Страница:
Двигаясь мысленно по следам древних индоевропейцев в Европу, мы и здесь обнаружим сходные топонимы: Кембридж («Город на реке»; а сама река именуется Кем) – в Англии; Кемпер (от старобретонского названия, означающего «Слияние рек») – во Франции; Кемери – древнее поселение (а ныне известный курорт) на месте целебного источника в Латвии. Не случайно, видно, и одно из самоназваний древних египтян, кеми, связанное с разливом Нила. Но и это еще не все. Известно, что в старину шаман на Руси именовался кам[16]. Заимствовано слово у половцев, исповедовавших шаманизм. Отсюда и дожившее до наших дней слово «камлание» (обрядовое действо шамана). Возможно, и древнеарийский бог любви Кама был когда-то шаманом? Но, быть может, и название реки Камы имеет шаманское прошлое?
Ока. Река Ока настолько сроднилась с русской историей и культурой, что и само ее название невольно представляется исконно русским, созвучным со словом «око». Подобные по-своему поэтические объяснения не раз давались и относятся к разряду так называемой народной этимологии. Не подходят они по одной простой причине: русский язык – даже и в своей древней форме – сравнительно недавно (чуть более тысячи лет назад) стал самостоятельной ветвью на общеязыковом славянском древе, а имя Оки гораздо более древнего происхождения. Правда, в праславянском (то есть общем для всех современных славянских народов) слово «око» в смысле «глаз» звучало точно так же, как и сегодня (аналогичная корневая основа в слове «окно»). Но и это не дает стопроцентной уверенности, что древние славяне – первооткрыватели и первоназыватели реки Оки. До них на ее берегах могли побывать народы, говорящие на совершенно других языках и закрепившие название Оки, исходя из собственного словарного запаса. Славяне, поселившиеся на территории Окского бассейна примерно в 1-м тысячелетии новой эры, могли просто приспособиться к давным-давно существовавшему гидрониму, истолковав его по-своему.
Кто же еще претендует на роль «крестных» отцов и матерей реки Оки? С запада вплотную к Окскому региону примыкали литовские земли. В литовском языке слово «akis» означает то же самое, что в русском – «око», «глаз». У другого балтийского народа, латышей, «aka» значит «колодец». В русских говорах встречается слово в таком же значении: в архангельском диалекте зафиксировано понятие «околом» в смысле «маленькое озеро». С севера окские земли соседствовали с территориями, населенными финно-угорскими племенами. Поэтому возник естественный соблазн отыскать след древнего имени Оки в финском (или других родственных ему) языке (такой версии придерживался, кстати, известный русский историк Д.И. Иловайский). Здесь «akkа» значит «бабка», «старуха». Аналогично по-саамски «аккь» – «бабушка», но у финноязычных саамов (лопарей) есть еще одна корневая основа, подходящая на роль лексической крестной матери Оки: «йока» – «река» (по-фински «река» – «joki»).
Но на ту же роль вполне могут претендовать и другие народы. Например, сходным образом звучит слово «река» у ряда сибирских народов, говорящих на тунгусо-маньчжурских языках: у эвенов (ламутов) – «оккат», у эвенков – «оката». Русские первопроходцы и первопоселенцы переиначили эвенкийскую «окату» в более понятную им «Охоту», по русифицированному имени которой назвали затем и Охотский острог, и Охотское море. Отсюда, в общем-то, совсем неудивительно, что на территории России известно по меньшей мере пять рек с одним именем – Ока. Помимо наиболее известного на сегодняшний день притока Волги, есть еще реки с точно таким же названием: на Псковщине впадает в реку Кунью приток Ловати; в Пермской области и Башкирии впадает в реку Ай приток Уфы; в Иркутской области – левый приток Ангары; наконец, есть еще одна Ока, впадающая в Белое море. Вот ведь как получается! Однозвучие в названии разных рек, протекающих в совершенно разных концах Евразии, имеет, оказывается, свое разумное и внятное объяснение. Это не совпадение, а закономерный результат былого моногенеза (то есть единого происхождения) языков мира.
И все же ключ к расшифровке гидронима следует искать в санскрите, где «okas» значит: 1) «удовольствие»; 2) «жилище», «приют», «убежище»; 3) «родина» (хороший набор подходящих смыслов для Окского региона, ничего не скажешь!). К анализу можно привлечь и санскритские слова с морфемой «aka», однако в санскрите, как и в древнегреческом, приставка «а» означает отрицание «не», что, кстати, лишний раз подтверждает общее происхождение индийских и греческого языков. Тему можно продолжать до бесконечности даже применительно к одному лишь Волжско-Окскому региону, ибо следы миграций индоевропейских народов (и неиндоевропейских, разумеется, тоже) обнаруживаются повсюду и самым неожиданным образом.
Днепр. Величайшая река русской и мировой истории. Его знавали уже древние эллины под названием Борисфен. Под таким именем он встречается уже у Геродота, который сравнивал Днепр-Борисфен с Нилом. Вообще название Днепра гораздо древнее, чем вся эллинская история. Ибо в древности его имя звучало как Данапр, – в нем недвусмысленно слышится общеиндоевропейский и даже доиндоевропейский корень «дан» («дон», «дун»), означающий «воду». Известна попытка (правда, легендарная) дать могучему Днепру-Данапру новое название. Это случилось в IV веке новой эры, когда на берегах великой реки появилась ненадолго гуннская орда, докатившаяся до Европы аж от Великой китайской стены. Днепр настолько поразил воображение кочевников, что они решили «осчастливить» его и переименовать в «Реку гуннов» – Гуннавар. Название не закрепилось, – как и сами авторы, которые вскоре откочевали на Запад, где с утроенным воодушевлением принялись громить римские войска и грабить варварские племена. Тем не менее одна из народных этимологий дожила до наших дней: это древнерусское название Днепра – Словутич.
