Страница:
Не может быть, чтобы его… вот так просто… за каких-то пару часов до суда…
– Извините, – лениво пробормотал старик, вытирая расплывающееся на шее заключенного кровавое пятно. – Я уже заканчиваю.
На мгновение прикрыв веки, Алтаец облегченно вздохнул. Рано еще прощаться с жизнью. Он слишком многого не сделал, не успел. Взять хотя бы этого краснорожего ублюдка-вертухая. После всего, что он вытворял в этой камере, оставлять его в живых никак нельзя.
Ворон
Алтаец
Капитан Логинов
Алтаец
Ворон
Алтаец
– Извините, – лениво пробормотал старик, вытирая расплывающееся на шее заключенного кровавое пятно. – Я уже заканчиваю.
На мгновение прикрыв веки, Алтаец облегченно вздохнул. Рано еще прощаться с жизнью. Он слишком многого не сделал, не успел. Взять хотя бы этого краснорожего ублюдка-вертухая. После всего, что он вытворял в этой камере, оставлять его в живых никак нельзя.
Ворон
Найти мошенника Германа Иванько в пятимиллионном городе оказалось не очень сложно.
Доблестные милицейские сыскари, объявившие на него всероссийский розыск, почему-то полагали, что этот хитрозадый хмырь, благополучно кинувший почти сто двадцать тысяч человек, немедленно после закрытия конторы поспешил покинуть слякотный Питер и осел где-нибудь в тихом солнечном Сочи с кругленькой суммой в закромах.
Возможно, абсолютное большинство всех прочих кидал, промышлявших «трудоустройством за границей», «быстрым оформлением виз в Америку», «приемом вкладов» и прочими модными в последние годы способами обувания доверчивых лохов, именно так и поступали. С тем лишь нюансом, что многие коммерсанты такого рода предпочитали зарубежные «юга» отечественным.
Однако небольшая по объему, но вполне ценная информации об этом мошеннике – за некоторое вознаграждение и обязательство молчать, – в приватном порядке полученная Вороном под видом частного детектива, убеждала в обратном. На основе показаний бывших сотрудников созданного Иванько фонда «Наследие» Сергей пришел к выводу – интеллигентного вида молодой человек с чеховской бородкой до сих пор находится где-то в городе. Хотя, не будучи оригиналом, тоже готовится к скорому отбытию.
Сделать такой вывод смог бы любой следователь, с должным прилежанием относящийся к своей работе. Но, судя по результатам дела, назначенный официальным сыскарем молодой плюгавенький лейтенантик к гениям розыска не принадлежал…
После коротких разговоров с экс-работниками «Наследия», каждый из которых стоил Ворону сотню «зеленых», он узнал, что шеф «накопительного фонда» имеет потрясающую любовницу. С ней аферист согласно случайно подслушанному секретаршей телефонному разговору собирается в самое ближайшее время податься за бугор, едва «…закончится этот козлиный марафон и нарисуется нужное количество „капусты“ для открытия банковского депозита и покупки дома в Монако».
Пикантность же момента состояла в следующем: столь вожделенная Германом Иванько барышня с пышным бюстом, загорелой кожей, длинными стройными ногами и редким именем Диана до сих пор работала танцовщицей в пип-шоу «Амазонки». Она имела контракт, который заканчивался спустя месяц после внезапного исчезновения всех денег со счетов «Наследия» вместе с симпатягой директором. Согласно договору по завершении выступлений Диане, регулярно получающей скромные полторы сотни долларов в неделю, причитался щедрый гонорар в размере десяти тысяч обозначенных выше денежных знаков. Ни одна разумная танцовщица, отработавшая год в эротическом клубе, не откажется от такой премии, за четыре недели до окончания контракта смывшись за кордон с дружком-кидалой. Действительно, прибрав к рукам вклады доверчивых людишек, жених может некоторое время и подождать – ничего с ним не случится!
Еще двести долларов, данных на лапу одному из работающих в пип-шоу «Амазонки» танцоров-педиков, позволили Ворону узнать домашний адрес стриптизерши. По словам того же плясуна, она уже упаковывала чемоданы и готовилась буквально на следующий день после окончания контракта вместе с неким импресарио отбыть к теплому Средиземному морю, якобы на новое место работы в шоу дорогого казино в Монте-Карло.
Что ж, предположения Ворона определенно подтверждались. Диане оставалось выйти на круглую сцену ночного клуба в костюме Евы всего три раза, а значит, нужно действовать.
…Он запарковал свою боевую «восьмерку» в нескольких шагах от длинной арки, под тенью раскидистого тополя, ровно в два часа ночи и, закурив сигарету, принялся ждать танцовщицу.
Доблестные милицейские сыскари, объявившие на него всероссийский розыск, почему-то полагали, что этот хитрозадый хмырь, благополучно кинувший почти сто двадцать тысяч человек, немедленно после закрытия конторы поспешил покинуть слякотный Питер и осел где-нибудь в тихом солнечном Сочи с кругленькой суммой в закромах.
Возможно, абсолютное большинство всех прочих кидал, промышлявших «трудоустройством за границей», «быстрым оформлением виз в Америку», «приемом вкладов» и прочими модными в последние годы способами обувания доверчивых лохов, именно так и поступали. С тем лишь нюансом, что многие коммерсанты такого рода предпочитали зарубежные «юга» отечественным.
Однако небольшая по объему, но вполне ценная информации об этом мошеннике – за некоторое вознаграждение и обязательство молчать, – в приватном порядке полученная Вороном под видом частного детектива, убеждала в обратном. На основе показаний бывших сотрудников созданного Иванько фонда «Наследие» Сергей пришел к выводу – интеллигентного вида молодой человек с чеховской бородкой до сих пор находится где-то в городе. Хотя, не будучи оригиналом, тоже готовится к скорому отбытию.
Сделать такой вывод смог бы любой следователь, с должным прилежанием относящийся к своей работе. Но, судя по результатам дела, назначенный официальным сыскарем молодой плюгавенький лейтенантик к гениям розыска не принадлежал…
После коротких разговоров с экс-работниками «Наследия», каждый из которых стоил Ворону сотню «зеленых», он узнал, что шеф «накопительного фонда» имеет потрясающую любовницу. С ней аферист согласно случайно подслушанному секретаршей телефонному разговору собирается в самое ближайшее время податься за бугор, едва «…закончится этот козлиный марафон и нарисуется нужное количество „капусты“ для открытия банковского депозита и покупки дома в Монако».
