Страница:
Как уже отмечалось, высшее военное и политическое руководство страны, ставя эти задачи войскам, не имело данных об истинном положении на фронте. А потому требование перейти на главных направлениях в наступление с целью разгрома ударных группировок врага и переноса боевых действий на его территорию не имело никаких шансов на успех. Уже после окончания Великой Отечественной войны Г.К. Жуков в своих «Воспоминаниях и размышлениях», комментируя директиву № 3, писал: «Ставя задачу на контрнаступление, Ставка Главного Командования не знала реальной обстановки, сложившейся к исходу 22 июня. Не знало действительного положения дел и командование фронтов. В своем решении Главное Командование исходило не из анализа реальной обстановки и обоснованных расчетов, а из интуиции и стремления к активности без учета возможностей войск, чего ни в коем случае нельзя делать в ответственные моменты вооруженной борьбы»[85]. Таким образом, директивы Главного Командования в первый день войны не облегчали, а еще больше осложняли крайне тяжелую обстановку, в которой пришлось действовать советским войскам.
Между тем Главное Командование Красной Армии действовало в строгом соответствии с предвоенными разработками и планами. Как известно, в январе 1941 г. в Наркомате обороны под руководством наркома С.К. Тимошенко были проведены две оперативно-стратегические игры на картах по теме «Наступательная операция фронта с прорывом УР». Что касается Северо-Западного фронта, то по исходной обстановке на игры он, после отражения наступления «Западных» и до момента перехода в контрнаступление, должен был провести частные операции:
– по ликвидации противника на правом берегу р. Неман и подготовке к ее форсированию;
– по окружению и уничтожению «противника в районе Сувалкского выступа»;
– по ликвидации «удара противника в стыке с Западным фронтом»;
– по выдвижению резервов и выводу «в первый эшелон управления 27-й армии».
Помимо этого фронту ставилась задача «мощными ударами авиации по подходящим резервам лишить «Западных» возможности подвода резервов, с тем чтобы бить его по частям». Итак, январь и июнь 1941 г.: в чем разница?
Таким образом, начавшиеся боевые действия показали, что характер действий противника и вероятное развитие событий прогнозировались весьма точно, практически один к одному. Но в соответствии с играми в результате упорной обороны армий прикрытия враг был остановлен и исчерпал свои наступательные возможности. Причем для этого потребовалось не менее недели. В реальности же ничего подобного не было. Но, несмотря на это, и Главное Командование РККА, и командование фронта пытались действовать не по реальной обстановке, а по благоприятным для них планам, предусматривавшим сокрушительный разгром агрессора в короткие сроки на его же территории.
Как известно, вопреки требованиям директивы № 3, совместный контрудар силами Северо-Западного и Западного фронтов против сувалкской группировки противника так и не состоялся. Дело в том, что еще задолго до получения этой директивы, в 9 часов 45 минут, генерал-полковник Кузнецов отдал войскам приказ на проведение контрудара против тильзитской группировки немецких войск, то есть в полосе 8-й армии. Во-первых, такие действия предусматривались окружным планом прикрытия. Во-вторых, вариант контрудара на этом направлении незадолго до войны разыгрывался на штабных учениях округа и был хорошо знаком командирам соединений и их штабам. И, в-третьих, за то, что происходило на смежных флангах двух фронтов, несли в равной степени ответственность оба командующих, а за действия в полосе Северо-Западного фронта – только непосредственно Кузнецов. Справедливости ради надо сказать, что для нанесения контрударов на двух направлениях он не имел ни сил, ни возможностей. К тому же установленные сроки не позволяли организовать взаимодействие с Западным фронтом, создать необходимые группировки сил и средств, обеспечить авиационное прикрытие войск и многое другое. И не случайно в дополнение к утреннему донесению, в котором командующий войсками фронта сетовал на ненадежность территориальных дивизий, в 22 часа 20 минут он вновь подчеркнул: «… Получился разрыв с Западным фронтом, который закрыть не имею сил ввиду того, что бывшие пять территориальных дивизий мало боеспособны и самое главное – ненадежны (опасаюсь измены)… Прошу: 1. Ускорить подачу приписного состава для бывших территориальных дивизий. 2. Помочь закрыть разрыв с Западным фронтом до ввода бывших территориальных дивизий в бой, что будет иметь место не ранее 3 июля…»[86].
Контрудар на тильзитском направлении планировалось осуществить силами 12-го и 3-го (без 5-й танковой дивизии) механизированных корпусов. В его ходе предполагалось разгромить соединения 4-й немецкой танковой группы и восстановить положение по государственной границе. Таким образом, против восьми дивизий ударной группировки врага создавалась контрударная группировка из шести дивизий. Противник имел здесь около 123 тыс. солдат и офицеров, 1800 орудий и минометов и более 600 танков, а Северо-Западный фронт – около 56 тыс. человек, 980 орудий и минометов и 950 танков. Общее соотношение составляло: по людям – 2,2:1, орудиям и минометам – 1,8:1 в пользу противника, а по танкам – 1,5:1 – в пользу наших войск[87].
Руководство боевыми действиями контрударной группировки было возложено на командующего 8-й армией генерал-майора П.П. Собенникова. В соответствии с его решением 12-му механизированному корпусу к 3 часам утра 23 июня приказывалось занять исходное положение в районе Варняй, а в 4 часа нанести удар в южном направлении. Одновременно командир 3-го механизированного корпуса должен был к 3 часам 23 июня сосредоточить в районе Расейняй 2-ю танковую и 84-ю моторизованную дивизии, а в 4 часа нанести удар в юго-западном направлении. Таким образом, планировалось нанесение ударов по флангам 4-й танковой группы противника по сходящимся на Таураге направлениям.
