Страница:
В 1218 г. Мстислав Мстиславич окончательно уходит из Новгорода и на его место садится приглашенный из Смоленска князь Святослав Мстиславич. Последующие события характеризуют Твердислава все с той же стороны и объясняют его прежнее поведение. Твердислав с самого начала своей деятельности пытается смягчить борьбу группировок компромиссами. Оставление им посадничества во имя принципа старшинства, длительное сосуществование с князьями противоположных устремлений – очевидные элементы его политической характеристики. В особо острых случаях Твердислав держится независимо, и его политическим противникам приходится прибегать к изощренным приемам в попытках подорвать его влияние. В излагаемых ниже событиях ясно чувствуется не только конфликт внутри новгородского общества, но и конфликт между Новгородом и князем.
Зимой 1219 г. из Новгорода бежал житель Торговой стороны Матвей Душиловец, связавший перед побегом «Моисеица, бирица ябетниць». Он был изловлен и выдан князю на Городище. В этой выдаче был клеветнически обвинен Твердислав. На Торговой стороне и в Неревском конце собрались веча, началось восстание.
Наутро князь отпустил Матвея, боясь дальнейших осложнений. Однако события продолжали развертываться. За Твердислава вступились Людин конец и Прусская улица, а загородцы остались в стороне. Восставшие вышли в бронях. Схватка у городских ворот закончилась поражением восставших, которое было завершено уже на Торговой стороне, куда победители переплыли в ладьях. С 17 января в течение целой недели в Новгороде бушевало вече, стоявшее за Твердислава.
Восстание 1219 г. имело ярко выраженный антикняжеский характер, начавшись из-за предполагаемого сговора Твердислава с князем. Действительная позиция посадника, однако, не совпадает с позицией князя. Святослав Мстиславич прислал на вече своего тысяцкого с заявлением: «Не могу быти с Твердиславом, отымаю посадничество у него». Новгородцы же ркоша: «есть ли вина его». Он же рече: «без вины». Рече же Твердислав: «тому есмь рад, яко вины моея нету; а вы, братье, в посадничестве и во князех вольне есть». Новгородцы же ответ даша князю: «аще вины его нету, и ты к нам крест целовал без вины мужа не лишати; тобе ся кланяем, а се есть наш посадник, и в то ся не вдадим». Твердислав, таким образом, не только не стоит на стороне князя, но подчеркивает значение посадника и противопоставляет себя князю, весьма откровенно предлагая выбрать между собой и князем.
В том же 1219 г. против Твердислава было выдвинуто новое обвинение, на этот раз более продуманное и решительное. Новгородский воевода Семен Емин с 400 новгородцами отправился в поход на Таймокары, но Юрий и Ярослав Всеволодовичи не пропустили его через свои владения. Вернувшись, Семен объявил, что вина в этом лежит на Твердиславе, который якобы вступил в тайные сношения с суздальскими князьями. Посадничество, отобранное у Твердислава, получил теперь Семен Борисович[193]. Его возвышение – прямой результат столкновения внутри боярства и победы той группировки, которая была связана с Торговой стороной. Напомним, что Семен Борисович строил церкви в Славенском конце.
Избранием Семена Борисовича группировки Торговой стороны и Неревского конца добились победы. Однако эта победа оказалась весьма непрочной. В конце 1219 г. Твердислав Михалкович снова получает посадничество[194]. Избранный в четвертый раз, он продолжает придерживаться своей независимой линии. В 1220 г. эта политика снова приводит к открытому столкновению посадника с князем Всеволодом Мстиславичем, занявшим за год до этого место своего брата Святослава.
«Вложи диавол князю грех в сердце, гнев до Твердислава без вины, – пишет летописец, – и прииде в Новгород и возвади весь город, хотя убити Твердислава; а Твердислав бяше болен». Всеволод пришел с Городища со всем своим двором «в броне, аки на бои» на Ярославово дворище, где вокруг него собрались новгородцы в том же составе, что и при столкновении 1219 г., т. е. Торговая сторона и Неревский конец. Больного Твердислава привезли на санях к церкви Бориса и Глеба, где его окружили сторонники с Прусской улицы, Людина конца и загородцы. Видя, что вооруженное столкновение неизбежно, князь отправил к Твердиславу архиепископа Митрофана, добившегося примирения. Твердислав, «съшьдъся с князьмь в любъвь», отказался от посадничества, «немощен бо бяше», и постригся в монастырь, а посадником избрали Иванку Дмитровича[195]. «Любовь с князем» в этом контексте означает компромисс: новый посадник принадлежит к тому же прусскому боярству, что и Твердислав, будучи сыном Дмитра Якуновича.
Рассказ о восстаниях 1219 и 1220 гг. очень четко изображает территориальное разделение Новгорода на приверженцев различных группировок. Твердислав и все его окружение прочно связаны с Прусской улицей. Они опираются на Людин конец (бесповоротно побежденный ими в 1207 г.) и загородцев, которые в одном случае предпочли соблюсти нейтралитет. Принадлежность Твердислава Михалковича к боярству Прусской улицы прослеживается и другими способами. В 1219 г. Твердислав вместе со своим братом Федором закладывает, а в 1224 г. заканчивает церковь св. Михаила и другую – во имя Трех святых отроков[196]. Относительно церкви св. Михаила в литературе существует некоторый разнобой мнений. В частности, И. П. Доронин, составивший указатель к изданию 1950 г. Новгородской Первой летописи, полагал, что это церковь св. Михаила на Михайловой улице и в Витковом переулке, т. е. на Торговой стороне Новгорода[197]. Однако и на Прусской улице существует храм Михаила-архангела, известный летописцу уже в XII в., возобновленный после пожара в 1176 г. отцом Твердисла ва Михалкой Степаничем[198] и сохранившийся в варианте XIX в. до сегодняшнего дня. Повидимому, Твердиславу и Федору принадлежит первая каменная постройка этой церкви. Что касается другой постройки братьев Михалковичей – храма во имя Трех отроков, то под этим названием в позднейшем Новгороде известен только придел к церкви Михаила на Прусской улице. Время превращения особой церкви в придельную в источниках не зафиксировано, однако известно, что новые приделы сооружались обычно при ликвидации близлежащих церквей.