Пикантность же момента состояла в следующем: столь вожделенная Германом Иванько барышня с пышным бюстом, загорелой кожей, длинными стройными ногами и редким именем Диана до сих пор работала танцовщицей в пип-шоу «Амазонки». Она имела контракт, который заканчивался спустя месяц после внезапного исчезновения всех денег со счетов «Наследия» вместе с симпатягой директором. Согласно договору по завершении выступлений Диане, регулярно получающей скромные полторы сотни долларов в неделю, причитался щедрый гонорар в размере десяти тысяч обозначенных выше денежных знаков. Ни одна разумная танцовщица, отработавшая год в эротическом клубе, не откажется от такой премии, за четыре недели до окончания контракта смывшись за кордон с дружком-кидалой. Действительно, прибрав к рукам вклады доверчивых людишек, жених может некоторое время и подождать – ничего с ним не случится!
Еще двести долларов, данных на лапу одному из работающих в пип-шоу «Амазонки» танцоров-педиков, позволили Ворону узнать домашний адрес стриптизерши. По словам того же плясуна, она уже упаковывала чемоданы и готовилась буквально на следующий день после окончания контракта вместе с неким импресарио отбыть к теплому Средиземному морю, якобы на новое место работы в шоу дорогого казино в Монте-Карло.
Что ж, предположения Ворона определенно подтверждались. Диане оставалось выйти на круглую сцену ночного клуба в костюме Евы всего три раза, а значит, нужно действовать.
…Он запарковал свою боевую «восьмерку» в нескольких шагах от длинной арки, под тенью раскидистого тополя, ровно в два часа ночи и, закурив сигарету, принялся ждать танцовщицу.
Алтаец
Взять хотя бы этого краснорожего ублюдка-вертухая. После всего, что он вытворял в этой камере, оставлять его в живых никак нельзя.
В тесном, рассчитанном едва ли не на двадцать человек зале районного суда было нестерпимо душно из-за массового скопления людей и ярких ламп, установленных съемочными группами нескольких питерских телеканалов. По «настоятельному требованию общественности» слушания резонансного уголовного дела были открытыми. И кроме фигурантов, так или иначе пристегнутых к этому громкому судебному процессу над одним из лидеров организованной преступности Питера, в зале было несколько знакомых фиксатых и бритоголовых физий из числа братишек, а также полным-полно совершенно чужих и Алтайцу, и сидящему рядом с ним на скамье подсудимых Фролу людей.
Но больше всех Алтайца заинтересовал стоящий у противоположной стены и не спускающий с него внимательных глаз высокий парень лет двадцати семи, в черных джинсах, серой битловке и модном сейчас пиджаке цвета «соль с перцем». Этого пацана, работающего на телеканале «КТВ», Алтаец узнал моментально, поскольку неоднократно видел его по «ящику» в офисе своего ночного клуба «Три карты» или на огромном экране демонстрационного телевизора «Сони» в трехэтажном особняке на берегу Финского залива.
Игорь Родников вел самую скандально известную в Питере программу «Криминал-Информ». Серия его репортажей о разборках вокруг трастовой компании «Эверест» и о пресловутом палаче Вороне буквально всколыхнула не только безмозглый плебс, но даже привыкшую ко всему на свете братву и воров в законе.
Шоковые документальные кадры о разборке во Фрунзенском универмаге и казни наемного убийцы по кличке Механик, показанные Родниковым миллионам зрителей, а также упорные слухи, что Пегаса и Бизона завалил не кто иной, как тот же ужасный Ворон, окончательно убедили многих скептиков в существовании профессионала-одиночки, который открыто объявил с телеэкрана кровавую войну всему питерскому криминалитету.
Алтаец же относился к меньшинству и был твердо уверен, что хитрожопого Пегаса с придурком Бизоном замочили исключительно менты из РУБОПа, и ненавидел этого журналиста, смеясь над доверяющими его сказочкам трусами. В отличие от наделавших в штаны бритоголовых пехотинцев и прочего пугливого и впечатлительного быдла он не сомневался – Игорь Родников выполняет ментовский заказ, а пресловутый палач в черной маске – один из сотрудников спецподразделения МВД, из которого остающийся за кадром хитрый продюсер решил сделать страшилку для братвы.
– Смотри, на, какие мы с тобой популярные, на!.. – прервав мимолетные размышления папы, прохрипел Фрол, в очередной раз смачно сплюнув под ноги и сложив руки перед грудью. – Прямо как Бельмондо! Эй, козел, зенки проглядишь!..
– Заткнись, придурок, – мрачно зыркнув в сторону нарочито безмятежного бригадира, процедил сквозь зубы Алтаец. – Если бы ты, коз-зел паршивый, не лоханулся и вовремя распознал в покупателе волыны мусора, мы бы сейчас рожами перед толпой не стрекотали. Гиена…
– Да ты че, в натуре, отец! Я же не знал ничего, бля буду! – едва не подпрыгнул на скамейке Фрол, недопустимо борзо замахав перед лицом авторитета распальцовочкой. – Ты че, меня, своего лучшего друга, за стукача держишь, да?!
– Я сказал – засохни, – понизив голос, предупредил Алтаец. – Твое счастье, сука, что нас в разных камерах держали.
– Да че волну гонишь, папа?! – всерьез набычившись, зашипел Фрол. – Какого хера…
Стоящие рядом с запертой клеткой два вооруженных автоматами мента даже не успели моргнуть глазом, как жилистый, словно с загнанными под кожу узловатыми веревками, кулак Бронского со всего размаху въехал Фролу снизу в челюсть, с глухим чавкающим звуком сбив его на пол, будто деревянную кеглю.
По залу прошел ропот, кто-то из присутствующих братков тихо присвистнул, а быстро оправившиеся от столь странного происшествия менты понимающе переглянулись, с трудом сдерживая проступившие на рожах улыбки. Потом громко рявкнули для приличия и, многозначительно направив автоматы на главного подсудимого, подождали, пока поверженный и прилюдно униженный Фрол встанет с заплеванного им же самим грязного пола и, пробормотав что-то нечленораздельное в адрес босса, займет свое место в противоположном углу закутка.
