- Никто не видел, как он уезжал?
   - Нет, из тех людей, с которыми я беседовал, никто. Большинство гостей, которые тогда разъезжались, были в разной степени опьянения, а персонал спешил домой.
   - Большое тебе спасибо, - сказал Мартин Бек. - Ты мог бы сделать для меня кое-что еще? Зайди завтра утром в квартиру Матссона и посмотри, нет ли там серо-синего костюма, в котором он был в тот вечер.
   - А разве ты не был там? - спросил Меландер. - Еще до своего отъезда.
   - Да, был, - сказал Мартин Бек, - но у меня нет такой феноменальной памяти, как у тебя. Ну ладно, иди спать. Я позвоню тебе завтра утром.
   Он вернулся к Колльбергу, который уже успел проглотить свое жаркое из вырезки и какое-то пирожное, от которого на тарелке, стоящей перед ним, остались липкие розовые полосы.
   - Обнаружил что-нибудь? - спросил Колльберг.
   - Не знаю, - пробормотал Мартин Бек. - Возможно.
   Они пили кофе, и Мартин Бек рассказывал о Будапеште, Слуке, Ари Бок и ее немецких дружках. Потом они поднялись лифтом наверх и Мартин Бек зашел к Колльбергу, чтобы взять отпечатанный на машинке список. Затем пошел к себе в номер.
   Он разделся, включил лампу на ночном столике и погасил верхний свет. Лег и начал читать:
   "Ингрид (Пиа) Больт, родилась в 1939 году в Норчёпинге, не замужем, секретарь, проживает в собственной квартире по адресу: Стриндберггатан, 51.
   Состоит в той же компании, что и Матссон, однако недолюбливает его и, очевидно, они никогда не были друг с другом в интимной связи. Около года жила со Стигом Лундом, вплоть до последнего времени. Теперь, по-видимому, ходит с Молином. Секретарша в доме моделей в "Студио 45".
   Пер Кронквист, родился в 1936 году в Лулео, разведен, репортер вечерней газеты. Проживает совместно с Лундом: Свеавеген, 88.
   Состоит в компании, но с Матссоном не очень дружен. Разведен в Лулео в 1963 году, с тех пор живет в Стокгольме. Много пьет, нервный, рассеянный. Выглядит глуповато, но довольно мило. Сидел в мае 1965 года за управление автомобилем в нетрезвом состоянии.
   Стиг Лунд, родился в 1932 году в Гётеборге, холост, фотограф в той же газете, что и Кронквист. Квартира на Свеавеген принадлежит редакции.
   Приехал в Стокгольм в 1960 году и с Матссоном знаком с того времени. Раньше они часто выпивали вместе, но в последние два года встречаются лишь постольку, поскольку ходят в одни и те же рестораны. Неразговорчивый, тихий, много пьет и, когда напивается, как правило, засыпает за столом. Бывший спортсмен, в 1945-1951 годах участвовал в соревнованиях по легкой атлетике, специализировался в беге на длинные дистанции.
   Оке Гюннарссон, родился в 1932 году в Якобстаде в Финляндии. Холост, журналист, специализируется по автомотоспорту. Проживает в собственной квартире по адресу: Свартенгатан, 6.
   В Швецию приехал в 1950 году. С 1959 года пишет для разных журналов, предназначенных для автомотолюбителей, а также пишет для ежедневной прессы. Кроме того, работал в разных местах, среди прочего был автомехаником. В квартиру на Свартенгатан переехал 1 июля этого года, раньше жил в Хагалунде. В начале сентября должен жениться на какой-то девушке из Упсалы, которая не принадлежит к этой компании. С Матссоном поддерживает отношения не более близкие, чем все вышеупомянутые. Пьет много, но когда он пьян, по нему этого не видно. Производит впечатление очень умного человека.
   Свен-Эрик Молин, родился в 1933 году в Стокгольме, разведен, журналист, дом в Энскеде.
