Ладно, это не мое дело, но ты уж слишком неосторожна, крошка! Может, тебе и наплевать, но, знаешь, тут шляются молодчики, которые сначала перережут тебе горло, а уж потом посмотрят, что с тебя можно взять! Дьявол! Я в этом порту всего три дня и четыре ночи, а уже наслушался историй про мертвых молоденьких красоток, найденных поутру…
– Прекратите! – звонким от ярости голосом воскликнула незваная гостья.
Пошарив взглядом, она села на другое кресло у стола и поставила на круглый стол острые локти, прижавшись лбом к стиснутым кулачкам. Рыжая завеса волос скрывала ее лицо, так что Маурсел не мог определить, какие страсти бушуют в этой красивой головке. Плащ ее распахнулся, и было видно, как вздрагивает грудь. С каждым быстрым ударом сердца.
Вздохнув, капитан вылил остатки вина в свою кружку и подтолкнул ее к девушке. В его запасах была еще одна бутылка такого же снадобья; поднявшись, он разыскал ее и другую кружку. Вернувшись на свое место, он увидел, что девушка осторожно, морщась, пытается пить.
– Послушай, как тебя зовут?
Она помедлила, прежде чем ответить.
– Десайлин.
Имя это капитану ничего не говорило, хотя по быстрому взгляду девушки он понял, что она считает свое имя достаточно известным, чтобы то само по себе много рассказало незнакомцу.
Маурсел задумчиво почесал в густой темной бороде. Внешне он был олицетворением мужской тридцатилетней самоуверенности и был убежден в том, что любая женщина сочтет его достаточно привлекательным. Оплошало только левое ухо – половину его отрубили в пьяной драке в какой-то таверне, но его прикрывала густая шапка нечесаных вьющихся волос.
– Ладно, Десайлин, – проворчал он. – Меня зовут Маурсел, и я – хозяин этого корабля. Если тебе некуда податься, ты можешь переночевать здесь.
Раздраженная гримаса исказила ее лицо.
– Я не смогу.
Маурсел нахмурился, еще не зная, рассердиться ему или переждать.
– Я не отважусь… оставаться здесь слишком долго, – пояснила Десайлин.
Искорки страха блеснули в ее глазах.
Маурсел скорчил недовольную рожу.
– Девочка, ты пробралась на мой корабль как воровка, но считай, что я забыл об этом. В моей каюте нет крыс, а девушки находят меня неплохим соседом, да и деньжата у меня кое-какие водятся. Так зачем же бродить ночью по улицам и нарываться на то, что придется бесплатно отдаться первому встречному головорезу, когда я хорошо тебе заплачу?
– Вы не поняли!
– Похоже на то. – Он оглядел ее дрожащую фигурку и многозначительно добавил:
– Кроме того, здесь тебя никто не найдет.
– Великие боги! Хотелось бы мне этого!.. – воскликнула она. – Можно подумать, что от него можно спрятаться!
Вскинув брови, Маурсел с удивлением посмотрел на нее. Он и в самом деле ничего не понимал и ожидал совсем иного. Справедливо полагая, что здесь есть какая-то тайна или иное, неизвестное ему обстоятельство и любая попытка что-либо выяснить только запутает его еще больше, Маурсел налил себе еще вина и подумал: а не извиниться ли ему, пока еще не поздно?
– Все проще, чем вы думаете, – тихо сказала девушка. – Я ни на что не рассчитывала. Я только хотела скрыться хоть на час. Оказавшись на берегу, я увидела корабли, в любую минуту готовые отплыть из гавани, и подумала: как бы было хорошо улизнуть на одном из них! Взойти на борт неизвестного корабля, отплыть в ночь к какой-нибудь неизведанной земле – где он никогда не найдет меня! Освободиться! О, конечно, я знаю, мне все равно не удалось бы это, но, когда я шла сюда, мне так этого хотелось! Думаю, мне было просто очень хорошо от мысли, что я, может быть, в конце концов смогу удрать от него!.. – Она взглянула на капитана и истолковала его раскрывшийся было рот по-своему: – Молчите, будто я сама не знаю, что еще никому не удавалось уйти от Кейна.
