Валё Пер. Стальной прыжок

   Йенсен взглянул направо — машина проезжала мимо одного из участков «естественного санирования». Примерно треть домов сохранилась. На фоне светло-голубого осеннего неба они возвышались, подобно исполинским столбам, покрытым копотью и сажей. Вдали он заметил группу детей, игравших среди разбитых автомобилей и груд бутылок и пластмассовых упаковочных ящиков. Взгляд Йенсена был спокойным и безучастным. Минут через пятнадцать такси остановилось перед зданием аэропорта. Йенсен расплатился и вылез из машины. Бок по-прежнему болел.

IV

   В комнате было два окна, задернутых легкими светло-голубыми занавесками. Стены выкрашены в темно-синий цвет, потолок белый. Кровать из светлого дерева хорошо вписывалась в общий стиль комнаты.
   Йенсен неподвижно лежал на спине, вытянув руки по бокам. Справа от него виднелась кнопка звонка. Стоит на нее нажать, и через несколько секунд в комнату войдет медсестра. Йенсен не касался кнопки. Он думал об одном — какое сегодня число. Первое ноября или второе? А может, третье? Он знал, что находится в этой палате около двух месяцев, но никак не мог вспомнить точную дату прихода сюда, и это его раздражало.
   Он знал также, что выжил. Это его не удивляло, однако он испытывал легкое недоумение из-за того, что не был этим удивлен.
   Вдали у окна стояло плетеное кресло. Последние две недели ему дважды в день разрешалось в нем посидеть — полчаса утром и полчаса после обеда. Сейчас была вторая половина дня, и Йенсена потянуло к окну. Давно уже он не испытывал ничего подобного.
   Дверь открылась, и в комнату вошел стройный мужчина в светло-сером костюме. Его смуглое лицо с тонкими черными усиками обрамляли длинные кудрявые волосы. Кивнув Йенсену, вошедший остановился у его ног, полистал толстый журнал, висевший на спинке кровати, затем достал желтоватую сигарету с длинным бумажным мундштуком и сунул ее в рот. Рассеянно пожевал сигарету, достал коробок со спичками и закурил. Задув крошечный огонек, мужчина бросил спичку на пол, быстрыми шагами подошел к изголовью кровати, наклонился над Йенсеном и посмотрел ему в глаза.
   Йенсену казалось, что он видел это лицо несчетное число раз. Выражение смотрящих на него карих глаз менялось — оно бывало озабоченным, спокойным, любопытным, ищущим или печальным. Запах же был неизменным — от мужчины пахло табаком и бриллиантином. Йенсен смутно припоминал, что однажды видел этого человека с марлевой повязкой на лице, в оранжевой резиновой шапочке, закрывавшей кудрявые черные волосы. Тогда все вокруг Йенсена было залито резким бело-голубым светом, и мужчина был одет во что-то, напоминающее белый фартук мясника. Более того — и это Йенсен отчетливо помнил — еще раньше он долго тряс ему руку и говорил что-то на непонятном гортанном языке — очевидно, это должно было означать: «Добрый день» или «Добро пожаловать». А может, он просто назвал свое имя.
   Сегодня мужчина выглядел веселым. Он ободряюще кивнул Йенсену, небрежно стряхнул на пол пепел, затем повернулся и вышел.
   Через несколько минут в комнату вошла медсестра, чем-то похожая на врача — такая же загорелая и темноволосая, но с серыми глазами. На ней был белый халат с короткими рукавами, застегивающийся на спине, на ногах, сильных и мускулистых, синие матерчатые туфли. Двигалась она быстро и плавно, прикосновения ее красивых рук было нежным и приятным. Но Йенсен знал, что руки эти могут быть поразительно сильными. С лица ее не сходила улыбка, даже когда ей приходилось заниматься самой грязной работой, однако Йенсену доводилось видеть ее задумчивой и серьезной.
   Йенсен не видел, чтобы она когда-нибудь курила или пользовалась косметикой. Лишь изредка от нее пахло мылом. Вот и сегодня, когда она наклонялась, от ее тела исходил едва ощутимый аромат, пробудивший в Йенсене далекие воспоминания.
   Медсестра убрала одеяло и простыни, сняла с больного длинную ночную рубашку и протерла тело влажной губкой. Когда она наклонилась, чтобы протереть ноги, Йенсен заметил, как тугая ткань халата четко обрисовала линию ее спины и бедер. «Интересно, что у нее под халатом?» — подумал он. И ему пришла в голову мысль, что вот уж много лет он не задумывался над такими вещами.
   У медсестры были полные губы и черный пушок на ногах. Когда она улыбалась, были видны ее неровные, но очень белые зубы.
   Эти двое, врач и сестра, с самого начала были единственными, кто связывал Йенсена с окружающим миром. Он не понимал ни слова из того, что они говорили, и поэтому в последнее время они предпочитали не разговаривать. Как-то врач принес с собой газету, но в ней не было фотографий, а слова состояли из букв, которых Йенсену никогда не приходилось видеть.
   Сидя в плетеном кресле у окна, Йенсен обозревал большую лужайку с дорожками, выложенными гравием, и невысокие деревья с розовыми и белыми цветами. По дорожкам гуляли или сидели у маленьких каменных столиков и играли в какую-то игру ( очевидно, шахматы ) мужчины и женщины в таких же, как у него, белых халатах. Парк был небольшой, за ним тянулась улица, по которой с дребезжанием проносились желтые троллейбусы. Однажды Йенсен увидел на улице верблюда.
   На другой стороне улицы находилась фабрика. По утрам тысячи людей, в основном женщины самого различного возраста, непрерывным потоком шли через ворота. Многие приходили с детьми. Их оставляли в одноэтажном желтом кирпичном здании справа от фабрики. Дети поначалу капризничали и плакали без матерей, но уже через несколько минут, забыв про слезы, начинали носиться по площадке. Женщины, ухаживающие за детьми, были одеты в белые хлопчатобумажные халаты с застежкой впереди. Они были похожи на беременных. Йенсен даже решил, что это работницы фабрики, которых по беременности просто переводили на работу в детский сад.
   Йенсен больше не испытывал болей, однако ходить ему было трудно, и он быстро уставал. Почти все время он спал. Как-то в палату пришел врач с газетой в руках. Ткнув пальцем в газетный лист, он заговорил быстро и взволнованно, но, заметив, что Йенсен его не понимает, пожал плечами и вышел. Стоя у окна с легкими светло-голубыми занавесками, Йенсен смотрел в парк. Вместо халата на нем был его собственный костюм. Швы уже сняли, и он мог передвигаться почти свободно.

