Страница:
- Хотя, конечно, Тридцать Первый - это правильнее. - Сергей. - Простите, а как полностью? Знаете, привык... - Сергей Павлович, - Пустельга с любопытством разглядывал того, кто предпочел номер фамилии. Виталий Дмитриевич Тридцать Первый был не просто мал ростом - он походил на карлика, на сказочного человека, обитателя подземных глубин, а еще больше - на домового. Сморщенное, почти с кулак, личико, узкие плечи, короткие ручонки, казалось, неспособные удержать даже авторучку. На вид ему было за семьдесят, и, лишь присмотревшись, майор понял, что Тридцать Первому едва-едва стукнуло полвека. Что-то страшное сломало и мгновенно состарило этого человека. - Проходите, - Виталий Дмитриевич засуетился, приглашая к столу. Там действительно стоял торт, а рядом с ним - чайник, накрытый полотенцем. Тридцать Первый явно ждал гостей. - Пражский? - осведомился зэк, приглядываясь к угощению. Карлик невесело рассмеялся: - Увы, пражский. В хорошие времена я бы сам приготовил, да такой, что сам шеф-повар "Берлина" позавидовал бы... А это - прислали. Не забывают... Они принялись за торт. Виталий Дмитриевич ел жадно, кусок за куском. У Сергея почти не было аппетита, да и Сорок Третий явно не был поклонником сладостей. Было ясно, что он пригласил сюда Пустельгу совсем не за этим. - Что ж вы не едите? - карлик откинулся на стул и вздохнул. - Знаю! Вы, любезный Юрий Петрович, просто уговорили нашего новенького навестить меня. Так сказать, повысить мне настроение. Ну, спасибо... Пустельга удивился - оказывается Сорок Третьего звали Юрием Петровичем! Здесь зэк не скрывал своего имени. Итак, Юрий Петрович Сорок Третий... - Юрий Петрович наверно успел рассказать вам, - Тридцать Первый повернулся к Сергею. - Здесь все считают, что лишился ума, после того, как меня бросила супруга... Зэк еле заметно кивнул, но Сергей предпочел отделаться неопределенным угуканьем. Карлик вздохнул. - Смешно, правда? Старик, похожий на какое-то чучело... Но ведь я все еще не разучился думать! Почему? Не могу понять... Он заговорил быстро, так, что Пустельга еле различал отдельные слова: Тридцать лет, тридцать лет мы жили вместе, ни разу по-настоящему не ссорились. Что же могло случиться? Почему она меня бросила? Может, я чем-то ее обидел? Но чем? Даже если так, почему она ни разу не навестила меня, не написала? Я ведь действительно болен! Почему? Они не говорят мне, не хотят волновать. Но я не могу. Я должен узнать... Сергей постарался незаметно отвернуться. Виталий Дмитриевич тоже не мог вспомнить прошлое, как Сорок Третий, как и он сам. Что сделали с этим безобидным человеком? Или это просто защитная реакция психики, спасающая от самого страшного? Речь Тридцать Первого стала совсем тихой, неразличимой. Наконец он затих, глаза закрылись, и он недвижно застыл, прижавшись к спинке стула. Зэк чуть заметно дернул щекой и достал папиросы. - Курите, Сорок Первый! Ну его все к черту, никак не привыкну... Курите, потом проветрим. Сейчас он очнется... Действительно, не прошло и двух минут, как Виталий Дмитриевич открыл глаза. - А? - дернулся он, но тут же успокоился. - Кажется, я опять... Извините, товарищи... Юрий Петрович, вы говорили вчера, что наш новенький... - Да, он, кажется, по вашей части... Карлик вскочил со стула. Пустельга тоже встал, но решительный жест маленькой ручки остановил его: - Сидите, сидите, Сергей Павлович. Я быстро. Надеюсь, Юрий Петрович все же ошибся. Если ваши с ним случаи сходны, то волноваться нечего. Сама по себе амнезия конечно, малоприятна... Не прекращая говорить, Виталий Дмитриевич осторожно взял Сергея за руку, пощупал пульс и замер. Затем сморщенное лицо дернулось, Тридцать Первый проговорил нечто вроде: "Ох ты!" - и легким движением прикоснулся сначала ко лбу, а затем к шее Сергея - там, где проходила артерия. - Сергей Петрович... любезнейший... если можно, к свету. Я должен осмотреть глазное яблоко... Осмотр на этот раз длился долго. Карлик хмурился, вздыхал, а затем кивнул на стул: - Садитесь... Рассказывайте, и поподробнее... Слушал он внимательно, время от времени кивая. Затем вздохнул и покрутил головой: - Несколько вопросов, если можно. Только