Рис. 33. План Новгорода с обозначениями концов и улиц
Враждебные Твердиславу группировки территориально связаны с Торговой стороной и Неревским концом. Принадлежность к Торговой стороне Семена Борисовича уже рассмотрена выше. Что касается Неревского конца, то его активная борьба с прусским боярством прослеживается еще в XII в. во времена Захарии и Якуна.
Пытаясь локализовать основные боярские группировки на карте Новгорода, следует иметь в виду, что в рассматриваемый период они отнюдь не совпадали с теми основными административными членениями Новгорода, которые хорошо известны в более позднее время (рис. 33). Если летописец и называет неревлян как единую в политическом смысле территорию, то на Торговой стороне он вовсе не проводит каких-либо территориально-политических границ. Имеются также весьма существенные основания говорить о том, что административные членения Новгорода в XII–XIII вв. несколько отличались от членений XIV–XV вв. В частности, Загородье в XIII в. нигде в летописи не именуется концом, чему соответствует самый смысл названия этой территории. Вне кончанского деления находится и оплот «прусского» боярства – Прусская улица, на что указывают некоторые особенности фразеологии летописного рассказа о событиях 1219 г. Летописец говорит, что «поиде (Твердислав) с прусы и с Людиным концом»; исчисляя убитых во время восстания, он также противопоставляет Прусскую улицу Людину концу: «И убиша прус муж един, а концан другыи, а онех половиць Иоанна Душильцева, брата Матвеева, а в Неревъском конци Костянтина Прокшиница, а иных 6 муж, а раненых много обоих».
С другой стороны, говоря о боярских группировках, мы должны иметь в виду их значительную территориальную разобщенность в это раннее время. В XII–XIII вв. Новгород еще представлял собой систему боярских изолированных поселков, на что указывают особенности его исторической топографии. Между древними Людиным и Неревским концами Софийской стороны лежала территория в основном пустопорожного Загородья; ее лишь оконтуривают Прусская и Чудинцева улицы. Подобным образом в древности были разделены также Славенский и Плотницкий концы Торговой стороны. Находившаяся на их стыке обширная территория Рогатицы и Лубяницы даже в начале XV в. находилась вне кончанского деления, на что указывает, например, описание пожара 1403 г.: «Погоре Плотничьсвыи конець до Славкове улицы, а Рогатица до Еупатия святого, а Лубяница до святого Луки, а Славенскыи весь конец»[199].
Политически итоги периода, связанного с именем Твердислава, можно формулировать в следующих положениях. После восстания 1207 г. посадничество снова укрепляет свою независимость от князя. Однако политика Твердислава не устраняет противоречий боярских группировок в их борьбе за власть. Выступая единым фронтом против князя, группировки продолжают бороться между собой, стремясь овладеть посадничеством.
Обстоятельства переворота в посадничестве в 1220 г. таковы, что как будто дают возможность говорить о возвращении победившей части боярства к старой политике активного союза с князем. Свержение Твердислава происходит по инициативе князя силами боярского союза Торговой стороны и Неревского конца. Однако рассмотрение последующих событий показывает, что в действительности боярская политика 1220-х гг. продолжает политику Твердислава. Общее укрепление республиканской власти оказывается сильнее внутрибоярского соперничества, и существование сколько-нибудь сильного князя на новгородском столе так же мало желательно для противников Твердислава, как и для самого Твердислава.
Первые шаги нового посадника Иванки Дмитровича весьма напоминают тактические приемы Мирошки Несдинича. В 1221 г. новгородцы прогоняют своего бывшего союзника князя Всеволода Мстиславича и на его место приглашают сына владимирского князя – Всеволода Юрьевича: «Послаша владыку Митрофана и посадника Иванка и стареишии мужи в Володимир к Юрью ко Всеволодицю, и дасть им сына своего Всеволода по всеи воли новгородчкои. И по сих прииде князь Всеволод в Новгород, и владыка и вси мужи одарены бещисла; и ради быша новгородци, и бысть мирно»[200]. Это «бысть мирно» кажется достаточно многозначительным, так как все предшествующие и последующие события говорят о сильнейшем напряжении антикняжеской борьбы.
Общий смысл перемены в княжении станет очевидным, если обратиться к возрасту нового князя: Всеволоду Юрьевичу в момент приглашения на новгородский стол было всего семь лет. После нескольких месяцев княжения семилетний князь бежал из Новгорода тайно, ночью, со всем своим двором. Новгородцы снова отправились во Владимир и получили там в князья на этот раз брата владимирского князя, уже знакомого им по княжению 1215 г. Ярослава Всеволодовича. Новому князю было за тридцать, но он оставался в Новгороде не дольше своего малолетнего племянника. В 1223 г. он ушел в Переяславль. На его место снова приглашен Всеволод Юрьевич. И снова в 1224 г. «поиде князь Всеволод другое из Новагорода нощью, утаився, со всем двором своим»[201].
