Горный король – классический тролль и главный среди множества таких же подземных жителей мужского и женского рода. Считается, что тролли – это огромные существа, отличающиеся злобным нравом и не блещущие особым умом. У Ибсена рост Горного короля, его Зеленой дочери и многочисленных подданных вполне нормальный (кроме того, согласно одной из самых известных фольклорных историй Перу Гюнту еще до начала его приключений удалось засадить одного тролля в орех). Но нас здесь интересует совершенно другое. Во-первых: история кратковременной любовной связи Пера Гюнта и Зеленой горной Хозяйки – пусть в многократно искаженной форме – так или иначе напоминает модель отношений Хозяйки Медной горы и ее «кавалеров». Во-вторых: воссозданное в «Пере Гюнте» убежище Горного короля вполне адекватно иллюстрирует представления скандинавских народов о Подземном мире и его иерархии, которые, в свою очередь, восходят к самим истокам общеиндоевропейской мифологии.
   Между прочим, мотивы, сходные с уральским и европейским фольклором, можно при желании обнаружить в весьма отдаленных странах, скажем в Японии. Здесь знакомые черты Хозяйки Медной горы обнаруживаются у богини священной горы и символа Страны восходящего солнца – Фудзиямы. Имя подземной владычицы, живущей в глубокой пещере вместе с драконом, – Сэнгэн-сама. В японских средневековых легендах рассказывается о встрече с ней самурая Тадацунэ. В отдельных моментах это повествование напоминает сюжеты бажовских сказов.
   Далее можно переместиться и на другой континент, например в знойную Бразилию. Не верите? Тогда внимательно прочтите легенду-сказку «Договор с ящерицей». Здесь тоже волшебница из глубокой пещеры, могущая обернуться то безобразной старухой, то соблазнительной девушкой, а то и ящерицей (чувствуете знакомый колорит?), одаривает бедного юношу несметным богатством, правда в несколько необычной форме: всего-навсего одной золотой монетой, которую никакими способами невозможно истратить, – на ее месте тотчас же появляется другая. Остальное в этом бразильском сплаве индейского, негритянского и португальского фольклора – почти как в подземных чертогах Хозяйки Медной горы или в пещере Горного короля:
   «Теперь гаушо (португалоязычный эквивалент испаноязычного “гаучо” – так называли метисов, рожденных индейскими женщинами от отцов европейского происхождения. – В.Д.) видел гору насквозь, точно она была прозрачной. Он видел все, что происходило в ее недрах; ее обитатели: ягуары, скелеты, карлики, прекрасные девушки, гремучая змея – все сплелись в один клубок, все кружились, все извивались в красном пламени, которое вспыхивало и гасло во всех подземных коридорах, из которых шел дым, шел всё гуще и гуще; рев, крики, визг, вой, стоны сливались в гул, который стоял над гребнем горы. Морщинистая старуха превратилась в ящерицу, ящерица – в мавританскую принцессу, мавританская принцесса – в прекрасную индеанку из племени тапуйяс <…>».[11]
* * *
   Внешний вид Хозяев гор – вообще разговор особый. Современные художники – иллюстраторы бажовских сказов, а также мультипликаторы, создатели сценических и игровых кинематографических версий – сильно идеализировали образ Горной владычицы, изображая ее в типично русском одеянии и с кокошником. Не все договаривал и сам Бажов. Действительный образ Хозяйки совсем иной. Так, хозяйки гор, какими их представляют различные народности Алтая, описываются обычно в виде рыжеволосых женщин или девушек, преследующих мужчин. Хозяйка горы неожиданно предстает перед своим избранником в обнаженном виде и требует любви. От обычных женщин ее отличают неправдоподобно большие груди, закинутые за плечи или заложенные под мышки. Насладившись любовью, Хозяйка горы одаривает мимолетного возлюбленного удачей в его предстоящих делах[12]. Нетрудно уловить поразительно сходную сюжетную линию (схему, модель), роднящую алтайские и уральские сказания, что само по седе свидетельствует об общем источнике их происхождения. Хозяйка Медной горы также настойчиво предлагает себя в жены, суля в качестве приданого свои несметные богатства (правда, в бажовских сказах – вроде бы безрезультатно).