не обижайтесь... - Ни в коем случае, - Пустельга тут же вспомнил психиатра. - У вас, как я понял, очень плохой аппетит, предпочитаете все жидкое и, желательно, теплое. Так? Сергей кивнул. Сейчас должен последовать вопрос о бифштексах. - Привкус крови во рту ощущали? - Нет! - Пустельга удивился. - По-моему... Нет, ни разу... - Так... А желание... уж, извините... попробовать свежей крови... Поразил не сам вопрос, а то, что его об этом уже спрашивали. Вот они, бифштексы с кровью! - Нет. Я даже кровяной колбасы не ем. - Ну и хорошо... Виталий Дмитриевич прошелся по комнате, затем опустился на стул и легко ударил ребром ладошки по дереву: - Так. Порадовать ничем не могу, Сергей Павлович. Разве что - болезнь ваша проходит в самой легкой форме. Это единственный положительный момент... - Какая болезнь? - еле выговорил Пустельга. Значит, никакой травмы на боевом посту! Его обманули и в этом... - Так называемая болезнь Воронина. Открыта моим близким приятелем перед самой мировой войной на Среднем Урале. Василий Воронин был тогда молодым земским врачом. Однажды его вызвали в одну глухую деревню где-то под... Впрочем, это неважно. Воронин был умница, сразу понял, что перед ним нечто совершенно неизвестное науке... Виталий Дмитриевич замолчал, а затем махнул рукой: - Ну, это все в далеком прошлом. Василий пропал без вести в 18-м, на юге. К этому времени мы уже выделили вирус - возбудитель болезни. Искали метод лечения... Мне поручили создать состав, в котором возбудитель болезни Воронина мог существовать в течение длительного времени. Дело в том, что в обычных условиях он быстро погибал, и слава Богу... Увы, мне это удалось. Состав назвали ВРТ. "Почему?" - хотел спросить Пустельга, но удержался. "В", похоже, означало "Воронин". Возможно, остальные буквы тоже были инициалами. - Да... И в том же 18-м я был вызван на Лубянку. Со мной беседовал некто Кедров, он, кажется, тогда был заместителем Дзержинского. Меня уверяли, что большевики чрезвычайно заинтересованы в лечении болезни, обещали новую лабораторию, сотрудников... Тогда я был еще в здравом уме, Виталий Дмитриевич усмехнулся и покачал головой. - Да, я был в здравом уме и решил на следующий день уничтожить все запасы ВРТ, а заодно и документацию. Увы, Кедров оказался сообразительнее, его люди захватили лабораторию тем же вечером. Меня арестовали, и до 21-го я был в специальном лагере под Псковом... Тридцать Первый вновь умолк и замер, прикрыв глаза. Молчание тянулось долго, наконец он вздохнул, попытавшись улыбнуться: - Извините... Мои личные неурядицы не имеют к данной истории прямого отношения. В общем, насколько мне удалось узнать, Кедров продолжил работы по ВРТ. Не сам конечно, хотя он, вроде как, врач, давал клятву Гиппократа... Естественно, речь шла не о лечении. Надеюсь, вы уже поняли, Сергей Павлович? - Этот состав... вводил здоровым людям? - Пустельга даже привстал, чувствуя как его вновь охватывает холод. - Но зачем?! Хотя... Я, кажется, понял! Человек теряет память, его можно использовать, как какой-то... механизм... - Если бы только это, - маленький человечек скривился. - Увы, любезнейший Сергей Павлович, это не самое страшное. - А что... самое страшное? - Нет-нет, лучше промолчу. Вам, да еще в вашем состоянии, это совершенно ни к чему. Болезнь может протекать в разных формах, у вас самая легкая ну и слава Богу... Правда, в некоторых случаях человек не теряет памяти, но это как раз в самых безнадежных ситуациях... - А как это лечится? - вмешался в разговор зэк. Виталий Дмитриевич покачал головой. - Не лечится... Увы... В самых легких случаях, таких, как у Сергея Павловича, можно несколько притормозить: те же переливания крови... Но вылечить не удалось еще никого. Во всяком случае, еще год назад... Да, как раз перед тем, как я очутился здесь... - Значит, вы продолжали заниматься болезнью Воронина? - Сорок Третий недобро усмехнулся. - Мой грех, мой страшный грех... Лена, жена... она все время говорила мне... Если бы это была просто болезнь, как, например, бубонная чума! Это страшнее... Как-то я нашел в бумагах Воронина запись, которую тот сделал на Урале, там, где встретил первых