   "Лучший друг" Альфа Матссона, по крайней мере утверждает, что является его лучшим другом, но за спиной у него говорит о нем все, что угодно. Разведен в Стокгольме четыре года назад, платит алименты и иногда гуляет с ребенком. Независимый, спесивый, особенно, когда пьян, а это бывает часто. Дважды осужден в Стокгольме за правонарушения в пьяном виде (1963 и 1965 годы). Интимная связь с Пиа Больт для него не является чем-то серьезным.
   В компанию входит и ряд других: Кристер Шёберг, художник, Брор Форсгрен, рекламный агент, Лена Ротзен, журналистка, Бенгт Форс, журналист, Джек Мередит, кинооператор, и еще несколько более или менее случайных людей. Никто из них не участвовал в этих посиделках".
   Мартин Бек встал и принес обрывок бумаги, на которой делал пометки, когда разговаривал с Меландером.
   Он взял этот обрывок с собой в постель.
   Прежде чем погасить свет, он еще раз все прочел список Колльберга и свои торопливо нацарапанные строчки.
   XXII
   В субботу, тринадцатого августа, было облачно и ветрено, и двухмоторный "Конвэйр Метрополитан", летящий в Стокгольм против ветра, опаздывал.
   Привкус раков во рту на следующий день - штука не очень приятная, а бумажный стаканчик отвратительного кофе, которым пассажиров потчевала авиакомпания, дела вовсе не улучшил. Мартин Бек прислонил голову к дребезжащему иллюминатору и смотрел на облака.
   Он попытался курить, но привкус был ужасным. Колльберг читал "Сюдсвенска дагбладет" и с отвращением поглядывал на сигарету. Очевидно, он чувствовал себя ненамного лучше.
   Если говорить об Альфе Матссоне, то прошло почти три недели с тех пор, как персонал последний раз видел его в вестибюле гостиницы "Дунай" в Будапеште.
   Пилот объявил, что впереди сплошная облачность и что в Стокгольме моросит дождь и температура пятнадцать градусов. Мартин Бек погасил сигарету в пепельнице и спросил:
   - То убийство, которым ты занимался десять дней назад, уже расследовано?
   - Да.
   - Ничего неясного?
   - Нет. Если ты имеешь в виду психологическую сторону, то это совершенно неинтересно. Оба надрались сверх всякой меры. Тот, кто жил в этой квартире, поддевал другого, пока у того не лопнуло терпение и он не ударил того, первого, бутылкой. Потом перепугался и нанес ему еще двадцать ударов. Впрочем, ты ведь это уже знаешь.
   - А что было потом? Он не пытался спастись?
   - Да. Пошел домой и завернул в бумагу свою окровавленную одежду. Потом взял пол-литра денатурата и отправился под мост Сканстулсброн. Достаточно было подъехать туда и спокойно забрать его. Какое-то время он все отрицал, а потом начал хныкать.
   Он помолчал и потом добавил, по-прежнему не отрываясь от газеты:
   - У него просто не все дома. Сканстулсброн! Он вроде бы думал, что полиция не будет искать его там. В общем, поступил просто как умел.
   Колльберг опустил газету и посмотрел на Мартина Бека.
   - Вот именно, - сказал он. - Поступил просто как умел.
   И снова углубился в газету.
   Мартин Бек наморщил лоб, вытащил список, полученный от Колльберга, и снова прочел его. Он перечитывал его снова и снова до тех пор, пока они не оказались над Стокгольмом. Мартин Бек сложил бумаги и пристегнул ремень. Потом наступили обычные неприятные минуты, когда самолет швыряло порывами ветра и он скользил по невидимой горке. Палисадники и крыши, два прыжка по асфальту, и, наконец, Мартин Бек мог облегченно вздохнуть.
   Ожидая багаж в зале, они обменялись несколькими фразами.
   - Вечером уедешь из города?
   - Нет, еще немного подожду.
   - Странно все-таки с этим Матссоном.
   - Да.
   - Меня это раздражает.