Едва закончился инцидент, как некий женский голос надрывно выпалил знаменитую фразу «Встать, суд идет!», и небольшое душное помещение наполнилось скрипом, шорохом и приглушенным бормотанием.
Через открывшуюся в стене белую дверь в зал заседаний не спеша вошли и заняли свои места двое серьезного вида мужчин в очках и невысокая рыжая женщина, облаченные в темные судейские балахоны…
Шуты гороховые, мысленно фыркнул Алтаец, по требованию мента поднявшись на ноги. Он не чувствовал ни страха, ни злости – ничего. Только полное опустошение, словно из него в буквальном смысле выпотрошили душу.
И вдруг его в очередной раз прошедшийся по залу взгляд вырвал из толпы незнакомых, безликих и словно бы не существующих людей высокую светловолосую женщину в темных очках. В ней он не без труда узнал ту единственную, о которой постоянно думал все эти долгие месяцы предварительного заключения в одиночной камере следственного изолятора.
От удивления Алтаец даже слегка приоткрыл рот, застыв, как пещерный соляной столб. И немудрено – если бы не сердце, откликнувшееся острой ноющей болью, то узнать в этой располневшей, чужой женщине свою великолепную любовницу и верного бодигарда Лану он ни за что бы не смог. Как же сильно она изменилась… Или это просто умело подобранный грим? А живот? Неужели… Неужели она беременна? И специально пришла, чтобы он заметил ее и узнал правду… Ну конечно, черт побери!
Сглотнув подступивший к горлу ком, Алтаец вдруг почувствовал, что она пристально смотрит на него из-под черных стекол, и едва заметно кивнул. И тут же тонкие, накрашенные розовой помадой мягкие губы, к которым он столько раз прикасался раньше и которые так умопомрачительно и нежно ласкали его наливающуюся, звенящую и пылающую в предвкушении взрыва плоть, ответили ему мгновенной улыбкой.
– Подсудимый, я к вам обращаюсь! – донеслось до сознания Алтайца словно из бездонного колодца.
Он встрепенулся, огляделся по сторонам и, сообразив, чего от него хотят, встал, пригладив руками, одна из которых все еще болела от соприкосновения с челюстью Фрола, седеющие на висках короткие волосы и повернулся к разглядывающим его с каменными рожами судьям.
– Подсудимый, признаете ли вы, что являетесь лидером так называемой зареченской преступной группировки? – с деловым видом изрек один из мужиков в балахоне, указательным пальцем быстро поправив съехавшие на кончик носа очки с огромными выпуклыми линзами.
Подняв руку, в дело вмешался адвокат. Получив разрешение на реплику, он остановил на своем клиенте внимательный взгляд, для солидности откашлялся и, выдержав длинную эффектную паузу, начал говорить.
– Обращаю внимание суда, что в материалах уголовного дела моего подзащитного нет прямых свидетельских показаний, утверждающих, что известный и уважаемый в Санкт-Петербурге предприниматель, коим, безусловно, является господин Бронский, имеет отношение к вышеупомянутому вами, гражданин судья, сообществу лиц. Господин Бронский состоит действительным членом «Круглого стола российского бизнеса» и совершенно легально владеет вторым по величине рестораном в Санкт-Петербурге и сетью строительных супермаркетов по всей области. А также…
Без особого интереса слушая старого хитрого еврея, боковым зрением Алтаец уловил какое-то мимолетное движение возле окна, рядом с которым сидела Лана.
Он окончательно понял, что произошло, лишь через миг – отстраненно, будто по телику, наблюдая, как после двух тихих хлопков оба сержанта, стоявших рядом с решеткой, словно в замедленном кино, вдруг стали оседать на пол, привалившись спинами к стене…
В тесном, рассчитанном едва ли не на двадцать человек зале районного суда было нестерпимо душно из-за массового скопления людей и ярких ламп, установленных съемочными группами нескольких питерских телеканалов. По «настоятельному требованию общественности» слушания резонансного уголовного дела были открытыми. И кроме фигурантов, так или иначе пристегнутых к этому громкому судебному процессу над одним из лидеров организованной преступности Питера, в зале было несколько знакомых фиксатых и бритоголовых физий из числа братишек, а также полным-полно совершенно чужих и Алтайцу, и сидящему рядом с ним на скамье подсудимых Фролу людей.
Но больше всех Алтайца заинтересовал стоящий у противоположной стены и не спускающий с него внимательных глаз высокий парень лет двадцати семи, в черных джинсах, серой битловке и модном сейчас пиджаке цвета «соль с перцем». Этого пацана, работающего на телеканале «КТВ», Алтаец узнал моментально, поскольку неоднократно видел его по «ящику» в офисе своего ночного клуба «Три карты» или на огромном экране демонстрационного телевизора «Сони» в трехэтажном особняке на берегу Финского залива.
Игорь Родников вел самую скандально известную в Питере программу «Криминал-Информ». Серия его репортажей о разборках вокруг трастовой компании «Эверест» и о пресловутом палаче Вороне буквально всколыхнула не только безмозглый плебс, но даже привыкшую ко всему на свете братву и воров в законе.
Шоковые документальные кадры о разборке во Фрунзенском универмаге и казни наемного убийцы по кличке Механик, показанные Родниковым миллионам зрителей, а также упорные слухи, что Пегаса и Бизона завалил не кто иной, как тот же ужасный Ворон, окончательно убедили многих скептиков в существовании профессионала-одиночки, который открыто объявил с телеэкрана кровавую войну всему питерскому криминалитету.
Алтаец же относился к меньшинству и был твердо уверен, что хитрожопого Пегаса с придурком Бизоном замочили исключительно менты из РУБОПа, и ненавидел этого журналиста, смеясь над доверяющими его сказочкам трусами. В отличие от наделавших в штаны бритоголовых пехотинцев и прочего пугливого и впечатлительного быдла он не сомневался – Игорь Родников выполняет ментовский заказ, а пресловутый палач в черной маске – один из сотрудников спецподразделения МВД, из которого остающийся за кадром хитрый продюсер решил сделать страшилку для братвы.
– Смотри, на, какие мы с тобой популярные, на!.. – прервав мимолетные размышления папы, прохрипел Фрол, в очередной раз смачно сплюнув под ноги и сложив руки перед грудью. – Прямо как Бельмондо! Эй, козел, зенки проглядишь!..
