С почти человеческим вздохом облегчения ставни вдруг снова плотно затворились как ни в чем не бывало. Тварь отступила. Снова донесся из тьмы шорох перепончатых крыльев. Призрак удалялся. Страх нехотя разжал хватку и сполз с трактира.
Дрегар рассмеялся и триумфально воздел меч, едва не воткнув его при этом в потолок. Купол синего огня исчез, клинок отблескивал тихо и умиротворенно, как отблескивает всякая хорошая сталь. Похоже на кошмарный сон, подумала Десайлин, отлично зная, что это была явь.
– Кажется, твой укротитель демонов не всесилен! – радостно воскликнул варвар. – Теперь Кейн знает, что его трюки бессильны перед «Проклятием магов»! Твой великий заклинатель летучих мышей трясется сейчас, наверное, спрятавшись по кровать, и думает: как странно, можно, оказывается, еще встретить доблестного воина, способного принять его вызов! Ну, полагаю, этого с него хватит.
– Ты не знаешь Кейна, – вздохнула Десайлин. Дурачась, Дрегар легонько пихнул кулаком свою помрачневшую подругу.
– Ты по-прежнему боишься детских сказок? После того, как видела силу моего звездного меча? Ты слишком долго прожила под вонючими крышами этого города, детка. Через несколько часов рассветет, и я заберу тебя отсюда в настоящий мир, где мужчины не продают свою душу за стаю трусливых призраков умерших народов!
Варвар говорил так уверенно. Но страхи ее не ушли, и весь остаток ночи Десайлин не помнила, сколько времени – она просидела, тесно прижавшись к нему, с тяжко бьющимся сердцем, вздрагивая от малейшего ночного шороха.
Она ждала не напрасно. Уже на рассвете, когда погасли уличные фонари, послышался, бесконечно повторенный эхом, глухой перестук копыт по каменной мостовой.
Сначала она еще надеялась, что этот звук – просто игра ее воспаленного воображения. Но по мере того, как всадник приближался, все отчетливее слышны были удары копыт о брусчатку. Город словно вымер, и цоканье копыт раздавалось громко и мерно, как капанье воды над самым ухом.
Цок-цок, цок-цок, цок-цок.
Кто-то неспешным шагом подъехал к старому трактиру.
– Что это? – услышал, наконец, перестук копыт Дрегар.
Она смотрела в темноту глазами, полными ужаса.
– Я знаю этот звук. Это едет черный жеребец с глазами, как горящие уголья, и с железными копытами!
Дрегар нахмурился.
– И я знаю, кто едет на нем верхом!
Цок-цок, цок-цок.
Стук копыт перекатывался, как костяные шарики. Вот всадник уже во дворе «Синего окна». Эхо отскочило от покореженных ставней… Десайлин заломила руки над головой.
Неужели же больше никто не слышит этого холодного звона?
Цок-цок, цок-цок, цок-цок. Невидимая лошадь стала у самых дверей. Звякнула пряжка сбруи. И ни единого вскрика или слова.
Откуда-то снизу, со стороны общего зала, донесся звук бессильно осыпавшихся запоров и замков. С тихим скрипом отворилась дверь. Почему трактирщик не заступил дорогу незваному гостю?
Шаги на лестнице. Едва слышные шаги мягких кожаных сапог. Шаги в коридоре, ведущем прямо в их комнату.
Лицо Десайлин превратилось в маску ужаса. Не чувствуя боли, она прикусила губу, так что кровь темной струйкой потекла по ее подбородку. Круглые от страха глаза ее не отрывались от двери.
Дрегар мельком взглянул на меч. Никаких признаков свечения не было, лишь обычный блеск стали, изголодавшейся по крови.
Шаги замерли у их двери. Дрегар выставил меч, сжав его обеими руками.
Казалось, он мог услышать дыхание того, кто стоял, выжидая, за порогом.
Негромкий, но тяжелый удар встряхнул дверь, едва не слетевшую с петель.
Один. Единственный вызов. Единственное приглашение.
Словно чего-то спохватившись, Десайлин знаками показала Дрегару: молчи!
– Кто посмел?!.. – зло выкрикнул варвар. В ответ на дверь обрушился удар сокрушительной силы. Искореженное железо замка и петель посыпалось на пол прямо с кусками штукатурки.
– Кейн!!! – завизжала Десайлин.
Порог переступил могучий воин, исполненный силы и своеобразной грации. В дверь он прошел немного боком и пригнув голову. В левой руке его был обнаженный меч, но в глазах не читалось ни жажды крови, ни безумия берсерка – скорее усталость.
– Добрый вечер, – приветствовал он любовников с безрадостной улыбкой.
Предупрежденный намеками Десайлин, Дрегар ожидал увидеть более-менее воина. То, что он увидел, его ошеломило. По-видимому, этот колдун знал секрет бессмертия.
Шести с лишним футов роста, Кейн был на несколько дюймов ниже рослого варвара, но чудовищные бугры мышц под молодой, блестящей кожей делали его широкую фигуру гораздо внушительнее. Длинные руки и мощные плечи говорили о воине недюжинной силы и мастерства – хотя юноша и сомневался в том, что Кейн сможет передвигаться с той же скоростью и гибкостью, как и он сам. Узкая кожаная лента с черным опалом впереди перехватывала его длинные рыжие волосы, а в спутанной бороде пряталась усмешка, придававшая его лицу неуловимо аристократическое выражение. Голубые глаза горели огнем прирожденного убийцы.
– Пришел полюбоваться напоследок на свою женщину, колдун? – поинтересовался Дрегар, не спуская глаз с меча в левой руке Кейна. – А мы решили, что ты уж никогда больше не выйдешь из своей башни, после того как я припугнул хорошенько твоих ящериц!
Кейн прищурился.
– А, так вот он… «Проклятие магов», как ты его называешь… Легенды и в самом деле не лгали. Чудо-меч, защищающий от чар. Видимо, я не должен был говорить об этом Десайлин. Но услышав, что этот прославленный меч якобы появился в Керсальтиале, я немедленно поделился с ней новостью… И поплатился за свою глупость – вот передо мной стоит его хозяин, уже успевший причинить мне кучу неприятностей.
– Убей его, Дрегар, убей его, любимый, не слушай его, он лжет!
– Постой-ка, что ты имеешь в виду? – насторожился юноша, не поспевавший за мыслями Кейна с той же легкостью, что и Десайлин.
Воин-волшебник печально улыбнулся.
– А сам ты не догадываешься, романтический ты пень? Ты не понимаешь, что эта умная стерва использовала тебя? Ну конечно же, нет, наш великодушный варвар просто пришел на помощь бедной девушке. Жаль, что я позволил Лароку умереть сразу после того, как узнал, что на этот раз задумала наша прекрасная госпожа. Он бы рассказал тебе, что таится за невинностью этих глаз…
– Дрегар! Убей его, пока не поздно! Он же просто отвлекает тебя!
– Это уж точно! Убей меня, Дрегар, – если сможешь! Вот так-то. С помощью моего… м-м… ну, пусть волшебства, я узнал об этом мече, и о тебе, и о том, что вы прибыли в наш город. И упомянул об этом в разговоре с Десайлин. А ей, похоже, надоели мои заботы. Она подкупила слугу, и не кого-нибудь, а самого безжалостного – Ларока, и помчалась разыгрывать – с хорошими актерами – уличное изнасилование, уверенная, что наивный варвар помчится спасать ее. Неплохо придумано, согласись. И теперь у бедняжки Десайлин есть заступник – с мечом, который защитит ее от злобных чар Кейна. Единственное, что мне еще не ясно, Десайлин: ты хотела только бежать с этим пробкоголовым варваром или надеялась, что он убьет меня, чтобы ты стала хозяйкой всех сокровищ моей башни?
