Страница:
Все мы должны быть работниками театра. Надо жить театром.
Погода шепчет: бери расчет.
Забытый май. Возможно, три одноактные пьесы про любовь.
Измены не было, но подозрение велико. Измена была, но лучше считать,
что ее не было. Факты таковы, что измены не могло не быть, но ее не было, и
в нее не верят.
Рассказ. Веселый парень познакомил ее и его, свел, устроил "ангажемент"
(она - бывшая его подруга на случай). Через год он встретил их (к своему
удивлению, вместе) - они счастливые люди. Он влюбляется и завидует.
Рассказ. Две комнаты. Теща не поднимается с постели - очень больна.
Зять в отсутствие жены привел женщину. Случилось непредвиденное - теща
встала. Скандал. Зять: - Сами виноваты. Полгода лежала, а тут - на тебе. Он
рассержен, прямо-таки разобижен.
Декабрь 1966 г. Поездка в Клайпеду. Премьера. Гостиница. Сон, в котором
друзья ругают спектакль. Явь. Местный драматург. Актрисы. Море. Отъезд.
Сюжет о муже и жене. После развода - новые семьи. Они встречаются как в
юности.
- Вы маменькины сынки.
- А вы что - сукины сынки, что ли?
Актер (не прочел пьесу), обещал завтра, при этом улыбался, как
развратная женщина.
Новая пьеса - драма. Всем героям по 30 лет. Рушатся Дружба, Любовь,
Вера. Персонаж типа Б. Всю пьесу собирается уезжать на зимовку - бороться с
комплексом неполноценности (молодость прошла в лени и безверии). Так и не
уезжает.
Сюжет. Барабанщик из плохого джаз-оркестра. Был способный музыкант.
Начинал на скрипке, был с идеалами. Оказался за барабаном в плохом оркестре.
(Немного мистики: в начале хотел встретить девушку (идеал), отчаялся, спился
и ...встретил.) Она в зале, он сидит и играет на барабане, на душе мерзко,
гадко. Название "Караван в пустыне".
...в начале ноября запрещено грустить поэтам.
Антон Павлович Чехов собирался написать рассказ о чернильнице. Писатель
Марков, автор всеми прочитанного романа "Строговы", начинал с маленькой
газетной заметки "Волки заели", я начинаю с повествования о том, как чуть не
заели мухи, и никто меня не остановит, потому что начать так подсказывает
мне моя скромность.
Мух было до изумления много. Они были назойливы, как начинающие авторы.
Они лезли в нос, в рот, в глаза и, казалось, хотели залезть в душу. В своей
наглости и свирепости они самоотверженны. Они тонули в супе, вязли в
десертах. В конце концов мухи так обнаглели, что стали совершать браки на
носу у главы семейства.
Это было уже унизительно, и на семейном совете мухам была объявлена
война.
Ночь на луне (фантастический этюд).
Лица, оказавшиеся на Луне: Ученый, Поэт, Пьяница, Космонавты, ученики
старших классов, Студент, Милиционер и т.д.
Поэта и Пьяницу оставили на Луне. Поэт прыгнул бы, если бы при падении
приземлился в черемуховые кусты. Пьяница очнулся на Ямской в канаве.
Прекрасное только то, что мы видим издалека. Не приближайтесь к
прекрасному.
Гражданин Излишних, вышедши (не без помощи служебных лиц) во втором
часу ночи из ресторана и не обнаружив под собой твердой почвы, взмыл в
воздух и с невероятной скоростью устремился вверх. "Вот так номер!" -
подумал он (струсил), но, вспомнив, что на земле у него не осталось ничего
существенного, кроме строгого выговора на работе и неоплаченного счета в
ресторане, махнул рукой и увеличил скорость. Он вспомнил слова своей жены,
которую он оставил на земле: "Ничего с тобой не может случиться. Ничего
тебя, гада, не берет... Ишь проспиртовался весь..." - и, запахнувшись,
подумал: "Ничего, не пропаду".
Перед его носом вырастал между тем большой желтый шар. "Луна", -
подумал Излишних и поморщился. По глубокому научному убеждению гражданина
Излишних, водки на Луне не было. Но делать было нечего, и, описав над
поверхностью Луны кривую, он тяжело рухнул на блестящую, как новенький
пятачок, площадку. Отряхнувшись от золотистой пыли, Излишних выругался: "Ну
и порядки! Не метут..."
- А! Землячки! - Заорал он восторженно.
- Вот, пожалуйста, - сказал поэт (с надрывом), она заселена пьяницами.
Пьяница. Я пьяница? А ты что - Голубь? (Или жаворонок - случайно сюда
залетел?) Послушай, это не ты в пятницу устроил дебош в "Буреломе"? Ты, ты,
не отпирайся...
Ученый (занимаясь своим делом). Послушайте! не шумите. Даже здесь вы
мешаете работать. Скажи! те, поэт, что вас сюда принесло?
Поэт (горько). Фантазия.
Пьяница. Это какого разлива?
Ученый. А на чем вы будете добираться обратно?
Поэт (растерянно). Не знаю... Я думаю, вы не оставите здесь человека.
Нобелевская премия (заседание в одном действии).
Действующие лица:
А. - Издатель, немолодой, неглупый и предприимчивый человек, лучший
друг начинающих авторов.
Б. - редактор журнала "Современничек", большого ума и золотой души
человек.
В. - самый известный романист в городе.
Г. - первый в городе поэт.
Д. - первый в городе драматург.
Е. - молодой начинающий романист, седой человек, автор романа
"Потревоженная берлога".
Господин Нобель - иностранец, восставший из гроба. По национальности
швед.
Простой народ - писатели, прозаики, поэты, драматурги, всего сорок
человек.
Место действия: Город Н. - место, весьма отдаленное от Швеции, шведов и
Шведской академии.
Время действия:
Никогда этого не было, более того, быть этого не может.
Зимний дворец писателей. Малый зал заседаний заполнен исключительно
писателями. Председательствует В., самый известный в городе романист.
В. Друзья! Сегодня мы обсуждаем рукопись молодого автора ...э-э
...нашего многоуважаемого товарища... э-э...
Г. (подсказывает). Е.
В. Да. Товарища Е. Надеюсь, все вы ознакомились с этой небольшой (хотел
показать руками, ее поднять, но не смог) вещицей. Написана она живо,
увлекательно, лаконично. Читается легко, с большим интересом и безусловно
заслуживает того, что она заслуживает. Словом, приступим к обсуждению. Прошу
высказываться. (Садится и мгновенно засыпает.)
Станция Половина.
Мы сбежали от заката. По посиневшим скалам он гнался за нами, в кровь
рассекая свои розовые колени. Он ловил нас в свои малиновые сети. Он бросил
нам вдогонку своих рыжих собак.
От его яростной нежности мы сбежали в черную июньскую ночь. Наш поезд
летит на восток, влево и вправо отскакивают испуганные полустанки.
Полустанки, полустанки... Дикие, зеленоглазые полустанки на Сибирской
магистрали, вынесшей на своем просмоленном горбу всю новейшую историю.
Стать писателем, поэтом, ученым - это не только труд, талант, добрая
душа и т.д. Чуть ли не главное - решиться на этот, видимо, нелегкий путь,
решиться твердо и претворять в жизнь это решение. Иметь талант, желание,
мечты - это иметь все, не имея главного - твердого решения и больших
действий. Это подвиг.
Почти все "девочки" и некоторые "мальчики" однокурсники. Зачем они на
литфаке? Некоторые, явно, решили неопределенность в выборе профессии таким
образом. Некоторым здесь учиться казалось (так, пожалуй, и есть) всего
легче. Некоторые, одержимые болезнью "самомнения", заявились "учиться на
писателей и поэтесс". Многим нужен университетский знак, а литература -
легчайший способ его присвоения. И почти все эти здесь случайно.
Литературу они не любят, не понимают, не ценят. Они ничего не хотят
видеть в ней и ничего не сделают для нее.
Рассказ о первокурснике - поэте, зараженном довольно популярной
болезнью "подозревать в себе гения", у которого стимул - мнимая гениальность
цель - великий поэт, "существенные" посылки к этому - тетрадка дрянных
стишков и масса таких же мыслей в голове.