– Заткнись, придурок, – мрачно зыркнув в сторону нарочито безмятежного бригадира, процедил сквозь зубы Алтаец. – Если бы ты, коз-зел паршивый, не лоханулся и вовремя распознал в покупателе волыны мусора, мы бы сейчас рожами перед толпой не стрекотали. Гиена…
– Да ты че, в натуре, отец! Я же не знал ничего, бля буду! – едва не подпрыгнул на скамейке Фрол, недопустимо борзо замахав перед лицом авторитета распальцовочкой. – Ты че, меня, своего лучшего друга, за стукача держишь, да?!
– Я сказал – засохни, – понизив голос, предупредил Алтаец. – Твое счастье, сука, что нас в разных камерах держали.
– Да че волну гонишь, папа?! – всерьез набычившись, зашипел Фрол. – Какого хера…
Стоящие рядом с запертой клеткой два вооруженных автоматами мента даже не успели моргнуть глазом, как жилистый, словно с загнанными под кожу узловатыми веревками, кулак Бронского со всего размаху въехал Фролу снизу в челюсть, с глухим чавкающим звуком сбив его на пол, будто деревянную кеглю.
По залу прошел ропот, кто-то из присутствующих братков тихо присвистнул, а быстро оправившиеся от столь странного происшествия менты понимающе переглянулись, с трудом сдерживая проступившие на рожах улыбки. Потом громко рявкнули для приличия и, многозначительно направив автоматы на главного подсудимого, подождали, пока поверженный и прилюдно униженный Фрол встанет с заплеванного им же самим грязного пола и, пробормотав что-то нечленораздельное в адрес босса, займет свое место в противоположном углу закутка.
Едва закончился инцидент, как некий женский голос надрывно выпалил знаменитую фразу «Встать, суд идет!», и небольшое душное помещение наполнилось скрипом, шорохом и приглушенным бормотанием.
Через открывшуюся в стене белую дверь в зал заседаний не спеша вошли и заняли свои места двое серьезного вида мужчин в очках и невысокая рыжая женщина, облаченные в темные судейские балахоны…
Шуты гороховые, мысленно фыркнул Алтаец, по требованию мента поднявшись на ноги. Он не чувствовал ни страха, ни злости – ничего. Только полное опустошение, словно из него в буквальном смысле выпотрошили душу.
И вдруг его в очередной раз прошедшийся по залу взгляд вырвал из толпы незнакомых, безликих и словно бы не существующих людей высокую светловолосую женщину в темных очках. В ней он не без труда узнал ту единственную, о которой постоянно думал все эти долгие месяцы предварительного заключения в одиночной камере следственного изолятора.
От удивления Алтаец даже слегка приоткрыл рот, застыв, как пещерный соляной столб. И немудрено – если бы не сердце, откликнувшееся острой ноющей болью, то узнать в этой располневшей, чужой женщине свою великолепную любовницу и верного бодигарда Лану он ни за что бы не смог. Как же сильно она изменилась… Или это просто умело подобранный грим? А живот? Неужели… Неужели она беременна? И специально пришла, чтобы он заметил ее и узнал правду… Ну конечно, черт побери!
Сглотнув подступивший к горлу ком, Алтаец вдруг почувствовал, что она пристально смотрит на него из-под черных стекол, и едва заметно кивнул. И тут же тонкие, накрашенные розовой помадой мягкие губы, к которым он столько раз прикасался раньше и которые так умопомрачительно и нежно ласкали его наливающуюся, звенящую и пылающую в предвкушении взрыва плоть, ответили ему мгновенной улыбкой.
– Подсудимый, я к вам обращаюсь! – донеслось до сознания Алтайца словно из бездонного колодца.
Он встрепенулся, огляделся по сторонам и, сообразив, чего от него хотят, встал, пригладив руками, одна из которых все еще болела от соприкосновения с челюстью Фрола, седеющие на висках короткие волосы и повернулся к разглядывающим его с каменными рожами судьям.
– Подсудимый, признаете ли вы, что являетесь лидером так называемой зареченской преступной группировки? – с деловым видом изрек один из мужиков в балахоне, указательным пальцем быстро поправив съехавшие на кончик носа очки с огромными выпуклыми линзами.
Подняв руку, в дело вмешался адвокат. Получив разрешение на реплику, он остановил на своем клиенте внимательный взгляд, для солидности откашлялся и, выдержав длинную эффектную паузу, начал говорить.
– Обращаю внимание суда, что в материалах уголовного дела моего подзащитного нет прямых свидетельских показаний, утверждающих, что известный и уважаемый в Санкт-Петербурге предприниматель, коим, безусловно, является господин Бронский, имеет отношение к вышеупомянутому вами, гражданин судья, сообществу лиц. Господин Бронский состоит действительным членом «Круглого стола российского бизнеса» и совершенно легально владеет вторым по величине рестораном в Санкт-Петербурге и сетью строительных супермаркетов по всей области. А также…
Без особого интереса слушая старого хитрого еврея, боковым зрением Алтаец уловил какое-то мимолетное движение возле окна, рядом с которым сидела Лана.
Он окончательно понял, что произошло, лишь через миг – отстраненно, будто по телику, наблюдая, как после двух тихих хлопков оба сержанта, стоявших рядом с решеткой, словно в замедленном кино, вдруг стали оседать на пол, привалившись спинами к стене…
Капитан Логинов
Костя взглянул в его лицо и сразу же ощутил, как по взмокшей спине медленно прокатилась волна арктического холода.
Фиксатый, судя по судорожному движению напрягшихся бровей, тоже его узнал.
Ментовская злая судьба столкнула его с Мусой Касымовым шесть лет назад, когда отряд специального назначения МВД, в котором тогда служил молодой лейтенант Логинов, жестоко подавил трехдневный бунт в одной из отдаленных зон Архангельской области.
В тот раз, когда в результате действий бравых ребят из Питера зона буквально потонула в зэковской крови и казалось, что мятеж окончен, один из пяти зачинщиков лагерного беспредела – Хан – закрылся в камере-одиночке, захватив в заложники вертухая-прапорщика, и, угрожая проткнуть его пикой, требовал вертолет и какую-то совсем уж фантастическую сумму в валюте.
