Страница:
По приказу Брусилова в район Миколаева также была направлена 12-я кавалерийская дивизия генерала А. М. Каледина. Чтобы остановить наступление противника, Каледин приказал спешиться трем полкам и занять оборону. Но так как даже эти силы не могли остановить наступление австрийцев, то Каледин решился на крайнюю меру и приказал контратаковать их в конном строю силами своего резерва (семь эскадронов). «Эта контратака спасла положение, – пишет Брусилов. – Наступавшие австрийцы в полном беспорядке ринулись назад и затем ограничились стрельбой на месте, но уже в наступление более не переходили». Но и в этом случае он не удержался от того, чтобы не упрекнуть генерала Каледина в том, «что он вначале спешил семнадцать эскадронов». По мнению командующего 8-й армией, лучше было бы, «выбрав момент, атаковать австрийцев всеми 24-мя эскадронами в конном строю».
Поздно вечером 30 августа австрийцы вновь перешли в наступление, «но далеко не решительное и более шумное, чем сильное». Это наступление, как выяснилось позже, было только имитацией накануне предстоящего отхода. В ночь с 30 на 31 августа противник начал отход в западном направлении. Войска 8-й армии, обессиленные предыдущими боями, не имели сил для преследования врага.
Тяжелые бои в полосе Юго-Западного фронта и его 8-й армии продолжались. 6 сентября противник нанес очередной удар по 24-му стрелковому корпусу, в состав которого входила и 48-я пехотная дивизия. Упираясь левым флангом в Миколаев, правым флангом корпус выдвинулся вперед и был охвачен австрийцами. Их атаки следовали одна за другой. Создалась угроза прорыва обороны на фланге 48-й дивизии. В этот момент генерал Корнилов лично повел в контратаку последний свой резерв – пехотный батальон, усиленный пулеметной командой. На короткое время он остановил противника. Но вскоре вновь обойденная 48-я дивизия вынуждена была отойти, оставив неприятелю пленных и орудия.
Неудачные действия дивизии генерал А. И. Деникин, командовавший в то время соседней 4-й бригадой, в мемуарах объясняет тем, «что дивизия и ранее не отличалась устойчивостью. Очень скоро, – продолжает он, – в руках Корнилова она стала прекрасной боевой частью». В последующем, командуя взаимодействующими соединениями, генералы неоднократно встречались. И тогда уже Антон Иванович Деникин отметил такие черты Корнилова, как «умение воспитывать войска, личную его храбрость, которая страшно импонировала войскам и создавала ей среди них большую популярность, наконец, – высокое соблюдение воинской этики в отношении соратников – свойство, против которого часто грешили многие начальники».
В ноябре 1914 года 48-я пехотная дивизия генерала Л. Г. Корнилова пробилась в Венгрию. Бок о бок с ней действовала и 4-я стрелковая бригада генерала А. И. Деникина. Думается, что если бы их прорыв развили главные силы 8-й армии, то результат проходившей тогда Галицийской битвы был бы куда более значителен. Но прорыв Корнилова и Деникина не смог поддержать командир 2-й Сводной казачьей дивизии генерал Павлов, шедший за ними во втором эшелоне армии. Вместо того чтобы, вырвавшись на оперативный простор Венгерской равнины, с ходу взять слабо прикрытый Будапешт, а затем создать непосредственную угрозу Вене, соединения 8-й армии по приказу генерала Н. И. Иванова повернули на север. В итоге инициатива в Венгрии была утеряна. Опомнившиеся австрийцы и пришедшие им на помощь германцы дружно навалились на дивизию Корнилова и бригаду Деникина.
Австрийцы на Ужокском перевале
Вечером 27 ноября поступил приказ на отход 48-й дивизии в северо-западном направлении. Ей пришлось отступать по единственно свободной крутой горной дороге, занесенной снегом. Австрийцы перерезали путь у местечка Сины. Чтобы дать возможность своей артиллерии пройти через селение, Корнилов, собрав до батальона пехоты, повел его в контратаку. На другой день дивизия прорвалась из кольца окружения, не оставив противнику ни одного орудия и приведя с собой более двух тысяч пленных.
Позже об этих событиях генерал А. И. Деникин писал следующим образом: «Ген. Брусилов питал враждебные чувства к ген. Корнилову… В своих воспоминаниях, написанных при большевиках, Брусилов возвел на 24-й корпус и в особенности на Корнилова несправедливые обвинения. 24-му корпусу якобы было приказано им «не спускаться с перевалов». Корнилов же «из-за жажды отличиться и горячего темперамента… по своему обыкновению, не исполнил приказа своего корпусного командира и, увлекшись преследованием, попал в Гуменное, где был окружен и с большим трудом пробился обратно, потеряв 2 тысячи пленными, всю артиллерию и часть обоза»… Брусилов, по его словам, хотел предать Корнилова военному суду, но по просьбе командира корпуса генерала Цурикова ограничился выговором в приказе… им обоим».
Оценивая сложившуюся ситуацию, А. И. Деникин считал, что причина поражения дивизии Корнилова заключалась в том, что «войска 24-го корпуса проникли глубоко в расположение противника… Операция сулила большой успех, но над ней уже нависла катастрофа. Движение дивизии Корнилова почему-то ничем не было обеспечено с востока, с этой стороны чем дальше уходил, тем больше угрожал ему удар во фланг и тыл… Опасность положения 48-й дивизии сознавал и Цуриков и снесся с Брусиловым по телефону в ночь на 23 ноября. Брусилов в этом разговоре неожиданно заявил, что движение на Гуменное вовсе не входит в его расчеты, и приказал было отозвать дивизию обратно на перевал, но после взволнованного доклада Цурикова решение свое отменил. И Корнилову приказано было занять Гуменное. Но Брусилов и теперь ничего не предпринял для обеспечения этого движения с фланга. Между тем у него были свободные части за Ростокским перевалом и на соседнем Ужокском перевале (восточнее), которые можно было вовремя использовать. Наконец, за 48-й дивизией шла конная дивизия (2 казачьих полка), которая почти не принимала участие в операции, и, несмотря на многочисленные просьбы Цурикова, не была ему подчинена.