– Дрегар! Он лжет! – простонала девушка, хватая варвара за плечи.
– Потому что если все-таки второе, то, должен тебе сказать, твой замысел был не так разумен, как показалось мне вначале, – насмешливо заключил Кейн.
– Дрегар! – выкрикнула она с яростью полузадушенной кошки.
Совершенно сбитый с толку, Дрегар скосил глаз на искаженное лицо красавицы.
Кейн осклабился.
Молния в руках Дрегара сумела отразить удар в самый последний момент, так что меч Кейна только чиркнул варвара по ребрам, а не пронзил ему грудь.
– Будь ты проклят! – выкрикнул Дрегар.
– Я и так уже проклят! – радостно расхохотался Кейн, с легкостью парируя ответный удар юноши. Скорость, с какой он передвигался, была невероятной, а сила рук, направлявших меч, – нечеловеческой.
Искры сыпались от ударов мечей, когда они сталкивались в тщетном стремлении поразить противника. Исписанный рунами звездный металл, быть может, впервые встретился со сталью лучшей, чем он сам, ибо керсальтиальские мечи славились далеко за пределами города. Звон клинков походил на выкрики двух сражающихся демонов – резкие скрежещущие вопли, исполненные то ярости, то боли.
Блики от огонька масляной лампы сверкали на мокрой от пота голой спине Дрегара, дыхание со свистом вырывалось сквозь стиснутые зубы. Прежде в многочисленных драках с противником, равным ему по силе, он легко одерживал победу за счет своей ловкости и гибкости. Теперь же, словно в кошмарном сне, он стоял перед искушенным и умелым воином, чья скорость реакции была близка к его, а сила оказалась много больше. После первой, легко отбитой, атаки действия Дрегара стали менее рискованными и более продуманными. Он мрачно бранил себя за то, что не расспросил как следует Десайлин, полагая, что всякий колдун – воин никудышный.
Во всем городе, наверное, не было слышно ни единого звука, кроме этого звона мечей и свистящего дыхания. Словно повсюду в Керсальтиале время остановилось, примерзнув к месту, и только здесь, в грязной трактирной комнате с убогой обстановкой, неслось, как безумное, не поспевая за прыжками и ударами этой парочки.
Дрегар почувствовал прикосновение клинка Кейна к своей левой руке прежде, чем успел увидеть сам меч. Атакующий клинок Кейна оказался в пугающей близости, и только поспешный прыжок в сторону спас варвара от худшего. Он вдруг отметил, как будто только теперь увидел, что левая рука Кейна не устает, и колдун каждый удар наносит, как первый. На «Проклятии магов» начала появляться одна зазубрина за другой – по мечу била более прочная сталь и более сильная рука. Рукоять, влажная от пота, скользила в руках юноши. Кейн со своим более тяжелым мечом получил еще одно преимущество.
Тогда, нанеся сильный удар – Кейн отразил его, – Дрегар немедленно атаковал повторно, из-под руки Кейна, вывернув острие меча. Удар рассек колдуну лоб, сорвав с головы кожаную ленту. Кровь залила ему глаза, но длинные волосы тут же прилипли к ране, останавливая кровотечение, и Кейн, подавшись назад, попытался как-то отереть кровь и откинуть назад слипшиеся пряди.
И варвар ударил. Полуослепленный Кейн не смог ответить сразу, и меч Дрегара обрушился на его левое запястье. Длинный меч Кейна вздрогнул, словно рана досталась ему. Дрегар, не теряя времени, ударил снова.
Меч выпал из руки Кейна. Он еще не достиг пола, когда Дрегар, увидев, что он, наконец, сумел обезоружить колдуна, занес над головой «Проклятие магов» – для последнего удара.
Но правая рука Кейна метнулась вслед падающему оружию со скоростью, говорящей о долгих тренировках. Вывернув меч еще в полете, Кейн отразил скомканную под конец атаку Дрегара. И, не давая изумленному варвару опомниться, направил острие своего меча прямо ему под ребра.
Юноша переломился пополам, сила удара отшвырнула его к кровати. “Проклятие магов" выпал из бесчувственных пальцев и упал на темные дубовые половицы.
Из горла Десайлин вырвался крик невыразимой боли. Она кинулась перед раненым на колени, приподняла его голову. Коснулась дрожащими пальцами страшной рваной раны.
– Пожалуйста, Кейн! – прохрипела девушка. – Пощади его!
Кейн взглянул в ее умоляющие глаза, затем оглядел искалеченную грудную клетку варвара – и, рассмеявшись, опустил меч.
– Дарю его тебе, Десайлин, – объявил он с галантным поклоном. – И жду тебя в моей башне – если, конечно, твой юный любовник не увезет тебя, как собирался.
Кровь струилась по его руке, кровь стекала с его клинка. Он развернулся и вышел из комнаты прямо в предутренний туман.
– Дрегар, Дрегар! – причитала Десайлин, целуя его бледнеющее лицо и губы.
– О, не умирай, любимый, прошу тебя! Онте, всесильный Онте, не дай ему умереть!
Слезы текли по ее лицу, она прижалась щекой к его виску.
– Ведь ты не поверил ему, ведь не поверил, правда? Ну как бы я могла заранее знать нашу встречу! Я люблю тебя! Это правда, я люблю тебя! Я всегда буду любить тебя, Дрегар!
Он взглянул на нее мутнеющими глазами.
– Сука! – сплюнул он и умер.
– Сколько раз, Десайлин? Сколько раз ты будешь еще играть в эту игру?
– Это был первый!
– Первый? Ты уверена, Десайлин?
– Клянусь!.. Хотя… как я могу в чем-либо клясться?
– И много ли их будет еще? Сколько их будет еще, Десайлин?
– Их? Что за тьма царит в моей голове?
– Сколько раз, Десайлин, ты играла в прекрасную морскую сирену?
– Сколько их было, тех. кто тонул, устремившись на твой голос?
– Сколько живых душ утонуло ради твоих прекрасных глаз, Десайлин?
– Их поглощали тени, всегда готовые принять твою жертву, их тела уносились в ад с каждым отливом. Сколько раз, Десайлин?
– Я не помню…
Глава 7. ОН ДОЛЖЕН УМЕРЕТЬ
Глава 8. ИСПЕЙ ПОСЛЕДНЮЮ ЧАШУ…
Дрегар рассмеялся и триумфально воздел меч, едва не воткнув его при этом в потолок. Купол синего огня исчез, клинок отблескивал тихо и умиротворенно, как отблескивает всякая хорошая сталь. Похоже на кошмарный сон, подумала Десайлин, отлично зная, что это была явь.
– Кажется, твой укротитель демонов не всесилен! – радостно воскликнул варвар. – Теперь Кейн знает, что его трюки бессильны перед «Проклятием магов»! Твой великий заклинатель летучих мышей трясется сейчас, наверное, спрятавшись по кровать, и думает: как странно, можно, оказывается, еще встретить доблестного воина, способного принять его вызов! Ну, полагаю, этого с него хватит.
– Ты не знаешь Кейна, – вздохнула Десайлин. Дурачась, Дрегар легонько пихнул кулаком свою помрачневшую подругу.
– Ты по-прежнему боишься детских сказок? После того, как видела силу моего звездного меча? Ты слишком долго прожила под вонючими крышами этого города, детка. Через несколько часов рассветет, и я заберу тебя отсюда в настоящий мир, где мужчины не продают свою душу за стаю трусливых призраков умерших народов!