Неплохая мысль. Надо попробовать ее реализовать
Эгоизм, как отрицательное свойство человеческой души, часто умаляется.
Работать в Главке секретарем и быть эгоистом - плохо, но допустимо.
Учиться понимать искусство, читать и чувствовать Пушкина и быть
эгоистом - страшно.
Ялта, март 1963. 21 марта. Дом Чехова. Про Чехова рассказывает
экскурсовод, похожая на англичанку из "Дочери Альбиона". Рассказывает двум
немцам. Немцы удивляются, как Чехов переписал на Сахалине все население -
заполнил 10 тысяч карточек. Немец спрашивает:
- Это у него от правительства было задание?
1972 г.
История кутуликской Аксиньи.
Прочистить дымоход - выпить.
В "Наконечникове" теща встала: возможно, решила застраховать свою
жизнь.
К "Квартиранту".
- Князь.
- Какой князь?
- Разве ты не князь?
- Чего? Ты это брось.
- Ты можешь и не знать, но я-то вижу, что ты не просто... что ты из
князей.
- (взял за ворот). Смеешься?
- Ни в коем случае... Руслан... С чего это я смеюсь?.. Я сам... У меня
у самого... У меня бабка тоже татарка... Разве незаметно?
- Незаметно.
- Отпусти, Руслан.
- (Отпускает.) Смотри.
В ночь с 1 на 2 марта 1964 г. Слышал голос Бунина.
... для женщины прошлого нет.
"Сосновые родники" (заявка на фильм).
История эта начинается и происходит в основном на одной из небольших
таежных станций дороги "Тайшет-Лена". Проживают здесь железнодорожники,
лесозаготовители и - одновременно - бригада механизаторов. Сквозь тайгу эта
бригада пробивает просеку для будущей автодороги, которая должна соединить
промышленный центр с новой стройкой.
Все начинается с того, что однажды вечером бригадир бульдозеристов
Филиппов, появившись в своей комнате в рабочем общежитии, застает там
незнакомую ему молодую женщину. Свое появление в квартире Филиппова она
объясняет тем, что отстала от поезда. На самом деле вчера она была высажена
из вагона-ресторана за безбилетный проезд. Поздно в поисках ночлега она
забрела в рабочее общежитие, где и обосновалась, воспользовавшись
отсутствием хозяина и тем, что двери его квартиры были заперты плохим
замком. Поутру на вопрос соседей, кто она, откуда, уж не невеста ли, которую
Филиппов ждет, но, между прочим, вовсе не сейчас, а лишь к праздникам,
месяца через два, она отвечает им, что да, разумеется, она и есть невеста и
решила приехать раньше обещанного срока.
Филиппову рано утром надо ехать на просеку, ему надо выспаться. К тому
же женщина эта ему неприятна, и он пытается выдворить ее из своей квартиры.
Ни скандал, ни даже попытка соблазнить бригадира не меняют его решения: им
надо расстаться и немедленно. Тогда в ход идут слезы, трогательные истории и
хорошо рассчитанное вранье. В конце концов бригадир дарит ей деньги на
железнодорожный билет и уходит спать к товарищу. Завтра вечером она должна
уехать.
Какое же удивление, раздражение и даже обиду испытывает Филиппов, когда
через несколько дней застает в своей комнате ту же женщину в шумной компании
неких холостых обитателей поселка. К тому же, как выясняется, она уже
несколько дней выдает себя за его невесту.
Филиппов возмущается, но ни вины, ни смущения квартирантка его не
чувствует. Даже наоборот. При всей честной компании она издевается над
жалостливостью и глупостью Филиппова.
Разъяренный Филиппов разгоняет компанию, а чтобы проучить и наказать
бессовестную "невесту", он вдруг насильно увозит ее на дальний участок
просеки (километров сто от станции). Там он и пожилой вальщик Чмуль ломятся
сквозь тайгу, расчищая место для будущей дороги. Механизаторам нужна
повариха, но квартирантка оказывается не только неприспособленной к
житейским трудностям, но еще и на редкость ленивой.
Но чтобы прожить в тайге, надо трудиться. И стараться понять друг
друга. Иначе в тайге не проживешь...
Это начало. Дальше будут новые приключения, в основном, по-видимому,
смешные. Но будут и слезы - и фальшивые, и настоящие. Ситуация изменится.
Изменится "невеста", изменится и бригадир. Приедет и, по-видимому, уедет
настоящая невеста. Неожиданное столкновение и взаимодействие двух разных
судеб должны в конце концов выпрямить одну из них, трудную и изломанную,
другую - сделать цельнее и интереснее.
В целом же вся эта история замышляется для того, чтобы, говоря высоким
слогом, сохранить и приумножить человеческое в человеке.
А. Вампилов
17 мая 72 года
В феврале десять дней подряд, по случаю запоя, посещал дачу К. (Бориса
Александровича Костюковского), где мы жили вдвоем.
Нашел простых людей, с литераторами он не пьет, в особенности с
молодыми, - избегает.
Первый раз появился, будучи еще не в запое, произвел прекрасное
впечатление.
Седой, скуластый, в лице что-то бабье, глаза голубые, плечи широкие и
какие-то пухлые, пальцы толстые, ногти давно не стрижены.
Его дача рядом, одет был в полупальто, войлочные ботинки, брюки
трикотажные и висят, в руках дубовая палочка.
- Нет ли у вас стопки?
Стопка нашлась, сели, выпили, напились. В этот вечер было много
извинений, предостережений, раз двадцать он сказал:
- Не думайте обо мне дурно.
Разговор вначале был о выпивке, как обычно.
- Человечество недаром остановилось на 40 градусах.
Потом о литературе и проч. И все время:
- Как мы хорошо выпили. Господи!
- Где я пью? С кем? Один - спортивного вида, другой - небритый...
Вурдалаки какие-то...
На улице пошатывался, провожать себя не велел.
- Хорошо, хорошо...
- Странно... Странно и причудливо...
54 года. Пьет давно и серьезно.
Затем дня через два пришел, спросил "на донышке", а после посещал нас
7-8 дней подряд по 2-3 раза в День. Однажды был в шестом часу утра.
Разговоры были разные и небезынтересные.
Пушкин - бог. Особенно доволен тем, что Пушкин стал брать деньги за
стихи.
Подозревает, что Евтушенко и Вознесенский не читали "Евгения Онегина".
Вспоминал "Сохраню ль к судьбе презренье".
Пушкин сделал русскую литературу мировой Барков, Вяземский, Державин,
Жуковский, Байрон, а в общем - все равно - Пушкин.
Конечно, любит Некрасова.
Пишет статью к новому изданию Бунина. Испытал влияние Бунина:
- Никто об этом не писал, а я-то знаю. Бунин за границей, по его
мнению, "мертвец".
- Приветил меня с того света.
Но чрезвычайно этим гордится.
Современный прозаик обязан любить Бунина, но не так рабски, как Ю.
Казаков. Казакову он говорил и говорит:
- Я очень сочувствую вашему пристрастию, но идите туда, где Бунина не
читали. (В "Знамени", получается, - не читали.)
Блок немного недотянул до гениальности. (Тут я с папашей совершенно не
согласен.)
Горького не жалует. Толстого любит. Чехова.
Алексея Толстого уличил в том, что он граф ненастоящий, по женской
линии разве. Размышлял о том, что быть графом при социализме выгодно.
Подозревает, что итальянская премия Ахматовой (при ее вручении он
присутствовал) - премия игорного дома. Рассказывает, как Ахматова собиралась
в Италию. Старуха в декольте, водка после церемоний.
Ахматову Твардовский увидел первый раз в Италии.
Янка Купала напутствовал его.
- Пей, хлопец, белую горилку, больше ничего не пей. Пиши, пока пишется,
потом писаться не будет. Любит и часто вспоминает Фадеева:
- Мой старший друг, неправда, что он кого-то сажал, он выручал,
Заболоцкого, например.
Фадеев его любил тоже.
Фадеев на пиру у Сталина.
- Почему не скажешь приветствия?
- Я пьян.
- Сколько ты выпил?
- Один - бутылку коньяку.
- Сколько тебе лет?
- 38.
- В 38 лет я выпивал бутылку коньяку мэжду делом.
