Валентинов Андрей. Око Силы. Вторая трилогия. 1937–1938 годы

 
   В зале вновь стало темно. Лампы высветили сцену – это опять был кабинет жандармского полковника. В нем бушует гроза. Забастовка становится неизбежной, полковник кричит на подчиненных, требуя действий. Найти! Найти ЕГО, того, кто смеет противостоять ему, полковнику, жандармскому управлению, всей Империи! Найти – и убить! Среди подчиненных царит паника, и лишь молодой жандарм спокоен. Он обещает выполнить приказ. Очень скоро. Завтра…
   …На свидании в тюрьме Нино со слезами просит брата помочь. Артем бросается на решетки, отбивается от навалившихся на него надзирателей – тщетно, его скручивают, волокут в камеру…
   Сергей уже понял, что произойдет дальше. Стандартная процедура – «размягчить» вербуемого, затем поговорить по душам и лепить из него агента.
   …В камере вновь появляется молодой жандарм. Он сочувствует, обещает выпустить парня, помочь Нино, но за это Артем должен выполнить приказ – убить ЕГО, неуловимого… Артем кричит, бросается на мучителя – и соглашается. Ему дают револьвер и направляют куда-то на окраину, где собираются подпольщики…
   Пустельга вновь поморщился. Спешат, спешат! Артем доведен до крайности, он – на грани истерики, не способен нормально соображать. Такие часто срываются, бросают оружие, плачут. Сам бы он на месте этого жандарма… Сергей вздохнул: ничего себе мыслишки!
   …Темная комната. Руководители забастовки негромко совещаются. Артема встречают радостно, даже не спрашивают, как ему удалось выбраться из тюрьмы. Не до этого – очень много проблем, идут аресты, забастовка вот-вот сорвется. Ожидание нарастает, Артем нервничает, постоянно оглядывается, он не может ждать, он вот-вот не выдержит…
   …Падает луч света – неожиданный, яркий. И из темноты неслышно появляется ОН, неожиданно высокий, в старом пальто, с памятным по фотографиям шарфом вокруг шеи…
   Актер был, конечно, не похож на товарища Сталина, но в том, КТО появился из мрачной ночи, чувствовалась сила, молчаливая, грозная, необоримая…
   ОН заговорил – медленно, не торопясь. Актер не форсировал акцент, лишь чуть-чуть намекая на известную всей стране сталинскую манеру речи. ОН не ведает сомнений. Спокойно, с легкой брезгливостью говорит о врагах – ОН не боится умереть, ибо Революция сильнее Смерти. ОН и его товарищи победят – живые или мертвые…
   И тут Артем не выдерживает – бросает на пол револьвер, кричит. Да, именно так у людей не выдерживают нервы, Сергей видел подобное неоднократно. Парень просит, умоляет о смерти, ему, предателю, нет места среди товарищей…
   Снова говорит ОН. Ни слова о предательстве! ОН кладет руку на плечо Артему и спокойно замечает, что люди проверяются не смертью, а жизнью. Подполье поможет Артему и его сестре. Им надо скрыться – а потом вновь вернуться к работе.
   Теперь ОН уже обращается к залу. Впереди долгая борьба. Сила, с которой предстоит сразиться, страшнее, чем кажется. Но ОН верит в победу. Нет, просто знает, что победа неизбежна. Революция придет – и никакие силы не способны остановить ее. Они, революционеры не отступят. И ОН тоже не отступит – никогда!..
   Зал взорвался аплодисментами – долгими, громкими. Пустельга хлопал вместе с другим, краем глаза заметив, что Ахилло почему-то не аплодирует…
   А на сцене дело близится к финалу. Артем спешит домой забрать сестру, чтобы успеть уехать до рассвета. Он вбегает в комнату и видит, что опоздал. Там полно жандармов: полковник, молодой офицер, целая куча других – крепких, мордатых, с револьверами наготове. Артем выхватывает оружие. Поздно! Выстрел, другой, отчаянный крик Нино – молодой парень падает на пол, и полковник небрежно тычет в мертвое тело сапогом.
   Жандармы гогочут, офицер подходит к девушке и развязно треплет ее по плечу. Теперь она в его власти, спасения нет. Нино стоит не двигаясь, слушая мерзкую болтовню подлецов в мундирах. Все кончено. Жандармы начинают собираться, офицер вновь подходит к девушке, глумливо ухмыляется… Все, конец?..
   …Нет! Нино выхватывает из мертвой руки брата револьвер. Стреляет – раз, другой, третий, четвертый… С воплем падает офицер, в ужасе пятится полковник – поздно! Кто-то из жандармов выхватывает оружие – тоже поздно! Еще выстрел – и все мертвы, кроме девушки. Она стоит неподвижно, и вдруг начинает напевать грустную тихую песню. Что с ней? Но Сергей уже понимает – Нино не выдержала. Ее тоже добили: она отомстила за брата, за всех, но кровь ничего не может вернуть…
 
   …Занавес упал, затем вновь взвился, гремели аплодисменты, улыбающиеся актеры принимали роскошные букеты, а Сергей неподвижно сидел в кресле, не решаясь шевельнуться. Ему было страшно. Конечно, тогда, в начале века, ничего подобного в Кутаиси не было. Это – просто сказка, хорошо написанная и хорошо поставленная. Но Пустельга понял, что Михаил прав: дело не в покрое мундиров…
   – Сергей, взгляните! – Ахилло кивнул в сторону ложи Бертяева. Пустельга оглянулся. Драматург вновь стоял, все также ровно, каменно, не улыбаясь. Ему несли цветы, он спокойно брал букеты, жал руки – но на красивом холодном лице не отражалось ничего.
   – Сфинкс! – хмыкнул Михаил. – А сам-то рад!
   Пустельга тоже видел, что это спокойствие – всего лишь маска. Но маска была великолепна. Творец спокойно, невозмутимо дарил зрителям свое детище. Им понравилось – хорошо. А если не пришлось по душе, он переживет. Он сильнее…
   Каменное спокойствие Бертяева исчезло лишь на миг, когда рядом оказались знакомый мужчина с орденом и та, в темном платье. Пустельга вздохнул – и отвернулся…
 
   В гардеробной выстроилась очередь, и Ахилло бессовестно исчез, оставив Сергея скучать в тесном окружении спешащих домой зрителей. Наглец Михаил появился лишь когда Пустельга оказался возле самого окошка. Виновато улыбнувшись, он ловко выхватил свое пальто – и был таков, успев лишь пробормотать что-то о случайно встреченном приятеле. Пустельга покачал головой и профессиональным взглядом вычислил упомянутого «приятеля» – рыжеволосую девицу в модной шляпке и светлом плаще. Оставалось одно – желчно позавидовать везунчику Микаэлю…
   У тротуара стояли машины, публика рекой выливалась из театра, и Пустельга вновь почувствовал себя чужим и лишним. Эти люди возвращались домой, в уютные квартиры, чтобы беседовать с такими же умными и воспитанными, как они сами, о литературе, о музыке. А ему ехать в общежитие, чтобы с утра вновь начинать бесконечную охоту за неуловимыми врагами. Сергей вдруг вспомнил полное, одутловатое лицо Рыскуля, и ему впервые не захотелось возвращаться на службу.
   – Гражданин! Здесь стоять нельзя!
   Рядом были двое – странно знакомые, в темных кожаных куртках с холодными, немигающими глазами.
   – Почему? – Сергей удивился. – Я никому не мешаю…
   – Документы!
   Это было настолько неожиданно, что Пустельга послушно сунул руку во внутренний карман пиджака. Движение вышло слишком резким. Один из неизвестных быстро перехватил кисть, второй полез в карман сам. Тело пронзило холодом – рука незнакомца казалась высеченной из куска льда.
   – В чем дело?
   Сергей оглянулся и понял, что рядом появился третий, но не в темной куртке, а в обыкновенной шинели. Знакомой шинели с саперными петлицами…
   – Сергей Павлович? – Волков тоже узнал его и сделал знак своим парням. Ледяная хватка разжалась.
   – Идите!
   Парни недобро глянули на Сергея, но послушно отошли в сторону. Пустельга вспомнил, где видел их – там же, на кладбище Донского монастыря, возле разрытой могилы.
   – Вы в наружной охране? – Волков улыбнулся, и Сергей подумал, что всезнающий Ахилло не прав. Конечно, комбриг – человек странный, но по-своему приятный. Бояться его, во всяком случае, ни к чему.
   – Нет, Всеслав Игоревич. Просто на спектакле был.
   – А-а, замечтались! Да, спектакль сильный… Нам с вами повезло: видели первое представление – и последнее.
   Вот оно, значит, как! Впрочем, Сергей не очень удивился.
   – Думаете, запретят?
   – Да, – кивнул Волков. – Прошляпила цензура! Бертяев – еще тот тип. То ли наивный, то ли очень умный… Ладно, не будем стоять на ветру. У меня машина – вас подбросить?
   Пустельга хотел отказаться, но до общежития было далеко, и он, чуть подумав, кивнул. Машина оказалась знакомой, он уже ехал в ней в первую ночь после приезда в Столицу.
   – Хорошо играют! – закуривая, усмехнулся комбриг. – Одно слово – МХАТ!.. Что так грустны, Сергей Павлович? Спектакль расстроил?
   Да, спектакль расстроил. Проклятая история с толстощеким типом в пенсне не выходила из головы. Там, на сцене, герои брали в руки оружие…
   И Сергей решился. Странный комбриг многое может и многое знает.
   – Всеслав Игоревич, я слыхал одну историю. Почти как в пьесе. Один работник… Очень высокопоставленный… Принуждает женщин… Он собирает материалы…
   Пустельга нерешительно умолк.
   – Очень высокопоставленный? – в голосе Волкова звучала ирония.
   – Очень…
   Волков хмыкнул:
   – Будем считать, что я вас понял. Фамилия?
   Отступать было некуда. Сергей вспомнил мерзкое пенсне…
   – Рыскуль. Он начальник…
   – Знаю! Редкий мерзавец. Кого он выбрал на этот раз?
   Говорить не хотелось. Эту тайну доверил ему Михаил, но ведь Ахилло ничем не смог помочь девушке!
   – Она актриса Камерного театра. Вера Анатольевна Лапина….
   – Ясно.
   Больше не было сказано ни слова.
 
   Наутро Сергей почти забыл странный разговор. Стало не до этого. Из командировки вернулся Карабаев, привезя с собой несколько толстых папок с документами и какой-то увесистый сверток.
   – Я товарищ старший лейтенант… Вот, написал! – сообщил он, отрапортовав о прибытии.
   Перед Пустельгой легла стопка исписанных страниц.
   – Хорошо, – кивнул Сергей. – А теперь, Прохор, пожалуйста, рассказывайте…
   Тот, вздохнув, неуверенно посмотрел на свою докладную.
   – Рассказывать… А может, товарищ старший лейтенант, прочитаете?
   Карабаев обернулся в сторону удобно устроившегося в кресле Ахилло, словно взывая о помощи, но понял, что от судьбы не уйти.
   – Ну, приехал я в Тамбов, значит, – неуверенно начал он. – Там завод… Очень большой…
   Лейтенант вновь поглядел на свою докладную, но Пустельга был неумолим. Он давно уже поставил себе правилом обязательно выслушать сотрудника. Часто самое важное всплывало именно во время устного доклада.
   – Большой завод, – безнадежно повторил Прохор. – Мужики там неплохие. Помогли…
   Он вновь вздохнул и принялся разворачивать сверток:
   – Вот! СЧН – 14 Э…
   На столе появился небольшой, странной формы предмет. Ахилло присвистнул:
   – Взрыватель!
   – Так точно! – кивнул лейтенант. – Взрыватель экспериментальный, потому и буква «Э». Разработан лабораторией полковника Руднева Никиты Федоровича. Выпустили их две партии по сорок штук. На самом заводе хищений не обнаружено, я проверял.
   – Точно? На заводе все в порядке? – поторопил его Сергей.
   – Так проверял же! – удивился Прохор. – Не было там хищений. Первая партия отправлена в Минск, в школу ОСНАЗа. Поехал я туда…
   Пустельга кивнул. В Минске была лучшая школа ОСНАЗа в Союзе.
   – Там тоже мужики хорошие, подсобили малость… В партии было сорок штук. Двадцать три оприходовавно, остальные в наличие на складе…
   – А вторая партия?
   Пустельга почувствовал удачу. Им повезло – враг использовал экспериментальный взрыватель, значит круг поисков резко сужается.
   – Это здесь искать нужно, – невозмутимо сообщил лейтенант. – Партия отправлена в распоряжение Главного Управления. Два месяца назад – тоже сорок штук…
   – Что?! – Пустельга и Михаил одновременно вскочили с мест.
   – К нам отправлена… – подтвердил лейтенант. – По распоряжению товарища Фриневского…
   – Черт! Сергей, вы понимаете? – невозмутимость Ахилло исчезла без следа. Пустельга кивнул – ситуация складывалась более чем любопытная.
   – Прохор! Ну, вы молодец!
   – Я? – лейтенант недоуменно почесал затылок. – Я ж только съездил… Но это еще не все. Вот…
   Из свертка последовали новые сюрпризы – на этот раз небольшие аккуратные пакетики…
   – Вот, – повторил Прохор. – Взрывчатка…
   Пустельга поежился и отодвинул пепельницу подальше.
   – Не взорвется, – Карабаев впервые улыбнулся. – Она без детонаторов мертвая, можно в огонь кидать – гореть будет, как антрацит…
   Ахилло осторожно подошел и присмотрелся:
   – Я такую впервые вижу!
   – Так точно! – подтвердил Прохор. – Эксперты говорят, что взрывчатка незнакомая. Вот я и подумал среди той, что еще в серию не пошла, поискать.
   – Хорошо подумали, – кивнул Пустельга.
   – Тут ведь как получилось. По распоряжению товарища Фриневского к нам направлены не только взрыватели, но и десять килограммов этой самой «Кама-3 ОС»…
   Карабаев секунду подумал, а затем указал на один из пакетиков.
   – Так… – Пустельга потер руки. – Это хозяйство – к экспертам! Только осторожнее, а то разнесем все тут!..
 
   После того, как опасный груз был сдан в лабораторию, было решено выпить по этому поводу чаю. Ахилло сбегал в буфет и принес пирожных. Невозмутимый Прохор лаконично и точно отвечал на вопросы. Было видно, что сибиряк поработал на совесть.
   – А все-таки странно, – заметил Ахилло. – Лаборатория у нас первоклассная, должны были определить!
   Сергей задумался. Если человек из «Вандеи» – в Главном Управлении, то лаборатория – не худшее из прикрытий.
   – Потом, – решил он. – Займемся чаем…
   За пирожными Прохору рассказали о премьере во МХАТе. Тот явно расстроился, и Сергей почувствовал угрызения совести.
   – Так давайте снова сходим! Прохор, вы куда желаете?
   Карабаев долго думал и наконец вздохнул:
   – В Большой… Там красиво!..
   – Решено! – обрадовался Пустельга. – Сегодня же сходите в нашу кассу и возьмите билеты на субботу или воскресенье.
   Лейтенант кивнул, несколько успокоенный. Сергей с аппетитом уминал пирожное, впервые за много дней чувствуя себя уверенно. Дело пошло! И тут вспомнился разговор с таинственным Ивановым. Образ врага – неуловимого Лантенака, вождя «Вандеи»…
   – Михаил, вы говорили, что руководитель «Вандеи» – из Столицы, что он «бывших». А почему все-таки Вандея? Может в этом ключ? Он назвал себя Лантенаком…
   – Литературным героем, – вставил Ахилло.
   – Вот именно! Значит…
   – Значит, он читал роман Виктора Гюго «93 год», – согласился Михаил. – И что это нам дает?
   – Что?.. – Пустельга на миг задумался. – Знаете что? Надо нам перечитать роман! Ведь не зря же…
   – Хорошо! – пожал плечами Ахилло. – Сегодня же приступлю…
   Сергей поглядел на Карабаева. Тот выглядел немного смущенным.
   – Товарищ лейтенант, если вы не читали роман – прочтите.
   – Так точно, – вздохнул тот. – Как автора зовут?
   Прохор тщательно записал фамилию французского романиста в блокнот. Пустельга усмехнулся – странно происходило приобщение к культуре бывшего селькора! Он хотел посоветовать ему прочитать и «Шуанов» Бальзака, как внезапно в дверь постучали.
   – Получим выговор, – констатировал Ахилло. – За чаепитие в Мытищах.
   – Почему – в Мытищах? – не понял Карабаев, но объясняться было некогда. Дверь отворилась.
   – Здравствуйте, товарищи!
   Сергею невольно вздрогнул. Перед ним стоял Волков.
   Ладонь краснолицего была, как всегда, ледяной. Впрочем, Сергей уже к этому привыкнуть. Возможно, у Всеслава Игоревича шалило сердце…
   – Добрый день, Сергей Павлович!.. Михаил? Рад вас видеть!
   Волков улыбнулся, но Ахилло внезапно стал белым, как полотно.
   – Товарищ лейтенант? – Волков остановился перед вытянувшимся по стойке «смирно» Прохором.
   – Лейтенант Карабаев, товарищ комбриг!
   – Карабаев? Постойте, вы служили у Гуляева? В Омске?
   – Так точно!
   Кажется, комбриг действительно знал всех и вся. Сергей перевел дух и уже подумывал предложить гостю чаю, но Волков вновь повернулся к нему:
   – Пойдемте, Сергей Павлович!
   Возражать не имело смысла. Уже в коридоре, шагая вслед за краснолицым, Пустельга все же осмелился спросить:
   – Мы… Мы куда, товарищ комбриг?
   – К вашему Рыскулю! – по красному лицу мелькнула злая усмешка. Пустельга почувствовал, как в горле внезапно возник ком, в ушах застучало…
   – В чем дело? Боитесь?
   – Да… – Сергей с трудом сглотнул. – Боюсь. То есть, не боюсь…
   – Не надо, – холодная ладонь на миг коснулась плеча. – Пусть такие, как этот мерзавец, бояться!
   Страх у быстро прошел. В конце концов, Сергей сам заварил эту кашу. Значит, придется расхлебывать…
 
   В приемной Рыскуля за большим столом дремал секретарь. При виде незваных гостей он вскочил, пытаясь преградить дорогу, но Волков отодвинул его плечом и ткнул сапогом в высокую оббитую кожей дверь.
   …Товарищ Рыскуль успел встать из-за стола. Пенсне было на месте – как раз посреди пухлого, покрытого ранними морщинами лица.
   – В чем дело? Почему без доклада…
   – Заткнись!
   Голос Волкова был негромок и полон презрения.
   – Т-товарищи…
   Кажется, хозяин кабинета узнал комбрига.
   – Рыскуль, ты нам надоел. Тебя предупреждали?
   – Но, товарищ Волков! Вы… позволяете себе…
   Краснолицый лениво махнул рукой, словно отгоняя назойливую осеннюю муху, и Рыскуль, стоявший за столом в нескольких метрах от незваных гостей, упал, ткнувшись лицом в зеленое сукно. Пенсне отлетело в сторону, из разбитой губы заструилась кровь.
   – Встать, падла!
   Рыскуль дернулся, всхлипнул и начал медленно подниматься.
   – Документы на Лапину. Живо!
   Сергею вдруг показалось, что он спит – или вновь присутствует на мхатовском спектакле. Всесильный чиновник, почти что хозяин Столицы, угодливо улыбнулся, лизнул разбитую губу и, бормоча: «Так точно… так точно, товарищи!», стал рыться в ящике стола, достал тяжелую связку ключей и поплелся к вделанному в стене сейфу.
   Волков стоял недвижно, на лице его играла легкая усмешка. Сергей замер ни жив, ни мертв. Такого он еще не видел…
   Тяжелая дверца сейфа отъехала в сторону.
   – Вот… Вот…
   Рыскуль осторожно положил на стол большой пакет, запечатанный сургучом.
   – Открой!
   Волков подождал, пока хозяин кабинета выполнит приказ, затем неторопливо подошел к столу. Красная ладонь небрежно раскрыла пакет. Сергей успел заметить толстую связку писем, стопку фотографий…
   – Все?
   Рыскуль угодливо закивал, но Волков лишь дернул плечом.
   – Врешь! Она подписку о сотрудничестве давала? Доставай!
   Тот замялся. Краснолицый вновь улыбнулся и поднял руку.
   – Нет! Не надо! – визг ударил в уши. – Вот… Вот!..
   На стол легла какая-то бумага.
   – Сожги. В пепельнице, – комбриг отвернулся в сторону и достал папиросу.
   Рыскуль нервно щелкнул зажигалкой. Бумага горела не в пепельнице, а прямо на столе. Запахло паленым сукном, посреди зеленой поверхности медленно расползлось дымящееся пятно.
   – Сергей Павлович, возьмите пакет!
   Пустельга медленно, словно шагая по мнимому полю, подошел к столу. Рыскуль взглянул на него – в глазах заместителя начальника Столичного управления плавал страх, нечеловеческий, лишающий рассудка…
   – А теперь слушай внимательно, Рыскуль. Сегодня же напишешь заявление на имя Николая о переводе в какое-нибудь областное управление. Ближе Сибири не просись – не пустим!
   Рыскуль затравленно кивнул. Сергей же не верил своим ушам, походя заметив, что комбриг назвал наркома просто по имени.
   – И учти: дернешься – не пощадим. Товарищ Пустельга за тобой присмотрит. Все! Пошли, Сергей Павлович…
   – Не надо! Только не говорите ему! Не говорите ему!..
   Крик ударил в спину. Волков никак не прореагировал, а Сергею оставалось догадываться, кого имеет в виду владелец пенсне. Наркома? Товарища Сталина? Или… неизвестного никому товарища Иванова?
   Оказавшись в коридоре, Пустельга с трудом перевел дух.
   – Вот и все дела, товарищ старший лейтенант, – хмыкнул краснолицый. – Документы, те, что в пакете, отдайте Лапиной. Если, конечно, не захотите использовать их как-то иначе.
   В эту минуту Пустельга даже не задумался над этими словами…
   – Товарищ комбриг… – он набрал в грудь побольше воздуха и выпалил:
   – Кто… кто вы?
   Волков улыбнулся:
   – Я же вам представился. Волков Всеслав Игоревич, командир отдельного отряда ОСНАЗа «Подольск». Ну, счастливо! Мне пора.
   Холодная ладонь сжала руку – и высокая фигура в серой шинели исчезла в за поворотом. Сергей медленно пошел наверх, к себе в 542-ю. Отряд ОСНАЗа «Подольск»… О таком Пустельга не слыхал. Не те ли странные парни в кожаных куртках? Неудивительно, что краснолицего так боятся!
 
   – Сергей! С вами все в порядке?
   При виде Пустельги Ахилло вскочил, уронив папиросу в пепельницу.
   – Что ему было от вас нужно?
   Пустельга не знал, что и ответить, затем подумал и покосился на молчаливо сидевшего за столом Прохора. Тот понял.
   – Разрешите выйти?
   Сергей кивнул, подождал, пока дверь за лейтенантом закроется, а затем положил пакет на стол.
   – Вот! Документы, которыми Рыскуль шантажировал Лапину. Ее обязательство сотрудничать он сжег…
   Пустельга коротко пересказал всю историю начиная с того момента, когда они с Михаилом расстались в фойе. Ахилло слушал, не перебивая, и наконец вздохнул:
   – Что же вы наделали, Сергей? Господи, что же вы наделали! Этот Волков… С ним нельзя иметь никаких дел!
   – Не понимаю! – удивился Пустельга. – Он ведь помог! Что в этом плохого?
   – Нельзя изгонять бесов силою Вельзевула, князя бесовского. Я ничего не могу рассказать вам, Сергей. Такие, как Волков, ничего не делают просто так. Теперь он знает о Лапиной, знает о вас. Думаете, это все случайно?
   – Документы… Вы сами ей отдадите?
   Пустельга поспешил перевести разговор на другое, решив, что Михаил реагирует слишком уж неадекватно.
   – Передам… Надо посоветовать ей уехать. Хотя нет, поздно… Скажите, он вам больше ничего не говорил? Ничего не предлагал?
   – Да нет же! – вздохнул Пустельга. – Почему вы так против него настроены? Вы что, хорошо его знаете?
   – Хорошо? – грустно улыбнулся Ахилло. – Можно сказать и так…

Глава 7. Книга учителя

   Юрий долго не понимал, зачем им с Терапевтом требуются псевдонимы. О том, что бывший военный врач действует не один, он даже не подозревал. Про группу Орловский узнал только через год, после того, как была начата его книга.
   Идея зрела давно. Вначале Юрий не делился ею ни с кем, но затем все же решил посоветоваться с Терапевтом. Больше в Столице советоваться было не с кем. Его друг ничуть не удивился, но не спешил с одобрением. Спокойно, трезво, будто беседуя с коллегой у постели тяжелобольного, он обрисовал возможные трудности – и неизбежные последствия. Уже сейчас работать сложно и опасно, но еще труднее станет через два-три года, когда работа будет близка к завершению. А ведь рукопись еще следует переправить за границу…
   Юрий не спорил, но сдаваться не собирался. Они встретились с Терапевтом через несколько дней, и тот внезапно сообщил, что сможет помочь. Но Юрий должен быть осторожен, иначе опасность будет грозить не только им двоим. Орловский понял намек, но не стал расспрашивать. Только когда первые главы были уже закончены, и Терапевт стал передавать Юрию новые материалы, они поговорили всерьез. Было названо имя Флавия, неизвестного друга, который достаточно влиятелен, чтобы доставить нужные документы – и достаточно силен, чтобы защитить в случае беды. Тогда-то Орловский и стал Орфеем. Терапевт пояснил, что его, Юрия, надо как-то называть в разговорах с тем же Флавием. Так же, как и сам Флавий именует своего неведомого помощника Марком.
   Орловский предпочел бы что-либо более банальное: Сидоров или Петров, но уж во всяком случае не Орфей. Вот уж с кем у него нет ни малейшего сходства, так это с легендарным певцом! Но, Терапевт напомнил, что певцом Орфей стал лишь у поздних античных мифографов, любивших эстетизировать древние предания.
   – Заодно выдумали Эвридику – на радость оперным либреттистам будущих веков, – усмехнувшись, добавил он. – А действительность была проще и страшнее. Веке в девятом до Христа в Греции началась психическая эпидемия. Вакханалии – люди сходили с ума, убивали друг друга, превращались в зверей. Кровью такое не погасить, но Орфей сумел усмирить безумцев, без насилия, только словом. Вам предстоит сделать то же самое, Юрий. И может… И может, вам тоже придется спуститься в ад…
   Орловский не стал спорить и лишь поинтересовался, отчего его друг стал именно Терапевтом, ведь по образованию он хирург. Но тот покачал головой и предложил догадаться самому. Вскоре Юрий вспомнил: в древности существовала секта «терапевтов» – наиболее истовых и наиболее стойких.
   О Марке, помощнике Флавия, Орловский так ничего не и узнал. А вот о самом Флавии Терапевт кое-что рассказал. Тот, кто взял себе это прозвище, убежденный большевик, в начале 30-х входил в антисталинскую группу Рютина, чудом уцелел и теперь продолжал борьбу.
   Были, конечно, и другие: те, кто перепечатывал его книгу, переправлял ее во Францию, доставал документов. Но о них Терапевт молчал.