И австрийцы обрушились с востока… 24 ноября дивизия Корнилова была отрезана от Росток… 25 ноября Гуменное было атаковано с запада.
По приказу армии, передав Гуменное подошедшим на помощь частям 49-й дивизии, Корнилов тремя полками вступил в бой с полуторами дивизиями противника у Такошан. 26 и 27 шли тяжелые бои. Командир корпуса, считая положение безнадежным, просил Брусилова об отводе дивизии по свободной еще горной дороге на северо-запад. Но получил отказ. 48-я дивизия, уже почти в полном окружении, изнемогала в неравном и непрерывном бою…
Пленные австрийцы у русского костра.
27-го вечером пришел, наконец, приказ корпусного командования – 48-й дивизии отходить на северо-запад. Отходить пришлось по ужасной, крутой горной дороге, занесенной снегом, но единственной свободной. Во время этого отступления австрийцы вышли наперерез у местечка Сины, надо было принять бой на улицах его и, чтобы выиграть время для пропуска через селение своей артиллерии, Корнилов, собрав все, что было под рукой, какие-то случайные команды и роту саперов, лично повел их в контратаку. На другой день дивизия выбилась, наконец, из кольца, не оставив противнику ни одного орудия (потеряны были только два зарядных ящика) и приведя с собой более 2000 плоенных».
Два военачальника, два совершенно противоположных взгляда. Одно пишет Брусилов, находившийся в сотне километров от места боев, и время его «Воспоминаний» относится к советскому периоду, другое – А. И. Деникин, непосредственный участник боевых действий, во время работы над своими мемуарами находившейся в эмиграции в Париже. Кому верить – не ясно?
Последний бой
Плен
Поздно вечером 30 августа австрийцы вновь перешли в наступление, «но далеко не решительное и более шумное, чем сильное». Это наступление, как выяснилось позже, было только имитацией накануне предстоящего отхода. В ночь с 30 на 31 августа противник начал отход в западном направлении. Войска 8-й армии, обессиленные предыдущими боями, не имели сил для преследования врага.
Тяжелые бои в полосе Юго-Западного фронта и его 8-й армии продолжались. 6 сентября противник нанес очередной удар по 24-му стрелковому корпусу, в состав которого входила и 48-я пехотная дивизия. Упираясь левым флангом в Миколаев, правым флангом корпус выдвинулся вперед и был охвачен австрийцами. Их атаки следовали одна за другой. Создалась угроза прорыва обороны на фланге 48-й дивизии. В этот момент генерал Корнилов лично повел в контратаку последний свой резерв – пехотный батальон, усиленный пулеметной командой. На короткое время он остановил противника. Но вскоре вновь обойденная 48-я дивизия вынуждена была отойти, оставив неприятелю пленных и орудия.
Неудачные действия дивизии генерал А. И. Деникин, командовавший в то время соседней 4-й бригадой, в мемуарах объясняет тем, «что дивизия и ранее не отличалась устойчивостью. Очень скоро, – продолжает он, – в руках Корнилова она стала прекрасной боевой частью». В последующем, командуя взаимодействующими соединениями, генералы неоднократно встречались. И тогда уже Антон Иванович Деникин отметил такие черты Корнилова, как «умение воспитывать войска, личную его храбрость, которая страшно импонировала войскам и создавала ей среди них большую популярность, наконец, – высокое соблюдение воинской этики в отношении соратников – свойство, против которого часто грешили многие начальники».
В ноябре 1914 года 48-я пехотная дивизия генерала Л. Г. Корнилова пробилась в Венгрию. Бок о бок с ней действовала и 4-я стрелковая бригада генерала А. И. Деникина. Думается, что если бы их прорыв развили главные силы 8-й армии, то результат проходившей тогда Галицийской битвы был бы куда более значителен. Но прорыв Корнилова и Деникина не смог поддержать командир 2-й Сводной казачьей дивизии генерал Павлов, шедший за ними во втором эшелоне армии. Вместо того чтобы, вырвавшись на оперативный простор Венгерской равнины, с ходу взять слабо прикрытый Будапешт, а затем создать непосредственную угрозу Вене, соединения 8-й армии по приказу генерала Н. И. Иванова повернули на север. В итоге инициатива в Венгрии была утеряна. Опомнившиеся австрийцы и пришедшие им на помощь германцы дружно навалились на дивизию Корнилова и бригаду Деникина.
Вечером 27 ноября поступил приказ на отход 48-й дивизии в северо-западном направлении. Ей пришлось отступать по единственно свободной крутой горной дороге, занесенной снегом. Австрийцы перерезали путь у местечка Сины. Чтобы дать возможность своей артиллерии пройти через селение, Корнилов, собрав до батальона пехоты, повел его в контратаку. На другой день дивизия прорвалась из кольца окружения, не оставив противнику ни одного орудия и приведя с собой более двух тысяч пленных.
Позже об этих событиях генерал А. И. Деникин писал следующим образом: «Ген. Брусилов питал враждебные чувства к ген. Корнилову… В своих воспоминаниях, написанных при большевиках, Брусилов возвел на 24-й корпус и в особенности на Корнилова несправедливые обвинения. 24-му корпусу якобы было приказано им «не спускаться с перевалов». Корнилов же «из-за жажды отличиться и горячего темперамента… по своему обыкновению, не исполнил приказа своего корпусного командира и, увлекшись преследованием, попал в Гуменное, где был окружен и с большим трудом пробился обратно, потеряв 2 тысячи пленными, всю артиллерию и часть обоза»… Брусилов, по его словам, хотел предать Корнилова военному суду, но по просьбе командира корпуса генерала Цурикова ограничился выговором в приказе… им обоим».
Оценивая сложившуюся ситуацию, А. И. Деникин считал, что причина поражения дивизии Корнилова заключалась в том, что «войска 24-го корпуса проникли глубоко в расположение противника… Операция сулила большой успех, но над ней уже нависла катастрофа. Движение дивизии Корнилова почему-то ничем не было обеспечено с востока, с этой стороны чем дальше уходил, тем больше угрожал ему удар во фланг и тыл… Опасность положения 48-й дивизии сознавал и Цуриков и снесся с Брусиловым по телефону в ночь на 23 ноября. Брусилов в этом разговоре неожиданно заявил, что движение на Гуменное вовсе не входит в его расчеты, и приказал было отозвать дивизию обратно на перевал, но после взволнованного доклада Цурикова решение свое отменил. И Корнилову приказано было занять Гуменное. Но Брусилов и теперь ничего не предпринял для обеспечения этого движения с фланга. Между тем у него были свободные части за Ростокским перевалом и на соседнем Ужокском перевале (восточнее), которые можно было вовремя использовать. Наконец, за 48-й дивизией шла конная дивизия (2 казачьих полка), которая почти не принимала участие в операции, и, несмотря на многочисленные просьбы Цурикова, не была ему подчинена.