Следует отметить несколько важных обстоятельств. Прежде всего, постоянные отказы князей от новгородского стола совершаются не в результате прямых конфликтов между боярской и княжеской властью. Напротив, летописец постоянно подчеркивает удовлетворенность новгородцев своими князьями. В 1222 г. они «ради быша» приходу Всеволода Юрьевича и «печални быша» после его побега. Сам побег Всеволода связывается с инициативой великого князя: «А еще ти есть не угодно держати Новаграда сыном, и ты, княже, даи нам брата». В 1223 г. перед уходом из Новгорода Ярослава новгородцы «кланяхутся ему: «не ходи, княже», он же поиде по своей воле». В 1224 г. после вторичного побега Всеволода новгородцы просят его отца отправить князя обратно в Новгород. Иными словами, в Новгороде складывается такая обстановка, которой не удовлетворены сами князья, вынужденные опираться не на какие-то боярские группы внутри Новгорода, а главным образом на поддержку великого князя. Эта обстановка заключается в новом сплочении боярства, которое засвидетельствовано и длительным посадничеством Иванки Дмитровича.
Этот посадник упоминается еще под 1222, 1224, 1226, 1228 и 1229 гг. Под последней датой рассказывается о свержении Иванки Дмитровича[202]. Летописный Список Б в близкое время называет еще одного посадника – брата Твердислава Федора Михалковича. Однако это имя помещено вопреки показаниям Списка А и в результате явного недоразумения, вызванного неясностями использованного в Списке Б летописного рассказа. Посадничество Иванки Дмитровича продолжалось непрерывно на протяжении девяти лет.
Продолжавшееся сплочение боярства продемонстрировано с особой силой событиями 1224 г. После вторичного побега из Новгорода князь Всеволод Юрьевич останавливается в Торжке, где его окружают пришедшие к нему на помощь с полками князья Юрий Всеволодович, Ярослав Всеволодович, Василько Константинович, Михаил Всеволодович. Обязательным условием возвращения Всеволода на стол Юрий Всеволодович поставил перед новгородцами требование выдать ему целую группу бояр: Якима Иванковича, Микифора Тудоровича, Иванку Тимощинича, Судилу Савинича, Вячка, Иваца, Рядка, пригрозив: «Не выдадите ли, а я поил есмь конь Тферью, а еще к тому хощу Волховом напоити». В ответ новгородцы выражают желание «умрети за святую Софею о посадникы Иоанке о Дмитровицы», а «братьи своеи не выдадим». Конфликт заканчивается тем, что новгородцы, отделавшись от владимирского князя крупным выкупом, приняли на стол черниговского князя Михаила Всеволодовича. Это приглашение осуществилось по рекомендации самого Юрия, и его смысл, нужно думать, сводился к взаимным уступкам враждующих сторон.[203]
Открытое столкновение новгородцев с владимирским князем и последовавший за ним компромисс не привели к принципиальному изменению новгородской политики. Князь Михаил Всеволодович оставался в Новгороде всего лишь несколько месяцев, после чего заявил: «Не хощю у вас княжити, иду к Чернигову; а вы ко мне гость пускаите, а яко земля моя, якоже земля ваша, а ваша земля, якоже земля моя». В связи с уходом Михаила летописец снова рисует картину единодушия новгородцев в их расположении к князю и недовольства князя своим положением в Новгороде. После ухода Михаила новгородцы опять обращаются к Ярославу Всеволодовичу с приглашением на стол.[204]
Рассматривая подробности взаимоотношений Новгорода и князя в 1220х гг., можно высказать общие соображения о принципах, лежащих в основе боярской политики этого времени. Именно в это время впервые отчетливо возникает та форма ограничения княжеской власти, которая сыграла решающую роль в развитии позднейшей республиканской государственности Новгорода. Такой формой является признание суверенитета над Новгородом суздальской княжеской династии, возникновение таких союзнических отношений, при которых существование особого новгородского князя перестает быть обязательным условием государственного устройства. Могло ли иметь другое значение, кроме чисто символического, княжение в Новгороде семилетнего Всеволода Юрьевича в 1221 г. или того же князя в 1223 г., когда ему исполнилось девять лет? Успехи антикняжеской борьбы приводят к резкому умалению авторитета новгородского князя, и сам новгородский стол перестает быть приманкой в глазах князей. Отсюда, надо полагать, и проистекает та бросающаяся в глаза противоречивость в отношении князей к Новгороду. С одной стороны, владимирские великие князья стремятся удержать Новгород в сфере своего политического влияния, заявляя права на новгородский стол. С другой стороны, очутившись на новгородском столе, ставленники владимирских князей стремятся вырваться из Новгорода.
Новая основа отношений Новгорода с князем весьма заметна уже в середине 1220-х гг. Приглашенный на новгородский стол Ярослав Всеволодович не порывает со своей отчиной. Став князем в Новгороде, он остается князем и в Переяславле, посещая Новгород лишь в связи с военными операциями. В 1225 г. он воюет с Литвой под Торжком, в 1226 г. приходит в Новгород, чтобы в следующем году идти с новгородцами на Емь. В 1228 г. новгородцы организуют вместе с Ярославом новый поход на Емь, после которого Ярослав возвращается в Переяславль, оставив на новгородском столе своих сыновей Федора и Александра. Старшему из них, Федору, в 1228 г. было девять лет, что позволяет видеть в обоих княжичах не самостоятельных деятелей, а лишь материализованную идею суверенитета Ярослава над Новгородом.
