– Послушайте, пастор Чандлер, можно задать вам вопрос? Что это за вероисповедание, разрешающее на вечерней службе всего минут десять молебна, а потом два часа чисто мирских игр?
   Вопрос застал Хэмиша врасплох, но он тут же ухмыльнулся, с досадной легкостью игнорируя попытку задеть его.
   – Настоящая цель этих вечерних собраний, – начал Хэмиш, – в том, чтобы объединить, сблизить прихожан и их семьи. Сначала мы просто собирались в так называемом общем зале, где пили кофе и беседовали. Но постепенно люди стали объединяться по интересам: выделилась группа женщин, шьющих одеяла, потом детей развели по разным игровым комнатам, и так далее. В холодную погоду мы стали играть в волейбол внутри здания, а когда тепло – в софтбол на территории церкви. Иногда и в волейбол играем на улице.
   Он присел на край старой тахты, положив локти на колени. Бронзовые пряди волос падали на лоб и уши.
   Пора бы ему постричься, снова подумала она.
   – А потом кто-то из верующих предложил: может быть, стоит начинать эти вечера с короткой молитвы? И постепенно эти вечера стали такими, как вы видели. После молебна каждая группа прихожан занимается своим делом. Есть у нас и дежурные, убирающие помещения.
   – И все эти люди из вашего прихода? – спросила Би Джей, пристроив правую руку на подлокотнике кресла.
   – В основном да. Хотя мы охотно принимаем и людей со стороны. Мы не следим за тем, кто наш, а кто не наш. И я стараюсь привлечь побольше подростков; может, организуем такие же вечера специально для них по пятницам, как эти по средам. В субботу утром Медфорд собирает совещание как раз по этому вопросу.
   – У вас не церковь, а какой-то центр социальной поддержки, – фыркнула Бренда.
   Он тихо засмеялся, что вызвало теплый толчок у нее в груди.
   – Да нет же, нормальная церковь. В нашем приходе больше шестисот семей. Возможно, то, что мы делаем, несколько старомодно. В следующую субботу, например, мы затеваем пикник с разными играми и соревнованиями. Я вас приглашаю. И будем всех угощать картофельным салатом и ореховым тортом. А соревнования устроим по пинг-понгу и волейболу. Кстати, вы занимались метанием дротика?
   – Никому не удавалось меня победить.
   – Придется вам принять участие.
   – Ну уж, нет.
   – Заставлять вас развлекаться мы не будем. – Снова эта широкая, во весь рот, улыбка.
   Никогда она не встречала человека, реагирующего на нее так спокойно, как Хэмиш Чандлер. И вообще не подозревала, что существуют такие люди, как он: всегда смеется, улыбается, всем доверяет, словно человечество все еще проживает в райских кущах и дружелюбие для него – форма существования. Ясно, что это дурачок. Обаятельный, великолепный, набожный – и все же дурачок. Если бы не намек «а темное прошлое, она считала бы его возмутительно наивным.
   Когда Хэмиш уходил, миссис Би, вручая ему пакет со вторым завтраком, спросила:
   – Супруги Бенц придут в обычное время? Тэмми любит жареных цыплят, так что ужин должен удаться.
   – Тэмми зайдет за нами в церковь, – сказал Хэмиш. – К тому времени мы закончим все дела и, я думаю, будем здесь около шести. Мы сейчас заняты программой для молодежи.
   Он ушел, и, как всегда, дом в его отсутствие показался каким-то опустевшим. Слышалось только, как звенит тарелками в раковине миссис Би да тикают старые стенные часы в столовой.
   Девушка въехала в коляске на кухню. Там сидела Энни, сложив руки на столе; подбородок ее покоился на кулачке, а глаза стали неотступно следить за ней. Губы сложились в упрямую линию.
   – Кто такой Медфорд? Ах да, муж Тэмми, – вспомнила вслух Бренда.
   Миссис Би рассеянно что-то пробормотала, роясь в морозильнике.
   – Куда же я их задевала? Должны быть где-то здесь.