Отсюда в прямом смысле начиналась русская история. История Смоленска, возникшего и построенного на Днепре, теряется в недосягаемых глубинах веков. В летописи он впервые упомянут под 863 годом. Но еще задолго до этого, гласит предание, Смоленск посетил апостол Андрей Первозванный, который проследовал через Великую Скуфь к Ладоге, Ильмень-озеру и острову Валааму, дабы заложить на Русской земле первый камень в фундамент будущей православной веры.
Волхов. Название реки не нуждается в расшифровке. Удивляет одно: как в условиях жесточайшей борьбы с язычеством в историческом центре России сохранился гидроним, этимология которого напрямую связана с понятием, обозначающим волхва, древнего славянского жреца. Должно быть, название возникло в те стародавние времена, когда наши пращуры, по словам Нестора-летописца, приносили жертвы рощам, колодцам и рекам. Потому-то и сегодня древнее имя реки наглядно демонстрирует незыблемость и неискоренимость архаичных традиций и верований.
Гидроним «Волхов» лексически и семантически сопрягается с теонимом «Велес», именем древнеславянского бога, в котором слышится имя и более древнего бога, известного из Библии как Ваал. Так в грецизированном переиначивании звучит имя древнесемитского Баала (Балу). Но наивно полагать, что на берега Ладоги имя это попало с Ближнего Востока. Скорее, наоборот: при миграции гипербореев с Севера на Юг отдельные слова тогда еще нерасчлененного языка закреплялись по всему пути их перемещения. По той же причине этимологически и семантически родствен древнесемитскому Баалу и древнерусский Белбог (как, собственно, и слово «белый»). Несомненные отголоски имени древнего божества слышатся и в названии Балтики – региона в целом и Балтийского моря в частности. Все это знаменательно и символично: семена далекого прошлого всегда прорастают в настоящем и в будущем.
Вот почему ничего, кроме удивления, не могут вызвать попытки иных интерпретаций гидронима «Волхов» – от поиска финно-угорских корней до нелепого семантического предположения: дескать, первоначальное значение гидронима – «Ольховая река». Этимологические выдумки в данном случае заключаются в том, что к исконно славянскому слову «ольха» искусственно добавлена буква «в»; где, когда и с какой целью проделан этот фонетический трюк, авторы странной гипотезы предпочитают умалчивать.
Нева и Ладога (Ладожское озеро). Такое сопряжение реки и озера не случайно. Во-первых, Нева, одна из самых молодых российских рек, вытекает из Ладоги: она, как уже отмечалось выше, пробила свое русло и вообще появилась на свет в результате поднятия суши на Карельском перешейке, в районе современного города Приозерска (сравнительно недавно). Во-вторых, свое название река Нева получила по старинному прозванию Ладоги – Нево. Этимологи и топонимисты считают, что последний гидроним происходит от финского слова neva, что значит «болото», «топь», «трясина»[17], хотя раздольная и своенравная Ладога менее всего похожа на болото и скорее напоминает море. В русском языке также хватает слов с аналогичной корневой основой. Достаточно вспомнить хотя бы «невод», да и по смыслу оно больше подходит рыбообильному озеру-кормильцу.
Еще более родным является имя Ладога, вне всякого сомнения образованное от имени древнеславянских языческих божеств – Лада (первотворца, упорядочивающего космос и человеческие отношения) и Лады (богини любви и семейного благополучия). Последний слог гидронима также наполнен глубоким архаичным смыслом: из Словаря окской эзотерики, приведенного и прокомментированного в последней части настоящей книги, видно, что на определенном этапе исторического развития наши арийские пращуры поклонялись змееподобной богине плодородия Га, одной из ипостасей матери-земли (считалось, что, в отличие от традиционного земледельческого божества, Га отлетает в теплые края вместе с перелетными птицами).
Гиперборейское наследие – это не только память о запредельных временах мировой истории, выявление территорий, пройденных, освоенных и наименованных пращурами. Это еще и сформировавшийся на протяжении многих тысячелетий гиперборейский менталитет современных этносов, выпестованный в невероятных страданиях стойкий дух и воля к жизни, умение приспособиться к любым неблагоприятным условиям и передавать позитивный опыт последующим поколениям, впитывать высшие достижения погибших или выживших цивилизаций и находить пути сосуществования со всеми народами планеты.
Сокровенная народная память
Ока. Река Ока настолько сроднилась с русской историей и культурой, что и само ее название невольно представляется исконно русским, созвучным со словом «око». Подобные по-своему поэтические объяснения не раз давались и относятся к разряду так называемой народной этимологии. Не подходят они по одной простой причине: русский язык – даже и в своей древней форме – сравнительно недавно (чуть более тысячи лет назад) стал самостоятельной ветвью на общеязыковом славянском древе, а имя Оки гораздо более древнего происхождения. Правда, в праславянском (то есть общем для всех современных славянских народов) слово «око» в смысле «глаз» звучало точно так же, как и сегодня (аналогичная корневая основа в слове «окно»). Но и это не дает стопроцентной уверенности, что древние славяне – первооткрыватели и первоназыватели реки Оки. До них на ее берегах могли побывать народы, говорящие на совершенно других языках и закрепившие название Оки, исходя из собственного словарного запаса. Славяне, поселившиеся на территории Окского бассейна примерно в 1-м тысячелетии новой эры, могли просто приспособиться к давным-давно существовавшему гидрониму, истолковав его по-своему.