– Кейн! – Маурсел проглотил едва не вырвавшееся у него страшное ругательство. Все то время, что девушка говорила, в нем рос праведный гнев на ее обидчика и мучителя, но с последним ее словом он улетучился, как легкий дымок, а на его месте вдруг оказался страх.
Кейн! Даже чужаку в Керсальтиале – величественнейшем городе человеческой цивилизации, это имя внушало безотчетный ужас. Тысячи историй о Кейне рассказывали в тавернах свистящим шепотом; даже в этом колдовском городе, где многие хранили чудом не утраченные древние знания ушедших народов и где магия была обычным делом, имя Кейна произносили с благоговением. И, несмотря на многочисленные легенды, об этом странном и противоречивом человеке никто ничего не знал наверняка. Одно было достоверно известно: когда строились первые башни Керсальтиаля, Кейн сидел в раздумьях у их подножия. Из тьмы тысячелетий шел он темными тропами, ведомый своим темным гением, и рука его (обычно левая) приложилась ко всем более или менее трагическим событиям в Керсальтиале.
Искушенные колдуны и властители над всеми силами ада произносили его имя со страхом, и те, кто отваживался назвать его своим врагом, редко успевали повторить эту дерзость дважды.
– Так ты – женщина Кейна? – выдавил, наконец, Маурсел.
– Ему бы этого очень хотелось, – горько улыбнулась она. – Его женщина. Его собственность. Хотя когда-то я принадлежала лишь себе самой, пока не поглупела настолько, чтобы попасть в его сети!
– И ты не можешь оставить его… ну, уехать из этого города?
– Ты не знаешь, что значит: «Так велел Кейн!» Кто осмелится помочь мне, зная, что навлечет этим его гнев на свою голову?
Маурсел расправил плечи.
– Я не клялся в верности ни Кейну, ни его псам. Конечно, посудина эта старая и ветхая, но принадлежит она мне и только мне, и я могу уплыть на ней, куда сам пожелаю. И если ты…
Страх исказил ее лицо.
– Нет! – выдохнула она. – Не искушай меня! Ты не понимаешь, как велика та власть, которой обладает Кейн…
– Это еще что?!
Маурсел замер, насторожившись. В ночи извне послышался шум огромных перепончатых крыльев. Когти заскребли по деревянной обшивке каюты. Огоньки всех фонарей затрепетали и легли, готовые сорваться, тень накрыла корабль.
– О-о, – простонала Десайлин, – это чудовище соскучилось и прислало за мной!
Внутри у капитана похолодело, но решив, что так просто он не сдастся, Маурсел вынул тесак и развернулся в сторону двери. Язычки пламени в фонарях угасли до бледных болотных огоньков. Что-то гигантское, ворчащее во тьме всей тяжестью обрушилось на дверь.
– Остановись! – в ужасе закричала девушка. – Пожалуйста! Ты ничего не сможешь сделать! Отойди от двери!
Маурсел в ответ только что-то прорычал. Лицо его в этот миг выражало странную смесь ужаса и ярости, обуревавших его. Десайлин, пытаясь оттащить его назад, повисла у него на руке. Войдя в каюту вслед за Десайлин, Маурсел запер за собой дверь. Толстый железный стержень надежно удерживал крепкое дерево. Теперь капитан с раскрывшимся от изумления ртом наблюдал, как стержень поворачивается в пазах и сам собою ползет назад, словно им движет невидимая рука. Замок был открыт. Еще секунду царила тишина, а затем с неожиданностью, свойственной одним лишь ночным кошмарам, дверь каюты распахнулась настежь.
Как ни была она приятна, Маурсел оставил беседу с уже почти пустой бутылкой и – не сразу – встал из-за стола. Капитан «Туаба» был в своей каюте один, и время было позднее. Уже много часов подряд единственными звуками, доносившимися извне, были шум волн, бьющих в корпус судна, скрип снастей и треск древней обшивки старой каравеллы, стоящей на якоре у набережной. А потом вдруг он услышал тихие шаги – кто-то крадучись пробирался мимо полуоткрытой двери каюты, и доски палубы скрипели под его ногами. Слишком громкие звуки для крыс. Значит, воры?