Варвар говорил так уверенно. Но страхи ее не ушли, и весь остаток ночи Десайлин не помнила, сколько времени – она просидела, тесно прижавшись к нему, с тяжко бьющимся сердцем, вздрагивая от малейшего ночного шороха.
Она ждала не напрасно. Уже на рассвете, когда погасли уличные фонари, послышался, бесконечно повторенный эхом, глухой перестук копыт по каменной мостовой.
Сначала она еще надеялась, что этот звук – просто игра ее воспаленного воображения. Но по мере того, как всадник приближался, все отчетливее слышны были удары копыт о брусчатку. Город словно вымер, и цоканье копыт раздавалось громко и мерно, как капанье воды над самым ухом.
Цок-цок, цок-цок, цок-цок.
Кто-то неспешным шагом подъехал к старому трактиру.
– Что это? – услышал, наконец, перестук копыт Дрегар.
Она смотрела в темноту глазами, полными ужаса.
– Я знаю этот звук. Это едет черный жеребец с глазами, как горящие уголья, и с железными копытами!
Дрегар нахмурился.
– И я знаю, кто едет на нем верхом!
Цок-цок, цок-цок.
Стук копыт перекатывался, как костяные шарики. Вот всадник уже во дворе «Синего окна». Эхо отскочило от покореженных ставней… Десайлин заломила руки над головой.
Неужели же больше никто не слышит этого холодного звона?
Цок-цок, цок-цок, цок-цок. Невидимая лошадь стала у самых дверей. Звякнула пряжка сбруи. И ни единого вскрика или слова.
Откуда-то снизу, со стороны общего зала, донесся звук бессильно осыпавшихся запоров и замков. С тихим скрипом отворилась дверь. Почему трактирщик не заступил дорогу незваному гостю?
Шаги на лестнице. Едва слышные шаги мягких кожаных сапог. Шаги в коридоре, ведущем прямо в их комнату.
Лицо Десайлин превратилось в маску ужаса. Не чувствуя боли, она прикусила губу, так что кровь темной струйкой потекла по ее подбородку. Круглые от страха глаза ее не отрывались от двери.
Дрегар мельком взглянул на меч. Никаких признаков свечения не было, лишь обычный блеск стали, изголодавшейся по крови.
Шаги замерли у их двери. Дрегар выставил меч, сжав его обеими руками.
Казалось, он мог услышать дыхание того, кто стоял, выжидая, за порогом.
Негромкий, но тяжелый удар встряхнул дверь, едва не слетевшую с петель.
Один. Единственный вызов. Единственное приглашение.
Словно чего-то спохватившись, Десайлин знаками показала Дрегару: молчи!
– Кто посмел?!.. – зло выкрикнул варвар. В ответ на дверь обрушился удар сокрушительной силы. Искореженное железо замка и петель посыпалось на пол прямо с кусками штукатурки.
– Кейн!!! – завизжала Десайлин.
Порог переступил могучий воин, исполненный силы и своеобразной грации. В дверь он прошел немного боком и пригнув голову. В левой руке его был обнаженный меч, но в глазах не читалось ни жажды крови, ни безумия берсерка – скорее усталость.
– Добрый вечер, – приветствовал он любовников с безрадостной улыбкой.
Предупрежденный намеками Десайлин, Дрегар ожидал увидеть более-менее воина. То, что он увидел, его ошеломило. По-видимому, этот колдун знал секрет бессмертия.
Шести с лишним футов роста, Кейн был на несколько дюймов ниже рослого варвара, но чудовищные бугры мышц под молодой, блестящей кожей делали его широкую фигуру гораздо внушительнее. Длинные руки и мощные плечи говорили о воине недюжинной силы и мастерства – хотя юноша и сомневался в том, что Кейн сможет передвигаться с той же скоростью и гибкостью, как и он сам. Узкая кожаная лента с черным опалом впереди перехватывала его длинные рыжие волосы, а в спутанной бороде пряталась усмешка, придававшая его лицу неуловимо аристократическое выражение. Голубые глаза горели огнем прирожденного убийцы.
– Пришел полюбоваться напоследок на свою женщину, колдун? – поинтересовался Дрегар, не спуская глаз с меча в левой руке Кейна. – А мы решили, что ты уж никогда больше не выйдешь из своей башни, после того как я припугнул хорошенько твоих ящериц!
Кейн прищурился.
– А, так вот он… «Проклятие магов», как ты его называешь… Легенды и в самом деле не лгали. Чудо-меч, защищающий от чар. Видимо, я не должен был говорить об этом Десайлин. Но услышав, что этот прославленный меч якобы появился в Керсальтиале, я немедленно поделился с ней новостью… И поплатился за свою глупость – вот передо мной стоит его хозяин, уже успевший причинить мне кучу неприятностей.
– Убей его, Дрегар, убей его, любимый, не слушай его, он лжет!
– Постой-ка, что ты имеешь в виду? – насторожился юноша, не поспевавший за мыслями Кейна с той же легкостью, что и Десайлин.
Воин-волшебник печально улыбнулся.
– А сам ты не догадываешься, романтический ты пень? Ты не понимаешь, что эта умная стерва использовала тебя? Ну конечно же, нет, наш великодушный варвар просто пришел на помощь бедной девушке. Жаль, что я позволил Лароку умереть сразу после того, как узнал, что на этот раз задумала наша прекрасная госпожа. Он бы рассказал тебе, что таится за невинностью этих глаз…
– Дрегар! Убей его, пока не поздно! Он же просто отвлекает тебя!
– Это уж точно! Убей меня, Дрегар, – если сможешь! Вот так-то. С помощью моего… м-м… ну, пусть волшебства, я узнал об этом мече, и о тебе, и о том, что вы прибыли в наш город. И упомянул об этом в разговоре с Десайлин. А ей, похоже, надоели мои заботы. Она подкупила слугу, и не кого-нибудь, а самого безжалостного – Ларока, и помчалась разыгрывать – с хорошими актерами – уличное изнасилование, уверенная, что наивный варвар помчится спасать ее. Неплохо придумано, согласись. И теперь у бедняжки Десайлин есть заступник – с мечом, который защитит ее от злобных чар Кейна. Единственное, что мне еще не ясно, Десайлин: ты хотела только бежать с этим пробкоголовым варваром или надеялась, что он убьет меня, чтобы ты стала хозяйкой всех сокровищ моей башни?
– Дрегар! Он лжет! – простонала девушка, хватая варвара за плечи.
– Потому что если все-таки второе, то, должен тебе сказать, твой замысел был не так разумен, как показалось мне вначале, – насмешливо заключил Кейн.
– Дрегар! – выкрикнула она с яростью полузадушенной кошки.
Совершенно сбитый с толку, Дрегар скосил глаз на искаженное лицо красавицы.
Кейн осклабился.
Молния в руках Дрегара сумела отразить удар в самый последний момент, так что меч Кейна только чиркнул варвара по ребрам, а не пронзил ему грудь.
– Будь ты проклят! – выкрикнул Дрегар.
– Я и так уже проклят! – радостно расхохотался Кейн, с легкостью парируя ответный удар юноши. Скорость, с какой он передвигался, была невероятной, а сила рук, направлявших меч, – нечеловеческой.
