Страница:
Но и выдвинутые к границе войска были далеко не полностью укомплектованы и обеспечены даже по штатам мирного времени. Вот что, в частности, докладывал начальник артиллерии 8-й армии: «Артиллерия армии выступила на фронт и вступила в боевые действия с большим некомплектом по штатам мирного времени как в людском составе, так и в транспортных средствах, средствах связи и наблюдения. Частям не только не было приказано взять имущество до штатов военного времени, но они не были информированы о возможности боевых действий, поэтому имущество, положенное замене, транспорт, средства связи, средства наблюдения не были взяты до штатов военного времени»[44]. А в акте проверки боевой готовности 48-й стрелковой дивизии, проведенной комиссией штаба 8-й армии, отмечалось: «…Проверка показала крайне низкую мобилизационную и боевую готовность частей дивизии. Мобдокументация по «МП–41» (мобилизационный план. – Авт.) на лагерный сбор в частях дивизии не отработана… Вследствие того, что имущество для первого эшелона в лагерь не вывезено, личная боеготовность каждого бойца – крайне низка. 90 % автомашин 67-го отдельного батальона связи к походу не были готовы из-за отсутствия резины»[45].
В этой связи вызывают интерес выводы, сделанные в журнале боевых действий Северо-Западного фронта за 18–21 июня 1941 г. (записи в журнале были сделаны позднее. – Авт.): «… Наша агентура и перебежчики указывали, что надо ожидать в ближайшее время вооруженного выступления Германии против нас. Почти точно указывались сроки начала наступления – 20–22 июня 1941 г.
Таким образом, война становилась фактом, события требовали принятия срочных мероприятий с обеих сторон, и в первую очередь в области оперативного развертывания войсковых соединений всех родов войск и сосредоточения их по плану для ведения операций.
Командованию Северо-Западного фронта в последние дни перед войной представлялась возможность немедленно передислоцировать ряд частей ближе к границе. Однако темпы сосредоточения и развертывания… усиливались крайне медленно. Необходимо было учитывать слабую пропускную способность железных дорог Прибалтики, разбросанность войск на большой территории и их удаленность от границы.
Вместе с тем представлялась полная возможность под видом вывода частей в лагеря произвести скрытное сосредоточение главных сил у границы, занять и совершенствовать полевые оборонительные сооружения при условии правильной оценки и предвидения надвигающихся событий на Северо-Западном фронте. Своевременно были выведены только 90, 188, 5-я сд, но и они в своем большинстве занимались оборудованием лагерей, меньше боевой подготовкой.
Таким образом, непосредственно у госграницы находились: 10-й ск – 10, 90-я сд и 125-я сд 11 ск; 16 ск – 5, 33, 188 сд и 128-я сд.
Эти части в основном располагались в лагерях, имея непосредственно у границы прикрытие от роты до батальона, по существу, усилив пограничную службу…»[46]
Следует сказать, что практически до начала войны штаб округа наряду с требованиями не спровоцировать немцев никаких указаний о приведении войск в полную боевую готовность не получал. Только в 1 час ночи 22 июня поступил приказ наркома обороны СССР, в котором говорилось о возможности внезапного нападения противника в течение 22–23 июня. В 2 часа 25 минут генерал-полковник Ф.И. Кузнецов направил 8-й и 11-й армиям директиву, в которой, в частности, указывалось: «Возможно в течение 22–23.6.41 г. внезапное нападение немцев на наше расположение. Нападение может начаться внезапно провокационными действиями. Задача наших частей – не поддаваться ни на какие провокационные действия немцев, могущие вызвать крупные осложнения.
Одновременно наши части должны быть в полной боевой готовности встретить внезапный удар немцев и разгромить противника. Приказываю:
В течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять оборону основной полосы. В предполье выдвинуть полевые караулы для охраны дзотов, а подразделения, назначенные для занятия предполья, иметь позади. Боевые патроны и снаряды выдать (значит, до этого момента боеприпасы в войсках отсутствовали? – Авт.). В случае провокационных действий немцев огня не открывать. При полетах над нашей территорией немецких самолетов не показываться и до тех пор, пока самолеты противника не начнут боевых действий, огня не открывать…
Семьи начальствующего состава 10, 125, 33-й и 128-й стрелковых дивизий перевозить в тыл только в случае перехода границы крупными силами противника…
Средства и силы противовоздушной обороны привести в боевую готовность номер один, подготовив полное затемнение городов и объектов. Противотанковые мины и малозаметные препятствия ставить немедленно»[47].
Содержание этой директивы свидетельствует, что командование округа, четко выполняя указания не спровоцировать немецкую сторону на развязывание войны, проявляло нерешительность и непоследовательность в своих действиях. Но оно вынуждено было лавировать между требованиями быть в полной готовности, с одной стороны, и значительными ограничениями по ее достижению – с другой. К тому же военно-политическое руководство страны было уверено, что боевые действия по прикрытию государственной границы будут непродолжительными, после чего войска перейдут в решительное наступление. Исходя из решения этих двух задач и создавалась группировка сил и средств в приграничных округах. Прибалтийский Особый не являлся исключением. Запрет на заблаговременное приведение войск в полную боевую готовность и занятие ими рубежей обороны вдоль госграницы, а также многообразие стоявших перед ними задач предопределили то, что к началу войны не было создано ни оборонительной, ни наступательной группировок. А имевшаяся не обеспечивала ни отражения ударов немецких войск, ни прикрытия мобилизации, ни своевременного сосредоточения и организованного вступления в сражение второго эшелона фронта.