   – Что вы ищете?
   – Замороженных цыплят.
   Бренда прикусила язык, чтобы не сказать, что такое блюдо обычно заказывают в ресторане. Впрочем, будет интересно посмотреть, как миссис Би сама его приготовит. Никогда раньше она этого не видела.
   Экономка захлопнула дверцу морозильной камеры.
   – Придется поискать в морозилке внизу, в полуподвале. Посиди здесь, Энни.
   Но Энни замотала головой и стала сползать с высокого стула. Догнав миссис Би у двери, она вцепилась в ее широкую блузу:
   – Нет. Я с тобой.
   – Ты ведь не умеешь спускаться по той лестнице, Энни. – Экономка пыталась повергнуть ребенка назад. – Это опасно! Ты же знаешь.
   – Я хочу с тобой, – настаивала девочка, снова хватаясь за блузу миссис Би.
   – Ты упадешь и ушибешься! Посиди здесь, с Брендой. Я скоро вернусь. – Оторвав ее ручки от блузы, она ласково их сжала: – Меня не будет только минутку.
   – Хочу с тобой! – Энни перешла на крик. Миссис Би смущенно посмотрела на Бренду:
   – Она боится малознакомых людей.
   Но девушка знала: обе девочки недолюбливают ее после той вспышки за столом.
   – Останься со мной, Энни, – вмешалась она. Но девочка только теснее прижалась к экономке и обняла ее за ногу.
   – Ну что ты, Энни, – уговаривала женщина. – Слушай, что я скажу: я оставлю тебя вот тут, у подвала, ты будешь сидеть на верхней ступеньке и ждать меня, а я быстро вернусь. Идет? – Девочка колебалась, глядя то на экономку, то на Бренду. – Это единственное, что я могу сделать.
   – А дверь в кухню закроешь?
   – Хорошо, закрою, если ты останешься на верхней ступеньке и не полезешь за мной.
   Энни нехотя согласилась, и обе скрылись за дверью. Оставшись одна, Бренда прислушивалась к шагам миссис Би по лестнице; судя по всему, ступеньки старые, деревянные и далеко не безопасные. Да еще, видимо, слишком высокие. Придется каким-то образом привлечь к себе девочку и доказать, что я совсем не чудовище, подумала она. Но как?
   Потом она услышала тяжелую поступь экономки и вскоре увидела ее, толкающую Энни бедром перед собой. Обе руки ее были заняты.
   – Когда Эми возвращается из школы? – спросила Бренда, обращаясь к Энни, которая бодро взобралась на стул, сочтя, видимо, стол между ними хорошей преградой.
   Энни смотрела на нее, словно глухая.
   – Автобус остановится здесь в три сорок семь, – ответила экономка, отдирая от продуктов промерзший целлофан.
   Бренде оставалось только направить свою коляску на крыльцо, чтобы встретить карету медпомощи. Моя первейшая задача сейчас, решила она, – подружиться с его дочерьми.
   В тот же день, выскочив из автобуса, Эми страшно удивилась, увидев Би Джей, поджидающую ее в конце ведущей к дому дорожки.
   – Хочешь, прокачу до дома? – улыбнулась Би Джей.
   У Эми от удивления открылся рот, и округлились глаза.
   – На чем? Вот на этом?
   – Садись ко мне на колени, Эми, и мы славно прокатимся, – продолжала Би Джей, улыбаясь нерешительности девочки, которая, однако, быстро преодолела робость. Би Джей аккуратно устроила Эми у себя на коленях. – А теперь жми вот на эту кнопку, – показала она, кладя маленькую руку на пульт.
   Эми была в восторге; она меняла скорость, то доводя ее до максимальной, то резко останавливаясь. Так они проехали в ворота и подкатили к трапу у черного хода. Бренда ждала, что здесь Эми сразу спрыгнет с ее колен, но та оставалась на месте. И когда они въехали в кухню, девочка сидела как статуэтка: нога на ногу, подбородок вздернут, руки скрещены на груди. Би Джей сразу заметила, что Энни застыла от изумления. Потом побежала было к ним, но в нескольких шагах остановилась.