23 июня утром на правом фланге 8-й армии противник с боями занял Кулей, Риетавас и Тверай. Его кавалерийские части по лесам прорвались в Жаренай, а колонны пехоты – в направлении Лиепаи. 10-я стрелковая дивизия, не выдержав удара, отошла за р. Минья. Под давлением противника и 90-я стрелковая дивизия стала отходить своим правым флангом на Лаукуву. Между дивизиями образовался разрыв шириною до 20 км. Удар огромной силы приняла на себя 125-я стрелковая дивизия. Находясь уже вторые сутки в непрерывных боях, она понесла большие потери, особенно в командном составе. Например, в 766-м стрелковом полку потери командного состава достигали 40 %[88].
В такой обстановке в полосе армии началось осуществление контрудара. Первой нанесла удар 2-я танковая дивизия (командир генерал-майор Е.Н. Солянкин) 3-го мехкорпуса в районе Расейняй. Здесь вела наступление силами двух боевых групп 6-я немецкая танковая дивизия, которая 23 июня сумела переправиться через р. Дубиссу и занять два плацдарма на ее правом берегу. В 11.30 23 июня части 2-й танковой дивизии атаковали плацдармы и выбили с них противника. Разгромив 114-й моторизованный полк врага, танкисты заняли Расейняй, но вскоре вынуждены были оставить его. Всего за день этот населенный пункт четырежды переходил из рук в руки.
В этот день немецкие войска впервые почувствовали на себе ударную и огневую мощь советских танков КВ. Как отмечалось в одном из документов 6-й танковой дивизии: «Русские неожиданно контратаковали южный плацдарм в направлении Расейняя. Они смяли 6-й мотоциклетный батальон, захватили мост и двинулись в направлении города. Чтобы остановить основные силы противника, были введены в действие 114-й моторизованный полк, два артиллерийских дивизиона и 100 танков 6-й танковой дивизии. Однако они встретились с батальоном тяжелых танков неизвестного ранее типа. Эти танки прошли сквозь пехоту и ворвались на артиллерийские позиции. Снаряды немецких орудий отскакивали от толстой брони танков противника. 100 немецких танков не смогли выдержать бой с 20 дредноутами противника и понесли потери. Чешские танки Рz-35(t) были раздавлены вражескими монстрами. Такая же судьба постигла батарею 150-мм гаубиц, которая вела огонь до последней минуты. Несмотря на многочисленные попадания, даже с расстояния 200 метров, гаубицы не смогли повредить ни одного танка. Ситуация была критической. Только 88-мм зенитки смогли подбить несколько КВ-1 и заставить остальных отступить в лес»[89].
В момент получения боевых задач соединения 12-го механизированного корпуса находились в 45–60 км от исходного района. С началом выдвижения к рубежам развертывания они стали подвергаться сильным ударам немецкой авиации. С утра и до 15 часов бомбардировщиками врага было совершено четыре налета на части корпуса, сильно замедлившие их движение. В результате этого намеченный по плану на 12 часов переход в наступление не состоялся, и атака была перенесена на 15 часов. Но и к этому сроку не все части были готовы к контрудару. Да и само решение о его нанесении претерпело значительные изменения в связи с прорывом противника на Кельме. В связи с этим 202-я моторизованная дивизия полковника В.К. Горбачева, пройдя менее 25 км, вынуждена была вступить во встречный бой с немецкими танками. Это обстоятельство, по сути, исключило ее из участия в контрударе. Вместе с тем дивизия смогла остановить дальнейшее наступление врага на Шауляй.
23-я танковая дивизия (командир – полковник Т.С. Орленко), которая согласно ранее отданному приказу выдвигалась на правый флаг 10-го стрелкового корпуса, для участия в контрударе должна была осуществить перегруппировку на новое направление. К 6 часам дивизия сосредоточилась в районе Плунге, где получила приказ выдвинуться к Скаудвиле. Однако в последующем выдвижение дивизии дважды откладывалось, поэтому она начала марш лишь в 12 часов 30 минут и только к исходу дня сосредоточилась в лесах северо-восточнее Лаукувы.
28-я танковая дивизия полковника И.Д. Черняховского на марше постоянно подвергалась ударам авиации противника, несла потери и заняла исходное положение только к 10 часам. Но танки остались без горючего и не могли выполнять поставленную задачу. Для их заправки требовалось не менее 60–70 т бензина, а его на месте не было. Дивизионные склады все еще оставались в районе постоянной дислокации, в Риге, в 190 км от района сосредоточения дивизии. Начальник тыла корпуса полковник В.Я. Гринберг и начальник снабжения дивизии интендант 1 ранга Д.И. Дергачев делали все, чтобы своевременно обеспечить части горючим. Однако вражеские самолеты непрерывно преследовали высланные в Ригу колонны автоцистерн, и в результате оно было доставлено только в 15 часов[90].
В целом состояние противовоздушной обороны корпуса было неудовлетворительным, и противник практически безнаказанно наносил по его соединениям сосредоточенные авиационные удары. В этой связи командир корпуса генерал Шестопалов в своем докладе командующему войсками фронта от 27 июня отмечал: «Зенитные дивизионы снарядами были обеспечены плохо. Так, например, 37-мм снарядов батареи имели только по 600 штук (это незначительное количество 37-мм снарядов было израсходовано в первые два дня операции), и полное отсутствие 85-мм зенитных снарядов еще в момент выхода частей по тревоге дает полную картину состояния противовоздушной обороны корпуса (ее активных форм). Это обстоятельство, а также отсутствие нашей истребительной авиации на этом направлении дали в руки неприятеля полное господство его авиации в воздухе. Поэтому неприятельские бомбардировщики совершенно безнаказанно делали то, что они хотели. Они громили части на маршах, на переправах, при расположении на месте, уничтожая материальную часть и выводя людей из строя, понижая тем самым боеспособность частей. При совершении одного марша авиация противника в течение одного дня успевала производить бомбежку одной и той же части по 2–3 раза… В результате боевых действий только в одной 28-й танковой дивизии в период ее действий в направлении к шауляйскому шоссе выбыло 27 танков; в 23-й танковой дивизии – 17 танков»[91].
