Ван Ластбадер Эрик. Шань

   - Президент.
   - Президент чего?
   - Соединенных Штатов, - со вздохом ответил Треноди. - Инициатива исходила с самого верха, Тони.
   Симбал с изумлением уставился на своего прежнего шефа.
   - Что тебя связывает с президентом Соединенных Штатов, за исключением тех случаев, когда ты на закрытых церемониях получаешь из его рук медали для своих агентов?
   - Теперь я работаю на него. На полставки. Вот почему я могу распоряжаться людьми из АНОГ вроде Мартина. Я как бы частично уволен из УБРН.
   - Когда это случилось? - скептически осведомился Симбал.
   - Примерно месяц спустя после смерти Генри Вундермана. Неужели ты полагаешь, что подобное событие могло не повлечь за собой определенных последствий? Каких, нетрудно догадаться.
   - А как же УБРН?
   - Я по-прежнему контролирую своих людей и операции, в которых они участвуют. Впрочем, я не скрываю от них тот факт, что готовлю себе на смену Боксера.
   - Дэвида Боксера?
   - Да. Ты его знаешь, конечно же.
   - Он осведомлен обо всем?
   - Он знает, что мои враги порекомендовали мне вести более спокойную жизнь и поменьше работать. Он исключительно заботлив по отношению ко мне. Да и вообще он хороший парень. Так что я спокоен, передавая ему в руки свое хозяйство.
   Симбал наблюдал за игрой цветных пятен света на лице Треноди. Ему всегда было интересно посмотреть на то, как будет выглядеть мир, перевернувшись вверх тормашками. То, что сейчас творилось у него на глазах, совершенно не напоминало картины, которые он рисовал в своем воображении.
   - Послушай, Макс, что происходит? Зачем ты явился сюда?
   - Погоди, не спеши, Тони. Сейчас я все расскажу. Только я думаю, что тебе прежде надо узнать, что президент не проявил особой радости, когда я предложил твою кандидатуру для этого дела.
   - Почему?
   - Все потому же. Ты и Донован, как я уже говорил, старые друзья. Вас водой не разольешь.
   - Стало быть, дело касается Донована?
   - Я возразил президенту, что в данном случае этот фактор может сыграть в нашу пользу. Я сказал ему, что готов поставить на тебя, Тони. На твой ум, на твою честность, твое чувство справедливости. Ты всегда казался мне паладином, который верхом на белом коне вступает в схватку не ради денег или удовольствия. Я не знаю человека, который мог бы лучше тебя справиться с врагом. - Он сделал многозначительную паузу. - Все зависит оттого, кто он такой.
   - Я вижу, тебе удалось убедить его.
   - Я лучше президента разбираюсь в этих вопросах. Кроме того, ответственность за успех дела целиком лежит на мне.
   Внизу, у подножия холма, расстилалась квадратная площадка, освещенная по периметру. На ней голые по пояс подростки играли в циньлонь. Эта национальная бирманская игра пользовалась огромной популярностью среди подрастающего поколения. Ребята перебрасывались мячом, сплетенным из листьев сахарного тростника. Согласно правилам игры удары разрешалось наносить лишь ступнями и коленями.
   - К чему, черт побери, ты клонишь, Макс?
   - Я полагаю, что твой шеф, Роджер Донован, работает на другую сторону.
   На площадке один из ребят, владевший мячом, совершил ошибку, выйдя за пределы шестиметрового круга, начерченного на земле, и потеряв тем самым драгоценные очки. Очки также снимались в том случае, если игрок позволял мячу коснуться земли. Начислялись же они в зависимости от сложности ударов, выполняемых играющими.
   Симбалу стало жалко паренька, допустившего ошибку. Игра была близка к завершению, и, совершив промах, мальчик вряд ли мог претендовать на победу. Вдруг Тони понял, что на самом деле ему жаль не мальчика, а самого себя.
   - Что-то я не услышал от тебя чего-нибудь вроде: "Ты сошел с ума", ровным голосом заметил Треноди.
