Дело незележных дервишей
Однажды Му Да увидел человека, который уединенно ел. Впоследствии он спросил Учителя, что тот думает о подобном поступке.
Учитель сказал:
– Этот человек не имеет представлений ни о морали, ни об установлениях. Его поведение достойно презрения и жалости. Он не поделился пищей ни с теми, кто выше его, ни с теми, кто ниже. Трапеза не пойдет ему впрок. Рис, который он проглотил, будет извергнут из него непереваренным.
– О Учитель! – в великом сомнении вскричал Му Да. – А если рис, который он проглотил, все же окажется извергнут из него вполне переваренным, что тогда?
Учитель ничего не ответил, но посмотрел на Му Да с печалью.
Конфуций. «Лунь юй», глава 22 «Шао мао».
Багатур Лобо
Александрийский Дворец Баоцзы,
7 день восьмого месяца, первица,
вечер
Каждый год, во вторую седмицу восьмого месяца в Александрии Невской проходят Дни Ликования Вкуса. Всю седмицу жители достославной столицы улуса, гости города и гокэ с утра стекаются к Баоцзыгуну – Дворцу Баоцзы, громадному квадратному четырехэтажному зданию, сложенному из огромных гранитных блоков, – и расходятся только поздно ночью, ибо в эти дни повара Дворца превосходят самих себя и, соревнуясь друг с другом, готовят новые, невиданные доселе сорта баоцзы . Часто к ним присоединяются мастера-баоцзыделы из других городов, также желающие показать свое искусство, а в один памятный год прибыл даже второй помощник главного повара третьего этажа прославленного на всю Ордусь Тяньцзиньского Дворца Баоцзы – тщедушный и лысоватый преждерожденный в очках с сильными линзами и умудренностью во взоре. В сочинении начинки он явил себя настоящим артистом, виртуозом своего дела. Свежеприготовленные баоцзы так и летали в воздухе, непременно попадая точнехонько на предназначенные им места в бамбуковых плетенках; а на некотором расстоянии стояли александрийские специалисты, заинтересованно глядя на процесс, с пониманием кивая головами и почтительно, а подчас и благоговейно, перешептываясь.
Всю вторую седмицу восьмого месяца у Дворца Баоцзы шумно и людно, все залы на всех этажах полны посетителей, с явным удовольствием вкушающих плоды вдохновения кулинаров, а вокруг Дворца на это время появляется широкое кольцо столиков под просторными красными зонтиками и балдахинами, дабы любой желающий, независимо от достатка, мог насладиться этим поистине феерическим праздником вкуса. Справа от главного входа в ночь перед началом Дней Ликования сооружают легкую переносную сцену, на которой в дневное время дают представление приглашенные артисты Ханбалыкской оперы – в эти дни тут можно услышать многие прославленные арии и полюбоваться на виртуозное исполнение знаменитых сцен из классических пьес «Речные заводи», «Трое смелых, пятеро справедливых», или, например, «Семеро смелых»: Дни Ликования Вкуса во Дворце Баоцзы дают пищу как взыскательным желудкам, так и взыскательным умам, неназойливо напоминая потчующимся подданным о подвигах ордусян, на протяжении многих веков свершавшихся то в тропической зоне Цветущей Средины, то в заполярной зоне Александрийского и Сибирского улусов .
А с наступлением темноты зажигаются громадные разноцветные фонари, развешанные вокруг здания, и в течение двух часов до наступления полуночи всех приходящих под красные зонты кормят баоцзы бесплатно.
Баг искренне любил этот праздник и, среди прочих, именно Дней Ликования Вкуса ожидал с наибольшим нетерпением: в том, что происходило в эту седмицу, Баг чувствовал некие отголоски давно ушедшего детства – словно бы вновь матушка Алтын-ханум старалась порадовать малышей, приготовив им к празднику что-нибудь особенно вкусное. Увы, прошло уже десять лет с тех пор, как срок земного существования почтенной матушки Бага подошел к концу, и посыльные Яньло-вана призвали ее душу предстать пред очи Владыки. И каждый раз Баг, неизменно занимая двадцать пятый столик на втором этаже, у выхода на опоясывающую здание террасу, с щемящей тоской в сердце возносил благодарственную молитву матушке и ставил пучок сандаловых ароматных палочек в курильницу справа от окна.