Искры сыпались от ударов мечей, когда они сталкивались в тщетном стремлении поразить противника. Исписанный рунами звездный металл, быть может, впервые встретился со сталью лучшей, чем он сам, ибо керсальтиальские мечи славились далеко за пределами города. Звон клинков походил на выкрики двух сражающихся демонов – резкие скрежещущие вопли, исполненные то ярости, то боли.
Блики от огонька масляной лампы сверкали на мокрой от пота голой спине Дрегара, дыхание со свистом вырывалось сквозь стиснутые зубы. Прежде в многочисленных драках с противником, равным ему по силе, он легко одерживал победу за счет своей ловкости и гибкости. Теперь же, словно в кошмарном сне, он стоял перед искушенным и умелым воином, чья скорость реакции была близка к его, а сила оказалась много больше. После первой, легко отбитой, атаки действия Дрегара стали менее рискованными и более продуманными. Он мрачно бранил себя за то, что не расспросил как следует Десайлин, полагая, что всякий колдун – воин никудышный.
Во всем городе, наверное, не было слышно ни единого звука, кроме этого звона мечей и свистящего дыхания. Словно повсюду в Керсальтиале время остановилось, примерзнув к месту, и только здесь, в грязной трактирной комнате с убогой обстановкой, неслось, как безумное, не поспевая за прыжками и ударами этой парочки.
Дрегар почувствовал прикосновение клинка Кейна к своей левой руке прежде, чем успел увидеть сам меч. Атакующий клинок Кейна оказался в пугающей близости, и только поспешный прыжок в сторону спас варвара от худшего. Он вдруг отметил, как будто только теперь увидел, что левая рука Кейна не устает, и колдун каждый удар наносит, как первый. На «Проклятии магов» начала появляться одна зазубрина за другой – по мечу била более прочная сталь и более сильная рука. Рукоять, влажная от пота, скользила в руках юноши. Кейн со своим более тяжелым мечом получил еще одно преимущество.
Тогда, нанеся сильный удар – Кейн отразил его, – Дрегар немедленно атаковал повторно, из-под руки Кейна, вывернув острие меча. Удар рассек колдуну лоб, сорвав с головы кожаную ленту. Кровь залила ему глаза, но длинные волосы тут же прилипли к ране, останавливая кровотечение, и Кейн, подавшись назад, попытался как-то отереть кровь и откинуть назад слипшиеся пряди.
И варвар ударил. Полуослепленный Кейн не смог ответить сразу, и меч Дрегара обрушился на его левое запястье. Длинный меч Кейна вздрогнул, словно рана досталась ему. Дрегар, не теряя времени, ударил снова.
Меч выпал из руки Кейна. Он еще не достиг пола, когда Дрегар, увидев, что он, наконец, сумел обезоружить колдуна, занес над головой «Проклятие магов» – для последнего удара.
Но правая рука Кейна метнулась вслед падающему оружию со скоростью, говорящей о долгих тренировках. Вывернув меч еще в полете, Кейн отразил скомканную под конец атаку Дрегара. И, не давая изумленному варвару опомниться, направил острие своего меча прямо ему под ребра.
Юноша переломился пополам, сила удара отшвырнула его к кровати. “Проклятие магов" выпал из бесчувственных пальцев и упал на темные дубовые половицы.
Из горла Десайлин вырвался крик невыразимой боли. Она кинулась перед раненым на колени, приподняла его голову. Коснулась дрожащими пальцами страшной рваной раны.
– Пожалуйста, Кейн! – прохрипела девушка. – Пощади его!
Кейн взглянул в ее умоляющие глаза, затем оглядел искалеченную грудную клетку варвара – и, рассмеявшись, опустил меч.
– Дарю его тебе, Десайлин, – объявил он с галантным поклоном. – И жду тебя в моей башне – если, конечно, твой юный любовник не увезет тебя, как собирался.
Кровь струилась по его руке, кровь стекала с его клинка. Он развернулся и вышел из комнаты прямо в предутренний туман.
– Дрегар, Дрегар! – причитала Десайлин, целуя его бледнеющее лицо и губы.
– О, не умирай, любимый, прошу тебя! Онте, всесильный Онте, не дай ему умереть!
Слезы текли по ее лицу, она прижалась щекой к его виску.
– Ведь ты не поверил ему, ведь не поверил, правда? Ну как бы я могла заранее знать нашу встречу! Я люблю тебя! Это правда, я люблю тебя! Я всегда буду любить тебя, Дрегар!
Он взглянул на нее мутнеющими глазами.
– Сука! – сплюнул он и умер.
– Сколько раз, Десайлин? Сколько раз ты будешь еще играть в эту игру?
– Это был первый!
– Первый? Ты уверена, Десайлин?
– Клянусь!.. Хотя… как я могу в чем-либо клясться?
– И много ли их будет еще? Сколько их будет еще, Десайлин?
– Их? Что за тьма царит в моей голове?
– Сколько раз, Десайлин, ты играла в прекрасную морскую сирену?
– Сколько их было, тех. кто тонул, устремившись на твой голос?
– Сколько живых душ утонуло ради твоих прекрасных глаз, Десайлин?
– Их поглощали тени, всегда готовые принять твою жертву, их тела уносились в ад с каждым отливом. Сколько раз, Десайлин?
– Я не помню…
Глава 7. ОН ДОЛЖЕН УМЕРЕТЬ
– Ты знаешь, что он должен умереть.
Десайлин покачала головой.
– Это слишком опасно.
– Гораздо опаснее оставлять его в живых, – мрачно возразил Маурсел. – Из всего того, что ты мне нарассказала, я понял только одно: он не даст тебе уйти.
Да и бегство наше не будет похоже на бегство жены от жирного бездельника-нобиля. Сети колдуна раскинуты дальше, чем те, что плетет Орейха.
Что пользы будет удрать из Керсальтиаля, если вся нечисть Кейна бросится за нами в погоню? Даже в море они нас легко настигнут.
– Но они могут нас и не найти, – неуверенно возразила Десайлин. – Океан велик, а на воде не остается следов.
– Он отыщет нас с помощью своих колдовских трюков.
– И все же это очень опасно. Я вообще не уверена, что Кейна действительно можно убить! – В волнении она стиснула переплетенными пальцами горло и принялась расхаживать взад-вперед; губы ее были плотно сжаты.
Маурсел сердито наблюдал, как она теребит свой драгоценный ошейник. В Керсальтиале можно было встретить весьма причудливо одетых девушек – тем более причудливо, чем красивее они были сами, но Маурсел готов был поклясться, что это украшение – не причуда, и Десайлин, вероятнее всего, не снимает его даже на ночь.
– Ты никогда не избавишься от этого рабского ошейника, пока жив Кейн, – проворчал он, высказывая свою мысль вслух.
– Я знаю, – тихо сказала девушка, и нечто большее, чем страх, промелькнуло в ее глазах.
– Но теперь у тебя есть руки, которые могут убить его. – Маурсел демонстративно сжал огромные кулаки.
Губы красавицы дрогнули, но она промолчала. Ночные звуки гавани разносились далеко по воде. «Туаб» тихонько покачивался на мелкой волне, поскрипывая и вздыхая под несильным ветром. Часовой мерил шагами палубу, вновь набранная команда отдыхала в кубрике от дневных трудов. В каюте капитана в такт покачиванию судна мерцал огонек лампы, отбрасывая тени то в один угол, то в другой. Освещенная каюта казалась девушке единственным уцелевшим островком света в бескрайнем океане тьмы.
– Кейн любит тебя, – продолжал Маурсел с каким-то упоением. – Он не желает слышать о том, что ты его ненавидишь. С другой стороны, он уж как-то очень небрежно тебя сторожит. Он позволяет тебе стоять у него за спиной, и ему просто в голову не приходит, что однажды ты воткнешь ему кинжал под левую лопатку.