V

   В дверь постучали, и Йенсен обернулся. Вряд ли это был кто-то из обслуживающего персонала — врач, медсестра, санитарка или водопроводчик, постоянно чинящий что-то в туалете, входили без спроса.
   Стук повторился. Йенсен подошел к двери и распахнул ее. В коридоре стоял низенький седой человек в темно-синем костюме и черной фетровой шляпе. На носу у него были очки, в правой руке — черный портфель. Он тут же снял шляпу.
   — Комиссар Йенсен?
   — Да.
   Это было первое слово, которое он произнес с тех пор, как три месяца назад вошел в самолет. Собственный голос показался ему чужим.
   — У меня для вас письмо. Разрешите войти?
   Незнакомец говорил правильно, но с легким акцентом. Йенсен сделал шаг в сторону.
   — Пожалуйста.
   Говорить было трудно, почти противно. Незнакомец положил на стол шляпу и расстегнул портфель. Достал из него розовую ленту телекса и протянул ее Йенсену. Текст был краток:
   НЕМЕДЛЕННО ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ ДОМОЙ.
   Йенсен недоуменно посмотрел на незнакомца.
   — Кто послал эту телеграмму?
   — Не знаю.
   — Почему она никем не подписана?
   — Не знаю.
   На мгновение незнакомец заколебался.
   — Телеграмма прибыла по дипломатическим каналам, — наконец произнес он.
   — Кто вы?
   — Сотрудник одного из отделов Министерства иностранных дел. Я никогда не бывал в вашей стране, а языком овладел в университете.
   Йенсен промолчал в надежде, что незнакомец продолжит разговор.
   — Мы ничего не знали о состоянии вашего здоровья. Мы даже не знали, живы ли вы. Меня послали вручить телеграмму.
   Йенсен и на этот раз промолчал.
   — По словам доктора, вы уже выздоровели, и послезавтра он может вас выписать. Осталось лишь несколько анализов.
   Незнакомец снова заколебался. Затем прибавил:
   — Поздравляю.
   — Благодарю вас.
   — Доктор говорит, что сначала он и не надеялся на ваше выздоровление. Незнакомец достал из портфеля конверт. — Я взял на себя смелость забронировать вам место в самолете, вылетающем послезавтра в девять утра. Вот ваш билет.
   Йенсен взял конверт и положил его во внутренний карман.
   — В сообщении больше ничего не было?
   И вновь незнакомец помедлил, прежде чем ответил.
   — Всего лишь обычные инструкции, в частности — как и где вас разыскать.
   — Вам известно, кто послал телеграмму?
   Снова колебание.
   — Да.
   — Кто именно?
   — Я не уполномочен говорить об этом.
   — Почему?
   — Тот, кто прислал сообщение, попросил нас об этом. Так что не думайте, что это из-за нашего нежелания.
   — Вот как?
   — Да. Кроме того, меня попросили передать ваш ответ на телеграмму. Согласны ли вы лететь послезавтра?
   — Да, — ответил Йенсен.
   — Превосходно, — сказал незнакомец и, взяв шляпу, и направился к двери.
   — Одну минутку, — сказал Йенсен. — Вы были в нашем посольстве?
   Незнакомец, приоткрывший было дверь, замер на месте. Наконец он ответил:
   — Ваше посольство покинуто.
   — Покинуто?
   — Да. Там нет ни единого человека.
   — Но почему?
   — Этого я не знаю. Будьте здоровы.

VI

   Медсестра отвезла Йенсена в аэропорт. На сей раз вместо халата на ней было открытое красное хлопчатобумажное платье, а на ногах сандалии с ремешками вокруг лодыжек. Дорога была неровной, автомобиль — старый и изношенный, но вела машину она искусно.