Волне понятно, что создание новой схемы взаимоотношений Новгорода и князя требует новой формы союзного договора. Л. В. Черепнин, исследовавший историю формуляра докончальных грамот Новгорода с князьями, обратил внимание на то, что отсылки договоров второй половины XIII в. на прецедентные крестоцелования при заключении докончаний с князьями не распространяются на время ранее княжения Ярослава Всеволодовича. Если для позднейших договоров Ярослава Ярославича характерна схематизированная формула «Целуи крест к всему Новугороду, на цемь то целовали деди (и отцы) и отець твои Ярослав», то аналогичное место самого раннего договора Новгорода с Ярославом Ярославичем сформулировано несколько иначе: «…на цемь то целовал хрест отец твои Ярослав». «Эта ссылка, – пишет Л. В. Черепнин, – говорит об интересе, проявленном в Новгороде в первой половине XIII в., в княжение именно Ярослава Всеволодовича, к договорному формуляру. Действительно, раз наиболее ранняя из дошедших до нас новгородских грамот времени великого князя Ярослава Ярославича отмечает, что изложенные в ней условия были закреплены крестоцелованием отца Ярослава – великого князя Ярослава Всеволодовича, но не называет, как это стали делать позднейшие грамоты, княжеских «дедов», значит до Ярослава Всеволодовича договорный формуляр еще не отличался устойчивостью и в первой половине XIII в. только разрабатывался»[205]. Возобновление интереса к формуляру докончаний в 1220-х гг. оказывается вполне закономерным. Создание нового формуляра возможно относить к 1230 г., когда летописец рассказывает о крестоцеловании Ярослава Всеволодовича. Однако обстановка, вызвавшая интерес к договорному формуляру, существует уже в середине 1220-х гг.
По существу Новгород в конце первой четверти XIII в. стоит перед видимой перспективой ликвидации княжеской власти, поскольку проблема новгородского стола превращается главным образом в проблему государственного союза Новгорода с соседними русскими областями. В союзнических отношениях Новгород мог признавать суверенитет князей, но он мог также настаивать и на полном равенстве отношений. Необходимо, однако, вспомнить международную обстановку первой половины XIII в., чтобы понять ограниченность устремлений боярства в его антикняжеской борьбе.
С самого конца XII в. на западных рубежах Новгородской земли возникает постоянная опасность немецкого нападения. Захват крестоносцами земель ливов, латгалов и эстов уже к 1209 г. привел Новгород в непосредственное военное столкновение с немцами. Походы новгородцев в Прибалтику с этого времени возобновляются почти ежегодно. В 1223 г. начинается татаро-монгольское нашествие на русские земли. В сложнейшей обстановке двойной военной опасности перед Новгородом было только два пути – путь разрыва традиционных связей с русскими княжествами и изоляции, грозившей смертельной опасностью, и путь укрепления союза с княжествами, организации совместной защиты русских земель от нападения извне. Вполне очевидно, что союзнические отношения в этой сложной обстановке требовали взаимных уступок. Новгород был заинтересован в военной поддержке со стороны княжеских полков в не меньшей степени, нежели князья в поддержке новгородскими военными силами. Самая идея княжеского суверенитета над Новгородом при одновременном резком ограничении княжеской власти внутри Новгорода находится в прямой зависимости от общей политической и военной ситуации на Руси первой половины XIII в.
Следует, однако, отметить, что внутри новгородского боярства в рассматриваемое время еще не возникло единства в выборе наиболее действенного союза. Часть боярства стремится к разрыву с владимирскими князьями. Вспышка активной борьбы вокруг вопроса о князе и посаднике начинается в 1228 г., когда во время похода на Емь новгородцы «створиша вече и хотеша убити Судимира, и скры князь в на саде у себя». В следующем году начинается одно из сильнейших восстаний, в ходе которого был лишен кафедры владыка Арсений, обвиненный в незаконном избрании и сговоре с князем, а также были разграблены дворы тысяцкого Вячеслава, его брата Богуслава, владычного стольника Андрейца, Давыдка «Софейского» и липинского старосты Душильца. Последний, которого восставшие намеревались повесить, нашел защиту у князя. Тогда же был избран новый тысяцкий Борис Негочевич.
Восстание 1229 г. своим острием было направлено против той части новгородского боярства, на которую опирался князь Ярослав. Действия восставших определяются в первую очередь ненавистью «простой чади» к предержащим власть. Эти действия подготовлены затянувшейся дороговизной на торгу, причину которой новгородцы видят в размещении по Новгороду переяславских полков князя, в неурожае 1228 г., когда «великий дождь» не прекращался днем и ночью от Госпожина до Николина дня, в общем оскудении по волостям, отмеченным в их требованиях к князю: «Поиде к нам, забожничье отложи, а судии ти по волости не слати, и на всеи воли нашеи и на всех грамотах Ярославлих тъ ты наш князь; или того не хощещь, ты собе, а мы собе». Летописец особо отмечает действия «простой чади» против архиепископа. Главную же причину зла восставшие видят в союзных с князем боярах, говоря «ти князя на зло подводят», «мы братью свою есмя казниле, а князю есмя зла не створиле». Восстание завершается побегом из Новгорода обоих княжичей вместе с приставленными к ним боярами и приглашением из Чернигова на новгородский стол Михаила Всеволодовича.
Восстание 1229 г. приводит к победе ту часть боярства, которая находилась в оппозиции владимирским князьям. С приходом в Новгород князя Михаила посадничество передается славенскому боярину Внезду Водовику. Прежний посадник Иванко Дмитрович получает Торжок, но новоторжцы не приняли его, и он укрывается у Ярослава Всеволодовича. Вокняжение Михаила сопровождалось актом, завершившим восстание: «И целова крест на всех грамотах Ярославлих; и вдасть свободу смердом на 5 лет дани не платити, кто сбежал на чюжю землю, а сим повеле, хто зде живеть, како уставили преднии князи, тако платите дань». «А на Ярославлих любовницех, – добавляет летописец, – поимаша новгородци кун много и на городищанах, дворов их не грабяче, а даша то на Великыи мост»[206].