Кто же еще претендует на роль «крестных» отцов и матерей реки Оки? С запада вплотную к Окскому региону примыкали литовские земли. В литовском языке слово «akis» означает то же самое, что в русском – «око», «глаз». У другого балтийского народа, латышей, «aka» значит «колодец». В русских говорах встречается слово в таком же значении: в архангельском диалекте зафиксировано понятие «околом» в смысле «маленькое озеро». С севера окские земли соседствовали с территориями, населенными финно-угорскими племенами. Поэтому возник естественный соблазн отыскать след древнего имени Оки в финском (или других родственных ему) языке (такой версии придерживался, кстати, известный русский историк Д.И. Иловайский). Здесь «akkа» значит «бабка», «старуха». Аналогично по-саамски «аккь» – «бабушка», но у финноязычных саамов (лопарей) есть еще одна корневая основа, подходящая на роль лексической крестной матери Оки: «йока» – «река» (по-фински «река» – «joki»).
Но на ту же роль вполне могут претендовать и другие народы. Например, сходным образом звучит слово «река» у ряда сибирских народов, говорящих на тунгусо-маньчжурских языках: у эвенов (ламутов) – «оккат», у эвенков – «оката». Русские первопроходцы и первопоселенцы переиначили эвенкийскую «окату» в более понятную им «Охоту», по русифицированному имени которой назвали затем и Охотский острог, и Охотское море. Отсюда, в общем-то, совсем неудивительно, что на территории России известно по меньшей мере пять рек с одним именем – Ока. Помимо наиболее известного на сегодняшний день притока Волги, есть еще реки с точно таким же названием: на Псковщине впадает в реку Кунью приток Ловати; в Пермской области и Башкирии впадает в реку Ай приток Уфы; в Иркутской области – левый приток Ангары; наконец, есть еще одна Ока, впадающая в Белое море. Вот ведь как получается! Однозвучие в названии разных рек, протекающих в совершенно разных концах Евразии, имеет, оказывается, свое разумное и внятное объяснение. Это не совпадение, а закономерный результат былого моногенеза (то есть единого происхождения) языков мира.
И все же ключ к расшифровке гидронима следует искать в санскрите, где «okas» значит: 1) «удовольствие»; 2) «жилище», «приют», «убежище»; 3) «родина» (хороший набор подходящих смыслов для Окского региона, ничего не скажешь!). К анализу можно привлечь и санскритские слова с морфемой «aka», однако в санскрите, как и в древнегреческом, приставка «а» означает отрицание «не», что, кстати, лишний раз подтверждает общее происхождение индийских и греческого языков. Тему можно продолжать до бесконечности даже применительно к одному лишь Волжско-Окскому региону, ибо следы миграций индоевропейских народов (и неиндоевропейских, разумеется, тоже) обнаруживаются повсюду и самым неожиданным образом.
Днепр. Величайшая река русской и мировой истории. Его знавали уже древние эллины под названием Борисфен. Под таким именем он встречается уже у Геродота, который сравнивал Днепр-Борисфен с Нилом. Вообще название Днепра гораздо древнее, чем вся эллинская история. Ибо в древности его имя звучало как Данапр, – в нем недвусмысленно слышится общеиндоевропейский и даже доиндоевропейский корень «дан» («дон», «дун»), означающий «воду». Известна попытка (правда, легендарная) дать могучему Днепру-Данапру новое название. Это случилось в IV веке новой эры, когда на берегах великой реки появилась ненадолго гуннская орда, докатившаяся до Европы аж от Великой китайской стены. Днепр настолько поразил воображение кочевников, что они решили «осчастливить» его и переименовать в «Реку гуннов» – Гуннавар. Название не закрепилось, – как и сами авторы, которые вскоре откочевали на Запад, где с утроенным воодушевлением принялись громить римские войска и грабить варварские племена. Тем не менее одна из народных этимологий дожила до наших дней: это древнерусское название Днепра – Словутич.
Отсюда в прямом смысле начиналась русская история. История Смоленска, возникшего и построенного на Днепре, теряется в недосягаемых глубинах веков. В летописи он впервые упомянут под 863 годом. Но еще задолго до этого, гласит предание, Смоленск посетил апостол Андрей Первозванный, который проследовал через Великую Скуфь к Ладоге, Ильмень-озеру и острову Валааму, дабы заложить на Русской земле первый камень в фундамент будущей православной веры.
Волхов. Название реки не нуждается в расшифровке. Удивляет одно: как в условиях жесточайшей борьбы с язычеством в историческом центре России сохранился гидроним, этимология которого напрямую связана с понятием, обозначающим волхва, древнего славянского жреца. Должно быть, название возникло в те стародавние времена, когда наши пращуры, по словам Нестора-летописца, приносили жертвы рощам, колодцам и рекам. Потому-то и сегодня древнее имя реки наглядно демонстрирует незыблемость и неискоренимость архаичных традиций и верований.