больных. Так сказать, народная версия происхождения этой напасти... Так там, представляете, сказано, что больной умирает почти сразу, а то, что остается, - лишь его видимость. Душа уходит, остается тело и дух... - Простите, что остается? - не понял Пустельга. - Там так сказано. Душа уходит, остается тело и дух. А потом и дух исчезает, а в тело вселяется бес... Звучало жутковато, хотя и непонятно. Наступило молчание, которое нарушил Сорок Третий. - Кажется, сообразил! По народным представлениям, у человека не одна, а две души. Одна - та, что дается Богом. Вторая - своеобразный человеческий двойник, он не покидает землю и после смерти. В Древнем Египте эти души называли Ка и Ба, на Украине - душа и доля... Любопытная версия! Душа уходит, остается дух - хранитель тепла, который пользуется крохами того, что уцелело от прежнего хозяина. К моему случаю подходит в самый раз. Я не помню ничего, связанного со мною лично, зато, как видите, вспомнил про Ка и Ба. Сергей Павлович, я не слишком вас шокирую? - Нет, ни в коем случае, - майор уже успел успокоиться. - Легенда, действительно, очень точна. Но ведь вы не больны? - У Юрия Петровича что-то совсем другое, - подтвердил Тридцать Первый. Может, просто последствия травмы - обычная амнезия... В таком случае, это со временем пройдет... Кстати, Юрий Петрович, меня про вас расспрашивала девушка - ваш лечащий врач. Она вообще интересовалась болезнью Воронина и моим препаратом. - Любовь Леонтьевна? - не удержался Сергей. - Да, кажется. Она не с нашего этажа, так что могу спутать. Симпатичная девушка, все надеется нам, грешным, помочь. Она думает, что руководство скрывает какие-то подробности о действии ВРТ. Я, конечно, рассказал все, что мне известно. И о ВРТ и о голубом излучении... На пятом этаже сейчас лежат двое - в очень тяжелой форме... Это было что-то новое. "Голубое излучение" - об этом Сергей и не слыхал, точнее не помнил. Интересно, что это еще за мерзость? - Но самое любопытное, - голос ученого упал до шепота. Представляете, товарищи, почти сразу ко мне зашли двое... В штатском, естественно, но узнать нетрудно... Они спрашивали, о чем я говорил с этой девушкой... Боюсь... боюсь я был излишне откровенен... Пустельга и Сорок Третий переглянулись. Сергей хотел было переспросить, но зэк быстро поднес палец к губам. - Благодарим за консультацию, профессор! - Юрий Петрович встал и кивнул Пустельге. - Или я вас понизил в чине, гражданин Тридцать Первый? Вы, кажется, академик? - Я никто... - глухо проговорил карлик. Его глаза словно погасли, голова упала на грудь, из горла послышался хрип. - Никто... Я - номер Тридцать Первый... Это не вы потеряли души, товарищи. Это я продал свою... Она говорила мне... Узкие плечи дернулись, и Виталий Дмитриевич застыл. - Пора, - вздохнул Сорок Третий. - Уходим, гражданин майор. Пусть думает, что мы ему приснились... На балконе сразу стало холодно, но Пустельга не спешил возвращаться в палату. Не хотелось оставаться одному, к тому же кое о чем следовало договорить. Зэк, похоже, понял. - Что, не порадовал академик? Или вы этой байке поверили? - Нет. Не в этом дело, просто... - Понимаю. Держите. Сорок Третий достал папиросы. Оба закурили. - Вы ему не очень-то верьте, - продолжал Сорок Третий. - Все-таки псих, как и мы с вами. Может, все выглядит не так безнадежно. Правда, если с душой и в самом деле такой форс-мажор вышел... По тону Сорок Третьего нельзя было понять, шутит он или говорит всерьез. Пустельга заставил себя улыбнуться: - На правах атеиста предпочитаю верить в микробы. Кстати, Юрий Петрович, что ж вы не представились? - Взаимно, Сергей Павлович. Вам что, мою фамилию не назвали? Я Орловский Юрий Петрович, особо опасный преступник... Ну, об этом вы знаете... - Пустельга. - Оч-чень приятно, - зэк усмехнулся. - Кстати, гражданин Сорок Первый, раз в жизни будьте человеком - не спешите с докладом, чтобы я успел предупредить Любовь Леонтьевну. Вот сволочи, ни одного хорошего человека в покое не оставят! - Обещаю, - кивнул Сергей. - И у меня к вам совет. Профессиональный. - Что делать, когда начнут ногами бить? - резко повернулся Орловский. - Нет. Тут, боюсь, даже