Так было и на этот раз. Едва улыбчивая прислужница с затейливой прической, с почтением выслушав заказ, проворно устремилась за любимым пивом Бага, тот достал из-за пазухи припасенные палочки и, мысленно обратившись к матери, запалил их от стоявшей на столике свечи; легким взмахом он сбил огонь и с поклоном воткнул начавшие истекать струйками дыма благовония в песок курильницы под искусно выполненным изображением милостивой бодхисаттвы Гуаньинь .
Мысли Бага текли покойно и плавно, умиротворяющая нега снизошла на сердце. «Как же все сообразно в мире, – думал Баг, глядя на темнеющее небо, на котором из-за городского зарева не было видно звезд, – сообразно и… непостижимо. Как причудлива ткань судьбы, как неожиданны и нежданны ее повороты, нечаянны встречи и неизбежны расставания, – думал он, рассеянно прислушиваясь к веселому гомону александрийцев. – Карма!»
Улыбчивая прислужница, шурша накрахмаленным белоснежным халатом, с легким поклоном поставила перед ним запотевшую кружку.
– Что изволит вкусить преждерожденный? – спросила она, сообразно потупившись.
– Вкусить? – Баг вернулся к действительности. – Нет, не сейчас. Принесите еще один прибор. Я ожидаю гостью… Мы сделаем заказ позже.
Сегодня Баг был особенно немногословен.
Багатур «Тайфэн» Лобо был отнюдь не робкого десятка, и любой мог в том убедиться, листая его послужной список (впрочем, любого к списку не допустили бы); вот хоть четыре седмицы назад на его долю, как и на долю его нового знакомца Богдана Оуянцева-Сю, в ходе деятельного расследования выпали испытания настолько чрезвычайные, что, например, полный народу паром «Святой Евлампий» пошел ко дну, – и никто не посмел бы сказать, будто он, Багатур Лобо, явил тогда миру хоть каплю робости. Не испытывал робости Баг и в общении с преждерожденными иного пола, хотя – в силу природной замкнутости и немногословности – он не мог похвастаться обилием таких знакомств. О чем, впрочем, совершенно не сожалел.
Но то, что привело его сегодня во Дворец Баоцзы не в привычном одиночестве, но – в ожидании гостьи, было настолько для Бага необычным, что он невольно терялся и думал о неодолимости кармы и хитропутьях ее, каковые предугадать невозможно.
Ибо седмицу назад Баг, мучимый воспоминаниями, все же набрался духу зайти в чат Мэй-ли. Когда он увидел, что самой Мэй-ли в чате нет, то испытал два противуречивых чувства: с одной стороны, несколько трусливое облегчение, ибо честный следователь так и не смог представить себе, что же он ей скажет и как вообще будет себя вести, а с другой – разочарование, ибо все же надеялся Мэй-ли застать.
И вот, раздираемый этими чувствами, Баг и сам не заметил, как вступил в беседу о заморской джазовой музыке с некоей девицей, скрывающейся под ником Зухра, и на пятнадцатой минуте заметил, что беседа эта течет легко и свободно, и что они с Зухрой разговаривают подобно людям, немалое время знающим друг друга; а через час Баг исполнился к Зухре искренней теплой симпатии – и даже мысли не допускал, что под этим ником может скрываться какой-нибудь недужный и престарелый преждерожденный в отставке, коротающий свой досуг в щекочущих его дряхлые нервы обманных сетевых беседах.
