Вот и выходит, что там, где «я» индивидуальное, – сознание своей ничтожности, а там, где «я» родовое, – приобщение к Человеку, к человечеству, которое имеет больше шансов на вечность, чем отдельный человек. Вот и выходит, что жить нужно не столько «я» индивидуальным, сколько «я» родовым, т.е. быть Человеком. В этом и состоит высший – эволюционно-культурный (или культурогенический) – смысл человеческой жизни. Быть Человеком – значит вписаться в многовековой процесс гоминизации (очеловечения) – культурогенез и максимально успешно совершить культурогенез индивидуальный.
Осознание культурной сущности человека (а стало быть, и эволюционно-культурного смысла человеческой жизни) до сих пор остается достоянием незначительного круга людей. К ним относятся Д. Бруно, Ж. де Ламетри, Г. Спенсер, Ж.-Б. Ламарк, Ч. Дарвин, Л.Н. Толстой, А.М. Горький, П. Тейяр де Шарден, В.И. Вернадский, А.Н. Заболоцкий, А.Н. Леонтьев, А.Р. Лурия, Н.Н. Моисеев, К. Лоренц, Э. Ласло, Г. Фоллмер. Их имена должны быть вписаны золотыми буквами в историю человечества. Их эволюционные идеи еще станут достоянием общественного сознания. Их еще ждет праздник общенародного признания.
Вот как девятнадцатилетний Лев Толстой выразил в своем дневнике эволюционный смысл человеческой жизни: «Начну ли я рассуждать, глядя на природу, я вижу, что все в ней постоянно развивается и что каждая составная часть ее способствует бессознательно к развитию других частей; человек же, так как он есть такая же часть природы, но одаренная сознанием, должен так же, как и другие части, но сознательно употребляя свои душевные способности, стремиться к развитию всего существующего. Стану ли я рассуждать, глядя на историю, я вижу, что весь род человеческий постоянно стремился к достижению этой цели. Стану ли рассуждать рационально, то есть рассматривая одни душевные способности человека, то в душе каждого человека нахожу бессознательное стремление, которое составляет необходимую потребность его души. Стану ли рассуждать, глядя на историю философии, найду, что везде и всегда люди приходили к заключению, что цель жизни человека есть всестороннее развитие человечества. Стану ли рассуждать, глядя на богословие, найду, что у всех почти народов признается существо совершенное, стремиться к достижению которого признается целью всех людей. И так я, кажется, без ошибки за цель моей жизни могу принять сознательное стремление к всестороннему развитию всего существующего» (Толстой Л.Н. Собр. соч. Т.19. М., 1965. С. 39).
К художественному освоению эволюционного, культурогенического смысла человеческой жизни русская литература шла с трудом. Возьмем, например, известный рассказ А.П. Чехова «Дом с мезонином». В нем выведен спор между живописцем, от лица которого ведется повествование, и молодой сельской учительницей – Лидией Волчаниновой. В отличие от живописца, ведущего по преимуществу праздный образ жизни, Лидия с увлечением занимается просветительством, борется с произволом земского начальства и оказывает односельчанам посильную медицинскую помощь. Живописец не принимает ее деятельности. Между тем в его речах обнаруживаются явные культурогенические мотивы. Вот как он обрисовывает перед Лидией свою позицию: «Нужно освободить людей от тяжкого физического труда. Нужно облегчить их ярмо, дать им передышку, чтобы они не всю свою жизнь проводили у печей, корыт и в поле, но имели бы также время подумать о душе, о боге, могли бы пошире проявить свои духовные способности. Призвание всякого человека в духовной деятельности – в постоянном искании правды и смысла жизни. Сделайте же для них ненужным грубый животный труд, дайте им почувствовать себя на свободе, и тогда увидите, какая в сущности насмешка эти книжки и аптечки. Раз человек сознает свое истинное призвание, то удовлетворять его могут только религия, науки, искусства, а не эти пустяки» (Чехов А.П. Собр. соч.: в 8 т. Т. 6. М., 1970. С. 98).