И если к 22 июня советская сторона, по сути, не была готова к войне, на противоположной стороне границы, в Восточной Пруссии, все подготовительные мероприятия к ней были завершены в полном объеме. Здесь в полосе шириной 230 км, между Балтийским морем и районом Гольдап, была развернута немецкая группа армий «Север» (16-я и 18-я армии, 4-я танковая группа) под командованием генерал-фельдмаршала В. Лееба. Далее, на рубеже оз. Выштынец, Копцево (Канчиамиестис), в полосе шириной около 70 км развернулись 3-я танковая группа и часть сил 9-й армии группы армий «Центр».
К началу войны группировка немецких войск на северо-западном направлении насчитывала 24 пехотные, 7 моторизованных, 6 танковых и 3 охранные дивизии. Их действия должны были поддерживать соединения 1-го воздушного флота и 8-го авиационного корпуса 2-го воздушного флота. Всего в составе этой группировки насчитывалось свыше 634 тыс. человек, 1389 танков, 10 866 орудий и минометов[48]. Их поддержку с воздуха осуществляли 1070 боевых самолетов.
Группа армий «Север» имела задачу во взаимодействии с подвижными соединениями группы армий «Центр» уничтожить находящиеся в Прибалтике силы Красной Армии и захватом портов на Балтийском море, включая Ленинград и Кронштадт, лишить советский флот его баз[49]. Главный удар наносился в центре оперативного построения, из района Тильзита в направлении Даугавпилс, Опочка, Псков. В результате планировалось рассечь группировку Северо-Западного фронта и быстрым выдвижением танковых соединений в район Пскова не допустить отхода сохранивших боеспособность частей Красной Армии из Прибалтики на восток.
В первую очередь для этого предназначалась 4-я танковая группа, которая имела задачу во взаимодействии с примыкавшими к ее флангам ударными группировками 16-й и 18-й армий прорвать оборону советских войск на участке оз. Виштынец, дороги Тильзит – Шауляй и захватить плацдарм на восточном берегу Даугавы в районе Даугавпилса. Затем она должна была как можно быстрее достичь района северо-восточнее Опочки, чтобы отсюда продолжать наступление в северо-восточном направлении.
На направлении действий группы было создано подавляющее численное превосходство в силах и средствах. К примеру, только против 125-й стрелковой дивизии 8-й армии в полосе шириной 40 км наносили удар три танковые (1, 6, 8-я) и две пехотные (268-я и 290-я) дивизии[50].
Перед 16-й армией ставилась задача нанести главный удар по обеим сторонам дороги Эбенроде – Каунас, выйти на правый берег р. Даугавы в районе Даугавпилса и восточнее, а затем, следуя за 4-й танковой группой, достичь района Опочки.
18-я армия должна была нанести удар вдоль дороги Тильзит – Рига, форсировать главными силами Даугаву в районе Плявиняс и южнее, уничтожить советские войска юго-западнее Риги, а затем продвигаться к рубежу Псков, Остров с задачей воспретить отход частей Красной Армии в район южнее Чудского озера.
Взаимодействующая с группой армий «Север» ударная группировка соседней группы армий «Центр» имела задачу прорвать оборону советских войск на вильнюсском направлении и не допустить их отхода к Минску.
«Телефонные и радиостанции группы армий «Север» 21 июня в 13.00 приняли ключевое слово «Дюссельдорф»… Приказ был получен! Приказ, который одним махом перечеркнул все треволнения последних дней и недель. Приказ, подтвердивший: война с Советским Союзом! …Утренний туман еще клубился над лесами, лугами и долинами, когда 22 июня 1941 года в 3.05 утра немецкие орудия разверзли свои жерла, чтобы посеять над Россией огонь и смерть…» – так образно описывает обстановку на немецкой стороне границы в последние часы перед войной немецкий исследователь В. Хаупт[51].
Ранним утром 22 июня немецкая артиллерия внезапно открыла огонь по пограничным заставам, пунктам управления, узлам связи, полевым и долговременным сооружениям в приграничной полосе. Одновременно авиация противника нанесла бомбовые удары по аэродромам, железнодорожным узлам, военно-морским базам, районам расположения войск, ряду городов Литвы и Латвии. Как сообщалось в разведывательной сводке штаба Северо-Западного фронта на 12.00 22 июня: «В 4.42 22 июня 1941 г. до 45 самолетов бомбили Шауляй… В 4.15 группа самолетов действовала над Виндавой; в 4.18 – 5 самолетов обстреляли Виштынец и эти же самолеты действовали над Кальварией; в 4.25 – на Юрбург сброшены бомбы; в 4.20 – до полка авиации бомбило Каунас, Кальварию; в 4.55 – 5 самолетов бомбили аэродром Паневежис. В этот же период времени были подвергнуты бомбардировке Кейданы, Симно, Алитус. В период с 9.08 до 9.12 12 Ю-88 пролетели на Шауляй и 9 бомбардировщиков с направления Россиены также на Шауляй. В 8.20 с высоты 3000 м бомбили Ораны и в 9.25 бомбили аэродром Шауляй»[52].
В результате первых ударов с воздуха авиационные соединения и части Северо-Западного фронта понесли большие потери в самолетах и средствах аэродромного обслуживания. О том, что происходило на аэродромах фронта в первые часы и дни войны, дает представление донесение заместителя начальника 3-го Управления НКО СССР Ф.Я. Тутушкина И.В. Сталину: «Вследствие неготовности частей ВВС ПрибОВО к военным действиям, нераспорядительности и бездеятельности некоторых командиров авиадивизий и полков, граничащих с преступными действиями, около 50 % самолетов было уничтожено противником при налетах на аэродромы.
Вывод частей из-под удара авиации противника не был организован. Зенитные средства обороны аэродромов отсутствовали, а на тех аэродромах, где эти средства были, не было артснарядов.
Руководство боевыми действиями авиачастей со стороны командиров 57, 7-й и 8-й авиадивизий, а также штаба ВВС фронта и округа было поставлено крайне плохо, связь с авиачастями с начала военных действий почти отсутствовала.