Очевидный успех «простой чади» противостоит другому результату восстания – разрыву военного союза с Владимиром, разрушению наиболее действенных сил, способных возглавить борьбу с экспансией извне. Союз Новгорода с Черниговом в обстановке того времени не мог стать даже слабой тенью союза Новгорода с Владимиром. Между тем союзное Чернигову боярство с Внездом Водовиком во главе строит свои отношения с князем по той же схеме княжеского суверенитета над Новгородом.
Зимой 1219 г. из Новгорода бежал житель Торговой стороны Матвей Душиловец, связавший перед побегом «Моисеица, бирица ябетниць». Он был изловлен и выдан князю на Городище. В этой выдаче был клеветнически обвинен Твердислав. На Торговой стороне и в Неревском конце собрались веча, началось восстание.
Наутро князь отпустил Матвея, боясь дальнейших осложнений. Однако события продолжали развертываться. За Твердислава вступились Людин конец и Прусская улица, а загородцы остались в стороне. Восставшие вышли в бронях. Схватка у городских ворот закончилась поражением восставших, которое было завершено уже на Торговой стороне, куда победители переплыли в ладьях. С 17 января в течение целой недели в Новгороде бушевало вече, стоявшее за Твердислава.
Восстание 1219 г. имело ярко выраженный антикняжеский характер, начавшись из-за предполагаемого сговора Твердислава с князем. Действительная позиция посадника, однако, не совпадает с позицией князя. Святослав Мстиславич прислал на вече своего тысяцкого с заявлением: «Не могу быти с Твердиславом, отымаю посадничество у него». Новгородцы же ркоша: «есть ли вина его». Он же рече: «без вины». Рече же Твердислав: «тому есмь рад, яко вины моея нету; а вы, братье, в посадничестве и во князех вольне есть». Новгородцы же ответ даша князю: «аще вины его нету, и ты к нам крест целовал без вины мужа не лишати; тобе ся кланяем, а се есть наш посадник, и в то ся не вдадим». Твердислав, таким образом, не только не стоит на стороне князя, но подчеркивает значение посадника и противопоставляет себя князю, весьма откровенно предлагая выбрать между собой и князем.
В том же 1219 г. против Твердислава было выдвинуто новое обвинение, на этот раз более продуманное и решительное. Новгородский воевода Семен Емин с 400 новгородцами отправился в поход на Таймокары, но Юрий и Ярослав Всеволодовичи не пропустили его через свои владения. Вернувшись, Семен объявил, что вина в этом лежит на Твердиславе, который якобы вступил в тайные сношения с суздальскими князьями. Посадничество, отобранное у Твердислава, получил теперь Семен Борисович[193]. Его возвышение – прямой результат столкновения внутри боярства и победы той группировки, которая была связана с Торговой стороной. Напомним, что Семен Борисович строил церкви в Славенском конце.
Избранием Семена Борисовича группировки Торговой стороны и Неревского конца добились победы. Однако эта победа оказалась весьма непрочной. В конце 1219 г. Твердислав Михалкович снова получает посадничество[194]. Избранный в четвертый раз, он продолжает придерживаться своей независимой линии. В 1220 г. эта политика снова приводит к открытому столкновению посадника с князем Всеволодом Мстиславичем, занявшим за год до этого место своего брата Святослава.
«Вложи диавол князю грех в сердце, гнев до Твердислава без вины, – пишет летописец, – и прииде в Новгород и возвади весь город, хотя убити Твердислава; а Твердислав бяше болен». Всеволод пришел с Городища со всем своим двором «в броне, аки на бои» на Ярославово дворище, где вокруг него собрались новгородцы в том же составе, что и при столкновении 1219 г., т. е. Торговая сторона и Неревский конец. Больного Твердислава привезли на санях к церкви Бориса и Глеба, где его окружили сторонники с Прусской улицы, Людина конца и загородцы. Видя, что вооруженное столкновение неизбежно, князь отправил к Твердиславу архиепископа Митрофана, добившегося примирения. Твердислав, «съшьдъся с князьмь в любъвь», отказался от посадничества, «немощен бо бяше», и постригся в монастырь, а посадником избрали Иванку Дмитровича[195]. «Любовь с князем» в этом контексте означает компромисс: новый посадник принадлежит к тому же прусскому боярству, что и Твердислав, будучи сыном Дмитра Якуновича.
Рассказ о восстаниях 1219 и 1220 гг. очень четко изображает территориальное разделение Новгорода на приверженцев различных группировок. Твердислав и все его окружение прочно связаны с Прусской улицей. Они опираются на Людин конец (бесповоротно побежденный ими в 1207 г.) и загородцев, которые в одном случае предпочли соблюсти нейтралитет. Принадлежность Твердислава Михалковича к боярству Прусской улицы прослеживается и другими способами. В 1219 г. Твердислав вместе со своим братом Федором закладывает, а в 1224 г. заканчивает церковь св. Михаила и другую – во имя Трех святых отроков[196]. Относительно церкви св. Михаила в литературе существует некоторый разнобой мнений. В частности, И. П. Доронин, составивший указатель к изданию 1950 г. Новгородской Первой летописи, полагал, что это церковь св. Михаила на Михайловой улице и в Витковом переулке, т. е. на Торговой стороне Новгорода[197]. Однако и на Прусской улице существует храм Михаила-архангела, известный летописцу уже в XII в., возобновленный после пожара в 1176 г. отцом Твердисла ва Михалкой Степаничем[198] и сохранившийся в варианте XIX в. до сегодняшнего дня. Повидимому, Твердиславу и Федору принадлежит первая каменная постройка этой церкви. Что касается другой постройки братьев Михалковичей – храма во имя Трех отроков, то под этим названием в позднейшем Новгороде известен только придел к церкви Михаила на Прусской улице. Время превращения особой церкви в придельную в источниках не зафиксировано, однако известно, что новые приделы сооружались обычно при ликвидации близлежащих церквей.