И австрийцы обрушились с востока… 24 ноября дивизия Корнилова была отрезана от Росток… 25 ноября Гуменное было атаковано с запада.
По приказу армии, передав Гуменное подошедшим на помощь частям 49-й дивизии, Корнилов тремя полками вступил в бой с полуторами дивизиями противника у Такошан. 26 и 27 шли тяжелые бои. Командир корпуса, считая положение безнадежным, просил Брусилова об отводе дивизии по свободной еще горной дороге на северо-запад. Но получил отказ. 48-я дивизия, уже почти в полном окружении, изнемогала в неравном и непрерывном бою…
27-го вечером пришел, наконец, приказ корпусного командования – 48-й дивизии отходить на северо-запад. Отходить пришлось по ужасной, крутой горной дороге, занесенной снегом, но единственной свободной. Во время этого отступления австрийцы вышли наперерез у местечка Сины, надо было принять бой на улицах его и, чтобы выиграть время для пропуска через селение своей артиллерии, Корнилов, собрав все, что было под рукой, какие-то случайные команды и роту саперов, лично повел их в контратаку. На другой день дивизия выбилась, наконец, из кольца, не оставив противнику ни одного орудия (потеряны были только два зарядных ящика) и приведя с собой более 2000 плоенных».
Два военачальника, два совершенно противоположных взгляда. Одно пишет Брусилов, находившийся в сотне километров от места боев, и время его «Воспоминаний» относится к советскому периоду, другое – А. И. Деникин, непосредственный участник боевых действий, во время работы над своими мемуарами находившейся в эмиграции в Париже. Кому верить – не ясно?
Последний бой
К началу 1915 года Россия на фронтах Первой мировой войны потеряла 1,35 миллиона человек убитыми, ранеными и пленными из 5,5 миллиона, которые у нее были до начала войны. Русские артиллерийские батареи молчали из-за нехватки снарядов.
В таких условиях Россия решила предпринять в некотором смысле контр-действия. Ставка Верховного главнокомандующего на 1915 год планировала ведение широких наступательных операций. Первоначальный план, разработанный генерал-квартирмейстером Ставки генералом Ю. Н. Даниловым, предусматривал ведение наступательных операций на северо-западном направлении в сторону Восточной Пруссии с последующим переносом направления главного удара на Берлин. На юго-западном направлении планировалась оборона.
Однако такой план кампании 1915 года вызвал серьезные разногласия в высшем командовании российской действующей армии. С резкими возражениями выступили командующий Юго-Западным фронтом генерал Н. И. Иванов и его начальник штаба генерал М. В. Алексеев. Они полагали, что в интересах России следует, прежде всего, разгромить Австро-Венгрию. По их мнению, путь на Берлин лежал не через Восточную Пруссию, а через венгерские равнины и Вену.
Ставка Верховного главнокомандующего не проявила твердости в своем решении. Был найден компромиссный вариант: готовить одновременный удар и против Восточной Пруссии, и против Австро-Венгрии. Между тем такое наступление по двум расходящимся направлениям не соответствовало реальным возможностям российской армии.
К началу января 1915 года армии левого крыла Юго-Западного фронта занимали растянутое положение вдоль Карпатского хребта. Они вели оборонительные бои с австрийскими войсками, прикрывавшими пути на Венгерскую равнину.
В начале 1915 года в полосе Юго-Западного фронта русское командование начало готовить прорыв вражеской обороны в Карпатах силами 8-й армии генерала А. А. Брусилова. Неприятель, в свою очередь, для предстоящего наступления перебрасывал сюда войска с сербского фронта и с левого берега Вислы. В помощь Австро-Венгрии Германия в Карпаты направила около 90 тысяч человек. В полосе от Самбора до румынской границы против двух российских корпусов было сосредоточено до семи с половиной австро-германских. «По соотношению сил и степени их готовности, – писал А. М. Зайончковский, – участь Карпатской операции предрешалась уже не в пользу русских».
9 (22) – 11 (24) января германо-австрийские войска перешли в наступление в полосе Юго-Западного фронта от Буковины до Мезолабурча, нанося два удара: один от Ужгорода на Амбар, другой – от Мункача (Мукачев) на Стрий. Они намеревались, преодолев Карпаты, выйти на линию Перемышль, Стрий и затем продвигаться в направлении Львова.
Командующий Юго-Западным фронтом генерал Н. И. Иванов отдал директиву 8-й армии, усиленной 22-м корпусом, сдерживая противника частью сил восточнее Ужокского перевала, главными силами наступать на Гуменное и Ужгород, нанося главный удар во фланг и тыл австро-венграм, продвинувшимся на Самбор.
Весь январь и февраль 1915 года в заснеженных Карпатах шли ожесточенные кровопролитные бои. Армии генерала А. А. Брусилова пришлось оставить предгорья Карпат и отойти к Пруту и Днестру. Вновь сформированная 9-я российская армия (командующий генерал от кавалерии П. А. Лечицкий) пришла на помощь 8-й армии, и наступавший противник был остановлен.
К марту 1915 года боевые действия в Карпатах приобрели характер фронтального противостояния двух сторон, которое время от времени нарушалось проведением частных операций.
В январе 1915 года 48-я дивизия заняла главный карпатский гребень на линии Альзопагон – Фельзадор и закрепилась на достигнутом рубеже. В феврале Корнилов был произведен в генерал-лейтенанты. Его имя получило широкую известность в армейской среде.
В то же время боевые действия в Карпатах происходили в крайне сложных условиях. Сильный мороз, снег – по грудь. Наступать в таких условиях было практически невозможно, и обе стороны перешли к обороне, ограничиваясь перестрелкой.