– Да, это правда. – Голос ее звучал как-то странно.
Маурсел сжал ее плечо и повернул заплаканным лицом к себе.
– Я не понимаю, почему ты до сих пор этого не сделала. Боялась?
– Да. Я безумно боюсь Кейна.
Он выругался и взял ее за подбородок. Ошейник, этот символ власти Кейна над девушкой, раздражал его, и он грубым жестом сорвал его с шеи девушки. Она взметнула руки, закрывая оголившуюся кожу, но он успел увидеть синие страшные пятна.
Он снова выругался.
– Это Кейнова работа?
Она кивнула, глаза ее были по-прежнему дики – то ли от страха, то ли от возбуждения.
– Он держит тебя, как рабыню, так что ты даже вздохнуть всей грудью не можешь – и у тебя не хватает духу на убийство или хотя бы на ненависть за все то зло, что он тебе причинил?
– Это неправда! Я всем сердцем ненавижу Кейна.
– Тогда перестань трястись! Что еще худшего может этот дьявол сделать с тобою?
– Я просто не хочу твоей смерти, понимаешь?
Капитан мрачно усмехнулся.
– Ну, если ты хочешь остаться у него рабыней лишь потому, что тебе не хочется моей смерти, тогда, конечно, дело того стоит! Да ведь только смерть-то может прийти не за мной, а за Кейном – если мы хорошо сыграем. Ну? Давай попробуем – ради свободы для тебя и любви для нас обоих.
– Я попытаюсь, Маурсел, – пообещала она, не смея отвести взгляд. – Но я не смогу этого сделать одна.
– А тебя никто и не просит делать это одной. Могу я проникнуть как-нибудь в башню Кейна?
– Туда не проникнет и армия, если этого не захочет Кейн.
– Слыхал, – отмахнулся капитан. – Но я – не армия. Я – могу туда войти? Наверняка у колдуна есть тайный лаз для ночных выходов.
Она решительно сжала кулаки.
– Я знаю один. Если только тебе удастся войти так, чтобы он тебя не почуял… Нюх и слух у него звериные.
– А вот если ты расскажешь мне обо всех ловушках и засадах, которые там наверняка есть, – сказал ей капитан очень тихо, – и подскажешь, когда можно застать Кейна врасплох. Если ты в состоянии время от времени ускользать из башни, то уж я там как-нибудь пройду.
Десайлин кивала его словам, страха в ее глазах поубавилось.
– В башню можно проникнуть, когда Кейн занят колдовством. От этого его оторвать невозможно. Как раз недавно он начал новую ворожбу и провозится с ней до исхода завтрашней ночи. А потом разыщет меня и заставит разделить с ним плоды его трудов.
Маурсел оживился.
– Ого! Ну, это будет его последнее путешествие в ад – мы сошлем его туда навечно. Что ж, отлично. Я завтра с утра прикажу людям грузиться, а послезавтра мы будем готовы к отплытию. Значит, завтра ночью, Десайлин. Тебе следует остаться рядом с ним. Если он увидит меня прежде, чем я ударю, – погоди, пока он развернется ко мне, чтобы убить. И тогда вгони ему в спину вот это!
Он протянул ей тонкий изящный кинжал, вынув его из ножен над изголовьем кровати.
Словно зачарованная его речью и блеском стали, вертела Десайлин в руках смертоносную игрушку.
– Я попробую. Во имя Онте, я попробую сделать все, как ты сказал!
– Он должен умереть, – повторил Маурсел. – Ты знаешь: он должен умереть.
Десайлин покачала головой.
– Это слишком опасно.
– Гораздо опаснее оставлять его в живых, – мрачно возразил Маурсел. – Из всего того, что ты мне нарассказала, я понял только одно: он не даст тебе уйти.
Да и бегство наше не будет похоже на бегство жены от жирного бездельника-нобиля. Сети колдуна раскинуты дальше, чем те, что плетет Орейха.
Что пользы будет удрать из Керсальтиаля, если вся нечисть Кейна бросится за нами в погоню? Даже в море они нас легко настигнут.
– Но они могут нас и не найти, – неуверенно возразила Десайлин. – Океан велик, а на воде не остается следов.
– Он отыщет нас с помощью своих колдовских трюков.
– И все же это очень опасно. Я вообще не уверена, что Кейна действительно можно убить! – В волнении она стиснула переплетенными пальцами горло и принялась расхаживать взад-вперед; губы ее были плотно сжаты.
Маурсел сердито наблюдал, как она теребит свой драгоценный ошейник. В Керсальтиале можно было встретить весьма причудливо одетых девушек – тем более причудливо, чем красивее они были сами, но Маурсел готов был поклясться, что это украшение – не причуда, и Десайлин, вероятнее всего, не снимает его даже на ночь.
– Ты никогда не избавишься от этого рабского ошейника, пока жив Кейн, – проворчал он, высказывая свою мысль вслух.
– Я знаю, – тихо сказала девушка, и нечто большее, чем страх, промелькнуло в ее глазах.
– Но теперь у тебя есть руки, которые могут убить его. – Маурсел демонстративно сжал огромные кулаки.
Губы красавицы дрогнули, но она промолчала. Ночные звуки гавани разносились далеко по воде. «Туаб» тихонько покачивался на мелкой волне, поскрипывая и вздыхая под несильным ветром. Часовой мерил шагами палубу, вновь набранная команда отдыхала в кубрике от дневных трудов. В каюте капитана в такт покачиванию судна мерцал огонек лампы, отбрасывая тени то в один угол, то в другой. Освещенная каюта казалась девушке единственным уцелевшим островком света в бескрайнем океане тьмы.
– Кейн любит тебя, – продолжал Маурсел с каким-то упоением. – Он не желает слышать о том, что ты его ненавидишь. С другой стороны, он уж как-то очень небрежно тебя сторожит. Он позволяет тебе стоять у него за спиной, и ему просто в голову не приходит, что однажды ты воткнешь ему кинжал под левую лопатку.
– Да, это правда. – Голос ее звучал как-то странно.
Маурсел сжал ее плечо и повернул заплаканным лицом к себе.
– Я не понимаю, почему ты до сих пор этого не сделала. Боялась?
– Да. Я безумно боюсь Кейна.
Он выругался и взял ее за подбородок. Ошейник, этот символ власти Кейна над девушкой, раздражал его, и он грубым жестом сорвал его с шеи девушки. Она взметнула руки, закрывая оголившуюся кожу, но он успел увидеть синие страшные пятна.
Он снова выругался.
– Это Кейнова работа?
Она кивнула, глаза ее были по-прежнему дики – то ли от страха, то ли от возбуждения.
– Он держит тебя, как рабыню, так что ты даже вздохнуть всей грудью не можешь – и у тебя не хватает духу на убийство или хотя бы на ненависть за все то зло, что он тебе причинил?
– Это неправда! Я всем сердцем ненавижу Кейна.
– Тогда перестань трястись! Что еще худшего может этот дьявол сделать с тобою?
– Я просто не хочу твоей смерти, понимаешь?
Капитан мрачно усмехнулся.
– Ну, если ты хочешь остаться у него рабыней лишь потому, что тебе не хочется моей смерти, тогда, конечно, дело того стоит! Да ведь только смерть-то может прийти не за мной, а за Кейном – если мы хорошо сыграем. Ну? Давай попробуем – ради свободы для тебя и любви для нас обоих.