Дальнейшие же действия 28-й танковой дивизии 23 июня свелись к атаке всего одного полка. Как отмечалось в «Донесении штаба 12-го механизированного корпуса о боевых действиях в период с 22 июня по 1 августа 1941 г.»: «К 22 часам авангардный 55-й танковый полк атаковал противника в районе м. Колтыняны, уничтожил артиллерийскую батарею и до 7 противотанковых пушек противника и, потеряв во время атаки 13 танков, отошел на север. С наступлением темноты дивизия сосредоточилась в лесу 1 км севернее Пашиле. В этом бою погиб заместитель командира полка майор Попов, которому впоследствии присвоено звание Героя Советского Союза»[92].
Следовательно, одновременный, сильный удар танковыми соединениями, как это планировалось, нанести не удалось. Одни из них вступали в сражение разновременно, не в полном составе, под воздействием вражеской авиации, другие – по различным причинам вообще не смогли принять участия в контрударе. О разгроме противника не могло быть и речи, он лишь приостановил свое наступление на некоторых направлениях.
Весьма неблагоприятно в этот день развивались события и в полосе 11-й армии на каунасском и вильнюсском направлениях. В районе Каунаса вели боевые действия 33-я и 188-я стрелковые дивизии. Они оказали противнику на Немане упорное сопротивление и на время задержали его продвижение. На основании этого командующий войсками фронта пришел к выводу, что на этом направлении можно перейти к более решительным действиям. В 20 часов он направил генералу Морозову боевое распоряжение, в котором указывал: «Перед вами равные силы противника, возможно меньшие. Приказываю ликвидировать прорыв противника в районе Каунаса, уничтожив его, не дав уйти за реку Неман. Возьмите управление в руки… Требую навести порядок, призвать и заставить каждого выполнить свой долг перед Родиной…»[93] Между тем никаких объективных условий для подобных действий на тот момент просто не было.
На вильнюсском направлении соединения 3-й немецкой танковой группы, поддержанные пикирующими бомбардировщиками 8-го авиационного корпуса генерала Рихтгофена, сломили сопротивление 5-й танковой дивизии и к исходу дня, продвинувшись вперед до 70 км, вышли в район Вильнюса. Чтобы остановить или хотя бы замедлить продвижение группы Гота, командующий 11-й армией не имел сил. Положение войск на левом крыле Северо-Западного фронта становилось критическим. Разрыв между ним и Западным фронтом к исходу дня достиг 130 км.
Несмотря на то, что Военный совет фронта поставил задачу с утра следующего дня возобновить контрудар в полосе 8-й армии, он тем не менее под давлением обстоятельств стал приходить к выводу о неизбежности отхода войск. Вечером 23 июня генерал Кузнецов отдал распоряжение начальнику инженерного управления немедленно приступить к подготовке фронтового оборонительного рубежа «по р. Западная Двина, Даугавпилс и далее на восток до укрепленных районов». При этом приказывалось: «Возведение рубежей производить по принципу обороны на широком фронте, широко использовав естественные препятствия для создания противотанковых районов»[94].
В целом итоги 23 июня были неутешительными. Вот как они отражены в журнале боевых действий Северо-Западного фронта: «1. Противник на основных операционных направлениях добился успеха. Ему удалось поколебать фронт 11-го стрелкового корпуса 8-й армии и всей 11-й армии… 2. Для 8-й и 11-й армий начался кризис ведения оборонительной операции. 3. Части армий начали отход в беспорядке, положение усугублялось тем, что с ними вместе отходили 60–80 тысяч строительных рабочих и беженцы приграничной полосы. 4. Управление сверху донизу нарушено, армии управлялись через офицеров связи. 5. Авиадесанты и диверсионные группы начали нарушать работу тыла и препятствовать нормальному отходу частей. 6. 12-й механизированный корпус и 2-я танковая дивизия, рассредоточенные по ряду направлений, существенных изменений в оперативную обстановку не внесли»[95].
На рассвете 24 июня бои соединений 12-го механизированного корпуса в полосе 8-й армии разгорелись с новой силой. По приказу генерала Собенникова два батальона 23-й танковой дивизии были приданы 90-й стрелковой дивизии с задачей совместными действиями уничтожить противника в районе Шавдов, Якайкай. С началом атаки пехота была отсечена огнем противника, и танковые батальоны, действуя самостоятельно, потеряли от артиллерийского огня до 60 % танков и отошли в исходное положение. Кроме того, как сообщалось в донесении командира корпуса, «в районе м. Жораны от танковых полков 23-й танковой дивизии противником были отрезаны 23-й гаубичный артиллерийский полк, 23-й отдельный зенитный артиллерийский дивизион и 2-й батальон 23-го мотострелкового полка, которые распоряжением командира 10-го стрелкового корпуса были подчинены командиру 10-й стрелковой дивизии»[96].
Из-за плохого знания обстановки и отсутствия разведки 28-я танковая дивизия вела наступление на Кельме, где в то время занимала оборону своя же 202-я моторизованная дивизия. Участвовавший также в атаке 4-й танковый батальон 125-го танкового полка этой дивизии был встречен огнем своих мотострелков и потерял 4 танка подбитыми и 2 сгоревшими[97].
После этого сюда вышли части противника, но их дальнейшее продвижение было остановлено 9-й артиллерийской противотанковой бригадой. По донесению ее командира полковника П.И. Полянского, «…за 24 июня бригада под Шауляем подбила 30 вражеских танков, но затем вынуждена была прекратить огонь из-за отсутствия снарядов»[98].