   Йенсен, сидевший сзади, видел, как от напряжения шея и спина у нее покрылись капельками пота.
   Они проехали деревню. По улице, вытянувшейся между низкими глинобитными домами, бегали ребятишки и разгуливал домашний скот. Девушка почти не снимала палец с гудка, стараясь разогнать свиней, коз и кур, мирно бредущих по дороге. Дети были в восторге и, глядя на нее, громко смеялись. В ответ она показала им язык, и они засмеялись еще громче.
   Перед зданием аэропорта девушка приподнялась на цыпочки и чмокнула Йенсена в щеку.
   …В шуме двигателей появилась новая нота, и самолет начал снижаться. Йенсен посмотрел на часы. Они шли на посадку на два часа раньше, чем следовало. Зажглись предупредительные надписи, самолет пробил облака, пронесся над полями, закутанными пеленой тумана, и приземлился на залитой дождем посадочной полосе. Когда рев реактивных двигателей стих, Йенсен посмотрел в окно.
   Он был еще не дома. Однако он сразу узнал контуры аэропорта и понял, где они приземлились. Это было одно из соседних государств. Он понимал местный язык и даже мог сносно разговаривать. По расписанию самолет не должен был делать посадки. Поэтому Йенсен остался сидеть в кресле.
   Через несколько минут в салоне появился одетый в штатское человек и объявил:
   — Самолет дальше не полетит. Всех пассажиров просят выйти.
   Он повторил объявление на нескольких языках. Кроме Йенсена, в самолете находилось всего лишь два пассажира.
   Шел дождь, и было на удивление холодно. Зал прибытия был заполнен людьми, которые пили пиво и громко разговаривали, то и дело перебивая друг друга. Воздух казался сизым из-за табачного дыма. Девушка в справочном бюро виновато сказала:
   — Туда самолеты не летают. Все рейсы отменены.
   — Отменены?
   — Да. Сообщение прервано.
   — Откуда я могу позвонить?
   — Вот отсюда. Только это бесполезно. Телефонная связь тоже прервана.
   — Почему?
   — Не знаю. Никто точно не знает.
   В то же мгновенье он услышал, как по радио несколько раз назвали его имя. Девушка взглянула на билет, лежащий перед ней на столе.
   — Ваша фамилия Йенсен?
   — Да.
   — Идемте.
   Она провела Йенсена к лифту, и они поднялись на следующий этаж.
   — Теперь идите в приемную номер четыре, — сказала она. — Там вас ждут.
   Йенсен прошел по устланному коврами коридору, читая таблички на дверях. Он остановился перед дверью под номером четыре и постучал.
   — Войдите, — послышалось в ответ.
   В комнате было трое мужчин. Двое в напряженной позе, будто выжидая чего-то, сидели в глубоких креслах. Йенсен не знал никого из них в лицо. Еще один мужчина стоял у окна спиной к двери. Когда он повернулся, Йенсен сразу узнал его: это был человек с предвыборных афиш, человек, который лучше других воплощал в себе единство трех понятий — благополучия, уверенности в завтрашнем дне и всеобщего взаимопонимания. Раньше он был министром внутренних дел, а после выборов ему предстояло занять пост премьер-министра.
   — Так это вы и есть Йенсен? — спросил он высоким и резким голосом.
   — Да.
   — Садитесь, ради Бога. Садитесь.
   Комиссар Йенсен сел.

