Страница:
Г.Б. Возвращаясь к идеологичности или неидеологичности Толкина, что Вы можете сказать по поводу его эссе "О волшебных историях", где его мифология обращена к современной послевоенной (уже после второй мировой) реальности? Критика Толкином современного мира не уступает в резкости геноновской и любой другой традиционалистской критике, разница лишь в идеологии "эскапизма", проповедуемой оксфордским профессором. Таким образом, мне кажется, Толкин не менее идеологичен, и только его место в научной иерархии удерживало писателя от резких идеологических высказываний. Его проект и его пессимизм по отношению к современному миру очевидно близок другим традиционалистским подходам.
А.П. Да, но вот что здесь очень интересно - это идея конца мира.
Традиционалисты, с точки зрения и Толкина, и К.С. Льюиса, и Чарльза Вильямса, все были неправы, потому что они (традиционалисты) считали, что первая мировая война была концом света. Традиционалисты не понимали, что конец мира сам по себе - очень важный элемент мифа. Поэтому разочарование после второй мировой войны мифологически совершенно не равно разочарованию после первой. Вопрос конца мира, в отличие от того, как всякого рода футурологические идеи сейчас конструируются, - это не вопрос, что стало совсем плохо. При мифологической корректности конец мира - это конец мира, плохо вам или хорошо. В этом смысле, я думаю, в особенности под конец, пессимизм Толкина был пессимизмом человека, которому просто очень трудно жить в этом мире. Он не любит этот мир как он есть. Этот мир себя неправильно осознает. Он кончается, и это не конец мира в каком-то эсхатологическом смысле, потому что этот конец мира несёт в себе миф конца, который есть необходимость какого-то чисто мифологического изменения и превращения. Это и пессимизм, и одновременно оптимизм, как уход эльфов со Срединной земли в конце "Владыки колец".
Г.Б. Очевидно, этот пессимизм и оптимизм явились отражением христианства Толкина. Основой его эсхатологии была идея обновлённой Арды, обновлённой Земли, которая уже не будет прежней Ардой. Отсюда оптимизм и надежда, идущие от слов Апокалипсиса: "И видhхъ небо ново и землю нову: первое бо небо и земля первая преидоста".
А.П. Мне очень трудно об этом говорить, не зная христианской теологии. Когда я читаю Толкина, у меня нет впечатления, что он был теологически особенно последовательным католиком, каким он безуспешно старался быть всю свою жизнь. Я думаю, что в его мифотворчестве была большая сила языческого пласта. Когда я говорю: языческий миф или христианский миф, такого деления нет. Миф есть миф. Я говорю только о его индивидуальной проработке. То, что Толкин был религиозным человеком, в этом нет никакого сомнения, хотя я сейчас категорически отказываюсь говорить о том, что такое религиозный человек, потому что сам им не являюсь. Я думаю, что пессимизм Толкина был скорее пессимизмом языческой мифологии, но это относительный пессимизм, который можно найти в любой великой религии. Его можно найти в христианстве, его можно найти в буддизме в меньшей степени. Самое интересное в мифологии Толкина - это то, что он не пытался установить баланс между возобновляемыми и восстанавливаемыми им мифами и действительностью. Он скорее рассказывал другим миф. В этом смысле он был мифической фигурой.
Г.Б. Наверное, огромный языческий пласт у Толкина мог восприниматься им и может быть понятым нами, как своего рода его Ветхий Завет. Можно сказать, что персонажи его книг отражают англосаксонское или кельтское представление о благочестивом язычнике.
А.П. Я думаю, что эта линия тоже есть, но я не хочу быть здесь неправильно понятым. Так же, как миф не может быть хорошим или плохим, справедливым или несправедливым, так же он не может быть христианским или буддийским. Каждая религия аппроприирует или, как любил говорить Беньямин, вытягивает мифические линии и превращает их в свои. Поэтому мне кажется, что классическая эволюционистская школа мифологии, проделавшая гигантскую, колоссальную работу, в целом методологически была очень неправильна. Скажем, сама формулировка сэра Джэймса Фрэзера "Миф в Ветхом Завете", "Миф в христианстве" методологически несущественна. Миф - это миф, он не может ни отождествляться в каждом из своих элементарных сюжетов и ситуаций с данной религией, ни, менее всего, ей противопоставляться как её предпрошлое. Ни одна религия не может выводиться из мифа. Религия - это другое дело. В конечном счёте, религия - это путь к спасению. Что на этом пути собирается и используется - это вопрос уже чисто исторический. То есть мы уходим из мифологии, когда мы переходим к её конкретным употреблениям, и мы переходим к религиям и к идеологиям. К сожалению, очень часто. Почему к сожалению? Это очень субъективно. Просто не могу воздержаться".
Ну, насчет отнесения Юнга и Генона к одной и той же линии, профессор врет.
Достаточно почитать, что пишет о Юнге сам Генон. Но это детали. Сам отрывок интересен уж тем, что (чуть ли не впервые?) помещает Толкина именно в тот контекст, в котором его творчество только и можно анализировать. В контекст европейского традиционализма его эпохи, а никак не в контекст постмодернистской фэнтази, в который его обычно по невежеству своему ставят толкинисты.
Весна народов не возникла на пустом месте. Вторая половина девятнадцатого века уже ознаменовалась мощным подъемом неоархаики в самых разных (порой более или менее органичных, порой извращенных) формах. В философии рождается иррационализм, ярчайшим представителем которого остался Фридрих Ницше, давший начало "философии жизни". К европейскому мифу обращается Вагнер. Назад от урбанизации к фольклору и идилии "простой народной жизни" устремляется германо-австрийское "фелькиш" народничество. Еще вчера рациональную и увлеченную механицизмом Европу кидает в противоположную крайность - повальное увлечение магнетизмом, спиритизмом, астрологией, магией. Во Франции процветает орден мартинистов до сих пор знаменитого Папюса. Эта среда и породила тот мощный всплеск иррациональной архаики, который выплеснулся на арену истории с началом Первой Мировой и процветал вплоть до Второй Мировой, в которой, расплачиваясь за свои ошибки и заблуждения, потонул в собственной крови.