   Мальчик, выбитый из колеи своей ошибкой, совершил новую. Мяч, соскользнув с его ноги, ударился о землю под громкие крики соперников. Теперь у бедолаги вовсе не осталось ни единого шанса.
   - И тем не менее что заставляет тебя подозревать Роджера в измене?
   - Дело просто в одной картине, - ответил Треноди. - Хотя, впрочем, все совсем не просто.
   - Ничего не понимаю.
   - Ты помнишь картину, которую Донован повесил в своем кабинете, став директором Куорри?
   - Помню. Автор, если не ошибаюсь, Сера. - Давнишний разговор с Донованом всплыл в его памяти. - Впрочем, это всего лишь копия.
   - Кто тебе это сказал?
   - Донован.
   - Значит, он соврал. У него в кабинете висит подлинник.
   - Ради всего святого, надеюсь, ты не подозреваешь его только потому, что этот шедевр слишком дорогая вещь для государственного служащего. Донован выходец из очень богатой семьи.
   Треноди помахал рукой, отметая это предположение.
   - Конечно, нет. Дело вовсе не в деньгах. Вся штука в том, что мне уже приходилось видеть этот этюд раньше. Много лет назад я наткнулся на него в Париже. Уже тогда я был помешан на импрессионистах. Я рыскал в поисках новых впечатлений по галереям и музеям. И, конечно же, по аукционам! Боже, я готов был продать свою бессмертную душу дьяволу за один такой визит. Пожалуй, единственный раз в жизни я позволял себе время от времени пренебрегать своими служебными обязанностями. В самый разгар рабочего дня я готов был сорваться с рабочего места, прослышав про открывшийся где-то художественный аукцион. На одном из них я и увидел этого Сера. Его приобрела очаровательная женщина с чудесными серыми глазами и густыми каштановыми локонами. Я хорошо запомнил ее. Я хотел бы, разумеется, сам купить Сера, но ведь я-не твой Друг Донован. Моя семья никогда не отличалась особым богатством, и я учился не в тех школах, где полагается.
   Он рассмеялся, однако в его смехе проскользнула горечь, вызванная, быть может, запоздалым сожалением.
   - Я родился не на той стороне дороги. Я помню, как горящими глазами смотрел на дочерей бостонских браминов и пытался понять, откуда берется их превосходство надо мной и моими стариками. Разумеется, те, кто живут на вершине холма, не приходят домой с работы с лицом, черным от угольной пыли, и руками, жесткими от мозолей, как шкура носорога. Однако к тому времени, когда я окончил колледж, я уже неплохо разбирался в живописи и ужасно любил Сера. Я мечтал о его работах, хотя они и были мне явно не по карману. Поэтому в тот день, чтобы не расстраивать себя зря, я переключил все свое внимание на покупательницу.
   - На блондинку?
   - Да, на блондинку, - подтвердил Треноди. - Она заинтересовала меня вот еще по какой причине. Приглядевшись к ее лицу, я узнал ее. В то время я занимался расследованием причин странных происшествий в ходе одной из наших операций. Исходя из имевшихся сведений, можно было не сомневаться, что здесь не обошлось без участия русских. Точнее сказать, КГБ. И вот в процессе расследования я наткнулся на эту очаровательную женщину, купившую Сера. Звали ее Даниэла Воркута, и она являлась сотрудником КГБ в звании лейтенанта.
   Внизу, на освещенной площадке, ребята уже охрипли от крика. Однако их энергия казалась неистощимой. Симбал увидел, что мальчик, совершивший две ошибки, вновь с головой ушел в игру и уже опережал своих товарищей. Тони вдруг ужасно захотелось снова стать таким же юным и жизнерадостным, как этот паренек.
   - И это все, что у тебя есть на Роджера? - спросил он чуть погодя. - Ты основываешь свои подозрения лишь на том факте, что у него есть картина, которую много лет назад в Париже купила лейтенант КГБ?
   - Не забывай, что Роджер тогда тоже был именно там. Я занялся дальнейшей проверкой и выяснил, что Даниэла Воркута прибыла в Париж с заданием по вербовке новых агентов. Она занимала официальный статус помощника посла по вопросам культуры и имела возможность вращаться в самых влиятельных кругах.
   - При чем здесь Сера?
   Треноди пожал плечами.
   - Людям нравится, когда их вербуют в романтической обстановке. Это часть игры, подчас имеющая очень важное значение. Им всем вначале хочется получить осязаемое подтверждение интереса к себе. Так человек, собираясь искупаться, пробует воду ногой на ощупь: достаточно ли она тепла? Сера, очевидно, был получен Донованом в подарок.
   - Ничего себе подарок!
   - По нему можно судить о том, какую ценность Донован представлял для них. - Треноди извлек из кармана покрытый сальными пятнами конверт. - И поверь, Тони, он целиком оправдал их надежды. В этом конверте все: описание провалившихся операций, свидетельства об утечке исключительно секретной информации и так далее. Разумеется, все делалось очень тонко и умело.
   Симбал посмотрел на конверт, положенный Максом на стол.
   - Почему его не раскрыли раньше? Треноди снова пожал плечами.
   - Что я могу сказать, Тони? Всему виной наша собственная глупость. Она свойственна так или иначе каждому из нас, какой бы пост он ни занимал. Мы слепо тычемся то сюда, то туда, спотыкаясь на каждом шагу. То, что относится к любой бюрократической работе, справедливо и в отношении нас - мы очень часто ведем себя как идиоты. Я готов признать, что споткнулся в этом деле. Без Сера у нас не возникло бы и малейших подозрений, по крайней мере, в отношении Донована.
   - Чего же ты хочешь от меня?
   Игра на площадке внизу заканчивалась, и мальчишка, за которым следил Симбал, тремя последними ударами окончательно снял вопрос о том, кто стал победителем. Молодец, - мысленно похвалил его Тони.
   - Он совершенно не дает нам жизни, Тони. Он сосет нашу кровь, точно вампир. Мы задыхаемся в его тисках. Так больше не может продолжаться. Его надо убрать. Быстро, тихо и надежно.
   Паренек, которого дожидался Симбал, наконец появился. Ловко пробираясь между столиками и улыбаясь на ходу, он приблизился к Тони. Он принадлежал к одному из горных племен, обитавших неподалеку от Могока, где добывались драгоценные камни, которыми заслуженно славилась Бирма. Заглянув в лицо Симбала, он улыбнулся еще шире. Его передние зубы были украшены каким-то образом вставленными в них кроваво-красным рубином, вырезанным в форме сердечка, и ромбовидным кусочком королевского нефрита.
   - Они тронулись в путь, - заявил Симбал, поднимаясь. Мальчишка по его поручению наблюдал за убежищем Каррена и Беннетта. - Мне надо идти.
   - В Шань, - задумчиво заметил Треноди.
   - Да, они направляются туда. На сей счет сомнений нет.
   Треноди взглянул на него. Затем подобрал со стола конверт и протянул его Симбалу, промолвив:
   - Тони, он негодяй. Худший из них всех.
   Симбал, которого настойчиво тянул за рукав мальчик, взял конверт.
   - Я посмотрю, что здесь есть.
   - Времени осталось мало.
   - Что это значит?
   - Да так, ничего, Тони. Давай вперед. Шань зовет тебя. Земля, где обитает Бог.
   - И где даже не пахнет Роджером Донованом.
   - Я не успел сказать тебе последнюю вещь, - промолвил Треноди. - Мои люди, ведущие наблюдение за Донованом, сообщили, что он прибудет сюда в течение ближайших часов.
   - Зачем?
   - Этого я не знаю. Да, по правде говоря, меня это и не особенно интересует. Самое главное, Тони, чтобы ты действовал без промедления.
   - Я еще пока не давал тебе своего согласия, - возразил Симбал. - Я здесь из-за Беннетта и Каррена. Ты хочешь, чтобы я еще раз повторил, что я больше не работаю на тебя?