И случилось так, что в конце концов взял его именно Костя в кажущемся абсолютно пустынным мрачном тюремном коридоре, свалившись идущему к автобусу террористу в буквальном смысле слова прямо на голову, выбив заточку и отработанным ударом сломав правую руку…
Логинов мгновенно вспомнил тот испепеляющий, полный животной злобы взгляд, каким смотрел на него лежащий на полу морщинистый, высохший от анаши, но необычайно сильный физически азиат, когда Костя застегивал на его запястьях стальные браслеты.
Тогда Логинов почему-то подумал, что теперь и он, и Касымов запомнят лица друг друга до конца жизни…
– Надо же, какая встреча! – протянул фиксатый, осторожной походкой направляясь прямо к столу, рядом с которым неподвижно застыли липовые покупатели «дури». – Вот уж не думал, что придется еще раз свидеться, попрыгунчик…
Хан холодным взглядом окинул высокого лысого толстяка, к круглой роже которого грозная кличка Скорпион подходила не более чем штопор – к заднице. Судя по движению лицевых мышц, оба продавца – и толстяк и усатый – уже начинали соображать, что к чему.
– Вы кого в дом привели, обезьяны?! Это же ментовские овчарки, из спецназа!.. Хорошо, я вовремя неладное почувствовал, повнимательней в монитор всмотрелся!
Хан сделал короткое движение рукой, которую до сих пор держал сзади, и навел Косте прямо в лицо черный смертоносный провал пистолета с глушителем.
Фиксатый, судя по судорожному движению напрягшихся бровей, тоже его узнал.
Ментовская злая судьба столкнула его с Мусой Касымовым шесть лет назад, когда отряд специального назначения МВД, в котором тогда служил молодой лейтенант Логинов, жестоко подавил трехдневный бунт в одной из отдаленных зон Архангельской области.
В тот раз, когда в результате действий бравых ребят из Питера зона буквально потонула в зэковской крови и казалось, что мятеж окончен, один из пяти зачинщиков лагерного беспредела – Хан – закрылся в камере-одиночке, захватив в заложники вертухая-прапорщика, и, угрожая проткнуть его пикой, требовал вертолет и какую-то совсем уж фантастическую сумму в валюте.
И случилось так, что в конце концов взял его именно Костя в кажущемся абсолютно пустынным мрачном тюремном коридоре, свалившись идущему к автобусу террористу в буквальном смысле слова прямо на голову, выбив заточку и отработанным ударом сломав правую руку…
Логинов мгновенно вспомнил тот испепеляющий, полный животной злобы взгляд, каким смотрел на него лежащий на полу морщинистый, высохший от анаши, но необычайно сильный физически азиат, когда Костя застегивал на его запястьях стальные браслеты.
Тогда Логинов почему-то подумал, что теперь и он, и Касымов запомнят лица друг друга до конца жизни…
– Надо же, какая встреча! – протянул фиксатый, осторожной походкой направляясь прямо к столу, рядом с которым неподвижно застыли липовые покупатели «дури». – Вот уж не думал, что придется еще раз свидеться, попрыгунчик…
Хан холодным взглядом окинул высокого лысого толстяка, к круглой роже которого грозная кличка Скорпион подходила не более чем штопор – к заднице. Судя по движению лицевых мышц, оба продавца – и толстяк и усатый – уже начинали соображать, что к чему.
– Вы кого в дом привели, обезьяны?! Это же ментовские овчарки, из спецназа!.. Хорошо, я вовремя неладное почувствовал, повнимательней в монитор всмотрелся!
Хан сделал короткое движение рукой, которую до сих пор держал сзади, и навел Косте прямо в лицо черный смертоносный провал пистолета с глушителем.
Алтаец
После двух тихих хлопков оба сержанта, стоявших рядом с решеткой, словно в замедленном кино, вдруг стали оседать на пол, привалившись спинами к стене.
Кто-то из присутствующих на заседании тихо охнул. Несколько человек, включая обоих судей-мужиков, как по команде, попадали на пол, гремя стульями и закрывая голову руками. Председательствующая рыжая мымра застыла на месте с бледным, как полотно, лицом, на котором наглядно читался всепоглощающий ужас.
Алтаец быстро огляделся.
Лана и незнакомый ему бородатый тип с пластиковой аккредитационной карточкой телеканала «Нева» на груди, до сих пор старательно делавший вид, что снимает заседание на установленную на штативе видеокамеру, в считаные секунды стали полными хозяевами положения.
В руках Ланы оказались два пистолета с глушителями, которые мгновенно появились из внезапно похудевшего «беременного живота». Из них точными выстрелами в лоб и были убиты оба автоматчика возле клетки.
Моргающая красным светодиодом видеокамера, вдруг разложившись надвое, как скорлупки грецкого ореха, обнаружила в своем чреве компактный пистолет-пулемет с накрученным на ствол черным цилиндром.
Оружие немедленно перекочевало в руки бородача, который без колебания развернулся на девяносто градусов вправо и срезал короткой очередью двух омоновцев в камуфляже, охраняющих дверь в зал заседаний, а потом прошелся еще одной над головами судей, усыпав их осколками штукатурки.
На все ушли считаные секунды.
– Никому не двигаться, руки за голову, быстро! – напористым, пробирающим буквально до костей хриплым голосом приказал «оператор», доставая из кармана гранату. – Мы не хотим лишних жертв…
Под ногами сидящего в первом ряду толстого делового парня в двубортном костюме, белой рубашке и галстуке вдруг начала расползаться мокрая лужа, пополняемая стекающей из штанины теплой струйкой. В душном и без того воздухе зала отчетливо запахло свежим дерьмом.
Алтаец со смешанным чувством радости и удивления молча наблюдал, как Лана грациозно, словно кошка, перепрыгнув скамейку в первом ряду, бросилась через зал, протянула ему между прутьями решетки один из пистолетов. Потом метнулась вправо, склонилась возле одного из убитых милиционеров и, быстро достав ключ от клетки, двумя поворотами открыла замок и распахнула дверь, преграждающую путь к свободе.
– Вот здорово, а?! – где-то за спиной Алтайца, разом позабыв позорный инцидент и глубоко запавшую в душу обиду, воспрянул духом Фрол. Лану он, естественно, не узнал. – А мне пистолетика не найдется, бикса?