Гидроним «Волхов» лексически и семантически сопрягается с теонимом «Велес», именем древнеславянского бога, в котором слышится имя и более древнего бога, известного из Библии как Ваал. Так в грецизированном переиначивании звучит имя древнесемитского Баала (Балу). Но наивно полагать, что на берега Ладоги имя это попало с Ближнего Востока. Скорее, наоборот: при миграции гипербореев с Севера на Юг отдельные слова тогда еще нерасчлененного языка закреплялись по всему пути их перемещения. По той же причине этимологически и семантически родствен древнесемитскому Баалу и древнерусский Белбог (как, собственно, и слово «белый»). Несомненные отголоски имени древнего божества слышатся и в названии Балтики – региона в целом и Балтийского моря в частности. Все это знаменательно и символично: семена далекого прошлого всегда прорастают в настоящем и в будущем.
Вот почему ничего, кроме удивления, не могут вызвать попытки иных интерпретаций гидронима «Волхов» – от поиска финно-угорских корней до нелепого семантического предположения: дескать, первоначальное значение гидронима – «Ольховая река». Этимологические выдумки в данном случае заключаются в том, что к исконно славянскому слову «ольха» искусственно добавлена буква «в»; где, когда и с какой целью проделан этот фонетический трюк, авторы странной гипотезы предпочитают умалчивать.
Нева и Ладога (Ладожское озеро). Такое сопряжение реки и озера не случайно. Во-первых, Нева, одна из самых молодых российских рек, вытекает из Ладоги: она, как уже отмечалось выше, пробила свое русло и вообще появилась на свет в результате поднятия суши на Карельском перешейке, в районе современного города Приозерска (сравнительно недавно). Во-вторых, свое название река Нева получила по старинному прозванию Ладоги – Нево. Этимологи и топонимисты считают, что последний гидроним происходит от финского слова neva, что значит «болото», «топь», «трясина»[17], хотя раздольная и своенравная Ладога менее всего похожа на болото и скорее напоминает море. В русском языке также хватает слов с аналогичной корневой основой. Достаточно вспомнить хотя бы «невод», да и по смыслу оно больше подходит рыбообильному озеру-кормильцу.
Еще более родным является имя Ладога, вне всякого сомнения образованное от имени древнеславянских языческих божеств – Лада (первотворца, упорядочивающего космос и человеческие отношения) и Лады (богини любви и семейного благополучия). Последний слог гидронима также наполнен глубоким архаичным смыслом: из Словаря окской эзотерики, приведенного и прокомментированного в последней части настоящей книги, видно, что на определенном этапе исторического развития наши арийские пращуры поклонялись змееподобной богине плодородия Га, одной из ипостасей матери-земли (считалось, что, в отличие от традиционного земледельческого божества, Га отлетает в теплые края вместе с перелетными птицами).
Гиперборейское наследие – это не только память о запредельных временах мировой истории, выявление территорий, пройденных, освоенных и наименованных пращурами. Это еще и сформировавшийся на протяжении многих тысячелетий гиперборейский менталитет современных этносов, выпестованный в невероятных страданиях стойкий дух и воля к жизни, умение приспособиться к любым неблагоприятным условиям и передавать позитивный опыт последующим поколениям, впитывать высшие достижения погибших или выживших цивилизаций и находить пути сосуществования со всеми народами планеты.
Сокровенная народная память
Истина в истории – понятие более чем относительное. Одни и те же лица, события описываются и трактуются историками и социологами подчас с диаметрально противоположных позиций, а воссозданная ими картина предстает то в розовых, то в белых, то в серых, а то и в черных тонах. Даже летописи и документы не избежали этой участи. Выражаясь, быть может, несколько вульгарно, не слишком грешно утверждать: у каждого историка своя истина, и зачастую она не имеет ничего общего с подлинной действительностью. В данном плане беллетристика или фольклор могут оказаться ничуть не не менее объективными, чем научное исследование. «Борис Годунов» Пушкина воссоздает более точную и правдивую картину исторической реальности, если сравнивать пушкинский шедевр с трудами историков, писавших на ту же тему, – Н.М. Карамзина, Н.И. Костомарова, С.Ф. Платонова, Р.Г. Скрынникова и других.
А разве не дает достоверной картины Отечественной войны 1812 года роман Льва Толстого «Война и мир» или один из главных ее эпизодов, запечатленный в стихотворении Лермонтова «Бородино»? Безусловно, дает! Ведь и писатель, и поэт опирались на свидетельства очевидцев, поначалу устные, а затем оформленные в виде письменных и печатных воспоминаний. Конечно, с устной традицией обстоит достаточно сложно. Не секрет, что долгое время информация о далеком прошлом передавалась из поколения в поколение в форме преданий. Существовали профессиональные хранители такого знания – старейшины племен и языческие волхвы. Их деятельность прервалась после принятия на Руси христианского вероисповедания и отказа от тысячелетиями формировавшейся индоевропейской (арийской) традиции. Однако полностью уничтожить былую культуру не удалось. Почти полностью (хотя подчас и в закамуфлированном виде) она сохранилась в фольклоре, народном календаре, языческих обрядах и празднествах, – к некоторым пришлось даже приспособиться православной церкви. Историческая память о далеком прошлом также продолжала существовать, превратившись в тайное и сакральное знание.