Но любому затишью на войне непременно приходит конец. 2-я германская армия генерала Августа фон Макензена в составе десяти дивизий при 700 орудиях перешла в наступление в полосе 3-й русской армии (командующий генерал Радко Дмитриев), в которой имелось немногим более пяти дивизий и 160 орудий. Вскоре фронт 3-й армии был прорван в районе Горлицы. В связи с продвижением противника в глубину угроза нависла над правым флангом 8-й армии, где оборонялся 24-й корпус генерала А. А. Цурикова и 48-я пехотная дивизия генерала Л. Г. Корнилова.
В апреле 1915 года 48-я дивизия занимала укрепленные позиции левого боевого участка 24-го корпуса в тридцати километрах юго-западнее Дуклы. Справа находилась 49-я дивизия этого же корпуса, слева 12-я дивизия 12-го корпуса. В последних числах апреля германские и австрийские войска под общим руководством фельдмаршала Августа Макензена, разгромив главные силы 3-й русской армии, вышли во фланг и тыл 24-го корпуса. Вскоре после этого дивизия Корнилова была разгромлена, а сам он попал в плен. При этом официальная версия их выглядела примерно так: «В апреле 1915 года, прикрывая отступление Брусилова из-за Карпат силами одной своей «Стальной» дивизии, генерал Корнилов, взявший на себя в момент гибели дивизии личное командование одним из батальонов, был дважды ранен в руку и ногу и в числе всего лишь 7 уцелевших бойцов батальона, в течение четырех суток до конца пытавшихся прорваться к своим, в итоге (после упорного штыкового боя) попал в австрийский плен».
На самом деле события развивались следующим образом.
Угроза, нависшая над его правым флангом, вынудила генерала Цурикова отдать приказ на отступление. В первой половине суток 23 апреля 48-я дивизия, оставив двадцатикилометровый укрепленный рубеж, отошла на 25–30 километров, заняв необорудованный в инженерном отношении рубеж. Поздно вечером Лавр Георгиевич получил новый приказ об отходе дивизии на рубеж Рогл – Сенява, отстоящий в 15–20 километрах. Командир корпуса уехал в тыл, предоставив организацию отхода соединений командирам дивизий.
Объективно говоря, 48-я дивизия вполне могла избежать окружения. Но Корнилов, не имея информации от соседей, неправильно оценил обстановку. Вместо того чтобы быстрее выполнить полученный приказ, он предавался иллюзиям о переходе в наступление во фланг группировки противника, теснившей части соседней 49-й дивизии. Тем временем бригада 2-го германского корпуса, используя отход 49-й дивизии, уже заняла господствующие высоты на путях отхода частей 48-й пехотной дивизии.
Генерал Корнилов приказал 192-му полку, двум батальонам 190-го и батальону 189-го полков отбросить противника. Но атака, проведенная без поддержки огня артиллерии, не удалась. Наступающие, понеся тяжелые потери, залегли и окопались. Утром 24 апреля Корнилов послал командиру корпуса в Кросно следующее донесение: «Положение дивизии очень тяжелое, настоятельно необходимо содействие со стороны 49-й дивизии и 12-го корпуса». Но генерал Цуриков получил это донесение лишь вечером этого дня и никаких мер предпринять не успел.
Уже к полудню 24 апреля Лавру Георгиевичу стало ясно, что в случае дальнейшего промедления с отходом дивизии дело может принять дурной оборот. Поэтому он приказал артиллерийской бригаде выдвигаться через Мшану и Тилову на Дуклу, а оттуда через Ясионку и Любатовку на Ивонич. Однако при подходе к Мшану выяснилось, что в Тилове немцы. Тут же было отправлено новое донесение командиру корпуса. Артиллерийская бригада под командованием полковника Трофимова стала вести огонь по врагу. Вскоре для ее поддержки прибыл 189-й пехотный полк. Но во время развертывания для атаки он попал под мощный огонь пулеметов со стороны Мшаны. Солдаты в панике бросились в лес. Через несколько часов австрийцы пленили около трех тысяч человек.
К 18 часам немецкие войска заняли Дукл, а передовые части австрийцев – Тржициану. Кольцо окружения сомкнулось. Капитуляция в таких условиях была бы вполне естественной. Никто бы в те годы не стал бы судить командира дивизии за то, что он не желает губить понапрасну людей. Но Корнилов не был бы Корниловым, если бы не попытался вырваться из кольца окружения.
В наступивших сумерках дивизия пошла на прорыв. Удача улыбнулась только 191-му полку и батальону 190-го полка. Прикрывавший отход батальон 192-го Рымникского полка полег почти полностью. Однако были сохранены знамена всех полков.
С рассветом огонь противника обрушился на оставшиеся в окружении подразделения со всех сторон. Русские отчаянно отбивались. На предложение немецкого парламентера сдаться генерал Корнилов ответил, что он не может этого сделать без разрешения на то старшего командира. После этого он, предварительно в приказе по соединению сложив с себя командование дивизией, с группой офицеров штаба скрылся в лесах.
Информация о бегстве командира быстро распространилась среди остатков 48-й пехотной дивизии. Вскоре почти три с половиной тысячи солдат и офицеров оставшихся в живых, сдались немцам. Сам Корнилов, раненый в руку и ногу, и те семь человек, что ушли с ним, несколько суток без пищи и медикаментов блуждали по горам, надеясь перейти линию фронта. 28 апреля их, совершенно обессилевших, также взяли в плен австрийцы. На следующий день австрийские газеты сообщили: «Вчера нашими славными войсками взят в плен тяжело раненый генерал Корнилов, начальник 48-й пехотной дивизии».
Действия 48-й дивизии, несмотря на печальный исход, были высоко оценены командующим войсками Юго-Западного фронта генералом И. И. Ивановым, который обратился в вышестоящие инстанции с ходатайством о награждении доблестно сражавшихся частей дивизии и особенно ее командира. В частности, всем нижним чинам были жалованы Георгиевские кресты, а отличившимся в боях офицерам – ордена Святого Георгия 4-й степени.
Георгиевское оружие «За храбрость».