Не обращая внимания на ошалевшего от радости идиота, Бронский выскочил из клетки и, повинуясь понятному без слов кивку Ланы, метнулся к окну, которое уже успел распахнуть бородатый. Держа на мушке «беретты» трясущихся от страха, стоящих и лежащих на полу лохов, пришедших поглазеть, как закон покарает очередного преступного босса, Степан приблизился к подоконнику. Он хотел уже перемахнуть через него, благо низкий второй этаж позволял без риска приземлиться на расположенную внизу цветочную клумбу, но, услышав очередной пистолетный хлопок, резко обернулся.
Фрол так и застыл – с глумливой улыбочкой на роже. Между бровями у него появилось маленькое красное отверстие. Затылочная кость бригадира разлетелась на куски. Сгустки похожих на холодец мозгов брызнули по сторонам, обдав испуганные лица стоящих рядом людей, в том числе и парня в костюме с мокрыми брюками.
Смерть подвинувшегося крышей Фрола, которого даже без последних роковых событий уже давно следовало пустить в расход, не вызвала у авторитета практически никаких эмоций, кроме небольшого мимолетного удивления поступком Ланы. Хотя, если разобраться… Но для этого еще будет время, а сейчас надо линять, пока вокруг не начался большой шухер с пальбой и танцами.
Повернувшись к окну, Степан резво запрыгнул на подоконник, примерился к расстоянию, отделяющему его от земли, и, набрав полные легкие воздуха, сиганул вниз.
Приземление на клумбу с желтыми цветами прошло не так гладко, как хотелось бы. Подвернув ногу, он упал на бок, взвыв от острой боли, и выронил пистолет…
Кто-то из присутствующих на заседании тихо охнул. Несколько человек, включая обоих судей-мужиков, как по команде, попадали на пол, гремя стульями и закрывая голову руками. Председательствующая рыжая мымра застыла на месте с бледным, как полотно, лицом, на котором наглядно читался всепоглощающий ужас.
Алтаец быстро огляделся.
Лана и незнакомый ему бородатый тип с пластиковой аккредитационной карточкой телеканала «Нева» на груди, до сих пор старательно делавший вид, что снимает заседание на установленную на штативе видеокамеру, в считаные секунды стали полными хозяевами положения.
В руках Ланы оказались два пистолета с глушителями, которые мгновенно появились из внезапно похудевшего «беременного живота». Из них точными выстрелами в лоб и были убиты оба автоматчика возле клетки.
Моргающая красным светодиодом видеокамера, вдруг разложившись надвое, как скорлупки грецкого ореха, обнаружила в своем чреве компактный пистолет-пулемет с накрученным на ствол черным цилиндром.
Оружие немедленно перекочевало в руки бородача, который без колебания развернулся на девяносто градусов вправо и срезал короткой очередью двух омоновцев в камуфляже, охраняющих дверь в зал заседаний, а потом прошелся еще одной над головами судей, усыпав их осколками штукатурки.
На все ушли считаные секунды.
– Никому не двигаться, руки за голову, быстро! – напористым, пробирающим буквально до костей хриплым голосом приказал «оператор», доставая из кармана гранату. – Мы не хотим лишних жертв…
Под ногами сидящего в первом ряду толстого делового парня в двубортном костюме, белой рубашке и галстуке вдруг начала расползаться мокрая лужа, пополняемая стекающей из штанины теплой струйкой. В душном и без того воздухе зала отчетливо запахло свежим дерьмом.
Алтаец со смешанным чувством радости и удивления молча наблюдал, как Лана грациозно, словно кошка, перепрыгнув скамейку в первом ряду, бросилась через зал, протянула ему между прутьями решетки один из пистолетов. Потом метнулась вправо, склонилась возле одного из убитых милиционеров и, быстро достав ключ от клетки, двумя поворотами открыла замок и распахнула дверь, преграждающую путь к свободе.
– Вот здорово, а?! – где-то за спиной Алтайца, разом позабыв позорный инцидент и глубоко запавшую в душу обиду, воспрянул духом Фрол. Лану он, естественно, не узнал. – А мне пистолетика не найдется, бикса?
Не обращая внимания на ошалевшего от радости идиота, Бронский выскочил из клетки и, повинуясь понятному без слов кивку Ланы, метнулся к окну, которое уже успел распахнуть бородатый. Держа на мушке «беретты» трясущихся от страха, стоящих и лежащих на полу лохов, пришедших поглазеть, как закон покарает очередного преступного босса, Степан приблизился к подоконнику. Он хотел уже перемахнуть через него, благо низкий второй этаж позволял без риска приземлиться на расположенную внизу цветочную клумбу, но, услышав очередной пистолетный хлопок, резко обернулся.
Фрол так и застыл – с глумливой улыбочкой на роже. Между бровями у него появилось маленькое красное отверстие. Затылочная кость бригадира разлетелась на куски. Сгустки похожих на холодец мозгов брызнули по сторонам, обдав испуганные лица стоящих рядом людей, в том числе и парня в костюме с мокрыми брюками.
Смерть подвинувшегося крышей Фрола, которого даже без последних роковых событий уже давно следовало пустить в расход, не вызвала у авторитета практически никаких эмоций, кроме небольшого мимолетного удивления поступком Ланы. Хотя, если разобраться… Но для этого еще будет время, а сейчас надо линять, пока вокруг не начался большой шухер с пальбой и танцами.
Повернувшись к окну, Степан резво запрыгнул на подоконник, примерился к расстоянию, отделяющему его от земли, и, набрав полные легкие воздуха, сиганул вниз.
Приземление на клумбу с желтыми цветами прошло не так гладко, как хотелось бы. Подвернув ногу, он упал на бок, взвыв от острой боли, и выронил пистолет…
Ворон
Он запарковал свою «восьмерку» под тенью раскидистого тополя и стал ждать танцовщицу.
Обычно девушка заканчивала свой эффектный порнографический номер со стулом, клубникой и розовым искусственным фаллосом где-то в половине третьего, после чего в течение минут сорока-пятидесяти переодевалась, принимала душ и покидала клуб через служебный ход.
Садилась в малышку «Оку» и довольно резво для дамы трогала с места, отправляясь через весь пустынный город к старинному петровскому дому неподалеку от Дворцовой площади, где снимала в огромной коммуналке две комнаты, окнами выходящие на канал.