И это бы все ничего, но – вот случай! – Баг пришел в чат на другой день, и на следующий, и Зухра была там, и ожидала его, приветствуя с очевидной радостью. Ее познания в области так называемого джаза были поистине неисчерпаемы – а Мэй-ли, меж тем, все не было. Баг было уж подумал, что под ником Зухры скрывается сама Мэй-ли и задал три-четыре косвенных, хорошо завуалированных вопроса с третьим дном; Зухра отвечала совершенно невинно.
И тогда Баг – неожиданно для самого себя – предложил Зухре разделить с ним столик во Дворце Баоцзы в первый день Ликования Вкуса; и Зухра согласилась. Баг был в смятении: никогда еще он не назначал свиданий юницам, встреченным в хитросплетениях сети, это было для него так необычно, так странно, так… Да что говорить – карма!
Теперь Баг сидел на втором этаже Дворца Баоцзы за столиком номер двадцать пять, вертел в руках кружку с пивом, рассеянно наблюдал за посетителями и ждал, когда появится Зухра – а произойти это должно было с минуты на минуту.
В левом рукаве запиликала трубка. Без особой радости, скорее подчиняясь привычным требованиям дисциплины, Баг извлек ее и поднес к уху.
– Слушаю…
– Драг еч Баг? – услышал он веселый голос минфа Оуянцева.
Отношения двух этих незаурядных работников человекоохранительных органов – людей, столь не похожих друг на друга, и при том столь проникнувшихся друг к другу симпатией – не прервались с благополучным завершением дела жадного варвара Цореса. Время от времени Баг и Богдан перезванивались, встречались несколько раз в столь памятной обоим харчевне Ябан-аги, и оба – всяк на свой лад – даже пытались принять посильное участие в улучшении жизненных обстоятельств один другого.
Слегка помешанный на добропорядочной семейной жизни Богдан уверил себя, что Багу не хватает для счастья лишь доброй и нежной супруги. Он попытался тактично и неназойливо познакомить напарника с незамужней подругой своей старшей жены Фирузе, потом – с молодой итальянкой, прежней соседкой Жанны по пансионату, где обитали стажеры-гокэ; но, встретивши два сдержанных отказа, более не настаивал. Баг же, в свою очередь, всячески старался сторонними каналами довести до руководства церковного прихода, где духовно окормлялся Богдан, насколько необходим был довольно сомнительный с моральной точки зрения подвиг драг еча Оуянцева, рискнувшего нарушить запрет настоятеля Храма Конфуция на слежку за Ландсбергисом; насколько подвиг этот был своевременен и какую огромную пользу принес стране. Баг от души надеялся, что все это хоть как-то поспособствует облегчению полагавшейся коллеге епитимьи. Результатов своей потайной деятельности Баг не знал, но, видя, что на богомолье друг не отправился и, судя по всему, живет вполне полнокровной жизнью, он льстил себя мыслью, что его усилия возымели хотя бы частичный успех.
– Я самый, драг еч Бог… дан, – улыбнулся Баг.
– Рад приветствовать, – проговорил Оуянцев, уже не обижаясь и даже вовсе не реагируя на вечную обмолвку Бага, по неискоренимой своей привычке так и норовившего сократить имя Богдана до святотатственного размера, а потом начал сообразно: – Осмелюсь спросить, как поживает твой друг, хвостатый преждерожденный? Не испытывает ли он в чем-либо утеснений в связи с твоей занятостью?
– Судья Ди остается в добром здравии, – ответил Баг. Он рад был слышать коллегу, и все же в данный момент предпочел бы, чтобы его не беспокоили. – Ест за двоих. В ответ позволю себе осведомиться, как здоровье твоей дражайшей старшей супруги?
– Фира на радость всем уже вполне оправилась после родов, – с готовностью ответствовал Богдан, – она весела и весьма довольна.
Возникла пауза.
Баг в очередной раз огляделся. Народу кругом было хоть пруд пруди, но ни одной особы женского пола, о которой можно было бы, вздрогнув, подумать: «Вот – Зухра!», в поле зрения не наблюдалось.