Но непосредственный начальник Корнилова командир корпуса генерал А. А. Цуриков считал Лавра Георгиевича ответственным за гибель 48-й дивизии и требовал суда над ним. Правда, его голос был не услышан из за дифирамбов, которые пел Корнилову генерал Иванов.
Иванов не только не слышал какие-либо отрицательные моменты о действиях Л. Г. Корнилова, но и умышленно глушил их. Так, в деле Оперативного отделения Управления генерал-квартирмейстера Юго-Западного фронта (ч. II, стр. 146) была впоследствии обнаружена следующая телеграмма командующего Н. И. Иванова, отправленная им 26 апреля во Львов генералу Половцеву. Она гласила: «Прошу принять самые решительные меры по содержанию передаваемой ниже относительно генерала Поповича-Липовац, части телеграммы начальника штаба 3-й армии, который сообщает следующее: «Раненый в бедро генерал Попович-Липовац эвакуировался во Львов и с пути прислал телеграмму панического содержания, в которой изображает бой 48-й дивизии в весьма субъективной окраске страждущего от ран человека. Крайне необходимо принять меры к тому, чтобы во Львове его рассказы не произвели вредного впечатления и весь прекрасный бой этой дивизии не получил бы одностороннего освещения».
При этом нужно заметить, что черногорец Попович-Липовац, кавалер четырех солдатских и офицерского георгиевских крестов, старший адъютант (начальник штаба. – Авт.) пехотной бригады корниловской дивизии, по всей видимости пытался высказать какую-то правду о бое 48-й дивизии. Но эта правда тогда была уже никому не нужна.
Впоследствии не был услышан и другой человек – генерал-майор Генерального штаба Е. И. Мартынов, который в книге «Корнилов. История попытки переворота» так описывает данные события.
При общем отступлении русских армий под ударами Макензена 48-я дивизия имела полную возможность отойти и погибла лишь вследствие безобразного управления войсками со стороны командира корпуса Цурикова, и особенно самого Корнилова, который неверно оценивал обстановку, не исполнял приказаний, не поддерживал связи с соседней 49-й дивизией, не сумел организовать отступательное движение, а главное, неоднократно менял свои решения и терял время. Из состава 48-й дивизии заблаговременно отступили Ларго-Кагульский полк и батальон очаковцев, а также были сохранены знамена всех полков, отправленные со своим прикрытием в обоз второго разряда. Остальные части дивизии были окружены австрийскими и германскими войсками к югу от местечка Дукла.
Днем 23 апреля австрийцы захватили врасплох 48-ю артиллерийскую бригаду, стоявшую в резервном порядке между деревнями Мшана и Тилова, при этом спаслось только пять орудий, вывезенных взбесившимися лошадьми. Затем вечером того же дня близ деревни Тилова после беспорядочного сопротивления было взято австрийцами из состава 48-й дивизии около 3 тысяч пленных.
В заключение Мартынов пишет так: «7 мая (24 апреля) остатки этой дивизии появились на высоте Хировагора, перед войсками генерала фон-Эммиха. На предложение немецкого парламентера сдаться начальник дивизии ответил, что он не может этого сделать, сложил с себя командование и исчез со своим штабом в лесах. Вслед за этим 3 500 человек сдались корпусу Эммиха. После четырехдневного блуждания в Карпатах генерал Корнилов 12 мая (29 апреля) со всем своим штабом также сдался одной австрийской войсковой части».
Примерно то же самое в книге «На трудном перевале» пишет бывший военный министр Временного правительства А. И. Верховский. Он отмечает, что сам Корнилов с группой штабных офицеров бежал в горы, но через несколько дней, изголодавшись, спустился вниз и был захвачен в плен австрийским разъездом. Генерал Иванов пытался найти хоть что-нибудь, что было бы похоже на подвиг и могло бы поддержать дух войск. Сознательно искажая правду, он прославил Корнилова и его дивизию за их мужественное поведение в бою. Из Корнилова сделали героя на смех и удивление тем, кто знал, в чем заключался этот «подвиг».
Не исключено, что эти утверждения недалеки от истины. Известно, что по факту дуклинской катастрофы специальной комиссией было начато следствие. Но оно прекратилось после возвращения Лавра Георгиевича из плена.
28 апреля 1915 года, спустя всего несколько дней после гибели дивизии и до получения каких-либо материалов расследования этого случая, император Николай II подписал Указ о награждении генерала Корнилова за эти бои орденом Святого Георгия 3-й степени.
В таких условиях Россия решила предпринять в некотором смысле контр-действия. Ставка Верховного главнокомандующего на 1915 год планировала ведение широких наступательных операций. Первоначальный план, разработанный генерал-квартирмейстером Ставки генералом Ю. Н. Даниловым, предусматривал ведение наступательных операций на северо-западном направлении в сторону Восточной Пруссии с последующим переносом направления главного удара на Берлин. На юго-западном направлении планировалась оборона.
Однако такой план кампании 1915 года вызвал серьезные разногласия в высшем командовании российской действующей армии. С резкими возражениями выступили командующий Юго-Западным фронтом генерал Н. И. Иванов и его начальник штаба генерал М. В. Алексеев. Они полагали, что в интересах России следует, прежде всего, разгромить Австро-Венгрию. По их мнению, путь на Берлин лежал не через Восточную Пруссию, а через венгерские равнины и Вену.
Ставка Верховного главнокомандующего не проявила твердости в своем решении. Был найден компромиссный вариант: готовить одновременный удар и против Восточной Пруссии, и против Австро-Венгрии. Между тем такое наступление по двум расходящимся направлениям не соответствовало реальным возможностям российской армии.
К началу января 1915 года армии левого крыла Юго-Западного фронта занимали растянутое положение вдоль Карпатского хребта. Они вели оборонительные бои с австрийскими войсками, прикрывавшими пути на Венгерскую равнину.
В начале 1915 года в полосе Юго-Западного фронта русское командование начало готовить прорыв вражеской обороны в Карпатах силами 8-й армии генерала А. А. Брусилова. Неприятель, в свою очередь, для предстоящего наступления перебрасывал сюда войска с сербского фронта и с левого берега Вислы. В помощь Австро-Венгрии Германия в Карпаты направила около 90 тысяч человек. В полосе от Самбора до румынской границы против двух российских корпусов было сосредоточено до семи с половиной австро-германских. «По соотношению сил и степени их готовности, – писал А. М. Зайончковский, – участь Карпатской операции предрешалась уже не в пользу русских».