С мрачной ухмылкой Маурсел засветил фонарь и, крадучись по-кошачьи, встал за дверьми. Черт бы побрал его драгоценную команду. Все до единого, от кока до первого помощника, они несколько дней назад оставили его одного на судне, заявив, что не вернутся, пока не получат плату за истекший месяц. Неожиданно налетевший шторм заставил их выбросить за борт большую часть груза – листовой меди, и «Туаб» вошел в гавань Керсальтиаля во всей красе: с порванными парусами, сломанной грот-мачтой и дюжиной пробоин в корпусе. Разумеется, все деньги, полученные за остаток груза, пошли на ремонт судна, и вместо предполагаемой прибыли команда получила лишь заверения капитана, что каравелла бесценна сама по себе, что когда-нибудь (очень скоро) он найдет новый, очень выгодный фрахт и с лихвой возместит потерянное. Команда почему-то не пожелала воздать должное ни его красноречию, ни посулам и покинула своего капитана.
«Разве что кто-нибудь из них вернулся…»
Маурсел пожал могучими плечами и поплотнее запахнул плащ. Хозяин «Туаба» никогда не избегал доброй свары со своими подчиненными. Впрочем, вор или подосланный убийца тоже подходили его нынешнему настроению.
Ветреное осеннее небо шатром раскинулось над Керсальтиалем. Было светло без фонаря. Прячась в глубоких тенях, Маурсел напрягал свои маленькие карие глазки, скрытые под мохнатыми бровями, силясь разглядеть гостя. Тихий шорох указал, где искать.
Он быстрым шагом пересек палубу и направил луч фонаря вверх на капитанский мостик.
– Эй, хватит, слезай давай! – крикнул он, махнув темной фигуре, стоящей у балюстрады. Ответом было молчание. Маурсел пнул какой-то деревянный обломок с обрывком холста на нем. – Слезай, чтоб тебя!
Луч фонарика выхватил из темноты две маленькие ножки в сандалиях, неуверенно шагнувшие вниз по ступеням. Вслед за ними появились голые коленки и край туники над ними.
Маурсел облизал вмиг пересохшие губы и издал какой-то неопределенный звук.
Перед ним стояла девушка. В ее глазах, прямо смотревших ему в лицо, не было и тени слез. Изящное, даже артистическое личико было спокойно, но дрожащие ноздри и плотно сжатые губы выдавали ее. Нервные тонкие пальцы теребили край темно-коричневого шерстяного плаща.
– Туда, – велел Маурсел, указывая тесаком на освещенную каюту.
– Я ничего не сделала, – возразила она.
– Угу. Только высматривала, что бы такое стащить.
– Я не воровка.
– Поговорим в каюте. – Он подтолкнул ее, и она нехотя подчинилась.
Пропустив девушку вперед, Маурсел плотно затворил дверь и повесил у входа фонарь. Затем вложил тесак в ножны, уселся в кресло и стал рассматривать непрошеную гостью.
– Я не воровка, – повторила та, кутаясь в плащ.
«Да, наверняка не воровка, – мысленно согласился капитан. – Хотя бы потому, что на такой дряхлой посудине, как „Туаб“, и украсть-то нечего. Но почему же тогда она здесь? Проститутка, – наконец догадался он. – Какие еще дела могли привести девушку такой красоты в гавань поздней ночью? К тому же она действительно красива», – с изумлением вдруг заметил он. Облако медно-рыжих волос окружало голову незнакомки и мягко ложилось ей на плечи, а едва заметные веснушки, рассыпавшиеся золотыми искорками вокруг ее тонкого носика, скорее красили, чем портили лицо классических пропорций. Ярко-зеленые глаза смотрели независимо и даже вызывающе. К тому же незнакомка была высокой и статной.
Прежде чем она запахнула плащ, капитан успел разглядеть высокую, изящную грудь и округлые бедра над светло-зеленой туникой. Один крупный изумруд красовался у нее на руке, другой, еще более дорогой, блестел в широкой плотной повязке из темной кожи и красного шелка у нее на шее.
«Да нет, – снова возразил сам себе Маурсел, еще раз оглядев девушку. – Ока слишком хорошо и слишком богато одета, чтобы быть из братии кошечек, промышляющих на ночных улицах. Но кто же она тогда?» – в замешательстве подумал он.
– Почему же тогда ты здесь? – спросил он ее тоном намного ниже, чем говорил на палубе.
Девушка даже не взглянула на него. Ее взгляд блуждал по каюте.