Живописец, как видим, вовсе не против распространения культуры среди народа (правда, он делает упор лишь на духовную культуру), но почему же он против книжек и аптечек, которые Лидия распространяет среди крестьян? Разве они не привносят в их жизнь элементов культуры? Ответ на этот вопрос очень прост: по сути своей спор между живописцем и учительницей в анализируемом рассказе должен быть расценен как мнимый и надуманный. Оба спорщика занимают культурогеническую позицию. Следовательно, они стоят на одной и той же мировоззренческой платформе. Все дело лишь в том, что пути к развитию культуры они видят по-разному. Если Лидия стоит на земле, то живописец витает в облаках утопических мечтаний, но на этом его культурогенизм и заканчивается. Чуть ли не в духе социалистов-утопистов он так отвечает Лидии на вопрос о том, возможно ли избавление от тяжелого физического труда: «Да. Возьмите на себя долю их труда. Если бы все мы, городские и деревенские жители, все без исключения, согласились поделить между собою труд, который затрачивается вообще человечеством на удовлетворение физических потребностей, то на каждого из нас, быть может, пришлось бы не более двух-трех часов в день. Представьте, что все мы, богатые и бедные, работаем только три часа в день, а остальное время у нас свободно. Представьте еще, что мы, чтобы еще менее зависеть от своего тела и менее трудиться, изобретаем машины, заменяющие труд, мы стараемся сократить число наших потребностей до минимума. Мы закаляем себя, наших детей, чтобы они не боялись голода, холода и мы не дрожали бы постоянно за их здоровье, как дрожат Анна, Мавра и Пелагея. Представьте, что мы не лечимся, не держим аптек, табачных фабрик, винокуренных заводов, – сколько свободного времени у нас остается в конце концов! Все мы сообща отдаем этот досуг наукам и искусствам. Как иногда мужики миром починяют дорогу, так и все мы сообща, миром, искали бы правды и смысла жизни, и – я уверен в этом – правда была бы открыта очень скоро, человек избавился бы от этого постоянного мучительного, угнетающего страха смерти, и даже от самой смерти» (Чехов А.П. Указ. соч. С. 98).
Очень заманчиво, но утопично даже и для будущих мечтателей. Но дело в конечном счете не в этом, а в том, что герои «Дома с мезонином» ищут пути к эволюционному, культурогеническому смыслу человеческой жизни, хотя осознание этого смысла у них еще не отличается особой ясностью.
Неприкаянным оказался горьковский Фома Гордеев. Отец оставил ему миллионы. Он учил сына: «На людей – не надейся... многого от них не жди... Мы все для того живем, чтобы взять, а не дать... О, господи, помилуй грешника!» (Горький М. Фома Гордеев: повесть. Рассказы. М., 1985. С. 74).
Сын оказался плохим учеником. В него, как клещ, вцепился вопрос: «Зачем?» Он почувствовал себя хуже таракана, который знает, куда он ползет и зачем. А деньги? Вот вам его ответ: «Деньги? Много их у меня!.. Задушить могу ими до смерти, засыпать тебя с головой... Обман один – дела эти все... Вижу я дельцов – ну что же? Нарочно это они кружатся в делах, для того, чтобы самих себя не видать было... Прячутся, дьяволы... Ну-ка освободи их, от суеты этой, – что будет? Как слепые, начнут соваться туда и сюда... с ума посходят! Ты думаешь, есть дело – так будет от него человеку счастье? Нет, врешь! Тут – не все еще!.. Река течет, чтобы по ней ездили, дерево растет для пользы, собака – дом стережет... всему на свете можно найти оправдание! А люди – как тараканы – совсем лишние на земле... Все для них, а они для чего? В чем их оправдание?» (с. 165).
Вот как заканчивается повесть: «Недавно Фома явился на улицах города. Он какой-то истертый, измятый и полоумный. Почти всегда выпивши, он появляется – то мрачный, с нахмуренными бровями и с опущенной на грудь головой, то улыбающийся жалкой и грустной улыбкой блаженненького. Иногда он буянит, но это редко случается. Живет он у сестры на дворе, во флигельке...» (с. 255).
Жалкий человек! Не вышло из него Саввы Морозова. Задатки были, но он не хотел учиться. Вопрос «Зачем?» остался для Фомы Гордеева нерешенным. Он загулял, порвал со своим классом и стал приживальщиком. До эволюционного смысла жизни ему было далеко как до солнца.