По сей день остаются справедливыми слова самобытного историка XIX века Ивана Егоровича Забелина (1820—1908): «Предания, если только в их источнике нет и следа сочинительских сказок-складок, если они вообще рисуют жизненную правду и идут от основных великих народных движений и народных героических дел, каковы предания первой нашей летописи, – такие предания очень живучи; они сохраняются в народной памяти целые века и даже тысячелетия. Они особенно крепко и долго удерживаются в народном созерцании, если народная жизнь и в последующее время все течет по тому же руслу, откуда идут и первые ее предания, если к тому еще народ не знает писаного слова или мало им пользуется».
Позже многие из устных преданий послужили основой для создания летописей, хроник или беллетризированных сочинений. На таком принципе построены и многие книги Геродотовой «Истории», и монгольское «Сокровенное сказание», и «История государства инков», принадлежащая перу последнего хранителя тайной истории своего народа Инке Гарсиласо де ла Вега и полностью составленная на основе устных преданий, и Несторова «Повесть временных лет». Есть и другие литературные источники, созданные аналогичным образом, которые современные ортодоксы почему-то упорно продолжают считать обыкновенным вымыслом. К ним относятся, к примеру, такие шедевры исторической прозы, как «Сказание о Словене и Русе и городе Словенске», «Повесть об убиении Даниила Суздальского и о начале Москвы» и др. По поводу исторической ценности (точнее, бесценности) данных первоисточников нам уже неоднократно приходилось высказываться[18]. Выводы о происхождении и рациональном зерне этих произведений целиком и полностью распространяются и на текст XVI века, получивший название «Сказание о князьях Владимирских».
Филологи продолжают спорить о конкретном авторе и заказчике этого мини-трактата, соглашаясь друг с другом лишь в одном: перед нами выдумка чистейшей воды. В «Сказании…» речь идет о происхождении русского народа и о правящей династии Рюриковичей. В первом случае родословная ведется от библейского патриарха Ноя и послепотопного расселения прапредков народов. Во втором корни русских князей (а в дальнейшем царей) прослеживаются до римского императора Августа Октавиана. Последний якобы после разгрома войск Антония и Клеопатры в Египте направил сродника своего и сподвижника, по имени Прус, на берега реки Вислы и Балтийского моря, где тот стал властителем, а вверенные ему земли получили название Пруссии. В роду Пруса спустя девять столетий и появился князь Рюрик, который по совету новгородского правителя Гостомысла приглашен царствовать на Русь и положил начало первой великокняжеской династии:
«В лето 5457 Августу, кесарю римъскому, грядущу въ Египетъ с своими ипаты, яже бе власть египетьская рода суща Птоломеева. И срете его Иродъ Антипатров, творя ему велие послужение воя, и пищею, и дарми. Предаде же богъ Египетъ и Клеопатру в руце Августу. Августъ же начятъ дань подкладати на вселенней. Постави брата своего Патрикиа царя Египту; Августалиа, другаго брата своего, постави Александрии властодержца; Ирода же Антипатрова асколонитянина за многий ради его почести постави царя надъ июдеи въ Иерусалиме; Асию же поручи Евлагерду, сроднику своему; Алирика же, брата своего, постави в поверъшии Истра; и Пиона постави во Отоцех Златых, иже ныне наричются Угрове; а Пруса, сродника своего, в брезе Вислы реце во градъ Марборок, и Турнъ, и Хвоини, и пресловый Гданескъ, и ины многи грады по реку, глаголемую Немонъ, впадшую в море. И житъ Прусъ многа времена летъ и до четвертаго роду; и оттоле и до сего времяни зоветься Прусьская земля.
И в то врьмя некий воевода новгородьцкий именемъ Гостомыслъ скончеваетъ свое житье и созва вся владелца Ногорода и рече имъ: «О мужие новгородьстии, советъ даю вамъ азъ, яко да пошлете в Прусьскую землю мужа мудры и призовите от тамо сущих родов к себъ владелца». Они же шедше в Прусьскую землю и обретоша тамо некоего князя именемъ Рюрика, суща от рода римъскаго Августа царя. И молиша князя Рюрика посланьницы от всехъ новгородцовъ, дабы шелъ к нимъ княжити. Князь же Рюрикъ приде в Новъгород, имея с собою два брата: единому имя Труворъ, а второму Синеусъ, а третий племенникъ его именемъ Олегъ. И оттоле нареченъ бысть Великий Новградъ; и нача княз великий Рюрикъ первый княжити в немъ».
Не приходится сомневаться в литературном происхождении данного сказания. Но точно так же не приходится сомневаться, что в его основу было положено устное предание, имеющее под собой твердую историческую почву. Нет ничего фантастического, что римлянина, коего Август-кесарь послал на Балтику, звали Прусом. Некогда прапредки латинов, вытеснивших с Апеннинского полуострова этрусков, мигрировали с Севера на Юг через территорию современной Прибалтики и Северо-Западной России. Память об этих событиях и путях передвижения вряд ли полностью истерлась к временам Римской империи. Кроме того, в I веке нового тысячелетия не слишком расчлененными были недавно еще единые славянские и балтийские языки (в состав последних входил и прусский, ныне полностью исчезнувший). Даже имя Прус и название племени пруссов образованы с помощью лексемы «рус», а прусские земли в старину именовались Порусьем. (Кстати, одна из исторических рек, и сегодня протекающая через город Старую Руссу, испокон веков именуется Порусьей. На ее берегу находится дом-музей Ф.М. Достоевского, где писатель жил в последние годы жизни и создавал свои великие романы, включая «Братьев Карамазовых». А в районе Валдая есть озеро Пруса.) Ничего невероятного нет и в том, что праотец Прус мог оказаться в числе родственников императора Августа, который, являясь внучатым племянником Юлия Цезаря (и усыновленный им), происходил из древнего и весьма разветвленного патрицианского рода Юлиев.
Рис. 12. Икона «Святой Георгий, поражающий змея». Из Богородицкого Высоцкого монастыря (г. Серпухов)
Историческая проза как фольклорного, так и литературного происхождения[19] создавалась и хранилась (долгое время в виде тайного знания) практически во всех областях Российского Междуречья. В дальнейшем изложении и в сочетании с летописными источниками (которые сами по себе содержат немало сакральной информации) она даст нам в руки ключ для раскрытия ряда сокровенных тайн Земли Русской. Однако прежде необходимо затронуть еще один пласт архаичного мировоззрения. Речь пойдет о ряде образов, на первый взгляд, казалось бы, связанных исключительно с христианской традицией, а на самом деле уходящих в самые дальние глубины русского народного менталитета.
Начнем с Георгия Победоносца. Его житие попало на Русь из Византии и получило широчайшее распространение с первых шагов христианства. Иконы на сюжет чуда о Георгии и змее (рис. 12), Георгиевские соборы, Георгиевский крест как высший символ воинского мужества, Святой Георгий, поражающий копьем дракона на гербе Москвы и др. Святой Георгий и по сей день считается покровителем российского воинства, хотя данный символ имеет мало общего с действительным содержанием византийского жития, получившего широчайшее распространение на русской почве. Согласно первоисточнику, Святой Георгий не поражал копьем дракона, а укротил его молитвой, после чего освобожденная от заклятия царевна провела прирученное чудовище по улицам родного города, что и было воспринято ее согражданами-язычниками, как чудо, после чего все они поголовно приняли христианство. Именно такое завершение сюжета получило отражение в наиболее древних изображениях, в том числе и на фреске церкви Святого Георгия (XII в.) в Старой Ладоге (рис. 13).
Рис. 13. Фреска «Чудо Святого Георгия о змие» в церкви Святого Георгия в Старой Ладоге (XII в.). Фото Ю. Ермолова и С. Пальмина.
Не меньшей популярностью на Руси пользовался и неканонический образ, именовавшийся в народе по-простому – Егорием Храбрым (Хоробрым): многие его черты и функции не имеют никакого отношения к христианской традиции, а уходят своими корнями в далекое арийское и доарийское прошлое. Сама идея змееборчества – распространеннейший мифологический сюжет. Но не только и даже не столько это заставляет взглянуть совершенно по-иному на византийского великомученника. В русском мировосприятии Егорий Храбрый предстает как воистину небесно-космический герой. В духовных стихах, которые распевали во всех уголках калики перехожие, он характеризуется в традиционно фольклорном духе:
Имя Егор(ий) считается производным от греческого Георгий, означающего «земледелец». Однако стоит вдуматься – и возникают совершенно иные ассоциации. Древнерусский духовный стих о змееборце Егории наидревнейшего происхождения, а его христианизация – результат позднейшей обработки. Вот почему в различных вариантах стихотворной легенды само имя героя звучит по-разному: например, Ягор (Йагор) или даже Ёгор (Йогор) (см.: Соколов Б.М. Большой стих о Егории Храбром. М., 1995. С. 136—140; 142—143). Это наводит на мысль, что первоначально имя Егор могло звучать как Игорь и, следовательно, по своим исходным корням имена Егор и Игорь тождественны, причем последнее имеет исконно русское происхождение, а не является переиначенным скандинавским Гюрги или Ингваром (как на том вот уже более двухсот лет настаивают историки-русофобы и этимологи-норманисты). В основе обоих имен лежит простая, но многозначная корневая основа «гор»; семантически они могут означать и «горны», и «горячий», и «горящий», и пр. Общеизвестно также, что в славянских языках лексема «гор» взаимосвязана с лексемой «яр». Поэтому правы те исследователи, которые утверждают, что в далеком прошлом функции Егория Храброго совпадали с функциями языческого бога плодородия Ярилы. Как видим, совпадали не только функции, но и имена.
А разве не дает достоверной картины Отечественной войны 1812 года роман Льва Толстого «Война и мир» или один из главных ее эпизодов, запечатленный в стихотворении Лермонтова «Бородино»? Безусловно, дает! Ведь и писатель, и поэт опирались на свидетельства очевидцев, поначалу устные, а затем оформленные в виде письменных и печатных воспоминаний. Конечно, с устной традицией обстоит достаточно сложно. Не секрет, что долгое время информация о далеком прошлом передавалась из поколения в поколение в форме преданий. Существовали профессиональные хранители такого знания – старейшины племен и языческие волхвы. Их деятельность прервалась после принятия на Руси христианского вероисповедания и отказа от тысячелетиями формировавшейся индоевропейской (арийской) традиции. Однако полностью уничтожить былую культуру не удалось. Почти полностью (хотя подчас и в закамуфлированном виде) она сохранилась в фольклоре, народном календаре, языческих обрядах и празднествах, – к некоторым пришлось даже приспособиться православной церкви. Историческая память о далеком прошлом также продолжала существовать, превратившись в тайное и сакральное знание.
По сей день остаются справедливыми слова самобытного историка XIX века Ивана Егоровича Забелина (1820—1908): «Предания, если только в их источнике нет и следа сочинительских сказок-складок, если они вообще рисуют жизненную правду и идут от основных великих народных движений и народных героических дел, каковы предания первой нашей летописи, – такие предания очень живучи; они сохраняются в народной памяти целые века и даже тысячелетия. Они особенно крепко и долго удерживаются в народном созерцании, если народная жизнь и в последующее время все течет по тому же руслу, откуда идут и первые ее предания, если к тому еще народ не знает писаного слова или мало им пользуется».
Позже многие из устных преданий послужили основой для создания летописей, хроник или беллетризированных сочинений. На таком принципе построены и многие книги Геродотовой «Истории», и монгольское «Сокровенное сказание», и «История государства инков», принадлежащая перу последнего хранителя тайной истории своего народа Инке Гарсиласо де ла Вега и полностью составленная на основе устных преданий, и Несторова «Повесть временных лет». Есть и другие литературные источники, созданные аналогичным образом, которые современные ортодоксы почему-то упорно продолжают считать обыкновенным вымыслом. К ним относятся, к примеру, такие шедевры исторической прозы, как «Сказание о Словене и Русе и городе Словенске», «Повесть об убиении Даниила Суздальского и о начале Москвы» и др. По поводу исторической ценности (точнее, бесценности) данных первоисточников нам уже неоднократно приходилось высказываться[18]. Выводы о происхождении и рациональном зерне этих произведений целиком и полностью распространяются и на текст XVI века, получивший название «Сказание о князьях Владимирских».
Филологи продолжают спорить о конкретном авторе и заказчике этого мини-трактата, соглашаясь друг с другом лишь в одном: перед нами выдумка чистейшей воды. В «Сказании…» речь идет о происхождении русского народа и о правящей династии Рюриковичей. В первом случае родословная ведется от библейского патриарха Ноя и послепотопного расселения прапредков народов. Во втором корни русских князей (а в дальнейшем царей) прослеживаются до римского императора Августа Октавиана. Последний якобы после разгрома войск Антония и Клеопатры в Египте направил сродника своего и сподвижника, по имени Прус, на берега реки Вислы и Балтийского моря, где тот стал властителем, а вверенные ему земли получили название Пруссии. В роду Пруса спустя девять столетий и появился князь Рюрик, который по совету новгородского правителя Гостомысла приглашен царствовать на Русь и положил начало первой великокняжеской династии:
«В лето 5457 Августу, кесарю римъскому, грядущу въ Египетъ с своими ипаты, яже бе власть египетьская рода суща Птоломеева. И срете его Иродъ Антипатров, творя ему велие послужение воя, и пищею, и дарми. Предаде же богъ Египетъ и Клеопатру в руце Августу. Августъ же начятъ дань подкладати на вселенней. Постави брата своего Патрикиа царя Египту; Августалиа, другаго брата своего, постави Александрии властодержца; Ирода же Антипатрова асколонитянина за многий ради его почести постави царя надъ июдеи въ Иерусалиме; Асию же поручи Евлагерду, сроднику своему; Алирика же, брата своего, постави в поверъшии Истра; и Пиона постави во Отоцех Златых, иже ныне наричются Угрове; а Пруса, сродника своего, в брезе Вислы реце во градъ Марборок, и Турнъ, и Хвоини, и пресловый Гданескъ, и ины многи грады по реку, глаголемую Немонъ, впадшую в море. И житъ Прусъ многа времена летъ и до четвертаго роду; и оттоле и до сего времяни зоветься Прусьская земля.
И в то врьмя некий воевода новгородьцкий именемъ Гостомыслъ скончеваетъ свое житье и созва вся владелца Ногорода и рече имъ: «О мужие новгородьстии, советъ даю вамъ азъ, яко да пошлете в Прусьскую землю мужа мудры и призовите от тамо сущих родов к себъ владелца». Они же шедше в Прусьскую землю и обретоша тамо некоего князя именемъ Рюрика, суща от рода римъскаго Августа царя. И молиша князя Рюрика посланьницы от всехъ новгородцовъ, дабы шелъ к нимъ княжити. Князь же Рюрикъ приде в Новъгород, имея с собою два брата: единому имя Труворъ, а второму Синеусъ, а третий племенникъ его именемъ Олегъ. И оттоле нареченъ бысть Великий Новградъ; и нача княз великий Рюрикъ первый княжити в немъ».
Не приходится сомневаться в литературном происхождении данного сказания. Но точно так же не приходится сомневаться, что в его основу было положено устное предание, имеющее под собой твердую историческую почву. Нет ничего фантастического, что римлянина, коего Август-кесарь послал на Балтику, звали Прусом. Некогда прапредки латинов, вытеснивших с Апеннинского полуострова этрусков, мигрировали с Севера на Юг через территорию современной Прибалтики и Северо-Западной России. Память об этих событиях и путях передвижения вряд ли полностью истерлась к временам Римской империи. Кроме того, в I веке нового тысячелетия не слишком расчлененными были недавно еще единые славянские и балтийские языки (в состав последних входил и прусский, ныне полностью исчезнувший). Даже имя Прус и название племени пруссов образованы с помощью лексемы «рус», а прусские земли в старину именовались Порусьем. (Кстати, одна из исторических рек, и сегодня протекающая через город Старую Руссу, испокон веков именуется Порусьей. На ее берегу находится дом-музей Ф.М. Достоевского, где писатель жил в последние годы жизни и создавал свои великие романы, включая «Братьев Карамазовых». А в районе Валдая есть озеро Пруса.) Ничего невероятного нет и в том, что праотец Прус мог оказаться в числе родственников императора Августа, который, являясь внучатым племянником Юлия Цезаря (и усыновленный им), происходил из древнего и весьма разветвленного патрицианского рода Юлиев.