Любопытно проследить, как из маргинальных, ютящихся на исторических задворках, чудаческих кружков идеи и символы переходили в сферу актуальной политики и обретали мощь движетелей истории. В свое время мне удалось проследить, как вся специфика германского нацизма (в его отличии от классического, "старого"
немецкого национализма) зародилась и прошла путь от теософии Блаватской к ариософии Гвидо фон Листа, от него - к Ордену Новых Тамплиеров Йорга Ланца фон Либенсфельса, от него - пришла уже собственно в Германию (Лист и Либенсфельс - австрийские немцы) и воплотилась в квазимасонских оккультно-инициаторских Германенордене и Рейхсхаммербунде, от одного из которых и отпочковалось то самое общество Туле, которое в 1918 году для пропаганды своих идей в среде рабочих инспирировало создание зародыша будущей НСДАП. Мы не будем сейчас рассматривать и разбирать весь генезис традиционалистских и псевдотрадиционалистских школ и организаций Европы, а равно и их разнообразие, их противоречия, их связь с предыдущими и последующими эпохами. Разумеется, все эти движения и идеи принципиально несводимы к одному вульгарному штампу. В одной только политике консервативная революция выразилась в столь разных явлениях как германский национал-социализм, итальянский фашизм, испанский фалангизм, румынский гвардизм, русское евразийство. В идейном плане дистанция от Генона до Кроули, от Эволы до Розенберга, от Либенсфельса до Юнга - громадна.
Демонизированный штамп, сваливший все в одну кучу, уже был изобретен коммунистами и либералами, но еще отнюдь не установил своей монополии.
Торжествующие промыватели мозгов еще не успели похоронить Миф и Ритуал под барханами пепла, извлеченного якобы из газовых камер. Политкорректность еще не сделала из негров и извращенцев священных и непрекосновенных животных.
Развесистая клюква о холокосте и "шести миллионах" еще не только не поспела, но даже не проклюнулась. Одним словом, это была совсем иная эпоха, со своей культурой, со своими идеями, со своими полутонами и противоречиями. Как и любая реальность, она качественно отличалась от вульгарного черно-белого пропагандистского плаката, в виде которого ее представили последующим поколениям.
Какое все это имеет отношение к Толкину? Терпение, дорогой читатель, терпение.
Меня не заносит, не из чистой любви к описываемой эпохе сделал я этот экскурс.
Постепенно доберемся и до Толкина.
Как я уже сказал, практически вся специфика нацизма, в сравнении с классическим национализмом, проистекает из теософии Блаватской. И темный неоязыческий мистицизм, и идея непримиримой борьбы возведенных в абсолют человеческих рас, наделенных мифологическими чертами, и увлечение Индией, и (внимание!) сам арийский миф. Да, кстати, и свастику нацисты почерпнули не из христианско-европейской традиции (в которой она присутствует), но именно из теософии через ариософов и Туле. Но дело в том, что сама Блаватская мало что придумала. Она просто неразборчиво перемешала в одну неудобоваримую синкретическую солянку фрагменты, надерганные из самых разных современных ей систем знания и увлечений. Тут и Египет, и Индия, и животный магнетизм, и масоны с розенкрейцерами, и витавшее в воздухе идея исключительности белых европейцев... Все в куче. Безусловно, арийский миф "раскрутила" именно Блаватская. Но идея ей не принадлежит. Родился арийский миф из... лингвистики.
Конец 19 - начало 20 века - время небывалого подъема филологии и лигвистики.
Можно сказать, что именно в это время лингвистика и рождается как наука. И одно из первых ее открытий - индо-европейская, она же арийская, общность. Лингвистика становится средством раскрытия истории. Лигвистика открывает множество остававшихся незамеченными ранее смысловых связей в языках. Она раскрывает неведомую глубину смыслов. Все, сказанное в предыдущей части, о традиционном, сакральном языке применимо здесь. Лингвистика распахивает перед изумленным взглядом европейцев доселе скрытые от них глубины символической многозначности Слова. Слово раскрывается как символ и имплицированный миф. И потому новая, открывшаяся историческая ретроспектива возникает в нераздельном единстве с мифом. Европа обрела не просто историю, но сакральную историю. Вот здесь тот общий корень, который породил и Генона, и Толкина, и Элиаде, и ... и национал-социализм тоже.
При чем здесь национал-социализм? При том же, при Мифе. Открывшееся лигвистам чудо не могло остаться в их монопольном владении. Идеи неминуемо проникали сначала в среду образованных дилетантов, потом - они просто стали носиться в воздухе. Они впитались, стали своего рода клише массового сознания. В вульгаризованном виде они дошли до самых неграмотных слоев. Профаны загорелись романтикой мифа и со всем энтузиазмом начали восполнять буйной фантазией фрагментарность того, что не могла открыть наука, а равно и недостаток собственных знаний о ее открытиях. Открывшийся манящий отблеск подлинного Мифа породил целую волну мифотворчества. Европа на обрела Миф, она создала свой собственный, современный миф. Этот неомиф к подлинному Мифу имел отношение не больше, чем Велесова книга к древнерусской истории. Но, вырвавшись на свободу, этот неомиф стал фактом исторической действительности. Не исторической действительности прошлых тысячелетий, к коим его прилагало сознание его носителей, но исторической действительности самого двадцатого века. Именно этот неомиф, пройдя через всевозможные ариософии и Туле, нашел свою историческую реализацию в Третьем Рейхе, да и в фашистской Италии тоже. Но выпутили "арийского" джина из найденной в пучинах языка бутылки именно лингвисты. И именно этим объясняется то неуловимо общее, что роднит Толкина и с Вагнером, и с Геноном, и с Розенбергом.
Вот на этом уровне, как мне представляется, можно было бы продуктивно исследовать проблему. А не заниматься ерундой, что де у Толкина все Светлые - белые, а смуглые харадримы Врагу продались. Толкин жил в иную эпоху. Тогда за отсутствие в сюжете романа смуглых, черных, голубых и розовых еще не объявляли автора фашистом. Рассуждать на таком основании о "патернализме и фашизме" - это все равно, что выискивать фашизм в "Беовульфе" или "Повести временных лет".
