Страница:
Хромой Селезень улыбнулся.
Джеффри не мог бы сказать, что удивило его сильнее: вид приподнявшихся в улыбке губ его сурового товарища, который впервые за все время их знакомства позволил себе это выражение чувств, или приближающееся к ним облако пыли. Постепенно Джеффри смог рассмотреть, кто же так напылил: это оказалась лошадь капитана Чейни, усиленно подгоняемая своим седоком, но отстававшая все сильнее, и быстроногий гнедой конь с растрепанной всадницей, стрелой летевшие прямо к нему.
Когда Джеффри впервые увидел Джульетту, он принял ее за ведьму. И она действительно оплела его сердце чарами, похитила его разум и полонила все его чувства. Он был так же бессилен справиться со своими чувствами к ней, как умерить бешеную скачку своего пульса. Ведь сумей он сделать то или другое – и будет обречен на верную смерть. Даже сейчас, когда он не сомневался в том, что появление возлюбленной будет только попыткой помешать ему осуществить свои намерения, оно заставило его ликовать.
Он не сдвинулся с места, хотя всем существом своим хотел пустить лошадь навстречу Джульетте и встретить ее на полдороге. В эту минуту он сомневался в том, что у него хватит силы воли продолжить свой путь, если он свернет с него хотя бы на шаг.
Арион радостно заржал, приветствуя хозяина, и чуть не сбросил его с седла, ткнувшись мордой ему в грудь. Джеффри положил ладонь на шелковистую шкуру своего скакуна и ощутил кожей теплое конское дыхание. Ему хотелось бы, чтоб его кожу щекотало более мягкое дыхание, но он не мог придвинуться к Джульетте, когда их разделяла полутонная громада, требовавшая ласки с просто-таки щенячьим восторгом.
– Кровь Господня, Джульетта, нам надо спешиться, пока кони не расплющили нам ноги!
А в следующую секунду Джеффри уже стоял всего в одном шаге от любимой, мысленно проклиная надетые на нем ржавеющие доспехи. Даже если бы он поддался порыву и притянул Джульетту к себе, он ничего не почувствовал бы – и это казалось ему хуже адской муки. А возможно, все обстояло как раз наоборот. Если бы после этих недель бесплодного желания он ощутил ее тело, его по-человечески слабое сердце могло бы помешать ему выполнить долг.
Джульетта была покрыта дорожной пылью от кончиков сапожек до спутанных завитков волос, и стала вся серо-коричневой, за исключением синих глаз и кругов под ними, где она вытирала слезы. Проживи Джеффри еще шестьсот лет – и все равно ему не встретить женщины, которая показалась бы ему красивее Джульетты, какой она была в эту минуту.
Даже если бы Хромой Селезень и капитан Чейни в это мгновение сами кинулись в пропасть, он бы этого не заметил.
– Почему ты приехала, Джульетта?
– Потому что тебя надо было искать здесь. Ты был прав, Джеффри. Энгус Ок посылает тебя как раз туда, где тебе необходимо быть. Я должна была последовать за тобой в какое-то опасное и страшное место… Я должна была уехать из Брода Уолберна, чтобы найти мою любовь, мою жизнь!
Тут она бросилась ему в объятия, и он понял, что ошибался, считая, будто ничего не почувствует. Вес ее тела заставил проржавевшие звенья кольчуги вонзиться ему в тело, несмотря на кожаный жилет, и тысячи уколов напомнили Джеффри о боли, терзавшей его сердце с той минуты, как он покинул Джульетту. Ее тепло проникло сквозь металл, словно само ее естество входило в душу >ыцаря, которая будет вечно принадлежать ей одной.
А на возлюбленной никакой кольчуги не было, так что можно было с огромным удовольствием обнять Джульетту и попробовать на вкус горячую кожу ее шеи.
– А это что? – пробормотал он, почувствовав плотный бумажный прямоугольник, приколотый у нее на груди.
– Письмо, которое прислал профессор Берне, как и обещал.
Его страсть мгновенно остыла, словно раскаленная подковка, опущенная в холодную воду.
– Ты не можешь основывать свое доверие на словах, которые написал незнакомый человек.
Джульетта лукаво ему улыбнулась.
– Ты прав. Сын миссис Эббот, Герман, все время писал о сбежавших верблюдах, а я ни единого не видела! А ты видел?
Джеффри не ответил на ее озорную увертку и указал подбородком на письмо профессора Бернса.
– Может, он подтвердил то, о чем я тебе говорил, и ты приехала просить прощения?
– Нет.
Значит, его самые худшие опасения оправдались. Он бы смог выдержать расставание с Джульеттой, зная, что она будет вспоминать о нем как о герое, который пожертвовал их любовью ради достойного дела.
– Значит, он назвал меня лжецом, а ты ему поверила и приехала упрекать меня за обман?
– Нет! – Джульетта ловко вынула письмо из-под платья. – Смотри. Я его не открывала.
На конверте выделялась печать из сургуча, скреплявшая непрочитанное письмо.
Она засунула письмо обратно и снова прижалась к Джеффри.
– Мне все равно, что там написано. Я люблю того человека, который сейчас стоит передо мной. Я не могу пообещать, что никогда не буду испытывать сомнений, но любить тебя я буду всегда. – Ее пальцы скользнули вдоль кожаного ремешка, охватывавшего его шею, и рыцарю показалось, что талисман одобрительно запульсировал, распространяя волны дрожи по его телу. – Давай отправимся прямо сейчас, пока я не успела слишком испугаться. Давай отдадим этот талисман по назначению. Мне надоело делить тебя с давно умершим королем, как тебе надоедало делить меня с памятью о бедном Дэниеле.
– Ты… ты прыгнешь вместе со мной? А как же твой город, Джульетта? Ты его бросаешь?
– Думаю, что благодаря тебе даже регулярной армии не удалось бы теперь согнать наших поселенцев с их земли. Брод Уолберна никуда не исчезнет, сколько бы времени мы ни отсутствовали.
– Значит, пока ты веришь всему, что я тебе говорил? Ее сияющее дивным светом лицо вдруг затуманилось, словно ясный летний день с наступлением сумерек, но она улыбнулась и прижала ладонь к его груди напротив сердца.
– Ох, Джеффри, мне предстоит поистине невероятный прыжок через собственное недоверие!
Когда Джеффри попытался посадить Джульетту на спину Ариону, тот отпрянул, так что влюбленным пришлось поменяться конями. Возможно, это было к лучшему: Джеффри не сомневался в том, что Арион прыгнет, не колеблясь, и увлечет за собой второе животное. А когда они попадут в родную эпоху Джеффри, вторая лошадь им весьма пригодится.