2-я танковая дивизия 3-го механизированного корпуса первоначально имела успех, но, ведя наступление самостоятельно, без поддержки других соединений корпуса, вскоре оказалась в тяжелом положении. Дело в том, что предназначенная для совместных действий с ней 84-я моторизованная дивизия еще днем 23 июня в лесах восточнее Каунаса подверглась сильным ударам немецкой авиации и была дезорганизована. Затем она была обойдена с флангов частями 16-й немецкой армии, и к 25 июня ее главные силы понесли большие потери.
Тем не менее противник вынужден был признать возросшее сопротивление советских войск. Так, в донесении 4-й танковой группы за 24 июня отмечалось: «4-я танковая группа окружила в районе севернее Кедайняй – южнее Гринкискис – восточнее Расейняя крупные танковые силы противника. Они включают в себя по крайней мере одну танковую дивизию, может быть, это только части 2-й русской танковой дивизии, как говорят пленные, которая была усилена. Противник располагает здесь 40–60 танками, которые превосходят наши по вооружению и бронированию (лобовая броня 370 мм). 5-см противотанковая пушка и легкая полевая гаубица не оказывают на них никакого поражающего действия. До настоящего времени 5 таких танков было выведено из строя связками гранат и огнем из 8,8-см зенитных орудий. Противнику удалось осуществить прорыв отдельными танками через оборону 6-й танковой дивизии»[99].
В ходе боевых действий 24 июня под Расейняем произошло событие, которое по праву вошло в летопись отечественных танковых войск. Речь идет о бое экипажа одного из танков КВ. Вот как описаны его действия в одном из немецких документов: «Одному из танков КВ-1 удалось выйти на пути подвоза немецких войск, находившихся на северном плацдарме, и блокировать их. Первые ничего не подозревавшие машины со снабжением были подожжены танком.
Попытка подбить танк с 450 м батареей 50-мм противотанковых пушек, только что принятых на вооружение, окончилась тяжелыми потерями для расчетов и материальной части батареи. Танк остался невредимым, несмотря на 14 прямых попаданий. Снаряды оставляли только вмятины на броне. Когда была подтянута замаскированная 88-мм пушка, танк спокойно позволил ей занять позицию на расстоянии 600 м, а затем уничтожил ее и расчет прежде, чем они открыли огонь. Попытки подорвать его ночью при помощи саперов также оказались безрезультатными. Наконец он стал жертвой немецкой хитрости. 50 танкам было приказано с трех сторон имитировать атаку с тем, чтобы отвлечь внимание танка на эти направления. Под прикрытием этой ложной атаки удалось оборудовать и замаскировать позицию для другой 88-мм зенитной пушки в тылу танка так, что на этот раз она смогла открыть огонь. Из 12 прямых попаданий этой пушки 3 пробили танк и уничтожили его».
Этот же бой описан и в журнале боевых действий 11-го танкового полка 6-й танковой дивизии: «Один русский тяжелый танк перерезал коммуникации группы «Раус», прервав связь с ней на вторую половину дня и ночь. Действия батареи 88-мм зенитных орудий, направленной для уничтожения этого танка, оказались безуспешными. Не достигла результата и батарея 105 мм орудий. Провалилась и попытка штурмовой группы саперов подорвать танк, так как приблизиться к нему было невозможно из-за сильного пулеметного огня»[100].
Несмотря на отдельные тактические успехи, к исходу 24 июня командованию 8-й армии и фронта стало ясно, что разгромить противника имеющимися силами, в том числе и прибывшей 11-й стрелковой дивизией, невозможно. Предпринятый контрудар к желаемым результатам не привел. Ввиду этого было принято решение отвести соединения армии на оборонительный рубеж по р. Вента, остановить на нем дальнейшее продвижение немецких войск на шауляйском направлении и обеспечить развертывание 65-го стрелкового корпуса. Отвод планировалось осуществить в течение двух дней, под прикрытием дивизий 12-го механизированного корпуса, которые должны были продолжать активные действия против 4-й танковой группы врага.
В полосе 11-й армии противник форсировал Неман и к вечеру 24 июня ворвался в Каунас. Дальнейшее развитие его наступления было задержано, так как понтонеры 4-го понтонного полка подорвали в этом районе все мосты через Неман. Соединения армии с боями отходили на р. Вилию. В этот же день советские войска оставили столицу Литвы – город Вильнюс. После этого 3-я танковая дивизия и 39-й армейский корпус немецкой группы армий «Центр» повернули на Минск.
В ночь на 25 июня состоялось заседание Военного совета фронта, на котором старший помощник начальника оперативного отдела фронта капитан Назаров обрисовал обстановку в полосе 11-й армии. В докладе, в частности, он отмечал: «… Командующий армией управление потерял. Дивизии разрозненно и в беспорядке отходят на Ионаву. Фактически обороны нет. На автомагистралях Каунас – Двинск беспорядочное бегство тылов, строителей, беженцев»[101]. После этого генерал-полковник Ф.И. Кузнецов направил в 11-ю армию группу офицеров штаба фронта, которые должны были организовать контрудар силами 16-го стрелкового корпуса с целью восстановить положение в районе Каунаса и овладеть городом.
25 июня танковые соединения, действовавшие в полосе 8-й армии, выполняя уже не отвечавший обстановке приказ, пытались продолжить наступление. 23-я танковая дивизия 12-го механизированного корпуса в ходе выдвижения в исходный район для наступления подверглась сильным ударам с воздуха и артиллерийскому обстрелу. В ходе марша часть танков была направлена для предотвращения угрозы охвата дивизии с фланга, а остальные, теснимые противником с фронта, начали отход. При этом, как отмечалось в донесении командира корпуса: «23-й мотострелковый полк, прикрывавший отход, в результате бомбежки с воздуха и артиллерийского обстрела был рассеян и мелкими группами отходил в различных направлениях»[102], а 144-й танковый полк оставил на поле боя около 60 % боевых машин.