Разумеется, Толкин - традиционалист своего собственного, "толкиновского" направления. Он не генонист, не юнгеанец и т.п (уж тем более не фашист!). Но вот сравнить, сопоставить его с другими традиционалистскими (и псевдотрадиционалистскими) направлениями было бы и интересно, и продуктивно.
Вот, скажем, описание путешествия Хранителей через Морию. Поскольку, процитировать целую главу ВК не представляется возможным, приглашаю читателя освежить в памяти подробности. Если сопоставить эту главу с описанием символики горы и пещеры в инициации у Генона ("Символы священной науки"), то временная смерть и преображение Гэндальфа предстают нам как описание Великой мистерии со всеми ее атрибутами. Гора (духовный центр). Пещера - сердце (!) горы (сокровищница сокрытого знания). Вход в пещеру "горизонтально", не сверху и не снизу. Ключевой момент инициации - точно под вершиной Зирак-Зигиль. Мост, адский противник (балрог) - этих символов в геноновском описании нет, но осознать их значение в общем контексте несложно. Возможна аллюзия к Чин-Ват, или общие с ним корни, хотя я и не утверждаю этого наверняка. Нисхождение в глубины низшего мира. Испытание огнем и водой. Змеевидный противник (этого у Генона опять нет, но проследить по иным источникам можно), одоление противника. Подъем наверх, что любопытно, поверженный противник невольно указывает дорогу - тоже очень любопытный символ. Лестница. Выход из пещеры через верх (!!!) - это очень важный символический момент, ясно указанный Геноном. Иначе в ходе Великой мистерии выход осуществиться и не мог. Решающая битва и победа уже на вершине - то есть в явленом, манифестированном виде. Победа, мистериальная смерть (!!!) и возрождение в преображенном качестве. Художественный текст заключает детальное, точное описание всех без единого упущения (!!) моментов и символов инициации. Не видеть их может только человек, для которого эти символы просто ничего не значат. Способный видеть - да видит, умеющий читать - да прочтет. Когда приходится слушать невежественный бред об отсутсвии в толкиновских книгах эзотерического смысла (на том, например, основании, что в его личной библиотеке не было де эзотерической литературы) - мне остается лишь улыбнуться и пожать плечами.
Любопытно было проследить и символику сторон света в толкиновском мире.
Существование этой символики очевидно. Словосочетания "Благословенный Запад", "Тьма с Востока" и проч. рассыпаны по всей книге. Подчеркнутое не-призывание восточного ветра во время погребального обряда Боромира тоже нельзя обойти вниманием. Единственный подробно описанный в книге обряд погребения не может не нести мощной символической нагрузки. Но вернемся к символике сторон света.
Север. Исходный источник Зла как такового. Утумно, оно же Удун (исходный Удун, не путать с мордорской "реинкарнацией") - по сути ад, преисподня. Не случайно и словосочетание "темное пламя Удуна", произнесенное Гэндальфом. Ангбанд - средоточие Тьмы, резиденция Моргота Князя Мира Сего - сатаны. Символическое значение Севера подчеркивается прямым именованием Войны Гнева - Войной сил Севера и Запада. В Третью эпоху - Ангмар, государство Короля-чернокнижника.
Восток. В первую эпоху символически нейтрален. После падения Тангородрима, то есть с началом Второй Эпохи обретает ярко выраженное негативное символическое значение. "Тьма с востока", "Зло с востока" и тому подобные определения рассыпаны по всему ВК. Словосочетание "Свет с Востока" в толкиновскм мире невозможно по определению и не встречается ни разу. Восток - это антитеза Благословенному Западу. Восток - это Мордор, принявший эстафету Зла у павшего Ангбанда.
Юг идеологически нейтрален.
Запад - безусловный полюс Блага. С Запада приходит все лучшее, любое избавление - валинорские рати, нуменорские изгнанники, Истари. Отправиться на Заокраинный Запад - высшая награда для героев. Запад - это покой, мир, Свет. Западный ветер служит символом надежды и предвестием победы. С запада в толкиновском мире первый раз взошло солнце!! С Запада светит Гиль Эстель - Звезда надежды.
Итак, с символикой сторон света разобрались. На первый взгляд, если линейно сопоставить с символическим значением сторон света, как они описаны Геноном, Толкин тут выдает образчик чистейшей Контртрадиции. В самом деле, исходный источник полярной, (Гипер)Борейской Традиции по определению находится именно на Севере (опять же - гора: вершина Тангородрим словно воплощает в себе Полюс мира). Переход от первой эпохи Манватары ко второй по идее должен ознаменоваться смещением духовного Цетра Мира и Традиции с севера на восток (что сопряжено со сменой полярной символики на солярную и выходом на первый план второй варны - то есть кшатриев). Сопоставляя со смещением эпицентра зла в толкиновском мире, мы получаем еще большее основание считать, что Толкин отождествляет истинную духовную Традицию со злом. То есть толкиновстий квазимиф опять предстает перед нами как образчик Контртрадиции. Основания для такого взгляда есть. Если это действительно так, то вывод может быть только один: толкинизм это Контртрадиция, а указанные ранее черты сходства с Традицией могут быть истрактованы только как "то же самое, но с обратным знаком".
Но возможна и иная трактовка. Символ - штука вообще многозначная и линейности не любит. Так и символика сторон света отнюдь не столь однозначна. Во-первых, хотя Р. Генон несомненно является в вопросах сакральной символологии одним из авторитетнейших авторов, полностью отождествлять традиционную доктрину с генонизмом было бы проявлением излишней восторженности. Во-вторых, следует помнить, что Генон в данном случае дал описание исходного, Примордиального смысла символики сторон света. Во вторичных, частных (хотя и вполне ортодоксальных!) традициях, традициях-отражениях эта символика может существенно трансформироваться. Так в зороастризме (наличие "персидских" влияний на Толкина показано в статье М. МкКлэйна "Индо-Иранские влияния на Толкина") север и впрямь предстает стороной зла в противоположность Благим землям (каршвар) юга. Но гораздо естественнее сопоставлять толкиновский квазимиф не с экзотическим зороастризмом, а с гораздо более близкими ему европейскими мифами скандинавско-германскими и кельтскими. И здесь мы тоже увидим "злой" север и благой остров (!!) Аваллон на западе (!!). Можно сделать предположение, что такое символическое значение сторон света восходит к атлантической традиции, которая делеко не является традицией изначальной, Борейской, однако, остается ее вполне правильным отражением. Предположить влияние атлантической традиции тем легче, что сам миф об Атлантиде-Аталантэ-Эленне проходит через толкиновское творчество красной нитью. Да и в Валиноре можно найти определенным образом преломленные черты того же мифа.