Предельно ясно эволюционно-культурный смысл человеческой жизни выразил наш великий психолог-эволюционист А.Н. Леонтьев. Вот какой обобщенный образ культуры он дал в своем основном труде: «В своей деятельности люди не просто приспосабливаются к природе. Они изменяют ее в соответствии со своими развивающимися потребностями. Они создают предметы, способные удовлетворить их потребности, и средства для производства этих предметов – орудия, а затем и сложнейшие машины. Они строят жилища, производят одежду и другие материальные ценности. Вместе с успехами в производстве материальных благ развивается и духовная культура людей; обогащаются их знания об окружающем мире и о самих себе, развивается наука и искусство» (Леонтьев А.Н. Проблемы развития психики. 4-е изд. М., 1981. С. 414).
В своей психической эволюции человек сумел так существенно оторваться от животных по той причине, что он стал создавать продукты материальной и духовной культуры. Стремление к их улучшению выступало в истории людей в качестве стимула для развития их интеллекта, поскольку любой продукт культуры первоначально моделируется в сознании его творца. Развитие культуры, таким образом, есть главный фактор развития человеческого мышления.
Основным показателем интеллектуального развития у человека является его способность к творчеству, благодаря которой и создаются новые культурные ценности. Однако прежде, чем кто-либо овладеет этой способностью, он должен освоить уже имеющиеся культурные достижения. Процесс их освоения есть не что иное, как процесс очеловечения. А.Н. Леонтьев писал: «...каждый отдельный человек учится быть человеком. Чтобы жить в обществе, ему недостаточно того, что ему дает природа при его рождении. Он должен еще овладеть тем, что было достигнуто в процессе исторического развития человеческого общества. Перед человеком целый океан богатств, веками накопленных бесчисленными поколениями людей – единственных существ, населяющих нашу планету, которые являются созидателями. Человеческие поколения умирают и сменяют друг друга, но созданное ими переходит к следующим поколениям, которые в своих трудах и борьбе умножают и совершенствуют переданные им богатства – несут дальше эстафету человечества» (Леонтьев А.Н. Указ. соч. С. 417).
Еще более выразительно об очеловечении он писал таким образом: «Человек не рождается наделенным историческими достижениями человечества. Достижения развития человеческих поколений воплощены не в нем, не в его природных задатках, а в окружающем его мире – в великих творениях человеческой культуры. Только в результате процесса присвоения человеком этих достижений, осуществлябщихся в ходе его жизни, он приобретает подлинно человеческие свойства и способности; процесс этот как бы ставит его на плечи предшествующих поколений и высоко возносит над всем животным миром» (там же. С. 434).
Честь и хвала человеку, что в способности приспосабливаться он превзошел своих эволюционных собратьев! Но все-таки сводить всю человеческую жизнь к животному самовыживанию, к рабскому приспособлению к окружающей среде – насмешка над человеком, его анимализация, ибо человек заслуживает более высокой оценки: он не только приспосабливается к окружающей среде, как животное, но и изменяет, улучшает, совершенствует эту среду. Он думает не только о том, как ему получше пристроиться к этой многотрудной жизни, но и о том, чтобы его потомкам жилось лучше, чем это удалось ему и его современникам. Он готов на самопожертвование. Он участвует в продолжающемся культурогенезе, чтобы поднять культуру на новый, более высокий уровень ее развития. Он не только видит в ее продуктах – языке, науке, искусстве, нравственности и т.д. – средство к телесному самовыживанию, но и признает их высочайшую духовную самоценность. Таков идеальный Человек (с большой буквы). Реальные же люди лишь в той или иной мере приближаются к этому идеалу, но сущность человека для всех одна – культуросозидательная. Она состоит в инкультурации – первоначальном врастании в культуру и максимальном участии в ее дальнейшем развитии. Только в этом случае человек живет, а не выживает. Только в этом случае он – человек, а не говорящее животное.
Ни одно мировоззрение не способно скрыть от нас трагизм индивидуальной жизни, состоящий в первую очередь в ее скоротечности и конечности. Но эволюционизм позволяет его сгладить, поскольку он учит нас выходить за пределы нашей индивидуальной жизни к жизни человечества. Более того, он позволяет в душе каждого из нас хранить высокий образ Человека. В.С. Бушин писал:
Подлинно эволюционный смысл жизни станет доступен широкой массе людей только в далеком будущем, когда созреют условия для гармонического развития человека. Сейчас же можно говорить лишь о смысле жизни идеального человека. Как и любой идеал, он всегда впереди. Но мы можем сформулировать его: смысл человеческой жизни состоит в максимальном участии человека в развитии культуры.