– Не знаю, – спокойно ответила она.
– Ты хотела спрятаться и отплыть, прежде чем мы тебя обнаружим? – продолжал строить догадки Маурсел.
Она слегка пожала плечами.
– Наверное, да.
Прожженный морской волк, дико выпучив глаза, уставился на нее.
– Кто-то из нас двоих точно свихнулся! – наконец сказал он. – Из всех кораблей выбрать мою разнесчастную посудину, видя, что в трюме у нее пусто, а погрузкой и не пахнет! Да еще и не заметить, что не все пробоины заделаны!
Послушай, стоит тебе захотеть, и самое распрекрасное судно доставит тебя туда, куда пожелаешь… Не говори мне, что ты об этом не знаешь! Шатаешься в таком месте в столь поздний час! Ладно, это не мое дело, но ты уж слишком неосторожна, крошка! Может, тебе и наплевать, но, знаешь, тут шляются молодчики, которые сначала перережут тебе горло, а уж потом посмотрят, что с тебя можно взять! Дьявол! Я в этом порту всего три дня и четыре ночи, а уже наслушался историй про мертвых молоденьких красоток, найденных поутру…
– Прекратите! – звонким от ярости голосом воскликнула незваная гостья.
Пошарив взглядом, она села на другое кресло у стола и поставила на круглый стол острые локти, прижавшись лбом к стиснутым кулачкам. Рыжая завеса волос скрывала ее лицо, так что Маурсел не мог определить, какие страсти бушуют в этой красивой головке. Плащ ее распахнулся, и было видно, как вздрагивает грудь. С каждым быстрым ударом сердца.
Вздохнув, капитан вылил остатки вина в свою кружку и подтолкнул ее к девушке. В его запасах была еще одна бутылка такого же снадобья; поднявшись, он разыскал ее и другую кружку. Вернувшись на свое место, он увидел, что девушка осторожно, морщась, пытается пить.
– Послушай, как тебя зовут?
Она помедлила, прежде чем ответить.
– Десайлин.
Имя это капитану ничего не говорило, хотя по быстрому взгляду девушки он понял, что она считает свое имя достаточно известным, чтобы то само по себе много рассказало незнакомцу.
Маурсел задумчиво почесал в густой темной бороде. Внешне он был олицетворением мужской тридцатилетней самоуверенности и был убежден в том, что любая женщина сочтет его достаточно привлекательным. Оплошало только левое ухо – половину его отрубили в пьяной драке в какой-то таверне, но его прикрывала густая шапка нечесаных вьющихся волос.
– Ладно, Десайлин, – проворчал он. – Меня зовут Маурсел, и я – хозяин этого корабля. Если тебе некуда податься, ты можешь переночевать здесь.
Раздраженная гримаса исказила ее лицо.
– Я не смогу.
Маурсел нахмурился, еще не зная, рассердиться ему или переждать.
– Я не отважусь… оставаться здесь слишком долго, – пояснила Десайлин.
Искорки страха блеснули в ее глазах.
Маурсел скорчил недовольную рожу.
– Девочка, ты пробралась на мой корабль как воровка, но считай, что я забыл об этом. В моей каюте нет крыс, а девушки находят меня неплохим соседом, да и деньжата у меня кое-какие водятся. Так зачем же бродить ночью по улицам и нарываться на то, что придется бесплатно отдаться первому встречному головорезу, когда я хорошо тебе заплачу?
– Вы не поняли!
– Похоже на то. – Он оглядел ее дрожащую фигурку и многозначительно добавил:
– Кроме того, здесь тебя никто не найдет.
– Великие боги! Хотелось бы мне этого!.. – воскликнула она. – Можно подумать, что от него можно спрятаться!
Вскинув брови, Маурсел с удивлением посмотрел на нее. Он и в самом деле ничего не понимал и ожидал совсем иного. Справедливо полагая, что здесь есть какая-то тайна или иное, неизвестное ему обстоятельство и любая попытка что-либо выяснить только запутает его еще больше, Маурсел налил себе еще вина и подумал: а не извиниться ли ему, пока еще не поздно?
– Все проще, чем вы думаете, – тихо сказала девушка. – Я ни на что не рассчитывала. Я только хотела скрыться хоть на час. Оказавшись на берегу, я увидела корабли, в любую минуту готовые отплыть из гавани, и подумала: как бы было хорошо улизнуть на одном из них! Взойти на борт неизвестного корабля, отплыть в ночь к какой-нибудь неизведанной земле – где он никогда не найдет меня! Освободиться! О, конечно, я знаю, мне все равно не удалось бы это, но, когда я шла сюда, мне так этого хотелось! Думаю, мне было просто очень хорошо от мысли, что я, может быть, в конце концов смогу удрать от него!.. – Она взглянула на капитана и истолковала его раскрывшийся было рот по-своему: – Молчите, будто я сама не знаю, что еще никому не удавалось уйти от Кейна.
– Кейн! – Маурсел проглотил едва не вырвавшееся у него страшное ругательство. Все то время, что девушка говорила, в нем рос праведный гнев на ее обидчика и мучителя, но с последним ее словом он улетучился, как легкий дымок, а на его месте вдруг оказался страх.
Кейн! Даже чужаку в Керсальтиале – величественнейшем городе человеческой цивилизации, это имя внушало безотчетный ужас. Тысячи историй о Кейне рассказывали в тавернах свистящим шепотом; даже в этом колдовском городе, где многие хранили чудом не утраченные древние знания ушедших народов и где магия была обычным делом, имя Кейна произносили с благоговением. И, несмотря на многочисленные легенды, об этом странном и противоречивом человеке никто ничего не знал наверняка. Одно было достоверно известно: когда строились первые башни Керсальтиаля, Кейн сидел в раздумьях у их подножия. Из тьмы тысячелетий шел он темными тропами, ведомый своим темным гением, и рука его (обычно левая) приложилась ко всем более или менее трагическим событиям в Керсальтиале.
Искушенные колдуны и властители над всеми силами ада произносили его имя со страхом, и те, кто отваживался назвать его своим врагом, редко успевали повторить эту дерзость дважды.
– Так ты – женщина Кейна? – выдавил, наконец, Маурсел.
– Ему бы этого очень хотелось, – горько улыбнулась она. – Его женщина. Его собственность. Хотя когда-то я принадлежала лишь себе самой, пока не поглупела настолько, чтобы попасть в его сети!
– И ты не можешь оставить его… ну, уехать из этого города?
– Ты не знаешь, что значит: «Так велел Кейн!» Кто осмелится помочь мне, зная, что навлечет этим его гнев на свою голову?
Маурсел расправил плечи.
– Я не клялся в верности ни Кейну, ни его псам. Конечно, посудина эта старая и ветхая, но принадлежит она мне и только мне, и я могу уплыть на ней, куда сам пожелаю. И если ты…
Страх исказил ее лицо.
– Нет! – выдохнула она. – Не искушай меня! Ты не понимаешь, как велика та власть, которой обладает Кейн…
– Это еще что?!
Маурсел замер, насторожившись. В ночи извне послышался шум огромных перепончатых крыльев. Когти заскребли по деревянной обшивке каюты. Огоньки всех фонарей затрепетали и легли, готовые сорваться, тень накрыла корабль.
– О-о, – простонала Десайлин, – это чудовище соскучилось и прислало за мной!
Внутри у капитана похолодело, но решив, что так просто он не сдастся, Маурсел вынул тесак и развернулся в сторону двери. Язычки пламени в фонарях угасли до бледных болотных огоньков. Что-то гигантское, ворчащее во тьме всей тяжестью обрушилось на дверь.
– Остановись! – в ужасе закричала девушка. – Пожалуйста! Ты ничего не сможешь сделать! Отойди от двери!
Маурсел в ответ только что-то прорычал. Лицо его в этот миг выражало странную смесь ужаса и ярости, обуревавших его. Десайлин, пытаясь оттащить его назад, повисла у него на руке. Войдя в каюту вслед за Десайлин, Маурсел запер за собой дверь. Толстый железный стержень надежно удерживал крепкое дерево. Теперь капитан с раскрывшимся от изумления ртом наблюдал, как стержень поворачивается в пазах и сам собою ползет назад, словно им движет невидимая рука. Замок был открыт. Еще секунду царила тишина, а затем с неожиданностью, свойственной одним лишь ночным кошмарам, дверь каюты распахнулась настежь.