Поэтому, вопрос об отношении Толкина к Традиции и к Контртрадиции я оставляю открытым. Скоропалительность выводов всегда напрасна. Однако, высказанные мной "за" и "против" не утрачивают от того своей актуальности и могут послужить отправной точкой для дальнейшего исследования.
6. Толкинизм, ролевая среда, оккультизм и сатанизм
Переходим к четвертому, последнему сформулированному нами в начале статьи вопросу. Является ли среда толкинистов (безотносительно к самим книгам Толкина) рассадником оккультизма, неоязычества и сатанизма?
Начнем, как обычно, с простого. Вернемся к тому самому диспуту "Эстель-Китоврас", с которого мы начали разбирать тему, а равно и к посланию Павла Фендерова. Читатель, возможно, помнит, какую цель декларировал Федоров в начале своего опуса.
"И, самое главное, с любовью отношусь ко многим людям, причисляющим себя к ценителям его творчества (некоторые из них не чуждаются и ролевого движения). Многие из этих людей - в числе моих близких друзей - и, кстати, большая часть из них - верующие христиане".
Тем удивительнее, что, посвятив лучшие и наиболее убедительные главы своего соченения сопоставлению Толкина с гностиками, апологии самих толкинистов и ролевиков Федоров уделил лишь небольшую и наиболее слабую главку. Впрочем, удивительно ли? Китоврасовцы допустили весьма грубую ошибку. Вместо того, чтобы дать серьезную и развернутую критику явления, они неразборчиво собрали все возможные обвинения в адрес Толкина, толкинистов и ролевиков - и выдали их одной общей кучей. Толкинисты и Федоров вполне благоразумно применили известный прием полемического искусства. Они выбрали из китоврасовских обвинений наиболее слабые, полностью опревергли их и тем доказали некомпететность "Китовраса" как такового. Меж тем, наиболее серьезные моменты музафаровского послания остались менее всего рассмотренными.
Прежде чем начинать серьезный разговор, будет полезно сделать несколько предварительных замечаний.
Во-первых, участники группы "Эстель" сразу же заклеймили отождестление толкинистов с ролевиками как проявление полной неосведомленности. Действительно, подобное смешение характерно для журналистского стиля. Но, как говорится, мания преследования еще не гарантирует того, что за вами действительно не следят. Из того что журналисты и обыватели называют ролевиков толкинистами и наоборот, еще не следует, что считать их частью одной и той же среды (движения?, субкультуры?)
столь уж вопиюще неверно. Давая жесткие определения: "толкинист - это любитель Толкина", "ролевик - это участник ролевых игр", эстелевцы протащили совершенно некорректный вывод о том, что это, якобы, разные явления и их пересечение случайно. Эмпирически очевидно, что перекрывание между этими общностями столь велико, что их вполне можно рассматривать как одну единую общность. Но этот пункт эстелевцы потребовали доказать методами строгой статистики. Заметим, что статистика является весьма строгой дисциплиной, и провести корректное исследование любителю-энтузиасту не очень то и по силам. И, хотя сами эстелевцы в той же мере не располагали статистикой, в какой ею не располагали китоврасовцы, негативный тезис о том, что толкинисты и ролевики это не одно и то же, был принят как бы по умолчанию. Толкинисты сразу поставили себя в превосходное положение тем, что вместо того, чтобы доказывать свой тезис, потребовали доказательств от противной стороны. В итоге возникла иллюзия необоснованности китоврасовской позиции, хотя с точки зрения требуемой статистики, обе стороны не обосновали свои тезисы совершенно в равной мере.
Хорошо, пусть столь частая "одновременность" увлечения толкинизмом и РИ якобы случайна. Вроде того, что есть среди ролевиков толкинисты, есть филателисты, есть рыжие, а есть курильщики, и это их личное дело, к движению в целом отношения не имеющее. Хорошо, если толкинисты - это окололитературное движение, то какие ссылки мы должны увидеть на толкинистском сайте в интернете. Логично предположить, что на родственные по духу движения - то есть на пушкинистов, каких-нибудь "лермонтовистов", ну на толстовцев хотя бы, в конце концов. Нет же, центральный портал толкинистов - "Арда на Куличиках" - переполнен именно ссылками на сайты ролевых клубов и ролевых команд. В "Библиотеке Тол Эрессеа" выложены воспоминания с игр, Толкиновское общество СПб проводит свои игры и отчеты о них помещает в самом, уж казалось бы, чисто толкинистском (не ролевом) журнале "Палантир". А ведь это, так сказать, крайние явления, отечественный толкинизм как таковой. Позвольте задать вопрос: кто организует крупнейшие и наиболее знаменитые всероссийские ежегодные "Хоббитские игрища" (ХИ) толкинисты или ролевики? Кто проводит менестрельники, на которых в равной мере поют про эльфов и про деревянные мечи - толкинисты или ролевики? Кто издает "Талисман" - толинисты или ролевики? Кто управляет порталом "Арда-на-Куличиках" - толкинисты или ролевики?
Любопытное замечание эстелевцев: тусовка в Нескучном Саду - это не толкинисты: не многие из них даже читали Толкина. Ну, конечно, если заведомо загнать реальность в рамки нами же придуманных определений, то спорить легко. Не прочитал "Неоконченных сказаний" в подлиннике на английском - не толкинист, и вывод: вах, какой у толкинистов высокий интеллектуальный уровень - каждый сам себе литературовед! Дешевый трюк. Итак, гопота в Нескучнике - не толкинисты (не изучают они Толкина). Ну-ну. Тогда девять десятых коммунистов - не марксисты (они не изучают Маркса!), а фашисты - не фашисты (потому что людей, читавших Бенито в итальянском подлиннике, я думаю в России и десятка не наберется, да и те - истории, а не последователи). Логично?
А.П. Да, но вот что здесь очень интересно - это идея конца мира.
Традиционалисты, с точки зрения и Толкина, и К.С. Льюиса, и Чарльза Вильямса, все были неправы, потому что они (традиционалисты) считали, что первая мировая война была концом света. Традиционалисты не понимали, что конец мира сам по себе - очень важный элемент мифа. Поэтому разочарование после второй мировой войны мифологически совершенно не равно разочарованию после первой. Вопрос конца мира, в отличие от того, как всякого рода футурологические идеи сейчас конструируются, - это не вопрос, что стало совсем плохо. При мифологической корректности конец мира - это конец мира, плохо вам или хорошо. В этом смысле, я думаю, в особенности под конец, пессимизм Толкина был пессимизмом человека, которому просто очень трудно жить в этом мире. Он не любит этот мир как он есть. Этот мир себя неправильно осознает. Он кончается, и это не конец мира в каком-то эсхатологическом смысле, потому что этот конец мира несёт в себе миф конца, который есть необходимость какого-то чисто мифологического изменения и превращения. Это и пессимизм, и одновременно оптимизм, как уход эльфов со Срединной земли в конце "Владыки колец".
Г.Б. Очевидно, этот пессимизм и оптимизм явились отражением христианства Толкина. Основой его эсхатологии была идея обновлённой Арды, обновлённой Земли, которая уже не будет прежней Ардой. Отсюда оптимизм и надежда, идущие от слов Апокалипсиса: "И видhхъ небо ново и землю нову: первое бо небо и земля первая преидоста".
А.П. Мне очень трудно об этом говорить, не зная христианской теологии. Когда я читаю Толкина, у меня нет впечатления, что он был теологически особенно последовательным католиком, каким он безуспешно старался быть всю свою жизнь. Я думаю, что в его мифотворчестве была большая сила языческого пласта. Когда я говорю: языческий миф или христианский миф, такого деления нет. Миф есть миф. Я говорю только о его индивидуальной проработке. То, что Толкин был религиозным человеком, в этом нет никакого сомнения, хотя я сейчас категорически отказываюсь говорить о том, что такое религиозный человек, потому что сам им не являюсь. Я думаю, что пессимизм Толкина был скорее пессимизмом языческой мифологии, но это относительный пессимизм, который можно найти в любой великой религии. Его можно найти в христианстве, его можно найти в буддизме в меньшей степени. Самое интересное в мифологии Толкина - это то, что он не пытался установить баланс между возобновляемыми и восстанавливаемыми им мифами и действительностью. Он скорее рассказывал другим миф. В этом смысле он был мифической фигурой.
Г.Б. Наверное, огромный языческий пласт у Толкина мог восприниматься им и может быть понятым нами, как своего рода его Ветхий Завет. Можно сказать, что персонажи его книг отражают англосаксонское или кельтское представление о благочестивом язычнике.
А.П. Я думаю, что эта линия тоже есть, но я не хочу быть здесь неправильно понятым. Так же, как миф не может быть хорошим или плохим, справедливым или несправедливым, так же он не может быть христианским или буддийским. Каждая религия аппроприирует или, как любил говорить Беньямин, вытягивает мифические линии и превращает их в свои. Поэтому мне кажется, что классическая эволюционистская школа мифологии, проделавшая гигантскую, колоссальную работу, в целом методологически была очень неправильна. Скажем, сама формулировка сэра Джэймса Фрэзера "Миф в Ветхом Завете", "Миф в христианстве" методологически несущественна. Миф - это миф, он не может ни отождествляться в каждом из своих элементарных сюжетов и ситуаций с данной религией, ни, менее всего, ей противопоставляться как её предпрошлое. Ни одна религия не может выводиться из мифа. Религия - это другое дело. В конечном счёте, религия - это путь к спасению. Что на этом пути собирается и используется - это вопрос уже чисто исторический. То есть мы уходим из мифологии, когда мы переходим к её конкретным употреблениям, и мы переходим к религиям и к идеологиям. К сожалению, очень часто. Почему к сожалению? Это очень субъективно. Просто не могу воздержаться".
Ну, насчет отнесения Юнга и Генона к одной и той же линии, профессор врет.
Достаточно почитать, что пишет о Юнге сам Генон. Но это детали. Сам отрывок интересен уж тем, что (чуть ли не впервые?) помещает Толкина именно в тот контекст, в котором его творчество только и можно анализировать. В контекст европейского традиционализма его эпохи, а никак не в контекст постмодернистской фэнтази, в который его обычно по невежеству своему ставят толкинисты.
Весна народов не возникла на пустом месте. Вторая половина девятнадцатого века уже ознаменовалась мощным подъемом неоархаики в самых разных (порой более или менее органичных, порой извращенных) формах. В философии рождается иррационализм, ярчайшим представителем которого остался Фридрих Ницше, давший начало "философии жизни". К европейскому мифу обращается Вагнер. Назад от урбанизации к фольклору и идилии "простой народной жизни" устремляется германо-австрийское "фелькиш" народничество. Еще вчера рациональную и увлеченную механицизмом Европу кидает в противоположную крайность - повальное увлечение магнетизмом, спиритизмом, астрологией, магией. Во Франции процветает орден мартинистов до сих пор знаменитого Папюса. Эта среда и породила тот мощный всплеск иррациональной архаики, который выплеснулся на арену истории с началом Первой Мировой и процветал вплоть до Второй Мировой, в которой, расплачиваясь за свои ошибки и заблуждения, потонул в собственной крови.
Любопытно проследить, как из маргинальных, ютящихся на исторических задворках, чудаческих кружков идеи и символы переходили в сферу актуальной политики и обретали мощь движетелей истории. В свое время мне удалось проследить, как вся специфика германского нацизма (в его отличии от классического, "старого"
немецкого национализма) зародилась и прошла путь от теософии Блаватской к ариософии Гвидо фон Листа, от него - к Ордену Новых Тамплиеров Йорга Ланца фон Либенсфельса, от него - пришла уже собственно в Германию (Лист и Либенсфельс - австрийские немцы) и воплотилась в квазимасонских оккультно-инициаторских Германенордене и Рейхсхаммербунде, от одного из которых и отпочковалось то самое общество Туле, которое в 1918 году для пропаганды своих идей в среде рабочих инспирировало создание зародыша будущей НСДАП. Мы не будем сейчас рассматривать и разбирать весь генезис традиционалистских и псевдотрадиционалистских школ и организаций Европы, а равно и их разнообразие, их противоречия, их связь с предыдущими и последующими эпохами. Разумеется, все эти движения и идеи принципиально несводимы к одному вульгарному штампу. В одной только политике консервативная революция выразилась в столь разных явлениях как германский национал-социализм, итальянский фашизм, испанский фалангизм, румынский гвардизм, русское евразийство. В идейном плане дистанция от Генона до Кроули, от Эволы до Розенберга, от Либенсфельса до Юнга - громадна.
Демонизированный штамп, сваливший все в одну кучу, уже был изобретен коммунистами и либералами, но еще отнюдь не установил своей монополии.
Торжествующие промыватели мозгов еще не успели похоронить Миф и Ритуал под барханами пепла, извлеченного якобы из газовых камер. Политкорректность еще не сделала из негров и извращенцев священных и непрекосновенных животных.
Развесистая клюква о холокосте и "шести миллионах" еще не только не поспела, но даже не проклюнулась. Одним словом, это была совсем иная эпоха, со своей культурой, со своими идеями, со своими полутонами и противоречиями. Как и любая реальность, она качественно отличалась от вульгарного черно-белого пропагандистского плаката, в виде которого ее представили последующим поколениям.
Какое все это имеет отношение к Толкину? Терпение, дорогой читатель, терпение.
Меня не заносит, не из чистой любви к описываемой эпохе сделал я этот экскурс.
Постепенно доберемся и до Толкина.
Как я уже сказал, практически вся специфика нацизма, в сравнении с классическим национализмом, проистекает из теософии Блаватской. И темный неоязыческий мистицизм, и идея непримиримой борьбы возведенных в абсолют человеческих рас, наделенных мифологическими чертами, и увлечение Индией, и (внимание!) сам арийский миф. Да, кстати, и свастику нацисты почерпнули не из христианско-европейской традиции (в которой она присутствует), но именно из теософии через ариософов и Туле. Но дело в том, что сама Блаватская мало что придумала. Она просто неразборчиво перемешала в одну неудобоваримую синкретическую солянку фрагменты, надерганные из самых разных современных ей систем знания и увлечений. Тут и Египет, и Индия, и животный магнетизм, и масоны с розенкрейцерами, и витавшее в воздухе идея исключительности белых европейцев... Все в куче. Безусловно, арийский миф "раскрутила" именно Блаватская. Но идея ей не принадлежит. Родился арийский миф из... лингвистики.
Конец 19 - начало 20 века - время небывалого подъема филологии и лигвистики.
Можно сказать, что именно в это время лингвистика и рождается как наука. И одно из первых ее открытий - индо-европейская, она же арийская, общность. Лингвистика становится средством раскрытия истории. Лигвистика открывает множество остававшихся незамеченными ранее смысловых связей в языках. Она раскрывает неведомую глубину смыслов. Все, сказанное в предыдущей части, о традиционном, сакральном языке применимо здесь. Лингвистика распахивает перед изумленным взглядом европейцев доселе скрытые от них глубины символической многозначности Слова. Слово раскрывается как символ и имплицированный миф. И потому новая, открывшаяся историческая ретроспектива возникает в нераздельном единстве с мифом. Европа обрела не просто историю, но сакральную историю. Вот здесь тот общий корень, который породил и Генона, и Толкина, и Элиаде, и ... и национал-социализм тоже.
При чем здесь национал-социализм? При том же, при Мифе. Открывшееся лигвистам чудо не могло остаться в их монопольном владении. Идеи неминуемо проникали сначала в среду образованных дилетантов, потом - они просто стали носиться в воздухе. Они впитались, стали своего рода клише массового сознания. В вульгаризованном виде они дошли до самых неграмотных слоев. Профаны загорелись романтикой мифа и со всем энтузиазмом начали восполнять буйной фантазией фрагментарность того, что не могла открыть наука, а равно и недостаток собственных знаний о ее открытиях. Открывшийся манящий отблеск подлинного Мифа породил целую волну мифотворчества. Европа на обрела Миф, она создала свой собственный, современный миф. Этот неомиф к подлинному Мифу имел отношение не больше, чем Велесова книга к древнерусской истории. Но, вырвавшись на свободу, этот неомиф стал фактом исторической действительности. Не исторической действительности прошлых тысячелетий, к коим его прилагало сознание его носителей, но исторической действительности самого двадцатого века. Именно этот неомиф, пройдя через всевозможные ариософии и Туле, нашел свою историческую реализацию в Третьем Рейхе, да и в фашистской Италии тоже. Но выпутили "арийского" джина из найденной в пучинах языка бутылки именно лингвисты. И именно этим объясняется то неуловимо общее, что роднит Толкина и с Вагнером, и с Геноном, и с Розенбергом.
Вот на этом уровне, как мне представляется, можно было бы продуктивно исследовать проблему. А не заниматься ерундой, что де у Толкина все Светлые - белые, а смуглые харадримы Врагу продались. Толкин жил в иную эпоху. Тогда за отсутствие в сюжете романа смуглых, черных, голубых и розовых еще не объявляли автора фашистом. Рассуждать на таком основании о "патернализме и фашизме" - это все равно, что выискивать фашизм в "Беовульфе" или "Повести временных лет".
Разумеется, Толкин - традиционалист своего собственного, "толкиновского" направления. Он не генонист, не юнгеанец и т.п (уж тем более не фашист!). Но вот сравнить, сопоставить его с другими традиционалистскими (и псевдотрадиционалистскими) направлениями было бы и интересно, и продуктивно.
Вот, скажем, описание путешествия Хранителей через Морию. Поскольку, процитировать целую главу ВК не представляется возможным, приглашаю читателя освежить в памяти подробности. Если сопоставить эту главу с описанием символики горы и пещеры в инициации у Генона ("Символы священной науки"), то временная смерть и преображение Гэндальфа предстают нам как описание Великой мистерии со всеми ее атрибутами. Гора (духовный центр). Пещера - сердце (!) горы (сокровищница сокрытого знания). Вход в пещеру "горизонтально", не сверху и не снизу. Ключевой момент инициации - точно под вершиной Зирак-Зигиль. Мост, адский противник (балрог) - этих символов в геноновском описании нет, но осознать их значение в общем контексте несложно. Возможна аллюзия к Чин-Ват, или общие с ним корни, хотя я и не утверждаю этого наверняка. Нисхождение в глубины низшего мира. Испытание огнем и водой. Змеевидный противник (этого у Генона опять нет, но проследить по иным источникам можно), одоление противника. Подъем наверх, что любопытно, поверженный противник невольно указывает дорогу - тоже очень любопытный символ. Лестница. Выход из пещеры через верх (!!!) - это очень важный символический момент, ясно указанный Геноном. Иначе в ходе Великой мистерии выход осуществиться и не мог. Решающая битва и победа уже на вершине - то есть в явленом, манифестированном виде. Победа, мистериальная смерть (!!!) и возрождение в преображенном качестве. Художественный текст заключает детальное, точное описание всех без единого упущения (!!) моментов и символов инициации. Не видеть их может только человек, для которого эти символы просто ничего не значат. Способный видеть - да видит, умеющий читать - да прочтет. Когда приходится слушать невежественный бред об отсутсвии в толкиновских книгах эзотерического смысла (на том, например, основании, что в его личной библиотеке не было де эзотерической литературы) - мне остается лишь улыбнуться и пожать плечами.
Любопытно было проследить и символику сторон света в толкиновском мире.
Существование этой символики очевидно. Словосочетания "Благословенный Запад", "Тьма с Востока" и проч. рассыпаны по всей книге. Подчеркнутое не-призывание восточного ветра во время погребального обряда Боромира тоже нельзя обойти вниманием. Единственный подробно описанный в книге обряд погребения не может не нести мощной символической нагрузки. Но вернемся к символике сторон света.
Север. Исходный источник Зла как такового. Утумно, оно же Удун (исходный Удун, не путать с мордорской "реинкарнацией") - по сути ад, преисподня. Не случайно и словосочетание "темное пламя Удуна", произнесенное Гэндальфом. Ангбанд - средоточие Тьмы, резиденция Моргота Князя Мира Сего - сатаны. Символическое значение Севера подчеркивается прямым именованием Войны Гнева - Войной сил Севера и Запада. В Третью эпоху - Ангмар, государство Короля-чернокнижника.
Восток. В первую эпоху символически нейтрален. После падения Тангородрима, то есть с началом Второй Эпохи обретает ярко выраженное негативное символическое значение. "Тьма с востока", "Зло с востока" и тому подобные определения рассыпаны по всему ВК. Словосочетание "Свет с Востока" в толкиновскм мире невозможно по определению и не встречается ни разу. Восток - это антитеза Благословенному Западу. Восток - это Мордор, принявший эстафету Зла у павшего Ангбанда.
Юг идеологически нейтрален.
Запад - безусловный полюс Блага. С Запада приходит все лучшее, любое избавление - валинорские рати, нуменорские изгнанники, Истари. Отправиться на Заокраинный Запад - высшая награда для героев. Запад - это покой, мир, Свет. Западный ветер служит символом надежды и предвестием победы. С запада в толкиновском мире первый раз взошло солнце!! С Запада светит Гиль Эстель - Звезда надежды.
Итак, с символикой сторон света разобрались. На первый взгляд, если линейно сопоставить с символическим значением сторон света, как они описаны Геноном, Толкин тут выдает образчик чистейшей Контртрадиции. В самом деле, исходный источник полярной, (Гипер)Борейской Традиции по определению находится именно на Севере (опять же - гора: вершина Тангородрим словно воплощает в себе Полюс мира). Переход от первой эпохи Манватары ко второй по идее должен ознаменоваться смещением духовного Цетра Мира и Традиции с севера на восток (что сопряжено со сменой полярной символики на солярную и выходом на первый план второй варны - то есть кшатриев). Сопоставляя со смещением эпицентра зла в толкиновском мире, мы получаем еще большее основание считать, что Толкин отождествляет истинную духовную Традицию со злом. То есть толкиновстий квазимиф опять предстает перед нами как образчик Контртрадиции. Основания для такого взгляда есть. Если это действительно так, то вывод может быть только один: толкинизм это Контртрадиция, а указанные ранее черты сходства с Традицией могут быть истрактованы только как "то же самое, но с обратным знаком".
Но возможна и иная трактовка. Символ - штука вообще многозначная и линейности не любит. Так и символика сторон света отнюдь не столь однозначна. Во-первых, хотя Р. Генон несомненно является в вопросах сакральной символологии одним из авторитетнейших авторов, полностью отождествлять традиционную доктрину с генонизмом было бы проявлением излишней восторженности. Во-вторых, следует помнить, что Генон в данном случае дал описание исходного, Примордиального смысла символики сторон света. Во вторичных, частных (хотя и вполне ортодоксальных!) традициях, традициях-отражениях эта символика может существенно трансформироваться. Так в зороастризме (наличие "персидских" влияний на Толкина показано в статье М. МкКлэйна "Индо-Иранские влияния на Толкина") север и впрямь предстает стороной зла в противоположность Благим землям (каршвар) юга. Но гораздо естественнее сопоставлять толкиновский квазимиф не с экзотическим зороастризмом, а с гораздо более близкими ему европейскими мифами скандинавско-германскими и кельтскими. И здесь мы тоже увидим "злой" север и благой остров (!!) Аваллон на западе (!!). Можно сделать предположение, что такое символическое значение сторон света восходит к атлантической традиции, которая делеко не является традицией изначальной, Борейской, однако, остается ее вполне правильным отражением. Предположить влияние атлантической традиции тем легче, что сам миф об Атлантиде-Аталантэ-Эленне проходит через толкиновское творчество красной нитью. Да и в Валиноре можно найти определенным образом преломленные черты того же мифа.