   - Все здесь. - Треноди постучал пальцем по запечатанному конверту. Роджер Донован грязный предатель, Тони. По его вине погибло немало людей. Взгляд Треноди вдруг стал жестким. Симбалу было хорошо известно это выражение глаз Макса. - Прикончи Беннетта и Каррена. Бог свидетель, они это заслужили. Однако сейчас меня и президента в первую очередь волнует Донован. Мы хотим, чтобы его не стало.
   Выражение, застывшее в глазах Треноди, было таким, каким оно бывало всегда, когда, отстегнув поводок своего бульдога, он отдавал ему хлесткую, отрывистую команду: Взять!
   Кожа старика имела золотистый оттенок. Солнце и ветер на высокогорном плато Шань отполировали ее, подобно тому как он сам полировал свои изделия.
   Он был мастером старой школы, традиции которой быстро угасали даже в отдаленных уголках Бирмы. Он занимался лаковыми покрытиями. Он родился в Пагане, на родине этого искусства, откуда оно в первом столетии нашей эры распространилось по Поднебесной Империи и достигло Бирмы. С тех пор это древнее ремесло пережило свой расцвет в этой стране и теперь постепенно приходило в упадок. Однако этот старик по-прежнему работал так, как работал когда-то его прадед.
   Джейк сидел рядом с ним на корточках и наблюдал за уверенными и точными движениями его рук. Он молчал, лишь изредка задавая вопросы, зато старик говорил почти все время. Между ног его стояли две бутылки "Джонни Уокера" и четыре блока американских сигарет, привезенных Джейком.
   Небо, загроможденное гигантскими скоплениями облаков, имело цвет кошачьих глаз. Должно быть, тучи пыли, поднятые с поверхности плато пронизывающими ветрами, придавали небу этот необычный, желтоватый оттенок, словно рожденный кистью художника.
   Вскоре Джейк поднялся и прошел в глубину открытого базара, где торговали преимущественно традиционными шелковыми шалями и платками, а также опиумом.
   Весь товар открыто лежал на всеобщем обозрении. В тени под деревом Джейк дожидался Блисс.
   - Нам повезло, - обратился к ней Джейк. - Он слышал про Чень Чжу, хотя тут его под этим именем и не знают. В здешних местах он известен как Нага. Очень эффектно: он хочет казаться не менее могущественным, чем этот сказочный змей.
   - Джейк...
   - Дядя Томми знает, где найти Нагу, - продолжал Джейк. - Это недалеко. Всего один минь.
   - Джейк. - Блисс взяла его за руку и завела за дерево, чтобы укрыться от любопытных взглядов крестьян. - В чем дело? С той самой ночи на борту джонки моего отца ты не говоришь ни о ком и ни о чем, кроме Чень Чжу. Ты не спишь сутками и почти ничего не ешь. В твоих глазах появилось нечто такое, что путает меня.
   - Пустяки.
   - И то, что произошло в доме у Маккены, тоже пустяки?
   - Что ты имеешь в виду?
   - Я никогда не видела тебя таким грубым и бессердечным, как тогда. Не знаю, может, правильнее сказать, что я видела перед собой садиста.
   - Мне не доставляло удовольствия то, что я делал.
   - Может, и нет. Однако тебе не мешало бы рассмотреть и другой вариант.
   - Вариантов никаких не было. Кроме одного. Я уже говорил тебе, что Белоглазого Гао готовил мастер.
   - Если так, то он скорее бы умер, чем сказал тебе что-либо.
   Джейк уставился на нее и некоторое время молчал.
   - Что ты говоришь? - спросил он наконец.
   - Я не говорю, - твердо ответила Блисс, - я только прошу тебя рассмотреть вариант, при котором Белоглазый Гао рассказал тебе столько, сколько ему приказали рассказать.
   - Чень Чжу хотел, чтобы я приехал сюда?
   - Возможно.
   - Но зачем? - осведомился он. - Какой смысл в том, чтобы зазывать меня сюда? Для него гораздо проще было бы завладеть "Общеазиатской" через подставных лиц, как он это и делает сейчас.
   - Он боится тебя, - возразила она. - И здесь ему гораздо легче уничтожить тебя, чем в Гонконге. К тому же тут будет некому проводить расследование.
   - Чистой воды глупость, - продолжал стоять на своем Джейк. - Чень Чжу далеко не глуп. - Тем не менее, он не сводил глаз с Блисс, пока наконец не уловил в выражении ее лица некое странное выражение, заставившее его призадуматься. - Впрочем, возможно, тебе известно что-то такое, чего не знаю я.
   Блисс отвернулась. Как рассказать ему о том, что на самом деле случилось с его отцом? - подумала она. - Как подготовить его к да-хэй?
   - Я... - начала было она, но тут же осеклась. Ужасное, тоскливое чувство навалилось на Блисс, ибо она вдруг поняла, что невозможно подготовить Джейка к тому, что она собиралась сказать. Однако это не означало, что он обязательно не поймет ее. С чего она взяла, что будет именно так? Сколько раз она наблюдала за тем, как Джейк погружался в ба-маак. Быть может, это было сродни ее собственным путешествиям по великому мраку да-хэй?
   - Ты изменилась, - неожиданно заметил он.
   - Так же, как и ты. Надеюсь, что ты все же помнишь то время, когда мы были вместе.
   Слова Блисс, словно стрела, пронзили сердце Джейку, и он, выпустив ее руку, бессильно опустился на корточки и замер, прислонясь спиной к дереву.
   Блисс встала на колени рядом с ним.
   - Джейк, - позвала она. - Джейк, что с тобой?
   - Не знаю.
   Она видела, что он говорит неправду, и опрометчиво сказала об этом, даже не подумав о возможных последствиях.
   - Похоже, тебе теперь известно вообще все, да? - вспыхнул он. - Ты знала, когда Белоглазый Гао врет, а когда нет. Сейчас ты проникла в мою душу и обнаружила перемены, произошедшие со мной. Что еще ты знаешь и не говоришь мне?
   Блисс была готова проглотить язык, раскаиваясь в своих словах.
   - Мне кажется, что ты видишь все в искаженном свете, - мягко промолвила она. - Ведь это ты умеешь обнаруживать истину даже там, где она тщательно скрыта. С помощью ба-маака ты...
   - Нет!..
   -Что?
   - Я больше не обладаю способностью погружаться в ба-маак.
   Блисс не могла разглядеть выражение лица Джейка из-за густой тени, отбрасываемой деревом. Впрочем, ей это и не было нужно. Горечь, разлитая в его голосе, говорила сама за себя.
   - Значит, в этом все дело? Джейк повернулся к ней.
   - А что, этого мало? Блисс нежно обняла его.
   - Сейчас ты похож на маленького мальчика, потерявшего своего любимого плющевого медвежонка.
   - Да? А вот сам я чувствую себя человеком, который внезапно ослеп на оба глаза.
   Блисс взяла его за руку, и какое-то время они сидели молча, глядя на бесконечные стаи серых облаков, постепенно затягивавших все небо. Ветер донес издалека гулкий отзвук грома, долго не умолкавший в ушах.
   - Джейк, а ты когда-нибудь испытывал страх перед ним?
   - Перед чем?
   - Перед ба-мааком.
   - Ты имеешь в виду - перед силой?
   - Нет, не совсем. Скорее, перед теми откровениями, на которые там наталкиваешься. Перед связью с иным миром.
   - Я всегда видел в ба-мааке только силу. В этом разница между нами., промелькнуло в ее голове.
   - Может быть, - осторожно заметила она, - именно поэтому ты так переживаешь из-за своей утраты.
   - Что ты хочешь сказать?
   - Ба-маак представляется мне чем-то гораздо большим, чем просто неисчерпаемым резервуаром сил.
   Джейк, отстранившись от нее, вытянул руки перед собой.
   - Взгляни, - сказал он. - Они трясутся. Лишь благодаря ба-мааку я выходил целым и невредимым из Бог знает каких передряг и разгадывал замыслы противников. Я знал, какой шаг мне следует предпринять и где меня ожидает опасность.
   - А сейчас?
   - Сейчас я потерял все. - Джейк запустил пальцы в свои густые волосы. Стена, стоящая между мной и смертью, рухнула.
   Блисс мысленно порадовалась тому, что не успела рассказать ему правду о смерти отца. Ее вера в Ши Чжилиня была настолько сильна, что Блисс сумела убедить себя, будто старик знал об утрате, постигшей Джейка, и слил свое ки с ее, чтобы помочь единственному оставшемуся в живых сыну.
   Она знала, что нужно Джейку, чтобы пережить столь тяжкое для него время. Однако она знала и то, что бессильна помочь ему: все зависело от него самого. Не случайно сравнила она его с маленьким мальчиком. Подобно ребенку, повсюду таскающему с собой плюшевого медвежонка и верящего, будто тот хранит его от бед, особенно вдали от дома, Джейк уповал на ба-маак. Однако в жизни каждого ребенка наступает момент, когда ему пора расстаться со своими игрушками и начать опираться только на собственные силы.
   То же самое произошло и с Джейком. Кто знает, - думала Блисс, - быть может, Фо Саан зря обучил его умению пользоваться услугами ба-маака. Человек должен иметь полное представление о возможностях своего ки, чтобы разумно применять их, когда это надо.
   - Если ты себе не доверяешь, Джейк, - промолвила она, - то как же ты можешь рассчитывать на доверие Других людей? Ты Чжуань. Я думаю, что только ты сам
   Понимаешь до конца, какая ответственность лежит на тебе.
   Маленькая девочка с ангельским личиком остановилась в двух шагах от них. Ее длинные волосы были убраны на затылок и скреплены красной заколкой в виде цветка.
   - Похоже, ты не понимаешь, о чем я говорю, - медленно протянул Джейк. - И мне некого в этом винить, кроме себя. Я чувствую, что потерял нечто большее, чем просто ба-маак. Блисс. Я чувствую, что потерял часть самого себя.
   - Разве ба-маак - не часть тебя?
   Девочка стояла и смотрела на них во все глаза. Сунув палец в рот, она сосала его, точно леденец.
   - Внутри меня пустыня, - продолжал Джейк. - И она занимает в моей душе куда большее место, чем ба-маак.
   - Но что же это тогда?
   И тут Джейк заметил, что девочка глядит мимо них на что-то, что было совсем рядом. Однако Блисс закрывала ему обзор, и он не мог понять, на что она смотрит. Вдруг девочка заплакала.
   - Если бы я знал, - ответил он Блисс, - то я бы нашел ответы на все вопросы.
   Он говорил машинально, думая только о девочке и о том, что заставило ее расплакаться. Она отступила на шаг назад. Джейк видел по ее лицу, что ей хочется убежать, но она продолжала стоять, словно загипнотизированная.
   Загипнотизированная...
   - Блисс, - тихо промолвил Джейк. - Не шевелись. Он почувствовал, как мгновенно напряглось ее тело.
   - В чем дело?
   - Делай, как я говорю, - шепнул он ей на ухо. - Ладно?
   Он видел ее лицо только краем глаза и не мог разобрать его выражение.
   - Джейк, в чем дело?
   - Не шевелись, я сказал! - прошипел он. Ему пришлось крепко ухватить ее, потому что, почувствовав за спиной опасность, она инстинктивно попыталась повернуться к ней лицом.
   - Ты будешь делать то, что я тебе говорю?
   -Да.
   - Хорошо. Теперь слушай меня внимательно. Что бы я ни предпринял сейчас, не делай ничего. Ты поняла? Совсем ничего. Ты должна стоять абсолютно неподвижно. Ясно?
   - Да, Джейк, по...
   - Нет времени, - перебил он ее.
   С этими словами он перепрыгнул через Блисс и резким ударом пригвоздил ногой к земле извивающееся тело ядовитой змеи.
   Джейк догадался о причине странного оцепенения девочки, зная, что только здесь, на плато, вид змеи мог привести в подобное состояние ребенка, выросшего в одном из местных горных племен.