Рис. 12. Икона «Святой Георгий, поражающий змея». Из Богородицкого Высоцкого монастыря (г. Серпухов)
Историческая проза как фольклорного, так и литературного происхождения[19] создавалась и хранилась (долгое время в виде тайного знания) практически во всех областях Российского Междуречья. В дальнейшем изложении и в сочетании с летописными источниками (которые сами по себе содержат немало сакральной информации) она даст нам в руки ключ для раскрытия ряда сокровенных тайн Земли Русской. Однако прежде необходимо затронуть еще один пласт архаичного мировоззрения. Речь пойдет о ряде образов, на первый взгляд, казалось бы, связанных исключительно с христианской традицией, а на самом деле уходящих в самые дальние глубины русского народного менталитета.
Начнем с Георгия Победоносца. Его житие попало на Русь из Византии и получило широчайшее распространение с первых шагов христианства. Иконы на сюжет чуда о Георгии и змее (рис. 12), Георгиевские соборы, Георгиевский крест как высший символ воинского мужества, Святой Георгий, поражающий копьем дракона на гербе Москвы и др. Святой Георгий и по сей день считается покровителем российского воинства, хотя данный символ имеет мало общего с действительным содержанием византийского жития, получившего широчайшее распространение на русской почве. Согласно первоисточнику, Святой Георгий не поражал копьем дракона, а укротил его молитвой, после чего освобожденная от заклятия царевна провела прирученное чудовище по улицам родного города, что и было воспринято ее согражданами-язычниками, как чудо, после чего все они поголовно приняли христианство. Именно такое завершение сюжета получило отражение в наиболее древних изображениях, в том числе и на фреске церкви Святого Георгия (XII в.) в Старой Ладоге (рис. 13).
Рис. 13. Фреска «Чудо Святого Георгия о змие» в церкви Святого Георгия в Старой Ладоге (XII в.). Фото Ю. Ермолова и С. Пальмина.
Не меньшей популярностью на Руси пользовался и неканонический образ, именовавшийся в народе по-простому – Егорием Храбрым (Хоробрым): многие его черты и функции не имеют никакого отношения к христианской традиции, а уходят своими корнями в далекое арийское и доарийское прошлое. Сама идея змееборчества – распространеннейший мифологический сюжет. Но не только и даже не столько это заставляет взглянуть совершенно по-иному на византийского великомученника. В русском мировосприятии Егорий Храбрый предстает как воистину небесно-космический герой. В духовных стихах, которые распевали во всех уголках калики перехожие, он характеризуется в традиционно фольклорном духе:
Добавим, что матерью Егория считается сама София Премудрость, то есть, другими словами, Вселенская Мысль. Серебряно-золотая атрибутика традиционно символизирует лунное и солнечное начала. В древности у Луны различали две ипостаси: месяц (Луна на ущербе), считавшийся мужским небесным светилом, которому соответствовало серебро, и полную Луну, символизировавшую женскую сущность, – ей соответствовали жемчужный свет и цвет. О солярно-космической сущности русского Егория, а также о его календарно-циклических функциях свидетельствует и пословица: «Егорий Храбрый – зиме ворог лютый». (Этимологически и семантически эпитет Егория – Хоробрый – родствен имени одного из языческих солнцебогов – Хорса, а также таким современным словам, как «хорошо», «хоромы», «храм» и др.). Таким образом, русский Егорий Храбрый встает в один ряд с другими древними космическими богами-змееборцами – индоарийским Индрой, ассиро-вавилонским Мардуком, эллинским Аполлоном и другими.
По колена ноги в серебре,
По локоти руки в красном золоте,
Голова у Егория вся жемчужная,
По всём Егорье часты звезды.
Имя Егор(ий) считается производным от греческого Георгий, означающего «земледелец». Однако стоит вдуматься – и возникают совершенно иные ассоциации. Древнерусский духовный стих о змееборце Егории наидревнейшего происхождения, а его христианизация – результат позднейшей обработки. Вот почему в различных вариантах стихотворной легенды само имя героя звучит по-разному: например, Ягор (Йагор) или даже Ёгор (Йогор) (см.: Соколов Б.М. Большой стих о Егории Храбром. М., 1995. С. 136—140; 142—143). Это наводит на мысль, что первоначально имя Егор могло звучать как Игорь и, следовательно, по своим исходным корням имена Егор и Игорь тождественны, причем последнее имеет исконно русское происхождение, а не является переиначенным скандинавским Гюрги или Ингваром (как на том вот уже более двухсот лет настаивают историки-русофобы и этимологи-норманисты). В основе обоих имен лежит простая, но многозначная корневая основа «гор»; семантически они могут означать и «горны», и «горячий», и «горящий», и пр. Общеизвестно также, что в славянских языках лексема «гор» взаимосвязана с лексемой «яр». Поэтому правы те исследователи, которые утверждают, что в далеком прошлом функции Егория Храброго совпадали с функциями языческого бога плодородия Ярилы. Как видим, совпадали не только функции, но и имена.