   – Энни, хочешь покататься? Это так здорово! – предложила Эми, спрыгивая на пол.
   Девчушка колебалась.
   – Энни, давай прокачу, – ласково сказала Бренда. В глазах девочки отражалась нерешительность; она кусала нижнюю губу, не двигаясь с места. – Знаешь что, Энни, – продолжала Бренда, – когда тебе захочется покататься, ты мне скажешь, ладно? Может, чуть попозже?
   Малышка словно бы уже готова была согласиться, но вместо этого вприпрыжку убежала в столовую, увлекая за собой старшую сестру.
   Чтобы подружиться, нужно время, поняла Бренда, но теперь она знала, что не отступит.
   В седьмом часу явился пастор, ведя за собой чету Бенц. Медфорд был костлявый брюнет с усами; у подбородка виднелись порезы от недавнего бритья. В улыбке обнажались кривые зубы, и адамово яблоко ходило вверх-вниз. Но они прекрасно смотрелись вместе с женой, похожей на примерную девочку. Из разговора выяснилось, что Тэмми поет в церковном хоре, а с Медфордом познакомилась еще в старших классах школы.
   – Значит, вы и есть Бренда, – сказал преподобный Медфорд Бенц, знакомясь. – Как интересно.
   Бренде было неловко оттого, что все топчутся вокруг нее, пока она сидит в кресле, но она улыбалась, помня, что обещала Хэмишу не грубить гостям.
   – Какая удача, что пастор Чандлер смог взять вас к себе, – заметил Бенц.
   Хэмишу его реплика явно не понравилась, он даже слегка поморщился; Бренда бросила на него взгляд, давая понять, что если уж она дерзит, то откровенно, а этот попик прикрывается своим саном. Еще она хотела, чтобы Хэмиш заметил, как она вежлива.
   – Бог услышал мои жаркие молитвы, – сказала она, – поэтому пастор Чандлер и приютил меня.
   Губы Хэмиша дернулись, но тут же расплылись в обворожительной улыбке. Впрочем, улыбались все, но Хэмишу, казалось, было веселее остальных.
   Все разместились за большим столом, и Бренда заметила на нем красивый фарфоровый сервиз. Правда, перед миссис Би и Хэмишем стояли тарелки со щербинками. Эми захотела сесть рядом с Брендой, и у девушки дух захватило от радости. Но она подавила желание протянуть руку и обнять девочку.
   Из беседы за столом Бренда узнала, что Медфорд работает четыре раза в неделю священником в медицинском центре в городе Сент-Пол. В Колстеде он младший священник, в чьи обязанности входит вести воскресную службу в качестве помощника Хэмиша, а также замещать Хэмиша в его отсутствие. Есть у Медфорда и другие занятия, самое новейшее из них – составление молодежной программы вместе с Хэмишем. Необходимость, они оба считают, давно назрела. За столом оба священника обсуждали разные мероприятия и людей, которых они хотели бы привлечь к работе. Когда ужин закончился, миссис Би устроила обеих девочек в гостиной, а Хэмиш и Медфорд удалились в кабинет.
   Тэмми, не долго думая, принялась собирать тарелки и мыть посуду, словно она своя в этом доме. Ясно, что она делала это много раз за те три года, что супружеская пара хорошо знакома с Хэмишем. Бренда не задавала вопросов: она не хотела знать, как здесь было поставлено дело при жизни Мэрилин.
   Вместо этого она, устроившись поудобнее, слушала легкую болтовню Тэмми. Расставляя посуду в буфете, Тэмми сообщила, что работает младшей учительницей в начальной школе поблизости.
   – Это отнимает у меня всего десять часов в неделю, – говорила она, – зато нам с мужем легче оплачивать разные счета. При церкви много интересных занятий, в которых мне хотелось бы участвовать, но просто никак не хватает времени, и сейчас у меня гораздо меньше сил, чем было раньше.