– Я позвонил не вовремя, драг еч? – осторожно осведомился Богдан.
– Почему ты так решил? – стараясь сосредоточиться на разговоре, спросил Баг.
– Потому что ты не спросил, как себя чувствует наша ненаглядная малышка.
Вот тут Баг и впрямь вздрогнул. Допустить подобную бестактность – это не лезло уже ни в какие врата. Даже в необъятные Врата Небесного Спокойствия Тяньаньмэнь столичного Ханбалыка. За такое и разжаловать в младшие деятельники не грех.
– Прости, дружище, – покаянно проговорил Баг. – Такая ночь…
– О да, ночь нежна! – сразу приходя другу на помощь, подхватил Богдан. – Недаром еще Учитель сказал: «Прелесть тихой безлунной ночи уравнивает даже кошек, делая всех их изысканно серыми». Поистине, это великое речение, – высокоученый минфа с ходу вскочил на любимого конька. – В нем Учитель сформулировал основы и главные условия всечеловеческого равенства и даже, пожалуй, того, что у варваров именуется демократией… Впрочем, я не об этом, – спохватился он. – Мы с Жанной отправляемся к Ябан-аге, я давно обещал ей показать это безупречное со всех точек зрения заведение. Между прочим, мы рассчитываем застать там тебя.
– Увы, драг еч! Сегодня вы меня там не застанете.
– Неужели твой табурет нынче пуст? И какое же заведение, драг еч, ты осчастливил своим пребыванием?
– Я во Дворце Баоцзы. Каждый год в это время я бываю тут.
– Но сегодня ведь открытие, должно быть, народу – не протолкнуться. А, так ты хитрый, ты заказал столик заранее, я это чувствую. Ладно! Тогда мы придвинем к твоему столику два наших табурета!
– Быть может, завтра, еч Богдан. Сегодня я не один. Уж извини.
– А… – Богдан некоторое время молчал. – Понимаю, понимаю! – В голосе его послышались радостные, можно даже сказать – одобрительные нотки. Потерпев неудачу в попытках сосватать Багу подругу одной из своих жен, Богдан, похоже, вдвойне обрадовался, что его единочаятель наконец самостоятельно занялся немаловажным для мужчины делом. – Ну что же, тогда наше появление и впрямь будет не совсем сообразно.
В это время Баг краем глаза уловил какое-то движение, поднял глаза и обнаружил у своего столика только что появившуюся преждерожденную. Юных лет, моложе Бага, она была облачена в пурпурный халат с яшмовыми застежками на плече; короткие черные волосы как шлем охватывали ее ладную головку, а на лице, выбеленном по ханбалыкскому обычаю, царили черные узкие, изогнутые как сабли брови и невероятной глубины темные, теплые и слегка раскосые глаза с хитрой искоркой; нижнюю часть лица прикрывал веер, но было понятно, что девушка улыбается.
Баг вскочил.
– Извини, драг еч, – буркнул он в трубку, – извини, но ко мне пришли… – И отключился.
Несколько мгновений Баг и девушка смотрели друг на друга.
Потом она отвела руку с веером.
– Чжучи? – Белые зубы мелькнули меж пухлых губ.
Под именем «Чжучи» Баг путешествовал в сети.
– Э-э-э… Да, – вымолвил Баг, пряча руку с трубкой за спину. – Это я. То есть… Нет.
– Как – нет? – подняла брови девушка. Сквозь белила проступил румянец.
– Ну – то есть да, я Чжучи, но это не мое имя. Думаю, так же как и ваше – не Зухра. Ведь так, драгоценная преждерожденная? – Баг наконец пристроил трубку в рукаве. – Не изволите ли присесть?
Девушка изволила и грациозно расположилась напротив Бага.
– Ну конечно, не Зухра, – девушка тоже, по-видимому, испытывала некоторую неловкость. – Меня зовут Анастасия Гуан. – Она опустила глаза, потом снова кинула быстрый взгляд на Бага. – Друзья зовут меня Стася, а фамилию, если постараться перевести ее на русское наречие, можно понять как… ну… Светлова.
– Анастасия… Стася… – Баг пробовал имя на вкус, перекатывал его во рту; имя ему нравилось. – А я – Багатур Лобо. Друзья называют меня Баг. Просто Баг. Что же касается этимологии моей фамилии, то она, говоря по совести, мне не известна.
– Какое славное имя. Вы позволите и мне называть вас просто Баг?
– О конечно же! – улыбнулся достойный человекоохранитель. – Конечно. Если вы разрешите мне называть вас просто Стася. Мы ведь уже целую седмицу как друзья?
Стася снова спрятала улыбку под веером и согласно кивнула. А потом задумчиво нахмурила лобик.
– На ханьском наречии «Лобо» можно понять как «Опадающая белизна»… Очень поэтично, Баг. Очень. Мне нравится ваша фамилия. – Куда менее поэтичная ассоциация с обыкновенной редькой если и пришла Стасе на ум, то осталась неизреченной.
– Спасибо, Стася, – Баг в волнении нашарил на столе кружку и сделал изрядный глоток, но тут же спохватился. – Ох! Что же это я? – Обернулся к залу, высматривая прислужницу, и призывно поднял руку. – Что вы будете пить? Может, пиво?
И тут его взгляд, рыскающий в поисках белого халата, натолкнулся на смутно знакомое лицо.
За два столика от них.
Недалеко от лестницы.
Четверо.
Один – тот, что сидит боком, в профиль… что-то с ним связано, где-то Баг его видел…
Где?
Ладно. В конце концов, вспоминать лица из ориентировок – это каждодневная работа, а вот беседовать с девушкой, которая, если буде то окажется угодно Будде, поможет если и не забыть принцессу Чжу, то хотя бы научиться вспоминать ее без печали – это впервые. Лица могут подождать.
– Что изволят вкусить драгоценные преждерожденные? – рядом со столиком возникла давешняя прислужница и подала Стасе и Багу по книжице перечня блюд и напитков: на твердых обложках красовалось шутливое изображение святого благоверного князя Александра, основателя города, который в полном боевом облачении, не слезая с коня, уплетал громадные баоцзы из блюда размером, пожалуй, с купель вроде тех, в коих православные крестят младенцев; на заднем же плане ряды тевтонских рыцарей, не вкусившие баоцзы вовремя, закономерно тонули в Чудском озере.
– Так… – Стася в нетерпении заскользила изящным пальчиком с пурпурным ногтем по строкам перечня. – Вот! Мои любимые – «Жемчужина Дракона Восточного Моря»! Ой… Вы позволите мне самой выбирать? – Она смущенно взглянула на Бага из-под полуопущенных век.
– Прекрасный выбор, драгоценная Стася! – улыбнулся Баг ободряюще. – И еще, – повернулся он к прислужнице, – принесите нам по две штуки от десяти новых сортов, которые сегодня впервые готовит достопочтенный Юй. И… – Он снова взглянул на Стасю. – И пива?
– И пива! – азартно подтвердила девушка.
Баг снова мельком глянул на столик у лестницы. Сидевшая там компания с аппетитом питалась – палочки так и мелькали, и четыре плетенки уже стояли пустые, и к столику направлялся прислужник еще с двумя.
– О «Жемчужинах» мне говорила моя хорошая приятельница, – рассказывала между тем Стася, – ее зовут Олеся Ко, она родом из Бишкека и сама прекрасно готовит манты, вам непременно надо попробовать, Баг, у нее получается просто божественно… А кто такой – достопочтенный Юй?
– Манты вашей приятельницы я попробовал бы с радостью, – отвечал Баг. – А достопочтенный Юй – это один из почетных гостей нынешних Дней Ликования. Известный повар из Любани.
– Я знаю этот милый городок! Говорят, он очень древний и получил свое название в честь Лю Бана, основателя великой династии Хань?