Джульетта отправляется с ним! Рыцаря охватила такая радость, что ему даже думать было трудно.
Он глубоко вздохнул, повернулся к ней – и у него сжалось сердце при виде того, как неподвижно она застыла в седле. Даже толстый слой пыли не мог скрыть смертельную бледность, покрывшую ее лицо.
– Ты испугалась, миледи!
– Когда ты так меня называешь, я готова на все. Но…
– Но?
– А что, если мы не… что, если мы окажемся в совершенно другом времени или месте, а не в том, которое ты ожидаешь?
Казалось, в талисмане на его груди бьется жизнь.
– Не страшись! Энгус Ок доставит меня именно туда, где я должен оказаться. Ты же сама это сказала. И мы будем вместе, Джульетта.
Она вложила пальцы в его руку и, судорожно глотнув воздух, пустила лошадь медленным шагом. Он крепко сжал ей руку, жалея, что не может передать свой жар ее похолодевшим пальцам.
– Чего мне ожидать, Джеффри?
Он почувствовал прилив гордости: его отважная леди не хуже настоящего рыцаря ищет преимуществ, которые может дать знание.
– Сам прыжок покажется одновременно бесконечным и в то же время мимолетным, как вскрик сверчка. А потом наступит ужасная слабость и очень неприятное желание вывернуться наизнанку. – Джеффри натянул поводья, замедлив их и без того неспешное движение. – Когда мы окажемся на месте, притворяйся немой и постарайся скорчиться, пока я не найду плаща, чтобы прикрыть твою одежду. Там, откуда я явился, люди не будут так радушны к незнакомому человеку, внезапно появившемуся среди них.
Он всем телом ощутил ее испуганное содрогание и постарался заглушить свои слишком смелые надежды.
– Джульетта, если ты скажешь мне, что слишком боишься, чтобы остаться со мной, я не стану просить тебя прыгать. Я клянусь вернуться к тебе. Тебе необязательно это делать, миледи. Для меня достаточно дорого и то, что ты приехала сюда…
Джульетта прервала его благородные возражения, наклонившись к любимому и закрыв ему рот поцелуем.
– Джеффри, иногда ты слишком много говоришь. С этими словами она ударила каблуками в бока лошади, и та ринулась вперед. При этом Джульетта не выпустила руки Джеффри, так что чуть не вывихнула ему плечо.
Он никогда не подумал бы, что можно скакать во весь опор, держа любимую за руку, но казалось, Арион ощутил его потребность не расставаться с Джульеттой и приспособил свой бег к аллюру второй лошади. Двум лошадям нужны считанные секунды, чтобы галопом преодолеть расстояние в полмили, но все же у нее было время на то, чтобы передумать. Когда до края каньона оставалось всего десяток шагов, Джеффри показалось, что Джульетта зарыдала, и у него ёкнуло сердце: он решил, что она намерена резко повернуть свою лошадь в сторону.
Но она этого не сделала!
– Не отпускай меня! – крикнула Джульетта, когда они вместе сорвались вниз.
– Никогда, миледи!
Но хотя Джеффри еще никогда не давал обещания с такой решимостью сдержать его, против него восстали высшие силы. Рыцарь весил гораздо больше Джульетты, а с учетом доспехов – вдвое больше, да и Арион был в полтора раза тяжелее второй лошади; он опережал ее в падении, и с этим ничего нельзя было поделать.
– Джеффри!
В ее крике слышалась паника: рука Джеффри начала соскальзывать, так что он держал уже только самые кончики пальцев Джульетты.
Ему надо было посадить ее в седло перед собой, но Арион отказался принять ее на себя, а Джеффри был так ослеплен своей возлюбленной, что лишился способности соображать. Чувствуя почти невыносимое усилие, раздирающее их руки, рыцарь разразился проклятиями: у него не осталось возможности перетянуть Джульетту на Ариона. Он понимал, что вынужден отпустить ее, иначе рискует сдернуть ее с седла, а потом уронить в бездонную пропасть.
– Джеффри! Обещай мне, что я снова тебя увижу! Крик Джульетты эхом отдавался от стен каньона, звуча все глуше: их окружал туман… Чувство одиночества было невыносимым.
– Ободрись, Джульетта! – громко прокричал Джеффри. – Мы будем вместе навсегда. Я клянусь в этом!
Глава 23
Джеффри не мог бы сказать, что удивило его сильнее: вид приподнявшихся в улыбке губ его сурового товарища, который впервые за все время их знакомства позволил себе это выражение чувств, или приближающееся к ним облако пыли. Постепенно Джеффри смог рассмотреть, кто же так напылил: это оказалась лошадь капитана Чейни, усиленно подгоняемая своим седоком, но отстававшая все сильнее, и быстроногий гнедой конь с растрепанной всадницей, стрелой летевшие прямо к нему.
Когда Джеффри впервые увидел Джульетту, он принял ее за ведьму. И она действительно оплела его сердце чарами, похитила его разум и полонила все его чувства. Он был так же бессилен справиться со своими чувствами к ней, как умерить бешеную скачку своего пульса. Ведь сумей он сделать то или другое – и будет обречен на верную смерть. Даже сейчас, когда он не сомневался в том, что появление возлюбленной будет только попыткой помешать ему осуществить свои намерения, оно заставило его ликовать.
Он не сдвинулся с места, хотя всем существом своим хотел пустить лошадь навстречу Джульетте и встретить ее на полдороге. В эту минуту он сомневался в том, что у него хватит силы воли продолжить свой путь, если он свернет с него хотя бы на шаг.
Арион радостно заржал, приветствуя хозяина, и чуть не сбросил его с седла, ткнувшись мордой ему в грудь. Джеффри положил ладонь на шелковистую шкуру своего скакуна и ощутил кожей теплое конское дыхание. Ему хотелось бы, чтоб его кожу щекотало более мягкое дыхание, но он не мог придвинуться к Джульетте, когда их разделяла полутонная громада, требовавшая ласки с просто-таки щенячьим восторгом.
– Кровь Господня, Джульетта, нам надо спешиться, пока кони не расплющили нам ноги!
А в следующую секунду Джеффри уже стоял всего в одном шаге от любимой, мысленно проклиная надетые на нем ржавеющие доспехи. Даже если бы он поддался порыву и притянул Джульетту к себе, он ничего не почувствовал бы – и это казалось ему хуже адской муки. А возможно, все обстояло как раз наоборот. Если бы после этих недель бесплодного желания он ощутил ее тело, его по-человечески слабое сердце могло бы помешать ему выполнить долг.
Джульетта была покрыта дорожной пылью от кончиков сапожек до спутанных завитков волос, и стала вся серо-коричневой, за исключением синих глаз и кругов под ними, где она вытирала слезы. Проживи Джеффри еще шестьсот лет – и все равно ему не встретить женщины, которая показалась бы ему красивее Джульетты, какой она была в эту минуту.