Враждебные Твердиславу группировки территориально связаны с Торговой стороной и Неревским концом. Принадлежность к Торговой стороне Семена Борисовича уже рассмотрена выше. Что касается Неревского конца, то его активная борьба с прусским боярством прослеживается еще в XII в. во времена Захарии и Якуна.
Пытаясь локализовать основные боярские группировки на карте Новгорода, следует иметь в виду, что в рассматриваемый период они отнюдь не совпадали с теми основными административными членениями Новгорода, которые хорошо известны в более позднее время (рис. 33). Если летописец и называет неревлян как единую в политическом смысле территорию, то на Торговой стороне он вовсе не проводит каких-либо территориально-политических границ. Имеются также весьма существенные основания говорить о том, что административные членения Новгорода в XII–XIII вв. несколько отличались от членений XIV–XV вв. В частности, Загородье в XIII в. нигде в летописи не именуется концом, чему соответствует самый смысл названия этой территории. Вне кончанского деления находится и оплот «прусского» боярства – Прусская улица, на что указывают некоторые особенности фразеологии летописного рассказа о событиях 1219 г. Летописец говорит, что «поиде (Твердислав) с прусы и с Людиным концом»; исчисляя убитых во время восстания, он также противопоставляет Прусскую улицу Людину концу: «И убиша прус муж един, а концан другыи, а онех половиць Иоанна Душильцева, брата Матвеева, а в Неревъском конци Костянтина Прокшиница, а иных 6 муж, а раненых много обоих».
С другой стороны, говоря о боярских группировках, мы должны иметь в виду их значительную территориальную разобщенность в это раннее время. В XII–XIII вв. Новгород еще представлял собой систему боярских изолированных поселков, на что указывают особенности его исторической топографии. Между древними Людиным и Неревским концами Софийской стороны лежала территория в основном пустопорожного Загородья; ее лишь оконтуривают Прусская и Чудинцева улицы. Подобным образом в древности были разделены также Славенский и Плотницкий концы Торговой стороны. Находившаяся на их стыке обширная территория Рогатицы и Лубяницы даже в начале XV в. находилась вне кончанского деления, на что указывает, например, описание пожара 1403 г.: «Погоре Плотничьсвыи конець до Славкове улицы, а Рогатица до Еупатия святого, а Лубяница до святого Луки, а Славенскыи весь конец»[199].
Политически итоги периода, связанного с именем Твердислава, можно формулировать в следующих положениях. После восстания 1207 г. посадничество снова укрепляет свою независимость от князя. Однако политика Твердислава не устраняет противоречий боярских группировок в их борьбе за власть. Выступая единым фронтом против князя, группировки продолжают бороться между собой, стремясь овладеть посадничеством.
* * *
Переход посадничества от Твердислава Михалковича к Иванке Дмитровичу осуществился в результате новой вспышки внутрибоярской борьбы, разгоревшейся в последние годы деятельности Твердислава.Обстоятельства переворота в посадничестве в 1220 г. таковы, что как будто дают возможность говорить о возвращении победившей части боярства к старой политике активного союза с князем. Свержение Твердислава происходит по инициативе князя силами боярского союза Торговой стороны и Неревского конца. Однако рассмотрение последующих событий показывает, что в действительности боярская политика 1220-х гг. продолжает политику Твердислава. Общее укрепление республиканской власти оказывается сильнее внутрибоярского соперничества, и существование сколько-нибудь сильного князя на новгородском столе так же мало желательно для противников Твердислава, как и для самого Твердислава.
Первые шаги нового посадника Иванки Дмитровича весьма напоминают тактические приемы Мирошки Несдинича. В 1221 г. новгородцы прогоняют своего бывшего союзника князя Всеволода Мстиславича и на его место приглашают сына владимирского князя – Всеволода Юрьевича: «Послаша владыку Митрофана и посадника Иванка и стареишии мужи в Володимир к Юрью ко Всеволодицю, и дасть им сына своего Всеволода по всеи воли новгородчкои. И по сих прииде князь Всеволод в Новгород, и владыка и вси мужи одарены бещисла; и ради быша новгородци, и бысть мирно»[200]. Это «бысть мирно» кажется достаточно многозначительным, так как все предшествующие и последующие события говорят о сильнейшем напряжении антикняжеской борьбы.
Общий смысл перемены в княжении станет очевидным, если обратиться к возрасту нового князя: Всеволоду Юрьевичу в момент приглашения на новгородский стол было всего семь лет. После нескольких месяцев княжения семилетний князь бежал из Новгорода тайно, ночью, со всем своим двором. Новгородцы снова отправились во Владимир и получили там в князья на этот раз брата владимирского князя, уже знакомого им по княжению 1215 г. Ярослава Всеволодовича. Новому князю было за тридцать, но он оставался в Новгороде не дольше своего малолетнего племянника. В 1223 г. он ушел в Переяславль. На его место снова приглашен Всеволод Юрьевич. И снова в 1224 г. «поиде князь Всеволод другое из Новагорода нощью, утаився, со всем двором своим»[201].
Следует отметить несколько важных обстоятельств. Прежде всего, постоянные отказы князей от новгородского стола совершаются не в результате прямых конфликтов между боярской и княжеской властью. Напротив, летописец постоянно подчеркивает удовлетворенность новгородцев своими князьями. В 1222 г. они «ради быша» приходу Всеволода Юрьевича и «печални быша» после его побега. Сам побег Всеволода связывается с инициативой великого князя: «А еще ти есть не угодно держати Новаграда сыном, и ты, княже, даи нам брата». В 1223 г. перед уходом из Новгорода Ярослава новгородцы «кланяхутся ему: «не ходи, княже», он же поиде по своей воле». В 1224 г. после вторичного побега Всеволода новгородцы просят его отца отправить князя обратно в Новгород. Иными словами, в Новгороде складывается такая обстановка, которой не удовлетворены сами князья, вынужденные опираться не на какие-то боярские группы внутри Новгорода, а главным образом на поддержку великого князя. Эта обстановка заключается в новом сплочении боярства, которое засвидетельствовано и длительным посадничеством Иванки Дмитровича.