   Налицо также и литературная самоцензура Бажова: совершенно ясно, что он намеренно придал своим сказам эстетически благопристойный вид и полностью опустил сексуально-эротический аспект сказаний, вне всякого сомнения, занимавший важное место в исходных вариантах обработанных писателем «тайных сказов»; кроме того, он растянул на многие годы пребывание пленника Хозяйки Медной Горы в ее подземных чертогах. Естественно, в результате подобных любовных связей рано или поздно на свет должны появляться дети. Фольклор уральских народов (по крайней мере опубликованный) говорит на эту тему довольно глухо. Тем не менее сохранились явственные свидетельства, что у Хозяйки Медной Горы была дочка по имени Змеегорка. Кроме того, в бажовских сказах присутствует и множество ящерок, подобно своей владычице способных к оборотничеству, которых Хозяйка именует то своим войском, то слугами, то детками.
   Конкретный матриархальный типаж – правда, теперь уже Хозяйки не Подземного царства, а степных южноуральских просторов, где также повсюду обозначены горные и скальные отроги Уральского хребта – можно увидеть на древнем рисунке, найденном в районе Кыштыма (Челябинская область), откуда, впрочем, и до бажовских мест – Сысерти и Полевского – рукой подать. Обнаженная юная дева с двумя мечами, заложенными в набедренные ножны, – и перед глазами невольно предстает воображаемая картина: стремительная лавина таких уральских амазонок с поднятыми над головой мечами несется на врага, сметая все и вся на своем пути. Быть может, именно такая матриархальная орда осаждала легендарный Аркаим, взяла его с помощью дьявольской женской хитрости, разрушила и сожга. Ныне же поражающие воображение остатки древней спиралевидной крепости, стертой с лица земли, сокрыты под ковром степных трав: археологи, раскопавшие и исследовавшие в 80—90-х годах ХХ века Уральскую Трою, вновь засыпали ее до поры до времени – таков порядок проведения полевых археологических работ.
   Не менее колоритны в представлении сибирских народов и мужские хозяева гор. В центре Кузбасса, в отрогах Кузнецкого Алатау расположена Горная Шория, где испокон веков живет древний народ шорцы, говорящий на одном из тюркских языков (близких к хакасскому). Они почитают не Хозяйку, а Хозяина гор – с зелеными волосами, такими же глазами и в каменных сапогах. О встрече с ним рассказывается в легенде о Железной горе (Темиртау). В подземный дворец Хозяина гор попал однажды бедный охотник и был одарен полным мешком драгоценных камней. И был среди них один совсем неприметный камень – тяжелый и бурый. Решили его испытать огнем, бросили в жаркий очаг, и потекла вдруг из раскаленного добела камня огненная жидкость. Застыв, она превратилась в твердый и ковкий металл. Так было открыто железо.[13]
   По всему миру распространены мифологические рассказы о духах – хозяевах гор. И не только среди народов-насельников крупных горных систем и массивов, таких, к примеру, как Урал, Алтай, Саяны, Кавказ и др. На Сахалине и по берегам Амура проживает коренная народность нивхи (в прошлом – гиляки), численность которых не достигает и пяти тысяч. Среди них также бытуют древние мифы о духах гор:
   «Нивхи издавна наблюдали, что на берегу моря была некая “тропа битвы”: там валялись разбросанные морские водоросли, еловые ветки. Только теперь, после описываемого ниже, нивхи могут сказать, кто же победил: дух горы или дух моря. Однажды нивх-охотник заблудился в лесу. Во сне ему явился какой-то человек, который пригласил его к себе в селение, по его словам, вход в него находился на середине горы. Нивх поднялся в гору, посередине там оказалось отверстие. Войдя, оказался в селении, где находилось 30 жилищ. Подойдя к одному из жилищ, увидел выходящего к нему человека из сна. Тот пригласил нивха в дом, там находилось еще шесть человек. Хозяин дома посадил нивха на нару для почетных гостей, накормил, объяснил ему, что в их селении нет ночи и нет зимы, нет дождя. Себя он назвал курн – главный дух гор. Позднее хозяин дома рассказал нивху, что периодически горные люди позволяют убить себя злому духу – морскому человеку. По закону, духи гор и духи моря должны периодически сражаться, и побежденный позволяет себя убить; но всегда побежденным оказывается горный человек. Нивх решил помочь своему новому другу.