Родом недавняя выпускница педучилища Диана была из далекого Североморска, так что ни собственной квартиры, ни близких людей, ни родственников у нее в Питере не имелось. Только сумасшедший влюбленный романтик Герман Иванько, ради нее готовый даже на преступление. И ведь действительно совершивший его! С одной лишь целью – добыть кучу денег, увезти красавицу-лимитчицу в благословенную Европу, купить там дом и сделать все, чтобы Диана до конца своей жизни больше ни в чем не нуждалась…
Зная печальный опыт рухнувших финансовых пирамид вроде «Эвереста» Макса Денисова, Иванько придумал кое-что пооригинальней. А именно – подобие страхового накопительного полиса, которым родственники умершего или он сам (разумеется, заочно) могут оплатить достойные похороны, стоящие нынче едва ли не столько, сколько приличная свадьба.
Купить полис мог любой, и его цена колебалась от возраста владельца. Если тебе двадцать пять, то на оплату сопутствующих твоей неизбежной кончине ритуальных услуг, до которой еще как до луны пешком, требовалось выложить за цветную бумажку с номером, фамилией и солидной печатью всего двадцать баксов. И можно быть уверенным – отпоют и закопают не хуже, чем криминального авторитета! С попом, ксендзом, раввином или муллой – кого сам уважаемый клиент закажет.
Если же вам, любезный лох, уже сорок пять – тогда платите аж целый полтинник.
Ну а если повезло, несмотря на суровое сталинско-ленинское прошлое и варварское демократическое настоящее, дожить аж до шестидесяти лет или старше – тогда, мил человек, выкладывайте все сто! Причем отказа не будет, даже если вы имеете рак в четвертой стадии и собрались отдать богу душу уже завтра поутру.
Вот такая нехитрая (хотя как посмотреть) бухгалтерия была придумана господином Иванько.
Этот «бизнесмен» практически вынудил несчастных, десятикратно ограбленных и родным государством, и «депозитчиками» бабушек и дедушек – а основными клиентами фонда «Наследие» были, естественно, люди пожилые – достать бережно завернутые в чистый платочек и спрятанные на самый черный день деньги. Особенно это касается одиноких, несчастных стариков, для которых скромные сбережения от крошечной пенсии – последний и единственный шанс по-человечески отойти в лучший мир, а не быть вместе с бомжами-сифилитиками закопанными за государственный счет на задворках кладбища, в могиле без креста и гроба.
В глазах Ворона Герман Иванько являлся едва ли не худшим из всех тех подонков, с которыми ему раньше приходилось иметь дело. Он был сравним разве что с Пегасом, лишившим Сергея жены и дочери и окончательно поломавшим представление об окружающем мире и стране. Ибо Иванько самым жестоким образом отнимал последнюю надежду у тех, кто был бессилен даже отомстить ему за эту низость.
Затушив сигарету, Ворон затолкал фильтр в пепельницу. Он думал над тем, каким именно способом, соразмерно сотворенному злу, наказать Иванько и как вернуть украденные им деньги несчастным старикам.
Это дело он затеял сам, без всякого заказчика, не рассчитывая на вознаграждение за работу, и только во имя справедливости.
…Шум двигателя Дианиной малолитражки, приближающейся к окутанной густой тенью арке старинного дома, он узнал сразу. Глубоко вздохнул, повернул ключ в замке зажигания, запуская форсированный мотор «восьмерки», и, включив первую передачу, стал терпеливо ждать момента, когда пластмассовая коробочка танцовщицы из пип-клуба полностью повернет в арку с набережной канала.
И только тогда Ворон отпустил педаль сцепления и, не включая фары, бросил машину вперед, навстречу неизбежному, точно просчитанному столкновению.
Обычно девушка заканчивала свой эффектный порнографический номер со стулом, клубникой и розовым искусственным фаллосом где-то в половине третьего, после чего в течение минут сорока-пятидесяти переодевалась, принимала душ и покидала клуб через служебный ход.
Садилась в малышку «Оку» и довольно резво для дамы трогала с места, отправляясь через весь пустынный город к старинному петровскому дому неподалеку от Дворцовой площади, где снимала в огромной коммуналке две комнаты, окнами выходящие на канал.
Родом недавняя выпускница педучилища Диана была из далекого Североморска, так что ни собственной квартиры, ни близких людей, ни родственников у нее в Питере не имелось. Только сумасшедший влюбленный романтик Герман Иванько, ради нее готовый даже на преступление. И ведь действительно совершивший его! С одной лишь целью – добыть кучу денег, увезти красавицу-лимитчицу в благословенную Европу, купить там дом и сделать все, чтобы Диана до конца своей жизни больше ни в чем не нуждалась…
Зная печальный опыт рухнувших финансовых пирамид вроде «Эвереста» Макса Денисова, Иванько придумал кое-что пооригинальней. А именно – подобие страхового накопительного полиса, которым родственники умершего или он сам (разумеется, заочно) могут оплатить достойные похороны, стоящие нынче едва ли не столько, сколько приличная свадьба.
Купить полис мог любой, и его цена колебалась от возраста владельца. Если тебе двадцать пять, то на оплату сопутствующих твоей неизбежной кончине ритуальных услуг, до которой еще как до луны пешком, требовалось выложить за цветную бумажку с номером, фамилией и солидной печатью всего двадцать баксов. И можно быть уверенным – отпоют и закопают не хуже, чем криминального авторитета! С попом, ксендзом, раввином или муллой – кого сам уважаемый клиент закажет.
Если же вам, любезный лох, уже сорок пять – тогда платите аж целый полтинник.
Ну а если повезло, несмотря на суровое сталинско-ленинское прошлое и варварское демократическое настоящее, дожить аж до шестидесяти лет или старше – тогда, мил человек, выкладывайте все сто! Причем отказа не будет, даже если вы имеете рак в четвертой стадии и собрались отдать богу душу уже завтра поутру.
Вот такая нехитрая (хотя как посмотреть) бухгалтерия была придумана господином Иванько.
Этот «бизнесмен» практически вынудил несчастных, десятикратно ограбленных и родным государством, и «депозитчиками» бабушек и дедушек – а основными клиентами фонда «Наследие» были, естественно, люди пожилые – достать бережно завернутые в чистый платочек и спрятанные на самый черный день деньги. Особенно это касается одиноких, несчастных стариков, для которых скромные сбережения от крошечной пенсии – последний и единственный шанс по-человечески отойти в лучший мир, а не быть вместе с бомжами-сифилитиками закопанными за государственный счет на задворках кладбища, в могиле без креста и гроба.
В глазах Ворона Герман Иванько являлся едва ли не худшим из всех тех подонков, с которыми ему раньше приходилось иметь дело. Он был сравним разве что с Пегасом, лишившим Сергея жены и дочери и окончательно поломавшим представление об окружающем мире и стране. Ибо Иванько самым жестоким образом отнимал последнюю надежду у тех, кто был бессилен даже отомстить ему за эту низость.
Затушив сигарету, Ворон затолкал фильтр в пепельницу. Он думал над тем, каким именно способом, соразмерно сотворенному злу, наказать Иванько и как вернуть украденные им деньги несчастным старикам.
Это дело он затеял сам, без всякого заказчика, не рассчитывая на вознаграждение за работу, и только во имя справедливости.
…Шум двигателя Дианиной малолитражки, приближающейся к окутанной густой тенью арке старинного дома, он узнал сразу. Глубоко вздохнул, повернул ключ в замке зажигания, запуская форсированный мотор «восьмерки», и, включив первую передачу, стал терпеливо ждать момента, когда пластмассовая коробочка танцовщицы из пип-клуба полностью повернет в арку с набережной канала.
И только тогда Ворон отпустил педаль сцепления и, не включая фары, бросил машину вперед, навстречу неизбежному, точно просчитанному столкновению.
Алтаец
Подвернув ногу, он упал на бок, взвыв от острой боли, и выронил пистолет…
Серьезность момента, однако, не позволяла давать волю эмоциям. Быстро взяв себя в руки, Алтаец, скрипя зубами и чувствуя, как из глаз брызнули предательские слезы, неуклюже приподнялся на одно колено, отыскав глазами ствол.
Сжал в ладони рифленую ручку, попробовал принять вертикальное положение, но не смог. Нога не слушалась…
Рухнувший сверху бородач цепко схватил его за плечо, рывком вздернул вверх и с несокрушимостью бульдозера поволок к только что визгливо скрипнувшей тормозами возле дороги синей «БМВ».
Алтаец через распахнутую настежь дверь лицом вперед взлетел на заднее сиденье просторной машины и больно ударился лбом о ручку двери напротив.
Сильная рука резко задрала его ноги едва ли не до потолка, и Степан, приняв «позу ласточки», не удержался на сиденье и рухнул вниз.
На освободившееся место мгновенно плюхнулась масса еще одного тела, спереди и сзади громко хлопнули двери, и «БМВ», взревев мощным мотором, так резво рванула вперед, что еще с добрую минуту у авторитета, упавшего лицом в пыльный коврик для ног и зажатого между сиденьями, не было никакой возможности самостоятельно пошевелиться. Машина на бешеной скорости сворачивала с улицы на улицу, и его, как мешок с песком, кидало то в одну, то в другую сторону.
Наконец сидящий рядом бородач протянул руку и, дернув, помог раскорячившемуся в крайне неудобной позе Алтайцу принять подобающее положение.
С облегчением откинувшись на спинку, недавний зэк только сейчас смог внимательно рассмотреть находящегося рядом с ним лжеоператора. Несмотря на скрывающие половину лица усы, бороду и кепку-бейсболку с рекламой пепси-колы, надвинутую до самых бровей, в чертах лица сразу промелькнуло что-то очень знакомое. Неужели…
– С освобождением, Степан Михалыч, – положив грозное оружие на колени и улыбнувшись, сказал мужчина. И, словно по команде, вся «группа захвата» – водитель с бритым затылком, почти целиком скрытый за высокой спинкой переднего сиденья, но мелькавший в зеркале заднего вида, и Лана, находившаяся с ним рядом и вполоборота развернувшаяся к Бронскому, – дружно улыбнулась.
Серьезность момента, однако, не позволяла давать волю эмоциям. Быстро взяв себя в руки, Алтаец, скрипя зубами и чувствуя, как из глаз брызнули предательские слезы, неуклюже приподнялся на одно колено, отыскав глазами ствол.
Сжал в ладони рифленую ручку, попробовал принять вертикальное положение, но не смог. Нога не слушалась…
Рухнувший сверху бородач цепко схватил его за плечо, рывком вздернул вверх и с несокрушимостью бульдозера поволок к только что визгливо скрипнувшей тормозами возле дороги синей «БМВ».
Алтаец через распахнутую настежь дверь лицом вперед взлетел на заднее сиденье просторной машины и больно ударился лбом о ручку двери напротив.
Сильная рука резко задрала его ноги едва ли не до потолка, и Степан, приняв «позу ласточки», не удержался на сиденье и рухнул вниз.
На освободившееся место мгновенно плюхнулась масса еще одного тела, спереди и сзади громко хлопнули двери, и «БМВ», взревев мощным мотором, так резво рванула вперед, что еще с добрую минуту у авторитета, упавшего лицом в пыльный коврик для ног и зажатого между сиденьями, не было никакой возможности самостоятельно пошевелиться. Машина на бешеной скорости сворачивала с улицы на улицу, и его, как мешок с песком, кидало то в одну, то в другую сторону.
Наконец сидящий рядом бородач протянул руку и, дернув, помог раскорячившемуся в крайне неудобной позе Алтайцу принять подобающее положение.
С облегчением откинувшись на спинку, недавний зэк только сейчас смог внимательно рассмотреть находящегося рядом с ним лжеоператора. Несмотря на скрывающие половину лица усы, бороду и кепку-бейсболку с рекламой пепси-колы, надвинутую до самых бровей, в чертах лица сразу промелькнуло что-то очень знакомое. Неужели…
– С освобождением, Степан Михалыч, – положив грозное оружие на колени и улыбнувшись, сказал мужчина. И, словно по команде, вся «группа захвата» – водитель с бритым затылком, почти целиком скрытый за высокой спинкой переднего сиденья, но мелькавший в зеркале заднего вида, и Лана, находившаяся с ним рядом и вполоборота развернувшаяся к Бронскому, – дружно улыбнулась.