Валерий Горшков. Гроза авторитетов

   – Ознакомься. Внимательно, – буркнул генерал и, достав из лакированной коробочки на столе сигарету, закурил, долго обжигая кончик высоким пламенем самодельной зажигалки-гильзы.
   Логинов знал, что это подарок от «афганцев» из «Альфы», тех самых, которые в семьдесят девятом брали дворец Амина в Кабуле. Гильза от «калаша» была одной из тех десятков тысяч «сестриц», что в изобилии валялись тогда вокруг резиденции… Трофей, для посвященных не имеющий цены. Как та пуля, которую извлекли хирурги из твоего тела и оставили тебе на память…
   Приняв от Корнача бумагу, Костя внимательно пробежал по ней глазами и, по мере осмысления приказа, вдруг почувствовал себя крайне неуютно.
   В документе, датированном завтрашним числом и грифом «К», черным по белому было написано, что капитан Логинов отстраняется от разработки по делу гражданина Нигерии Карима Лероя для выполнения нового задания…
   В принципе – рабочий момент. Если бы не имя преступника, которого предстояло «вести» Логинову. Оно повергло капитана если не в шок, то в состояние, очень близкое к растерянности.
   «…Объект оперативной разработки – наемный убийца, скрывающийся под именем Ворон. Цель – найти и взять живым, а при абсолютной невозможности – немедленно уничтожить, не считаясь ни с какими затратами и потерями. На время операции в распоряжении капитана Логинова находятся все механизмы системы – от группы спецназа при ГУВД СПб до относительно некупированного счета в Управлении финансового обеспечения УФСБ по СПб. Ответственный за материальное обеспечение – майор Бойчук…»
   – Тебе все ясно, капитан? – Корнач посмотрел на Костю из-под бровей, выпуская через мясистый нос две тугие струи серого дыма. – Справишься? Или…
   – Честно говоря, затрудняюсь ответить однозначно, товарищ генерал. – Логинов вернул приказ, все еще пребывая в глубокой задумчивости. – Задание понятно, да вот только объект далеко не номинальный… Мягко говоря.
   – Согласен с тобой, Костя. – Генерал щелчком указательного пальца стряхнул выросший на сигарете пепел. – Пожалуй, что один из самых сложных и малоразработанных на сегодняшний момент. Несмотря на общественный резонанс и тем паче редкую антикриминальную фабулу производимых этим парнем ликвидаций. Не к месту будет сказано, но до тех пор, пока Ворон отстреливал исключительно хорошо известных нам подонков, там… – ткнул пальцем в потолок Корнач, – хоть и завели досье, однако предпочитали не давать расследованию форсированный ход. Почему, надеюсь, понятно?! – Генерал пристально взглянул на Логинова, и его широкий лоб пробороздили три глубокие морщины.
   – Разумеется, – опустил веки Костя. – Враг моего врага – мой друг?
   – Примерно так, хотя и не без серьезных оговорок, – подтвердил Корнач. – Как ни крути, а этот Робин Гуд – киллер, причем экстракласса. Вспомни хотя бы, какую невероятную по сложности комбинацию он провернул возле клуба «Манхэттен», узнав про заказ Бизона и посадив на шпиль собора Святого Альберта двойника, которому и размозжил башку Механик, сам угодивший в ловушку. И, кстати, разыскиваемый нами уже пять лет… А в результате?! – Генерал сверкнул блестящими глазами. – Три трупа – так и не опознанного горе-наемника, Бизона и самого Механика, а вдобавок – эта сумасшедшая видеозапись, подброшенная шустрому журналюге Родникову с «КТВ» и показанная им в «Криминал-Информ» для всеобщего устрашения братков и к сопливой радости пяти миллионов зрителей!