9 (22) – 11 (24) января германо-австрийские войска перешли в наступление в полосе Юго-Западного фронта от Буковины до Мезолабурча, нанося два удара: один от Ужгорода на Амбар, другой – от Мункача (Мукачев) на Стрий. Они намеревались, преодолев Карпаты, выйти на линию Перемышль, Стрий и затем продвигаться в направлении Львова.
Командующий Юго-Западным фронтом генерал Н. И. Иванов отдал директиву 8-й армии, усиленной 22-м корпусом, сдерживая противника частью сил восточнее Ужокского перевала, главными силами наступать на Гуменное и Ужгород, нанося главный удар во фланг и тыл австро-венграм, продвинувшимся на Самбор.
Весь январь и февраль 1915 года в заснеженных Карпатах шли ожесточенные кровопролитные бои. Армии генерала А. А. Брусилова пришлось оставить предгорья Карпат и отойти к Пруту и Днестру. Вновь сформированная 9-я российская армия (командующий генерал от кавалерии П. А. Лечицкий) пришла на помощь 8-й армии, и наступавший противник был остановлен.
К марту 1915 года боевые действия в Карпатах приобрели характер фронтального противостояния двух сторон, которое время от времени нарушалось проведением частных операций.
В январе 1915 года 48-я дивизия заняла главный карпатский гребень на линии Альзопагон – Фельзадор и закрепилась на достигнутом рубеже. В феврале Корнилов был произведен в генерал-лейтенанты. Его имя получило широкую известность в армейской среде.
В то же время боевые действия в Карпатах происходили в крайне сложных условиях. Сильный мороз, снег – по грудь. Наступать в таких условиях было практически невозможно, и обе стороны перешли к обороне, ограничиваясь перестрелкой.
Но любому затишью на войне непременно приходит конец. 2-я германская армия генерала Августа фон Макензена в составе десяти дивизий при 700 орудиях перешла в наступление в полосе 3-й русской армии (командующий генерал Радко Дмитриев), в которой имелось немногим более пяти дивизий и 160 орудий. Вскоре фронт 3-й армии был прорван в районе Горлицы. В связи с продвижением противника в глубину угроза нависла над правым флангом 8-й армии, где оборонялся 24-й корпус генерала А. А. Цурикова и 48-я пехотная дивизия генерала Л. Г. Корнилова.
В апреле 1915 года 48-я дивизия занимала укрепленные позиции левого боевого участка 24-го корпуса в тридцати километрах юго-западнее Дуклы. Справа находилась 49-я дивизия этого же корпуса, слева 12-я дивизия 12-го корпуса. В последних числах апреля германские и австрийские войска под общим руководством фельдмаршала Августа Макензена, разгромив главные силы 3-й русской армии, вышли во фланг и тыл 24-го корпуса. Вскоре после этого дивизия Корнилова была разгромлена, а сам он попал в плен. При этом официальная версия их выглядела примерно так: «В апреле 1915 года, прикрывая отступление Брусилова из-за Карпат силами одной своей «Стальной» дивизии, генерал Корнилов, взявший на себя в момент гибели дивизии личное командование одним из батальонов, был дважды ранен в руку и ногу и в числе всего лишь 7 уцелевших бойцов батальона, в течение четырех суток до конца пытавшихся прорваться к своим, в итоге (после упорного штыкового боя) попал в австрийский плен».
На самом деле события развивались следующим образом.
Угроза, нависшая над его правым флангом, вынудила генерала Цурикова отдать приказ на отступление. В первой половине суток 23 апреля 48-я дивизия, оставив двадцатикилометровый укрепленный рубеж, отошла на 25–30 километров, заняв необорудованный в инженерном отношении рубеж. Поздно вечером Лавр Георгиевич получил новый приказ об отходе дивизии на рубеж Рогл – Сенява, отстоящий в 15–20 километрах. Командир корпуса уехал в тыл, предоставив организацию отхода соединений командирам дивизий.
Объективно говоря, 48-я дивизия вполне могла избежать окружения. Но Корнилов, не имея информации от соседей, неправильно оценил обстановку. Вместо того чтобы быстрее выполнить полученный приказ, он предавался иллюзиям о переходе в наступление во фланг группировки противника, теснившей части соседней 49-й дивизии. Тем временем бригада 2-го германского корпуса, используя отход 49-й дивизии, уже заняла господствующие высоты на путях отхода частей 48-й пехотной дивизии.
Генерал Корнилов приказал 192-му полку, двум батальонам 190-го и батальону 189-го полков отбросить противника. Но атака, проведенная без поддержки огня артиллерии, не удалась. Наступающие, понеся тяжелые потери, залегли и окопались. Утром 24 апреля Корнилов послал командиру корпуса в Кросно следующее донесение: «Положение дивизии очень тяжелое, настоятельно необходимо содействие со стороны 49-й дивизии и 12-го корпуса». Но генерал Цуриков получил это донесение лишь вечером этого дня и никаких мер предпринять не успел.
Уже к полудню 24 апреля Лавру Георгиевичу стало ясно, что в случае дальнейшего промедления с отходом дивизии дело может принять дурной оборот. Поэтому он приказал артиллерийской бригаде выдвигаться через Мшану и Тилову на Дуклу, а оттуда через Ясионку и Любатовку на Ивонич. Однако при подходе к Мшану выяснилось, что в Тилове немцы. Тут же было отправлено новое донесение командиру корпуса. Артиллерийская бригада под командованием полковника Трофимова стала вести огонь по врагу. Вскоре для ее поддержки прибыл 189-й пехотный полк. Но во время развертывания для атаки он попал под мощный огонь пулеметов со стороны Мшаны. Солдаты в панике бросились в лес. Через несколько часов австрийцы пленили около трех тысяч человек.
К 18 часам немецкие войска заняли Дукл, а передовые части австрийцев – Тржициану. Кольцо окружения сомкнулось. Капитуляция в таких условиях была бы вполне естественной. Никто бы в те годы не стал бы судить командира дивизии за то, что он не желает губить понапрасну людей. Но Корнилов не был бы Корниловым, если бы не попытался вырваться из кольца окружения.