   Зависть охватила Бренду, когда Медфорд, выйдя из кабинета, прямиком направился к жене. Прежде чем отодвинуть для нее стул, он легко обнял ее за плечи, а та в свою очередь пожала ему руку, лежащую на ее плече, после чего они обменялись улыбками. Казалось, никто, кроме Бренды, ничего не заметил.
   Этот преподобный Бенц не стоит и мизинца Хэмиша, подумала Бренда, и все же ей грустно было смотреть на эту парочку, исполненную любви и уважения друг к другу.
   Несколько позже, когда гости, собираясь уходить, прощались у двери, Тэмми вдруг слегка вздрогнула, а потом улыбнулась. Ее муж, молча, положил руку ей на живот. В этот миг никого другого для них не существовало. Потом Тэмми, взглянув на Хэмиша, сказала:
   – Шевелится.
   Хэмиш слегка кивнул, глаза его потеплели.
   – Возможно, будет сын, – сказал Медфорд. – Шевелится! Невероятно.
   – Увидимся в субботу, друзья, – мягко сказал Хэмиш.
   Возможно, впервые в жизни Бренда призадумалась о том, как это прекрасно – быть обычной, нормальной женщиной. И о том, что такие женщины, как Тэмми Бенц, живут полнокровной жизнью.
   – Никогда не видела людей, смеющихся так заразительно, как вы, – сказала она Хэмишу в один прекрасный день.
   – Вам это кажется ненатуральным? – спросил он. – Думаете, я перебарщиваю? – Глаза его выражали притворную тревогу, губы кривились от сдерживаемого смеха.
   – Да, черт возьми! Неужели вы никогда не бываете серьезным? Для священника в вас слишком мало благочестия.
   – И все же есть вещи, которые для меня святы, – сказал он. – Вот так-то, милая леди.
   Ответ, разумеется, не мог ее удовлетворить. Подразумевалось, что она далеко не все понимает. К этому можно было привыкнуть: нередко высказывания Хэмиша ее дразнили и провоцировали. С другой стороны, он стойко выдерживал все ее нападки и насмешки, отвечая на них шуточками и ухмылками.
   Бренда все еще подозревала, что в один прекрасный день ее начнут обращать в святую веру, но, похоже, он не собирался этого делать.
   Жизнь в доме священника все же обогащала ее кое-каким опытом. Еще ни разу она не попадала в общество детей на сравнительно долгое время. Симпатичная, излучающая радость жизни болтушка Эми довольно скоро завоевала ее сердце.
   Энни по-прежнему относилась к ней с недоверием, отказывалась разговаривать и лишь время от времени изучала Бренду пристальным взглядом.
   Уже много раз Бренда сожалела о том, что здесь нет ее аппаратуры: так хотелось бы уловить камерой выражение детских лиц, их очаровательную живость.
   Однажды вечером к Хэмишу явился казначей церковного комитета. Миссис Би представила его как мистера Эдсона Форду. Бренда увидела человека лет сорока с лишним, бледного и тощего, с тяжелой челюстью, прищуренными глазами и впалыми щеками. Проходя через гостиную, он бросил на Бренду подозрительный взгляд.
   – Это и есть ваше недавнее прибавление к семейству, Хэмиш? – спросил он, сощурив глаза до щелочек.
   – Это друг семьи, – ответил Хэмиш, – мисс Бренда Джейн Долливер.
   – Хмм. – Гость, нахмурясь, посмотрел на Хэмиша. – Она что, платит вам за жилье? Сама покупает продукты?
   Впервые Бренда увидела, как хозяин дома поморщился:
   – Не лучше ли обсудить это в моем кабинете?
   – Я думаю, она вполне может это выслушать, – возразил гость, – тем более что приходу, видимо, придется ее содержать. При том, что она даже не наша прихожанка.
   – Я отнюдь не возражаю, – вмешалась Бренда, – платить и за квартиру, и за питание. И за уход тоже.
   Голова казначея дернулась от удивления, он сверкнул глазами на Бренду, потом на Хэмиша и снова на Бренду.