VII

   — Я много слышал о вас, Йенсен, — сказал министр. — Несколько лет назад вы доставили мне немало хлопот.
   Было заметно, что он изо всех сил старается говорить нормальным голосом, чтобы казаться спокойным.
   — Хотите пива? — неожиданно спросил он.
   — Нет, благодарю вас.
   — В этой стране умеют делать чертовски хорошее пиво.
   Он сел напротив Йенсена. Когда он наливал пиво, его руки так дрожали, что он едва не выронил стакан.
   — Вы, конечно, узнали этих господ?
   Йенсен никогда раньше их не видел и не знал, кто они такие — даже после того, как министр представил их ему. Оба входили в правительство.
   — Кто-то однажды справедливо заметил, что расстояние между народом и властями слишком велико, — пробормотал министр.
   Йенсен понял, что он имел в виду. Рыжеволосый полицейский врач участка как-то сказал:
   — Можно ли представить себе что-нибудь более абстрактное, чем Господь Бог и министры?
   В этих словах заключался глубокий смысл. Политика страны, направленная на достижение единообразия и устранение каких бы то ни было различий, не допускала усиления влияния той или иной личности — кроме тех, чья сила и власть зиждились на капитале и кто занимал ведущее положение в обществе независимо от желания народа. Однако в результате последних выборных кампаний на авансцену стали выдвигать определенного человека — это делалось для того, чтобы не допустить чрезмерно большого разрыва между подавляющим большинством народа и узкой группой технократов, в руках которых формально была сосредоточена власть в стране.
   — Господин премьер-министр… — начал Йенсен, но тот оборвал его:
   — Я не являюсь главой правительства. Выборы были… отложены.
   — Отложены?
   Министр поспешно встал, сделал было порывистый жест, но, взглянув на свои дрожащие руки, засунул их в карманы пиджака.
   — При создавшихся обстоятельствах мы приняли решение отложить проведение демократических выборов в стране, — официальным тоном произнес он.
   Один из членов правительства, до сих пор молчавший, кашлянул и спросил:
   — Комиссар Йенсен?
   — Да?
   — Вы давали присягу в верности правительству?
   — Да.
   — Сколько раз я говорил, что это совершенно не относится к делу, — раздраженно проговорил министр.
   В комнате стало тихо — слышался только рев реактивных двигателей за окном. Йенсен поочередно посмотрел на присутствующих и тихо спросил:
   — Что случилось?
   — Самое непонятное заключается в том, что мы и сами не знаем. Нам не известно, что произошло, более того, нам не известно, как это произошло. Между теми событиями, о которых мы знаем, не существует никакой логической связи.
   — Какие же подробности вам известны?
   — Йенсен, нам придется начать с самого начала.
   — Хорошо. Почему вы находитесь здесь?
   — Не знаю.
   — Не знаете? Как вы сюда попали?
   — Так же, как и вы. Самолетом. Мы возвращались из-за границы… из поездки с государственным визитом. Продолжить путь нам не удалось. Все пути сообщения были прерваны.
   — Почему?
   — Мы не знаем. Никто этого не знает.
   — Как долго вы находитесь здесь?
   — Три дня.
   — Вы пытались вернуться домой?
   Министр не ответил.
   — Это вы вызвали меня сюда?
   — Да.
   — Зачем?
   — Йенсен, давайте разберемся во всем по порядку. Во-первых, согласны ли вы выполнить наше задание?
   — Какое именно?
   — Выяснить, что там произошло. Поскольку нам не известно, где мы находимся, я не могу вам приказывать.
   — Я знаю, где мы находимся.
   — Вы меня не так поняли. Я имею в виду юридическую сторону вопроса. Вы же знаете, что по чисто экономическим соображениям наше правительство не признает режима, существующего в этой стране. Для нас она — всего лишь географическое понятие. Мы не пользуемся никакими экстерриториальными правами.
   — В таком случае почему же вы здесь?
   Министр неожиданно всплеснул руками и, потеряв над собой власть, крикнул:
   — А куда же нам деваться, черт побери? Я обращаюсь к вам с просьбой оказать услугу стране, а вы…
   Он осекся. Третий член правительства, который до сих пор не произнес ни единого слова, покачал головой и сказал:
   — Полиция. Я же вам говорил.
   Он был совсем молод. Его лицо и вся поза выражали презрение и высокомерие. Йенсен вдруг вспомнил, что раньше слышал его имя. Этот человек принадлежал к числу наиболее многообещающих политических деятелей. Он занимал различные посты в правительстве и, по всеобщему мнению, со временем должен был стать премьер-министром. Сейчас он возглавлял Министерство просвещения. До этого он был министром связи, и ему вменялась в обязанность деликатная задача — руководить цензурой на радио и телевидении.
   Йенсен равнодушно посмотрел на него и негромко произнес:
   — Мне хотелось бы напомнить, что я сейчас не на службе, что мы находимся на территории иностранного государства и что я до сих пор не получил никаких конкретных разъяснений — если не считать той информации, которую мне удалось получить в зале ожидания.
   — Йенсен, Йенсен, — умоляющим тоном начал министр. — Мы знаем вас как исключительно способного офицера полиции.
   — Вот как?
   — Да, да. И хотя расследование того неприятного дела, которое вы провели четыре с половиной года назад, осложнило ситуацию, с технической точки зрения вы провели его безукоризненно…
   — Настолько безукоризненно, что в результате погибло тридцать два человека?
   — Нужно ли снова копаться в старых неприятностях?!
   Министр просвещения холодно процедил:
   — Господин Йенсен, надеюсь, вам ясно, что в тот момент, когда положение стабилизируется, мы можем разжаловать вас и отправить патрулировать улицы? Мы можем вообще уволить вас из полиции. Вы и раньше причиняли нам немало хлопот.
   — Совершенно верно, — подтвердил министр. — Подумайте о своей семье.
   — Я одинок, — заметил Йенсен.
   — Ну хорошо, чего вы хотите? Денег?
   — Правды.
   — Но я уже сказал, что нам ничего не известно. Мы не знаем, что произошло в стране.
   — Почему отложены выборы? — спросил Йенсен.
   Министр нервно пожал плечами.
   — Ведь я уже сказал…
   Министр просвещения быстро встал и презрительно взглянул на своего коллегу.
   — Выборы отложены потому, что в ходе заключительной части предварительной кампании возникли серьезные осложнения, — сказал он.
   — Что вы имеете в виду?
   — Уличные беспорядки. Мятежи. В них замешаны полиция и армия.
   — Восстание? — с сомнением произнес Йенсен.
   — Ни в коем случае. Скорее можно сказать, что население справедливо выступило против внутренних врагов страны. К сожалению, при этом были использованы насильственные меры, перешедшие все границы.
   — Что случилось после того, как выборы были отложены?
   — Этого мы точно не знаем. К тому моменту большинство членов правительства покинуло страну.
   — Вместе с семьями?
   — Да. Они находятся в безопасности.
   — А регент?
   — Он тоже вне опасности.
   — Почему закрыты границы?
   — Насколько нам известно, границы открыты.
   — Но все сообщение прервано?
   — Да. Под предлогом, что в стране вспыхнула эпидемия. Как здесь, так и в других странах эта версия общепринята.
   — Существуют ли какие-нибудь факты, подтверждающие ее?
   — Да. Незадолго до того, как было прервано сообщение, власти запросили медицинскую помощь из-за рубежа.
   — Дальше.