В наступивших сумерках дивизия пошла на прорыв. Удача улыбнулась только 191-му полку и батальону 190-го полка. Прикрывавший отход батальон 192-го Рымникского полка полег почти полностью. Однако были сохранены знамена всех полков.
С рассветом огонь противника обрушился на оставшиеся в окружении подразделения со всех сторон. Русские отчаянно отбивались. На предложение немецкого парламентера сдаться генерал Корнилов ответил, что он не может этого сделать без разрешения на то старшего командира. После этого он, предварительно в приказе по соединению сложив с себя командование дивизией, с группой офицеров штаба скрылся в лесах.
Информация о бегстве командира быстро распространилась среди остатков 48-й пехотной дивизии. Вскоре почти три с половиной тысячи солдат и офицеров оставшихся в живых, сдались немцам. Сам Корнилов, раненый в руку и ногу, и те семь человек, что ушли с ним, несколько суток без пищи и медикаментов блуждали по горам, надеясь перейти линию фронта. 28 апреля их, совершенно обессилевших, также взяли в плен австрийцы. На следующий день австрийские газеты сообщили: «Вчера нашими славными войсками взят в плен тяжело раненый генерал Корнилов, начальник 48-й пехотной дивизии».
Действия 48-й дивизии, несмотря на печальный исход, были высоко оценены командующим войсками Юго-Западного фронта генералом И. И. Ивановым, который обратился в вышестоящие инстанции с ходатайством о награждении доблестно сражавшихся частей дивизии и особенно ее командира. В частности, всем нижним чинам были жалованы Георгиевские кресты, а отличившимся в боях офицерам – ордена Святого Георгия 4-й степени.
Но непосредственный начальник Корнилова командир корпуса генерал А. А. Цуриков считал Лавра Георгиевича ответственным за гибель 48-й дивизии и требовал суда над ним. Правда, его голос был не услышан из за дифирамбов, которые пел Корнилову генерал Иванов.
Иванов не только не слышал какие-либо отрицательные моменты о действиях Л. Г. Корнилова, но и умышленно глушил их. Так, в деле Оперативного отделения Управления генерал-квартирмейстера Юго-Западного фронта (ч. II, стр. 146) была впоследствии обнаружена следующая телеграмма командующего Н. И. Иванова, отправленная им 26 апреля во Львов генералу Половцеву. Она гласила: «Прошу принять самые решительные меры по содержанию передаваемой ниже относительно генерала Поповича-Липовац, части телеграммы начальника штаба 3-й армии, который сообщает следующее: «Раненый в бедро генерал Попович-Липовац эвакуировался во Львов и с пути прислал телеграмму панического содержания, в которой изображает бой 48-й дивизии в весьма субъективной окраске страждущего от ран человека. Крайне необходимо принять меры к тому, чтобы во Львове его рассказы не произвели вредного впечатления и весь прекрасный бой этой дивизии не получил бы одностороннего освещения».
При этом нужно заметить, что черногорец Попович-Липовац, кавалер четырех солдатских и офицерского георгиевских крестов, старший адъютант (начальник штаба. – Авт.) пехотной бригады корниловской дивизии, по всей видимости пытался высказать какую-то правду о бое 48-й дивизии. Но эта правда тогда была уже никому не нужна.
Впоследствии не был услышан и другой человек – генерал-майор Генерального штаба Е. И. Мартынов, который в книге «Корнилов. История попытки переворота» так описывает данные события.
При общем отступлении русских армий под ударами Макензена 48-я дивизия имела полную возможность отойти и погибла лишь вследствие безобразного управления войсками со стороны командира корпуса Цурикова, и особенно самого Корнилова, который неверно оценивал обстановку, не исполнял приказаний, не поддерживал связи с соседней 49-й дивизией, не сумел организовать отступательное движение, а главное, неоднократно менял свои решения и терял время. Из состава 48-й дивизии заблаговременно отступили Ларго-Кагульский полк и батальон очаковцев, а также были сохранены знамена всех полков, отправленные со своим прикрытием в обоз второго разряда. Остальные части дивизии были окружены австрийскими и германскими войсками к югу от местечка Дукла.
Днем 23 апреля австрийцы захватили врасплох 48-ю артиллерийскую бригаду, стоявшую в резервном порядке между деревнями Мшана и Тилова, при этом спаслось только пять орудий, вывезенных взбесившимися лошадьми. Затем вечером того же дня близ деревни Тилова после беспорядочного сопротивления было взято австрийцами из состава 48-й дивизии около 3 тысяч пленных.
В заключение Мартынов пишет так: «7 мая (24 апреля) остатки этой дивизии появились на высоте Хировагора, перед войсками генерала фон-Эммиха. На предложение немецкого парламентера сдаться начальник дивизии ответил, что он не может этого сделать, сложил с себя командование и исчез со своим штабом в лесах. Вслед за этим 3 500 человек сдались корпусу Эммиха. После четырехдневного блуждания в Карпатах генерал Корнилов 12 мая (29 апреля) со всем своим штабом также сдался одной австрийской войсковой части».
Примерно то же самое в книге «На трудном перевале» пишет бывший военный министр Временного правительства А. И. Верховский. Он отмечает, что сам Корнилов с группой штабных офицеров бежал в горы, но через несколько дней, изголодавшись, спустился вниз и был захвачен в плен австрийским разъездом. Генерал Иванов пытался найти хоть что-нибудь, что было бы похоже на подвиг и могло бы поддержать дух войск. Сознательно искажая правду, он прославил Корнилова и его дивизию за их мужественное поведение в бою. Из Корнилова сделали героя на смех и удивление тем, кто знал, в чем заключался этот «подвиг».
Не исключено, что эти утверждения недалеки от истины. Известно, что по факту дуклинской катастрофы специальной комиссией было начато следствие. Но оно прекратилось после возвращения Лавра Георгиевича из плена.
28 апреля 1915 года, спустя всего несколько дней после гибели дивизии и до получения каких-либо материалов расследования этого случая, император Николай II подписал Указ о награждении генерала Корнилова за эти бои орденом Святого Георгия 3-й степени.