– Быть может, быть может… – немного рассеянно отвечал Баг. Честно говоря, он никогда не задавался подобным вопросом – с него достаточно было того, что достопочтенный Юй, главный повар привокзального ресторана в Любани, является одним из лучших известных ему мастеров кулинарного искусства.
Тем более, что Бага куда больше волновала иная проблема. Сам того не желая, он уже буквально изнывал от недоумения, вызванного профилем человека, сидящего за столиком у лестницы: «Ну где же, где же я его видел?!».
– Достопочтенный Юй, – продолжал он, изо всех сил стараясь вернуться к реальности, – уже бывал у нас в позапрошлом году и тогда порадовал ценителей, предложив их вниманию неописуемо вкусные баоцзы. Он готовит почти также хорошо, как и многоуважаемый Семен Семенович Бодоватый, хозяин этого заведения.
– Да вы тут всех знаете! – широко раскрыла глаза Стася.
– Ну, не всех, конечно. – Появилась прислужница и с поклоном расставила на столе четыре плетенки с дымящимися баоцзы. С поклоном же отошла. – Не всех, но многих, драгоценная Стася. Я непременно бываю тут каждый год. Я люблю это место. А баоцзы – моя слабость. Я стараюсь пробовать их всюду, где мне случается побывать, и смело могу сказать, что наш Дворец Баоцзы – второй после тяньцзиньского. Даже ханбалыкский Дворец я бы поставил ниже… – Баг отхлебнул пива и взялся за палочки. – Ну что же, приступим?
Он подхватил «Жемчужину Дракона» и ловко переправил ее на тарелку Стаси. Придвинул поближе к девушке блюдечко со специальным, оттеняющим вкус «Жемчужины» соусом.
Нет, отвлечься не удавалось. «Переродиться мне опарышем, где ж я этого хмыря видел? Вот ведь мука… Семь казней египетских, сказал бы еч Богдан!»
– Восхитительно… – поспешно и потому невнятно, с еще набитым ртом, сообщила Стася и тут же снова потупилась. Торопливо проглотила. – Я такая неловкая…
В другое время Баг искренне обрадовался бы детской непосредственности новой знакомой – именно непосредственности, а не кажущемуся недостатку воспитания: опыт многих расследований и сопутствовавших им деятельно-розыскных мероприятий подсказывал ему, что девушка прекрасно воспитана, но просто очень волнуется, – однако сейчас он с трудом сдерживался, чтобы еще раз не оглянуться. Баг судорожно искал и пока не мог найти в памяти связь между чем-то крайне важным, даже тревожным, и этим смутно ему знакомым лицом, а связь была, определенно была!
– Что вы, Стася, – улыбнулся он, – мы с вами старые друзья, давайте без лишних церемоний, а? – И Баг поднял свою кружку. – А еще, драгоценная Стася… – Навязчивая мысль отвлекла Бага от правил сообразного поведения, и он сказал то, на что в других обстоятельствах решался бы целую седмицу, если не больше. – Драгоценная Стася, что вы думаете, если мы на правах старых друзей будем говорить друг другу «ты»?
Стася даже опустила палочки. Баг увидел в глубине ее глаз что-то такое, от чего на душе у него вдруг стало необыкновенно тепло. Ему нравилось это искреннее смущение, эта манера поднимать брови, этот румянец, вновь явственно проступивший сквозь белила… Стася отвела взгляд.
– Да, – сказала она тихо и зачем-то поднесла палочки к блюдцу с соусом. – Да, – сказала она снова, размазывая соус по краю блюдца. – Я была бы рада. Ты, наверное, думаешь, я легкомысленная? Но мне с тобой так легко, так просто… Может, это неправильно, но я хочу быть с тобою на «ты».
– Стася… – Баг залпом осушил свою кружку и стремительно кинул в рот баоцзы. Прожевал. – Стася. Ты – умница!
Она мило помолчала.
– Знаешь, – сказала она затем, – а по нашим разговорам в чате мне казалось, ты моложе.
– Почему?
– Наверное, потому, – тщательно подбирая слова, пояснила она, – что в делах знакомств я, несмотря на мой юный возраст, ощущаю себя опытнее. Прости, если мои слова показались тебе нетактичными.
Баг чуть пожал плечами.
– Я слишком много времени уделяю своей работе, и слишком мало – всему остальному. В своей профессии я столь опытен, что мне можно было бы дать лет сто, – немного неловко пошутил он. – Ну, а в среднем получится то, что есть на самом деле.
– А какая у тебя профессия?
Баг снова чуть пожал плечами. Не умел он красоваться, не умел… И эта особенность его суровой натуры всегда в подобных ситуациях Багу крайне мешала. Ни одна вовлеченная в круги перерождений тварь не стесняется распускать перед подругой свой павлиний хвост, так устроен процесс рождений и смертей, так всем велит их карма – но вот человек почему-то стесняется порою… Странно.
– Есть такая профессия, Стася, – скромно проговорил Баг, – Родину защищать.
Стася широко раскрыла свои невозможные глаза.
– Но ведь последняя война была очень давно, – недоуменно сказала она. – Да и то между этими… как их… французами и этими… как их… пруссаками. Мы же не воевали. Там у них был такой бешеный цзайсян со смешной фамилией… похоже на насморк…
– Бисмарк, – уточнил Баг. – Только у них это называется не цзайсян, а канцлер…
«Или премьер? – сразу засомневался он. – Или госсекретарь?» Он не поручился бы ни за один из этих вариантов. Ну и пес с ними. Поговаривают, что великий аглицкий сыскарь прошлого века по имени Холэмусы не знал даже, что Земля вращается кругом Солнца. И не то чтобы он был птолемианцем и полагал, будто Солнце вращается кругом Земли – просто подобные вопросы его вообще не беспокоили, ибо не имели отношения к работе. Холэмусы всегда был весьма симпатичен Багу. Судя по его целеустремленности, он был весьма достойным человеком.
– Это истинная правда, но видишь ли, Стася, – от застенчивости несколько более напыщенно, чем сам хотел бы, проговорил Баг, – война за лучшее в человеке против худшего в нем не прерывается никогда. А я как раз боец этого… как бы это поскромнее… невидимого фронта.
– Но разве побеждать в подобной борьбе людям помогают не священнослужители?
– Что тебе сказать… Когда борьба между плохим и хорошим происходит внутри одного человека – тогда да. Когда борьба между плохим и хорошим происходит на границе двух государств – это забота военных. А когда такая борьба происходит между разными людьми, каковые в равной мере являются подданными нашего государства, – вот тогда в дело вступаю я.
Девушка смотрела на него восхищенно.
– Я по первым же твоим словам поняла, что ты достоин всяческого уважения, и только от женщины зависит, сумеет ли она выказать его в достаточной мере, – тихо проговорила она, снова заслоняясь веером и тоже явно стесняясь своей откровенности.
Багу вдруг нестерпимо захотелось подойти к ней, взять за руку – такой трогательной показалась ему смущенная Стася – и сказать что-нибудь ласковое; и, быть может, даже коснуться руки губами. И Баг уж совсем было решился и даже слегка привстал, но тут его озарило: это лицо, это смутно знакомое лицо, это совершенно определенно знакомое лицо – он видел на пароме «Святой Евлампий» незадолго до трагического утопления оного в водах Суомского залива. Правда, тогда над сим лицом возвышалась чалма зеленого цвета… И совсем недавно, буквально две седмицы назад, Баг снова видел его – среди фотографических изображений в базе данных родного Управления внешней охраны. Там обладатель лица значился как Мыкола Хикмет, член Братства Незалежных Дервишей, Зикром Встречающих, а еще про него было сказано, что в иерархии Братства он имеет чин поднабольшего незалежника.