   – Сколько? А до сих пор она что-нибудь платила? – резко спросил он.
   У Хэмиша брови поползли вверх.
   – Я не предполагал брать с нее плату и не возьму, – сказал он. – Мисс Долливер гость в моем доме, я сам ее пригласил.
   – Да, но она довольно привлекательна. – От ехидного тона казначея у девушки холодок побежал по спине. – К тому же не замужем. Ситуация несколько двусмысленная.
   У Хэмиша напряглось лицо, взгляд стал жестким. Вот когда он не шутит, подумала Бренда. Ничуть.
   – Мы обсудим это у меня в кабинете, – повторил Хэмиш. – Мисс Долливер тут ни при чем.
   – Значит, мы вернулись к тому, с чего начали? – сказал мистер Форда. Он снова перевел взгляд с одного на другого, потом заговорил, уставившись на Бренду: – Итак, молодая привлекательная женщина проживает в доме овдовевшего священника…
   – Довольно, Эдсон! – рявкнул Хэмиш.
   – Какую плату за жилье вы бы хотели? – вмешалась Бренда довольно жестким тоном.
   – Но так вопрос не стоит! – возразил Хэмиш. – Церковный совет может вычесть эти деньги из моей зарплаты…
   – Ха-а-а-а, – ехидно протянул казначей.
   – Прошу в кабинет, Эдсон. Немедленно, – приказал Хэмиш, и Бренда отметила про себя, что голос его прозвучал начальственно, лицо было сурово и глаза холодны. Впервые за все время она увидела его таким.
   – Возможно, если вы уволите миссис Биллингс, – казначей как-то злорадно вскинул голову, – и найдете себе жену… Вам все равно нужна жена, Хэмиш… – Он явно наслаждался неловким положением священника.
   Не говоря ни слова, выпрямив спину, Хэмиш вышел из гостиной. Низкорослый казначей последовал за ним, выпятив грудь. Бренда попыталась присоединиться к гостю, но Хэмиш встал перед ее креслом у входа в кабинет.
   – Предоставьте это дело мне, Бренда, – сказал он, захлопывая дверь у нее перед носом.
   Девушка решила послушать, о чем станут они говорить. Однако говорили вполголоса. И только один раз она услышала четкую фразу Хэмиша:
   – Хорошо, на время оставим все как есть.
   Она отъехала от двери за миг до того, как та отворилась.
   – Не провожайте, – сказал Эдсон Форда, стремительно выходя из комнаты. На долю секунды он задержал взгляд на Бренде, и она заметила, что лицо его вместо бледного стало красным, а глаза мечут молнии. Что бы ни произошло между ним и Хэмишем, это было не в его пользу.
   Хэмиш едва успел догнать казначея, для того чтобы открыть ему парадную дверь. Проводив его, хозяин дома вернулся к Бренде.
   – Все это ерунда, – сказал он.
   – Скандальный тип, – заметила она. – Кто назначил его на эту должность?
   – Я.
   – А вы не можете его освободить?
   – Мог бы, – сказал священник, широким шагом пересекая комнату по направлению к кабинету, – но он прекрасно справляется с экономией расходов. Он как бы менеджер на общественных началах. Хотя никто его, в сущности, не любит.
   – Он вас ненавидит.
   – Да нет, просто не одобряет моих действий. Ему так и следует, по должности. Он приносит большую пользу нашему приходу.
   На сей раз Бренда проследовала в кабинет вслед за священником.
   – У меня же есть деньги, Хэмиш. Позвольте мне оплачивать мое проживание у вас.
   – В этом нет необходимости: вы моя гостья, я сам вас пригласил.
   – Уймите свою гордость, – возразила Бренда, – я буду чувствовать себя гораздо лучше, если стану платить. – Ее слова прозвучали резче, чем она хотела.
   Вздохнув, священник опустился в кресло перед письменным столом, вытянул и скрестил длинные ноги.
   – Я не склонен возвращаться к этому вопросу, – сказал он. – Может, когда-нибудь позже.