Потери самолетов на земле только по 7-й и 8-й авиадивизиям составляют 303 самолета. Аналогичное положение по 6-й и 57-й авиадивизиям…
Перебазировка авиачастей на другие аэродромы проходила неорганизованно, каждый командир дивизии действовал самостоятельно, без указаний командования ВВС округа, посадку совершали где кому вздумается, в результате чего на некоторых аэродромах скапливалось по 150 машин. Так, на аэродроме Пильзино противник, обнаружив такое скопление самолетов, налетом одного бомбардировщика 25 июня с.г. уничтожил 30 самолетов…»[53] А летчики Зорин, Гупал и Макаров в своем письме, адресованном И.В. Сталину, сообщали: «В Плотено 23 июня находились на маленькой площадке 33, 31, 35-й и 312-й авиаполки, прилетел один самолет противника, бросил 3 бомбы и сжег наших 8 самолетов, а стоявшие на аэродроме истребители МиГ не взлетали потому, что не был отрегулирован щелчок пулемета»[54].
Эти данные дополняет доклад начальника управления политической пропаганды Северо-Западного фронта бригадного комиссара Рябчего. В нем, в частности, отмечается, что 57-я смешанная авиационная дивизия потеряла 32 % имевшихся у нее до войны самолетов, а в 8-й смешанной авиационной дивизии противником на земле было уничтожено 156 самолетов (МиГ-3 – 67, И-16 – 20, И-153 – 59, И-15 и других марок – 10). Рябчий в своем докладе делает совершенно обоснованный вывод: «Большие потери материальной части привели к тому, что, во-первых, действия нашей авиации в первые дни боев были расстроены, а боевая их работа сужена; во-вторых, значительное число летчиков осталось без самолетов; и, в-третьих, что самое главное, противник получил господство в воздухе»[55].
Ход боевых действий в полосе Северо-Западного фронта в начальном периоде войны.
Стремительное наступление противника, особенно на вильнюсском и каунасском направлениях, вынудило уже вечером 22 июня начать отводить авиачасти в глубь территории Прибалтики. Так, командир 8-й авиадивизии полковник В.А. Гущин получил приказ эвакуировать самолеты и личный состав из Каунаса в район Маркистова. В формируемом около Рассейняй 240-м истребительном авиационном полку летчиков не хватало, и поэтому пришлось сжечь шесть И-15бис и один У-2. Как отмечалось в «Годовом отчете о боевой деятельности Военно-воздушных сил Северо-Западного фронта»: «…Военно-воздушные силы… фронта война застала в период перевооружения истребительных и бомбардировочных авиационных полков на новую материальную часть… Поэтому в истребительных авиационных полках на передовых аэродромах получилось по два комплекта самолетов (И-153 и МиГ-3, И-16 и МиГ-3). Впоследствии все заштатные самолеты были уничтожены налетами авиации противника и уничтожены эвакуационными командами из-за невозможности транспортировки в тыл в связи со скоротечной обстановкой»[56].
В других случаях, наоборот, в полках почти не осталось исправных самолетов, и по дорогам двинулись колонны летно-технического состава. 29 июня командование 8-й смешанной авиационной дивизии попыталось учесть хотя бы самолеты новых типов. Например, по 15-му истребительному авиационному полку были представлены следующие данные: из 61 МиГ-3 в строю осталось только 6 машин. Выяснилось, что 5 «мигов» погибли в бою, 10 передали в другие части, 2 разбито в катастрофах, а остальные или уничтожил противник в ходе налетов на аэродромы, или их пришлось взорвать самим ввиду невозможности эвакуации. Только на аэродроме Поцукай, поспешно отступив, бросили 13 исправных МиГ-3.
Обстановка неразберихи, отсутствие твердого руководства принесли больше ущерба, чем непосредственно бомбардировки и обстрелы немецкими самолетами. Так, из 381 бомбардировщика СБ, имевшегося в семи авиаполках фронта, было потеряно от действий вражеской авиации и зенитного огня с земли в первый день войны 17 машин. На следующий день потери от подобного воздействия противника составили 20–25 таких самолетов, а между тем общее количество всех бомбардировщиков по состоянию на 24 июня сократилось с 397 до 216, то есть на 181 боевую машину[57].
Значительные потери в самолетах, а также постоянные доклады наземных войск об отсутствии авиационного прикрытия послужили поводом для отстранения от должности командующего ВВС фронта генерала А.П. Ионова, его заместителя по политчасти полкового комиссара И.В. Машина и начальника штаба комбрига С.С. Крупина. Еще через несколько дней Ионов был арестован. Его обвинили в некомпетентном руководстве, вредительстве и связях с врагами народа. 13 февраля 1942 г. он был приговорен к высшей мере наказания и расстрелян через 10 дней. Реабилитировали А.П. Ионова посмертно в 1955 г.[58].
С самого начала агрессии приграничные сражения советских войск развивались совсем не так, как это виделось военно-политическому руководству накануне войны и планировалось штабами округа и армий. В первые же часы боевых действий противнику удалось достичь значительных успехов. В оперативных сводках ОКХ, в частности, отмечалось: «…Внезапность при переходе границы полностью удалась… на отдельных участках по-прежнему лишь разрозненное сопротивление плохо управляемого противника»[59].
На правом фланге 8-й армии вражеский удар приняли на себя части 10-й стрелковой дивизии генерал-майора И.И. Фадеева. Ее 62-й стрелковый полк в ночь на 22 июня был выдвинут на заранее подготовленные полевые позиции. Противник начал наступление одним пехотным полком с танками на Палангу, а другим – на Кретингу. Его первые атаки были отражены, однако остановить наступление численно превосходящих сил врага на Кретингу 62-й стрелковый полк оказался не в состоянии. К 6 часам немецким подразделениям удалось захватить город и выйти в район Паланги, который оборонял 1-й стрелковый батальон старшего лейтенанта Х. Сафиуллина.