   Посреди Транебергсброн Колльберг сказал:
   - А еще больше меня раздражает то, что я по-прежнему должен думать об этом дурацком деле. Матссон был мерзавцем. Если он действительно исчез, то человечество от этого только выиграло. Если он куда-нибудь смылся, его кто-нибудь рано или поздно схватит. Это не наше дело. А если с ним в этой Венгрии действительно что-то произошло, то это тоже нас не касается. Разве я не прав?
   - Конечно прав.
   - А что, если он теперь действительно исчезнет, словно под землю провалится. Это значит, что придется ломать себе голову над этим десять лет. Черт возьми, ну и работенка.
   - Ты не очень силен в логике.
   - Нет. Вот именно, - сказал Колльберг.
   В управлении полиции было непривычно тихо и спокойно, ведь сегодня была суббота и, несмотря ни на что все-таки лето. У Мартина Бека на столе лежало несколько неинтересных писем и записка от Меландера:
   "В квартире пара черных полуботинок. Старых. Давно не ношенных. Вообще ни одного костюма".
   За окном ветер раскачивал кроны деревьев и бросал в стекла мелкие капли дождя. Мартин Бек думал о Дунае, пароходиках и порывах ветра с раскаленных холмов. О венских вальсах. О теплом нежном ночном воздухе. О мосте. О набережной. Мартин Бек осторожно ощупал шишку на затылке, вернулся к столу и сел.
   Вошел Колльберг, посмотрел на записку Меланлера, почесал живот и сказал:
   - Очевидно, это все-таки наше дело.
   - Похоже на то.
   Мартин Бек немного поразмышлял. Потом сказал:
   - Ты отдавал где-нибудь паспорт, когда был в Румынии?
   - Да, полиция забрала его у меня прямо в аэропорту. Я получил его обратно в гостинице приблизительно через неделю. Я видел, что он лежал в ячейке для писем несколько дней, прежде чем они отдали его мне. Это была большая гостиница. Полиция ежедневно привозила кучу паспортов.
   Мартин Бек придвинул к себе телефон.
   - Будапешт, 29-83-17, частный разговор, майор Вильмош Слука. Да, майор С-Л-У-К-А. Нет, в Венгрии.
   Он снова подошел к окну и молча смотрел на дождь. Колльберг сидел в кресле для посетителей и разглядывал светлые полумесяцы на ногтях правой руки. До той минуты, когда зазвонил телефон, ни одни, ни другой не пошевелились и не произнесли ни слова.
   Кто-то сказал на ломаном немецком языке:
   - Да, майор Слука сейчас подойдет.
   Звук шагов в управлении полиции на площади Ференца Деака. Потом раздался голос Слуки:
   - Добрый день. Как у вас там, в Стокгольме?
   - Дождь и ветер. И холодно.
   - А у нас сегодня больше тридцати градусов, это уже многовато. Я только что подумал, не сходить ли мне в купальню "Палатинус". Есть что-нибудь новенькое?
   - Еще нет.
   - У нас тоже нет. Мы еще не нашли его. Могу вам чем-нибудь помочь?
   - Сейчас, в туристический сезон, иногда случается, что иностранцы теряют паспорта?
   - К сожалению, да. У нас всегда с этим хлопоты. К счастью, этим занимается не мой отдел.
   - Вы могли бы оказать мне любезность и выяснить, заявлял ли какой-нибудь иностранец после двадцать первого июля об утере паспорта в "Ифьюшаге" или "Дунае"?
   - Конечно, с удовольствием. Но как я уже сказал, этим занимается не мой отдел. Вас устроит, если я сообщу вам об этом до пяти часов?
   - Можете звонить в любое время. И еще кое-что.
   - Да?
   - Если кто-то заявил об утере, как вы думаете, можно будет получить хотя бы какое-нибудь приблизительное описание этого человека? Хотя бы в общих чертах, как он выглядел?
   - Я позвоню в пять. До свидания.
   - До свидания. Надеюсь, вы еще успеете в купальню.
   Он положил трубку. Колльберг подозрительно смотрел на него.
   - В купальню? Слушай, в какую купальню?
   - Серная ванна - сидишь в таких мраморных креслах под водой.