Плен
В плену Корнилов был первоначально помещен в замок Нейгенбах, близ Вены, а затем перевезен в Венгрию, в замок князя Эстергази в селении Лека. Несмотря на прекрасный уход и лечение, раны заживали медленно. До конца своей жизни генерал прихрамывал, а его левая рука работала очень плохо.
Плен для генерала в те годы сегодня может показаться чуть ли не курортом. Неплохое питание, медицинский уход, возможность пользоваться услугами денщика, делать покупки. В принципе можно было бы и вовсе получить свободу, дав подписку о дальнейшем неучастии в боевых действиях. Но Лавр Корнилов имел твердые понятия о чести и воинском долге. Он страшно томился в плену, рвался к боевой деятельности. К тому же не давало покоя его неудовлетворенное честолюбие. Лавр Георгиевич не мог смириться с тем, что в возрасте 45 лет пришел конец его военной карьеры.
Русские солдаты в австрийском плену.
…Замок Лека был очень хорошо охраняем. Вместе с Корниловым в нем находился и возвратившийся на службу с началом войны генерал Е. И. Мартынов, разведывательный планер которого был сбит противником над Львовом. Пленных генералов периодически посещали главнокомандующий венгерской армией эрцгерцог Иосиф и другие высшие чины Венгерской армии, которые считали своим долгом лично познакомиться с русскими генералами и высказать им свое уважение, как мужественным солдатам.
Однажды, прогуливаясь по селению Лека, Лавр Георгиевич увидел идущую строем группу солдат 48-й дивизии в сопровождении нескольких австрийских конвоиров. Он приказал конвоирам остановить строй, и обратился с приветствием к бывшим своим подчиненным. После этого солдаты бросились к своему командиру, начали обнимать его, а затем подбрасывать на руках. Конвоиры молча смотрели на это, не вмешиваясь.
Пленный Л. Г. Корнилов беседует с главнокомандующим Венгерской армией эрцгерцогом Иосифом Габсбурским.
Вначале в госпитале, а потом уже в крепости Корнилов занимался совершенствованием своего немецкого языка, а также изучал быт и нравы австрийской армии. И в этом деле австрийское командование пошло ему навстречу. В обучение Корнилову был выделен солдат – бывший учитель немецкого языка, а также офицер-австриец, который знакомил Лавра Георгиевича с состоянием австрийской армии.
Едва оправившись от ран, генералы Корнилов и Мартынов решили бежать. План был и прост, и сложен. Решили вместе с находившимся в плену русским военным авиатором Васильевым захватить стоявший в поле недалеко от селения аэроплан и на нем совершить побег. Благо в дневное время в селение им разрешалось выходить без охраны, а стоявший в поле аэроплан охранялся одним солдатом из инвалидной команды. Но эта попытка не удалась по той причине, что о ней стало известно и другим русским офицерам, содержавшимся в замке, и кто-то из них сообщил об этом австрийскому командованию.
Весной 1916 года пленники снова задумали бежать, но теперь уже пешим порядком. Для безопасного передвижения по стране нужны были документы. Решили подкупить кастеляна замка. Однако тот доложил обо всем своему начальнику. Австрийский полковник произвел дознание и конфисковал найденный в комнате Мартынова штатский костюм. Корнилов же остался в стороне, благодаря тому, что его имя при разговоре с кастеляном не упоминалось. После этого инцидента охрана была усилена. Побег из замка Лека стал практически невозможным.
Плен для генерала в те годы сегодня может показаться чуть ли не курортом. Неплохое питание, медицинский уход, возможность пользоваться услугами денщика, делать покупки. В принципе можно было бы и вовсе получить свободу, дав подписку о дальнейшем неучастии в боевых действиях. Но Лавр Корнилов имел твердые понятия о чести и воинском долге. Он страшно томился в плену, рвался к боевой деятельности. К тому же не давало покоя его неудовлетворенное честолюбие. Лавр Георгиевич не мог смириться с тем, что в возрасте 45 лет пришел конец его военной карьеры.
…Замок Лека был очень хорошо охраняем. Вместе с Корниловым в нем находился и возвратившийся на службу с началом войны генерал Е. И. Мартынов, разведывательный планер которого был сбит противником над Львовом. Пленных генералов периодически посещали главнокомандующий венгерской армией эрцгерцог Иосиф и другие высшие чины Венгерской армии, которые считали своим долгом лично познакомиться с русскими генералами и высказать им свое уважение, как мужественным солдатам.
Однажды, прогуливаясь по селению Лека, Лавр Георгиевич увидел идущую строем группу солдат 48-й дивизии в сопровождении нескольких австрийских конвоиров. Он приказал конвоирам остановить строй, и обратился с приветствием к бывшим своим подчиненным. После этого солдаты бросились к своему командиру, начали обнимать его, а затем подбрасывать на руках. Конвоиры молча смотрели на это, не вмешиваясь.
Вначале в госпитале, а потом уже в крепости Корнилов занимался совершенствованием своего немецкого языка, а также изучал быт и нравы австрийской армии. И в этом деле австрийское командование пошло ему навстречу. В обучение Корнилову был выделен солдат – бывший учитель немецкого языка, а также офицер-австриец, который знакомил Лавра Георгиевича с состоянием австрийской армии.
Едва оправившись от ран, генералы Корнилов и Мартынов решили бежать. План был и прост, и сложен. Решили вместе с находившимся в плену русским военным авиатором Васильевым захватить стоявший в поле недалеко от селения аэроплан и на нем совершить побег. Благо в дневное время в селение им разрешалось выходить без охраны, а стоявший в поле аэроплан охранялся одним солдатом из инвалидной команды. Но эта попытка не удалась по той причине, что о ней стало известно и другим русским офицерам, содержавшимся в замке, и кто-то из них сообщил об этом австрийскому командованию.
Весной 1916 года пленники снова задумали бежать, но теперь уже пешим порядком. Для безопасного передвижения по стране нужны были документы. Решили подкупить кастеляна замка. Однако тот доложил обо всем своему начальнику. Австрийский полковник произвел дознание и конфисковал найденный в комнате Мартынова штатский костюм. Корнилов же остался в стороне, благодаря тому, что его имя при разговоре с кастеляном не упоминалось. После этого инцидента охрана была усилена. Побег из замка Лека стал практически невозможным.