Этот смысл только тогда будет понят во всей глубине, когда он будет выведен из мировой эволюции. Вот почему я предоставлю здесь слово великолепной семерке универсальных эволюционистов.
Демокрит:
1. Вначале земля блуждала вследствие своей малости и легкости; с течением времени, сделавшись плотнее и тяжелее, она пришла в неподвижное состояние.
2. Когда эти образования, носившие плод во чреве, вполне созрели и их оболочки прожглись насквозь и разорвались, тогда из них возникли разнообразные формы животных.
3. Земля же, все более отвердевая под действием солнечного огня и ветров, наконец, более стала не в состоянии рождать ничего из более крупных животных, но каждый вид живых существ стал рождаться от их взаимного совокупления.
4. Первые люди произошли из воды и ила.
5. Появившиеся люди вели беспорядочный и звероподобный образ жизни. Действуя каждый сам по себе, в одиночку, они выходили на поиски пищи и добывали себе наиболее годную траву и дикорастущие плоды деревьев.
6. Первые люди научились помогать друг другу благодаря пользе, приносимой совместными действиями. Собираясь же вместе вследствие страха, они мало-помалу стали познавать знаки, подаваемые ими друг другу.
7. Сама нужда служила людям учительницей во всем, наставляя их соответствующим образом в познавании каждой вещи. Так нужда научила всему богато одаренное от природы живое существо, обладающее годными на все руками, разумом и сметливостью души.
8. От животных мы путем подражания научились важнейшим делам: а именно мы – ученики паука в ткацком и портняжном ремеслах, ученики ласточки в построении жилищ и ученики певчих птиц, лебедя и соловья, в пении.
Жульен де Ламетри:
1. Первые поколения живых существ были, должно быть, очень несовершенны. У одних не было пищевода, у других – желудка, наружных женских половых органов, кишок и т.д. Очевидно, что только те животные могли выжить, сохраниться и размножиться, у которых были все необходимые для размножения органы, у которых, словом, не отсутствовало ничего существенного. И наоборот, те из животных, которые были лишены какой-нибудь абсолютно необходимой части, должны были умереть...
Осознание культурной сущности человека (а стало быть, и эволюционно-культурного смысла человеческой жизни) до сих пор остается достоянием незначительного круга людей. К ним относятся Д. Бруно, Ж. де Ламетри, Г. Спенсер, Ж.-Б. Ламарк, Ч. Дарвин, Л.Н. Толстой, А.М. Горький, П. Тейяр де Шарден, В.И. Вернадский, А.Н. Заболоцкий, А.Н. Леонтьев, А.Р. Лурия, Н.Н. Моисеев, К. Лоренц, Э. Ласло, Г. Фоллмер. Их имена должны быть вписаны золотыми буквами в историю человечества. Их эволюционные идеи еще станут достоянием общественного сознания. Их еще ждет праздник общенародного признания.
Вот как девятнадцатилетний Лев Толстой выразил в своем дневнике эволюционный смысл человеческой жизни: «Начну ли я рассуждать, глядя на природу, я вижу, что все в ней постоянно развивается и что каждая составная часть ее способствует бессознательно к развитию других частей; человек же, так как он есть такая же часть природы, но одаренная сознанием, должен так же, как и другие части, но сознательно употребляя свои душевные способности, стремиться к развитию всего существующего. Стану ли я рассуждать, глядя на историю, я вижу, что весь род человеческий постоянно стремился к достижению этой цели. Стану ли рассуждать рационально, то есть рассматривая одни душевные способности человека, то в душе каждого человека нахожу бессознательное стремление, которое составляет необходимую потребность его души. Стану ли рассуждать, глядя на историю философии, найду, что везде и всегда люди приходили к заключению, что цель жизни человека есть всестороннее развитие человечества. Стану ли рассуждать, глядя на богословие, найду, что у всех почти народов признается существо совершенное, стремиться к достижению которого признается целью всех людей. И так я, кажется, без ошибки за цель моей жизни могу принять сознательное стремление к всестороннему развитию всего существующего» (Толстой Л.Н. Собр. соч. Т.19. М., 1965. С. 39).