   – А потом тем же журналистом демонстрируется по «ящику» вторая кассета, – опережая командира, уверенно вставил Логинов. – И одновременно с трансляцией произошла очень странная смерть бывшего командира РУБОПа полковника Кирилленко, пустившего себе пулю в рот в присутствии десятка свидетелей прямо в магазине «Орбита»…
   Известные сейчас всем сотрудникам питерской милиции подробности этого громкого дела, возникшего после появления в Питере финансовой компании «Эверест», вызвали у капитана кривую усмешку. Служебное расследование, начатое по факту самоубийства лишь на днях уволенного на пенсию большого милицейского начальника, выявило немало занимательных эпизодов его деятельности на должности командира регионального управления по оргпреступности. Однако результаты быстро замяли, предпочитая спустить тему в сортир. Ясно почему.
   – И тогда очень обиженные боссы, стоящие за московским назначенцем и до поры дергающие за ниточки, решили во что бы то ни стало покончить с загадочным мстителем, – развил мысль Костя, щелкнув пальцами.
   Искоса взглянув на Логинова – то ли от попадающего в глаза дыма, то ли от разделяемого лукавства, – генерал вдавил в дно стеклянной пепельницы сгоревший до фильтра окурок и, откинувшись на спинку высокого кресла, сложил руки перед грудью.
   – Возможно! Однако это была лишь последняя капля… – Корнач вдруг посерьезнел, лицо его стало похожим на восковую маску. – Мы не знаем поименно всех братков, которые расстались с жизнью при помощи Ворона, но только визитных карточек, оставленных им на трупах, в деле насчитывается двадцать семь штук. А это уже явный вызов. – Двумя пальцами вытащив из нагрудного кармана кителя маленький кусочек картона с нанесенным на него при помощи лазерного принтера изображением птицы, генерал бросил его на полированный стол рядом с Костей. – Полюбуйся.
   Повертев в руках визитку, капитан пожал плечами и аккуратно положил ее назад, вопросительно глядя на генерала.
   – Значит, так… – Корнач постучал пальцами по деревянной коробочке с сигаретами, вздохнул и нервно отодвинул ее от себя на край стола. – Час с небольшим назад мне лично звонил из Москвы генерал-полковник Шарецкий и сказал дословно следующее: «Если в самое ближайшее время этот мерзавец, называющий себя Вороном, нагло и вызывающе плюющий нам в лицо, не будет сидеть в камере или гнить в помойной яме, я вас всех, кретинов недоделанных, поставлю раком, натяну на хер, прилюдно посрываю погоны и заставлю их сожрать вместе со звездами!»
   – Но почему именно я? – спросил Логинов, наблюдая за всей отражающейся на лице командира гаммой неописуемых чувств. – В управлении много специалистов с гораздо большим опытом ведения таких сложных дел. Тем более мы с Дреевым только-только начали вплотную подходить к этому проклятому Лерою! Честно говоря, не хочется бросать дело на самом интересном этапе… Я чувствую, что скоро мы обязательно добудем доказательства его причастности к распространению наркотиков.
   – Понимаю, – как-то странно, почти обреченно кивнул генерал. – Но… в общем, пока я еще не успел довести до сведения группы, и ты узнаешь первый. В отношении нигерийца принято решение о прекращении всех оперативных мероприятий. Всех, понял?! Это еще один приказ, который я получил сегодня утром из Первопрестольной…
   – То есть как – прекратить?! – От удивления Логинов аж привстал со стула, но, наткнувшись на жесткий взгляд генерала, обреченно опустился назад. – Все же знают, что этот гребаный ниггер заполонил весь Питер «белым снегом»!
   – Ну и что?! – не выдержав, рявкнул Корнач. – А про чеченскую войну, про пирамиду ГКО, построенную родным Центробанком по примеру того же самого «Эвереста», про заказанное рекламным магнатом убийство Листьева и весь прочий беспредел, в особенности творящийся за стенами Кремля, разве никому не известно?! А что в результате?! Ни-че-го! У «конторы» шеф меняется едва ли не раз в квартал – неужели все это просто так, ни за хрен собачий?!