Хрущева Сталин заставлял плясать.
Сталин сам распорядился дать ему Сталинскую премию за "Василия
Теркина". К Сталину отношение очень сложное. Есть большая доля уважения.
Сталин и Черчилль.
В Горках одиннадцать служителей дома-музея сидели еще долго после 20-го
съезда, никто из одиннадцати не решался уйти первым.
Сталин заботился о стаде: у высшего командного состава, у многих
офицеров на фронте была своя Неля, в ее обязанности входило - в основном
заводить патефон. Когда Неля становилась беременной, она уезжала в тыл со
специальным предписанием о трудоустройстве, квартире и декретных.
Вспоминал, как написал стихотворение о том, как Сталин в декабре
приходил в Мавзолей к Ленину за советом. Он работал тогда в "Гудке",
кажется, и обещал это стихотворение в свою газету. Но отдал его в
"Известия". Редактор (его он называет костяной ногой) вызвал его и гневался.
Диалог:
- Не кричите на меня, я вас не боюсь.
- А начальника политотдела вы боитесь?
- Нет, не боюсь.
- А начальника политотдела фронта?
- Тоже - нет.
- А командующего?
- Нет.
- А кого же вы боитесь?
- Господа нашего. Иисуса Христа.
Был уволен, оказался в резерве. Вадим Кожевников, теперешний редактор
"Знамени", уходил тогда в "Правду" военкором из "Красноармейской правды" и
устроил его на свое место.
История о том, как художник Горяев бил Вадима Кожевникова. Горяев
работал тогда в листке "Солдатский" или "Фронтовой" - "юмор".
- Если юмор вынесен в заголовок, юмора не ищите.
Луговского не признает:
- Белыми стихами стал писать про то, что Советская власть хорошая.
Неинтересно.
Леонова не любит. Играет в барина. О жабе - Иване Ивановиче.
- Зачем он написал название книги "Евгения Ивановна" по-английски? А
если ее будут переводить.
Шолохова за "Тихий Дон", в особенности за четвертую книгу, превозносит.
- Потом он стал писать чепуху, а говорить стал и того хуже. Надо бы ему
было после "Тихого Дона" умереть, был бы великий писатель. Но памятник
ставить будем все равно.
Рассказывал о встрече с молодым Шолоховым в "Национале", о ссоре после
войны, когда Шолохов, будучи у него в гостях на московской квартире,
хвастался, что дачу ему построили немцы, и объявил, что одобряет
постановление о журналах "Звезда" и "Ленинград". Они поспорили, разругались,
и он выставил Шолохова из дома. Помирились, конечно.
Шолохов о Солженицыне:
- Поцелуй его за меня. Жестоко, но здорово.
Александр Трифонович:
- Нет бы ему сказать об этом в печати! Солженицын - его медаль.
- Поверьте, это великий писатель в самом страшном значении этого слова.
За границей не знают, что написал Твардовский, но все знают, что Твардовский
напечатал Солженицына. (История о том, как он печатал "Ивана Денисовича".
Хрущев и его секретарь. Поздравления с днем рождения и слова "как если бы
речь шла о моей собственной веши".) Сартр очень интересовался им как
издателем Солженицына. (О малом жанре.)
- Почему взвыли Дымшицы и Кочетовы? Потому что после Солженицына их не
будут читать.
Солженицын написал новый роман большой силы. Он приобрел его для
"Нового мира", но напечатать его невозможно. Читать этот роман он ездил в
Рязань.
Юбилей "Нового мира" и его статья. Журнал продержали больше месяца.
Банкет по случаю юбилея он пропьянствовал на даче, банкет перенесли.
- Им необходим фикус (свадьба с генералом), им (его замам по журналу)
не хватает самостоятельности.
- Светлов - милый человек. Ему, например, позволялось сказать
влюбленной в него поэтессе: "Дура, почитай сначала Гоголя".
Федина осуждает, и поделом. Тот - единственный из редколлегии, кто не
подписал "Ивана Денисовича".
- Я пожалел его старость. (Не то, видимо, выгнал бы.)
Паустовский - мармелад.
- Я не поклонник Эренбурга.
В литературе происходит одичание. Сафронов, Кочетов и Ко. - "Мне
довелось побывать..." "Мне довелось побывать в Турции", "Мне довелось
побывать в Освенциме" - пишут, не поймут, что это не одно и то же.
Знаменитым стать сейчас легко, надо только потерять совесть.
"Славное море, священный Байкал" - великое произведение искусства.
Строка "Старый товарищ бежать пособил..." его, пьяного, изумляет, заставляет
плакать.
- Не печатаю Вознесенского, потому что, если меня на улице спросят - о
чем это, я ответить не смогу.
О Межирове. Милый человек, хороший переводчик, но как поэт - слишком
любит стихи. А надо любить что-то в жизни.
У Томаса Манна (его он считает последним гениальным писателем Запада)
его поразила мысль о том, что сегодняшняя литература вся - из литературы, а
не из жизни. Это, говорит он, страшно.
Лирика. Анекдоты. Пьяные монологи. Ветер и снег - любимая погода.
- Был запой, была страшная измена, все было...
Начинал в Смоленске. Первый рассказ о самогонщиках. Отец-кулак,
отсидевший за взятку ("Не то мало дал, не то - не так дал") во времена
продразверстки вернулся, подарил старшему сыну Лермонтова, ему - Пушкина.
("Будешь Пушкиным", как будто можно быть вторым Пушкиным.)
Сурков о женившемся 70-летнем литераторе:
- У него там только очко протереть осталось.
Вспоминал это в связи вот с чем. Ходил занимать три рубля у "Павлика"
Антокольского. Антокольский, которому где-то под семьдесят, сказал:
- Пьянство - самая скучная страсть.
- А что веселее?
- Женщины.
- В твоем возрасте?
- Меня уже нет, но они - вот они ходят здесь рядом.
Долго возмущался легкомыслием Антокольского.
Орест Верейский и гроссмейстер Котов.
Он склонен, кажется, к пуританству. Стихов о любви не пишет. О
Тендрякове:
- Женился на молодой и красивой. Ничего глупее для писателя придумать
нельзя.
Был в Якутске на собрании писателей. Один там, из Вилюйска, заявил:
- Конечно, каждому хочется жить в Якутске. (!) Иркутская писательская
организация произвела впечатление диковатое. Перловский, говорит он, очень
слабый поэт.
О молодых литераторах:
- Не успеют вылупиться, напечатают пару стишков и уже начинают других
учить жить, писать и пр. (Евтушенко иногда пишет о том, что интересует
читателя, но всегда так развязно.)
Войнович из графов. Говорил об этом не без удовольствия. Сам, кажется,
тоскует, что не из графов.
Какой-то генерал произвел его в генералы за "Василия Теркина".
Рассказывает об этом с удовольствием.
Под конец стал хвастлив.
- О статье в "Новом мире" пишут в Италии и во Франции. Получил
поздравительные (с юбилеем журнала) телеграммы. В телеграммах его называют
мудрым, а он, вот, сидит и напивается с простыми людьми. "Если б они знали!"
Обожает свою знаменитость.
Поет белорусские песни, любит "Не осенний мелкий дождичек..."
Шостаковича не понимает. В поезде, говорит, не уступил бы ему нижнюю
полку.
Ему очень нравится шутка Черчилля о Хрущеве:
- Главная его ошибка в том, что он хотел перепрыгнуть пропасть в два
приема. (Остроумно, ничего не скажешь.)
С большой тоской - о спивающемся лондонском джентльмене.
О водке: "Там-то и стал я к ней, мамочке, привыкать. За собакой палка
не пропадет".
Ушел, вышел из запоя при помощи уколов.
О Байкальском целлюлозном комбинате:
- Да, это неприятная хреновина.
Павленко был циник. И великолепный рассказчик (устно).
Провожания до дому. "Соседний" пес - Сексот. Узнав, что в
Александровском централе лечебница для психов и алкоголиков:
- Что вы говорите? Может, там еще встретимся? Может быть.
Москву, оказывается, собирались переименовывать. Холопы хотели назвать
ее Сталин. Не согласился сам.
Твардовский при чтении биографии Сталина.
Не любит три слова: силуэт, майонез и романтика
О том, как он проснулся на волостном комсомольском собрании.
Пьет и кается. "Водка отнимает у человека семью, природу... дочь Олю".
Белла Ахмадулина в гостях у Марьи Илларионовны. Ахмадулина гуляет здесь
с таксой, прекрасно одета, красивая, в самом деле. Пьет, видимо, по
распущенности. Скорбей у нее быть не должно.
О том, как он читал "Страну Муравию". Ермилов и Святополк Мирский.
Ермилов - тогда редактор "Красной нови".
- Почему не печатаете?
- Нет, нет, вопрос о поэме у нас стоит. Давно стоит.
- Стоять у вас стоит, да ничего не получается.
Регистан - редактор "30 дней" - взял у него, тогда неизвестного,
стихотворение и тут же выдал.
Чек на 30 рублей. Тогда же пригрел его Ефим Зозуля (в "Огоньке").
После успеха "Муравии" он немедленно купил шубу, в которой поехал домой
в деревню.
Топор брата - "злой как собака"
Весной ездил хоронить мать. На кладбище - шекспировские ребята.
Симонов у Бунина.
Ехали из Минска. Он, Прокофьев и Симонов.
На волостном слете комсомола. Какой-то секретарь Исаковскому:
- Захотел шашку поточить - сказал бы. У нас тут вот они - сидят львицы.
Сделали бы по-партийному.
Спор - "кто виноват".
Редакторский фатализм: "Все идет правильно. Хороших вещей вне печати
нет".
Об Ильичеве.
Вучетич существует специально для того, чтобы подписываться под
доносами.
Винокуров - круглый милый человек. Честный. Стихи - умозрительны.
Взглянул на обложку, на обрезанный портрет (нет лба) - возмутился.
"Дневники" Байрона интереснее (сейчас), чем его стихи.
Разговор о древних людях.
Закончена статья о Бунине. Запой. Статьей недоволен.
Летом собирается в Сибирь. С удовольствием разделяет возмущение
Шолоховым, Паустовским и другими - они никогда не бывали в Сибири.
В Чите, говорят, у него был роман.
- Не бросать жену. Надо искать в ней все хорошее и проч.
Очень хвалит "Театральный роман" Булгакова. В шестом номере обещается
опубликовать.
Мою фамилию вышучивал, как все, кто ее вышучивал. Вампилов - Вампиров.
Драматург, укротитель травести (примерно так).
Конфуз с Вильгельмом Журавлевым. (Тот в "Октябре" опубликовал стих
Ахматовой, написанный в 15-м году.)
О Фурцевой. (Вскрыла вену, потому что вывели из Президиума.)
Грудной голос - для всех.
Об Овечкине, Симонове, Алигер. Две страницы о Хрущеве из текста
Вучетича.
Часто, особенно пьяный, вспоминает Бунина.
Прибаутка: "Рюмочка Христова..."
Песня:
А в поле вярба
Под вярбой вода
Там гуляла, там ходила
Девка молода.
Или:
Белым снегом, белым снегом
Замело все пути.
Любит "Не осенний мелкий дождичек..."
Кочетов и Твардовский и Солженицын.
Педерастов он судить бы не стал. Хотя, разумеется, не сторонник этого
развлечения.
Любовницы - были.
Снова запой.
- Убить еще не могу, но ударить уже могу.
Простились. Бутылка коньяку.
- Стебани!
Александр Вампилов вел записные книжки с 1955 г. до конца жизни. Но
точно датировать ту или иную запись не представляется возможным, потому что
автор, начиная очередную книжку (ими были разного формата блокнотики, а чаще
маленькие тетрадки "для записи слов"), никогда не дописывал ее до конца,
прерывался, начинал новую, позже возвращался вновь к прежней. Записи могли
начинаться с середины книжки, с конца. Записные книжки Вампилова - его
творческая лаборатория. Здесь мы находим планы, сюжетные наброски будущих
произведений, отдельные фразы и диалоги персонажей, их характеристики.
Вампилов был замечательный рисовальщик: нередко наброски и планы будущих
пьес сопровождаются в записных книжках изображениями отдельных героев и
сцен. В одних книжках можно найти страницы, переложенные дубовыми листочками
(значит, книжка побывала с драматургом в Ялте), счастливыми автобусными и
трамвайными билетиками (они вложены между страницами большинства его
книжек).
Выдержки из записных книжек Вампилова впервые были опубликованы в
альманахе "Современная драматургия" (1986, Э1), а затем в еженедельнике
"Литературная Россия" (1986, июнь, Э25). Более полно публиковались в книгах
А.Вампилова "Стечение обстоятельств" и "Я с вами, люди". В наст. изд.
печатается более полный вариант по рукописи, предоставленной О.М.Вампиловой.
Сосновые родники. - Заявка на фильм. Д.М.Шварц вспоминает: "Во время
одного из приездов в Ленинград, уже после премьеры "Анекдотов", Вампилов
сказал, что ему предлагают написать сценарий для студии "Ленфильм". Я его
поздравила и сказала, что это замечательно - означает признание, кроме того,
интересно, ново. Вскоре позвонила редактор "Ленфильма" Светлана Пономаренко:
"Вампилов не хочет подписывать договор. Это - скандал. Директор подписал,
все ждут, а он заупрямился. Поговори с ним". Я услышала мрачный голос
Вампилова: "Я не знаю, чего они хотят. Я это не умею - писать сценарии. Я
драматург, пишу пьесы, это совсем другое..." Я стала его убеждать: "Вы
подпишите договор, возьмите аванс, а потом, когда увидите, что вместо
сценария у вас получается пьеса, так им и скажете. Пьеса пойдет, вернете
аванс. А вдруг получится сценарий?" - "Ладно", - сказал Саша. При этом ему
почему-то стало весело, он смеялся в трубку" (О Вампилове: Воспоминания и
размышления // Вампилов А. Дом окнами в поле. С. 620).
А.Т.Твардовский. - Заметки об А.Т.Твардовском сделаны Вампиловым,
очевидно, непосредственно после их встреч на даче писателя Бориса
Костюковского в Красной Пахре зимой 1965 г. Вампилов приехал тогда вместе со
своим другом В.Шугаевым "покорять" Москву по-настоящему. Жить было негде, и
их земляк Борис Александрович Костюковский предложил своим молодым коллегам
жить на его даче. Воспоминаниям об этом периоде жизни Вампилова было
посвящено выступление Б.Костюковского на вечере памяти драматурга, который
состоялся 27 марта 1978 г. в Центральном доме литераторов: "Он притягивал к
себе людей воистину великих. Сто дней, целую зиму Саня прожил в Красной
Пахре, в писательском поселке. И буквальное первых же дней он познакомился с
А.Т.Твардовским. И Александр Трифонович стал приходить на дачу каждый день.
Его очень занимал Саня Вампилов. Александр Трифонович называл его Саля
Вампиров. "Ах, Вампиров, - говорил он, - до чего же хорош". Он настоял,
чтобы Саня прочел ему сцену, а потом Александр Трифонович в разговоре со
мной сказал: "А не могли бы Вы сделать так, чтобы я прочел эту пьесу
целиком?" И я дал эту пьесу ему. Вот сейчас иногда говорят, что "Прощание в
июне" - первая пьеса Вампилова - традиционна, а Твардовский просто поразился
тогда Он сказал: "Вот интересно, этого Золотуева он наблюдал в жизни или
выдумал? Если наблюдал - прекрасно, если выдумал, еще более прекрасно. Что ж
это за рыцарь наживы, что это за страсть! Это, видимо, человек талантливый,
но только не туда направлен". Твардовский, прочитав пьесу, сказал: "Ох,
Вампилов далеко пойдет... Очень далеко пойдет"" (Литературное обозрение.
1983. Э9).
По словам вдовы писателя О.М.Вампиловой, вернувшись в Иркутск, Вампилов
много рассказывал об этой поездке. Но только после его смерти она обнаружила
"несколько страничек с воспоминаниями об А.Т.Твардовском, в которых
разговоры и впечатления переданы очень живо и точно". Впервые записки
опубликованы в журнале "Звезда" (1997, Э8) и с некоторыми сокращениями в
газете "Культура" (20 августа 1997 г).
Т. Глазкова
Погода шепчет: бери расчет.
Забытый май. Возможно, три одноактные пьесы про любовь.
Измены не было, но подозрение велико. Измена была, но лучше считать,
что ее не было. Факты таковы, что измены не могло не быть, но ее не было, и
в нее не верят.
Рассказ. Веселый парень познакомил ее и его, свел, устроил "ангажемент"
(она - бывшая его подруга на случай). Через год он встретил их (к своему
удивлению, вместе) - они счастливые люди. Он влюбляется и завидует.
Рассказ. Две комнаты. Теща не поднимается с постели - очень больна.
Зять в отсутствие жены привел женщину. Случилось непредвиденное - теща
встала. Скандал. Зять: - Сами виноваты. Полгода лежала, а тут - на тебе. Он
рассержен, прямо-таки разобижен.
Декабрь 1966 г. Поездка в Клайпеду. Премьера. Гостиница. Сон, в котором
друзья ругают спектакль. Явь. Местный драматург. Актрисы. Море. Отъезд.
Сюжет о муже и жене. После развода - новые семьи. Они встречаются как в
юности.
- Вы маменькины сынки.
- А вы что - сукины сынки, что ли?
Актер (не прочел пьесу), обещал завтра, при этом улыбался, как
развратная женщина.
Новая пьеса - драма. Всем героям по 30 лет. Рушатся Дружба, Любовь,
Вера. Персонаж типа Б. Всю пьесу собирается уезжать на зимовку - бороться с
комплексом неполноценности (молодость прошла в лени и безверии). Так и не
уезжает.
Сюжет. Барабанщик из плохого джаз-оркестра. Был способный музыкант.
Начинал на скрипке, был с идеалами. Оказался за барабаном в плохом оркестре.
(Немного мистики: в начале хотел встретить девушку (идеал), отчаялся, спился
и ...встретил.) Она в зале, он сидит и играет на барабане, на душе мерзко,
гадко. Название "Караван в пустыне".
...в начале ноября запрещено грустить поэтам.
Антон Павлович Чехов собирался написать рассказ о чернильнице. Писатель
Марков, автор всеми прочитанного романа "Строговы", начинал с маленькой
газетной заметки "Волки заели", я начинаю с повествования о том, как чуть не
заели мухи, и никто меня не остановит, потому что начать так подсказывает
мне моя скромность.
Мух было до изумления много. Они были назойливы, как начинающие авторы.
Они лезли в нос, в рот, в глаза и, казалось, хотели залезть в душу. В своей
наглости и свирепости они самоотверженны. Они тонули в супе, вязли в
десертах. В конце концов мухи так обнаглели, что стали совершать браки на
носу у главы семейства.
Это было уже унизительно, и на семейном совете мухам была объявлена
война.
Ночь на луне (фантастический этюд).
Лица, оказавшиеся на Луне: Ученый, Поэт, Пьяница, Космонавты, ученики
старших классов, Студент, Милиционер и т.д.
Поэта и Пьяницу оставили на Луне. Поэт прыгнул бы, если бы при падении
приземлился в черемуховые кусты. Пьяница очнулся на Ямской в канаве.
Прекрасное только то, что мы видим издалека. Не приближайтесь к
прекрасному.
Гражданин Излишних, вышедши (не без помощи служебных лиц) во втором
часу ночи из ресторана и не обнаружив под собой твердой почвы, взмыл в
воздух и с невероятной скоростью устремился вверх. "Вот так номер!" -
подумал он (струсил), но, вспомнив, что на земле у него не осталось ничего
существенного, кроме строгого выговора на работе и неоплаченного счета в
ресторане, махнул рукой и увеличил скорость. Он вспомнил слова своей жены,
которую он оставил на земле: "Ничего с тобой не может случиться. Ничего
тебя, гада, не берет... Ишь проспиртовался весь..." - и, запахнувшись,
подумал: "Ничего, не пропаду".
Перед его носом вырастал между тем большой желтый шар. "Луна", -
подумал Излишних и поморщился. По глубокому научному убеждению гражданина
Излишних, водки на Луне не было. Но делать было нечего, и, описав над
поверхностью Луны кривую, он тяжело рухнул на блестящую, как новенький
пятачок, площадку. Отряхнувшись от золотистой пыли, Излишних выругался: "Ну
и порядки! Не метут..."
- А! Землячки! - Заорал он восторженно.
- Вот, пожалуйста, - сказал поэт (с надрывом), она заселена пьяницами.
Пьяница. Я пьяница? А ты что - Голубь? (Или жаворонок - случайно сюда
залетел?) Послушай, это не ты в пятницу устроил дебош в "Буреломе"? Ты, ты,
не отпирайся...
Ученый (занимаясь своим делом). Послушайте! не шумите. Даже здесь вы
мешаете работать. Скажи! те, поэт, что вас сюда принесло?
Поэт (горько). Фантазия.
Пьяница. Это какого разлива?
Ученый. А на чем вы будете добираться обратно?
Поэт (растерянно). Не знаю... Я думаю, вы не оставите здесь человека.
Нобелевская премия (заседание в одном действии).
Действующие лица:
А. - Издатель, немолодой, неглупый и предприимчивый человек, лучший
друг начинающих авторов.
Б. - редактор журнала "Современничек", большого ума и золотой души
человек.
В. - самый известный романист в городе.
Г. - первый в городе поэт.
Д. - первый в городе драматург.
Е. - молодой начинающий романист, седой человек, автор романа
"Потревоженная берлога".
Господин Нобель - иностранец, восставший из гроба. По национальности
швед.
Простой народ - писатели, прозаики, поэты, драматурги, всего сорок
человек.
Место действия: Город Н. - место, весьма отдаленное от Швеции, шведов и
Шведской академии.
Время действия:
Никогда этого не было, более того, быть этого не может.
Зимний дворец писателей. Малый зал заседаний заполнен исключительно
писателями. Председательствует В., самый известный в городе романист.
В. Друзья! Сегодня мы обсуждаем рукопись молодого автора ...э-э
...нашего многоуважаемого товарища... э-э...
Г. (подсказывает). Е.
В. Да. Товарища Е. Надеюсь, все вы ознакомились с этой небольшой (хотел
показать руками, ее поднять, но не смог) вещицей. Написана она живо,
увлекательно, лаконично. Читается легко, с большим интересом и безусловно
заслуживает того, что она заслуживает. Словом, приступим к обсуждению. Прошу
высказываться. (Садится и мгновенно засыпает.)
Станция Половина.
Мы сбежали от заката. По посиневшим скалам он гнался за нами, в кровь
рассекая свои розовые колени. Он ловил нас в свои малиновые сети. Он бросил
нам вдогонку своих рыжих собак.
От его яростной нежности мы сбежали в черную июньскую ночь. Наш поезд
летит на восток, влево и вправо отскакивают испуганные полустанки.
Полустанки, полустанки... Дикие, зеленоглазые полустанки на Сибирской
магистрали, вынесшей на своем просмоленном горбу всю новейшую историю.
Стать писателем, поэтом, ученым - это не только труд, талант, добрая
душа и т.д. Чуть ли не главное - решиться на этот, видимо, нелегкий путь,
решиться твердо и претворять в жизнь это решение. Иметь талант, желание,
мечты - это иметь все, не имея главного - твердого решения и больших
действий. Это подвиг.
Почти все "девочки" и некоторые "мальчики" однокурсники. Зачем они на
литфаке? Некоторые, явно, решили неопределенность в выборе профессии таким
образом. Некоторым здесь учиться казалось (так, пожалуй, и есть) всего
легче. Некоторые, одержимые болезнью "самомнения", заявились "учиться на
писателей и поэтесс". Многим нужен университетский знак, а литература -
легчайший способ его присвоения. И почти все эти здесь случайно.
Литературу они не любят, не понимают, не ценят. Они ничего не хотят
видеть в ней и ничего не сделают для нее.
Рассказ о первокурснике - поэте, зараженном довольно популярной
болезнью "подозревать в себе гения", у которого стимул - мнимая гениальность
цель - великий поэт, "существенные" посылки к этому - тетрадка дрянных
стишков и масса таких же мыслей в голове.
Неплохая мысль. Надо попробовать ее реализовать
Эгоизм, как отрицательное свойство человеческой души, часто умаляется.
Работать в Главке секретарем и быть эгоистом - плохо, но допустимо.
Учиться понимать искусство, читать и чувствовать Пушкина и быть
эгоистом - страшно.
Ялта, март 1963. 21 марта. Дом Чехова. Про Чехова рассказывает
экскурсовод, похожая на англичанку из "Дочери Альбиона". Рассказывает двум
немцам. Немцы удивляются, как Чехов переписал на Сахалине все население -
заполнил 10 тысяч карточек. Немец спрашивает:
- Это у него от правительства было задание?
1972 г.
История кутуликской Аксиньи.
Прочистить дымоход - выпить.
В "Наконечникове" теща встала: возможно, решила застраховать свою
жизнь.
К "Квартиранту".
- Князь.
- Какой князь?
- Разве ты не князь?
- Чего? Ты это брось.
- Ты можешь и не знать, но я-то вижу, что ты не просто... что ты из
князей.
- (взял за ворот). Смеешься?
- Ни в коем случае... Руслан... С чего это я смеюсь?.. Я сам... У меня
у самого... У меня бабка тоже татарка... Разве незаметно?
- Незаметно.
- Отпусти, Руслан.
- (Отпускает.) Смотри.
В ночь с 1 на 2 марта 1964 г. Слышал голос Бунина.
... для женщины прошлого нет.
"Сосновые родники" (заявка на фильм).
История эта начинается и происходит в основном на одной из небольших
таежных станций дороги "Тайшет-Лена". Проживают здесь железнодорожники,
лесозаготовители и - одновременно - бригада механизаторов. Сквозь тайгу эта
бригада пробивает просеку для будущей автодороги, которая должна соединить
промышленный центр с новой стройкой.
Все начинается с того, что однажды вечером бригадир бульдозеристов
Филиппов, появившись в своей комнате в рабочем общежитии, застает там
незнакомую ему молодую женщину. Свое появление в квартире Филиппова она
объясняет тем, что отстала от поезда. На самом деле вчера она была высажена
из вагона-ресторана за безбилетный проезд. Поздно в поисках ночлега она
забрела в рабочее общежитие, где и обосновалась, воспользовавшись
отсутствием хозяина и тем, что двери его квартиры были заперты плохим
замком. Поутру на вопрос соседей, кто она, откуда, уж не невеста ли, которую
Филиппов ждет, но, между прочим, вовсе не сейчас, а лишь к праздникам,
месяца через два, она отвечает им, что да, разумеется, она и есть невеста и
решила приехать раньше обещанного срока.
Филиппову рано утром надо ехать на просеку, ему надо выспаться. К тому
же женщина эта ему неприятна, и он пытается выдворить ее из своей квартиры.
Ни скандал, ни даже попытка соблазнить бригадира не меняют его решения: им
надо расстаться и немедленно. Тогда в ход идут слезы, трогательные истории и
хорошо рассчитанное вранье. В конце концов бригадир дарит ей деньги на
железнодорожный билет и уходит спать к товарищу. Завтра вечером она должна
уехать.
Какое же удивление, раздражение и даже обиду испытывает Филиппов, когда
через несколько дней застает в своей комнате ту же женщину в шумной компании
неких холостых обитателей поселка. К тому же, как выясняется, она уже
несколько дней выдает себя за его невесту.
Филиппов возмущается, но ни вины, ни смущения квартирантка его не
чувствует. Даже наоборот. При всей честной компании она издевается над
жалостливостью и глупостью Филиппова.
Разъяренный Филиппов разгоняет компанию, а чтобы проучить и наказать
бессовестную "невесту", он вдруг насильно увозит ее на дальний участок
просеки (километров сто от станции). Там он и пожилой вальщик Чмуль ломятся
сквозь тайгу, расчищая место для будущей дороги. Механизаторам нужна
повариха, но квартирантка оказывается не только неприспособленной к
житейским трудностям, но еще и на редкость ленивой.
Но чтобы прожить в тайге, надо трудиться. И стараться понять друг
друга. Иначе в тайге не проживешь...
Это начало. Дальше будут новые приключения, в основном, по-видимому,
смешные. Но будут и слезы - и фальшивые, и настоящие. Ситуация изменится.
Изменится "невеста", изменится и бригадир. Приедет и, по-видимому, уедет
настоящая невеста. Неожиданное столкновение и взаимодействие двух разных
судеб должны в конце концов выпрямить одну из них, трудную и изломанную,
другую - сделать цельнее и интереснее.
В целом же вся эта история замышляется для того, чтобы, говоря высоким
слогом, сохранить и приумножить человеческое в человеке.
А. Вампилов
17 мая 72 года
В феврале десять дней подряд, по случаю запоя, посещал дачу К. (Бориса
Александровича Костюковского), где мы жили вдвоем.
Нашел простых людей, с литераторами он не пьет, в особенности с
молодыми, - избегает.
Первый раз появился, будучи еще не в запое, произвел прекрасное
впечатление.
Седой, скуластый, в лице что-то бабье, глаза голубые, плечи широкие и
какие-то пухлые, пальцы толстые, ногти давно не стрижены.
Его дача рядом, одет был в полупальто, войлочные ботинки, брюки
трикотажные и висят, в руках дубовая палочка.
- Нет ли у вас стопки?
Стопка нашлась, сели, выпили, напились. В этот вечер было много
извинений, предостережений, раз двадцать он сказал:
- Не думайте обо мне дурно.
Разговор вначале был о выпивке, как обычно.
- Человечество недаром остановилось на 40 градусах.
Потом о литературе и проч. И все время:
- Как мы хорошо выпили. Господи!
- Где я пью? С кем? Один - спортивного вида, другой - небритый...
Вурдалаки какие-то...
На улице пошатывался, провожать себя не велел.
- Хорошо, хорошо...
- Странно... Странно и причудливо...
54 года. Пьет давно и серьезно.
Затем дня через два пришел, спросил "на донышке", а после посещал нас
7-8 дней подряд по 2-3 раза в День. Однажды был в шестом часу утра.
Разговоры были разные и небезынтересные.
Пушкин - бог. Особенно доволен тем, что Пушкин стал брать деньги за
стихи.
Подозревает, что Евтушенко и Вознесенский не читали "Евгения Онегина".
Вспоминал "Сохраню ль к судьбе презренье".
Пушкин сделал русскую литературу мировой Барков, Вяземский, Державин,
Жуковский, Байрон, а в общем - все равно - Пушкин.
Конечно, любит Некрасова.
Пишет статью к новому изданию Бунина. Испытал влияние Бунина:
- Никто об этом не писал, а я-то знаю. Бунин за границей, по его
мнению, "мертвец".
- Приветил меня с того света.
Но чрезвычайно этим гордится.
Современный прозаик обязан любить Бунина, но не так рабски, как Ю.
Казаков. Казакову он говорил и говорит:
- Я очень сочувствую вашему пристрастию, но идите туда, где Бунина не
читали. (В "Знамени", получается, - не читали.)
Блок немного недотянул до гениальности. (Тут я с папашей совершенно не
согласен.)
Горького не жалует. Толстого любит. Чехова.
Алексея Толстого уличил в том, что он граф ненастоящий, по женской
линии разве. Размышлял о том, что быть графом при социализме выгодно.
Подозревает, что итальянская премия Ахматовой (при ее вручении он
присутствовал) - премия игорного дома. Рассказывает, как Ахматова собиралась
в Италию. Старуха в декольте, водка после церемоний.
Ахматову Твардовский увидел первый раз в Италии.
Янка Купала напутствовал его.
- Пей, хлопец, белую горилку, больше ничего не пей. Пиши, пока пишется,
потом писаться не будет. Любит и часто вспоминает Фадеева:
- Мой старший друг, неправда, что он кого-то сажал, он выручал,
Заболоцкого, например.
Фадеев его любил тоже.
Фадеев на пиру у Сталина.
- Почему не скажешь приветствия?
- Я пьян.
- Сколько ты выпил?
- Один - бутылку коньяку.
- Сколько тебе лет?
- 38.
- В 38 лет я выпивал бутылку коньяку мэжду делом.
Хрущева Сталин заставлял плясать.
Сталин сам распорядился дать ему Сталинскую премию за "Василия
Теркина". К Сталину отношение очень сложное. Есть большая доля уважения.
Сталин и Черчилль.
В Горках одиннадцать служителей дома-музея сидели еще долго после 20-го
съезда, никто из одиннадцати не решался уйти первым.
Сталин заботился о стаде: у высшего командного состава, у многих
офицеров на фронте была своя Неля, в ее обязанности входило - в основном
заводить патефон. Когда Неля становилась беременной, она уезжала в тыл со
специальным предписанием о трудоустройстве, квартире и декретных.
Вспоминал, как написал стихотворение о том, как Сталин в декабре
приходил в Мавзолей к Ленину за советом. Он работал тогда в "Гудке",
кажется, и обещал это стихотворение в свою газету. Но отдал его в
"Известия". Редактор (его он называет костяной ногой) вызвал его и гневался.
Диалог:
- Не кричите на меня, я вас не боюсь.
- А начальника политотдела вы боитесь?
- Нет, не боюсь.
- А начальника политотдела фронта?
- Тоже - нет.
- А командующего?
- Нет.
- А кого же вы боитесь?
- Господа нашего. Иисуса Христа.
Был уволен, оказался в резерве. Вадим Кожевников, теперешний редактор
"Знамени", уходил тогда в "Правду" военкором из "Красноармейской правды" и
устроил его на свое место.
История о том, как художник Горяев бил Вадима Кожевникова. Горяев
работал тогда в листке "Солдатский" или "Фронтовой" - "юмор".
- Если юмор вынесен в заголовок, юмора не ищите.
Луговского не признает:
- Белыми стихами стал писать про то, что Советская власть хорошая.
Неинтересно.
Леонова не любит. Играет в барина. О жабе - Иване Ивановиче.
- Зачем он написал название книги "Евгения Ивановна" по-английски? А
если ее будут переводить.
Шолохова за "Тихий Дон", в особенности за четвертую книгу, превозносит.
- Потом он стал писать чепуху, а говорить стал и того хуже. Надо бы ему
было после "Тихого Дона" умереть, был бы великий писатель. Но памятник
ставить будем все равно.
Рассказывал о встрече с молодым Шолоховым в "Национале", о ссоре после
войны, когда Шолохов, будучи у него в гостях на московской квартире,
хвастался, что дачу ему построили немцы, и объявил, что одобряет
постановление о журналах "Звезда" и "Ленинград". Они поспорили, разругались,
и он выставил Шолохова из дома. Помирились, конечно.
Шолохов о Солженицыне:
- Поцелуй его за меня. Жестоко, но здорово.
Александр Трифонович:
- Нет бы ему сказать об этом в печати! Солженицын - его медаль.
- Поверьте, это великий писатель в самом страшном значении этого слова.
За границей не знают, что написал Твардовский, но все знают, что Твардовский
напечатал Солженицына. (История о том, как он печатал "Ивана Денисовича".
Хрущев и его секретарь. Поздравления с днем рождения и слова "как если бы
речь шла о моей собственной веши".) Сартр очень интересовался им как
издателем Солженицына. (О малом жанре.)
- Почему взвыли Дымшицы и Кочетовы? Потому что после Солженицына их не
будут читать.
Солженицын написал новый роман большой силы. Он приобрел его для
"Нового мира", но напечатать его невозможно. Читать этот роман он ездил в
Рязань.
Юбилей "Нового мира" и его статья. Журнал продержали больше месяца.
Банкет по случаю юбилея он пропьянствовал на даче, банкет перенесли.
- Им необходим фикус (свадьба с генералом), им (его замам по журналу)
не хватает самостоятельности.
- Светлов - милый человек. Ему, например, позволялось сказать
влюбленной в него поэтессе: "Дура, почитай сначала Гоголя".
Федина осуждает, и поделом. Тот - единственный из редколлегии, кто не
подписал "Ивана Денисовича".
- Я пожалел его старость. (Не то, видимо, выгнал бы.)
Паустовский - мармелад.
- Я не поклонник Эренбурга.
В литературе происходит одичание. Сафронов, Кочетов и Ко. - "Мне
довелось побывать..." "Мне довелось побывать в Турции", "Мне довелось
побывать в Освенциме" - пишут, не поймут, что это не одно и то же.
Знаменитым стать сейчас легко, надо только потерять совесть.
"Славное море, священный Байкал" - великое произведение искусства.
Строка "Старый товарищ бежать пособил..." его, пьяного, изумляет, заставляет
плакать.
- Не печатаю Вознесенского, потому что, если меня на улице спросят - о
чем это, я ответить не смогу.
О Межирове. Милый человек, хороший переводчик, но как поэт - слишком
любит стихи. А надо любить что-то в жизни.
У Томаса Манна (его он считает последним гениальным писателем Запада)
его поразила мысль о том, что сегодняшняя литература вся - из литературы, а
не из жизни. Это, говорит он, страшно.
Лирика. Анекдоты. Пьяные монологи. Ветер и снег - любимая погода.
- Был запой, была страшная измена, все было...
Начинал в Смоленске. Первый рассказ о самогонщиках. Отец-кулак,
отсидевший за взятку ("Не то мало дал, не то - не так дал") во времена
продразверстки вернулся, подарил старшему сыну Лермонтова, ему - Пушкина.
("Будешь Пушкиным", как будто можно быть вторым Пушкиным.)
Сурков о женившемся 70-летнем литераторе:
- У него там только очко протереть осталось.
Вспоминал это в связи вот с чем. Ходил занимать три рубля у "Павлика"
Антокольского. Антокольский, которому где-то под семьдесят, сказал:
- Пьянство - самая скучная страсть.
- А что веселее?
- Женщины.
- В твоем возрасте?
- Меня уже нет, но они - вот они ходят здесь рядом.
Долго возмущался легкомыслием Антокольского.
Орест Верейский и гроссмейстер Котов.
Он склонен, кажется, к пуританству. Стихов о любви не пишет. О
Тендрякове:
- Женился на молодой и красивой. Ничего глупее для писателя придумать
нельзя.
Был в Якутске на собрании писателей. Один там, из Вилюйска, заявил:
- Конечно, каждому хочется жить в Якутске. (!) Иркутская писательская
организация произвела впечатление диковатое. Перловский, говорит он, очень
слабый поэт.
О молодых литераторах:
- Не успеют вылупиться, напечатают пару стишков и уже начинают других
учить жить, писать и пр. (Евтушенко иногда пишет о том, что интересует
читателя, но всегда так развязно.)
Войнович из графов. Говорил об этом не без удовольствия. Сам, кажется,
тоскует, что не из графов.
Какой-то генерал произвел его в генералы за "Василия Теркина".
Рассказывает об этом с удовольствием.
Под конец стал хвастлив.
- О статье в "Новом мире" пишут в Италии и во Франции. Получил
поздравительные (с юбилеем журнала) телеграммы. В телеграммах его называют
мудрым, а он, вот, сидит и напивается с простыми людьми. "Если б они знали!"
Обожает свою знаменитость.
Поет белорусские песни, любит "Не осенний мелкий дождичек..."
Шостаковича не понимает. В поезде, говорит, не уступил бы ему нижнюю
полку.
Ему очень нравится шутка Черчилля о Хрущеве:
- Главная его ошибка в том, что он хотел перепрыгнуть пропасть в два
приема. (Остроумно, ничего не скажешь.)
С большой тоской - о спивающемся лондонском джентльмене.
О водке: "Там-то и стал я к ней, мамочке, привыкать. За собакой палка
не пропадет".
Ушел, вышел из запоя при помощи уколов.
О Байкальском целлюлозном комбинате:
- Да, это неприятная хреновина.
Павленко был циник. И великолепный рассказчик (устно).
Провожания до дому. "Соседний" пес - Сексот. Узнав, что в
Александровском централе лечебница для психов и алкоголиков:
- Что вы говорите? Может, там еще встретимся? Может быть.
Москву, оказывается, собирались переименовывать. Холопы хотели назвать
ее Сталин. Не согласился сам.
Твардовский при чтении биографии Сталина.
Не любит три слова: силуэт, майонез и романтика
О том, как он проснулся на волостном комсомольском собрании.
Пьет и кается. "Водка отнимает у человека семью, природу... дочь Олю".
Белла Ахмадулина в гостях у Марьи Илларионовны. Ахмадулина гуляет здесь
с таксой, прекрасно одета, красивая, в самом деле. Пьет, видимо, по
распущенности. Скорбей у нее быть не должно.
О том, как он читал "Страну Муравию". Ермилов и Святополк Мирский.
Ермилов - тогда редактор "Красной нови".
- Почему не печатаете?
- Нет, нет, вопрос о поэме у нас стоит. Давно стоит.
- Стоять у вас стоит, да ничего не получается.
Регистан - редактор "30 дней" - взял у него, тогда неизвестного,
стихотворение и тут же выдал.
Чек на 30 рублей. Тогда же пригрел его Ефим Зозуля (в "Огоньке").
После успеха "Муравии" он немедленно купил шубу, в которой поехал домой
в деревню.
Топор брата - "злой как собака"
Весной ездил хоронить мать. На кладбище - шекспировские ребята.
Симонов у Бунина.
Ехали из Минска. Он, Прокофьев и Симонов.
На волостном слете комсомола. Какой-то секретарь Исаковскому:
- Захотел шашку поточить - сказал бы. У нас тут вот они - сидят львицы.
Сделали бы по-партийному.
Спор - "кто виноват".
Редакторский фатализм: "Все идет правильно. Хороших вещей вне печати
нет".
Об Ильичеве.
Вучетич существует специально для того, чтобы подписываться под
доносами.
Винокуров - круглый милый человек. Честный. Стихи - умозрительны.
Взглянул на обложку, на обрезанный портрет (нет лба) - возмутился.
"Дневники" Байрона интереснее (сейчас), чем его стихи.
Разговор о древних людях.
Закончена статья о Бунине. Запой. Статьей недоволен.
Летом собирается в Сибирь. С удовольствием разделяет возмущение
Шолоховым, Паустовским и другими - они никогда не бывали в Сибири.
В Чите, говорят, у него был роман.
- Не бросать жену. Надо искать в ней все хорошее и проч.
Очень хвалит "Театральный роман" Булгакова. В шестом номере обещается
опубликовать.
Мою фамилию вышучивал, как все, кто ее вышучивал. Вампилов - Вампиров.
Драматург, укротитель травести (примерно так).
Конфуз с Вильгельмом Журавлевым. (Тот в "Октябре" опубликовал стих
Ахматовой, написанный в 15-м году.)
О Фурцевой. (Вскрыла вену, потому что вывели из Президиума.)
Грудной голос - для всех.
Об Овечкине, Симонове, Алигер. Две страницы о Хрущеве из текста
Вучетича.
Часто, особенно пьяный, вспоминает Бунина.
Прибаутка: "Рюмочка Христова..."
Песня:
А в поле вярба
Под вярбой вода
Там гуляла, там ходила
Девка молода.
Или:
Белым снегом, белым снегом
Замело все пути.
Любит "Не осенний мелкий дождичек..."
Кочетов и Твардовский и Солженицын.
Педерастов он судить бы не стал. Хотя, разумеется, не сторонник этого
развлечения.
Любовницы - были.
Снова запой.
- Убить еще не могу, но ударить уже могу.
Простились. Бутылка коньяку.
- Стебани!
Александр Вампилов вел записные книжки с 1955 г. до конца жизни. Но
точно датировать ту или иную запись не представляется возможным, потому что
автор, начиная очередную книжку (ими были разного формата блокнотики, а чаще
маленькие тетрадки "для записи слов"), никогда не дописывал ее до конца,
прерывался, начинал новую, позже возвращался вновь к прежней. Записи могли
начинаться с середины книжки, с конца. Записные книжки Вампилова - его
творческая лаборатория. Здесь мы находим планы, сюжетные наброски будущих
произведений, отдельные фразы и диалоги персонажей, их характеристики.
Вампилов был замечательный рисовальщик: нередко наброски и планы будущих
пьес сопровождаются в записных книжках изображениями отдельных героев и
сцен. В одних книжках можно найти страницы, переложенные дубовыми листочками
(значит, книжка побывала с драматургом в Ялте), счастливыми автобусными и
трамвайными билетиками (они вложены между страницами большинства его
книжек).
Выдержки из записных книжек Вампилова впервые были опубликованы в
альманахе "Современная драматургия" (1986, Э1), а затем в еженедельнике
"Литературная Россия" (1986, июнь, Э25). Более полно публиковались в книгах
А.Вампилова "Стечение обстоятельств" и "Я с вами, люди". В наст. изд.
печатается более полный вариант по рукописи, предоставленной О.М.Вампиловой.
Сосновые родники. - Заявка на фильм. Д.М.Шварц вспоминает: "Во время
одного из приездов в Ленинград, уже после премьеры "Анекдотов", Вампилов
сказал, что ему предлагают написать сценарий для студии "Ленфильм". Я его
поздравила и сказала, что это замечательно - означает признание, кроме того,
интересно, ново. Вскоре позвонила редактор "Ленфильма" Светлана Пономаренко:
"Вампилов не хочет подписывать договор. Это - скандал. Директор подписал,
все ждут, а он заупрямился. Поговори с ним". Я услышала мрачный голос
Вампилова: "Я не знаю, чего они хотят. Я это не умею - писать сценарии. Я
драматург, пишу пьесы, это совсем другое..." Я стала его убеждать: "Вы
подпишите договор, возьмите аванс, а потом, когда увидите, что вместо
сценария у вас получается пьеса, так им и скажете. Пьеса пойдет, вернете
аванс. А вдруг получится сценарий?" - "Ладно", - сказал Саша. При этом ему
почему-то стало весело, он смеялся в трубку" (О Вампилове: Воспоминания и
размышления // Вампилов А. Дом окнами в поле. С. 620).
А.Т.Твардовский. - Заметки об А.Т.Твардовском сделаны Вампиловым,
очевидно, непосредственно после их встреч на даче писателя Бориса
Костюковского в Красной Пахре зимой 1965 г. Вампилов приехал тогда вместе со
своим другом В.Шугаевым "покорять" Москву по-настоящему. Жить было негде, и
их земляк Борис Александрович Костюковский предложил своим молодым коллегам
жить на его даче. Воспоминаниям об этом периоде жизни Вампилова было
посвящено выступление Б.Костюковского на вечере памяти драматурга, который
состоялся 27 марта 1978 г. в Центральном доме литераторов: "Он притягивал к
себе людей воистину великих. Сто дней, целую зиму Саня прожил в Красной
Пахре, в писательском поселке. И буквальное первых же дней он познакомился с
А.Т.Твардовским. И Александр Трифонович стал приходить на дачу каждый день.
Его очень занимал Саня Вампилов. Александр Трифонович называл его Саля
Вампиров. "Ах, Вампиров, - говорил он, - до чего же хорош". Он настоял,
чтобы Саня прочел ему сцену, а потом Александр Трифонович в разговоре со
мной сказал: "А не могли бы Вы сделать так, чтобы я прочел эту пьесу
целиком?" И я дал эту пьесу ему. Вот сейчас иногда говорят, что "Прощание в
июне" - первая пьеса Вампилова - традиционна, а Твардовский просто поразился
тогда Он сказал: "Вот интересно, этого Золотуева он наблюдал в жизни или
выдумал? Если наблюдал - прекрасно, если выдумал, еще более прекрасно. Что ж
это за рыцарь наживы, что это за страсть! Это, видимо, человек талантливый,
но только не туда направлен". Твардовский, прочитав пьесу, сказал: "Ох,
Вампилов далеко пойдет... Очень далеко пойдет"" (Литературное обозрение.
1983. Э9).
По словам вдовы писателя О.М.Вампиловой, вернувшись в Иркутск, Вампилов
много рассказывал об этой поездке. Но только после его смерти она обнаружила
"несколько страничек с воспоминаниями об А.Т.Твардовском, в которых
разговоры и впечатления переданы очень живо и точно". Впервые записки
опубликованы в журнале "Звезда" (1997, Э8) и с некоторыми сокращениями в
газете "Культура" (20 августа 1997 г).
Т. Глазкова