я не советчик. Я вот о чем: наверно, завтра, самое позднее послезавтра, ключи у вас отберут. Так вот, сегодня же разберите связку и все ключи бросьте вниз - по одному. Ваши сторожа решат, что вы все поняли и решили напоследок немного им досадить. - И в чем секрет? - Один ключ вы оставьте - свой, тот, что отпирает вашу решетку. Здесь высоко, ключи будут искать долго - если вообще станут этим заниматься. Свой вы спрячьте и в любой момент сможете бежать. - Недурно, - подумав, заметил зэк. - Только бежать-то мне некуда, так и доложите. Кроме того, палату обыщут, не дураки же они! Что связка, что один ключ - найдут. - У вас такая же палата, как у меня? Орловский кивнул. - Тогда я вам покажу, где его надо спрятать. "Они", конечно, не дураки, но и не семи пядей во лбу. Пойдемте, покажу... - Душу думаете спасти? - Сорок Третий запахнул халат и бросил взгляд на темные кроны деревьев. - Не поздно ли, гражданин майор? - Даже если поздно, - Пустельга затоптал окурок и решительно бросил: Пошли! Сергея вызвали следующим вечером. Вновь большая темная машина с занавешенными окнами, пустой подземный гараж... И комната была той же, даже стулья стояли точь в точь, как несколько дней назад. - Присаживайтесь... - Иванов, как и прежде, был в широком плаще, и у Пустельги вновь мелькнула нелепая догадка, что под глубоко надвинутым капюшоном нет ничего - лишь черная пустота. - Разрешите доложить, товарищ Иванов? Сергей был готов к разговору. Следовало говорить спокойно и только о деле, не отвлекаясь и не волнуясь: товарищ Иванов не должен ничего заметить. В конце концов, он, майор Павленко, выполнил задание. - Прошу вас... Итак, ваше мнение? - У заключенного Орловского - полная амнезия. Он забыл все, связанное с ним лично. Остались знания некоторых языков, фактов, но ни дхарского, ни чего-либо связанного с дхарами, он не помнит. В том числе и заклинаний. - Так... Наступило молчание. В темноте силуэт Иванова начал расплываться, гаснуть, и Сергея внезапно охватил страх. Кто этот человек? Почему он не решается открыть лицо? Если он прячется в темноте, значит Пустельга видел его раньше, иначе к чему маскарад? А если дело действительно столь секретно, то что сделают с ним, увидевшим и узнавшим? - Не волнуйтесь... - Тихий голос заставил вздрогнуть. Иванов почувствовал! Да, от такого не спрячешься... - Все еще не верите мне, Сергей Павлович? Вас смущает этот антураж? - Нет, - выдавил из себя Пустельга. - То есть... не совсем... - Представьте себе, что я действую так по приказу, о причинах которого и сам не особо извещен. Примите это как рабочую гипотезу... Я не обманывал вас и не обманываю теперь. Насколько я понял, вы уже успели узнать о болезни Воронина? - Да... - лгать не имело смысла. - Кстати, мы не подслушивали. Просто Виталий Дмитриевич не умеет хранить тайны... Что он сказал о вас лично? - Что у меня болезнь протекает в легкой форме. И что есть легенда... - О потерянной душе? - в голосе Иванова мелькнула ирония. - Глас народа, как известно, - глас Божий... К сожалению, вынужден кое-что добавить: не о душе, тут я не специалист, а про вас лично. Легкая форма болезни Воронина заканчивается тем же, что и тяжелая. И примерно в те же сроки. Вновь вернулся страх, а вместе со страхом - холод. Вот и все... Его даже не поставят к стенке. Зачем? Стоит лишь немного подождать - месяц, полгода, много - год... - А теперь слушайте внимательно, - голос стал внезапно совсем иным низким, повелительным, властным. - Слушайте, внимательно, Сергей Павлович, ибо от этого зависит ваша жизнь... Пустельга замер. Мысли исчезли, остались лишь тревога и надежда, хотя, казалось бы, надеяться не на что... - То, что сейчас называют болезнью Воронина, не лечится современной наукой. Но раньше ее лечили. Это были редкие случаи, может один в столетие, - но были. Подробности вам не нужны, достаточно знать, что это в принципе возможно... Пустельга вслушивался в каждое слово. Неужели, правда? Или его хотят поманить надеждой - и бросить умирать? Но зачем Иванову лгать, ведь Сергей и так полностью в его власти! - Да, это возможно, но для излечения требуется очень многое... Вам следует запомнить: вас спасут в том случае, если смогут вылечить вашего нового знакомого - гражданина Орловского. Вы поняли? Спасут его - спасут и вас! - Понял... - в голове все смешалось, секунды текли, а Сергей никак не мог опомниться: - Но... Товарищ Иванов, заключенный Орловский не болен... - Он болен, Сергей Павлович. И ваши случаи очень сходны - может, вы уже успели заметить. Поэтому я предлагаю следующее: вы поможете вернуть память Юрию Орловскому. Я помогу вам выздороветь. Но помните: все приказы должны выполняться быстро, точно и без рассуждений. Если это вас устраивает... Устраивает ли это его? Ему предлагали жизнь, какие еще могли быть сомнения! Но Сергей вспомнил странные слова несчастного человечка, отзывающегося на "номер Тридцать Первый". "Это не вы потеряли души, это я продал свою..." А что предлагают сейчас ему, Сергею Пустельге? Но ведь выбора нет! В крайнем случае Иванов найдет себе другого! - Я согласен! - майор вздохнул и повторил: - Я согласен, товарищ Иванов. Что мне нужно делать? - Для начала, успокоиться, - голос вновь стал прежним - мягким и добродушным. - Вернетесь в больницу, за вами будут присматривать, подлечитесь... А заодно начнете работу... Кстати, может, нам придется побеседовать с вашим лечащим врачом. - С Любовью Леонтьевной? - Пустельга вспомнил все слышанное об этой девушке. Значит, зэк не ошибся! Но в чем провинилась длинноносая? - Именно с ней. На редкость смелая девица! Смелая - но совершенно неопытная. Вы еще не сталкивались с тускульской разведкой? - Нет! - странное название ни о чем не говорило. - Может, раньше... - Раньше агентов Богораза у нас не было. Неплохо работают! Надо будет спросить, кто ее устроил в эту больницу. И не только это... Сердце сжалось. Неужели девушку схватят, бросят в подвал, а он, тот, кого она пыталась лечить, будет ассистировать при допросе! Но если она шпионка... Все равно - пусть уходит, скроется где-нибудь далеко... Сорок Третий должен успеть! Он ведь умный, этот зэк, помнящий оды Горация... - Но это к слову... Главное ваше задание будет иным, хотя тоже связанным с некой дамой. Завтра вам предоставят все материалы, которые удалось собрать по поводу одной особы. Задача - завербовать, причем надежно, чтобы не было никаких сюрпризов. Эта дама должна помочь нам вернуть память гражданину Орловскому. - Она - врач? - Да, она училась в медицинском, но интересна вовсе не этим. Не спешите, Сергей Павлович, все узнаете в свой черед. Пока же запоминайте: ее зовут Виктория Николаевна. Виктория Николаевна Артамонова...
Глава третья.
ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ЦЕНТРАЛЬНОГО КОМИТЕТА
Первый выстрел ударил неожиданно. Тут же ответило эхо: каменные своды ущелья многократно усилили сухой треск карабина, и через секунду вокруг уже грохотало вовсю. Новые выстрелы рождали ответный гром, ущелье наполнилось гулом, слышным, наверно, за много километров вокруг. В ушах стоял звон, приходилось открывать рот, чтобы не оглохнуть окончательно, старый способ, известный еще во времена первых бомбардировок. Чиф сидел, прижавшись спиной к огромному сырому валуну, в который раз чувствуя себя ненужным и бесполезным. Так было каждый раз, когда бой начинался внезапно. В теории все казалось понятным: фронт, тыл, огневое прикрытие, атака, но как только начинали сухо бить винтовки, Чиф терялся. Страха не было, напротив, Косухин-младший рвался вперед, в самое пекло, но часто не мог даже понять, где это самое "пекло" находится. Вот и сейчас грохот доносился со всех сторон, и единственное что приходило в голову, это нелепая мысль о круговой обороне. Впрочем, бойцы отряда не подозревали о сумбуре, творившемся в голове Чифа. Они делали свое дело - неторопливо, сноровисто, как и полагается отборным разведчикам из Особого района. Краем глаза Чиф заметил, что за соседними камнями заняли позицию пулеметчики, дальше залегли бойцы передового охранения - все шло как полагается, ни грохот, ни разрывы гранат не смущали красноармейцев, каждый из которых был моложе Косухина на год, а то и на два-три. Немного успокоившись, Чиф понял, что никто из его отряда не стреляет, бой вел кто-то другой, причем неблизко - на противоположной стороне ущелья. - Разрешите доложить, товарищ Хо? - Лю Вэй-цзян, заместитель Косухина, который, собственно, и командовал отрядом, появился внезапно. Он даже не стал садиться, а лишь пригнулся, стараясь, чтобы его серое кепи не привлекло внимание чужаков. Чифу стало стыдно, он тоже привстал, но неудачно - пуля прошла над самой головой, заставив вновь присесть. - Будьте осторожны, товарищ Хо, - Лю озабоченно покачал головой. Бойцы и так говорят, что вы излишне рискуете. Чиф смутился: похоже, в отряде несколько неверно оценивали его неопытность, заставлявшую Косухина то и дело попадать в переделки. Красноармейцы, для которых Чиф был таинственным "представителем Центрального Комитета", похоже, считали его бесшабашным храбрецом. - Что там, Лю? - Чиф предпочел перевести разговор на деловую почву. - Около роты, - заместитель быстро выглянул из-за камня, указав на противоположную сторону ущелья. - Три пулемета, одно горное орудие. Они атакуют кого-то наверху. Там двое-трое - не больше... Лю был, как всегда, спокоен. Шел бой - привычная обстановка для командира Красной Армии. Чиф знал, что Лю Вэй-цзян воюет с пятнадцати лет, прошел Великий Поход и считается одним из лучших разведчиков. Он редко улыбался, но еще реже падал духом. Косухин достал бинокль и осторожно выглянул. Вначале он ничего не заметил, но затем в объектив попали невысокие фигуры в серых полушубках с короткими карабинами. Странно, такой формы Чиф еще не видел. - Лю, а кто это? Молодой командир невозмутимо пожал плечами: - Это может быть кто угодно, товарищ Хо. Наших войск здесь нет, так что в любом случае - враги. - Бандиты? - уж кого-кого, а подобной публики Чиф насмотрелся за эти месяцы достаточно. - Может быть. Жду приказа, товарищ Хо. Чиф быстро взглянул на заместителя. Лю был серьезен. Для него, как и для бойцов, Косухин являлся непререкаемым авторитетом, чьи решения не подлежали обсуждению. Разведчик принимал как должное, что всеми делами отряда приходится заниматься ему: товарищ Хо выполнял секретную миссию, о которой Лю знать не полагалось. И теперь от Чифа зависело дальнейшее: будут ли бойцы атаковать или останутся за безопасными скалами, ожидая исхода схватки. Косухин стал лихорадочно вспоминать то, чему успел выучиться за это время. Неизвестная банда преградила путь. Если отряд промедлит, "серые" расправятся с теми, кто отстреливался из-за дальних камней, бойцов Чифа рано или поздно обнаружат, а тогда... - Атакуем! - Чиф вздохнул, но иначе не получалось. - Пока они не развернулись... - Есть! - Лю подбросил руку к козырьку кепи и на мгновенье замялся. Товарищ Хо! Прошу вас на время боя оставаться здесь. Я отвечаю за вас перед Центральным Комитетом... - Лю! - спорить было некогда, тем более, что опыт показывал: молодого командира переубедить невозможно. - Ладно, держите скрайбер. - Спасибо! - на лице разведчика мелькнула улыбка, он уже успел опробовать в бою любимое оружие Бена. - Возьмите карабин, товарищ Хо... Итак, Косухину вновь предстояло отсиживаться за камнями. Конечно, так было далеко не всегда, но перед каждой серьезной схваткой Лю Вэй-цзян старался любой ценой не пустить своего командира в атаку. Аргумент оставался одним и тем же без "товарища Хо" поход терял смысл, даже случайная рана, полученная Чифом, задержала бы отряд. Это было правдой, как и то, что в бою толку от Чифа мало, но все равно Косухин чувствовал себя дезертиром. То и дело вспоминался отец: бывший командир РККА в давние годы не отсиживался за камнями в минуты боя. Правда, на вопросы о личном героизме Степан Иванович всегда отвечал с достаточно кислой миной, подчеркивая, что на войне каждый должен находиться там, где он нужнее. Это немного успокаивало. Лю жестом подозвал связного и что-то проговорил, указывая вперед. Тот быстро приложил ладонь к кепи и скользнул вправо. Через несколько секунд Чиф заметил, как бойцы один за другим начали перебегать вниз по склону. Итак, дело завязалось - очередной бой, которых было уже немало за эти месяцы. Хотя "серых" в ущелье оказалось не менее сотни, да еще с пушкой впридачу, Чиф не волновался, он знал, на что способны бойцы отряда... Еще