– Я попытаюсь, Маурсел, – пообещала она, не смея отвести взгляд. – Но я не смогу этого сделать одна.
– А тебя никто и не просит делать это одной. Могу я проникнуть как-нибудь в башню Кейна?
– Туда не проникнет и армия, если этого не захочет Кейн.
– Слыхал, – отмахнулся капитан. – Но я – не армия. Я – могу туда войти? Наверняка у колдуна есть тайный лаз для ночных выходов.
Она решительно сжала кулаки.
– Я знаю один. Если только тебе удастся войти так, чтобы он тебя не почуял… Нюх и слух у него звериные.
– А вот если ты расскажешь мне обо всех ловушках и засадах, которые там наверняка есть, – сказал ей капитан очень тихо, – и подскажешь, когда можно застать Кейна врасплох. Если ты в состоянии время от времени ускользать из башни, то уж я там как-нибудь пройду.
Десайлин кивала его словам, страха в ее глазах поубавилось.
– В башню можно проникнуть, когда Кейн занят колдовством. От этого его оторвать невозможно. Как раз недавно он начал новую ворожбу и провозится с ней до исхода завтрашней ночи. А потом разыщет меня и заставит разделить с ним плоды его трудов.
Маурсел оживился.
– Ого! Ну, это будет его последнее путешествие в ад – мы сошлем его туда навечно. Что ж, отлично. Я завтра с утра прикажу людям грузиться, а послезавтра мы будем готовы к отплытию. Значит, завтра ночью, Десайлин. Тебе следует остаться рядом с ним. Если он увидит меня прежде, чем я ударю, – погоди, пока он развернется ко мне, чтобы убить. И тогда вгони ему в спину вот это!
Он протянул ей тонкий изящный кинжал, вынув его из ножен над изголовьем кровати.
Словно зачарованная его речью и блеском стали, вертела Десайлин в руках смертоносную игрушку.
– Я попробую. Во имя Онте, я попробую сделать все, как ты сказал!
– Он должен умереть, – повторил Маурсел. – Ты знаешь: он должен умереть.
Глава 8. ИСПЕЙ ПОСЛЕДНЮЮ ЧАШУ…
Туман, родившись где-то в истоке мира глубоко под Керсальтиалем, выполз по невидимым скважинам и щелям, окутав город, заполнив широкие мощеные улицы, обвив колоннады портиков. Лишь надменные башни, обдуваемые верхним ветром, избежали его душных объятий. Рожденный двумя стихиями, воздухом и водой, он вился и плыл, влекомый третьей стихией – огнем, он был словно воплощение четвертой стихии – земли, плакавшей тысячами глаз. Огни улиц и площадей светились тусклыми золотыми шарами сквозь плывущую дымку, словно плыли сами, и город напоминал гигантское мрачное болото, где плывут над топью неверные огоньки.
– У тебя нынче какое-то странное настроение, Десайлин, – заметил Кейн, зажигая огонь под плоской широкогорлой чашей.
Она двинулась прочь от узкого окна-бойницы.
– Тебе оно кажется странным? Удивляюсь, что ты заметил. Бессчетное множество раз говорила я тебе, что мне противны твои колдовские опыты, и столько же раз ты не обращал на это ни малейшего внимания.
– Все, что исходит от тебя, для меня важно и дорого, Десайлин. Извини. Твое присутствие здесь необходимо. Я делаю то, что должен делать.
– И это тоже? – почти взвизгнула она, указывая на искромсанный труп девочки-подростка.
Кейн проследил ее жест. Боль исказила черты лица колдуна, он сделал какое-то движение руками и почти пролаял то ли фразу, то ли длинное слово из коротких звукосочетаний.
В распахнутый ставень вползла тень и окутала труп. В ее колеблющейся тьме детское тельце пропало без следа. Затем исчезла и сама тень, только ветер донес шорох гигантских крыльев, когда чудовище улетало.
– И ты думаешь, я забуду, из чего ты готовишь то мерзкое снадобье, которое каждый раз заставляешь меня пить?
Кейн нахмурился и молча уставился на фосфоресцирующую жидкость, исходящую паром в небольшом тигле.
– На тебе случайно нет ничего железного, Десайлин? Цвет изменился. Я просил тебя не приносить железа, когда я занимаюсь этим колдовством, ты помнишь?
Холод клинка, спрятанного под туникой, обжег ей тело.
– Я помню, Кейн. На мне только мои кольца.
Но Кейн уже был весь поглощен процессом перегонки и не услышал ее последних слов. Внутри алой чаши что-то булькало, закипало, вспыхивало огненным светом, отбрасывая кровавые блики на стены башни. Наконец большая радужная капля повисла на конце выводной трубки.
Кейн быстро подставил под нее кубок.
– Что же ты не требуешь, чтобы я выпила это, Кейн? Или те цепи страха, которые ты наложил на меня, еще достаточно крепки?
Он скосил на нее удивленный взгляд, и, хотя это могло быть и просто игрой теней, ей показалось, что в этом взгляде есть и усталость, и боль. Словно все неисчислимые столетия, что прошли мимо Кейна, не задев, разом вдруг легли ему на плечи.
– Тебе непременно нужна эта игра, Десайлин?
– Мне нужно только одно: быть свободной от тебя, Кейн.
– Ты любила меня когда-то. Все возвращается, ты полюбишь меня снова.
– По твоему велению? Ты глуп, если надеешься на это. Я ненавижу тебя, Кейн. Убей меня или держи при себе, пока я не состарюсь и подурнею. Я умру, переполненная ненавистью к тебе.
Он вздохнул и отвернулся. От его дыхания вздрогнуло пламя.
– Ты останешься со мной, потому что я люблю тебя, и красота твоя останется при тебе навсегда, Десайлин. Когда-нибудь ты поймешь. Ты никогда не задумывалась об одиночестве бессмертия? Это бесконечное изгнание. Изгнание человека, который никогда нигде не знает покоя, чья тень оставляет руины, где бы он ни прошел. И в каждом триумфе – падение, а каждая радость – мимолетна.
Его царства рушатся, его песни забываются, его любовь обращается в прах. Дни и ночи напролет с ним лишь царство пустоты – скелеты в мантиях памяти, и больше никого… И так ли преступно для такого человека пытаться всеми силами удержать при себе то, что он любит? Даже если силы эти темнее ада. Сотни цветов завянут и погибнут – разве преступно желать сохранить красоту хотя бы одного цветка?
Даже если цветок ненавидит садовника – разве тот сможет поднять руку на своего подопечного?
Но Десайлин не слышала Кейна. Она, не отрываясь, смотрела на гобелен, на цветущем лугу которого не шелохнулся пока ни один цветок. Услышал ли Кейн скрип потайной двери? Нет, он говорит о чем-то, весь поглощенный своей мыслью.
Сердце ее забилось так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.
Маурсел уже стоял за гобеленом: сощурясь, она могла разглядеть его. Сумеет ли он подобраться к Кейну незамеченным? Кинжал под одеждой жег ее, как раскаленный уголь. Она осторожно пододвинулась к Кейну, заслоняя собой Маурсела.
– Ну вот, напиток готов, – сказал Кейн, внезапно выходя из своей меланхолии. Ярко-янтарные капли горели на дне кубка. – Пей скорее.
– Я не буду снова пить этот яд.
– Пей, Десайлин. – Его глаза снова подчинили ее своей воле. Словно в бесконечно повторяющемся кошмаре Десайлин поднесла кубок к губам, чувствуя, как вязкая жидкость касается ее языка.