   Бренда как раз была настроена на спор, ей не мешало разрядиться, но усталость на лице священника остановила ее. Боевое настроение улетучилось в один миг. Захотелось подъехать к нему поближе, протянуть руки и взять в ладони его красивое лицо. Но она вовремя сняла пальцы с панели. Потом стала тихо наблюдать за ним из угла кабинета, сидя в своем кресле. Немного погодя Хэмиш встал:
   – Уже поздно. Я отнесу вас наверх.
   Слегка поколебавшись, Бренда направила свою коляску к выходу из кабинета, потом к подножью лестницы. Наклонившись, священник нежно взял ее на руки. Прежде чем шагнуть, он посмотрел ей в лицо, и устало улыбнулся. Девушка обняла его здоровой рукой за плечи и стала массировать ему мышцы шеи; руки у нее всегда были сильными. Слегка откинув голову назад, Хэмиш вздохнул с закрытыми глазами.
   Видимо, ему было приятно.
   Потом он открыл глаза и стал медленно подниматься по лестнице. Войдя в спальню, посадил ее на край кровати, как делал это каждый вечер, а она продолжала массировать ему шею и плечи.
   – Ложитесь, – мягко сказала Бренда. – Я вас полечу.
   – Не… не стоит, – сказал Хэмиш, но не стал сопротивляться. В спальне никого не было: миссис Би, всегда помогавшая Бренде раздеться, уже приготовила все необходимое и теперь мирно спала в своей комнате.
   – Пожалуйста… не возражайте. Я так мало могу сделать для вас, – прошептала Бренда. Она привлекала его все ближе до тех пор, пока он не вытянулся рядом с ней на кровати.
   Пристроив больную ногу поудобнее, она просунула руку ему под воротник и продолжала массировать затылочные мускулы, напряженные, как канаты. Потом рука ее потянулась к плечам и стала массировать дальше. В свое время, занимаясь теннисом, она сотни раз разминала себе мышцы ног и здорово наловчилась.
   Когда пальцы устали, Бренда перешла к поглаживаниям и похлопываниям. Хэмиш уже спал, он дышал глубоко и спокойно, а она все водила ладонью по его рубашке, по выпуклым мускулам спины, до самой талии, до самого брючного ремня.
   Бренда знала, что должна его разбудить, знала, он ужаснется тому, что заснул в ее постели, и все твердила себе: разбужу через пару минут.
   Но горячая волна разлилась по ее телу, она ощутила неодолимое желание быть еще ближе и коснулась губами его рта. Хэмиш ответил на поцелуй, заполнив ее рот языком.
   Почувствовав, что он просыпается, потому что движения его стали не столько нежными, сколько требовательными, она прижалась к нему.
   – О Бренда, Бренда, – простонал Хэмиш, и его длинное, сильное тело вдавило ее в матрас.
   Она желала его безумно, каждой своей клеточкой. Но он оторвался от нее. Поднявшись на локтях, прислонился лбом к ее лбу. Дыхание его стало быстрым и прерывистым, обжигало ей лицо.
   – Помоги мне остановиться, – прохрипел он, – не позволяй мне…
   – Но я хочу тебе позволить.
   Глубоко вдохнув, он единым рывком поднялся и сел на пятки. Бренда видела, что он оторвался от нее с такой болью, словно прирос к ее плоти. Все-таки эта его проклятая совесть взяла над ним верх…
   Качнувшись, Хэмиш оперся своими большими ласковыми руками о ее бедра, растопырив пальцы. На миг ей показалось, что он готов подчиниться ее зовущей позе и собственному желанию, которое ясно читалось в его глазах. Большие пальцы его стали медленно бродить по эрогенной зоне у нее между ног.
   Но уже через секунду он соскочил с кровати и пошел прочь, расчесывая волосы пятерней и глубоко дыша. Потом вернулся и встал у изножья кровати с лицом человека, победившего в тяжелейшей битве. Ухватившись руками за столбики, он тяжело навалился на них. Губы его двигались, словно он пытался что-то сказать, но только сильно зажмурился и покачал головой.
   Может, вспомнил, как это было с женой?
   Повернувшись на правый бок, Бренда свернулась клубочком, держа левой рукой правую и прижав обе к животу. Она не могла смотреть на него. Впервые за всю жизнь она желала мужчину, всей душой, всем телом хотела ему отдаться. Готова была любить без всяких условий.
   Значит, я сваляла дурочку, думала она. Ведь он сказал совершенно четко, что ляжет в постель только с женщиной, которую будет любить. Это для него вопрос принципа. Хэмиш Чандлер вообще человек жестких принципов, в чем она уже убедилась.
   И теперь ей хотелось спрятаться, исчезнуть, ведь Хэмиш только что дал ей понять, что она ему не подходит.
   Недостаточно хороша.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

   Лежа в постели, Би Джей наблюдала за тем, как солнце выбрасывает первые лучи над горизонтом. Она с трудом села в кровати и стала упражнять пальцы правой руки, как делала это неукоснительно каждое, утро. Потом поднимала, опускала, сгибала и разгибала правую руку, массировала кончики пальцев ног, икру и бедро правой ноги, потом встала у кровати, опираясь в основном на левую ногу.
   Хэмиш, наверное, вежливо попросит ее вон из своего дома. Но она не могла этого допустить. То, что он ее отвергает, было для Бренды таким же вызовом, как оружейный залп вражеской армии. Как правило, злость преодолевала в ней душевную боль, и она начинала драться, готовая, во что бы то ни стало победить, вооруженная до зубов своей решимостью, жесткая, как бетон.
   Это всю жизнь помогало, еще с детства, когда отец ворчал, что даже бейсбольный мяч она бросает по-девчачьи.
   И она научилась бросать мяч, да так, что отец назвал ее, девятилетнюю девчонку, лучшим бейсболистом на свете.
   Тут она победила.
   Однако в жизни одна битва следовала за другой, и главное состояло в том, чтобы никогда не сдаваться, не признавать себя побежденной, а ключ к победам был прост – всегда оставаться сильной.
   Бренда воевала с редакторами газет и журналов, чтобы получать задания, какие хотела. Боролась с художниками-оформителями за лучшие места для своих фотоснимков.
   И борьба стоила того: она получала все, что хотела.
   А вот сейчас, сидя на кровати, Бренда мысленно измеряла расстояние между собой и дверью. Иногда, оставаясь одна, она мечтала о том, чтобы хоть на пять коротких минут избавиться от своей немощи, вспомнить, что это такое – пройтись свободно и легко, ставя сначала одну ногу, потом другую. Хоть на пять минут.
   Нещадно эксплуатируя здоровую левую ногу, Би Джей протащилась в ванную, потом назад. С трудом дотянулась до вешалок в шкафу. Одевание всегда было для нее довольно муторным занятием, обычно ей помогала миссис Би.
   В это утро, однако, Бренда почувствовала, что в ней крепнет решимость. Одевшись задолго до того, как в доме стали просыпаться, она доковыляла до лестничной площадки, потом придвинулась к ее левой стороне, чтобы здоровой рукой держаться за перила.
   Все это она продумала ночью, тщательно планируя, как обеспечить себе возможность оставаться в этом доме, пока она не поправится настолько, чтобы можно было уехать. Теперь, сидя на верхней площадке (одна нога бездействует, одна рука тоже), она уныло обозревала путь вниз, который ей придется проделать. Было страшно. Что, если поскользнешься, рука не удержит перила, упадешь… Нет, она этого не допустит. Заставит себя продвигаться осторожно, преодолевая ступеньку за ступенькой.
   Казалось, спуск длился вечность. Достигнув площадки в середине лестницы, Бренда вспотела и задохнулась. Она легла на спину, поставив ногу на первую ступеньку следующего марша, и отдыхала какое-то время, показавшееся ей бесконечным. Бессонная ночь мало способствовала успеху предприятия.