три месяца назад их было тридцать два, считая с самим Косухиным. Теперь в отряде осталось ровно на десять человек меньше: трое погибли, а семерых, раненых и больных, пришлось оставить по пути у верных друзей. Итак, не дошел каждый третий, но и это казалось чудом: три месяца пути, более тысячи километров по горным тропам, плоскогорьям, через бурные реки, ледники и опасные в эту пору года перевалы. Шли пешком, доверяя груз неторопливым черным якам, без которых отряд не прошел бы и половины пути. Порою приходилось вступать в схватки - то с мелкими бандами, то с разъездами местных, никому не подотчетных генералов, а то и с населением особо упорных горных поселков, не желавших пропускать никого из носивших оружие. Конечно, обычные солдаты едва ли дошли в такую даль, да еще зимой, когда и местные жители редко пускаются в путь. Но Чифу повезло: человек в старом даньи, записавший ему на память стихотворение о Люпаншане, приказал направить в поход самых лучших из тех, кто уже много лет воевал в горах. Китайцев в отряде было меньше половины, в основном, здесь собрались горцы с восточного Тибета из племен с экзотичными названиями "и", "лоло" и "тэнг"; впрочем, были и двое бхотов - молчаливые невысокие ребята, считавшиеся лучшими диверсантами.
Глава третья.
ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ЦЕНТРАЛЬНОГО КОМИТЕТА
Первый выстрел ударил неожиданно. Тут же ответило эхо: каменные своды ущелья многократно усилили сухой треск карабина, и через секунду вокруг уже грохотало вовсю. Новые выстрелы рождали ответный гром, ущелье наполнилось гулом, слышным, наверно, за много километров вокруг. В ушах стоял звон, приходилось открывать рот, чтобы не оглохнуть окончательно, старый способ, известный еще во времена первых бомбардировок. Чиф сидел, прижавшись спиной к огромному сырому валуну, в который раз чувствуя себя ненужным и бесполезным. Так было каждый раз, когда бой начинался внезапно. В теории все казалось понятным: фронт, тыл, огневое прикрытие, атака, но как только начинали сухо бить винтовки, Чиф терялся. Страха не было, напротив, Косухин-младший рвался вперед, в самое пекло, но часто не мог даже понять, где это самое "пекло" находится. Вот и сейчас грохот доносился со всех сторон, и единственное что приходило в голову, это нелепая мысль о круговой обороне. Впрочем, бойцы отряда не подозревали о сумбуре, творившемся в голове Чифа. Они делали свое дело - неторопливо, сноровисто, как и полагается отборным разведчикам из Особого района. Краем глаза Чиф заметил, что за соседними камнями заняли позицию пулеметчики, дальше залегли бойцы передового охранения - все шло как полагается, ни грохот, ни разрывы гранат не смущали красноармейцев, каждый из которых был моложе Косухина на год, а то и на два-три. Немного успокоившись, Чиф понял, что никто из его отряда не стреляет, бой вел кто-то другой, причем неблизко - на противоположной стороне ущелья. - Разрешите доложить, товарищ Хо? - Лю Вэй-цзян, заместитель Косухина, который, собственно, и командовал отрядом, появился внезапно. Он даже не стал садиться, а лишь пригнулся, стараясь, чтобы его серое кепи не привлекло внимание чужаков. Чифу стало стыдно, он тоже привстал, но неудачно - пуля прошла над самой головой, заставив вновь присесть. - Будьте осторожны, товарищ Хо, - Лю озабоченно покачал головой. Бойцы и так говорят, что вы излишне рискуете. Чиф смутился: похоже, в отряде несколько неверно оценивали его неопытность, заставлявшую Косухина то и дело попадать в переделки. Красноармейцы, для которых Чиф был таинственным "представителем Центрального Комитета", похоже, считали его бесшабашным храбрецом. - Что там, Лю? - Чиф предпочел перевести разговор на деловую почву. - Около роты, - заместитель быстро выглянул из-за камня, указав на противоположную сторону ущелья. - Три пулемета, одно горное орудие. Они атакуют кого-то наверху. Там двое-трое - не больше... Лю был, как всегда, спокоен. Шел бой - привычная обстановка для командира Красной Армии. Чиф знал, что Лю Вэй-цзян воюет с пятнадцати лет, прошел Великий Поход и считается одним из лучших разведчиков. Он редко улыбался, но еще реже падал