«Танковые полки 28-й танковой дивизии, – по воспоминаниям начальника автобронетанковых войск фронта П.П. Полубоярова, – 25 июня, подойдя к м. Пашили, попали под сильный огонь тяжелой артиллерии и противотанковых орудий врага… 56-й танковый полк смелой и хорошо организованной атакой прорвал вражескую оборону, уничтожив при этом 3 тяжелых и 14 противотанковых орудий. Затем он с ходу ворвался в колонну 8-го моторизованного полка противника, и с подходом 55-го танкового полка наши танковые полки полностью уничтожили эту вражескую колонну»[103].
Между тем Главное Командование Красной Армии действовало в строгом соответствии с предвоенными разработками и планами. Как известно, в январе 1941 г. в Наркомате обороны под руководством наркома С.К. Тимошенко были проведены две оперативно-стратегические игры на картах по теме «Наступательная операция фронта с прорывом УР». Что касается Северо-Западного фронта, то по исходной обстановке на игры он, после отражения наступления «Западных» и до момента перехода в контрнаступление, должен был провести частные операции:
– по ликвидации противника на правом берегу р. Неман и подготовке к ее форсированию;
– по окружению и уничтожению «противника в районе Сувалкского выступа»;
– по ликвидации «удара противника в стыке с Западным фронтом»;
– по выдвижению резервов и выводу «в первый эшелон управления 27-й армии».
Помимо этого фронту ставилась задача «мощными ударами авиации по подходящим резервам лишить «Западных» возможности подвода резервов, с тем чтобы бить его по частям». Итак, январь и июнь 1941 г.: в чем разница?
Таким образом, начавшиеся боевые действия показали, что характер действий противника и вероятное развитие событий прогнозировались весьма точно, практически один к одному. Но в соответствии с играми в результате упорной обороны армий прикрытия враг был остановлен и исчерпал свои наступательные возможности. Причем для этого потребовалось не менее недели. В реальности же ничего подобного не было. Но, несмотря на это, и Главное Командование РККА, и командование фронта пытались действовать не по реальной обстановке, а по благоприятным для них планам, предусматривавшим сокрушительный разгром агрессора в короткие сроки на его же территории.
Как известно, вопреки требованиям директивы № 3, совместный контрудар силами Северо-Западного и Западного фронтов против сувалкской группировки противника так и не состоялся. Дело в том, что еще задолго до получения этой директивы, в 9 часов 45 минут, генерал-полковник Кузнецов отдал войскам приказ на проведение контрудара против тильзитской группировки немецких войск, то есть в полосе 8-й армии. Во-первых, такие действия предусматривались окружным планом прикрытия. Во-вторых, вариант контрудара на этом направлении незадолго до войны разыгрывался на штабных учениях округа и был хорошо знаком командирам соединений и их штабам. И, в-третьих, за то, что происходило на смежных флангах двух фронтов, несли в равной степени ответственность оба командующих, а за действия в полосе Северо-Западного фронта – только непосредственно Кузнецов. Справедливости ради надо сказать, что для нанесения контрударов на двух направлениях он не имел ни сил, ни возможностей. К тому же установленные сроки не позволяли организовать взаимодействие с Западным фронтом, создать необходимые группировки сил и средств, обеспечить авиационное прикрытие войск и многое другое. И не случайно в дополнение к утреннему донесению, в котором командующий войсками фронта сетовал на ненадежность территориальных дивизий, в 22 часа 20 минут он вновь подчеркнул: «… Получился разрыв с Западным фронтом, который закрыть не имею сил ввиду того, что бывшие пять территориальных дивизий мало боеспособны и самое главное – ненадежны (опасаюсь измены)… Прошу: 1. Ускорить подачу приписного состава для бывших территориальных дивизий. 2. Помочь закрыть разрыв с Западным фронтом до ввода бывших территориальных дивизий в бой, что будет иметь место не ранее 3 июля…»[86].
Контрудар на тильзитском направлении планировалось осуществить силами 12-го и 3-го (без 5-й танковой дивизии) механизированных корпусов. В его ходе предполагалось разгромить соединения 4-й немецкой танковой группы и восстановить положение по государственной границе. Таким образом, против восьми дивизий ударной группировки врага создавалась контрударная группировка из шести дивизий. Противник имел здесь около 123 тыс. солдат и офицеров, 1800 орудий и минометов и более 600 танков, а Северо-Западный фронт – около 56 тыс. человек, 980 орудий и минометов и 950 танков. Общее соотношение составляло: по людям – 2,2:1, орудиям и минометам – 1,8:1 в пользу противника, а по танкам – 1,5:1 – в пользу наших войск[87].
Руководство боевыми действиями контрударной группировки было возложено на командующего 8-й армией генерал-майора П.П. Собенникова. В соответствии с его решением 12-му механизированному корпусу к 3 часам утра 23 июня приказывалось занять исходное положение в районе Варняй, а в 4 часа нанести удар в южном направлении. Одновременно командир 3-го механизированного корпуса должен был к 3 часам 23 июня сосредоточить в районе Расейняй 2-ю танковую и 84-ю моторизованную дивизии, а в 4 часа нанести удар в юго-западном направлении. Таким образом, планировалось нанесение ударов по флангам 4-й танковой группы противника по сходящимся на Таураге направлениям.
23 июня утром на правом фланге 8-й армии противник с боями занял Кулей, Риетавас и Тверай. Его кавалерийские части по лесам прорвались в Жаренай, а колонны пехоты – в направлении Лиепаи. 10-я стрелковая дивизия, не выдержав удара, отошла за р. Минья. Под давлением противника и 90-я стрелковая дивизия стала отходить своим правым флангом на Лаукуву. Между дивизиями образовался разрыв шириною до 20 км. Удар огромной силы приняла на себя 125-я стрелковая дивизия. Находясь уже вторые сутки в непрерывных боях, она понесла большие потери, особенно в командном составе. Например, в 766-м стрелковом полку потери командного состава достигали 40 %[88].