Свист летящего кинжала рассек тишину. Хрустальный кубок тысячью осколков брызнул из ее ослабевших рук.
– Нет! – дико крикнул Кейн. – Нет! Нет!
Он в немом ужасе уставился на маленькую лужицу на полу.
Выпрыгнув из своего укрытия, Маурсел кинулся к Кейну, рассчитывая вонзить тесак в сердце чародею прежде, чем тот обернется.
Беда капитана была в том, что Кейн ожидал визита гостя не человеческой расы, а увидел всего лишь моряка с тесаком. Оскалясь, колдун развернулся к вторгшемуся в святая святых – и Маурсел оторопел от выражения искренней радости на лице колдуна.
Нырнув под удар тесака, Кейн схватил Маурсела за запястье – и поскольку он сделал это левой рукой, тесак выпал из руки капитана, зазвенев по камням, а сам моряк взвыл от боли. Длинные пальцы Кейна сомкнулись на его бычьей шее. Маурсел беспомощно лупил колдуна по чему попало здоровой рукой, извиваясь изо всех сил, но Кейн с хохотом поволок его обратно к гобелену, удерживая за шею и слегка придушив.
Красная мгла застилала капитану глаза, звон в ушах рвал барабанные перепонки. Кейн убивал его медленно, наслаждаясь его беспомощностью.
И вдруг Маурсела отпустили.
Кейн как раз выгибал ему спину, намереваясь сломать позвоночник, когда Десайлин изо всей силы вонзила свой кинжал в плечо чародею. Кровь брызнула ей на руку. Прежде чем Кейн успел отшатнуться от удара, кинжал сидел в нем по самую рукоять.
Десайлин вскрикнула – одним рефлекторным движением локтя он отбросил ее на каменный пол. С упорством кошки она поползла к осевшему у стены Маурселу полузадохшемуся, но живому.
Страшно выругавшись, Кейн всей тяжестью навалился на свой рабочий стол, обрушив при этом большую часть колдовских инструментов. Опрокинувшийся перегонный куб вспыхнул на полу сине-зеленым пламенем.
– Десайлин, – в изумлении выдохнул он. Кровь потоком лилась у него по груди и руке, но опасен он был не менее, чем раненый тигр. – Десайлин!
Что-то тяжелое влетело в окно с отвратительным чмокающим звуком. Кейн выкрикнул длинную непонятную фразу.
– Если ты убьешь его, на этот раз убьешь и меня! – кричала Десайлин, заслоняя собой капитана, который очнулся уже настолько, что пытался встать на четвереньки.
– Оставь ее в покое, колдун! – прохрипел он, скосив глаз на свой тесак, по-прежнему лежавший посреди обломков алхимической лаборатории. Слишком далеко. – На ней нет никакой вины, кроме той, что она любит меня и ненавидит тебя! Ты можешь убить и ее, и меня, но не заставишь ее полюбить тебя!
– Так, еще один, – сказал Кейн неожиданно спокойно и горько. – Ты дурак. Знал бы ты, скольких я уже убил – таких же дураков, как и ты, спасавших Десайлин от коварного чародея. Это ее любимое развлечение. С самого первого дурака… Просто игра. Ее забавляет то многообразие способов, которыми я могу вернуть ее назад. И я потакал ей, раз ей так хотелось. Но она не любит тебя.
– Тогда почему она воткнула кинжал тебе в спину? – Отчаяние придало Маурселу мужества. – Она ненавидит тебя, колдун, – и любит меня! Ты не в силах даже разглядеть чувства женщины, не то что направить их! Ну так убей меня и будь проклят – но ее любви ты все равно не получишь!
Лицо Кейна превратилось в маску нечеловеческой муки, голос стал странен и страшен.
– В таком случае – убирайтесь! – прошипел он. – Убирайтесь отсюда – вы оба! Я отдаю тебе твою свободу, Десайлин. Капитан, я отдаю тебе ее любовь! Забирай свое сокровище и выметайся из города! Не стоит благодарности!
Переступив порог потайного хода, Маурсел сорвал кожаный ошейник с Десайлин и швырнул его Кейну под ноги.
– Забирай свой рабский ошейник! – крикнул он. – Довольно того, что на ее шее остались следы от твоих поганых лап!
– Ты дурак, – повторил Кейн тихо.
– Как далеко мы теперь от Керсальтиаля? – прошептала Десайлин.
– В нескольких лигах, если по прямой, – ответил Маурсел сжавшемуся у него под боком дрожащему комочку.
– Я боюсь.
– Не дури. Мы разделались с Кейном. Скоро рассвет, мы уплываем все дальше и от Керсальтиаля, и от всего, что в нем осталось.
– Тогда прижми меня к себе крепче, любимый. Мне так холодно.
– Морской ветер холоден, зато чист, – улыбнулся капитан. – Он уносит нас на всех парусах к новому берегу.
– Я боюсь.
– Тогда прижмись ко мне крепче.
– Кажется, теперь я вспоминаю…
Но морской волк уже спал. Крепким, безмятежным сном – последним безмятежным сном в своей жизни.
На рассвете он проснулся в объятиях трупа – безобразного, полуразложившегося трупа девушки, которая двадцать или двести лет назад повесилась в городском парке от несчастной любви.
– У тебя нынче какое-то странное настроение, Десайлин, – заметил Кейн, зажигая огонь под плоской широкогорлой чашей.
Она двинулась прочь от узкого окна-бойницы.
– Тебе оно кажется странным? Удивляюсь, что ты заметил. Бессчетное множество раз говорила я тебе, что мне противны твои колдовские опыты, и столько же раз ты не обращал на это ни малейшего внимания.
– Все, что исходит от тебя, для меня важно и дорого, Десайлин. Извини. Твое присутствие здесь необходимо. Я делаю то, что должен делать.
– И это тоже? – почти взвизгнула она, указывая на искромсанный труп девочки-подростка.
Кейн проследил ее жест. Боль исказила черты лица колдуна, он сделал какое-то движение руками и почти пролаял то ли фразу, то ли длинное слово из коротких звукосочетаний.
В распахнутый ставень вползла тень и окутала труп. В ее колеблющейся тьме детское тельце пропало без следа. Затем исчезла и сама тень, только ветер донес шорох гигантских крыльев, когда чудовище улетало.
– И ты думаешь, я забуду, из чего ты готовишь то мерзкое снадобье, которое каждый раз заставляешь меня пить?
Кейн нахмурился и молча уставился на фосфоресцирующую жидкость, исходящую паром в небольшом тигле.
– На тебе случайно нет ничего железного, Десайлин? Цвет изменился. Я просил тебя не приносить железа, когда я занимаюсь этим колдовством, ты помнишь?
Холод клинка, спрятанного под туникой, обжег ей тело.
– Я помню, Кейн. На мне только мои кольца.
Но Кейн уже был весь поглощен процессом перегонки и не услышал ее последних слов. Внутри алой чаши что-то булькало, закипало, вспыхивало огненным светом, отбрасывая кровавые блики на стены башни. Наконец большая радужная капля повисла на конце выводной трубки.
Кейн быстро подставил под нее кубок.
– Что же ты не требуешь, чтобы я выпила это, Кейн? Или те цепи страха, которые ты наложил на меня, еще достаточно крепки?
Он скосил на нее удивленный взгляд, и, хотя это могло быть и просто игрой теней, ей показалось, что в этом взгляде есть и усталость, и боль. Словно все неисчислимые столетия, что прошли мимо Кейна, не задев, разом вдруг легли ему на плечи.
– Тебе непременно нужна эта игра, Десайлин?