духом. Косухин достал бинокль и осторожно выглянул. Вначале он ничего не заметил, но затем в объектив попали невысокие фигуры в серых полушубках с короткими карабинами. Странно, такой формы Чиф еще не видел. - Лю, а кто это? Молодой командир невозмутимо пожал плечами: - Это может быть кто угодно, товарищ Хо. Наших войск здесь нет, так что в любом случае - враги. - Бандиты? - уж кого-кого, а подобной публики Чиф насмотрелся за эти месяцы достаточно. - Может быть. Жду приказа, товарищ Хо. Чиф быстро взглянул на заместителя. Лю был серьезен. Для него, как и для бойцов, Косухин являлся непререкаемым авторитетом, чьи решения не подлежали обсуждению. Разведчик принимал как должное, что всеми делами отряда приходится заниматься ему: товарищ Хо выполнял секретную миссию, о которой Лю знать не полагалось. И теперь от Чифа зависело дальнейшее: будут ли бойцы атаковать или останутся за безопасными скалами, ожидая исхода схватки. Косухин стал лихорадочно вспоминать то, чему успел выучиться за это время. Неизвестная банда преградила путь. Если отряд промедлит, "серые" расправятся с теми, кто отстреливался из-за дальних камней, бойцов Чифа рано или поздно обнаружат, а тогда... - Атакуем! - Чиф вздохнул, но иначе не получалось. - Пока они не развернулись... - Есть! - Лю подбросил руку к козырьку кепи и на мгновенье замялся. Товарищ Хо! Прошу вас на время боя оставаться здесь. Я отвечаю за вас перед Центральным Комитетом... - Лю! - спорить было некогда, тем более, что опыт показывал: молодого командира переубедить невозможно. - Ладно, держите скрайбер. - Спасибо! - на лице разведчика мелькнула улыбка, он уже успел опробовать в бою любимое оружие Бена. - Возьмите карабин, товарищ Хо... Итак, Косухину вновь предстояло отсиживаться за камнями. Конечно, так было далеко не всегда, но перед каждой серьезной схваткой Лю Вэй-цзян старался любой ценой не пустить своего командира в атаку. Аргумент оставался одним и тем же без "товарища Хо" поход терял смысл, даже случайная рана, полученная Чифом, задержала бы отряд. Это было правдой, как и то, что в бою толку от Чифа мало, но все равно Косухин чувствовал себя дезертиром. То и дело вспоминался отец: бывший командир РККА в давние годы не отсиживался за камнями в минуты боя. Правда, на вопросы о личном героизме Степан Иванович всегда отвечал с достаточно кислой миной, подчеркивая, что на войне каждый должен находиться там, где он нужнее. Это немного успокаивало. Лю жестом подозвал связного и что-то проговорил, указывая вперед. Тот быстро приложил ладонь к кепи и скользнул вправо. Через несколько секунд Чиф заметил, как бойцы один за другим начали перебегать вниз по склону. Итак, дело завязалось - очередной бой, которых было уже немало за эти месяцы. Хотя "серых" в ущелье оказалось не менее сотни, да еще с пушкой впридачу, Чиф не волновался, он знал, на что способны бойцы отряда... Еще три месяца назад их было тридцать два, считая с самим Косухиным. Теперь в отряде осталось ровно на десять человек меньше: трое погибли, а семерых, раненых и больных, пришлось оставить по пути у верных друзей. Итак, не дошел каждый третий, но и это казалось чудом: три месяца пути, более тысячи километров по горным тропам, плоскогорьям, через бурные реки, ледники и опасные в эту пору года перевалы. Шли пешком, доверяя груз неторопливым черным якам, без которых отряд не прошел бы и половины пути. Порою приходилось вступать в схватки - то с мелкими бандами, то с разъездами местных, никому не подотчетных генералов, а то и с населением особо упорных горных поселков, не желавших пропускать никого из носивших оружие. Конечно, обычные солдаты едва ли дошли в такую даль, да еще зимой, когда и местные жители редко пускаются в путь. Но Чифу повезло: человек в старом даньи, записавший ему на память стихотворение о Люпаншане, приказал направить в поход самых лучших из тех, кто уже много лет воевал в горах. Китайцев в отряде было меньше половины, в основном, здесь собрались горцы с восточного Тибета из племен с экзотичными названиями "и", "лоло" и "тэнг"; впрочем, были и двое бхотов - молчаливые невысокие ребята, считавшиеся лучшими диверсантами.