В такой обстановке в полосе армии началось осуществление контрудара. Первой нанесла удар 2-я танковая дивизия (командир генерал-майор Е.Н. Солянкин) 3-го мехкорпуса в районе Расейняй. Здесь вела наступление силами двух боевых групп 6-я немецкая танковая дивизия, которая 23 июня сумела переправиться через р. Дубиссу и занять два плацдарма на ее правом берегу. В 11.30 23 июня части 2-й танковой дивизии атаковали плацдармы и выбили с них противника. Разгромив 114-й моторизованный полк врага, танкисты заняли Расейняй, но вскоре вынуждены были оставить его. Всего за день этот населенный пункт четырежды переходил из рук в руки.
В этот день немецкие войска впервые почувствовали на себе ударную и огневую мощь советских танков КВ. Как отмечалось в одном из документов 6-й танковой дивизии: «Русские неожиданно контратаковали южный плацдарм в направлении Расейняя. Они смяли 6-й мотоциклетный батальон, захватили мост и двинулись в направлении города. Чтобы остановить основные силы противника, были введены в действие 114-й моторизованный полк, два артиллерийских дивизиона и 100 танков 6-й танковой дивизии. Однако они встретились с батальоном тяжелых танков неизвестного ранее типа. Эти танки прошли сквозь пехоту и ворвались на артиллерийские позиции. Снаряды немецких орудий отскакивали от толстой брони танков противника. 100 немецких танков не смогли выдержать бой с 20 дредноутами противника и понесли потери. Чешские танки Рz-35(t) были раздавлены вражескими монстрами. Такая же судьба постигла батарею 150-мм гаубиц, которая вела огонь до последней минуты. Несмотря на многочисленные попадания, даже с расстояния 200 метров, гаубицы не смогли повредить ни одного танка. Ситуация была критической. Только 88-мм зенитки смогли подбить несколько КВ-1 и заставить остальных отступить в лес»[89].
В момент получения боевых задач соединения 12-го механизированного корпуса находились в 45–60 км от исходного района. С началом выдвижения к рубежам развертывания они стали подвергаться сильным ударам немецкой авиации. С утра и до 15 часов бомбардировщиками врага было совершено четыре налета на части корпуса, сильно замедлившие их движение. В результате этого намеченный по плану на 12 часов переход в наступление не состоялся, и атака была перенесена на 15 часов. Но и к этому сроку не все части были готовы к контрудару. Да и само решение о его нанесении претерпело значительные изменения в связи с прорывом противника на Кельме. В связи с этим 202-я моторизованная дивизия полковника В.К. Горбачева, пройдя менее 25 км, вынуждена была вступить во встречный бой с немецкими танками. Это обстоятельство, по сути, исключило ее из участия в контрударе. Вместе с тем дивизия смогла остановить дальнейшее наступление врага на Шауляй.
23-я танковая дивизия (командир – полковник Т.С. Орленко), которая согласно ранее отданному приказу выдвигалась на правый флаг 10-го стрелкового корпуса, для участия в контрударе должна была осуществить перегруппировку на новое направление. К 6 часам дивизия сосредоточилась в районе Плунге, где получила приказ выдвинуться к Скаудвиле. Однако в последующем выдвижение дивизии дважды откладывалось, поэтому она начала марш лишь в 12 часов 30 минут и только к исходу дня сосредоточилась в лесах северо-восточнее Лаукувы.
28-я танковая дивизия полковника И.Д. Черняховского на марше постоянно подвергалась ударам авиации противника, несла потери и заняла исходное положение только к 10 часам. Но танки остались без горючего и не могли выполнять поставленную задачу. Для их заправки требовалось не менее 60–70 т бензина, а его на месте не было. Дивизионные склады все еще оставались в районе постоянной дислокации, в Риге, в 190 км от района сосредоточения дивизии. Начальник тыла корпуса полковник В.Я. Гринберг и начальник снабжения дивизии интендант 1 ранга Д.И. Дергачев делали все, чтобы своевременно обеспечить части горючим. Однако вражеские самолеты непрерывно преследовали высланные в Ригу колонны автоцистерн, и в результате оно было доставлено только в 15 часов[90].
В целом состояние противовоздушной обороны корпуса было неудовлетворительным, и противник практически безнаказанно наносил по его соединениям сосредоточенные авиационные удары. В этой связи командир корпуса генерал Шестопалов в своем докладе командующему войсками фронта от 27 июня отмечал: «Зенитные дивизионы снарядами были обеспечены плохо. Так, например, 37-мм снарядов батареи имели только по 600 штук (это незначительное количество 37-мм снарядов было израсходовано в первые два дня операции), и полное отсутствие 85-мм зенитных снарядов еще в момент выхода частей по тревоге дает полную картину состояния противовоздушной обороны корпуса (ее активных форм). Это обстоятельство, а также отсутствие нашей истребительной авиации на этом направлении дали в руки неприятеля полное господство его авиации в воздухе. Поэтому неприятельские бомбардировщики совершенно безнаказанно делали то, что они хотели. Они громили части на маршах, на переправах, при расположении на месте, уничтожая материальную часть и выводя людей из строя, понижая тем самым боеспособность частей. При совершении одного марша авиация противника в течение одного дня успевала производить бомбежку одной и той же части по 2–3 раза… В результате боевых действий только в одной 28-й танковой дивизии в период ее действий в направлении к шауляйскому шоссе выбыло 27 танков; в 23-й танковой дивизии – 17 танков»[91].
Дальнейшие же действия 28-й танковой дивизии 23 июня свелись к атаке всего одного полка. Как отмечалось в «Донесении штаба 12-го механизированного корпуса о боевых действиях в период с 22 июня по 1 августа 1941 г.»: «К 22 часам авангардный 55-й танковый полк атаковал противника в районе м. Колтыняны, уничтожил артиллерийскую батарею и до 7 противотанковых пушек противника и, потеряв во время атаки 13 танков, отошел на север. С наступлением темноты дивизия сосредоточилась в лесу 1 км севернее Пашиле. В этом бою погиб заместитель командира полка майор Попов, которому впоследствии присвоено звание Героя Советского Союза»[92].