Этот посадник упоминается еще под 1222, 1224, 1226, 1228 и 1229 гг. Под последней датой рассказывается о свержении Иванки Дмитровича[202]. Летописный Список Б в близкое время называет еще одного посадника – брата Твердислава Федора Михалковича. Однако это имя помещено вопреки показаниям Списка А и в результате явного недоразумения, вызванного неясностями использованного в Списке Б летописного рассказа. Посадничество Иванки Дмитровича продолжалось непрерывно на протяжении девяти лет.
Продолжавшееся сплочение боярства продемонстрировано с особой силой событиями 1224 г. После вторичного побега из Новгорода князь Всеволод Юрьевич останавливается в Торжке, где его окружают пришедшие к нему на помощь с полками князья Юрий Всеволодович, Ярослав Всеволодович, Василько Константинович, Михаил Всеволодович. Обязательным условием возвращения Всеволода на стол Юрий Всеволодович поставил перед новгородцами требование выдать ему целую группу бояр: Якима Иванковича, Микифора Тудоровича, Иванку Тимощинича, Судилу Савинича, Вячка, Иваца, Рядка, пригрозив: «Не выдадите ли, а я поил есмь конь Тферью, а еще к тому хощу Волховом напоити». В ответ новгородцы выражают желание «умрети за святую Софею о посадникы Иоанке о Дмитровицы», а «братьи своеи не выдадим». Конфликт заканчивается тем, что новгородцы, отделавшись от владимирского князя крупным выкупом, приняли на стол черниговского князя Михаила Всеволодовича. Это приглашение осуществилось по рекомендации самого Юрия, и его смысл, нужно думать, сводился к взаимным уступкам враждующих сторон.[203]
Открытое столкновение новгородцев с владимирским князем и последовавший за ним компромисс не привели к принципиальному изменению новгородской политики. Князь Михаил Всеволодович оставался в Новгороде всего лишь несколько месяцев, после чего заявил: «Не хощю у вас княжити, иду к Чернигову; а вы ко мне гость пускаите, а яко земля моя, якоже земля ваша, а ваша земля, якоже земля моя». В связи с уходом Михаила летописец снова рисует картину единодушия новгородцев в их расположении к князю и недовольства князя своим положением в Новгороде. После ухода Михаила новгородцы опять обращаются к Ярославу Всеволодовичу с приглашением на стол.[204]
Рассматривая подробности взаимоотношений Новгорода и князя в 1220х гг., можно высказать общие соображения о принципах, лежащих в основе боярской политики этого времени. Именно в это время впервые отчетливо возникает та форма ограничения княжеской власти, которая сыграла решающую роль в развитии позднейшей республиканской государственности Новгорода. Такой формой является признание суверенитета над Новгородом суздальской княжеской династии, возникновение таких союзнических отношений, при которых существование особого новгородского князя перестает быть обязательным условием государственного устройства. Могло ли иметь другое значение, кроме чисто символического, княжение в Новгороде семилетнего Всеволода Юрьевича в 1221 г. или того же князя в 1223 г., когда ему исполнилось девять лет? Успехи антикняжеской борьбы приводят к резкому умалению авторитета новгородского князя, и сам новгородский стол перестает быть приманкой в глазах князей. Отсюда, надо полагать, и проистекает та бросающаяся в глаза противоречивость в отношении князей к Новгороду. С одной стороны, владимирские великие князья стремятся удержать Новгород в сфере своего политического влияния, заявляя права на новгородский стол. С другой стороны, очутившись на новгородском столе, ставленники владимирских князей стремятся вырваться из Новгорода.
Новая основа отношений Новгорода с князем весьма заметна уже в середине 1220-х гг. Приглашенный на новгородский стол Ярослав Всеволодович не порывает со своей отчиной. Став князем в Новгороде, он остается князем и в Переяславле, посещая Новгород лишь в связи с военными операциями. В 1225 г. он воюет с Литвой под Торжком, в 1226 г. приходит в Новгород, чтобы в следующем году идти с новгородцами на Емь. В 1228 г. новгородцы организуют вместе с Ярославом новый поход на Емь, после которого Ярослав возвращается в Переяславль, оставив на новгородском столе своих сыновей Федора и Александра. Старшему из них, Федору, в 1228 г. было девять лет, что позволяет видеть в обоих княжичах не самостоятельных деятелей, а лишь материализованную идею суверенитета Ярослава над Новгородом.