– Мне нужно только одно: быть свободной от тебя, Кейн.
– Ты любила меня когда-то. Все возвращается, ты полюбишь меня снова.
– По твоему велению? Ты глуп, если надеешься на это. Я ненавижу тебя, Кейн. Убей меня или держи при себе, пока я не состарюсь и подурнею. Я умру, переполненная ненавистью к тебе.
Он вздохнул и отвернулся. От его дыхания вздрогнуло пламя.
– Ты останешься со мной, потому что я люблю тебя, и красота твоя останется при тебе навсегда, Десайлин. Когда-нибудь ты поймешь. Ты никогда не задумывалась об одиночестве бессмертия? Это бесконечное изгнание. Изгнание человека, который никогда нигде не знает покоя, чья тень оставляет руины, где бы он ни прошел. И в каждом триумфе – падение, а каждая радость – мимолетна.
Его царства рушатся, его песни забываются, его любовь обращается в прах. Дни и ночи напролет с ним лишь царство пустоты – скелеты в мантиях памяти, и больше никого… И так ли преступно для такого человека пытаться всеми силами удержать при себе то, что он любит? Даже если силы эти темнее ада. Сотни цветов завянут и погибнут – разве преступно желать сохранить красоту хотя бы одного цветка?
Даже если цветок ненавидит садовника – разве тот сможет поднять руку на своего подопечного?
Но Десайлин не слышала Кейна. Она, не отрываясь, смотрела на гобелен, на цветущем лугу которого не шелохнулся пока ни один цветок. Услышал ли Кейн скрип потайной двери? Нет, он говорит о чем-то, весь поглощенный своей мыслью.
Сердце ее забилось так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.
Маурсел уже стоял за гобеленом: сощурясь, она могла разглядеть его. Сумеет ли он подобраться к Кейну незамеченным? Кинжал под одеждой жег ее, как раскаленный уголь. Она осторожно пододвинулась к Кейну, заслоняя собой Маурсела.
– Ну вот, напиток готов, – сказал Кейн, внезапно выходя из своей меланхолии. Ярко-янтарные капли горели на дне кубка. – Пей скорее.
– Я не буду снова пить этот яд.
– Пей, Десайлин. – Его глаза снова подчинили ее своей воле. Словно в бесконечно повторяющемся кошмаре Десайлин поднесла кубок к губам, чувствуя, как вязкая жидкость касается ее языка.
Свист летящего кинжала рассек тишину. Хрустальный кубок тысячью осколков брызнул из ее ослабевших рук.
– Нет! – дико крикнул Кейн. – Нет! Нет!
Он в немом ужасе уставился на маленькую лужицу на полу.
Выпрыгнув из своего укрытия, Маурсел кинулся к Кейну, рассчитывая вонзить тесак в сердце чародею прежде, чем тот обернется.
Беда капитана была в том, что Кейн ожидал визита гостя не человеческой расы, а увидел всего лишь моряка с тесаком. Оскалясь, колдун развернулся к вторгшемуся в святая святых – и Маурсел оторопел от выражения искренней радости на лице колдуна.
Нырнув под удар тесака, Кейн схватил Маурсела за запястье – и поскольку он сделал это левой рукой, тесак выпал из руки капитана, зазвенев по камням, а сам моряк взвыл от боли. Длинные пальцы Кейна сомкнулись на его бычьей шее. Маурсел беспомощно лупил колдуна по чему попало здоровой рукой, извиваясь изо всех сил, но Кейн с хохотом поволок его обратно к гобелену, удерживая за шею и слегка придушив.
Красная мгла застилала капитану глаза, звон в ушах рвал барабанные перепонки. Кейн убивал его медленно, наслаждаясь его беспомощностью.
И вдруг Маурсела отпустили.
Кейн как раз выгибал ему спину, намереваясь сломать позвоночник, когда Десайлин изо всей силы вонзила свой кинжал в плечо чародею. Кровь брызнула ей на руку. Прежде чем Кейн успел отшатнуться от удара, кинжал сидел в нем по самую рукоять.
Десайлин вскрикнула – одним рефлекторным движением локтя он отбросил ее на каменный пол. С упорством кошки она поползла к осевшему у стены Маурселу полузадохшемуся, но живому.
Страшно выругавшись, Кейн всей тяжестью навалился на свой рабочий стол, обрушив при этом большую часть колдовских инструментов. Опрокинувшийся перегонный куб вспыхнул на полу сине-зеленым пламенем.
– Десайлин, – в изумлении выдохнул он. Кровь потоком лилась у него по груди и руке, но опасен он был не менее, чем раненый тигр. – Десайлин!
Что-то тяжелое влетело в окно с отвратительным чмокающим звуком. Кейн выкрикнул длинную непонятную фразу.
– Если ты убьешь его, на этот раз убьешь и меня! – кричала Десайлин, заслоняя собой капитана, который очнулся уже настолько, что пытался встать на четвереньки.
– Оставь ее в покое, колдун! – прохрипел он, скосив глаз на свой тесак, по-прежнему лежавший посреди обломков алхимической лаборатории. Слишком далеко. – На ней нет никакой вины, кроме той, что она любит меня и ненавидит тебя! Ты можешь убить и ее, и меня, но не заставишь ее полюбить тебя!
– Так, еще один, – сказал Кейн неожиданно спокойно и горько. – Ты дурак. Знал бы ты, скольких я уже убил – таких же дураков, как и ты, спасавших Десайлин от коварного чародея. Это ее любимое развлечение. С самого первого дурака… Просто игра. Ее забавляет то многообразие способов, которыми я могу вернуть ее назад. И я потакал ей, раз ей так хотелось. Но она не любит тебя.
– Тогда почему она воткнула кинжал тебе в спину? – Отчаяние придало Маурселу мужества. – Она ненавидит тебя, колдун, – и любит меня! Ты не в силах даже разглядеть чувства женщины, не то что направить их! Ну так убей меня и будь проклят – но ее любви ты все равно не получишь!
Лицо Кейна превратилось в маску нечеловеческой муки, голос стал странен и страшен.
– В таком случае – убирайтесь! – прошипел он. – Убирайтесь отсюда – вы оба! Я отдаю тебе твою свободу, Десайлин. Капитан, я отдаю тебе ее любовь! Забирай свое сокровище и выметайся из города! Не стоит благодарности!
Переступив порог потайного хода, Маурсел сорвал кожаный ошейник с Десайлин и швырнул его Кейну под ноги.
– Забирай свой рабский ошейник! – крикнул он. – Довольно того, что на ее шее остались следы от твоих поганых лап!
– Ты дурак, – повторил Кейн тихо.
– Как далеко мы теперь от Керсальтиаля? – прошептала Десайлин.
– В нескольких лигах, если по прямой, – ответил Маурсел сжавшемуся у него под боком дрожащему комочку.
– Я боюсь.
– Не дури. Мы разделались с Кейном. Скоро рассвет, мы уплываем все дальше и от Керсальтиаля, и от всего, что в нем осталось.
– Тогда прижми меня к себе крепче, любимый. Мне так холодно.
– Морской ветер холоден, зато чист, – улыбнулся капитан. – Он уносит нас на всех парусах к новому берегу.
– Я боюсь.
– Тогда прижмись ко мне крепче.
– Кажется, теперь я вспоминаю…
Но морской волк уже спал. Крепким, безмятежным сном – последним безмятежным сном в своей жизни.
На рассвете он проснулся в объятиях трупа – безобразного, полуразложившегося трупа девушки, которая двадцать или двести лет назад повесилась в городском парке от несчастной любви.