   Как-то хозяин дома сказал нивху, что на земле людей уже наступает весна, через шесть дней придется ему отправиться воевать, и он уже готовится принять смерть. В указанный день они вместе вышли на поверхность горы. Хозяин влез в медвежью шкуру и превратился в огромного медведя; предложил нивху взобраться ему на спину, чтобы таким образом быстрее спуститься к морю. Медведь остановился возле человеческого селения, и нивх слез с него. Вдруг медведь затрясся от страха, и нивх увидел большущего сивуча, плывущего к берегу. Человек сказал медведю, чтобы тот не боялся, так как по закону нивхов они убивают и едят сивучей, и он вместо горного хозяина сразится с этим сивучом. Как только сивуч вылез на кремнистый песок, нивх убил его копьем. Разделав сивуча, на костре пожарил его мясо. Нивх хотел накормить медведя мясом сивуча, но тот отказался; позднее, сняв с себя шкуру и обретя человеческий облик, горный человек все же отведал мяса сивуча, оно ему понравилось и съел много. Затем, желая отблагодарить нивха, горный хозяин уговорил его снова отправиться в горное селение; нивх добирался опять верхом на медведе. Горный хозяин рассказал другим обитателям этого селения, что он поел мяса сивуча, легко убитого нивхом, и что теперь, как он понял из всего, поскольку он отведал мяса их злого духа, то в предстоящих сражениях победа будет не всегда за морскими людьми, но то на одной стороне, то на другой. В благодарность нивху дали в жены сестру хозяина жилища, и вместе с женой герой спустился в человеческое селение. С тех пор самые разнообразные лесные звери сами приходили к нивху в его сени, и он их убивал, богато жил».[14]
   Но и славяне не отстают от остального мира. В словацкой сказке «Повелитель камней и руд» можно увидеть многие подземные реалии и сюжетные нюансы, знакомые как по легендам других народов, так и по бажовским сказам:
   «Уже, уже сдвигаются горы, выше становятся. Очутились они в ущелье, таком тесном, что кареты еле проходят. Вот и конец ущелью, упирается оно в тупик. Да нет, не в тупик – зияет перед ними вход в пещеру, словно пасть каменного дракона. Кони, не замедляя бега, так и влетели туда. Только въехали, сотряслась земля, гул позади них раздался, – это сошла с гор лавина, завалила вход в пещеру. Разом стало темно, хоть глаз выколи. Испугалась молодая, прижалась к мужу, защиты ищет. Он ее успокаивает:
   – Не бойся, жена, всё так, как быть должно. Скоро дома будем.