Волне понятно, что создание новой схемы взаимоотношений Новгорода и князя требует новой формы союзного договора. Л. В. Черепнин, исследовавший историю формуляра докончальных грамот Новгорода с князьями, обратил внимание на то, что отсылки договоров второй половины XIII в. на прецедентные крестоцелования при заключении докончаний с князьями не распространяются на время ранее княжения Ярослава Всеволодовича. Если для позднейших договоров Ярослава Ярославича характерна схематизированная формула «Целуи крест к всему Новугороду, на цемь то целовали деди (и отцы) и отець твои Ярослав», то аналогичное место самого раннего договора Новгорода с Ярославом Ярославичем сформулировано несколько иначе: «…на цемь то целовал хрест отец твои Ярослав». «Эта ссылка, – пишет Л. В. Черепнин, – говорит об интересе, проявленном в Новгороде в первой половине XIII в., в княжение именно Ярослава Всеволодовича, к договорному формуляру. Действительно, раз наиболее ранняя из дошедших до нас новгородских грамот времени великого князя Ярослава Ярославича отмечает, что изложенные в ней условия были закреплены крестоцелованием отца Ярослава – великого князя Ярослава Всеволодовича, но не называет, как это стали делать позднейшие грамоты, княжеских «дедов», значит до Ярослава Всеволодовича договорный формуляр еще не отличался устойчивостью и в первой половине XIII в. только разрабатывался»[205]. Возобновление интереса к формуляру докончаний в 1220-х гг. оказывается вполне закономерным. Создание нового формуляра возможно относить к 1230 г., когда летописец рассказывает о крестоцеловании Ярослава Всеволодовича. Однако обстановка, вызвавшая интерес к договорному формуляру, существует уже в середине 1220-х гг.
По существу Новгород в конце первой четверти XIII в. стоит перед видимой перспективой ликвидации княжеской власти, поскольку проблема новгородского стола превращается главным образом в проблему государственного союза Новгорода с соседними русскими областями. В союзнических отношениях Новгород мог признавать суверенитет князей, но он мог также настаивать и на полном равенстве отношений. Необходимо, однако, вспомнить международную обстановку первой половины XIII в., чтобы понять ограниченность устремлений боярства в его антикняжеской борьбе.
С самого конца XII в. на западных рубежах Новгородской земли возникает постоянная опасность немецкого нападения. Захват крестоносцами земель ливов, латгалов и эстов уже к 1209 г. привел Новгород в непосредственное военное столкновение с немцами. Походы новгородцев в Прибалтику с этого времени возобновляются почти ежегодно. В 1223 г. начинается татаро-монгольское нашествие на русские земли. В сложнейшей обстановке двойной военной опасности перед Новгородом было только два пути – путь разрыва традиционных связей с русскими княжествами и изоляции, грозившей смертельной опасностью, и путь укрепления союза с княжествами, организации совместной защиты русских земель от нападения извне. Вполне очевидно, что союзнические отношения в этой сложной обстановке требовали взаимных уступок. Новгород был заинтересован в военной поддержке со стороны княжеских полков в не меньшей степени, нежели князья в поддержке новгородскими военными силами. Самая идея княжеского суверенитета над Новгородом при одновременном резком ограничении княжеской власти внутри Новгорода находится в прямой зависимости от общей политической и военной ситуации на Руси первой половины XIII в.
Следует, однако, отметить, что внутри новгородского боярства в рассматриваемое время еще не возникло единства в выборе наиболее действенного союза. Часть боярства стремится к разрыву с владимирскими князьями. Вспышка активной борьбы вокруг вопроса о князе и посаднике начинается в 1228 г., когда во время похода на Емь новгородцы «створиша вече и хотеша убити Судимира, и скры князь в на саде у себя». В следующем году начинается одно из сильнейших восстаний, в ходе которого был лишен кафедры владыка Арсений, обвиненный в незаконном избрании и сговоре с князем, а также были разграблены дворы тысяцкого Вячеслава, его брата Богуслава, владычного стольника Андрейца, Давыдка «Софейского» и липинского старосты Душильца. Последний, которого восставшие намеревались повесить, нашел защиту у князя. Тогда же был избран новый тысяцкий Борис Негочевич.
Восстание 1229 г. своим острием было направлено против той части новгородского боярства, на которую опирался князь Ярослав. Действия восставших определяются в первую очередь ненавистью «простой чади» к предержащим власть. Эти действия подготовлены затянувшейся дороговизной на торгу, причину которой новгородцы видят в размещении по Новгороду переяславских полков князя, в неурожае 1228 г., когда «великий дождь» не прекращался днем и ночью от Госпожина до Николина дня, в общем оскудении по волостям, отмеченным в их требованиях к князю: «Поиде к нам, забожничье отложи, а судии ти по волости не слати, и на всеи воли нашеи и на всех грамотах Ярославлих тъ ты наш князь; или того не хощещь, ты собе, а мы собе». Летописец особо отмечает действия «простой чади» против архиепископа. Главную же причину зла восставшие видят в союзных с князем боярах, говоря «ти князя на зло подводят», «мы братью свою есмя казниле, а князю есмя зла не створиле». Восстание завершается побегом из Новгорода обоих княжичей вместе с приставленными к ним боярами и приглашением из Чернигова на новгородский стол Михаила Всеволодовича.
Восстание 1229 г. приводит к победе ту часть боярства, которая находилась в оппозиции владимирским князьям. С приходом в Новгород князя Михаила посадничество передается славенскому боярину Внезду Водовику. Прежний посадник Иванко Дмитрович получает Торжок, но новоторжцы не приняли его, и он укрывается у Ярослава Всеволодовича. Вокняжение Михаила сопровождалось актом, завершившим восстание: «И целова крест на всех грамотах Ярославлих; и вдасть свободу смердом на 5 лет дани не платити, кто сбежал на чюжю землю, а сим повеле, хто зде живеть, како уставили преднии князи, тако платите дань». «А на Ярославлих любовницех, – добавляет летописец, – поимаша новгородци кун много и на городищанах, дворов их не грабяче, а даша то на Великыи мост»[206].
Очевидный успех «простой чади» противостоит другому результату восстания – разрыву военного союза с Владимиром, разрушению наиболее действенных сил, способных возглавить борьбу с экспансией извне. Союз Новгорода с Черниговом в обстановке того времени не мог стать даже слабой тенью союза Новгорода с Владимиром. Между тем союзное Чернигову боярство с Внездом Водовиком во главе строит свои отношения с князем по той же схеме княжеского суверенитета над Новгородом.