Следовательно, одновременный, сильный удар танковыми соединениями, как это планировалось, нанести не удалось. Одни из них вступали в сражение разновременно, не в полном составе, под воздействием вражеской авиации, другие – по различным причинам вообще не смогли принять участия в контрударе. О разгроме противника не могло быть и речи, он лишь приостановил свое наступление на некоторых направлениях.
Весьма неблагоприятно в этот день развивались события и в полосе 11-й армии на каунасском и вильнюсском направлениях. В районе Каунаса вели боевые действия 33-я и 188-я стрелковые дивизии. Они оказали противнику на Немане упорное сопротивление и на время задержали его продвижение. На основании этого командующий войсками фронта пришел к выводу, что на этом направлении можно перейти к более решительным действиям. В 20 часов он направил генералу Морозову боевое распоряжение, в котором указывал: «Перед вами равные силы противника, возможно меньшие. Приказываю ликвидировать прорыв противника в районе Каунаса, уничтожив его, не дав уйти за реку Неман. Возьмите управление в руки… Требую навести порядок, призвать и заставить каждого выполнить свой долг перед Родиной…»[93] Между тем никаких объективных условий для подобных действий на тот момент просто не было.
На вильнюсском направлении соединения 3-й немецкой танковой группы, поддержанные пикирующими бомбардировщиками 8-го авиационного корпуса генерала Рихтгофена, сломили сопротивление 5-й танковой дивизии и к исходу дня, продвинувшись вперед до 70 км, вышли в район Вильнюса. Чтобы остановить или хотя бы замедлить продвижение группы Гота, командующий 11-й армией не имел сил. Положение войск на левом крыле Северо-Западного фронта становилось критическим. Разрыв между ним и Западным фронтом к исходу дня достиг 130 км.
Несмотря на то, что Военный совет фронта поставил задачу с утра следующего дня возобновить контрудар в полосе 8-й армии, он тем не менее под давлением обстоятельств стал приходить к выводу о неизбежности отхода войск. Вечером 23 июня генерал Кузнецов отдал распоряжение начальнику инженерного управления немедленно приступить к подготовке фронтового оборонительного рубежа «по р. Западная Двина, Даугавпилс и далее на восток до укрепленных районов». При этом приказывалось: «Возведение рубежей производить по принципу обороны на широком фронте, широко использовав естественные препятствия для создания противотанковых районов»[94].
В целом итоги 23 июня были неутешительными. Вот как они отражены в журнале боевых действий Северо-Западного фронта: «1. Противник на основных операционных направлениях добился успеха. Ему удалось поколебать фронт 11-го стрелкового корпуса 8-й армии и всей 11-й армии… 2. Для 8-й и 11-й армий начался кризис ведения оборонительной операции. 3. Части армий начали отход в беспорядке, положение усугублялось тем, что с ними вместе отходили 60–80 тысяч строительных рабочих и беженцы приграничной полосы. 4. Управление сверху донизу нарушено, армии управлялись через офицеров связи. 5. Авиадесанты и диверсионные группы начали нарушать работу тыла и препятствовать нормальному отходу частей. 6. 12-й механизированный корпус и 2-я танковая дивизия, рассредоточенные по ряду направлений, существенных изменений в оперативную обстановку не внесли»[95].
На рассвете 24 июня бои соединений 12-го механизированного корпуса в полосе 8-й армии разгорелись с новой силой. По приказу генерала Собенникова два батальона 23-й танковой дивизии были приданы 90-й стрелковой дивизии с задачей совместными действиями уничтожить противника в районе Шавдов, Якайкай. С началом атаки пехота была отсечена огнем противника, и танковые батальоны, действуя самостоятельно, потеряли от артиллерийского огня до 60 % танков и отошли в исходное положение. Кроме того, как сообщалось в донесении командира корпуса, «в районе м. Жораны от танковых полков 23-й танковой дивизии противником были отрезаны 23-й гаубичный артиллерийский полк, 23-й отдельный зенитный артиллерийский дивизион и 2-й батальон 23-го мотострелкового полка, которые распоряжением командира 10-го стрелкового корпуса были подчинены командиру 10-й стрелковой дивизии»[96].
Из-за плохого знания обстановки и отсутствия разведки 28-я танковая дивизия вела наступление на Кельме, где в то время занимала оборону своя же 202-я моторизованная дивизия. Участвовавший также в атаке 4-й танковый батальон 125-го танкового полка этой дивизии был встречен огнем своих мотострелков и потерял 4 танка подбитыми и 2 сгоревшими[97].
После этого сюда вышли части противника, но их дальнейшее продвижение было остановлено 9-й артиллерийской противотанковой бригадой. По донесению ее командира полковника П.И. Полянского, «…за 24 июня бригада под Шауляем подбила 30 вражеских танков, но затем вынуждена была прекратить огонь из-за отсутствия снарядов»[98].
2-я танковая дивизия 3-го механизированного корпуса первоначально имела успех, но, ведя наступление самостоятельно, без поддержки других соединений корпуса, вскоре оказалась в тяжелом положении. Дело в том, что предназначенная для совместных действий с ней 84-я моторизованная дивизия еще днем 23 июня в лесах восточнее Каунаса подверглась сильным ударам немецкой авиации и была дезорганизована. Затем она была обойдена с флангов частями 16-й немецкой армии, и к 25 июня ее главные силы понесли большие потери.