   - Ага.
   Минуту было тихо. Колльберг чесал в волосах и наконец сказал:
   - Значит, в Будапеште на нем были синий блейзер, серые брюки и коричневые туфли.
   - Да. И еще плащ.
   - А в чемодане был синий блейзер?
   - Да.
   - И серые брюки?
   - Да.
   - И коричневые туфли?
   - Да.
   - А вечером перед отъездом на нем были темный костюм и черные туфли?
   - Да. И плащ.
   - И в квартире нет ни туфель, ни костюма?
   - Нет.
   - А, черт, - в сердцах сказал Колльберг.
   - Вот именно.
   Атмосфера в кабинете словно разрядилась, она уже не была такой напряженной. Мартин Бек порылся в ящике письменного стола, нашел высушенную старую сигарету "Флорида" и закурил. Так же как и его коллега из Мальмё, он пытался отвыкнуть от курения, однако не делал это с такой же решительностью.
   Колльберг зевнул и взглянул на часы.
   - Может, сходим куда-нибудь поедим?
   - Почему бы и нет?
   - В ресторан "У кружки"?
   - Я тоже так думаю.
   XXIII
   Ветер стих, в Ваза-парке частые капли дождя тихо падали на двойной ряд киосков по продаже лотерейных билетов, карусель и двух полицейских в черных дождевиках. Карусель вращалась, и на одной из жестяных лошадок одиноко сидела девочка в красном пластиковом дождевике и платочке. Она ездила по кругу под сильным дождем и с важным видом смотрела прямо перед собой. Чуть в сторонке стояли под зонтиком ее родители и удрученно наблюдали за этим зрелищем. Из парка доносился свежий запах листьев и мокрой травы. Был субботний день и, несмотря ни на что, все-таки лето.
   В ресторане чуть наискосок напротив парка было почти пусто. Тишину в заведении нарушало лишь слабое успокаивающее шуршание дневных газет в руках нескольких постоянных посетителей и приглушенный звук стрел, которые бросали в мишени в игровом зале по соседству. Мартин Бек и Колльберг сидели в буфете, в нескольких шагах от столика, где всегда заседал Альф Матссон со своими коллегами. Теперь за столом никто не сидел, но в центре стоял бокал с красной табличкой "ЗАНЯТО". Очевидно, она была там всегда.
   - Обеденное время пик уже прошло, - сказал Колльберг. - Через час понемножку начнет снова заполняться, вечером здесь будет такая давка, что люди станут лить пиво друг другу по спине и не смогут пошевелиться.
   Обстановка не располагала к глубокомысленным рассуждениям. Поздний обед они съели молча. На дворе журчало шведское лето. Колльберг допил пиво, сложил салфетку, вытер губы и сказал:
   - Трудно попасть туда через границу без паспорта?
   - Очень трудно. Говорят, границы очень хорошо охраняют. Иностранцу, незнакомому с порядками, это вряд ли удалось бы.
   - А если уезжаешь обычным способом, необходимы паспорт и виза?
   - Да, и, кроме того, так называемый вкладыш. Это такой листок бумаги, получаешь его после приезда, кладешь в паспорт, а когда уезжаешь, паспортный контроль забирает его у тебя. Кроме того, перед отъездом тебе ставят штамп в паспорт, на ту страницу, где у тебя виза. Посмотри.
   Мартин Бек вытащил паспорт и положил его на стол. Колльберг долго изучал все штампы. Потом сказал:
   - А если у тебя есть виза и этот вкладыш, ты можешь ехать, куда захочешь? Через любую границу?
   - Да. Можешь ехать в пять стран: Чехословакию, Советский Союз, Румынию, Югославию и Венгрию. Причем можешь ехать на автомобиле или в поезде, лететь самолетом или плыть на пароходе или теплоходе.
   - На пароходе? Из Венгрии?
   - Конечно, по Дунаю. Из Будапешта на "Ракете" за пару часов можно добраться до Братиславы или Вены.
   - Кроме того, можно ехать на велосипеде, идти пешком, плыть, скакать на лошади или ползти, - сказал Колльберг.
   - Да, пока не дойдешь до пограничного пункта.
   - А в Австрию и Югославию можно ехать без визы?
   - Это зависит от того, какой у тебя паспорт. Если он у тебя, например, шведский, или западногерманский, или итальянский, то виза тебе не нужна. С венгерским паспортом можно ехать без визы в Чехословакию или Югославию.
   - Но он этого не сделал.
   - Нет.
   Им принесли кофе. Колльберг все еще изучал штампы в паспорте.
   - Датчане не поставили тебе штамп, когда ты прилетел в Копенгаген, сказал он.
   - Нет.
   - Следовательно, не существует никаких доказательств того, что ты вернулся в Швецию.
   - Нет, - сказал Мартин Бек и спустя несколько секунд добавил: - Если не считать того, что я сижу здесь перед тобой.
   За последние полчаса ресторан уже порядком заполнился и начало не хватать мест. Мимо них прошел мужчина лет тридцати пяти, сел за столик с табличкой "ЗАНЯТО", заказал пиво и без всякого интереса уставился в газету. Время от времени он нервно поглядывал в сторону двери, словно кого-то ждал. Он был с усами и бородой, в темных очках, на нем были коричневый узорчатый пиджак, белая рубашка, коричневые туфли.
   - Кто это? - спросил Мартин Бек.
   - Не знаю, они все выглядят одинаково. Кроме того, иногда тут появляются самые разные случайные люди, приходят на минутку и сразу же исчезают.
   - Это не Молин, его я бы узнал.
   Колльберг покосился на него.
   - Может, Гюннарссон?
   - Нет, того я тоже видел.
   В ресторан вошла женщина. Рыжеволосая, довольно молодая, в кирпично-красном свитере, твидовой юбке и зеленых чулках. Она двигалась непринужденно, рыскала глазами по залу и при этом ковырялась в носу. Потом присела за заказанный столик и сказала:
   - Мое почтение, Пелле.
   - Мое почтение.
   - Пелле, - сказал Колльберг, - значит, это Кронквист. А эта женщина Пиа Больт.
   - Почему у них у всех усы и борода?
   Мартин Бек произнес это в глубокой задумчивости, словно это была проблема, над которой он уже долго ломает себе голову.
   - Наверное, это фальшивые усы и борода, - совершенно серьезно ответил Колльберг.
   Он взглянул на часы.
   - Только для того, чтобы нас раздражать, - добавил он.
   - Нам уже пора возвращаться, - сказал Мартин Бек. - Ты сказал Стенстрёму, чтобы он пришел?
   Колльберг кивнул. Уходя, они услышали, как мужчина по имени Пер Кронквист подзывает официантку:
   - Поскорее дорогая! Я умираю от жажды!
   Несколько человек рассмеялось.
   * * *
   В управлении полиции было тихо, как в кирхе. Стенстрём сидел в кабинете и раскладывал пасьянс.
   Колльберг окинул его критическим взглядом и сказал:
   - Что-то ты рано начинаешь. Что будешь делать, когда состаришься?
   - Сидеть и говорить то же самое, что и сейчас: "Почему я здесь сижу?".
   - Проверишь несколько алиби, - сказал Мартин Бек. - Леннарт, дай ему список.
   Стенстрём взял список и бегло просмотрел его.
   - Сейчас?
   - Да, еще сегодня вечером.
   - Молин, Лунд, Кронквист, Гюннарссон, Бенгтфорс, Пиа Больт. Кто это такой, Бенгтфорс?
   - Это опечатка, - хмуро сказал Колльберг. - Там, естественно, должно быть Бенгт Форс.
   - Девушку тоже проверять?
   - Да, если это тебя развлечет, - сказал Мартин Бек. - Она сидит в ресторане "У кружки".
   - Я могу говорить непосредственно с ними?
   - Конечно. Почему бы и нет? Обычный опрос в связи с делом Альфа Матссона. Теперь уже все знают, о чем идет речь. Кстати, как там дела у ребят из отдела по борьбе с наркотиками?
   - Я разговаривал с Якобсоном, - сказал Стенстрём. - Они уже набрали почти полные сети. Когда разнеслось, что Матссон в этом замешан, у всех развязались языки. Кстати, мне пришла в голову одна идея. Матссон продавал среди прочих нескольким полным развалинам и вытягивал из них неплохие деньги.
   Он замолчал.
   - Так какая же идея пришла тебе в голову? - спросил Колльберг.
   - Возможно, один из этих бедняг, которых он обдирал, какой-нибудь его клиент уже был сыт по горло, если можно так выразиться?
   - Ну, такое возможно, - с серьезным видом сказал Мартин Бек.
   - Особенно в кинофильмах, - дополнил Колльберг. - Американских.
   Стенстрём сунул список в карман и встал. В дверях он остановился и обиженно сказал:
   - У нас иногда тоже так бывает.
   - Возможно, - согласился Колльберг. - Но ты забыл, что Матссон исчез в Венгрии, куда поехал за товаром для этих своих бедняг. Ну, тебе уже пора уходить.
   Стенстрём ушел.
   - Ну, ты и ехидный, - заметил Мартин Бек.
   - Он что, не может подумать, прежде чем говорить? - сказал Колльберг.
   - Вот именно, он подумал.
   - Ну да!
   Мартин Бек вышел в коридор. Стенстрём как раз надевал пиджак.
   - Посмотри каждому в паспорт. Стенстрём кивнул.
   - И не ходи один.
   - Они опасны? - колюче спросил Стенстрём.
   - Инструкция, - проворчал Мартин Бек.
   Он вернулся к Колльбергу. Они сидели тихо, пока не зазвонил телефон. Мартин Бек взял трубку.
   - Разговор с Будапештом состоится в семь часов, а не в пять, - сухо сообщила телефонистка.
   Они немного поразмышляли над этим сообщением. Потом Колльберг сказал:
   - Черт возьми. Это досадно.
   - Гм, - сказал Мартин Бек. - Ты прав, ничего хорошего в этом нет.
   - Два часа, - сказал Колльберг. - Может, поедем немножечко оглядимся?
   - Почему бы и нет?
   Они проехали через Вестерброн. Субботнее движение уже затихло, и на мосту почти не было машин. Посередине моста они обогнали немецкий автобус с туристами. Он ехал медленно, и Мартин Бек видел, как туристы встают и смотрят в окна на отливающую серебром воду залива и дождливую панораму города на заднем плане.
   - Молин - единственный из них, кто живет не в центре, - сказал Колльберг. - Начнем с него.
   Они продолжили путь через Лильехольмсброн, проехали по Орстаплан, где клубился густой туман, и повернули в аллею на Сокенвеген. Колльберг свернул с главного шоссе и немного попетлял по узким улочкам, застроенным частными домиками, пока не нашел нужный. Он медленно ехал вдоль живых изгородей и читал таблички на калитках.
   - Здесь, - сказал он. - Молин живет слева. Эти ступеньки ведут к нему. Раньше в доме жила одна семья, но теперь его разделили. Второй вход сзади.
   - Кто живет в другой половине дома? - спросил Мартин Бек.
   - Какой-то таможенник на пенсии, с женой
   Сад перед домом был большой, заросший искривленными яблонями и густыми кустами смородины и крыжовника. Живая изгородь была аккуратно подстрижена, а белая калитка казалась свежевыкрашенной.
   - Большой сад, - сказал Колльберг. - И должным образом защищен от любопытных. Хочешь как следует все это осмотреть?
   - Нет, поезжай дальше.
   - Ну, тогда поедем на Свартенгатан, - сказал Колльберг, - к Гюннарссону.
   Они поехали по Нюнесвеген в Сёдермальм и припарковали автомобиль на Мосебакеторг.
   Дом номер шесть по Свартенгатан находился почти на самой площади. Это был старый жилой дом с большим мощеным двором. Гюннарссон жил на третьем этаже, окна его квартиры выходили на улицу.