К художественному освоению эволюционного, культурогенического смысла человеческой жизни русская литература шла с трудом. Возьмем, например, известный рассказ А.П. Чехова «Дом с мезонином». В нем выведен спор между живописцем, от лица которого ведется повествование, и молодой сельской учительницей – Лидией Волчаниновой. В отличие от живописца, ведущего по преимуществу праздный образ жизни, Лидия с увлечением занимается просветительством, борется с произволом земского начальства и оказывает односельчанам посильную медицинскую помощь. Живописец не принимает ее деятельности. Между тем в его речах обнаруживаются явные культурогенические мотивы. Вот как он обрисовывает перед Лидией свою позицию: «Нужно освободить людей от тяжкого физического труда. Нужно облегчить их ярмо, дать им передышку, чтобы они не всю свою жизнь проводили у печей, корыт и в поле, но имели бы также время подумать о душе, о боге, могли бы пошире проявить свои духовные способности. Призвание всякого человека в духовной деятельности – в постоянном искании правды и смысла жизни. Сделайте же для них ненужным грубый животный труд, дайте им почувствовать себя на свободе, и тогда увидите, какая в сущности насмешка эти книжки и аптечки. Раз человек сознает свое истинное призвание, то удовлетворять его могут только религия, науки, искусства, а не эти пустяки» (Чехов А.П. Собр. соч.: в 8 т. Т. 6. М., 1970. С. 98).
Живописец, как видим, вовсе не против распространения культуры среди народа (правда, он делает упор лишь на духовную культуру), но почему же он против книжек и аптечек, которые Лидия распространяет среди крестьян? Разве они не привносят в их жизнь элементов культуры? Ответ на этот вопрос очень прост: по сути своей спор между живописцем и учительницей в анализируемом рассказе должен быть расценен как мнимый и надуманный. Оба спорщика занимают культурогеническую позицию. Следовательно, они стоят на одной и той же мировоззренческой платформе. Все дело лишь в том, что пути к развитию культуры они видят по-разному. Если Лидия стоит на земле, то живописец витает в облаках утопических мечтаний, но на этом его культурогенизм и заканчивается. Чуть ли не в духе социалистов-утопистов он так отвечает Лидии на вопрос о том, возможно ли избавление от тяжелого физического труда: «Да. Возьмите на себя долю их труда. Если бы все мы, городские и деревенские жители, все без исключения, согласились поделить между собою труд, который затрачивается вообще человечеством на удовлетворение физических потребностей, то на каждого из нас, быть может, пришлось бы не более двух-трех часов в день. Представьте, что все мы, богатые и бедные, работаем только три часа в день, а остальное время у нас свободно. Представьте еще, что мы, чтобы еще менее зависеть от своего тела и менее трудиться, изобретаем машины, заменяющие труд, мы стараемся сократить число наших потребностей до минимума. Мы закаляем себя, наших детей, чтобы они не боялись голода, холода и мы не дрожали бы постоянно за их здоровье, как дрожат Анна, Мавра и Пелагея. Представьте, что мы не лечимся, не держим аптек, табачных фабрик, винокуренных заводов, – сколько свободного времени у нас остается в конце концов! Все мы сообща отдаем этот досуг наукам и искусствам. Как иногда мужики миром починяют дорогу, так и все мы сообща, миром, искали бы правды и смысла жизни, и – я уверен в этом – правда была бы открыта очень скоро, человек избавился бы от этого постоянного мучительного, угнетающего страха смерти, и даже от самой смерти» (Чехов А.П. Указ. соч. С. 98).
Очень заманчиво, но утопично даже и для будущих мечтателей. Но дело в конечном счете не в этом, а в том, что герои «Дома с мезонином» ищут пути к эволюционному, культурогеническому смыслу человеческой жизни, хотя осознание этого смысла у них еще не отличается особой ясностью.
Неприкаянным оказался горьковский Фома Гордеев. Отец оставил ему миллионы. Он учил сына: «На людей – не надейся... многого от них не жди... Мы все для того живем, чтобы взять, а не дать... О, господи, помилуй грешника!» (Горький М. Фома Гордеев: повесть. Рассказы. М., 1985. С. 74).
Сын оказался плохим учеником. В него, как клещ, вцепился вопрос: «Зачем?» Он почувствовал себя хуже таракана, который знает, куда он ползет и зачем. А деньги? Вот вам его ответ: «Деньги? Много их у меня!.. Задушить могу ими до смерти, засыпать тебя с головой... Обман один – дела эти все... Вижу я дельцов – ну что же? Нарочно это они кружатся в делах, для того, чтобы самих себя не видать было... Прячутся, дьяволы... Ну-ка освободи их, от суеты этой, – что будет? Как слепые, начнут соваться туда и сюда... с ума посходят! Ты думаешь, есть дело – так будет от него человеку счастье? Нет, врешь! Тут – не все еще!.. Река течет, чтобы по ней ездили, дерево растет для пользы, собака – дом стережет... всему на свете можно найти оправдание! А люди – как тараканы – совсем лишние на земле... Все для них, а они для чего? В чем их оправдание?» (с. 165).
Вот как заканчивается повесть: «Недавно Фома явился на улицах города. Он какой-то истертый, измятый и полоумный. Почти всегда выпивши, он появляется – то мрачный, с нахмуренными бровями и с опущенной на грудь головой, то улыбающийся жалкой и грустной улыбкой блаженненького. Иногда он буянит, но это редко случается. Живет он у сестры на дворе, во флигельке...» (с. 255).
Жалкий человек! Не вышло из него Саввы Морозова. Задатки были, но он не хотел учиться. Вопрос «Зачем?» остался для Фомы Гордеева нерешенным. Он загулял, порвал со своим классом и стал приживальщиком. До эволюционного смысла жизни ему было далеко как до солнца.
Предельно ясно эволюционно-культурный смысл человеческой жизни выразил наш великий психолог-эволюционист А.Н. Леонтьев. Вот какой обобщенный образ культуры он дал в своем основном труде: «В своей деятельности люди не просто приспосабливаются к природе. Они изменяют ее в соответствии со своими развивающимися потребностями. Они создают предметы, способные удовлетворить их потребности, и средства для производства этих предметов – орудия, а затем и сложнейшие машины. Они строят жилища, производят одежду и другие материальные ценности. Вместе с успехами в производстве материальных благ развивается и духовная культура людей; обогащаются их знания об окружающем мире и о самих себе, развивается наука и искусство» (Леонтьев А.Н. Проблемы развития психики. 4-е изд. М., 1981. С. 414).
В своей психической эволюции человек сумел так существенно оторваться от животных по той причине, что он стал создавать продукты материальной и духовной культуры. Стремление к их улучшению выступало в истории людей в качестве стимула для развития их интеллекта, поскольку любой продукт культуры первоначально моделируется в сознании его творца. Развитие культуры, таким образом, есть главный фактор развития человеческого мышления.
Основным показателем интеллектуального развития у человека является его способность к творчеству, благодаря которой и создаются новые культурные ценности. Однако прежде, чем кто-либо овладеет этой способностью, он должен освоить уже имеющиеся культурные достижения. Процесс их освоения есть не что иное, как процесс очеловечения. А.Н. Леонтьев писал: «...каждый отдельный человек учится быть человеком. Чтобы жить в обществе, ему недостаточно того, что ему дает природа при его рождении. Он должен еще овладеть тем, что было достигнуто в процессе исторического развития человеческого общества. Перед человеком целый океан богатств, веками накопленных бесчисленными поколениями людей – единственных существ, населяющих нашу планету, которые являются созидателями. Человеческие поколения умирают и сменяют друг друга, но созданное ими переходит к следующим поколениям, которые в своих трудах и борьбе умножают и совершенствуют переданные им богатства – несут дальше эстафету человечества» (Леонтьев А.Н. Указ. соч. С. 417).
Еще более выразительно об очеловечении он писал таким образом: «Человек не рождается наделенным историческими достижениями человечества. Достижения развития человеческих поколений воплощены не в нем, не в его природных задатках, а в окружающем его мире – в великих творениях человеческой культуры. Только в результате процесса присвоения человеком этих достижений, осуществлябщихся в ходе его жизни, он приобретает подлинно человеческие свойства и способности; процесс этот как бы ставит его на плечи предшествующих поколений и высоко возносит над всем животным миром» (там же. С. 434).