   Тяжело дыша, Корнач облокотился на стол, положил перекошенный морщинами лоб на сцепленные замком кисти, посидел в такой позе секунд пять, усилием воли беря себя в руки, а потом выпрямился, с поистине генеральским достоинством расправил плечи и после короткого молчания заговорил уже спокойным, обычным голосом.
   – В общем, так, Костя, это мое личное решение – назначить тебя старшим по делу Ворона, и я, как ты понимаешь, не могу тебе приказать в трехдневный срок положить передо мной рапорт с подробным отчетом о проделанной работе, включая фото «мстителя» и его домашний адрес! – усмехнулся Корнач. – Однако… как бы мы с тобой ни относились к словесному поносу Шарецкого, по сути он прав. Согласно действующему закону, этот киллер – особо опасный преступник, однозначно заслуживающий «вышку» без всякой скидки на мораторий! То, что он мочит исключительно подонков, не дает ему права на самосуд! А значит, мы должны со всем старанием его отработать, вычислить и для начала определить в одну из одиночек на «минус втором» этаже нашего дома, – глухо, с напором сказал генерал. – А если взять живым не удастся… В общем, приказ ты прочитал, и хватит задавать дурацкие вопросы! Он подписан, а значит, обжалованию не подлежит! Сегодня твоя задача сдать дело Лероя в архив. Все материалы и досье по Ворону получишь завтра в одиннадцать ноль-ноль у меня лично. Вопросы, товарищ капитан?
   – Вопросов не имею, – бесцветным голосом произнес Костя.
   – Ну что ж, тогда можешь быть свободен, – поставил точку генерал-майор Корнач, взмахнув рукой в сторону входной двери. – Все, до завтра…

Вася из группы Кая

   Боевики Кая обмывали удачное ограбление ювелирного магазина в Гатчине. Ребята расположились в сарае, где попросторнее.
   Пока братва гуляла в сарае, Андрей Васильев по кличке Вася, догадавшись, что вот-вот вырубится, двинулся в сауну, но глаз сомкнуть не мог, как ни старался. Беспрерывно вертясь на жесткой скамейке и ужасно страдая, он наконец не выдержал, свесил босые ноги, прислонился спиной к теплой деревянной стене и некоторое время неподвижно сидел, превозмогая острое желание сблевануть прямо на пол.
   Наконец желудок дрогнул, горло сдавило клещами, в глазах потемнело, и Вася понял, что и на этот раз борьба с отравленным алкоголем организмом закончилась для него полным и безоговорочным фиаско.
   Кое-как отдышавшись, боевик встал, доковылял до стола с остатками пиршества, схватил початую бутылку пепси-колы и, захлебываясь, высосал ее до дна.
   Отшвырнув пустую пластмассовую емкость в сторону, он скользнул плавающим с похмелья взглядом по окну, выходящему во двор, и замер…
   Четверо здоровенных шкафов, вооруженных автоматами «узи», осторожно ступая, приближались к сараю, откуда даже до Васи доносились возбужденные голоса братков.
   Позади амбалов быстрым, уверенным шагом с волыной в руке шел не кто иной, как сам Алтаец – злейший недруг их группировки, на днях с шухером и крутой мочиловкой сбежавший прямо из зала суда!
   И вот он уже здесь, пришел за их душами!
   Ошарашенно вжавшись в стенку, лопоухий двадцатипятилетний боевик Вася пошарил глазами по комнате в поисках оружия и ничего не нашел. Арсенал, скорее всего, остался в стоящих рядом с воротами машинах, а его любимую игрушку – пистолет «ТТ» пятьдесят шестого года выпуска – маньяк Плейшнер захватил с собой.
   Медлить было нельзя. С трудом шевеля окутанными алкогольным дурманом мозгами, Вася все же сообразил, что их бригада оказалась в ловушке. Измена! Надо линять, пока не поздно! Расклад сил был явно в пользу нападавших, значит, затевать перестрелку бессмысленно. Да и все равно ни одного ствола под рукой!
   У дверей в коттедж и у ворот алтайцы наверняка оставили «стерегущих» с пушками. По крайней мере, именно так должны были действовать профессионалы, а лохами окруживших дачу парней Вася считать не мог. Рано или поздно, покончив с сараем, несколько боевиков обязательно обшарят все вокруг. Как же быть?! Куда скрыться?!
   На какое-то время браток впал в отчаяние, но тут его разламывающуюся по многим причинам голову неожиданно посетила спасительная мысль.
   Окно! Маленькое окошко под потолком в душевой, рядом с парилкой! Оно выходило в узкий простенок между высоким каменным забором и коттеджем. Только бы пролезть…
   На всякий случай прихватив лежащий на столе зоновский нож-выкидуху с резной ручкой, Вася выскочил из комнаты отдыха в короткий коридор.
   Сюда, по обе стороны, выходило пять дверей – в парилку, раздевалку, душевую, туалет и прямо во двор – к заполненному водой открытому бассейну, в который можно было съехать на заднице по желтой пластиковой горке. Но сейчас это был путь к самоубийству, а Вася, как никогда, хотел жить.
   Проскользнув в душевую, он бросился к маленькому окошку под потолком, повернул ручку, толкнул пластиковую раму и, сунув в зубы нож, схватился обеими руками за край окна. Подтянулся, вскарабкиваясь по отделанной деревом мокрой стене.
   Ноги соскальзывали, буксовали, но страх утроил силы. Коротко стриженная под ежик голова Васи поравнялась с распахнутым окном, пролезла наружу, огляделась. Никого. Вслед за головой, схватившись за наружную часть окна, вылезла правая рука…
   После отчаянных попыток выдавить собственное тело сквозь узкое квадратное отверстие, продолжавшихся добрую минуту, Вася, весь изодранный в кровь, со сломанным ребром (полыхнувшая в боку боль была просто невыносимой!), наконец-то протиснул свой торс через проем, но, не удержавшись, мешком свалился вниз с двухметровой высоты. Он упал прямо на разбитую бутылку из-под пива, видимо, выброшенную кем-то из пацанов из окна душевой во время одной из прошлых пьянок.
   Острые края осколков, как зубы хищной рыбки пираньи, впились в бок как раз в том месте, где тело протяжно ныло от жуткой боли. Прикусив зубами выкидуху – последний аргумент в борьбе за собственную шкуру, Вася тихо застонал.
   Кое-как поднялся на ноги, взял в руку нож, выбросил острое лезвие и, подгоняемый страхом, стал протискиваться между домом и забором к дальнему от сарая углу участка. О том, чтобы в этом месте перемахнуть через трехметровый забор, вверху утыканный острыми металлическими шипами, не могло быть и речи.
   Достигнув угла коттеджа, Вася осторожно высунулся и огляделся. В пятнадцати метрах впереди, прямо возле забора, отделяющего их территорию от записанной на «левых» людей роскошной дачи чиновника из областной администрации, росла раскидистая старая вишня. По ней можно взобраться наверх, перемахнуть на ту сторону, а уже оттуда дать деру! Главное – чтобы не заметили эти алтайские волки с автоматами…
   Как ни странно, но тот факт, что из одежды на Васе были только курчавые волосы на лобке и груди, беглеца совершенно не трогал. Он просто не замечал своей наготы, думая о куда более насущной и животрепещущей проблеме – собственном выживании. По сравнению с этим все золото мира – просто бесполезная пыль. Мертвецам, как известно, уже не нужны ни зеленые доллары, ни дорогие тачки, ни длинноногие шлюхи…
   Сарай располагался чуть в стороне от дома и пристроенной к нему бани. С того места, где стоял Вася, был виден только его край и кусок участка. Там никто не мелькал. Возле машин – черного джипа Таракана и двух «БМВ», принадлежащих Буле и Плейшнеру, – тоже было тихо. Значит, все силы боевиков сосредоточены возле входных дверей в коттедж, за воротами и у входа в сарай…
   Внезапно слух Васи уловил короткую, хорошо знакомую механическую песню.
   Тах-тах-тах-тах!
   Боевик вдруг ясно почувствовал, как вплотную подкравшаяся со спины старуха-смерть уже начинает наигрывать на его позвоночнике «Лунную сонату» Бетховена. Значит, началось! Сомнений не было – песня принадлежала автомату «узи» с глушаком. Глухой, четкий треск, словно кто-то случайно наступил на сухое поваленное дерево…
   Распознать в нем автоматную очередь мог только тот, кому лично приходилось давить на курок такой удобной и компактной израильской игрушки. Васе приходилось, и не раз.
   Надо рвать когти, времени больше нет! Сейчас или никогда! Набрав полные легкие воздуха, он наметил цель – раскидистую вишню у забора – и легкой бестелесной тенью метнулся из-за угла…
   Громко, как взрыв гранаты, так ему показалось, скрипнула входная дверь коттеджа. Враг, обшарив дом и баню, наверняка завладев золотишком из ювелирного и не обнаружив внутри никого, с добычей возвращался к своим!
   Находясь на полпути к дереву, голый Вася с ножом в руке являлся отличной мишенью даже для плохого стрелка. Коих среди нападавших не было по определению.
   Неужели… все?

Старший прапорщик Шедьяков

   – Эй, Андреич, едрена вошь, хватит вафли ловить, открывай давай!
   Старший прапорщик Николай Шедьяков остановился перед заблокированным турникетом у служебного выхода из СИЗО, напротив зарешеченного окошка дежурного, чья приплюснутая улыбающаяся морда с чинариком в желтых зубах торчала с той стороны, ехидно покачиваясь.
   – Колян, с тебя причитается! – нарочито лениво нажал на кнопку под столом пожилой вертухай. – Полбанки! Отпускничок ты наш…
   – Ладно, не болтай, – устало отмахнулся Шедьяков, протискивая свою массивную тушу через узкий проход между дежуркой и турникетом. – Отгуляю, тогда поговорим.
   – Ага, знаю я тебя, хохла. Зажмешь, как в прошлый раз, – фыркнул плоскомордый седой вертухай в мятой форме, в отличие от томящихся в камерах зэков, всю свою сознательную жизнь совершенно добровольно проторчавший в питерском следственном изоляторе, успевшем за минувшие годы сменить не только адрес, но и название.
   – Андреич, не звезди, – беззлобно оскалился Шедьяков. – Сказал – проставлюсь, значит – проставлюсь. Мое слово – кремень! Ну, давай… На хера мне здесь прохлаждаться, я уже целых пять минут как в отпуске!
   Кивнув ветерану, прапор взялся за отполированную тысячами ладоней дверную ручку и потянул ее на себя. Обитая листовым железом обшарпанная зеленая дверь, растянув пружину, со скрипом отворилась. С улицы повеяло свежей прохладой и горьковатым запахом сосен. Изолятор, некоторое время назад переехав в здание бывшей женской тюрьмы, сейчас находился на окраине Питера, в конце длинной дороги-тупика, окруженного редким лесом и дачными постройками.
   – Слышь, Колян… – словно раздумывая, сказал вдогонку дежурный. – Ты, это… Поосторожней там, понял? В зеркальце заднего вида время от времени поглядывай. А то как бы чего не случилось.
   – Что? – Шедьяков остановился в проеме. – Ты о чем говоришь, Андреич?! Не пойму я…
   – Слыхал про побег Алтайца? – сдвинув кудлатые седые брови к переносице, серьезно напомнил вертухай. – Его мясники четырех вооруженных автоматами ментов прямо в зале суда положили. Он – зверь, Коля. Злопамятный. А ты его, помнится, си-ильно обидел. Такие подонки, как Алтаец, никогда не забывают и не прощают. Так что я бы на твоем месте был начеку.
   – Андреич, я что, пальцем деланный?! – осклабился Шедьяков, скорчив кривую мину – Скольких ублюдков я отхерачил за десять лет службы, скольких инвалидами и кастратами сделал – и, как видишь, стою перед тобой живой и здоровый! Так что лажа это все…
   – Я так думаю: если Алтаец действительно решит тебе отомстить, то валить тебя в открытую не станет, – не унимался старый вертухай, затягиваясь коротким чинариком и щурясь от едкого дыма. – Слишком просто и неинтересно. Он попытается придумать что-нибудь оригинальное, потешить свое тщеславие и напомнить о той ночке, когда ты его уделал по полной программе…
   – Батя, я тя умоляю! Отлезь! Пусть только сунется, падло, враз ноги повыдергаю! – бойко отмахнулся Шедьяков, покидая здание. Но, сев за руль своего старенького бежевого «жигуля» и выехав за ворота СИЗО, он почувствовал, как по его широкой потной спине пробежал предательский холодок.
   А что, если седой волчара прав и униженный бандитский авторитет действительно попытается получить кровавый должок, да еще с процентами?
   Нет, вряд ли он решится на такое… Ему сейчас, после бойни в суде, нужно вообще сидеть тише воды, ниже травы. В конце концов, почти всех, кто попадает в изолятор, мутузят вертухаи, и бывалый уголовник относится к этому философски.
   Нет, не решится…
   Вздохнув полной грудью, Шедьяков потянулся к бардачку, порылся в его содержимом, в котором черт ногу сломит, вытащил кассету со старыми песнями своего любимого Александра Розенбаума и, вставив в болтающийся под панелью отечественный магнитофон, нажал на кнопку. Из натужно хрипящих динамиков у забрызганного грязью заднего стекла «Жигулей» раздались аккорды песни, известной, наверное, всему мужскому населению России старше тридцати: «Любить – так любить, гулять – так гулять, стрелять – так стрелять…»
   Включив четвертую скорость и прибавив газу, Шедьяков, напевая под нос знакомые с юности слова, бросил дребезжащую «копейку» вперед, по прямой, как лента, но разбитой асфальтовой дороге, к виднеющемуся вдали военному научно-производственному объединению «Трансмаш».
   В цехах этого закрытого предприятия еще десять лет назад производили и испытывали на расположенном рядом полигоне гордость Советской армии – танки «Т-72».
   Где теперь эта армия, эти танки и эта гордость? – со знакомым многим бывшим «совкам» сожалением в очередной раз подумал старший прапорщик Шедьяков. Проорали! Продали! Пропили, жиды, в Беловежской пуще! И швырнули то, что осталось от великой державы, на растерзание всяким там маклерам-брокерам и таким гребаным ублюдкам, как Алтаец…
   Нет, правильно он его отхерачил, правильно! Жаль только, не до смерти!

Ворон

   – Майор Орлов, Федеральная служба безопасности, – сухим казенным голосом представился Ворон.
   – Простите за нанесенный ущерб, но я должен был убедиться, что в машине, на заднем сиденье, действительно никого нет, – объяснил ситуацию «майор».
   – Что вам от меня нужно? – на удивление быстро взяв себя в руки и гордо вздернув напудренный носик, с вызовом спросила Диана.
   – Сейчас скажу, – кивнул Ворон, пряча удостоверение и мельком оглядываясь по сторонам. Вокруг, как и следовало ожидать, было тихо и пустынно. – Только давайте для начала уберем машины с проезда. Вдруг кто-нибудь решит заехать во двор. Садитесь за руль, я сдам задним ходом и остановлюсь вон там, под деревом. А вы можете парковать машину на своем обычном месте, у подъезда. Потом я предлагаю вам немного пообщаться. Можем прогуляться тут рядом, можем поговорить у меня в машине…
   Заметив настороженно сверкнувший взгляд танцовщицы, Ворон чуть улыбнулся:
   – Я не собираюсь вас похищать или насиловать. Не уполномочен. Разговор у нас с вами, Диана, пойдет о Германе Иванько и о той нехорошей ситуации, в которую он попал отчасти благодаря вашей красоте и сексапильности.
   – Я не понимаю, о чем вы… – суетливо запротестовала девушка, стараясь не смотреть Ворону в глаза. – Какая еще ситуация и при чем здесь я?!
   – Вам известна такая организация – фонд «Наследие»?
   Ворон внимательно наблюдал за реакцией Дианы и был удовлетворен ее явным замешательством. Все шло по намеченному сценарию, точь-в-точь.
   – Ну разумеется… Значит, со скуки не умрем. По крайней мере в ближайшие минут пятнадцать. Давайте для начала отгоним машины, а потом, я надеюсь, у нас еще будет время для обстоятельного обсуждения этой увлекательной и серьезной темы. Прошу вас, садитесь за руль и, ради бога, не вспоминайте про заднюю скорость и не делайте попыток удрать от меня. Во-первых, не выйдет, а во-вторых, не в ваших интересах, поверьте.
   Ворон вернулся к своему модернизованному с учетом жестких профессиональных требований автомобилю. Тот, кроме укрепленных бамперов, форсированного мотора, тайника для оружия и скрытого люка в днище, обладал еще рядом неоценимых в экстремальных ситуациях достоинств. Сергей, отъехав назад во двор, дал возможность Диане поставить четырехколесную букашку на площадку перед подъездом.
   Вышел из «восьмерки», не вынимая руки из кармана, нажатием кнопки на брелоке бесшумно включил сигнализацию, закурил. Терпеливо дождался танцовщицу, которая, запарковав машину, огляделась по сторонам и осторожным, неторопливым шагом, словно по тонкому льду, вернулась к «фээсбэшнику», молча остановившись в нескольких шагах поодаль.
   – Ну, жду дальнейших распоряжений… товарищ подполковник, – после повисшей в воздухе паузы вздохнула Диана.
   Так обычно вздыхают водители, которым круглорожий сержант ГИБДД ленивым голосом сообщает о превышенной ими на добрых тридцать километров допустимой скорости и начинает что-то записывать в извлеченный из служебного планшета блокнот.
   – Майор, – поправил девушку Ворон, делая пригласительный жест рукой в направлении арки. – Я все же думаю, нам лучше пройтись. Дождь уже кончился, так что не намокнем… Сигарету?
   – Вы очень любезны, но я не курю! – все еще держась от Ворона на расстоянии полутора шагов, но уже покорно двинувшись вслед за ним, к выходу на набережную канала, объявила танцовщица. – Давайте сразу, как говорится, ближе к телу. Уже поздно, я очень устала и хочу спать!
   – С вашим-то опытом работы по ночам – ни за что не поверю, – равнодушно отнесся к столь надуманной проблеме Ворон, цепко держа в поле зрения окружающую обстановку.
   Миновав арку, они остановились на тротуаре, пропустили протарахтевший мимо грузовичок с надписью «Вкусная выпечка» и перешли на противоположную сторону дороги, к чугунному парапету медленно текущего внизу, упакованного в гранит старого канала.

Капитан Логинов

   – Можешь быть свободен, – поставил точку генерал, взмахнув рукой в сторону входной двери.
   Отвлекшись от воспоминаний о дне вчерашнем, Константин невидящими глазами посмотрел прямо перед собой, на висящую на стене спальни деревянную мексиканскую маску бога сновидений с торчащими изо рта кривыми клыками.