   - Он живет здесь не очень давно, - через минуту сказал Мартин Бек.
   - С первого июля.
   - А до этого жил в Хагалунде. Знаешь где?
   Колльберг остановился перед красным светофором возле кирхи Святого Якоба и кивнул в направлении большого углового окна ресторана "Опера-келларен".
   - Может, они все как раз там сидят, - сказал он. - Кроме Матссона. В Хагалунде? Да, знаю.
   - Ну, так мы потом туда тоже съездим, - сказал Мартин Бек. - Поезжай вдоль воды, чтобы я мог посмотреть на суда.
   Они ехали по Страндвеген, и Мартин Бек смотрел на суда. У Блазиехольмстранд стояла на якоре огромная белая яхта с американским флагом на корме, а между двумя аландскими15 баржами у Юргордсброн втиснулся польский катер. Перед входом в дом Пиа Больт на Стриндберггатан маленький мальчик в пестром дождевичке и моряцкой зюйдвестке вез по первой ступеньке красный двухэтажный автобус из пластмассы и громко рычал, изображая звук мотора. Он зарычал еще громче, когда остановил автобус, чтобы дать возможность Колльбергу и Мартину Беку проскользнуть внутрь.
   В коридоре стоял Стенстрём и хмуро изучал список Колльберга.
   - Чего ты здесь стоишь? - спросил Колльберг.
   - Ее нет дома. И в ресторане "У кружки" ее не было. Вот я стою здесь и размышляю, куда мне пойти теперь. Но если вы хотите меня сменить, то я могу идти домой.
   - Попытайся сходить в "Опера-келларен", - посоветовал ему Колльберг.
   - Кстати, почему ты один? - поинтересовался Mартин Бек.
   - Я был с Рённом, он сейчас придет. Он заскочил к своей маме с букетом цветов. У нее сегодня день рождения, и она живет здесь за углом.
   - А что ты узнал об остальных? - спросил Мартин Бек.
   - Мы проверили Лунда и Кронквиста. Из "Опера-келларен" они ушли около полуночи и направились прямиком в пивную "Гамбург". Там встретили каких-то знакомых девушек и около трех поехали домой к одной из них.
   Он посмотрел в список.
   - Ее фамилия Свенсон, и она живет на Сагавеген на острове Лидингё. Там они остались до утра пятницы, аж до восьми часов, а потом поехали в такси на работу. В час дня пошли в ресторан "У кружки" и сидели там до пяти, а потом уехали в Карлстад делать репортаж. Остальных я еще не успел проверить.
   - Это я понимаю, - сказал Мартин Бек. - Продолжай проверять. Мы будем в Кристинеберге в семь часов. Когда у тебя все будет готово, позвони.
   Когда они ехали в Хагалунд, лило как из ведра. Колльберг остановился перед низким жилым домом, где еще два месяца назад жил Гюннарссон. Вода заливала лобовое стекло, а дождь стучал по металлической крыше так, что не было слышно собственного голоса.
   Они подняли воротники и побежали через тротуар к дому. Он был трехэтажный и на двери одной квартиры на втором этаже была приколота кнопкой табличка. Имя на табличке значилось также и в списке в вестибюле, причем табличка выглядела белее и новее, чем все остальные.
   Они вернулись в автомобиль, объехали дом и остановились с другой стороны. В квартире, где раньше жил Гюннарссон, было всего лишь два окна, н она, очевидно, была однокомнатная.
   - Наверное, это малометражная квартира, - сказал Колльберг. - Теперь, когда у него квартира побольше, он женится.
   Мартин Бек смотрел на дождь. Ему было холодно и хотелось курить. На противоположной стороне улицы было поле, а чуть дальше поросший лесом холм. На краю поля возвышался новенький многоэтажный дом, а рядом с ним строились другие. Очевидно, все поле хотят застроить рядами совершенно одинаковых многоэтажных домов. Из дома, где жил Гюннарссон, открывался спокойный, почти деревенский вид, но теперь он безнадежно погибнет.