Поэтому, вопрос об отношении Толкина к Традиции и к Контртрадиции я оставляю открытым. Скоропалительность выводов всегда напрасна. Однако, высказанные мной "за" и "против" не утрачивают от того своей актуальности и могут послужить отправной точкой для дальнейшего исследования.
6. Толкинизм, ролевая среда, оккультизм и сатанизм
Переходим к четвертому, последнему сформулированному нами в начале статьи вопросу. Является ли среда толкинистов (безотносительно к самим книгам Толкина) рассадником оккультизма, неоязычества и сатанизма?
Начнем, как обычно, с простого. Вернемся к тому самому диспуту "Эстель-Китоврас", с которого мы начали разбирать тему, а равно и к посланию Павла Фендерова. Читатель, возможно, помнит, какую цель декларировал Федоров в начале своего опуса.
"И, самое главное, с любовью отношусь ко многим людям, причисляющим себя к ценителям его творчества (некоторые из них не чуждаются и ролевого движения). Многие из этих людей - в числе моих близких друзей - и, кстати, большая часть из них - верующие христиане".
Тем удивительнее, что, посвятив лучшие и наиболее убедительные главы своего соченения сопоставлению Толкина с гностиками, апологии самих толкинистов и ролевиков Федоров уделил лишь небольшую и наиболее слабую главку. Впрочем, удивительно ли? Китоврасовцы допустили весьма грубую ошибку. Вместо того, чтобы дать серьезную и развернутую критику явления, они неразборчиво собрали все возможные обвинения в адрес Толкина, толкинистов и ролевиков - и выдали их одной общей кучей. Толкинисты и Федоров вполне благоразумно применили известный прием полемического искусства. Они выбрали из китоврасовских обвинений наиболее слабые, полностью опревергли их и тем доказали некомпететность "Китовраса" как такового. Меж тем, наиболее серьезные моменты музафаровского послания остались менее всего рассмотренными.
Прежде чем начинать серьезный разговор, будет полезно сделать несколько предварительных замечаний.
Во-первых, участники группы "Эстель" сразу же заклеймили отождестление толкинистов с ролевиками как проявление полной неосведомленности. Действительно, подобное смешение характерно для журналистского стиля. Но, как говорится, мания преследования еще не гарантирует того, что за вами действительно не следят. Из того что журналисты и обыватели называют ролевиков толкинистами и наоборот, еще не следует, что считать их частью одной и той же среды (движения?, субкультуры?)
столь уж вопиюще неверно. Давая жесткие определения: "толкинист - это любитель Толкина", "ролевик - это участник ролевых игр", эстелевцы протащили совершенно некорректный вывод о том, что это, якобы, разные явления и их пересечение случайно. Эмпирически очевидно, что перекрывание между этими общностями столь велико, что их вполне можно рассматривать как одну единую общность. Но этот пункт эстелевцы потребовали доказать методами строгой статистики. Заметим, что статистика является весьма строгой дисциплиной, и провести корректное исследование любителю-энтузиасту не очень то и по силам. И, хотя сами эстелевцы в той же мере не располагали статистикой, в какой ею не располагали китоврасовцы, негативный тезис о том, что толкинисты и ролевики это не одно и то же, был принят как бы по умолчанию. Толкинисты сразу поставили себя в превосходное положение тем, что вместо того, чтобы доказывать свой тезис, потребовали доказательств от противной стороны. В итоге возникла иллюзия необоснованности китоврасовской позиции, хотя с точки зрения требуемой статистики, обе стороны не обосновали свои тезисы совершенно в равной мере.
Хорошо, пусть столь частая "одновременность" увлечения толкинизмом и РИ якобы случайна. Вроде того, что есть среди ролевиков толкинисты, есть филателисты, есть рыжие, а есть курильщики, и это их личное дело, к движению в целом отношения не имеющее. Хорошо, если толкинисты - это окололитературное движение, то какие ссылки мы должны увидеть на толкинистском сайте в интернете. Логично предположить, что на родственные по духу движения - то есть на пушкинистов, каких-нибудь "лермонтовистов", ну на толстовцев хотя бы, в конце концов. Нет же, центральный портал толкинистов - "Арда на Куличиках" - переполнен именно ссылками на сайты ролевых клубов и ролевых команд. В "Библиотеке Тол Эрессеа" выложены воспоминания с игр, Толкиновское общество СПб проводит свои игры и отчеты о них помещает в самом, уж казалось бы, чисто толкинистском (не ролевом) журнале "Палантир". А ведь это, так сказать, крайние явления, отечественный толкинизм как таковой. Позвольте задать вопрос: кто организует крупнейшие и наиболее знаменитые всероссийские ежегодные "Хоббитские игрища" (ХИ) толкинисты или ролевики? Кто проводит менестрельники, на которых в равной мере поют про эльфов и про деревянные мечи - толкинисты или ролевики? Кто издает "Талисман" - толинисты или ролевики? Кто управляет порталом "Арда-на-Куличиках" - толкинисты или ролевики?
Любопытное замечание эстелевцев: тусовка в Нескучном Саду - это не толкинисты: не многие из них даже читали Толкина. Ну, конечно, если заведомо загнать реальность в рамки нами же придуманных определений, то спорить легко. Не прочитал "Неоконченных сказаний" в подлиннике на английском - не толкинист, и вывод: вах, какой у толкинистов высокий интеллектуальный уровень - каждый сам себе литературовед! Дешевый трюк. Итак, гопота в Нескучнике - не толкинисты (не изучают они Толкина). Ну-ну. Тогда девять десятых коммунистов - не марксисты (они не изучают Маркса!), а фашисты - не фашисты (потому что людей, читавших Бенито в итальянском подлиннике, я думаю в России и десятка не наберется, да и те - истории, а не последователи). Логично?