Батальон, поддержанный 1-м дивизионом 30-го артиллерийского полка, вел оборонительный бой на побережье в полном окружении. К 11 часам он потерял до 50 % своего личного состава. К 12 часам дня в артдивизионе, орудия которого вели огонь с открытых огневых позиций прямой наводкой, не осталось ни одного снаряда. Орудия пришлось бросить, предварительно сняв с них и закопав в лесу затворы. Ценой больших потерь пехотинцам и артиллеристам удалось прорваться из окружения. Лишь через несколько дней они смогли соединиться с частями дивизии.
Боевые действия 8-й армии в июне 1941 г.
В первый день войны упорные бои вели и подразделения 204-го стрелкового полка 10-й дивизии. Его 3-й батальон под командованием старшего лейтенанта Варшавского в течение дня несколько раз поднимался в контратаки и удерживал свои позиции до получения приказа на отход. В районе Кулей он с боем вырвался из окружения. В целом к исходу 22 июня 10-я стрелковая дивизия, отражая удары соединений левого фланга и центра 18-й немецкой армии, вела боевые действия под угрозой полного окружения, так как она была глубоко охвачена с флангов[60].
Главный удар в полосе 8-й армии противник нанес силами 4-й танковой группы и правофланговых соединений 18-й армии на шауляйском направлении против 90, 125-й и находившихся на границе трех батальонов 48-й стрелковой дивизии 11-го стрелкового корпуса. Вот что писал о начале боевых действий его командир генерал-майор М.С. Шумилов: «Война началась в 4.00 22.6.41 г. … Мной немедленно было доложено командующему 8-й армией, который находился на своем командном пункте в лесу западнее Шауляя. Получил приказ: «Огня не открывать! На провокацию не поддаваться!» Но войска без приказа открыли ответный огонь»[61].
90-я стрелковая дивизия полковника М.И. Голубева вступила в бой, занимая полосу обороны шириной 30 км. На правом фланге дивизии оборонялся 286-й стрелковый полк, поддерживаемый 96-м артиллерийским полком. На левом фланге оборону занимал 173-й стрелковый полк с 149-м гаубичным артиллерийским полком. 19-й стрелковый полк во втором эшелоне прикрывал стык между полками первого эшелона.
Основной удар врага пришелся по левофланговому полку дивизии, участок которого примыкал к полосе обороны 125-й стрелковой дивизии. Против 173-го стрелкового полка развернулось до двух немецких моторизованных дивизий. Около 8 часов утра начались бои в предполье, и к 11 часам на ряде участков противнику удалось продвинуться к главной полосе обороны дивизии. Тяжелые бои 90-я дивизия вела за населенный пункт Шилале, который два раза переходил из рук в руки. Дивизия оставила главную полосу обороны только после прорыва немецких танков в ее глубокий тыл. Артиллерия, израсходовав все боеприпасы, уже не смогла отражать удары врага. При выходе из боя погибли командир дивизии М.И. Голубев и его заместитель по политчасти Фролов.
125-я стрелковая дивизия генерал-майора П.П. Богайчука двумя стрелковыми полками занимала полосу обороны шириной около 40 км, прикрывая шоссе на Шауляй. Один стрелковый полк был выделен в резерв командира 11-го стрелкового корпуса. Артиллерийские полки дивизии действовали как артиллерийские группы поддержки пехоты полков первого эшелона. Приданный дивизии 51-й корпусной артиллерийский полк составлял группу дальнего действия соединения. Отдельный противотанковый артиллерийский дивизион был побатарейно придан стрелковым полкам для организации противотанковой обороны.
Как бы ни ожидалось нападение противника, тем не менее боевые действия для личного состава 125-й дивизии, как, впрочем, и для большинства других, начались внезапно. Вот что пишет об этом генерал-лейтенант В.Ф. Зотов, находившийся в начале войны в Таураге: «В 4.00 22 июня мы были разбужены взрывами артснарядов… От взрыва первых же снарядов загорелся дом, где размещался штаб 125-й стрелковой дивизии… Город обстреливался ураганным огнем вражеской артиллерии. Зная, что в городе постройки в основном деревянные, враг вел огонь, главным образом, зажигательными снарядами, вследствие этого через 15–20 минут после начала артиллерийского обстрела город горел»[62].
Артиллерия дивизии открыла огонь через 30 минут после начала артиллерийской подготовки противника. Огневой налет был произведен по пехоте и танкам врага, сосредоточенным северо-восточнее Тильзита. С 7 часов утра в Таураге в бой вступили основные силы дивизии. Борьба за него продолжалась до середины дня, после чего дивизия под угрозой окружения вынуждена была оставить город. В 15.30 начальник штаба 8-й армии докладывал в штаб фронта: «По донесению командира 11-го стрелкового корпуса 125-я стрелковая дивизия охватывается на обоих флангах… Дивизия несет большие потери, снарядов мало, части постепенно отходят. Перед ней до трех пехотных дивизий и до двух полков танков… В 15.00 связи с КП 125 сд и 48 сд командир корпуса не имел»[63].
В свою очередь, командование 125-й дивизии, оценивая результаты первого дня боев, отмечало: «Первоначальный успех противника на фронте дивизии (противник продвинулся за день на 12 км) объясняется его численным превосходством и тем, что дивизия вела бои на 40-километровом фронте. У нас не было танков, не хватало средств ПТО и транспорта для подвозки боеприпасов. Было мало ручных гранат»[64].
В крайне тяжелых условиях оказалась 48-я стрелковая дивизия генерал-майора П.В. Богданова. Ее главные силы стали выдвигаться на шауляйское направление еще до начала военных действий. Из лагеря в районе Риги дивизия пешим порядком направлялась к госгранице, куда должна была прибыть к исходу 23 июня. Не зная о начале войны, походные колонны двигались без всякого прикрытия, под звуки оркестра. В районе Рассейняй дивизия подверглась удару авиации противника и еще до соприкосновения с его наземной группировкой понесла значительные потери. При этом у нее не имелось никаких средств противовоздушной обороны, а личному составу не были выданы боеприпасы, поскольку соединение ориентировалось на обстановку мирного времени.
В этой связи вызывают интерес выводы, сделанные в журнале боевых действий Северо-Западного фронта за 18–21 июня 1941 г. (записи в журнале были сделаны позднее. – Авт.): «… Наша агентура и перебежчики указывали, что надо ожидать в ближайшее время вооруженного выступления Германии против нас. Почти точно указывались сроки начала наступления – 20–22 июня 1941 г.
Таким образом, война становилась фактом, события требовали принятия срочных мероприятий с обеих сторон, и в первую очередь в области оперативного развертывания войсковых соединений всех родов войск и сосредоточения их по плану для ведения операций.
Командованию Северо-Западного фронта в последние дни перед войной представлялась возможность немедленно передислоцировать ряд частей ближе к границе. Однако темпы сосредоточения и развертывания… усиливались крайне медленно. Необходимо было учитывать слабую пропускную способность железных дорог Прибалтики, разбросанность войск на большой территории и их удаленность от границы.
Вместе с тем представлялась полная возможность под видом вывода частей в лагеря произвести скрытное сосредоточение главных сил у границы, занять и совершенствовать полевые оборонительные сооружения при условии правильной оценки и предвидения надвигающихся событий на Северо-Западном фронте. Своевременно были выведены только 90, 188, 5-я сд, но и они в своем большинстве занимались оборудованием лагерей, меньше боевой подготовкой.
Таким образом, непосредственно у госграницы находились: 10-й ск – 10, 90-я сд и 125-я сд 11 ск; 16 ск – 5, 33, 188 сд и 128-я сд.
Эти части в основном располагались в лагерях, имея непосредственно у границы прикрытие от роты до батальона, по существу, усилив пограничную службу…»[46]
Следует сказать, что практически до начала войны штаб округа наряду с требованиями не спровоцировать немцев никаких указаний о приведении войск в полную боевую готовность не получал. Только в 1 час ночи 22 июня поступил приказ наркома обороны СССР, в котором говорилось о возможности внезапного нападения противника в течение 22–23 июня. В 2 часа 25 минут генерал-полковник Ф.И. Кузнецов направил 8-й и 11-й армиям директиву, в которой, в частности, указывалось: «Возможно в течение 22–23.6.41 г. внезапное нападение немцев на наше расположение. Нападение может начаться внезапно провокационными действиями. Задача наших частей – не поддаваться ни на какие провокационные действия немцев, могущие вызвать крупные осложнения.
Одновременно наши части должны быть в полной боевой готовности встретить внезапный удар немцев и разгромить противника. Приказываю:
В течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять оборону основной полосы. В предполье выдвинуть полевые караулы для охраны дзотов, а подразделения, назначенные для занятия предполья, иметь позади. Боевые патроны и снаряды выдать (значит, до этого момента боеприпасы в войсках отсутствовали? – Авт.). В случае провокационных действий немцев огня не открывать. При полетах над нашей территорией немецких самолетов не показываться и до тех пор, пока самолеты противника не начнут боевых действий, огня не открывать…
Семьи начальствующего состава 10, 125, 33-й и 128-й стрелковых дивизий перевозить в тыл только в случае перехода границы крупными силами противника…
Средства и силы противовоздушной обороны привести в боевую готовность номер один, подготовив полное затемнение городов и объектов. Противотанковые мины и малозаметные препятствия ставить немедленно»[47].
Содержание этой директивы свидетельствует, что командование округа, четко выполняя указания не спровоцировать немецкую сторону на развязывание войны, проявляло нерешительность и непоследовательность в своих действиях. Но оно вынуждено было лавировать между требованиями быть в полной готовности, с одной стороны, и значительными ограничениями по ее достижению – с другой. К тому же военно-политическое руководство страны было уверено, что боевые действия по прикрытию государственной границы будут непродолжительными, после чего войска перейдут в решительное наступление. Исходя из решения этих двух задач и создавалась группировка сил и средств в приграничных округах. Прибалтийский Особый не являлся исключением. Запрет на заблаговременное приведение войск в полную боевую готовность и занятие ими рубежей обороны вдоль госграницы, а также многообразие стоявших перед ними задач предопределили то, что к началу войны не было создано ни оборонительной, ни наступательной группировок. А имевшаяся не обеспечивала ни отражения ударов немецких войск, ни прикрытия мобилизации, ни своевременного сосредоточения и организованного вступления в сражение второго эшелона фронта.
И если к 22 июня советская сторона, по сути, не была готова к войне, на противоположной стороне границы, в Восточной Пруссии, все подготовительные мероприятия к ней были завершены в полном объеме. Здесь в полосе шириной 230 км, между Балтийским морем и районом Гольдап, была развернута немецкая группа армий «Север» (16-я и 18-я армии, 4-я танковая группа) под командованием генерал-фельдмаршала В. Лееба. Далее, на рубеже оз. Выштынец, Копцево (Канчиамиестис), в полосе шириной около 70 км развернулись 3-я танковая группа и часть сил 9-й армии группы армий «Центр».