   — Многие медики из различных уголков земного шара, в основном врачи и медицинские сестры, тотчас откликнулись на это обращение и отправились туда в качестве добровольцев. Вскоре после этого поступили официальные сообщения о том, что распространение эпидемии приостановлено, положение в стране находится под контролем и в дальнейшей медицинской помощи нет необходимости.
   — Что произошло потом?
   — Вслед за этим все транспортные коммуникации и связь были прерваны.
   — Когда это случилось?
   — Дней пять назад. Точнее, в течение последних пяти суток не поступало официальных сообщений.
   — А неофициальных?
   — За это время многие покинули страну. Большими группами и в одиночку. Мы беседовали кое с кем из них, но никто с уверенностью не может сказать, что же там произошло.
   — Почему они покинули страну?
   — Из страха и чувства неуверенности. Но…
   — Продолжайте.
   — Некоторые утверждают, будто в стране свирепствует тяжелая эпидемия. Несколько человек умерло в зарубежных больницах.
   — Диагноз?
   — Врачам не удалось установить характера заболевания.
   — Пограничная охрана на месте?
   — Вы же знаете, что б óльшая часть нашей границы проходит по морю, а сухопутная граница, как вам, безусловно, тоже известно, проходит в основном через ненаселенные районы. По нашей настоятельной просьбе полиция соседних государств обследовала пограничные заставы на нашей территории. С крайней неохотой, между прочим. Все боятся эпидемии.
   — Каковы результаты инспекции?
   — Пограничные заставы покинуты.
   — Судьба иностранных представительств вам известна?
   — Большинство было эвакуировано еще во время волнений. Полиция и армия не имели возможности, а может быть, и желания, охранять их.
   — Не верится.
   — И тем не менее это факт. Остальные посольства были закрыты при первых же слухах о чуме.
   — Что вы знаете о медиках-добровольцах из-за рубежа?
   — Никто из них не вернулся. И никто не дал о себе знать.
   — Действует ли внутренняя связь в стране?
   — По-видимому, нет. Три военных самолета и один гражданский разбились на территории соседних государств. Причина неизвестна.
   Йенсен на мгновение задумался, затем спросил:
   — Все эти сведения точны?
   — К сожалению, да.
   Наступило молчание. Йенсен некоторое время сидел не двигаясь.
   — Еще один вопрос, — сказал он наконец.
   — Я вас слушаю.
   — Может, все население погибло?
   — Нет. Нам известно, что в стране развивается бурная деятельность, особенно в столице.
   — Откуда у вас эти сведения?
   Министр просвещения быстро взглянул на своего коллегу. Тот покорно пожал плечами.
   — Я не могу ответить на этот вопрос, не разгласив военной тайны.
   Йенсен промолчал.
   — Но я все-таки попытаюсь ответить. Дело в том, что в течение ряда лет над территорией нашей страны совершают систематические полеты на большой высоте разведывательные самолеты одной дружественной великой державы. На борту этих самолетов установлено исключительно мощное разведывательное оборудование. Через неофициальные каналы мы получили информацию о некоторых результатах их наблюдений.
   — Что вам сообщили?
   — Я уже сказал: в стране отмечают значительную активность.
   — Военные действия?
   — Не в столице. Однако в сельской местности замечены признаки передвижений войск.
   — Что происходит в столице?
   — Этого мы не знаем. Но знаем, что там что-то происходит.
   — Это производит впечатление организованных действий?
   — Да.
   Немного помолчав, Йенсен снова задал вопрос, с которого начал беседу:
   — Почему вы находитесь здесь?
   Министр просвещения ответил с циничной откровенностью:
   — Потому что все остальные страны отказались нас принять.
   — Почему же вы не хотите отправиться домой?
   — Не решаемся.

VIII

   Йенсен встал и подошел к окну, испещренному струйками дождя. Затем, не оборачиваясь, спросил: