Линь только что узнал, что Лян готовится получить в соседнем городе, в основном не для себя, а для трех других кантонских негоциантов — значительную сумму золотом. Преступные дела Линь Фана уже не раз вынуждали его иметь дело с «дном» Кантона, и ему не составило труда нанять для услуг двух бандитов. Он поручил им устроить засаду на Лян Хона, когда тот будет возвращаться домой, убить его и украсть золото.
Судья Ди серьезно взглянул на своих помощников и продолжал:
— Как только этот бесчестный замысел начал осуществляться, Линь Фан дал знать госпоже Лян, что хотел бы ее увидеть по личному и срочному поводу. Она его приняла, и он рассказал ей следующую историю: на ее мужа только что совершено нападение, и перевозимое им золото похищено. Слуги перенесли раненного, но не опасно, Лян Хона в заброшенный храм в северном предместье Кантона. Потом слуги обратились к нему. Линь Фану, чтобы проводить к своему хозяину, который тайно хотел с ним посоветоваться о том, как лучше всего держать себя дальше. Желанием Лян Хона было, говорил Линь Фан, чтобы о его несчастье не было лишних разговоров прежде, чем его супруга и его отец смогут, продав часть состояния, найти достаточно денег для возмещения трем негоциантам. При нынешнем положении вещей разговоры о происшедшем лишь подорвали бы доверие к ним всем. Он хотел, чтобы жена в сопровождении Линь Фана немедленно прибыла в храм, где они вместе смогут решить, что следовало бы продать в столь сжатый срок. Госпожа Лян поверила этой истории, соответствующей осторожному характеру ее мужа и, покинув дом через заднюю дверь и никого не предупредив, отправилась с Линь Фаном. В покинутом храме Линь Фан признался ей, что ее супруг убит грабителями, но добавил, что он, Линь Фан, любит ее и не покинет в беде. Возмущенная этими словами, она хотела сразу же убежать и донести на него, но он принудил ее остаться, а ночью изнасиловал.
Утром она иглой проколола себе палец и кровью на носовом платке написала письмо своему свекру. С помощью кушака она повесилась на стропиле крыши. Линь Фан обыскал труп. Он обнаружил платок с последним посланием умершей, и его текст подсказал ему дьявольский замысел. В письме говорилось: «Линь Фан заманил меня в это пустынное место, чтобы надругаться надо мной. Принеся бесчестие дому Лян, ваша раба, ныне оскверненная вдова, считает, что только смертью может искупить свое преступление». Линь Фан оторвал правую сторону платка, где была написана первая фраза послания и сжег этот клочок ткани. В рукаве умершей он заменил его обрывком, на котором теперь можно было прочесть: «Принеся бесчестие дому Лян, ваша раба, ныне оскверненная вдова, считает, что только смертью теперь может искупить свое преступление». Вернувшись затем в Кантон, он застал старого господина Ляна и его супругу оплакивающими смерть своего сына. Прохожий обнаружил труп и сообщил стражникам. Притворяясь скорбящим вместе с этими бедными людьми. Линь Фан осведомился о вдове. Ему сказали, что она исчезла. После лицемерных колебаний Линь Фан им сказал:
"Моим долгом является сообщить вам, что у вашей невестки есть любовник. Обычно она с ним встречается в соседнем заброшенном храме. Может быть, там вы ее и найдете. Старый господин Лян незамедлительно отправился в указанное место и обнаружил свою невестку повесившейся на стропиле. Он обнаружил и послание, прочел его и уверился, что несчастная покончила жизнь самоубийством от угрызений совести, узнав о смерти мужа. Не в силах выдержать это новое потрясение старик тем же вечером отравился.
Судья замолк и дал знак секретарю налить всем чаю. Отпив несколько глотков, он продолжил:
— Начиная с этого дня, его вдова, старая госпожа Лян, ныне проживающая в Пуяне, становится главной фигурой этого дела. Умная, энергичная женщина, прекрасно знавшая все, что касалось семьи, была убеждена в испытанной добродетели своей покойной невестки и находила самоубийство крайне подозрительным. Она приступила к делам, отдав приказ продать имущество дома Лян, чтобы возместить потери трем кантонским негоциантам, а затем отправила своего управляющего в покинутый храм, чтобы провести там небольшое расследование. Так вот, чтобы написать письмо, молодая госпожа Лян растянула свой платок на подушке, и кровь, просочившись через ткань, оставила там следы. Эти коричневатые легкие пятна позволили восстановить первую фразу письма. Управляющий сообщил вдове о своем открытии, и она поняла, что Линь Фан не только изнасиловал молодую женщину, но и подстроил убийство ее мужа, ибо оповестил свою жертву о его смерти еще до того, как труп Лян Хона был обнаружен. И тогда госпожа Лян обвинила Линь Фана в двойном убийстве перед кантонским судом. Но Линь Фан, в руках которого была часть украденного золота, сумел подкупить местного чиновника и лжесвидетелей. Один из них, совершенно безнравственный юнец, назвал себя любовником умершей. Дело было закрыто.
Ма Чжун хотел вставить слово, но судья дал ему знак помолчать и продолжал:
— Примерно тогда же исчезла и никогда не была найдена жена Линь Фана, сестра Лян Хона. Линь Фан изобразил невероятное горе, но его ненависть ко всем членам семьи Лян была известна, и очень многие подозревали, что он убил несчастную и спрятал труп. Таковы факты, изложенные в первой бумаге из тех, что у меня находятся. Она была составлена двадцать лет назад. А теперь обратимся к продолжению истории. Семья Лян сократилась до старой женщины, ее двоих внуков и внучки. Хотя она и утратила девять десятых состояния, репутация дома не пострадала, и его отделения действовали нормально. Под твердым управлением госпожи Лян потери вскоре были восполнены, и к семье вернулось былое процветание. В то время Линь Фан организовал крупную контрабандную операцию, чтобы еще больше увеличить свое нечестно нажитое состояние. Некоторые из его людей были схвачены, и местные власти подозревали о его роли во всем деле. Но они не были правомочны разбирать подобные преступления, и Линь Фан отдавал себе отчет в том, что рискует предстать перед судом провинции, значительно менее к нему расположенным. Поэтому он решил прибегнуть к дьявольской хитрости, чтобы отвести от себя опасность и окончательно погубить госпожу Лян. Подкупив портового служащего, он приказал тайно разместить на двух джонках семьи Лян ящики с контрабандными товарами, а затем кому-то заплатил, чтобы тот донес на старую женщину. После того, как портовые власти обнаружили эту тяжкую улику, все состояние дома Лян и его отделений было арестовано и конфисковано правительством. Госпожа Лян вновь обвинила своего извечного врага, но он был оправдан сначала уездным, а затем и провинциальным судом.
Тогда старая женщина поняла, что Линь Фан не остановится и перед полным уничтожением ее семьи. Она решилась искать убежище на дальней усадьбе, принадлежащей ее родственнику. Хозяйство находилось на месте древней крепости, и одна из башен еще стояла. Ее использовали для хранения зерна, но, выстроенная из тесаного камня, она все еще обеспечивала прекрасное укрытие, если бы появились нанятые Линь Фаном головорезы. Нападение произошло через несколько месяцев. Госпожа Лян, трое ее внуков, старик управляющий и шестеро преданных слуг забаррикадировались в башне, где запаслись водой и пищей. Разбойники попытались тараном вышибить ворота, но они были железными и выдержали натиск. Тогда они набрали сухих веток, сделали из них связки, подожгли и начали забрасывать через бойницы в башню.
Судья Ди остановился, чтобы от волнения перевести дыхание. Ма Чжун сжимал огромные кулаки, а секретарь Хун в ярости подергивал усики.
Начальник уезда возобновил рассказ:
— Осажденные задыхались. Им пришлось выйти. Бандиты зарезали самого младшего из внуков госпожи Лян, ее внучку, старика управляющего и шестерых слуг, но, воспользовавшись сумятицей, сама госпожа Лян, вместе со старшим внуком Лян Кофа, сумела спастись. В своем отчете главарь шайки утверждал, что убил всех, и Линь Фан ликовал при мысли, что семьи Лян более не существует. Чудовищное массовое убийство вызвало негодование кантонцев. Те, кто знал, какую ненависть питает Линь Фан к семье Лян, сразу же догадались, кто вдохновитель зверского преступления. Но поскольку отныне Линь Фан принадлежал к числу богатейших купцов города, никто не осмелился и слова сказать. Подлый лицемер демонстрировал бесконечную скорбь и даже предложил существенное вознаграждение тому, кто раскроет убежище разбойников. Их главарь по тайному сговору пожертвовал четырьмя своими людьми, которые были схвачены, осуждены и обезглавлены с полным соблюдением церемониала. Госпожа Лян и ее внук Лян Кофа укрылись у одного дальнего родственника и какое-то время прятались там под чужим именем. Она, однако, сумела собрать улики против Линь Фана и пять лет назад вышла из укрытия, чтобы обвинить его в убийстве девяти человек. Это убийство первоначально вызвало столько разговоров, что местный судья опасался выгораживать Линь Фана, убийца был вынужден передавать ему подарок за подарком, чтобы тот отверг жалобу. И в то время известный своей неподкупностью человек был назначен губернатором провинции. Линь Фан счел целесообразным исчезнуть на несколько лет. Он поручил преданному управляющему заниматься его делами, а сам погрузил на три большие речные джонки своих наложниц и слуг и тайно покинул город. Госпоже Лян понадобилось три года, чтобы обнаружить его укрытие, а узнав, что он обосновался в Пуяне, она решила последовать за ним и искать средство отмщения. Ее внук Лян Кофа настоял на том, чтобы ее сопровождать, потому что сказано: «Сыну не жить под тем же небом, что и убийце его отца».
Судья Ди снова остановился, чтобы выпить немного чая, а потом продолжил:
— Два года назад бабушка и ее внук прибыли в этот город. Мы подходим ко второй части истории, той, о которой речь в жалобе, представленной его превосходительству судье Фону. В этом документе, — судья положил руку на находившийся перед ним свиток, — госпожа Лян обвиняет Линь Фана в похищении ее внука Лян Кофа. Сразу же по приезде, уточняет она, Лян Кофа предпринял расследование деятельности Линь Фана в Пуяне. Однажды он сказал своей бабушке, что раскрыл факты, которые смогут заинтересовать правосудие. К несчастью, он не захотел сообщать ей подробности. По словам старой женщины, Линь Фан догадывался о слежке, предметом которой был, и организовал исчезновение молодого человека. Однако у нее не было никаких доказательств, кроме ссылок на давнюю вражду двух семей, и нельзя упрекать моего предшественника судью Фона за то, что он отклонил обвинение. А теперь изложу вам свой замысел. Долгие часы, проведенные в паланкине, я размышлял над ним. У меня сложилось свое представление о незаконных операциях Линь Фана в Пуяне, и некоторые из собранных Тао Ганом фактов его подтверждают. Прежде всего я задумался — почему этот человек выбрал средний по значению город, чтобы уйти от дел? Обычно богатые и влиятельные люди предпочитают большие города или даже столицу — там легче оставаться незаметными, одновременно пользуясь всеми преимуществами. Припомнив его связи с контрабандистами и не забывая о его исключительной жадности, я пришел к следующему заключению — этот выбор предопределен очень удобным для контрабанды расположением нашего города.
Взгляд Тао Гана сверкнул, он согласно кивнул головой. Судья продолжал:
— Со времен нашей славной династии Хань торговля солью является государственной монополией. Пуян находится одновременно и на канале, и неподалеку от приморских солеварен. Думаю, что Линь Фан обосновался в Пуяне, чтобы выручать деньги на контрабанде солью. Его скупости более соответствует это доходное изгнание, нежели удобная, но расточительная жизнь. Отчет Тао Гана подтвердил мои подозрения. Если Линь Фан остановил свой выбор на старой усадьбе в пустынном квартале, рядом с решеткой, перекрывающей реку у города, то потому, что ее расположение удобно для тайной перевозки соли. Купленный им за чертой города участок земли также играет свою роль в операции. Правда, от дома Линя туда ведет довольно длинная дорога, потому что приходится совершать объезд через Северные ворота, но по воде расстояние оказывается очень коротким. Конечно, перекрывающая реку решетка мешает движению судов, но небольшие тюки могут легко просовываться между перекладин и перегружаться с судна на судно. Канал же предоставляет Линь Фану возможность на своих джонках перевозить соль, куда ему заблагорассудится. Похоже, что сейчас «наш человек» на время прекратил свои махинации и вроде бы намерен вернуться в родной город. Для нас это невыгодно, потому что он, конечно же, скрыл все следы своей преступной деятельности, и в этих условиях будет трудно найти против него какие-либо улики.
Секретарь Хун остановил своего господина:
— Очевидно, ваше превосходительство, что Лян Кофа нашел необходимые доказательства и намеревался ими воспользоваться против своего врага. Не можем ли мы попытаться разыскать исчезнувшего? Ведь, наверное, Линь Фан где-то держит его в заточении?
Судья Ди покачал головой.
— Очень боюсь, что Лян Кофа уже покинул сей мир. Линь Фан безжалостен. На этот счет Тао Гану кое-что известно! Линь Фан однажды принял его за человека госпожи Лян, и без вмешательства нашего друга Ма Чжуна он был бы убит на месте. Нет, кантонец уничтожил Лян Кофа, я в этом почти уверен.
— Тогда у нас остается мало шансов его разоблачить, — заметил секретарь, — Минуло два года с момента убийства, я не представляю, как нам удастся разыскать хоть малейшую улику.
— К несчастью, это верно. Поэтому я принял следующий план действий. Пока госпожа Лян оставалась его единственным противником, он всегда точно знал, какие меры следует предпринять, чтобы сорвать ее замыслы, и ни разу не ошибся. Но я дам ему понять, что с сегодняшнего дня ему придется иметь дело со мной. В мои намерения входит запугать его, не переставая ему досаждать, чтобы он сорвался и допустил оплошность, которая даст нам средство обойти его защиту. Выслушайте же мои указания. Для начала уже сегодня после обеда секретарь отнесет ему мою карточку и известит о намерении нанести ему завтра неофициальный визит. Во время беседы я дам ему понять, что подозреваю его в чем-то, и предупрежу, что он не должен без разрешения покидать Пуян. Во-вторых, Тао Ган посетит владельца земли, прилегающей к усадьбе Линь Фана, и прикажет ему, от имени уездной власти, расчистить развалины. Предлог — они служат укрытием для бродяг. Уездная власть возьмет на себя часть стоимости работ, и Тао Ган сам наберет нужных рабочих. В сопровождении двух стражников он лично будет наблюдать за работами, которые должны начаться завтра же утром. В-третьих, выйдя от Линь Фана, секретарь Хун отправится прямо в командование гарнизона и передаст его начальнику мои письменные инструкции. Они обяжут солдат, охраняющих городские ворота, задерживать под любым предлогом и допрашивать каждого вступающего в Пуян или покидающего город кантонца. Несколько солдат надо будет поставить у речной решетки с тем, чтобы они несли там стражу днем и ночью.
Потирая руки с удовлетворенным видом, судья Ди закончил:
— Вероятно, это заставит нашего друга призадуматься! Нет ли у кого-то из вас дополнительных соображений? Цяо Тай с улыбкой предложил:
— Мы также могли бы заняться его фермой. Что бы вы сказали, если бы на общинной земле, прямо напротив владения Линь Фаиа, я разбил армейскую палатку? Я обосновался бы там на два-три дня и под предлогом ловли рыбы в канале наблюдал за решеткой и за фермой столь откровенно, что ее обитатели просто не могли бы этого не заметить. Они отправились бы к Линь Фану известить его о шпионе, и это добавило бы ему тревог.
— Превосходно! — воскликнул судья и, повернувшись к Тао Гану, который задумчиво подергивал длинные волоски бородавки, спросил:
— А что же ты, Тао Ган? Разве тебе нечего добавить?
— Линь Фан опасен. Когда он почувствует, что его обложили, он может решиться на убийство госпожи Лян. Если она умрет, больше будет некому поддерживать обвинение. Поэтому я предлагаю понаблюдать за ней. Я заметил, что прямо напротив ее дома пустует дом торговца шелком. Ма Чжун и один или два стражника могли бы устроиться в лавке, чтобы с пожилой женщиной не случилось беды.
Подумав, судья Ди заметил:
— С тех пор, как она находится в Пуяне, Линь Фан ничего против нее не предпринимал. Не будем, однако, на это полагаться. Ма Чжун, уже сегодня ты этим займешься. В качестве последней меры я разошлю циркуляр во все армейские посты вдоль канала — на север и юг от Пуяна — с требованием задерживать джонки с эмблемой дома Линь и проверять, не перевозят ли они контрабандную соль.
Секретарь Хун улыбнулся.
— Через несколько дней, — сказал он, — Линь Фан почувствует себя, будто муравей на горячей сковороде, как в нашей старой пословице.
Судья Ди согласно кивнул и заключил:
— Когда Линь Фану станет известно обо всех этих мерах, у него появится ощущение, что он в западне. Здесь он далеко от Кантона, где сильно его влияние и куда он отослал большинство своих подручных. Более того, он ведь не знает, что у меня нет против него даже тени доказательств. Он будет беспокоиться, а не сообщила ли мне госпожа Лян какой-нибудь новый и неизвестный ему факт, а не обнаружил ли я его контрабандных махинаций, а не сообщил ли мне кантонский коллега дополнительных опасных для него сведений. Я надеюсь, что это его настолько растревожит, что он поведет себя неосторожно, и сам себя выдаст. Признаюсь, шанс очень невелик, но это единственное, на что мы можем рассчитывать.
15. СУДЬЯ ДИ НАНОСИТ ВИЗИТ КАНТОНСКОМУ КУПЦУ. НЕОЖИДАННОЕ ПРИБЫТИЕ ДВУХ МОЛОДЫХ ЖЕНЩИН
Судья Ди серьезно взглянул на своих помощников и продолжал:
— Как только этот бесчестный замысел начал осуществляться, Линь Фан дал знать госпоже Лян, что хотел бы ее увидеть по личному и срочному поводу. Она его приняла, и он рассказал ей следующую историю: на ее мужа только что совершено нападение, и перевозимое им золото похищено. Слуги перенесли раненного, но не опасно, Лян Хона в заброшенный храм в северном предместье Кантона. Потом слуги обратились к нему. Линь Фану, чтобы проводить к своему хозяину, который тайно хотел с ним посоветоваться о том, как лучше всего держать себя дальше. Желанием Лян Хона было, говорил Линь Фан, чтобы о его несчастье не было лишних разговоров прежде, чем его супруга и его отец смогут, продав часть состояния, найти достаточно денег для возмещения трем негоциантам. При нынешнем положении вещей разговоры о происшедшем лишь подорвали бы доверие к ним всем. Он хотел, чтобы жена в сопровождении Линь Фана немедленно прибыла в храм, где они вместе смогут решить, что следовало бы продать в столь сжатый срок. Госпожа Лян поверила этой истории, соответствующей осторожному характеру ее мужа и, покинув дом через заднюю дверь и никого не предупредив, отправилась с Линь Фаном. В покинутом храме Линь Фан признался ей, что ее супруг убит грабителями, но добавил, что он, Линь Фан, любит ее и не покинет в беде. Возмущенная этими словами, она хотела сразу же убежать и донести на него, но он принудил ее остаться, а ночью изнасиловал.
Утром она иглой проколола себе палец и кровью на носовом платке написала письмо своему свекру. С помощью кушака она повесилась на стропиле крыши. Линь Фан обыскал труп. Он обнаружил платок с последним посланием умершей, и его текст подсказал ему дьявольский замысел. В письме говорилось: «Линь Фан заманил меня в это пустынное место, чтобы надругаться надо мной. Принеся бесчестие дому Лян, ваша раба, ныне оскверненная вдова, считает, что только смертью может искупить свое преступление». Линь Фан оторвал правую сторону платка, где была написана первая фраза послания и сжег этот клочок ткани. В рукаве умершей он заменил его обрывком, на котором теперь можно было прочесть: «Принеся бесчестие дому Лян, ваша раба, ныне оскверненная вдова, считает, что только смертью теперь может искупить свое преступление». Вернувшись затем в Кантон, он застал старого господина Ляна и его супругу оплакивающими смерть своего сына. Прохожий обнаружил труп и сообщил стражникам. Притворяясь скорбящим вместе с этими бедными людьми. Линь Фан осведомился о вдове. Ему сказали, что она исчезла. После лицемерных колебаний Линь Фан им сказал:
"Моим долгом является сообщить вам, что у вашей невестки есть любовник. Обычно она с ним встречается в соседнем заброшенном храме. Может быть, там вы ее и найдете. Старый господин Лян незамедлительно отправился в указанное место и обнаружил свою невестку повесившейся на стропиле. Он обнаружил и послание, прочел его и уверился, что несчастная покончила жизнь самоубийством от угрызений совести, узнав о смерти мужа. Не в силах выдержать это новое потрясение старик тем же вечером отравился.
Судья замолк и дал знак секретарю налить всем чаю. Отпив несколько глотков, он продолжил:
— Начиная с этого дня, его вдова, старая госпожа Лян, ныне проживающая в Пуяне, становится главной фигурой этого дела. Умная, энергичная женщина, прекрасно знавшая все, что касалось семьи, была убеждена в испытанной добродетели своей покойной невестки и находила самоубийство крайне подозрительным. Она приступила к делам, отдав приказ продать имущество дома Лян, чтобы возместить потери трем кантонским негоциантам, а затем отправила своего управляющего в покинутый храм, чтобы провести там небольшое расследование. Так вот, чтобы написать письмо, молодая госпожа Лян растянула свой платок на подушке, и кровь, просочившись через ткань, оставила там следы. Эти коричневатые легкие пятна позволили восстановить первую фразу письма. Управляющий сообщил вдове о своем открытии, и она поняла, что Линь Фан не только изнасиловал молодую женщину, но и подстроил убийство ее мужа, ибо оповестил свою жертву о его смерти еще до того, как труп Лян Хона был обнаружен. И тогда госпожа Лян обвинила Линь Фана в двойном убийстве перед кантонским судом. Но Линь Фан, в руках которого была часть украденного золота, сумел подкупить местного чиновника и лжесвидетелей. Один из них, совершенно безнравственный юнец, назвал себя любовником умершей. Дело было закрыто.
Ма Чжун хотел вставить слово, но судья дал ему знак помолчать и продолжал:
— Примерно тогда же исчезла и никогда не была найдена жена Линь Фана, сестра Лян Хона. Линь Фан изобразил невероятное горе, но его ненависть ко всем членам семьи Лян была известна, и очень многие подозревали, что он убил несчастную и спрятал труп. Таковы факты, изложенные в первой бумаге из тех, что у меня находятся. Она была составлена двадцать лет назад. А теперь обратимся к продолжению истории. Семья Лян сократилась до старой женщины, ее двоих внуков и внучки. Хотя она и утратила девять десятых состояния, репутация дома не пострадала, и его отделения действовали нормально. Под твердым управлением госпожи Лян потери вскоре были восполнены, и к семье вернулось былое процветание. В то время Линь Фан организовал крупную контрабандную операцию, чтобы еще больше увеличить свое нечестно нажитое состояние. Некоторые из его людей были схвачены, и местные власти подозревали о его роли во всем деле. Но они не были правомочны разбирать подобные преступления, и Линь Фан отдавал себе отчет в том, что рискует предстать перед судом провинции, значительно менее к нему расположенным. Поэтому он решил прибегнуть к дьявольской хитрости, чтобы отвести от себя опасность и окончательно погубить госпожу Лян. Подкупив портового служащего, он приказал тайно разместить на двух джонках семьи Лян ящики с контрабандными товарами, а затем кому-то заплатил, чтобы тот донес на старую женщину. После того, как портовые власти обнаружили эту тяжкую улику, все состояние дома Лян и его отделений было арестовано и конфисковано правительством. Госпожа Лян вновь обвинила своего извечного врага, но он был оправдан сначала уездным, а затем и провинциальным судом.
Тогда старая женщина поняла, что Линь Фан не остановится и перед полным уничтожением ее семьи. Она решилась искать убежище на дальней усадьбе, принадлежащей ее родственнику. Хозяйство находилось на месте древней крепости, и одна из башен еще стояла. Ее использовали для хранения зерна, но, выстроенная из тесаного камня, она все еще обеспечивала прекрасное укрытие, если бы появились нанятые Линь Фаном головорезы. Нападение произошло через несколько месяцев. Госпожа Лян, трое ее внуков, старик управляющий и шестеро преданных слуг забаррикадировались в башне, где запаслись водой и пищей. Разбойники попытались тараном вышибить ворота, но они были железными и выдержали натиск. Тогда они набрали сухих веток, сделали из них связки, подожгли и начали забрасывать через бойницы в башню.
Судья Ди остановился, чтобы от волнения перевести дыхание. Ма Чжун сжимал огромные кулаки, а секретарь Хун в ярости подергивал усики.
Начальник уезда возобновил рассказ:
— Осажденные задыхались. Им пришлось выйти. Бандиты зарезали самого младшего из внуков госпожи Лян, ее внучку, старика управляющего и шестерых слуг, но, воспользовавшись сумятицей, сама госпожа Лян, вместе со старшим внуком Лян Кофа, сумела спастись. В своем отчете главарь шайки утверждал, что убил всех, и Линь Фан ликовал при мысли, что семьи Лян более не существует. Чудовищное массовое убийство вызвало негодование кантонцев. Те, кто знал, какую ненависть питает Линь Фан к семье Лян, сразу же догадались, кто вдохновитель зверского преступления. Но поскольку отныне Линь Фан принадлежал к числу богатейших купцов города, никто не осмелился и слова сказать. Подлый лицемер демонстрировал бесконечную скорбь и даже предложил существенное вознаграждение тому, кто раскроет убежище разбойников. Их главарь по тайному сговору пожертвовал четырьмя своими людьми, которые были схвачены, осуждены и обезглавлены с полным соблюдением церемониала. Госпожа Лян и ее внук Лян Кофа укрылись у одного дальнего родственника и какое-то время прятались там под чужим именем. Она, однако, сумела собрать улики против Линь Фана и пять лет назад вышла из укрытия, чтобы обвинить его в убийстве девяти человек. Это убийство первоначально вызвало столько разговоров, что местный судья опасался выгораживать Линь Фана, убийца был вынужден передавать ему подарок за подарком, чтобы тот отверг жалобу. И в то время известный своей неподкупностью человек был назначен губернатором провинции. Линь Фан счел целесообразным исчезнуть на несколько лет. Он поручил преданному управляющему заниматься его делами, а сам погрузил на три большие речные джонки своих наложниц и слуг и тайно покинул город. Госпоже Лян понадобилось три года, чтобы обнаружить его укрытие, а узнав, что он обосновался в Пуяне, она решила последовать за ним и искать средство отмщения. Ее внук Лян Кофа настоял на том, чтобы ее сопровождать, потому что сказано: «Сыну не жить под тем же небом, что и убийце его отца».
Судья Ди снова остановился, чтобы выпить немного чая, а потом продолжил:
— Два года назад бабушка и ее внук прибыли в этот город. Мы подходим ко второй части истории, той, о которой речь в жалобе, представленной его превосходительству судье Фону. В этом документе, — судья положил руку на находившийся перед ним свиток, — госпожа Лян обвиняет Линь Фана в похищении ее внука Лян Кофа. Сразу же по приезде, уточняет она, Лян Кофа предпринял расследование деятельности Линь Фана в Пуяне. Однажды он сказал своей бабушке, что раскрыл факты, которые смогут заинтересовать правосудие. К несчастью, он не захотел сообщать ей подробности. По словам старой женщины, Линь Фан догадывался о слежке, предметом которой был, и организовал исчезновение молодого человека. Однако у нее не было никаких доказательств, кроме ссылок на давнюю вражду двух семей, и нельзя упрекать моего предшественника судью Фона за то, что он отклонил обвинение. А теперь изложу вам свой замысел. Долгие часы, проведенные в паланкине, я размышлял над ним. У меня сложилось свое представление о незаконных операциях Линь Фана в Пуяне, и некоторые из собранных Тао Ганом фактов его подтверждают. Прежде всего я задумался — почему этот человек выбрал средний по значению город, чтобы уйти от дел? Обычно богатые и влиятельные люди предпочитают большие города или даже столицу — там легче оставаться незаметными, одновременно пользуясь всеми преимуществами. Припомнив его связи с контрабандистами и не забывая о его исключительной жадности, я пришел к следующему заключению — этот выбор предопределен очень удобным для контрабанды расположением нашего города.
Взгляд Тао Гана сверкнул, он согласно кивнул головой. Судья продолжал:
— Со времен нашей славной династии Хань торговля солью является государственной монополией. Пуян находится одновременно и на канале, и неподалеку от приморских солеварен. Думаю, что Линь Фан обосновался в Пуяне, чтобы выручать деньги на контрабанде солью. Его скупости более соответствует это доходное изгнание, нежели удобная, но расточительная жизнь. Отчет Тао Гана подтвердил мои подозрения. Если Линь Фан остановил свой выбор на старой усадьбе в пустынном квартале, рядом с решеткой, перекрывающей реку у города, то потому, что ее расположение удобно для тайной перевозки соли. Купленный им за чертой города участок земли также играет свою роль в операции. Правда, от дома Линя туда ведет довольно длинная дорога, потому что приходится совершать объезд через Северные ворота, но по воде расстояние оказывается очень коротким. Конечно, перекрывающая реку решетка мешает движению судов, но небольшие тюки могут легко просовываться между перекладин и перегружаться с судна на судно. Канал же предоставляет Линь Фану возможность на своих джонках перевозить соль, куда ему заблагорассудится. Похоже, что сейчас «наш человек» на время прекратил свои махинации и вроде бы намерен вернуться в родной город. Для нас это невыгодно, потому что он, конечно же, скрыл все следы своей преступной деятельности, и в этих условиях будет трудно найти против него какие-либо улики.
Секретарь Хун остановил своего господина:
— Очевидно, ваше превосходительство, что Лян Кофа нашел необходимые доказательства и намеревался ими воспользоваться против своего врага. Не можем ли мы попытаться разыскать исчезнувшего? Ведь, наверное, Линь Фан где-то держит его в заточении?
Судья Ди покачал головой.
— Очень боюсь, что Лян Кофа уже покинул сей мир. Линь Фан безжалостен. На этот счет Тао Гану кое-что известно! Линь Фан однажды принял его за человека госпожи Лян, и без вмешательства нашего друга Ма Чжуна он был бы убит на месте. Нет, кантонец уничтожил Лян Кофа, я в этом почти уверен.
— Тогда у нас остается мало шансов его разоблачить, — заметил секретарь, — Минуло два года с момента убийства, я не представляю, как нам удастся разыскать хоть малейшую улику.
— К несчастью, это верно. Поэтому я принял следующий план действий. Пока госпожа Лян оставалась его единственным противником, он всегда точно знал, какие меры следует предпринять, чтобы сорвать ее замыслы, и ни разу не ошибся. Но я дам ему понять, что с сегодняшнего дня ему придется иметь дело со мной. В мои намерения входит запугать его, не переставая ему досаждать, чтобы он сорвался и допустил оплошность, которая даст нам средство обойти его защиту. Выслушайте же мои указания. Для начала уже сегодня после обеда секретарь отнесет ему мою карточку и известит о намерении нанести ему завтра неофициальный визит. Во время беседы я дам ему понять, что подозреваю его в чем-то, и предупрежу, что он не должен без разрешения покидать Пуян. Во-вторых, Тао Ган посетит владельца земли, прилегающей к усадьбе Линь Фана, и прикажет ему, от имени уездной власти, расчистить развалины. Предлог — они служат укрытием для бродяг. Уездная власть возьмет на себя часть стоимости работ, и Тао Ган сам наберет нужных рабочих. В сопровождении двух стражников он лично будет наблюдать за работами, которые должны начаться завтра же утром. В-третьих, выйдя от Линь Фана, секретарь Хун отправится прямо в командование гарнизона и передаст его начальнику мои письменные инструкции. Они обяжут солдат, охраняющих городские ворота, задерживать под любым предлогом и допрашивать каждого вступающего в Пуян или покидающего город кантонца. Несколько солдат надо будет поставить у речной решетки с тем, чтобы они несли там стражу днем и ночью.
Потирая руки с удовлетворенным видом, судья Ди закончил:
— Вероятно, это заставит нашего друга призадуматься! Нет ли у кого-то из вас дополнительных соображений? Цяо Тай с улыбкой предложил:
— Мы также могли бы заняться его фермой. Что бы вы сказали, если бы на общинной земле, прямо напротив владения Линь Фаиа, я разбил армейскую палатку? Я обосновался бы там на два-три дня и под предлогом ловли рыбы в канале наблюдал за решеткой и за фермой столь откровенно, что ее обитатели просто не могли бы этого не заметить. Они отправились бы к Линь Фану известить его о шпионе, и это добавило бы ему тревог.
— Превосходно! — воскликнул судья и, повернувшись к Тао Гану, который задумчиво подергивал длинные волоски бородавки, спросил:
— А что же ты, Тао Ган? Разве тебе нечего добавить?
— Линь Фан опасен. Когда он почувствует, что его обложили, он может решиться на убийство госпожи Лян. Если она умрет, больше будет некому поддерживать обвинение. Поэтому я предлагаю понаблюдать за ней. Я заметил, что прямо напротив ее дома пустует дом торговца шелком. Ма Чжун и один или два стражника могли бы устроиться в лавке, чтобы с пожилой женщиной не случилось беды.
Подумав, судья Ди заметил:
— С тех пор, как она находится в Пуяне, Линь Фан ничего против нее не предпринимал. Не будем, однако, на это полагаться. Ма Чжун, уже сегодня ты этим займешься. В качестве последней меры я разошлю циркуляр во все армейские посты вдоль канала — на север и юг от Пуяна — с требованием задерживать джонки с эмблемой дома Линь и проверять, не перевозят ли они контрабандную соль.
Секретарь Хун улыбнулся.
— Через несколько дней, — сказал он, — Линь Фан почувствует себя, будто муравей на горячей сковороде, как в нашей старой пословице.
Судья Ди согласно кивнул и заключил:
— Когда Линь Фану станет известно обо всех этих мерах, у него появится ощущение, что он в западне. Здесь он далеко от Кантона, где сильно его влияние и куда он отослал большинство своих подручных. Более того, он ведь не знает, что у меня нет против него даже тени доказательств. Он будет беспокоиться, а не сообщила ли мне госпожа Лян какой-нибудь новый и неизвестный ему факт, а не обнаружил ли я его контрабандных махинаций, а не сообщил ли мне кантонский коллега дополнительных опасных для него сведений. Я надеюсь, что это его настолько растревожит, что он поведет себя неосторожно, и сам себя выдаст. Признаюсь, шанс очень невелик, но это единственное, на что мы можем рассчитывать.
15. СУДЬЯ ДИ НАНОСИТ ВИЗИТ КАНТОНСКОМУ КУПЦУ. НЕОЖИДАННОЕ ПРИБЫТИЕ ДВУХ МОЛОДЫХ ЖЕНЩИН
На следующий день, после полуденного заседания, судья сменил официальный наряд на простое синее платье, затем сел в паланкин и приказал носильщикам доставить его к Линь Фану. Сопровождали его лишь два стражника.
Когда паланкин остановился перед жилищем, судья Ди приподнял занавеску и увидел с дюжину людей, занимавшихся расчисткой развалин слева от большого портала. Сидя на груде кирпича, сияющий и хорошо видный Тао Ган наблюдал за ходом работ.
Едва один из стражников постучал в дверь, как обе ее створки распахнулись, и носильщики прошли во внутренний двор. Выйдя из паланкина, судья увидел высокого, худощавого мужчину, с довольно выразительным лицом, ожидавшего у подножия ведущей в зал приемов лестницы.
Помимо коренастого и широкоплечего человечка, в котором судья угадал управляющего, других слуг не было видно.
Высокий, худощавый мужчина низко склонился перед судьей и глухим голосом произнес:
— Ничтожную особу, имеющую честь обращаться к вашему превосходительству, зовут купец Линь, по имени Фан. Пусть ваше превосходительство соблаговолит войти в мою жалкую хижину.
Поднявшись по ступеням, хозяин и его гость вошли в просторный зал, обставленный просто, но со вкусом.
Как только они сели на кресла из резного черного дерева, управляющий разлил чай, затем принес кантонские сладости.
Состоялся обмен установленными этикетом любезностями. Линь Фан свободно говорил на языке северных провинций, но с заметным кантонским акцентом. Беседуя, судья исподтишка разглядывал хозяина дома.
Линь Фан был одет в строгую длинную рубаху и халат из узорчатой ткани, вроде тех, что любят кантонцы, на голове — простенькая шапочка из черного шелка. Ему около пятидесяти лет, подумал судья. Худое, вытянутое лицо было обрамлено жидкими усами и седой бородкой. Судью особенно поразили его глаза. Странной была их мертвенная застылость, казалось, они двигались только вместе с поворотом головы купца. Если бы не неподвижность холодного взгляда, было бы трудно поверить, что на совести этого хорошо воспитанного и достойного человека насчитывается до дюжины убийств.
— Мое посещение не носит официального характера, — приступил к беседе судья Ди. — Мне просто хотелось частным образом переговорить с вами об одном небольшом деле.
Склонив голову, Линь Фан произнес монотонным голосом:
— Слушающий вас жалкий невежественный торговец целиком в вашем распоряжении.
— Несколько дней назад, — продолжал судья, — пожилая женщина из Кантона по имени Лян явилась в присутствие и рассказала длинную и бессвязную историю, в которой обвиняла вас в разных преступлениях. Мне было трудно ее понять. Позже один из моих работников сообщил мне, что ум этой бедной женщины расстроен. Она передала мне сверток документов, которые я не дал себе труда прочитать, потому что они наверняка заполнены бредом ее больного рассудка. К несчастью, закон не позволяет мне закрыть дело, не выслушав жалобщика хотя бы один раз на открытом заседании суда. Поэтому я решил нанести вам визит-визит чисто дружеский — чтобы в ходе этого неофициального посещения мы могли бы найти возможность внешне удовлетворить старую женщину, при этом не теряя слишком много времени. Конечно, вы понимаете, что действовать так значило бы нарушать все существующие нормы. Но очевидно, что бедная женщина не вполне владеет рассудком, а, с другой стороны, вы — человек всеми признанной безупречной репутации, так что мое решение представляется вполне оправданным.
Линь Фан встал и низко поклонился судье в знак своей благодарности. Вернувшись в кресло и опечаленно покачав головой, он сказал:
— Это очень грустная история. Мой покойный отец был лучшим другом покойного мужа госпожи Лян. В течение многих лет я делал все, чтобы продолжить, больше того, чтобы укрепить традиционные узы дружбы, соединяющие оба наших семейства. Временами это было мучительно трудным делом. Вашему превосходительству да будет известно, что, если мои дела процветали, то дела семьи Лян шли все хуже и хуже. Отчасти это было результатом бедствии, против которых ничего нельзя было поделать, но также и отсутствием делового чутья у сына друга моего отца, Лян Хона. Время от времени я протягивал ему руку помощи, но, похоже, само Небо ополчилось на него. Бандиты с большой дороги убили Лян Хона, и дела взяла в свои руки старая госпожа. Результатом совершенных ею просчетов стали крупные убытки. Преследуемая кредиторами, она совершила еще более страшный просчет, связавшись с контрабандистами. Это раскрылось, и все имущество семьи было конфисковано. После этого старая женщина решила переселиться в деревню. Разбойники сожгли ее усадьбу, убили двоих внуков и нескольких слуг. После истории с контрабандой мне пришлось порвать с ней отношения, но несчастье, выпавшее на долю семейства, с которым мое отношение было столь долгие годы дружественным, было таким ужасным, что я не смог этого вынести и предложил высокое вознаграждение тому, кто поможет задержать убийц. Я испытал чувство удовлетворения, когда суд покарал негодяев. Увы, эта цепь испытаний подорвала рассудок госпожи Лян, и в ее больной голове зародилась мысль, что я несу ответственность за выпавшие на ее долю несчастья.
— Какая нелепая мысль! — воскликнул судья Ди. — Вы, ее лучший друг!
С грустью покачал Линь Фан головой и вздохнул.
— Да. Поэтому вашему превосходительству не составит труда понять, что я уехал из Кантона в значительной степени ради того, чтобы скрыться от ее козней. Ваше превосходительство поймет мое положение. С одной стороны, я не мог прибегнуть к защите закона против дружественного мне семейства. С другой, если бы я не отвечал на эти обвинения, мое положение в Кантоне пострадало бы. Я надеялся обрести покой и отдых в Пуяне, но эта женщина преследовала меня и здесь, обвинив в похищении ее внука! Его превосходительство Фон сразу же отверг это обвинение. Несомненно, госпожа Лян его возобновляет?
Прежде чем ответить, судья Ди выпил несколько глотков чая. Затем, не торопясь, он попробовал принесенные управляющим сладости.
— Ах, мне страшно жаль, что я просто не могу отмести ее жалобы! — наконец сказал он, — Но как мне ни горько, поверьте, причинять вам это неудобство, я буду вынужден вызвать вас в присутствие, чтобы выслушать вашу защиту. Само собой разумеется, это чистая формальность, ведь ваша невиновность бросается в глаза.
Линь Фан снова ему поклонился. Его столь странный застывший взгляд остановился на судье.
— Когда ваше превосходительство намерены заслушать меня?
Судья погладил свои бакенбарды.
— Мне трудно сейчас это уточнить. Есть отложенные нерешенные дела, и у меня накопилась масса административной работы. К тому же мой помощник обязан — о, это пустая формальность! — просмотреть переданные госпожей Лян бумажки, чтобы изложить мне их содержание. Мне очень жаль, что я не могу назвать вам точного срока. Но будьте уверены, что мы будем вести дело без всякой волокиты.
— Ничтожный купец, каким я являюсь, будет вам глубоко признателен. Моего присутствия в Кантоне ждут важные дела. У меня было намерение выехать уже завтра, оставив дом на попечение управляющего. Именно в связи с предстоящим отъездом мое жилище выглядит таким заброшенным. Большинство слуг уехало еще на прошлой неделе. По этой же причине столь скудно мое гостеприимство, за что приношу тысячу извинений!
Когда паланкин остановился перед жилищем, судья Ди приподнял занавеску и увидел с дюжину людей, занимавшихся расчисткой развалин слева от большого портала. Сидя на груде кирпича, сияющий и хорошо видный Тао Ган наблюдал за ходом работ.
Едва один из стражников постучал в дверь, как обе ее створки распахнулись, и носильщики прошли во внутренний двор. Выйдя из паланкина, судья увидел высокого, худощавого мужчину, с довольно выразительным лицом, ожидавшего у подножия ведущей в зал приемов лестницы.
Помимо коренастого и широкоплечего человечка, в котором судья угадал управляющего, других слуг не было видно.
Высокий, худощавый мужчина низко склонился перед судьей и глухим голосом произнес:
— Ничтожную особу, имеющую честь обращаться к вашему превосходительству, зовут купец Линь, по имени Фан. Пусть ваше превосходительство соблаговолит войти в мою жалкую хижину.
Поднявшись по ступеням, хозяин и его гость вошли в просторный зал, обставленный просто, но со вкусом.
Как только они сели на кресла из резного черного дерева, управляющий разлил чай, затем принес кантонские сладости.
Состоялся обмен установленными этикетом любезностями. Линь Фан свободно говорил на языке северных провинций, но с заметным кантонским акцентом. Беседуя, судья исподтишка разглядывал хозяина дома.
Линь Фан был одет в строгую длинную рубаху и халат из узорчатой ткани, вроде тех, что любят кантонцы, на голове — простенькая шапочка из черного шелка. Ему около пятидесяти лет, подумал судья. Худое, вытянутое лицо было обрамлено жидкими усами и седой бородкой. Судью особенно поразили его глаза. Странной была их мертвенная застылость, казалось, они двигались только вместе с поворотом головы купца. Если бы не неподвижность холодного взгляда, было бы трудно поверить, что на совести этого хорошо воспитанного и достойного человека насчитывается до дюжины убийств.
— Мое посещение не носит официального характера, — приступил к беседе судья Ди. — Мне просто хотелось частным образом переговорить с вами об одном небольшом деле.
Склонив голову, Линь Фан произнес монотонным голосом:
— Слушающий вас жалкий невежественный торговец целиком в вашем распоряжении.
— Несколько дней назад, — продолжал судья, — пожилая женщина из Кантона по имени Лян явилась в присутствие и рассказала длинную и бессвязную историю, в которой обвиняла вас в разных преступлениях. Мне было трудно ее понять. Позже один из моих работников сообщил мне, что ум этой бедной женщины расстроен. Она передала мне сверток документов, которые я не дал себе труда прочитать, потому что они наверняка заполнены бредом ее больного рассудка. К несчастью, закон не позволяет мне закрыть дело, не выслушав жалобщика хотя бы один раз на открытом заседании суда. Поэтому я решил нанести вам визит-визит чисто дружеский — чтобы в ходе этого неофициального посещения мы могли бы найти возможность внешне удовлетворить старую женщину, при этом не теряя слишком много времени. Конечно, вы понимаете, что действовать так значило бы нарушать все существующие нормы. Но очевидно, что бедная женщина не вполне владеет рассудком, а, с другой стороны, вы — человек всеми признанной безупречной репутации, так что мое решение представляется вполне оправданным.
Линь Фан встал и низко поклонился судье в знак своей благодарности. Вернувшись в кресло и опечаленно покачав головой, он сказал:
— Это очень грустная история. Мой покойный отец был лучшим другом покойного мужа госпожи Лян. В течение многих лет я делал все, чтобы продолжить, больше того, чтобы укрепить традиционные узы дружбы, соединяющие оба наших семейства. Временами это было мучительно трудным делом. Вашему превосходительству да будет известно, что, если мои дела процветали, то дела семьи Лян шли все хуже и хуже. Отчасти это было результатом бедствии, против которых ничего нельзя было поделать, но также и отсутствием делового чутья у сына друга моего отца, Лян Хона. Время от времени я протягивал ему руку помощи, но, похоже, само Небо ополчилось на него. Бандиты с большой дороги убили Лян Хона, и дела взяла в свои руки старая госпожа. Результатом совершенных ею просчетов стали крупные убытки. Преследуемая кредиторами, она совершила еще более страшный просчет, связавшись с контрабандистами. Это раскрылось, и все имущество семьи было конфисковано. После этого старая женщина решила переселиться в деревню. Разбойники сожгли ее усадьбу, убили двоих внуков и нескольких слуг. После истории с контрабандой мне пришлось порвать с ней отношения, но несчастье, выпавшее на долю семейства, с которым мое отношение было столь долгие годы дружественным, было таким ужасным, что я не смог этого вынести и предложил высокое вознаграждение тому, кто поможет задержать убийц. Я испытал чувство удовлетворения, когда суд покарал негодяев. Увы, эта цепь испытаний подорвала рассудок госпожи Лян, и в ее больной голове зародилась мысль, что я несу ответственность за выпавшие на ее долю несчастья.
— Какая нелепая мысль! — воскликнул судья Ди. — Вы, ее лучший друг!
С грустью покачал Линь Фан головой и вздохнул.
— Да. Поэтому вашему превосходительству не составит труда понять, что я уехал из Кантона в значительной степени ради того, чтобы скрыться от ее козней. Ваше превосходительство поймет мое положение. С одной стороны, я не мог прибегнуть к защите закона против дружественного мне семейства. С другой, если бы я не отвечал на эти обвинения, мое положение в Кантоне пострадало бы. Я надеялся обрести покой и отдых в Пуяне, но эта женщина преследовала меня и здесь, обвинив в похищении ее внука! Его превосходительство Фон сразу же отверг это обвинение. Несомненно, госпожа Лян его возобновляет?
Прежде чем ответить, судья Ди выпил несколько глотков чая. Затем, не торопясь, он попробовал принесенные управляющим сладости.
— Ах, мне страшно жаль, что я просто не могу отмести ее жалобы! — наконец сказал он, — Но как мне ни горько, поверьте, причинять вам это неудобство, я буду вынужден вызвать вас в присутствие, чтобы выслушать вашу защиту. Само собой разумеется, это чистая формальность, ведь ваша невиновность бросается в глаза.
Линь Фан снова ему поклонился. Его столь странный застывший взгляд остановился на судье.
— Когда ваше превосходительство намерены заслушать меня?
Судья погладил свои бакенбарды.
— Мне трудно сейчас это уточнить. Есть отложенные нерешенные дела, и у меня накопилась масса административной работы. К тому же мой помощник обязан — о, это пустая формальность! — просмотреть переданные госпожей Лян бумажки, чтобы изложить мне их содержание. Мне очень жаль, что я не могу назвать вам точного срока. Но будьте уверены, что мы будем вести дело без всякой волокиты.
— Ничтожный купец, каким я являюсь, будет вам глубоко признателен. Моего присутствия в Кантоне ждут важные дела. У меня было намерение выехать уже завтра, оставив дом на попечение управляющего. Именно в связи с предстоящим отъездом мое жилище выглядит таким заброшенным. Большинство слуг уехало еще на прошлой неделе. По этой же причине столь скудно мое гостеприимство, за что приношу тысячу извинений!