К началу войны группировка немецких войск на северо-западном направлении насчитывала 24 пехотные, 7 моторизованных, 6 танковых и 3 охранные дивизии. Их действия должны были поддерживать соединения 1-го воздушного флота и 8-го авиационного корпуса 2-го воздушного флота. Всего в составе этой группировки насчитывалось свыше 634 тыс. человек, 1389 танков, 10 866 орудий и минометов[48]. Их поддержку с воздуха осуществляли 1070 боевых самолетов.
Группа армий «Север» имела задачу во взаимодействии с подвижными соединениями группы армий «Центр» уничтожить находящиеся в Прибалтике силы Красной Армии и захватом портов на Балтийском море, включая Ленинград и Кронштадт, лишить советский флот его баз[49]. Главный удар наносился в центре оперативного построения, из района Тильзита в направлении Даугавпилс, Опочка, Псков. В результате планировалось рассечь группировку Северо-Западного фронта и быстрым выдвижением танковых соединений в район Пскова не допустить отхода сохранивших боеспособность частей Красной Армии из Прибалтики на восток.
В первую очередь для этого предназначалась 4-я танковая группа, которая имела задачу во взаимодействии с примыкавшими к ее флангам ударными группировками 16-й и 18-й армий прорвать оборону советских войск на участке оз. Виштынец, дороги Тильзит – Шауляй и захватить плацдарм на восточном берегу Даугавы в районе Даугавпилса. Затем она должна была как можно быстрее достичь района северо-восточнее Опочки, чтобы отсюда продолжать наступление в северо-восточном направлении.
На направлении действий группы было создано подавляющее численное превосходство в силах и средствах. К примеру, только против 125-й стрелковой дивизии 8-й армии в полосе шириной 40 км наносили удар три танковые (1, 6, 8-я) и две пехотные (268-я и 290-я) дивизии[50].
Перед 16-й армией ставилась задача нанести главный удар по обеим сторонам дороги Эбенроде – Каунас, выйти на правый берег р. Даугавы в районе Даугавпилса и восточнее, а затем, следуя за 4-й танковой группой, достичь района Опочки.
18-я армия должна была нанести удар вдоль дороги Тильзит – Рига, форсировать главными силами Даугаву в районе Плявиняс и южнее, уничтожить советские войска юго-западнее Риги, а затем продвигаться к рубежу Псков, Остров с задачей воспретить отход частей Красной Армии в район южнее Чудского озера.
Взаимодействующая с группой армий «Север» ударная группировка соседней группы армий «Центр» имела задачу прорвать оборону советских войск на вильнюсском направлении и не допустить их отхода к Минску.
«Телефонные и радиостанции группы армий «Север» 21 июня в 13.00 приняли ключевое слово «Дюссельдорф»… Приказ был получен! Приказ, который одним махом перечеркнул все треволнения последних дней и недель. Приказ, подтвердивший: война с Советским Союзом! …Утренний туман еще клубился над лесами, лугами и долинами, когда 22 июня 1941 года в 3.05 утра немецкие орудия разверзли свои жерла, чтобы посеять над Россией огонь и смерть…» – так образно описывает обстановку на немецкой стороне границы в последние часы перед войной немецкий исследователь В. Хаупт[51].
Ранним утром 22 июня немецкая артиллерия внезапно открыла огонь по пограничным заставам, пунктам управления, узлам связи, полевым и долговременным сооружениям в приграничной полосе. Одновременно авиация противника нанесла бомбовые удары по аэродромам, железнодорожным узлам, военно-морским базам, районам расположения войск, ряду городов Литвы и Латвии. Как сообщалось в разведывательной сводке штаба Северо-Западного фронта на 12.00 22 июня: «В 4.42 22 июня 1941 г. до 45 самолетов бомбили Шауляй… В 4.15 группа самолетов действовала над Виндавой; в 4.18 – 5 самолетов обстреляли Виштынец и эти же самолеты действовали над Кальварией; в 4.25 – на Юрбург сброшены бомбы; в 4.20 – до полка авиации бомбило Каунас, Кальварию; в 4.55 – 5 самолетов бомбили аэродром Паневежис. В этот же период времени были подвергнуты бомбардировке Кейданы, Симно, Алитус. В период с 9.08 до 9.12 12 Ю-88 пролетели на Шауляй и 9 бомбардировщиков с направления Россиены также на Шауляй. В 8.20 с высоты 3000 м бомбили Ораны и в 9.25 бомбили аэродром Шауляй»[52].
В результате первых ударов с воздуха авиационные соединения и части Северо-Западного фронта понесли большие потери в самолетах и средствах аэродромного обслуживания. О том, что происходило на аэродромах фронта в первые часы и дни войны, дает представление донесение заместителя начальника 3-го Управления НКО СССР Ф.Я. Тутушкина И.В. Сталину: «Вследствие неготовности частей ВВС ПрибОВО к военным действиям, нераспорядительности и бездеятельности некоторых командиров авиадивизий и полков, граничащих с преступными действиями, около 50 % самолетов было уничтожено противником при налетах на аэродромы.
Вывод частей из-под удара авиации противника не был организован. Зенитные средства обороны аэродромов отсутствовали, а на тех аэродромах, где эти средства были, не было артснарядов.
Руководство боевыми действиями авиачастей со стороны командиров 57, 7-й и 8-й авиадивизий, а также штаба ВВС фронта и округа было поставлено крайне плохо, связь с авиачастями с начала военных действий почти отсутствовала.
Потери самолетов на земле только по 7-й и 8-й авиадивизиям составляют 303 самолета. Аналогичное положение по 6-й и 57-й авиадивизиям…
Перебазировка авиачастей на другие аэродромы проходила неорганизованно, каждый командир дивизии действовал самостоятельно, без указаний командования ВВС округа, посадку совершали где кому вздумается, в результате чего на некоторых аэродромах скапливалось по 150 машин. Так, на аэродроме Пильзино противник, обнаружив такое скопление самолетов, налетом одного бомбардировщика 25 июня с.г. уничтожил 30 самолетов…»[53] А летчики Зорин, Гупал и Макаров в своем письме, адресованном И.В. Сталину, сообщали: «В Плотено 23 июня находились на маленькой площадке 33, 31, 35-й и 312-й авиаполки, прилетел один самолет противника, бросил 3 бомбы и сжег наших 8 самолетов, а стоявшие на аэродроме истребители МиГ не взлетали потому, что не был отрегулирован щелчок пулемета»[54].
Эти данные дополняет доклад начальника управления политической пропаганды Северо-Западного фронта бригадного комиссара Рябчего. В нем, в частности, отмечается, что 57-я смешанная авиационная дивизия потеряла 32 % имевшихся у нее до войны самолетов, а в 8-й смешанной авиационной дивизии противником на земле было уничтожено 156 самолетов (МиГ-3 – 67, И-16 – 20, И-153 – 59, И-15 и других марок – 10). Рябчий в своем докладе делает совершенно обоснованный вывод: «Большие потери материальной части привели к тому, что, во-первых, действия нашей авиации в первые дни боев были расстроены, а боевая их работа сужена; во-вторых, значительное число летчиков осталось без самолетов; и, в-третьих, что самое главное, противник получил господство в воздухе»[55].
Стремительное наступление противника, особенно на вильнюсском и каунасском направлениях, вынудило уже вечером 22 июня начать отводить авиачасти в глубь территории Прибалтики. Так, командир 8-й авиадивизии полковник В.А. Гущин получил приказ эвакуировать самолеты и личный состав из Каунаса в район Маркистова. В формируемом около Рассейняй 240-м истребительном авиационном полку летчиков не хватало, и поэтому пришлось сжечь шесть И-15бис и один У-2. Как отмечалось в «Годовом отчете о боевой деятельности Военно-воздушных сил Северо-Западного фронта»: «…Военно-воздушные силы… фронта война застала в период перевооружения истребительных и бомбардировочных авиационных полков на новую материальную часть… Поэтому в истребительных авиационных полках на передовых аэродромах получилось по два комплекта самолетов (И-153 и МиГ-3, И-16 и МиГ-3). Впоследствии все заштатные самолеты были уничтожены налетами авиации противника и уничтожены эвакуационными командами из-за невозможности транспортировки в тыл в связи со скоротечной обстановкой»[56].
В других случаях, наоборот, в полках почти не осталось исправных самолетов, и по дорогам двинулись колонны летно-технического состава. 29 июня командование 8-й смешанной авиационной дивизии попыталось учесть хотя бы самолеты новых типов. Например, по 15-му истребительному авиационному полку были представлены следующие данные: из 61 МиГ-3 в строю осталось только 6 машин. Выяснилось, что 5 «мигов» погибли в бою, 10 передали в другие части, 2 разбито в катастрофах, а остальные или уничтожил противник в ходе налетов на аэродромы, или их пришлось взорвать самим ввиду невозможности эвакуации. Только на аэродроме Поцукай, поспешно отступив, бросили 13 исправных МиГ-3.
Обстановка неразберихи, отсутствие твердого руководства принесли больше ущерба, чем непосредственно бомбардировки и обстрелы немецкими самолетами. Так, из 381 бомбардировщика СБ, имевшегося в семи авиаполках фронта, было потеряно от действий вражеской авиации и зенитного огня с земли в первый день войны 17 машин. На следующий день потери от подобного воздействия противника составили 20–25 таких самолетов, а между тем общее количество всех бомбардировщиков по состоянию на 24 июня сократилось с 397 до 216, то есть на 181 боевую машину[57].
Значительные потери в самолетах, а также постоянные доклады наземных войск об отсутствии авиационного прикрытия послужили поводом для отстранения от должности командующего ВВС фронта генерала А.П. Ионова, его заместителя по политчасти полкового комиссара И.В. Машина и начальника штаба комбрига С.С. Крупина. Еще через несколько дней Ионов был арестован. Его обвинили в некомпетентном руководстве, вредительстве и связях с врагами народа. 13 февраля 1942 г. он был приговорен к высшей мере наказания и расстрелян через 10 дней. Реабилитировали А.П. Ионова посмертно в 1955 г.[58].
С самого начала агрессии приграничные сражения советских войск развивались совсем не так, как это виделось военно-политическому руководству накануне войны и планировалось штабами округа и армий. В первые же часы боевых действий противнику удалось достичь значительных успехов. В оперативных сводках ОКХ, в частности, отмечалось: «…Внезапность при переходе границы полностью удалась… на отдельных участках по-прежнему лишь разрозненное сопротивление плохо управляемого противника»[59].
На правом фланге 8-й армии вражеский удар приняли на себя части 10-й стрелковой дивизии генерал-майора И.И. Фадеева. Ее 62-й стрелковый полк в ночь на 22 июня был выдвинут на заранее подготовленные полевые позиции. Противник начал наступление одним пехотным полком с танками на Палангу, а другим – на Кретингу. Его первые атаки были отражены, однако остановить наступление численно превосходящих сил врага на Кретингу 62-й стрелковый полк оказался не в состоянии. К 6 часам немецким подразделениям удалось захватить город и выйти в район Паланги, который оборонял 1-й стрелковый батальон старшего лейтенанта Х. Сафиуллина.
Батальон, поддержанный 1-м дивизионом 30-го артиллерийского полка, вел оборонительный бой на побережье в полном окружении. К 11 часам он потерял до 50 % своего личного состава. К 12 часам дня в артдивизионе, орудия которого вели огонь с открытых огневых позиций прямой наводкой, не осталось ни одного снаряда. Орудия пришлось бросить, предварительно сняв с них и закопав в лесу затворы. Ценой больших потерь пехотинцам и артиллеристам удалось прорваться из окружения. Лишь через несколько дней они смогли соединиться с частями дивизии.
В первый день войны упорные бои вели и подразделения 204-го стрелкового полка 10-й дивизии. Его 3-й батальон под командованием старшего лейтенанта Варшавского в течение дня несколько раз поднимался в контратаки и удерживал свои позиции до получения приказа на отход. В районе Кулей он с боем вырвался из окружения. В целом к исходу 22 июня 10-я стрелковая дивизия, отражая удары соединений левого фланга и центра 18-й немецкой армии, вела боевые действия под угрозой полного окружения, так как она была глубоко охвачена с флангов[60].
Главный удар в полосе 8-й армии противник нанес силами 4-й танковой группы и правофланговых соединений 18-й армии на шауляйском направлении против 90, 125-й и находившихся на границе трех батальонов 48-й стрелковой дивизии 11-го стрелкового корпуса. Вот что писал о начале боевых действий его командир генерал-майор М.С. Шумилов: «Война началась в 4.00 22.6.41 г. … Мной немедленно было доложено командующему 8-й армией, который находился на своем командном пункте в лесу западнее Шауляя. Получил приказ: «Огня не открывать! На провокацию не поддаваться!» Но войска без приказа открыли ответный огонь»[61].
90-я стрелковая дивизия полковника М.И. Голубева вступила в бой, занимая полосу обороны шириной 30 км. На правом фланге дивизии оборонялся 286-й стрелковый полк, поддерживаемый 96-м артиллерийским полком. На левом фланге оборону занимал 173-й стрелковый полк с 149-м гаубичным артиллерийским полком. 19-й стрелковый полк во втором эшелоне прикрывал стык между полками первого эшелона.
Основной удар врага пришелся по левофланговому полку дивизии, участок которого примыкал к полосе обороны 125-й стрелковой дивизии. Против 173-го стрелкового полка развернулось до двух немецких моторизованных дивизий. Около 8 часов утра начались бои в предполье, и к 11 часам на ряде участков противнику удалось продвинуться к главной полосе обороны дивизии. Тяжелые бои 90-я дивизия вела за населенный пункт Шилале, который два раза переходил из рук в руки. Дивизия оставила главную полосу обороны только после прорыва немецких танков в ее глубокий тыл. Артиллерия, израсходовав все боеприпасы, уже не смогла отражать удары врага. При выходе из боя погибли командир дивизии М.И. Голубев и его заместитель по политчасти Фролов.
125-я стрелковая дивизия генерал-майора П.П. Богайчука двумя стрелковыми полками занимала полосу обороны шириной около 40 км, прикрывая шоссе на Шауляй. Один стрелковый полк был выделен в резерв командира 11-го стрелкового корпуса. Артиллерийские полки дивизии действовали как артиллерийские группы поддержки пехоты полков первого эшелона. Приданный дивизии 51-й корпусной артиллерийский полк составлял группу дальнего действия соединения. Отдельный противотанковый артиллерийский дивизион был побатарейно придан стрелковым полкам для организации противотанковой обороны.
Как бы ни ожидалось нападение противника, тем не менее боевые действия для личного состава 125-й дивизии, как, впрочем, и для большинства других, начались внезапно. Вот что пишет об этом генерал-лейтенант В.Ф. Зотов, находившийся в начале войны в Таураге: «В 4.00 22 июня мы были разбужены взрывами артснарядов… От взрыва первых же снарядов загорелся дом, где размещался штаб 125-й стрелковой дивизии… Город обстреливался ураганным огнем вражеской артиллерии. Зная, что в городе постройки в основном деревянные, враг вел огонь, главным образом, зажигательными снарядами, вследствие этого через 15–20 минут после начала артиллерийского обстрела город горел»[62].
Артиллерия дивизии открыла огонь через 30 минут после начала артиллерийской подготовки противника. Огневой налет был произведен по пехоте и танкам врага, сосредоточенным северо-восточнее Тильзита. С 7 часов утра в Таураге в бой вступили основные силы дивизии. Борьба за него продолжалась до середины дня, после чего дивизия под угрозой окружения вынуждена была оставить город. В 15.30 начальник штаба 8-й армии докладывал в штаб фронта: «По донесению командира 11-го стрелкового корпуса 125-я стрелковая дивизия охватывается на обоих флангах… Дивизия несет большие потери, снарядов мало, части постепенно отходят. Перед ней до трех пехотных дивизий и до двух полков танков… В 15.00 связи с КП 125 сд и 48 сд командир корпуса не имел»[63].
В свою очередь, командование 125-й дивизии, оценивая результаты первого дня боев, отмечало: «Первоначальный успех противника на фронте дивизии (противник продвинулся за день на 12 км) объясняется его численным превосходством и тем, что дивизия вела бои на 40-километровом фронте. У нас не было танков, не хватало средств ПТО и транспорта для подвозки боеприпасов. Было мало ручных гранат»[64].
В крайне тяжелых условиях оказалась 48-я стрелковая дивизия генерал-майора П.В. Богданова. Ее главные силы стали выдвигаться на шауляйское направление еще до начала военных действий. Из лагеря в районе Риги дивизия пешим порядком направлялась к госгранице, куда должна была прибыть к исходу 23 июня. Не зная о начале войны, походные колонны двигались без всякого прикрытия, под звуки оркестра. В районе Рассейняй дивизия подверглась удару авиации противника и еще до соприкосновения с его наземной группировкой понесла значительные потери. При этом у нее не имелось никаких средств противовоздушной обороны, а личному составу не были выданы боеприпасы, поскольку соединение ориентировалось на обстановку мирного времени.