Тем не менее противник вынужден был признать возросшее сопротивление советских войск. Так, в донесении 4-й танковой группы за 24 июня отмечалось: «4-я танковая группа окружила в районе севернее Кедайняй – южнее Гринкискис – восточнее Расейняя крупные танковые силы противника. Они включают в себя по крайней мере одну танковую дивизию, может быть, это только части 2-й русской танковой дивизии, как говорят пленные, которая была усилена. Противник располагает здесь 40–60 танками, которые превосходят наши по вооружению и бронированию (лобовая броня 370 мм). 5-см противотанковая пушка и легкая полевая гаубица не оказывают на них никакого поражающего действия. До настоящего времени 5 таких танков было выведено из строя связками гранат и огнем из 8,8-см зенитных орудий. Противнику удалось осуществить прорыв отдельными танками через оборону 6-й танковой дивизии»[99].
В ходе боевых действий 24 июня под Расейняем произошло событие, которое по праву вошло в летопись отечественных танковых войск. Речь идет о бое экипажа одного из танков КВ. Вот как описаны его действия в одном из немецких документов: «Одному из танков КВ-1 удалось выйти на пути подвоза немецких войск, находившихся на северном плацдарме, и блокировать их. Первые ничего не подозревавшие машины со снабжением были подожжены танком.
Попытка подбить танк с 450 м батареей 50-мм противотанковых пушек, только что принятых на вооружение, окончилась тяжелыми потерями для расчетов и материальной части батареи. Танк остался невредимым, несмотря на 14 прямых попаданий. Снаряды оставляли только вмятины на броне. Когда была подтянута замаскированная 88-мм пушка, танк спокойно позволил ей занять позицию на расстоянии 600 м, а затем уничтожил ее и расчет прежде, чем они открыли огонь. Попытки подорвать его ночью при помощи саперов также оказались безрезультатными. Наконец он стал жертвой немецкой хитрости. 50 танкам было приказано с трех сторон имитировать атаку с тем, чтобы отвлечь внимание танка на эти направления. Под прикрытием этой ложной атаки удалось оборудовать и замаскировать позицию для другой 88-мм зенитной пушки в тылу танка так, что на этот раз она смогла открыть огонь. Из 12 прямых попаданий этой пушки 3 пробили танк и уничтожили его».
Этот же бой описан и в журнале боевых действий 11-го танкового полка 6-й танковой дивизии: «Один русский тяжелый танк перерезал коммуникации группы «Раус», прервав связь с ней на вторую половину дня и ночь. Действия батареи 88-мм зенитных орудий, направленной для уничтожения этого танка, оказались безуспешными. Не достигла результата и батарея 105 мм орудий. Провалилась и попытка штурмовой группы саперов подорвать танк, так как приблизиться к нему было невозможно из-за сильного пулеметного огня»[100].
Несмотря на отдельные тактические успехи, к исходу 24 июня командованию 8-й армии и фронта стало ясно, что разгромить противника имеющимися силами, в том числе и прибывшей 11-й стрелковой дивизией, невозможно. Предпринятый контрудар к желаемым результатам не привел. Ввиду этого было принято решение отвести соединения армии на оборонительный рубеж по р. Вента, остановить на нем дальнейшее продвижение немецких войск на шауляйском направлении и обеспечить развертывание 65-го стрелкового корпуса. Отвод планировалось осуществить в течение двух дней, под прикрытием дивизий 12-го механизированного корпуса, которые должны были продолжать активные действия против 4-й танковой группы врага.
В полосе 11-й армии противник форсировал Неман и к вечеру 24 июня ворвался в Каунас. Дальнейшее развитие его наступления было задержано, так как понтонеры 4-го понтонного полка подорвали в этом районе все мосты через Неман. Соединения армии с боями отходили на р. Вилию. В этот же день советские войска оставили столицу Литвы – город Вильнюс. После этого 3-я танковая дивизия и 39-й армейский корпус немецкой группы армий «Центр» повернули на Минск.
В ночь на 25 июня состоялось заседание Военного совета фронта, на котором старший помощник начальника оперативного отдела фронта капитан Назаров обрисовал обстановку в полосе 11-й армии. В докладе, в частности, он отмечал: «… Командующий армией управление потерял. Дивизии разрозненно и в беспорядке отходят на Ионаву. Фактически обороны нет. На автомагистралях Каунас – Двинск беспорядочное бегство тылов, строителей, беженцев»[101]. После этого генерал-полковник Ф.И. Кузнецов направил в 11-ю армию группу офицеров штаба фронта, которые должны были организовать контрудар силами 16-го стрелкового корпуса с целью восстановить положение в районе Каунаса и овладеть городом.
25 июня танковые соединения, действовавшие в полосе 8-й армии, выполняя уже не отвечавший обстановке приказ, пытались продолжить наступление. 23-я танковая дивизия 12-го механизированного корпуса в ходе выдвижения в исходный район для наступления подверглась сильным ударам с воздуха и артиллерийскому обстрелу. В ходе марша часть танков была направлена для предотвращения угрозы охвата дивизии с фланга, а остальные, теснимые противником с фронта, начали отход. При этом, как отмечалось в донесении командира корпуса: «23-й мотострелковый полк, прикрывавший отход, в результате бомбежки с воздуха и артиллерийского обстрела был рассеян и мелкими группами отходил в различных направлениях»[102], а 144-й танковый полк оставил на поле боя около 60 % боевых машин.
«Танковые полки 28-й танковой дивизии, – по воспоминаниям начальника автобронетанковых войск фронта П.П. Полубоярова, – 25 июня, подойдя к м. Пашили, попали под сильный огонь тяжелой артиллерии и противотанковых орудий врага… 56-й танковый полк смелой и хорошо организованной атакой прорвал вражескую оборону, уничтожив при этом 3 тяжелых и 14 противотанковых орудий. Затем он с ходу ворвался в колонну 8-го моторизованного полка противника, и с подходом 55-го танкового полка наши танковые полки полностью уничтожили эту вражескую колонну»[103].