Даже если бы Хромой Селезень и капитан Чейни в это мгновение сами кинулись в пропасть, он бы этого не заметил.
– Почему ты приехала, Джульетта?
– Потому что тебя надо было искать здесь. Ты был прав, Джеффри. Энгус Ок посылает тебя как раз туда, где тебе необходимо быть. Я должна была последовать за тобой в какое-то опасное и страшное место… Я должна была уехать из Брода Уолберна, чтобы найти мою любовь, мою жизнь!
Тут она бросилась ему в объятия, и он понял, что ошибался, считая, будто ничего не почувствует. Вес ее тела заставил проржавевшие звенья кольчуги вонзиться ему в тело, несмотря на кожаный жилет, и тысячи уколов напомнили Джеффри о боли, терзавшей его сердце с той минуты, как он покинул Джульетту. Ее тепло проникло сквозь металл, словно само ее естество входило в душу >ыцаря, которая будет вечно принадлежать ей одной.
А на возлюбленной никакой кольчуги не было, так что можно было с огромным удовольствием обнять Джульетту и попробовать на вкус горячую кожу ее шеи.
– А это что? – пробормотал он, почувствовав плотный бумажный прямоугольник, приколотый у нее на груди.
– Письмо, которое прислал профессор Берне, как и обещал.
Его страсть мгновенно остыла, словно раскаленная подковка, опущенная в холодную воду.
– Ты не можешь основывать свое доверие на словах, которые написал незнакомый человек.
Джульетта лукаво ему улыбнулась.
– Ты прав. Сын миссис Эббот, Герман, все время писал о сбежавших верблюдах, а я ни единого не видела! А ты видел?
Джеффри не ответил на ее озорную увертку и указал подбородком на письмо профессора Бернса.
– Может, он подтвердил то, о чем я тебе говорил, и ты приехала просить прощения?
– Нет.
Значит, его самые худшие опасения оправдались. Он бы смог выдержать расставание с Джульеттой, зная, что она будет вспоминать о нем как о герое, который пожертвовал их любовью ради достойного дела.
– Значит, он назвал меня лжецом, а ты ему поверила и приехала упрекать меня за обман?
– Нет! – Джульетта ловко вынула письмо из-под платья. – Смотри. Я его не открывала.
На конверте выделялась печать из сургуча, скреплявшая непрочитанное письмо.
Она засунула письмо обратно и снова прижалась к Джеффри.
– Мне все равно, что там написано. Я люблю того человека, который сейчас стоит передо мной. Я не могу пообещать, что никогда не буду испытывать сомнений, но любить тебя я буду всегда. – Ее пальцы скользнули вдоль кожаного ремешка, охватывавшего его шею, и рыцарю показалось, что талисман одобрительно запульсировал, распространяя волны дрожи по его телу. – Давай отправимся прямо сейчас, пока я не успела слишком испугаться. Давай отдадим этот талисман по назначению. Мне надоело делить тебя с давно умершим королем, как тебе надоедало делить меня с памятью о бедном Дэниеле.
– Ты… ты прыгнешь вместе со мной? А как же твой город, Джульетта? Ты его бросаешь?
– Думаю, что благодаря тебе даже регулярной армии не удалось бы теперь согнать наших поселенцев с их земли. Брод Уолберна никуда не исчезнет, сколько бы времени мы ни отсутствовали.
– Значит, пока ты веришь всему, что я тебе говорил? Ее сияющее дивным светом лицо вдруг затуманилось, словно ясный летний день с наступлением сумерек, но она улыбнулась и прижала ладонь к его груди напротив сердца.
– Ох, Джеффри, мне предстоит поистине невероятный прыжок через собственное недоверие!
Когда Джеффри попытался посадить Джульетту на спину Ариону, тот отпрянул, так что влюбленным пришлось поменяться конями. Возможно, это было к лучшему: Джеффри не сомневался в том, что Арион прыгнет, не колеблясь, и увлечет за собой второе животное. А когда они попадут в родную эпоху Джеффри, вторая лошадь им весьма пригодится.
Джульетта отправляется с ним! Рыцаря охватила такая радость, что ему даже думать было трудно.
Он глубоко вздохнул, повернулся к ней – и у него сжалось сердце при виде того, как неподвижно она застыла в седле. Даже толстый слой пыли не мог скрыть смертельную бледность, покрывшую ее лицо.
– Ты испугалась, миледи!
– Когда ты так меня называешь, я готова на все. Но…
– Но?
– А что, если мы не… что, если мы окажемся в совершенно другом времени или месте, а не в том, которое ты ожидаешь?
Казалось, в талисмане на его груди бьется жизнь.
– Не страшись! Энгус Ок доставит меня именно туда, где я должен оказаться. Ты же сама это сказала. И мы будем вместе, Джульетта.
Она вложила пальцы в его руку и, судорожно глотнув воздух, пустила лошадь медленным шагом. Он крепко сжал ей руку, жалея, что не может передать свой жар ее похолодевшим пальцам.
– Чего мне ожидать, Джеффри?
Он почувствовал прилив гордости: его отважная леди не хуже настоящего рыцаря ищет преимуществ, которые может дать знание.
– Сам прыжок покажется одновременно бесконечным и в то же время мимолетным, как вскрик сверчка. А потом наступит ужасная слабость и очень неприятное желание вывернуться наизнанку. – Джеффри натянул поводья, замедлив их и без того неспешное движение. – Когда мы окажемся на месте, притворяйся немой и постарайся скорчиться, пока я не найду плаща, чтобы прикрыть твою одежду. Там, откуда я явился, люди не будут так радушны к незнакомому человеку, внезапно появившемуся среди них.
Он всем телом ощутил ее испуганное содрогание и постарался заглушить свои слишком смелые надежды.
– Джульетта, если ты скажешь мне, что слишком боишься, чтобы остаться со мной, я не стану просить тебя прыгать. Я клянусь вернуться к тебе. Тебе необязательно это делать, миледи. Для меня достаточно дорого и то, что ты приехала сюда…
Джульетта прервала его благородные возражения, наклонившись к любимому и закрыв ему рот поцелуем.
– Джеффри, иногда ты слишком много говоришь. С этими словами она ударила каблуками в бока лошади, и та ринулась вперед. При этом Джульетта не выпустила руки Джеффри, так что чуть не вывихнула ему плечо.
Он никогда не подумал бы, что можно скакать во весь опор, держа любимую за руку, но казалось, Арион ощутил его потребность не расставаться с Джульеттой и приспособил свой бег к аллюру второй лошади. Двум лошадям нужны считанные секунды, чтобы галопом преодолеть расстояние в полмили, но все же у нее было время на то, чтобы передумать. Когда до края каньона оставалось всего десяток шагов, Джеффри показалось, что Джульетта зарыдала, и у него ёкнуло сердце: он решил, что она намерена резко повернуть свою лошадь в сторону.
Но она этого не сделала!
– Не отпускай меня! – крикнула Джульетта, когда они вместе сорвались вниз.
– Никогда, миледи!
Но хотя Джеффри еще никогда не давал обещания с такой решимостью сдержать его, против него восстали высшие силы. Рыцарь весил гораздо больше Джульетты, а с учетом доспехов – вдвое больше, да и Арион был в полтора раза тяжелее второй лошади; он опережал ее в падении, и с этим ничего нельзя было поделать.
– Джеффри!
В ее крике слышалась паника: рука Джеффри начала соскальзывать, так что он держал уже только самые кончики пальцев Джульетты.
Ему надо было посадить ее в седло перед собой, но Арион отказался принять ее на себя, а Джеффри был так ослеплен своей возлюбленной, что лишился способности соображать. Чувствуя почти невыносимое усилие, раздирающее их руки, рыцарь разразился проклятиями: у него не осталось возможности перетянуть Джульетту на Ариона. Он понимал, что вынужден отпустить ее, иначе рискует сдернуть ее с седла, а потом уронить в бездонную пропасть.
– Джеффри! Обещай мне, что я снова тебя увижу! Крик Джульетты эхом отдавался от стен каньона, звуча все глуше: их окружал туман… Чувство одиночества было невыносимым.
– Ободрись, Джульетта! – громко прокричал Джеффри. – Мы будем вместе навсегда. Я клянусь в этом!
Глава 23
У Джульетты раскалывалась голова.
Казалось, язык у нее распух и стал вдвое толще обычного, кожа лица горела, предупреждая о том, что она слишком много времени провела на солнце, и обещая еще более неприятные ощущения. Джульетта то приходила в себя, то проваливалась в забытье, и ее ужасно мучил какой-то мощный, прямо-таки оглушительный рев. Далеко не сразу она поняла, что этот звук издает вода – мощный поток воды, проносящийся мимо. Она облизала губы, почувствовав вдруг отчаянную жажду.
С трудом встав на колени, она чуть не потеряла сознание от того, каких чудовищных усилий это потребовало, и прижала руку к животу, стараясь справиться с волной тошноты, поднявшейся в ее теле. О Господи, похоже, она страдает от какой-то ужасной болезни: это холера или летняя хворь, или какое-то еще из бесконечных заболеваний, которые терзают переселенцев…
Услышав прерывистое, сиплое дыхание, Джульетта повернулась к лошади. Бедное животное покачивалось на широко расставленных ногах, уткнувшись мордой в траву, хотя не делало ни малейших усилий, чтобы ее пощипать. Джульетте уже один раз пришлось видеть скакуна в таком ужасном состоянии. Ариона. В тот день, когда она впервые встретила Джеффри.
– Джеффри!
Она хотела выкрикнуть его имя, но пересохший рот издал только хриплый шепот, такой слабый, что даже не вспугнул любопытной птицы, прыгавшей поблизости. Джеффри предупреждал ее о слабости и тошноте, но она не ожидала, что эти ощущения окажутся настолько сильными. Даже столь слабого усилия, которое потребовалось для того, чтобы прошептать его имя, достаточно было, чтобы боль в голове стала почти невыносимой. Больше всего Джульетте хотелось бы сейчас свернуться калачиком и попытаться спрятать лицо от обжигающего солнца, но сделать это мешала острая жажда, а желание увидеть Джеффри грозило свести ее с ума.
А может, она уже сошла с ума? Джульетта внимательно осмотрелась, обведя взглядом стремительный поток воды, вгляделась вверх, туда, где края обрыва уходили в туман, но не увидела даже признака присутствия других людей. Можно было подумать, что девственную красоту каньона еще никогда и никто не нарушал. Это, видимо, было дном Первозданной Пропасти, о которой говорил Джеффри. Англия, год тысяча двести восемьдесят третий от Рождества Христова.
– Джеффри!
Она отыщет его – она должна его отыскать! Ноги отказывались ей повиноваться, так что она ползком подобралась к воде и сделала несколько глотков дарящей силы ледяной влаги. Это придало ей сил, и она с трудом поднялась на ноги, но смогла сделать всего несколько шагов.
– Джеффри!
Этот окрик, каким бы слабым он ни получился, отнял у Джульетты последние силы, и она снова рухнула на землю.
У плеча что-то кололо. Это оказалось письмо профессора Бернса: она вспомнила, что убрала его за пазуху, не потрудившись приколоть как следует. Теперь, когда она делом доказала, что верит Джеффри, прыгнув с ним в пропасть, ей можно прочесть это письмо. Джульетта вытащила его и ногтем большого пальца подцепила печать. Как Джеффри будет смеяться, когда она найдет его и признается в том, что вскрыла письмо, потому что ей так отчаянно хотелось его увидеть – и потому что она была так счастлива, что совершила этот прыжок и осталась жива, что ей достаточно было увидеть имя любимого на листке бумаги.
Джульетте понадобилось сосредоточить все внимание на строчках, потому что листок, казалось, то приближается, то снова удаляется, хоть она и готова была поклясться в том, что держит его надежно. Она прищурилась, и это немного помогло. Окружавшая ее тишина словно требовала, чтобы она прочла письмо вслух, и Джульетта так и сделала.
– «Дорогая моя миссис Уолберн, я с большим рвением принялся за ваше задание, выполнить которое мне помогал мой самый добросовестный ассистент. Мне очень жаль признаться, но нам обоим не удалось найти ни одного упоминания о Джоне или Деметре Рованвудах или Дрого Фицболдрике. И хотя д'Арбанвилей было множество, никаких свидетельств о странствующем рыцаре, который звался бы Джеффри, не обнаружилось. Я сделаю это исследование своим хобби и буду заниматься им во время моих поездок по стране и за границу, хотя должен предупредить вас, что успехов в этом деле может и не быть…»
Пронизывающая ее голову боль переместилась прямо в сердце. Ощущение одиночества навалилось на Джульетту, словно холщовый мешок, который она набрасывала на кур, чтобы угомонить их перед тем, как зарезать и отправить в кастрюлю.
Скомкав письмо, она швырнула его в воду, где оно недолгое время поболталось на поверхности, а потом затонуло.
– Нет! – Она снова поднялась на ноги. – Нет! Ответом ей были только щебет птиц, шум бегущей воды и тяжелое дыхание лошади.
– Нет!!!
Каньон был точь-в-точь такой, какой описал Герман Эббот в своем письме к матери. Джульетта вовсе не перенеслась в другое время. Она каким-то образом благополучно приземлилась на дне каньона, но при этом оказалась одна. Совершенно одна! Ни боевого коня по имени Арион. Ни рыцаря в проржавевшей кольчуге, давшего ей клятву в том, что они навечно останутся вместе.
По каньону разнесся чей-то вопль, преисполненный скорби и муки. Возможно, это был волк, горевавший о потере подруги… Джульетта не задумалась над тем, почему от этого звука у нее пересохло в горле и еще сильнее заболела голова.
О Боже, если бы только она способна была четко мыслить! Может быть… может быть, она сделала что-то не так?
Она прыгнула без настоящей веры. Вот в чем дело! Вот почему ничего не получилось. Рыдая, Джульетта опустилась на колени у воды и сделала еще несколько глотков, не замечая, что острый гравий врезается ей в ладони и колени. Она сделает новую попытку. Поднимется наверх и снова прыгнет. У нее быстрее забилось сердце и немного окрепли руки и ноги. Цепляясь за выступы скалы, она сумела подняться по крайней мере фута на два, когда на фоне шума реки различила топот конских копыт. Топот был громче, чем гулкие удары ее сердца, громче, чем удары камней, скатывавшихся у нее из-под ног на дно каньона.
– Джеффри!
Джульетта закрыла глаза, вознося к небу благодарственную молитву, и поспешно скатилась вниз, не обращая внимания на то, что выступы скалы порвали ей платье и расцарапали кожу.
Но когда она снова открыла глаза, то увидела не Джеффри, а двух незнакомцев, которые смотрели на нее с глубокой тревогой.
– Говорил же тебе – это не верблюд вопит!
– Дьявольщина! Женщина. Белая женщина.
На них были синие армейские мундиры, а на плечах – эмблемы, которые узнали бы все, кому приходилось иметь дело с миссис Эббот: символы Военной службы инженеров-топографов!
– Какого черта вы здесь оказались, мэм? – Старший из двоих схватил ее пальцы своей мозолистой рукой и поставил женщину на ноги. – Вы были в плену у индейцев?
– Мы вас отведем в лагерь, там вы вымоетесь, – добавил его спутник. – Теперь вы в безопасности.
Разочарование лишило Джульетту дара речи, но когда солдаты заботливо повели ее к своим лошадям, она молча уперлась, стараясь справиться с дурнотой, которая настоятельно требовала принять их услуги.
– Извините, джентльмены, я не могу идти с вами. Мне надо вернуться и сделать новую попытку.
– Куда вернуться, мэм, и какую попытку сделать? Она махнула рукой в сторону невидимой вершины обрыва и почувствовала волну паники при мысли о том, какое пугающее предприятие ей предстоит. Надо идти туда немедленно!
– Туда, наверх. В первый раз я сделала что-то не так.
Военные, прищурясь, посмотрели вверх, а потом озадаченно нахмурились, словно не могли понять смысла ее слов.
– Вы хотите сказать, будто спустились по обрыву вниз, мэм?
– Нет, мы не спускались. Мы прыгнули. Мы с Джеффри…
Джульетта резко замолчала. Господи, они уставились на нее, словно на сумасшедшую. У нее не было ни времени, ни сил на то, чтобы пытаться их убедить в правдивости своих слов. Ей надо поскорее вернуться наверх и снова прыгнуть, пока не прошло слишком много времени, пока она не лишилась последних сил – иначе Джеффри будет сильно тревожиться из-за ее отсутствия. Она вырвала руку и бросилась бежать к скале, ужасаясь тому, как мало у нее сил и как плохо ее держат ноги.
Солдаты догнали Джульетту, прежде чем она успела добраться до первого выступа, и встали над ней с опасливым превосходством койотов, окруживших раненую антилопу.
– Ну-ну, мэм, – проговорил старший из них, нерешительно похлопав ее по плечу, словно прикасался к заключенной в клетку львице.
– Вы ведь не прыгали с этой скалы, правда же, мэм? – сказал тот, что был помоложе: так уговаривают капризного малыша признать правду. – Да ведь то, что упадет с такой высоты, разнесет в пыль отсюда до Рио-Гранде.
– Джеффри! – прошептала она, спиной сползая по отвесной стене. – Мы прыгнули вместе. Мне надо найти Джеффри!
Солдаты обменялись такими взглядами, что и без всяких слов стало ясно: они ей не верят и сомневаются в существовании какого-то там Джеффри.
– Ну-ну, – снова повторил старший. Теперь он уже отчаянно хлопал ее по плечу, и вид у него был почти такой же горестный, как у нее самой.
– Мы поищем… э-э… Джеффри, – пообещал тот, что помоложе. – Приятное разнообразие – не то что искать верблюдов. А вас пока отведем в лагерь. Нашему лейтенанту будет очень любопытно услышать то, что вы ему расскажете.
Джульетта встряхнула головой, понимая, что ей необходимо собраться с мыслями и перестать неосторожно высказывать такое, что заставляет бравых военных усомниться в здравости ее рассудка. Возможно, где-то поблизости лежит Джеффри, и ему нужна помощь врача. Ей надо найти кого-то, кто мог бы ему помочь.
– Герман! – вспомнила она. – Герман Эббот. Он ведь офицер Военной службы инженеров-топографов!
– Ну да, мэм, точно. Он один из помощников лейтенанта Айвза.
– Вы должны немедленно отвести меня к нему!
Эта вполне здравая мысль заметно их ободрила, и, приговаривая что-то заботливое и дружелюбное, они повели ее между колючих кустарников и огромных камней. Они усадили ее на лошадь; Джульетта заметила, что они постарались не дать поводья ей в руки, а сами стали править.
Они направились вниз по течению.
– Что ты об этом думаешь, Марта? – пробормотал младший так тихо, что Джульетта едва его расслышала.
– Ни черта не понимаю, – ответил его старший напарник.
Джеффри сжимал талисман, пытаясь справиться со своими желаниями. Больше всего ему хотелось сорвать подвеску и швырнуть ее в Первозданную Пропасть, проклиная Энгуса Ока, осыпая имя этого кельтского божка всеми мыслимыми оскорблениями, предоставив талисман забвению. Зловредный, мстительный, подлый бог: пообещать возвращение к жизни тем, кто испускает свой последний вздох ради любви!.. Ведь хотя Джульетта бросилась в пропасть вместе с ним, сейчас в священной дубовой роще его возлюбленной не было. Джеффри был в этом уверен, потому что обшарил тут каждый уголок, борясь со слабостью и тошнотой. К прочим невзгодам добавилось еще и больное горло, оттого что он беспрестанно выкрикивал имя Джульетты, так и не дождавшись ответа. Он был один. Абсолютно один.
Конечно, не считая Ариона, который сипел и кашлял, беспрерывно бросая на хозяина укоризненные взгляды. Похоже было, что эти прыжки в пропасть коням даются очень тяжело.
– Нам придется отважиться на прыжок всего только еще один раз, – пообещал Джеффри, поглаживая дрожащую шею своего боевого скакуна. – Всего один раз, когда мы закончим здесь нашу работу. А потом – все!
Их путь пролегал между раскидистыми дубами. Через некоторое время жутковатая тишина священной рощи сменилась отдаленным шумом, который всегда возвещал о продвижении армии: топот тысяч ног, конских и человеческих, скрип перегруженных фургонов, позвякивание доспехов и сбруи, глухой рокот голосов. От города Лондона, направляясь прямо к замку непокорной Деметры, двигалась армия короля Эдуарда – развевающиеся вымпелы возвещали всем желающим полюбоваться, что сам король выступил против своих врагов. Как и доказывал рыцарь Джульетте, Энгус Ок отправил Джеффри именно туда, где он был нужен.
Джеффри почувствовал, как в нем гаснут последние искры надежды. Если король Эдуард ведет армию против этой валлийской выскочки, ее муж Джон может уже быть мертвым, а Джеффри д'Арбанвиль в глазах короля оказался неудачником. Более того, король безжалостно ударит по замку Деметры, считая, что она отвергла предложение о помиловании, поскольку не знает, что его верный рыцарь не смог доставить ей талисман вместе с королевским ультиматумом. И что еще хуже, король может, сам того не ведая, попасть в приготовленную Дрого Фицболдриком ловушку.
Ну, не для того он летал по времени туда и обратно, чтобы допустить подобное!
Обстоятельства жизни вынудили Джеффри д'Арбанвиля научиться прогонять из своих мыслей все, не связанное с непосредственной задачей. Душа человека далеко не всегда легко мирится с тем, что надо сражаться ради золота и славы. Можно сойти с ума, если позволить себе задумываться над тем, что может случиться с теми невинными людьми, которые поневоле оказались втянутыми в его действия. Чтобы не предаваться бессильному отчаянию, Джеффри должен был не уступать разрывающей ему сердце тревоги за Джульетту, должен был не думать о том, что она лежит на дне каньона, совершенно обессилевшая и беспомощная, а на ее зов, обращенный к любимому, откликается только многократное эхо, отразившееся от отвесных скал.
Рыцарь поклялся, что вернется и навеки останется с Джульеттой. И он это сделает – или умрет, пытаясь сдержать клятву. Но сейчас, хотя сердце Джеффри отчаянно протестовало, он должен отогнать от себя все мысли о возлюбленной и с верой в кельтских богов и христианских святых считать, что они сохранят ее, пока он будет заниматься тем, что поклялся исполнить.
– Иди за мной, как только сможешь, – посоветовал он Ариону, не сомневаясь, что верный конь найдет его след и придет к хозяину. А потом Джеффри двинулся в сторону передвигающейся армии и почти поравнялся с последними рядами, прежде чем кто-то из безмозглых олухов догадался бросить ему вызов.
– Говори, зачем ты здесь, сэр! – с издевкой спросил какой-то оруженосец, и Джеффри пришлось подавить боль, пронзившую его сердце при воспоминании о том, как он в последний раз слышал такой вопрос в теплой кухне леди Джульетты.
– Я должен немедленно поговорить с королем. Наедине.
– А я с удовольствием получил бы личное благословение от папы. Убирайся.
Оруженосец отвернулся.
От изумления Джеффри даже споткнулся.
– Как ты смеешь отпускать меня, даже не подняв шума? Кто твой господин, ты, низкорожденный болван? Неужели он не научил тебя постоянной бдительности, которую должен проявлять воин, чтобы обеспечить безопасность своего сюзерена? И не вздумай притворяться, будто сразу признал во мне союзника, поскольку ты явно не пытался быть со мной вежливым!
Оруженосец побагровел, но у него хватило совести смутиться.
Какой-то рыцарь, по мнению Джеффри, слишком поздно заметивший эту небольшую стычку, отстал от своих спутников и рысью направился к ним.
Казалось, язык у нее распух и стал вдвое толще обычного, кожа лица горела, предупреждая о том, что она слишком много времени провела на солнце, и обещая еще более неприятные ощущения. Джульетта то приходила в себя, то проваливалась в забытье, и ее ужасно мучил какой-то мощный, прямо-таки оглушительный рев. Далеко не сразу она поняла, что этот звук издает вода – мощный поток воды, проносящийся мимо. Она облизала губы, почувствовав вдруг отчаянную жажду.
С трудом встав на колени, она чуть не потеряла сознание от того, каких чудовищных усилий это потребовало, и прижала руку к животу, стараясь справиться с волной тошноты, поднявшейся в ее теле. О Господи, похоже, она страдает от какой-то ужасной болезни: это холера или летняя хворь, или какое-то еще из бесконечных заболеваний, которые терзают переселенцев…
Услышав прерывистое, сиплое дыхание, Джульетта повернулась к лошади. Бедное животное покачивалось на широко расставленных ногах, уткнувшись мордой в траву, хотя не делало ни малейших усилий, чтобы ее пощипать. Джульетте уже один раз пришлось видеть скакуна в таком ужасном состоянии. Ариона. В тот день, когда она впервые встретила Джеффри.
– Джеффри!
Она хотела выкрикнуть его имя, но пересохший рот издал только хриплый шепот, такой слабый, что даже не вспугнул любопытной птицы, прыгавшей поблизости. Джеффри предупреждал ее о слабости и тошноте, но она не ожидала, что эти ощущения окажутся настолько сильными. Даже столь слабого усилия, которое потребовалось для того, чтобы прошептать его имя, достаточно было, чтобы боль в голове стала почти невыносимой. Больше всего Джульетте хотелось бы сейчас свернуться калачиком и попытаться спрятать лицо от обжигающего солнца, но сделать это мешала острая жажда, а желание увидеть Джеффри грозило свести ее с ума.
А может, она уже сошла с ума? Джульетта внимательно осмотрелась, обведя взглядом стремительный поток воды, вгляделась вверх, туда, где края обрыва уходили в туман, но не увидела даже признака присутствия других людей. Можно было подумать, что девственную красоту каньона еще никогда и никто не нарушал. Это, видимо, было дном Первозданной Пропасти, о которой говорил Джеффри. Англия, год тысяча двести восемьдесят третий от Рождества Христова.
– Джеффри!
Она отыщет его – она должна его отыскать! Ноги отказывались ей повиноваться, так что она ползком подобралась к воде и сделала несколько глотков дарящей силы ледяной влаги. Это придало ей сил, и она с трудом поднялась на ноги, но смогла сделать всего несколько шагов.
– Джеффри!
Этот окрик, каким бы слабым он ни получился, отнял у Джульетты последние силы, и она снова рухнула на землю.
У плеча что-то кололо. Это оказалось письмо профессора Бернса: она вспомнила, что убрала его за пазуху, не потрудившись приколоть как следует. Теперь, когда она делом доказала, что верит Джеффри, прыгнув с ним в пропасть, ей можно прочесть это письмо. Джульетта вытащила его и ногтем большого пальца подцепила печать. Как Джеффри будет смеяться, когда она найдет его и признается в том, что вскрыла письмо, потому что ей так отчаянно хотелось его увидеть – и потому что она была так счастлива, что совершила этот прыжок и осталась жива, что ей достаточно было увидеть имя любимого на листке бумаги.
Джульетте понадобилось сосредоточить все внимание на строчках, потому что листок, казалось, то приближается, то снова удаляется, хоть она и готова была поклясться в том, что держит его надежно. Она прищурилась, и это немного помогло. Окружавшая ее тишина словно требовала, чтобы она прочла письмо вслух, и Джульетта так и сделала.
– «Дорогая моя миссис Уолберн, я с большим рвением принялся за ваше задание, выполнить которое мне помогал мой самый добросовестный ассистент. Мне очень жаль признаться, но нам обоим не удалось найти ни одного упоминания о Джоне или Деметре Рованвудах или Дрого Фицболдрике. И хотя д'Арбанвилей было множество, никаких свидетельств о странствующем рыцаре, который звался бы Джеффри, не обнаружилось. Я сделаю это исследование своим хобби и буду заниматься им во время моих поездок по стране и за границу, хотя должен предупредить вас, что успехов в этом деле может и не быть…»
Пронизывающая ее голову боль переместилась прямо в сердце. Ощущение одиночества навалилось на Джульетту, словно холщовый мешок, который она набрасывала на кур, чтобы угомонить их перед тем, как зарезать и отправить в кастрюлю.
Скомкав письмо, она швырнула его в воду, где оно недолгое время поболталось на поверхности, а потом затонуло.
– Нет! – Она снова поднялась на ноги. – Нет! Ответом ей были только щебет птиц, шум бегущей воды и тяжелое дыхание лошади.
– Нет!!!
Каньон был точь-в-точь такой, какой описал Герман Эббот в своем письме к матери. Джульетта вовсе не перенеслась в другое время. Она каким-то образом благополучно приземлилась на дне каньона, но при этом оказалась одна. Совершенно одна! Ни боевого коня по имени Арион. Ни рыцаря в проржавевшей кольчуге, давшего ей клятву в том, что они навечно останутся вместе.
По каньону разнесся чей-то вопль, преисполненный скорби и муки. Возможно, это был волк, горевавший о потере подруги… Джульетта не задумалась над тем, почему от этого звука у нее пересохло в горле и еще сильнее заболела голова.
О Боже, если бы только она способна была четко мыслить! Может быть… может быть, она сделала что-то не так?
Она прыгнула без настоящей веры. Вот в чем дело! Вот почему ничего не получилось. Рыдая, Джульетта опустилась на колени у воды и сделала еще несколько глотков, не замечая, что острый гравий врезается ей в ладони и колени. Она сделает новую попытку. Поднимется наверх и снова прыгнет. У нее быстрее забилось сердце и немного окрепли руки и ноги. Цепляясь за выступы скалы, она сумела подняться по крайней мере фута на два, когда на фоне шума реки различила топот конских копыт. Топот был громче, чем гулкие удары ее сердца, громче, чем удары камней, скатывавшихся у нее из-под ног на дно каньона.
– Джеффри!
Джульетта закрыла глаза, вознося к небу благодарственную молитву, и поспешно скатилась вниз, не обращая внимания на то, что выступы скалы порвали ей платье и расцарапали кожу.
Но когда она снова открыла глаза, то увидела не Джеффри, а двух незнакомцев, которые смотрели на нее с глубокой тревогой.
– Говорил же тебе – это не верблюд вопит!
– Дьявольщина! Женщина. Белая женщина.
На них были синие армейские мундиры, а на плечах – эмблемы, которые узнали бы все, кому приходилось иметь дело с миссис Эббот: символы Военной службы инженеров-топографов!
– Какого черта вы здесь оказались, мэм? – Старший из двоих схватил ее пальцы своей мозолистой рукой и поставил женщину на ноги. – Вы были в плену у индейцев?
– Мы вас отведем в лагерь, там вы вымоетесь, – добавил его спутник. – Теперь вы в безопасности.
Разочарование лишило Джульетту дара речи, но когда солдаты заботливо повели ее к своим лошадям, она молча уперлась, стараясь справиться с дурнотой, которая настоятельно требовала принять их услуги.
– Извините, джентльмены, я не могу идти с вами. Мне надо вернуться и сделать новую попытку.
– Куда вернуться, мэм, и какую попытку сделать? Она махнула рукой в сторону невидимой вершины обрыва и почувствовала волну паники при мысли о том, какое пугающее предприятие ей предстоит. Надо идти туда немедленно!
– Туда, наверх. В первый раз я сделала что-то не так.
Военные, прищурясь, посмотрели вверх, а потом озадаченно нахмурились, словно не могли понять смысла ее слов.
– Вы хотите сказать, будто спустились по обрыву вниз, мэм?
– Нет, мы не спускались. Мы прыгнули. Мы с Джеффри…
Джульетта резко замолчала. Господи, они уставились на нее, словно на сумасшедшую. У нее не было ни времени, ни сил на то, чтобы пытаться их убедить в правдивости своих слов. Ей надо поскорее вернуться наверх и снова прыгнуть, пока не прошло слишком много времени, пока она не лишилась последних сил – иначе Джеффри будет сильно тревожиться из-за ее отсутствия. Она вырвала руку и бросилась бежать к скале, ужасаясь тому, как мало у нее сил и как плохо ее держат ноги.
Солдаты догнали Джульетту, прежде чем она успела добраться до первого выступа, и встали над ней с опасливым превосходством койотов, окруживших раненую антилопу.
– Ну-ну, мэм, – проговорил старший из них, нерешительно похлопав ее по плечу, словно прикасался к заключенной в клетку львице.
– Вы ведь не прыгали с этой скалы, правда же, мэм? – сказал тот, что был помоложе: так уговаривают капризного малыша признать правду. – Да ведь то, что упадет с такой высоты, разнесет в пыль отсюда до Рио-Гранде.
– Джеффри! – прошептала она, спиной сползая по отвесной стене. – Мы прыгнули вместе. Мне надо найти Джеффри!
Солдаты обменялись такими взглядами, что и без всяких слов стало ясно: они ей не верят и сомневаются в существовании какого-то там Джеффри.
– Ну-ну, – снова повторил старший. Теперь он уже отчаянно хлопал ее по плечу, и вид у него был почти такой же горестный, как у нее самой.
– Мы поищем… э-э… Джеффри, – пообещал тот, что помоложе. – Приятное разнообразие – не то что искать верблюдов. А вас пока отведем в лагерь. Нашему лейтенанту будет очень любопытно услышать то, что вы ему расскажете.
Джульетта встряхнула головой, понимая, что ей необходимо собраться с мыслями и перестать неосторожно высказывать такое, что заставляет бравых военных усомниться в здравости ее рассудка. Возможно, где-то поблизости лежит Джеффри, и ему нужна помощь врача. Ей надо найти кого-то, кто мог бы ему помочь.
– Герман! – вспомнила она. – Герман Эббот. Он ведь офицер Военной службы инженеров-топографов!
– Ну да, мэм, точно. Он один из помощников лейтенанта Айвза.
– Вы должны немедленно отвести меня к нему!
Эта вполне здравая мысль заметно их ободрила, и, приговаривая что-то заботливое и дружелюбное, они повели ее между колючих кустарников и огромных камней. Они усадили ее на лошадь; Джульетта заметила, что они постарались не дать поводья ей в руки, а сами стали править.
Они направились вниз по течению.
– Что ты об этом думаешь, Марта? – пробормотал младший так тихо, что Джульетта едва его расслышала.
– Ни черта не понимаю, – ответил его старший напарник.
Джеффри сжимал талисман, пытаясь справиться со своими желаниями. Больше всего ему хотелось сорвать подвеску и швырнуть ее в Первозданную Пропасть, проклиная Энгуса Ока, осыпая имя этого кельтского божка всеми мыслимыми оскорблениями, предоставив талисман забвению. Зловредный, мстительный, подлый бог: пообещать возвращение к жизни тем, кто испускает свой последний вздох ради любви!.. Ведь хотя Джульетта бросилась в пропасть вместе с ним, сейчас в священной дубовой роще его возлюбленной не было. Джеффри был в этом уверен, потому что обшарил тут каждый уголок, борясь со слабостью и тошнотой. К прочим невзгодам добавилось еще и больное горло, оттого что он беспрестанно выкрикивал имя Джульетты, так и не дождавшись ответа. Он был один. Абсолютно один.
Конечно, не считая Ариона, который сипел и кашлял, беспрерывно бросая на хозяина укоризненные взгляды. Похоже было, что эти прыжки в пропасть коням даются очень тяжело.
– Нам придется отважиться на прыжок всего только еще один раз, – пообещал Джеффри, поглаживая дрожащую шею своего боевого скакуна. – Всего один раз, когда мы закончим здесь нашу работу. А потом – все!
Их путь пролегал между раскидистыми дубами. Через некоторое время жутковатая тишина священной рощи сменилась отдаленным шумом, который всегда возвещал о продвижении армии: топот тысяч ног, конских и человеческих, скрип перегруженных фургонов, позвякивание доспехов и сбруи, глухой рокот голосов. От города Лондона, направляясь прямо к замку непокорной Деметры, двигалась армия короля Эдуарда – развевающиеся вымпелы возвещали всем желающим полюбоваться, что сам король выступил против своих врагов. Как и доказывал рыцарь Джульетте, Энгус Ок отправил Джеффри именно туда, где он был нужен.
Джеффри почувствовал, как в нем гаснут последние искры надежды. Если король Эдуард ведет армию против этой валлийской выскочки, ее муж Джон может уже быть мертвым, а Джеффри д'Арбанвиль в глазах короля оказался неудачником. Более того, король безжалостно ударит по замку Деметры, считая, что она отвергла предложение о помиловании, поскольку не знает, что его верный рыцарь не смог доставить ей талисман вместе с королевским ультиматумом. И что еще хуже, король может, сам того не ведая, попасть в приготовленную Дрого Фицболдриком ловушку.
Ну, не для того он летал по времени туда и обратно, чтобы допустить подобное!
Обстоятельства жизни вынудили Джеффри д'Арбанвиля научиться прогонять из своих мыслей все, не связанное с непосредственной задачей. Душа человека далеко не всегда легко мирится с тем, что надо сражаться ради золота и славы. Можно сойти с ума, если позволить себе задумываться над тем, что может случиться с теми невинными людьми, которые поневоле оказались втянутыми в его действия. Чтобы не предаваться бессильному отчаянию, Джеффри должен был не уступать разрывающей ему сердце тревоги за Джульетту, должен был не думать о том, что она лежит на дне каньона, совершенно обессилевшая и беспомощная, а на ее зов, обращенный к любимому, откликается только многократное эхо, отразившееся от отвесных скал.
Рыцарь поклялся, что вернется и навеки останется с Джульеттой. И он это сделает – или умрет, пытаясь сдержать клятву. Но сейчас, хотя сердце Джеффри отчаянно протестовало, он должен отогнать от себя все мысли о возлюбленной и с верой в кельтских богов и христианских святых считать, что они сохранят ее, пока он будет заниматься тем, что поклялся исполнить.
– Иди за мной, как только сможешь, – посоветовал он Ариону, не сомневаясь, что верный конь найдет его след и придет к хозяину. А потом Джеффри двинулся в сторону передвигающейся армии и почти поравнялся с последними рядами, прежде чем кто-то из безмозглых олухов догадался бросить ему вызов.
– Говори, зачем ты здесь, сэр! – с издевкой спросил какой-то оруженосец, и Джеффри пришлось подавить боль, пронзившую его сердце при воспоминании о том, как он в последний раз слышал такой вопрос в теплой кухне леди Джульетты.
– Я должен немедленно поговорить с королем. Наедине.
– А я с удовольствием получил бы личное благословение от папы. Убирайся.
Оруженосец отвернулся.
От изумления Джеффри даже споткнулся.
– Как ты смеешь отпускать меня, даже не подняв шума? Кто твой господин, ты, низкорожденный болван? Неужели он не научил тебя постоянной бдительности, которую должен проявлять воин, чтобы обеспечить безопасность своего сюзерена? И не вздумай притворяться, будто сразу признал во мне союзника, поскольку ты явно не пытался быть со мной вежливым!
Оруженосец побагровел, но у него хватило совести смутиться.
Какой-то рыцарь, по мнению Джеффри, слишком поздно заметивший эту небольшую стычку, отстал от своих спутников и рысью направился к ним.