   Змея моментально изогнулась, пытаясь обвиться вокруг его голени, однако Джейк схватил ее рукой у самой головы. Затем, не убирая ноги, он нагнулся и взялся за ее туловище. Он увидел, что это мве боай. самая опасная из гадин, водящихся в Бирме. Встреча с ней сулила опасность не только из-за ее смертельного яда, но еще и потому, что она, в отличие от многих своих сестер, могла без всякого повода броситься на животное или человека.
   Услышав возглас Блисс, он понял, что она-таки обернулась. Впрочем, теперь это уже не имело значения. Змея зашипела, и Джейк, прижав ее голову с блестящими бусинками глаз, наступил на нее ногой. Раздался треск ее черепа.
   Пятифутовое туловище мве боай задергалось и замерло. Джейк выпустил его и взглянул на девочку. Та уже плакала вовсю, по-прежнему пригвожденная к месту пережитым ужасом. Приблизившись к ней, Джейк присел на корточки и стал нежно утешать ее. Вняв его ласковым увещеваниям, она доверчиво уткнулась головой ему в плечо, и он бережно взял ее на руки.
   Он поднес ее к тому месту, где лежал труп змеи, продолжая ей что-то тихо говорить. Затем он взял ее руку в свою и, не обращая внимания на ее сопротивление, заставил прикоснуться к мве боай, чтобы она сама убедилась, что змея больше не принесет ей вреда.
   - Плохая, - сказала девочка с акцентом, присущим здешним обитателям гор. Когда Джейк рассмеялся, она добавила; - Да, плохая.
   Он убрал свою руку, но ладонь девочки продолжала лежать на спине змеи. Ее маленькие пальчики путешествовали вдоль скользкой, холодной кожи пресмыкающегося, не приближаясь, однако, к размозженной голове, наполовину втоптанной в землю.
   Наконец Джейк выпрямился, и девочка, взобравшись повыше, обхватила его руками за шею. Приподняв ее, он вернулся в тень под дерево, где стояла Блисс.
   - Надеюсь, что ты понимаешь, - промолвила она, - что тебя хранит то, что есть в тебе самом.
   Джейк не сводил глаз с девочки, покоившейся у него на руках. Ее взгляд, устремленный на него, уже не выражал страха.
   - Ты узнал о присутствии змеи не через ба-маак. И точно так же без помощи ба-маака ты расправился с ней, прежде чем она успела укусить меня.
   - И все-таки... - произнес он, и Блисс почувствовала отчаяние, поднимающееся из глубины его души. - Мой отец мертв, и только потому, что я утратил способность смотреть вперед событий, предвидеть их ход. Я позволил увести себя подальше от джонки в то самое время, когда там орудовали дантай. Ба-маак предупредило бы меня. Но вместо этого...
   Невыразимая боль сдавила его горло, мешая говорить. Бирманская девочка издала странный гортанный звук и встрепенулась. Кончиком пальца она сняла слезу, застывшую в уголке глаза Джейка.
   - Плохой больше нет, - сказала она. - Плохая умерла. Блисс поразилась тому, на какое искреннее сострадание оказалось способно это маленькое человеческое существо. Джейк чувствовал то же самое. Наклонившись, он поцеловал девочку в лоб. Когда он выпрямился, стало видно, что его губы вымазаны в мелкой пудре из коры танана, которой было посыпано все лицо девочки. Та беззастенчиво захихикала, и Джейк, смеясь, крепко стиснул ее.
   Как я хотела бы, - с легкой завистью подумала Блисс, - чтобы я тоже могла заставить его смеяться вот так. Однако девочка не видит кровавого шлейфа, который тянется за ним, и поэтому ей гораздо легче. Джейк чувствует в душе такую пустоту не только оттого, что потеря ба-маака сделала его буквально слепым, но и потому, что, обретя на несколько месяцев отца, он снова остался один.
   Прислонясь затылком к дереву, Джейк промолвил:
   - Возможно, ты и твой отец правы. Ведь вы оба думаете, что меня ждет ловушка.