   И правда, посветлело впереди. Выехали они из пещеры снова в горы. По уступам гор лес растет. И горы диковинные, и лес диковинный. Присмотрелась молодая – всё кругом оловянное. Скалы из олова, на дубах да осинах ветки и листья из олова, на елях и соснах кора оловянная, хвоя оловянная. Высунулась в окошко молодая, посмотрела вверх – и небо над ней оловянное, тусклым светом светится. Всё будто во сне застыло, не шелохнется, да и откуда под землей ветру взяться?! Расступились наконец оловянные горы. Широкая долина перед ними. Всё заблестело кругом. Трава там из зеленого камня, цветы самоцветные, из голубого камня небо над головой. А посреди долины стоит золотой дворец с серебряными окнами».[15]
   Было бы значительным упущением пройти мимо еще одного матриархального бажовского образа. Волшебница Бабка Синюшка из сказа «Синюшкин колодец» – тоже Хозяйка, даже еще в большой степени, чем властительница Медной горы, ибо ее владения распространяются не только на земные недра, но и на водную стихию. Собственно, и сакральный колодец находится не где-нибудь, а посреди непроходимого болота, на маленьком неприметном островке, куда и попадает случайно главный герой сказа – приисковый парень Илья. В колодце у Синюшки богатства несметные, но поделиться ими она готова лишь с праведником и бессребреником, а хапугу и вора Кузьку безжалостно топит в бездонном колодце. Сама же Синюшка – оборотень из оборотней – всегда старая, всегда молодая, как она сама о себе говорит: и ручищи ее бескоготные растут, готовые утянуть в болотную трясину любого, кто подвернется, и превратиться способна в распригожую красавицу, и исчезнуть может прямо на глазах. Можно с уверенностью утверждать, что образ Синюшки этой самой гораздо ближе к общемировому стандарту Хозяек земных недр, чем красавица Хозяйка Медной горы.
   Хозяйка гор, как правило, объединяет в себе положительные и отрицательные качества. В немногих случаях последние преобладают, и тогда их носительница выступает исключительно зловредным и коварным существом. Однако при ближайшем и внимательном рассмотрении демоническое обличье оказывается результатом позднейшей идеологической дискредитации. Типичным примером может служить легендарная история происхождения тибетского народа, прародительницей коего считается Горная ведьма – недвусмысленный коррелят Хозяйки Медной горы, с той лишь разницей, что ее партнерами выступают не уральские камнерезы и рудокопы, а бодхисатва, он же по совместительству – обезьяний царь.
   Этот царь обезьян был буддийским девственником и праведником, последователем одного из выдающихся бодхисатв Авалокиты. В него-то и влюбилась кровожадная и похотливая Горная ведьма, настойчиво домогаясь взаимности:
 
О, обезьяний царь, услышь меня, молю!
По силе злой судьбы я бес, но я люблю.
И, страстью сожжена, теперь к тебе стремлюсь.
Со мной не ляжешь ты, я с демоном сольюсь.
По десять тысяч душ мы будем убивать,
Мы будем жрать тела, и будем кровь лизать,
И породим детей жестоких, словно мы.
Они войдут в Тибет, и в царстве снежной тьмы
У этих бесов злых возникнут города,
И души всех людей пожрут они тогда.
Подумай обо мне и милосерден будь,
Ведь я люблю тебя, приди ко мне на грудь!.[16]
 
 
   Бодхисаттва Авалокитешвара (тиб. Ченрезиг). Одним из его воплощений считается Обезьяний царь, легендарный предок тибетцев. Тибетская танка.
 
   В конечном счете царь обезьян и Горная демоница стали мужем и женой. От этого брака родилось шесть не похожих друг на друга обезьян, которые вскоре стали размножаться с невероятной быстротой. Есть стало нечего, и их праведный отец вынужден был обратиться к своим небесным покровителям. Те ниспослали на землю семена культурных растений, и обезьянье племя, начавшее возделывать землю, постепенно цивилизовалось: у них исчезла шерсть и хвосты. Так возникли люди. Считается, однако, что одна часть из них ведет начало от отца-бодхисатвы, а другая – от матери-ведьмы. Потому-то одни люди милосердные и добродетельные, другие же – коварные и злокозненные. Представляется, что обезьяны в тибетской легенде играют ту же роль, что и ящерицы, окружающие Хозяйку Медной горы в уральских сказах. Хотя в случае с Горной ведьмой речь идет не только о дискредитации ставших чуждыми идеологии и менталитета, но и об исчезновении господствовавших в далеком прошлом матриархальных отношений.
* * *
   Для правильного понимания истинной подоплеки образа Хозяйки (Медной) горы и всего последующего изложения придется обратиться к самым глубинам человеческой истории, когда повсеместно господствовал культ Великой Богини-Матери, обусловленный матриархальным укладом всей общественной жизни. В современной этнографии и теоретической социологии под матриархатом (от латинск. mater (matris) – «мать» + греческ. arche – «власть») понимается существовавшее в древнейшую эпоху владычество женщин, предшествовавшее патриархату. Это была такая стадия в развитии человеческого общества, основанная на материнском роде, когда сменяющие друг друга поколения по причине отсутствия узаконенного брака вели свою родословную исключительно по женской линии.
   Согласно классической научной традиции, появление, укрепление, а затем и исчезновение матриархата объясняется довольно-таки просто и достаточно убедительно. В условиях промискуитета (то есть неупорядоченных и неконтролируемых половых отношений) ребенок не знал своего настоящего отца и его родословная, вполне естественно, велась по матери. Кроме того, на плечи женщины легла основная тяжесть не только по воспитанию детей, но и по ведению домашнего хозяйства, приготовлению пищи, поддерживанию огня в очаге и т. п. Это и обусловило ее центральную роль в первобытном социуме. Но это же в дальнейшем привело и к всемирно-историческому поражению женского пола, как иногда несколько высокопарно выражаются ученые. Ибо, оставаясь привязанной к домашнему очагу и выполняя ограниченный круг домашних обязанностей, женщина оказалась невостребованной в других сферах человеческой деятельности – скотоводстве и земледелии, участии в войне и управлении различными общественными структурами.
   Переход от матриархата к патриархату (то есть к власти мужчин) проходил хотя и естественным, но далеко не безболезненным путем. Многие завоеванные позиции женщины сдавали с трудом, а некоторые и вовсе не уступали. Поэтому пережитки матриархата сохранялись очень и очень долго, некоторые же из таких пережитков у отдельных этносов сохранились и по сей день. Особенно сие относится к традиционным обычаям и верованиям, включая и сакральную область заклинаний и заговоров, гаданий и прорицаний, врачевания и колдовства.
   В далеком прошлом, по существу, вся человеческая история и предыстория начиналась с поклонения женскому началу и женскому естеству. Прежде всего это относится к процессам воспроизводства себе подобных, где главную роль играет женщина, которой на роду написано быть матерью. Недаром на языке североамериканских индейцев навахо земля называется naestsan, что дословно переводится как «опрокинутая на спину» (то есть «приготовившаяся к соитию женщина»). При этом, по представлениям индейцев, у Матери-Земли существует четыре чрева, в самом глубоком из них когда-то произошли и изначально жили люди.
   В основе оргиастических культов, распространенных по всей Земле, лежали таинства оплодотворения, зачатия и родов. А объектами поклонения, жертвоприношения и соблюдения подчас достаточно жестоких ритуалов неизбежно становились природные и рукотворные феномены, выражающие женское естество: пещеры, ущелья, озера, колодцы, венки, кольца и пр. Так сложился культ Великой Богини, распространенный по всему миру, во все времена и у всех древних народов. Его корни уходят к самым истокам человечества. Свидетельство тому – многочисленные скульптуры древних богинь и изображения женского естества, которые найдены практически на всех континентах Земли.
   Великая Богиня-Мать многолика и полифункциональна. Являясь носителем одного и того же содержания, у разных этносов она выступает под разными именами. Эту многоликость в свое время лучше всего представил Апулей в своем знаменитом романе «Золотой осел», где богиня обращается к главному герою Луцию с такими словами:
   «Вот я пред тобою, Луций, твоими тронутая мольбами, мать природы, госпожа всех стихий, изначальное порождение времен, высшее из божеств, владычица душ усопших, первая среди небожителей, единый образ всех богов и богинь, мановению которой подвластны небес лазурный свод, моря целительные дуновенья, преисподней плачевное безмолвие. Единую владычицу, чтит меня под многообразными видами, различными обрядами, под разными именами вся Вселенная. Там фригийцы, первенцы человечества, зовут меня Пессинунтской матерью богов, тут исконные обитатели Аттики – Минервой (греч. Афиной. – В.Д.) Кекропической, здесь кипряне, морем омываемые, – Пафийской Венерой (Афродитой), критские стрелки – Дианой (Артемидой) Диктиннской, трехъязычные сицилийцы – Стигийской Прозерпиной (Персефоной), элевсинцы – Церерой (Деметрой), древней богиней, одни – Юноной (Герой), другие – Беллон, те – Гекатой, эти – Рамнузией, а эфиопы, которых озаряют первые лучи восходящего солнца, арии и богатые древней ученостью египтяне почитают меня так, как до???(удар.)лжно, называя настоящим моим именем – царственной Исидой. Вот я пред тобою, твоим бедам сострадая, вот я, благожелательная и милосердная. Оставь плач и жалобы, гони прочь тоску – по моему промыслу уже занимается для тебя день спасения. Слушай же со всем вниманием мои наказы. День, что родится из этой ночи, день этот издавна мне посвящается. Зимние непогоды успокаиваются, волны бурные стихают, море делается доступным для плавания, и жрецы мои, спуская на воду судно, еще не знавшее влаги, посвящают его мне, как первине мореходства. Обряда этого священного ожидай спокойно и благочестиво».[17]
   Этот перечень можно продолжить, выводя за черту средиземноморской культуры. В Древней Индии Великая Богиня-Мать известна под именами Дьяус и Притхиви[18], у древних майя – Кукумац и Тепеу, у новозеландских маори – Ранги и Папа, у енисейских кетов – Хоседэм и т. д. Вполне естественно возникает вопрос: можно ли этот список пополнить уральской Хозяйкой Медной горы? Думается, Великой Богиней она когда-то действительно была, но, скорее всего, под другим именем. Когда часть гиперборейцев поселилась в Уральском регионе, положив начало современным народам, в числе их культов непременно была и матриархальная Праматерь. Однако со временем, по истечении многих веков и тысячелетий, она постепенно была приспособлена к местным реалиям и в конечном счете превратилась в ту Хозяйку Уральских гор, которую мы знаем из бажовских сказов.
   Современный английский исследователь древней мифологии Роберт Грейвс (1895—1986) попытался свести всё многообразие Владычицы матриархата к одному общему знаменателю и воссоздать некий условный прототип Праматери Мира, поименованный им Белой богиней – Альбиной (от латинск. albus – «белый», откуда уже вытекает целая вереница индоевропейских лексем и топонимов: например, Альбион – древнекельтское название Британских островов, Альпы, Эльба и т. д. и т. п.)[19]. Хотя образ Хозяйки Медной горы (несомненно, но в конечном счете) восходит и к общемировой мифологеме Великой Богини-Матери, поставить знак равенства между уральской владычицей и Белой богиней не представляется возможным хотя бы по причине несовпадения их цветовых характеристик: Малахитница, понятно, зеленого цвета, а никак не белого. Зато тотчас же напрашивается аналогия между носительницей малахитового одеяния и Зеленой Тарой – одной из двух главных ипостасей «ламаистской богородицы», сердобольной спасительницы, заступницы и утешительницы, которая восприняла многие черты древней Великой Богини.
   Не приходится сомневаться, что в прошлом она концентрировала в себе множество функций, кои впоследствии были распределены между другими, новыми, богинями. Нас же, естественно, в соответствии с генеральным замыслом книги, здесь и далее должно в первую очередь интересовать понятие, выраженное ключевым словосочетанием Хозяйка гор, то есть то, которое, пройдя века и тысячелетия, перешло на уральскую Хозяйку Медной горы. Типичным примером может послужить античная Великая Богиня Кибела, чей культ наряду с другими восточными божествами был принят и получил широкое распространение уже во времена Римской империи и слился с более древним культом богини Реи – матери Зевса и других олимпийских богов.