Честь и хвала человеку, что в способности приспосабливаться он превзошел своих эволюционных собратьев! Но все-таки сводить всю человеческую жизнь к животному самовыживанию, к рабскому приспособлению к окружающей среде – насмешка над человеком, его анимализация, ибо человек заслуживает более высокой оценки: он не только приспосабливается к окружающей среде, как животное, но и изменяет, улучшает, совершенствует эту среду. Он думает не только о том, как ему получше пристроиться к этой многотрудной жизни, но и о том, чтобы его потомкам жилось лучше, чем это удалось ему и его современникам. Он готов на самопожертвование. Он участвует в продолжающемся культурогенезе, чтобы поднять культуру на новый, более высокий уровень ее развития. Он не только видит в ее продуктах – языке, науке, искусстве, нравственности и т.д. – средство к телесному самовыживанию, но и признает их высочайшую духовную самоценность. Таков идеальный Человек (с большой буквы). Реальные же люди лишь в той или иной мере приближаются к этому идеалу, но сущность человека для всех одна – культуросозидательная. Она состоит в инкультурации – первоначальном врастании в культуру и максимальном участии в ее дальнейшем развитии. Только в этом случае человек живет, а не выживает. Только в этом случае он – человек, а не говорящее животное.
Ни одно мировоззрение не способно скрыть от нас трагизм индивидуальной жизни, состоящий в первую очередь в ее скоротечности и конечности. Но эволюционизм позволяет его сгладить, поскольку он учит нас выходить за пределы нашей индивидуальной жизни к жизни человечества. Более того, он позволяет в душе каждого из нас хранить высокий образ Человека. В.С. Бушин писал:
Предельно кратко эволюционный смысл человеческой жизни выразил Панков – один из героев повести А.М. Горького «Мои университеты». Он сказал: «Суть жизни в том, чтобы человек все дальше отходил от скота» (Горький А.М. Детство. В людях. Мои университеты. Пьесы. М., 1984. С. 498).
Весь этот мир —
от блещущей звезды
До малой птахи,
стонущей печально,
Весь этот мир
труда, любви, вражды —
Весь этот мир
трагичен изначально.
И ничего другого
здесь не жди,
А наскреби терпенье
по сусекам
И, зная все,
сквозь этот ад иди
И до конца
останься человеком.
Подлинно эволюционный смысл жизни станет доступен широкой массе людей только в далеком будущем, когда созреют условия для гармонического развития человека. Сейчас же можно говорить лишь о смысле жизни идеального человека. Как и любой идеал, он всегда впереди. Но мы можем сформулировать его: смысл человеческой жизни состоит в максимальном участии человека в развитии культуры.
Этот смысл только тогда будет понят во всей глубине, когда он будет выведен из мировой эволюции. Вот почему я предоставлю здесь слово великолепной семерке универсальных эволюционистов.
Демокрит:
1. Вначале земля блуждала вследствие своей малости и легкости; с течением времени, сделавшись плотнее и тяжелее, она пришла в неподвижное состояние.
2. Когда эти образования, носившие плод во чреве, вполне созрели и их оболочки прожглись насквозь и разорвались, тогда из них возникли разнообразные формы животных.
3. Земля же, все более отвердевая под действием солнечного огня и ветров, наконец, более стала не в состоянии рождать ничего из более крупных животных, но каждый вид живых существ стал рождаться от их взаимного совокупления.
4. Первые люди произошли из воды и ила.
5. Появившиеся люди вели беспорядочный и звероподобный образ жизни. Действуя каждый сам по себе, в одиночку, они выходили на поиски пищи и добывали себе наиболее годную траву и дикорастущие плоды деревьев.
6. Первые люди научились помогать друг другу благодаря пользе, приносимой совместными действиями. Собираясь же вместе вследствие страха, они мало-помалу стали познавать знаки, подаваемые ими друг другу.
7. Сама нужда служила людям учительницей во всем, наставляя их соответствующим образом в познавании каждой вещи. Так нужда научила всему богато одаренное от природы живое существо, обладающее годными на все руками, разумом и сметливостью души.
8. От животных мы путем подражания научились важнейшим делам: а именно мы – ученики паука в ткацком и портняжном ремеслах, ученики ласточки в построении жилищ и ученики певчих птиц, лебедя и соловья, в пении.
Жульен де Ламетри:
1. Первые поколения живых существ были, должно быть, очень несовершенны. У одних не было пищевода, у других – желудка, наружных женских половых органов, кишок и т.д. Очевидно, что только те животные могли выжить, сохраниться и размножиться, у которых были все необходимые для размножения органы, у которых, словом, не отсутствовало ничего существенного. И наоборот, те из животных, которые были лишены какой-нибудь абсолютно необходимой части, должны были умереть...
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента