Дорожка вела к красивой беседке, защищенной от солнца старой узловатой сосной. Покрытая красным лаком и бронзовыми украшениями двустворчатая дверь была приоткрыта, там подметали.
Перепрыгнув порог, Тао Ган, не говоря ни слова, направился к большой кровати, поставленной у дальней стены. Присев и недовольно ворча, он достал из рукава плотницкую линейку и принялся измерять кровать.
– Снова меняют мебель? – спросил один из подметавших.
– Занимайтесь своими делами! – буркнул Тао Ган. – Неужели вы поскупитесь дать несколько медных монет бедному плотнику?
Оба послушника громко рассмеялись и вышли. Оставшись один, лжемастеровой поднялся и огляделся вокруг.
В помещении не было окон, за исключением овального отверстия, пробитого в дальней стене и столь узкого, что даже ребенок не смог бы через него пролезть. Постель, которую он притворно измерял, была из черного дерева, инкрустированного перламутром. У ее изголовья находился резной столик розового дерева с жаровней и чайным сервизом из тонкого фарфора. Одну стену целиком закрывало изображение на шелке богини Гуань-инь, а у противоположной – стоял изысканный туалетный столик, тоже розового дерева, с курильницей для благовоний и двумя большим свечами. Низенький табурет дополнял обстановку. Хотя два прислужника только кончили выметать и проветривать комнату, в воздухе стоял тяжелый аромат благовоний.
– А теперь, – сказал себе Тао Ган, – надлежит найти секретный вход в эту комнату.
Он начал с самого вероятного места – стены с изображавшей богиню картиной. Внимательно оглядел он ее в поисках щелей, свидетельствующих о задвигающейся двери. Безуспешно. Передвинув кровать, он вершок за вершком подверг такому же обследованию другие стены. Взобравшись на туалетный столик, он прощупал края овального окна и примыкающие к нему части стены, проверяя, нельзя ли его с помощью какого-нибудь приема по желанию увеличивать. Поиски и там оказались бесплодны.
Неудача сильно задела Тао Гана, который особенно гордился тем, что знает о тайных проходах все.
– В старых жилищах, – думал он, – иной раз находят люки в полах. Но этот домик построен только в прошлом году. Монахи могли бы устроить секретную дверь в стене, но проложить подземные ходы, не привлекая внимания, им бы не удалось. Однако другой возможности я не вижу.
Он счел все-таки необходимым свернуть лежащий на полу толстый ковер и на четвереньках обследовать весь пол, камень за камнем острием ножа проверяя щели между ними. Но... с тем же успехом, что и раньше.
Не решаясь дольше задерживаться в помещении, он должен был отказаться от дальнейших поисков. Выходя, он быстренько проверил петли тяжелой двери, но нашел их совершенно обычными. Со вздохом закрыл он ее за собой, уделив еще мгновение замку. Он ничем не отличался от других прочных замков такого же рода.'
Смирившись, Тао Ган вернулся назад по дорожке, и встретившиеся ему три монаха увидели в нем всего лишь мрачного старика плотника, державшего под мышкой мешок с инструментом.
Укрывшись за кустом, он вернул себе прежнее обличье и выскользнул, никем не замеченный.
Разгуливая по дворам, он узнал, где находятся жилища монахов и где комнаты, предоставляемые мужьям посетительниц.
Вернувшись к главному входу, он заглянул в привратницкую и увидел трех монахов, которые бездельничали с тех пор, как он пришел в монастырь.
– Соблаговолите принять мою почтительную благодарность за вашу любезную ссуду, – вежливо обратился Тао Ган к самому пожилому из монахов, не доставая, впрочем, связки денег из рукава.
– Было бы негостеприимным оставить посетителя стоять. Старый монах пригласил его присесть и спросил, не хотел бы он выпить чашку чая.
Тао Ган с достоинством согласился. Усевшись вчетвером за квадратным столом, они маленькими глотками попивали горьковатый чай, который обычно подают в буддийских монастырях.
– Вероятно, вы не любите расставаться со своими медными деньгами, – начал Тао Ган разговор. – Я не смог найти применение тем, что вы мне одолжили, потому что, когда захотел вынуть несколько монет, чтобы заплатить за благовония, обнаружил, что на нитке нет узла. Как мог бы я ее развязать?
– Какие странные слова! – возразил монах помоложе. – Может быть, достопочтенный пришелец соблаговолит показать мне эту нитку монет?
Тао Ган извлек пятьдесят вэней из рукава и передал монаху, который быстренько их перебрал своими пальцами.
– Держите, – сказал он победным тоном. – Вот узел, или же я ничего в этом не понимаю.
Тао Ган забрал назад связку, даже не взглянув на нее, и сказал старейшему из монахов:
– Это просто волшебство! Спорю, однако, с вами на пятьдесят вэней, что вы не обнаружите узла.
– Договорились! – поспешил выкрикнуть младший монах. Трижды покрутил Тао Ган над головой веревочкой с монетами и передал собеседнику:
– А теперь покажите-ка мне узел.
Трое монахов и так и этак вертели тесемку между пальцев, передвигая монету за монетой, но не смогли найти узел.
Тао Ган взяА связку и спокойно сунул назад в рукав. Потом, бросив монетку на стол, объявил:
– Я предоставляю вам шанс вернуть свои деньги. Подбросьте эту монетку, и я спорю на пятьдесят таких же, что каждый раз она будет падать вверх решкой.
– Договорились! – воскликнул старый монах, подбрасывая монетку. Коща она упала, четверо игроков склонились над ней.
– Решка! – объявил Тао Ган. – Ссуда, следовательно, возмещена. Но я не хочу, чтобы вы потеряли, и готов в возмещение продать вам за пятьдесят вэней мой серебряный слиток.
Монахи опешили. Старейший из них подумал, что их гость не в своем уме, но он не был человеком, способным упустить возможность приобрести за сотую долю его стоимости серебряный слиток. Он отправился искать еще одну связку из пятидесяти монет и положил ее на стол.
– Только что вы совершили прекрасную сделку, – заметил Тао Ган. – Это очень симпатичный слиток, к тому же не слишком тяжелый.
Он сильно дунул... и слиток закрутился над столом. На самом деле это была умелая подделка из посеребренной бумаги.
Тао Ган сунул в рукав выигранную им связку денег и извлек оттуда другую. Он показал монахам, что имевшийся там узел был особым: достаточно было слегка сжать его пальцами, как он прочно входил в квадратное отверстие монеты и там застревал. Когда передвигали монету за монетой, узел оставался невидимым, потому что скользил вместе с монетой. В заключение Тао Ган показал монахам две стороны монеты, которую только что использовал для игры: обе они были решкой.
Монахи громко рассмеялись, понимая, что их посетитель был профессиональным мошенником.
– Мой урок вполне стоил ста пятидесяти вэней, – спокойно заметил Тао Ган. – А теперь займемся серьезными делами. Я слышал, что на этот храм изливается настоящий денежный дождь, и сказал себе: – Послушай, почему бы тебе не бросить на него взгляд? Похоже, что вы принимаете немало выдающихся гостей. А я разбираюсь в людях, и мой язык хорошо подвешен. Может быть, вы согласились бы использовать меня для того, чтобы вынюхивать для вас... скажем, «клиентов»? Я силен, когда надо убедить колеблющихся мужей оставить у вас своих жен на ночь! Старик монах покачал головой, и Тао Ган торопливо добавил:
– Вам не придется мне много платить. Скажем, к примеру, десять процентов от денег, которые приведенные мною посетители заплатят за благовония.
– Вас жестоко обманули, мой друг, – ледяным тоном заметил старик монах. Я знаю, что завистники распространяют грязные слухи об этом храме, но это чистые измышления. Думаю, что мошеннику вашего склада зло мерещится повсюду, но в данном случае вы совершенно ошибаетесь, и если храм богат, то единственно благодаря покровительству благодетельницы Гуаньинь. Да будет ее имя вовек благословенно!
– Извините меня, – весело ответил Тао Ган. – В моей профессии, я согласен с вами, каждый всегда настроен несколько подозрительно. Несомненно, вы принимаете все необходимые предосторожности, чтобы честь ваших посетительниц оставалась незапятнанной?
– Само собой разумеется, – сказал пожилой монах. – Прежде всего наш достопочтенный отец настоятель Духовная Добродетель чрезвычайно разборчив при выборе особ, которых он допускает сюда на ночь. Сначала ' он их опрашивает в приемном зале и не оставляет на ночь, если испытывает хотя бы малейшее сомнение насчет их веры в Господина нашего Будду, или же, если их финансовое... я хотел сказать, общественное положение ему не кажется прочным. После того, как женщина в сопровождении супруга помолилась в большом зале, ожидается, что муж устроит пиршество в честь настоятеля и старейшин монастыря. В общем это обходится дорого, но наш повар бесподобен, говорю вам об этом со всей скромностью. Затем наш отец настоятель ведет чету в одну из келий, отведенных для приглашенных в большом саду, который находится за храмом. Вы их не видели, но, поверьте мне на слово, они обставлены с безукоризненным вкусом. Их шесть. В каждой из них на стене висит изображение – в половину натуральной величины – чудотворной статуи, которую вы видели в большом зале. Ночь женщины могут провести в размышлениях над добродетелями Милосердной Богини Гуаньинь. Да будет ее имя вовек благословенно. После того, как посетительница вступает в келью, ее муж запирает дверь на ключ и хранит этот ключ. Более того, достопочтенный отец настоятель наклеивает поперек двери бумажную полоску и, по его требованию, муж ставит личную печать на обоих концах. Только муж может на следующий день утром сорвать эту полоску, когда приходит открыть дверь. Теперь вы видите, что не остается места для малейшего подозрения.
Тао Ган с грустью покачал головой.
– Да, – прошептал он, – вы совершенно правы. И это очень жаль! Но скажите мне, что происходит, если молитва женщины и ее пребывание в храме не приносят желанного плода?
– Так бывает лишь в том случае, если ум женщины занят нечистыми мыслями или же она не верит по-настоящему в Будду. Некоторые возвращаются сюда, но есть и такие, кого мы больше никогда не видим.
Подергивая волоски своей бородавки, Тао Ган спросил:
– Предполагаю, что когда у двоих бесплодных супругов в положенные сроки рождается ребенок, они не забывают храм Бесконечного Милосердия?
– Действительно так, – ответил, широко улыбаясь, монах, – Иной раз требуется специальный паланкин, чтобы вместить все дары, которые они присылают. Но если об этом скромном знаке вежливости почему-то забывают, наш отец настоятель отправляет послание молодой матери, в котором напоминает о ее долге благодарности по отношению к храму.
Тао Ган еще немного поговорил с монахами, но так и не извлек для себя ничего полезного. Поэтому вскоре с ними распрощался.
Он вернулся в ямынь обходными путями.
6. СТАРАЯ ЖЕНЩИНА РАССКАЗЫВАЕТ О СВОИХ БЕДАХ. СУДЬЯ ДИ СООБЩАЕТ СЕКРЕТАРЮ НЕПРИЯТНУЮ НОВОСТЬ
7. МА ЧЖУН ОБНАРУЖИВАЕТ ЗАБРОШЕННЫЙ ДАОССКИЙ ХРАМ. ЯРОСТНЫЙ КУЛАЧНЫЙ БОЙ ПЕРЕД СВЯТИЛИЩЕМ
Перепрыгнув порог, Тао Ган, не говоря ни слова, направился к большой кровати, поставленной у дальней стены. Присев и недовольно ворча, он достал из рукава плотницкую линейку и принялся измерять кровать.
– Снова меняют мебель? – спросил один из подметавших.
– Занимайтесь своими делами! – буркнул Тао Ган. – Неужели вы поскупитесь дать несколько медных монет бедному плотнику?
Оба послушника громко рассмеялись и вышли. Оставшись один, лжемастеровой поднялся и огляделся вокруг.
В помещении не было окон, за исключением овального отверстия, пробитого в дальней стене и столь узкого, что даже ребенок не смог бы через него пролезть. Постель, которую он притворно измерял, была из черного дерева, инкрустированного перламутром. У ее изголовья находился резной столик розового дерева с жаровней и чайным сервизом из тонкого фарфора. Одну стену целиком закрывало изображение на шелке богини Гуань-инь, а у противоположной – стоял изысканный туалетный столик, тоже розового дерева, с курильницей для благовоний и двумя большим свечами. Низенький табурет дополнял обстановку. Хотя два прислужника только кончили выметать и проветривать комнату, в воздухе стоял тяжелый аромат благовоний.
– А теперь, – сказал себе Тао Ган, – надлежит найти секретный вход в эту комнату.
Он начал с самого вероятного места – стены с изображавшей богиню картиной. Внимательно оглядел он ее в поисках щелей, свидетельствующих о задвигающейся двери. Безуспешно. Передвинув кровать, он вершок за вершком подверг такому же обследованию другие стены. Взобравшись на туалетный столик, он прощупал края овального окна и примыкающие к нему части стены, проверяя, нельзя ли его с помощью какого-нибудь приема по желанию увеличивать. Поиски и там оказались бесплодны.
Неудача сильно задела Тао Гана, который особенно гордился тем, что знает о тайных проходах все.
– В старых жилищах, – думал он, – иной раз находят люки в полах. Но этот домик построен только в прошлом году. Монахи могли бы устроить секретную дверь в стене, но проложить подземные ходы, не привлекая внимания, им бы не удалось. Однако другой возможности я не вижу.
Он счел все-таки необходимым свернуть лежащий на полу толстый ковер и на четвереньках обследовать весь пол, камень за камнем острием ножа проверяя щели между ними. Но... с тем же успехом, что и раньше.
Не решаясь дольше задерживаться в помещении, он должен был отказаться от дальнейших поисков. Выходя, он быстренько проверил петли тяжелой двери, но нашел их совершенно обычными. Со вздохом закрыл он ее за собой, уделив еще мгновение замку. Он ничем не отличался от других прочных замков такого же рода.'
Смирившись, Тао Ган вернулся назад по дорожке, и встретившиеся ему три монаха увидели в нем всего лишь мрачного старика плотника, державшего под мышкой мешок с инструментом.
Укрывшись за кустом, он вернул себе прежнее обличье и выскользнул, никем не замеченный.
Разгуливая по дворам, он узнал, где находятся жилища монахов и где комнаты, предоставляемые мужьям посетительниц.
Вернувшись к главному входу, он заглянул в привратницкую и увидел трех монахов, которые бездельничали с тех пор, как он пришел в монастырь.
– Соблаговолите принять мою почтительную благодарность за вашу любезную ссуду, – вежливо обратился Тао Ган к самому пожилому из монахов, не доставая, впрочем, связки денег из рукава.
– Было бы негостеприимным оставить посетителя стоять. Старый монах пригласил его присесть и спросил, не хотел бы он выпить чашку чая.
Тао Ган с достоинством согласился. Усевшись вчетвером за квадратным столом, они маленькими глотками попивали горьковатый чай, который обычно подают в буддийских монастырях.
– Вероятно, вы не любите расставаться со своими медными деньгами, – начал Тао Ган разговор. – Я не смог найти применение тем, что вы мне одолжили, потому что, когда захотел вынуть несколько монет, чтобы заплатить за благовония, обнаружил, что на нитке нет узла. Как мог бы я ее развязать?
– Какие странные слова! – возразил монах помоложе. – Может быть, достопочтенный пришелец соблаговолит показать мне эту нитку монет?
Тао Ган извлек пятьдесят вэней из рукава и передал монаху, который быстренько их перебрал своими пальцами.
– Держите, – сказал он победным тоном. – Вот узел, или же я ничего в этом не понимаю.
Тао Ган забрал назад связку, даже не взглянув на нее, и сказал старейшему из монахов:
– Это просто волшебство! Спорю, однако, с вами на пятьдесят вэней, что вы не обнаружите узла.
– Договорились! – поспешил выкрикнуть младший монах. Трижды покрутил Тао Ган над головой веревочкой с монетами и передал собеседнику:
– А теперь покажите-ка мне узел.
Трое монахов и так и этак вертели тесемку между пальцев, передвигая монету за монетой, но не смогли найти узел.
Тао Ган взяА связку и спокойно сунул назад в рукав. Потом, бросив монетку на стол, объявил:
– Я предоставляю вам шанс вернуть свои деньги. Подбросьте эту монетку, и я спорю на пятьдесят таких же, что каждый раз она будет падать вверх решкой.
– Договорились! – воскликнул старый монах, подбрасывая монетку. Коща она упала, четверо игроков склонились над ней.
– Решка! – объявил Тао Ган. – Ссуда, следовательно, возмещена. Но я не хочу, чтобы вы потеряли, и готов в возмещение продать вам за пятьдесят вэней мой серебряный слиток.
Монахи опешили. Старейший из них подумал, что их гость не в своем уме, но он не был человеком, способным упустить возможность приобрести за сотую долю его стоимости серебряный слиток. Он отправился искать еще одну связку из пятидесяти монет и положил ее на стол.
– Только что вы совершили прекрасную сделку, – заметил Тао Ган. – Это очень симпатичный слиток, к тому же не слишком тяжелый.
Он сильно дунул... и слиток закрутился над столом. На самом деле это была умелая подделка из посеребренной бумаги.
Тао Ган сунул в рукав выигранную им связку денег и извлек оттуда другую. Он показал монахам, что имевшийся там узел был особым: достаточно было слегка сжать его пальцами, как он прочно входил в квадратное отверстие монеты и там застревал. Когда передвигали монету за монетой, узел оставался невидимым, потому что скользил вместе с монетой. В заключение Тао Ган показал монахам две стороны монеты, которую только что использовал для игры: обе они были решкой.
Монахи громко рассмеялись, понимая, что их посетитель был профессиональным мошенником.
– Мой урок вполне стоил ста пятидесяти вэней, – спокойно заметил Тао Ган. – А теперь займемся серьезными делами. Я слышал, что на этот храм изливается настоящий денежный дождь, и сказал себе: – Послушай, почему бы тебе не бросить на него взгляд? Похоже, что вы принимаете немало выдающихся гостей. А я разбираюсь в людях, и мой язык хорошо подвешен. Может быть, вы согласились бы использовать меня для того, чтобы вынюхивать для вас... скажем, «клиентов»? Я силен, когда надо убедить колеблющихся мужей оставить у вас своих жен на ночь! Старик монах покачал головой, и Тао Ган торопливо добавил:
– Вам не придется мне много платить. Скажем, к примеру, десять процентов от денег, которые приведенные мною посетители заплатят за благовония.
– Вас жестоко обманули, мой друг, – ледяным тоном заметил старик монах. Я знаю, что завистники распространяют грязные слухи об этом храме, но это чистые измышления. Думаю, что мошеннику вашего склада зло мерещится повсюду, но в данном случае вы совершенно ошибаетесь, и если храм богат, то единственно благодаря покровительству благодетельницы Гуаньинь. Да будет ее имя вовек благословенно!
– Извините меня, – весело ответил Тао Ган. – В моей профессии, я согласен с вами, каждый всегда настроен несколько подозрительно. Несомненно, вы принимаете все необходимые предосторожности, чтобы честь ваших посетительниц оставалась незапятнанной?
– Само собой разумеется, – сказал пожилой монах. – Прежде всего наш достопочтенный отец настоятель Духовная Добродетель чрезвычайно разборчив при выборе особ, которых он допускает сюда на ночь. Сначала ' он их опрашивает в приемном зале и не оставляет на ночь, если испытывает хотя бы малейшее сомнение насчет их веры в Господина нашего Будду, или же, если их финансовое... я хотел сказать, общественное положение ему не кажется прочным. После того, как женщина в сопровождении супруга помолилась в большом зале, ожидается, что муж устроит пиршество в честь настоятеля и старейшин монастыря. В общем это обходится дорого, но наш повар бесподобен, говорю вам об этом со всей скромностью. Затем наш отец настоятель ведет чету в одну из келий, отведенных для приглашенных в большом саду, который находится за храмом. Вы их не видели, но, поверьте мне на слово, они обставлены с безукоризненным вкусом. Их шесть. В каждой из них на стене висит изображение – в половину натуральной величины – чудотворной статуи, которую вы видели в большом зале. Ночь женщины могут провести в размышлениях над добродетелями Милосердной Богини Гуаньинь. Да будет ее имя вовек благословенно. После того, как посетительница вступает в келью, ее муж запирает дверь на ключ и хранит этот ключ. Более того, достопочтенный отец настоятель наклеивает поперек двери бумажную полоску и, по его требованию, муж ставит личную печать на обоих концах. Только муж может на следующий день утром сорвать эту полоску, когда приходит открыть дверь. Теперь вы видите, что не остается места для малейшего подозрения.
Тао Ган с грустью покачал головой.
– Да, – прошептал он, – вы совершенно правы. И это очень жаль! Но скажите мне, что происходит, если молитва женщины и ее пребывание в храме не приносят желанного плода?
– Так бывает лишь в том случае, если ум женщины занят нечистыми мыслями или же она не верит по-настоящему в Будду. Некоторые возвращаются сюда, но есть и такие, кого мы больше никогда не видим.
Подергивая волоски своей бородавки, Тао Ган спросил:
– Предполагаю, что когда у двоих бесплодных супругов в положенные сроки рождается ребенок, они не забывают храм Бесконечного Милосердия?
– Действительно так, – ответил, широко улыбаясь, монах, – Иной раз требуется специальный паланкин, чтобы вместить все дары, которые они присылают. Но если об этом скромном знаке вежливости почему-то забывают, наш отец настоятель отправляет послание молодой матери, в котором напоминает о ее долге благодарности по отношению к храму.
Тао Ган еще немного поговорил с монахами, но так и не извлек для себя ничего полезного. Поэтому вскоре с ними распрощался.
Он вернулся в ямынь обходными путями.
6. СТАРАЯ ЖЕНЩИНА РАССКАЗЫВАЕТ О СВОИХ БЕДАХ. СУДЬЯ ДИ СООБЩАЕТ СЕКРЕТАРЮ НЕПРИЯТНУЮ НОВОСТЬ
Тао Ган застал судью Ди в кабинете, где тот совещался с первым писцом и главным архивариусом относительно спорного участка земли.
Сразу же их отослав, судья вызвал секретаря Хуна. Тао Ган со всеми подробностями рассказал о своем посещении храма, опустив лишь упоминание о своих мелких фокусах с медными монетами и поддельным серебряным слитком. Когда он закончил, судья сделал вывод:
– Вот проблема, от которой мы отделались. Раз ты не нашел секретного входа, нам надо верить этим монахам на слово; статуя богини Гуаньинь обладает чудесными свойствами и приносит радость деторождения преданным посетительницам, которые молятся ей с достаточной горячностью.
И секретарь Хун и Тао Ган были ошеломлены словами судьи.
– Но во всем городе только и разговоров, что о скандалах, случившихся в этом храме! – воскликнул Тао Ган. – Умоляю ваше превосходительство дозволить мне вернуться туда, или же пусть будет направлен секретарь Хун для более глубокого расследования.
Судья Ди лишь отрицательно тряхнул головой.
– Богатство и процветание вызывают зависть, – сказал он. – Это происходит, к сожалению, слишком часто. Следствие по делу о храме Бесконечного Милосердия закрыто.
Секретарь Хун хотел было настаивать, но выражение, появившееся на лице господина, остановило его.
– Более того, – продолжал судья, – Ма Чжуну может потребоваться помощь в поисках убийцы с улицы Полумесяца. Тао Гану надо быть готовым оказать ему содействие в случае необходимости.
Расстроенный Тао Ган хотел заговорить, но удар большого гонга ямыня не дал ему этой возможности. Судья встал и надел свой официальный костюм для вечерних заседаний.
Зеваки по-прежнему собрались толпой в большом зале, ибо все надеялись, что судья продолжит дело Вана с того места, на котором остановился несколькими часами раньше.
Сразу же после открытия заседания судья окинул раздраженным взглядом плотную толпу и заявил:
– Раз уж горожане Пуяна столь живо интересуются тем, что здесь происходит, то и я пользуюсь данным случаем для общего предупреждения. Мое внимание было привлечено к факту распространения злобных слухов вокруг храма Бесконечного Милосердия. Как начальник уезда, напоминаю всем, что закон предусматривает суровые наказания разносчикам клеветнических слухов и необоснованных обвинений! Те, кто не уважает закон, будут наказаны в соответствии с законом.
Вслед за тем судья занялся спорным участком, и ему потребовалось время, чтобы вынести свой приговор.
Он не вызвал никого из тех, кто был замешан в деле улицы Полумесяца, и заседание подходило к концу, когда у входа в зал присутствия возникло некоторое движение. Судья оторвал глаза от бумаги, которую изучал, и увидел, что через толпу хочет пробиться старая женщина. Он дал знак начальнику стражи, и тот вместе с парой своих людей подвел вновь прибывшую к подножию возвышения.
Первый писец склонился к судье и шепнул ему на ухо:
– Господин судья, эта безумная старуха многие месяцы надоедала судье Фону рассказом о воображаемых несчастьях. Почтительно советую вашему превосходительству не слушать ее.
Судья Ди ничего не ответил, но пока женщина подходила к возвышению, внимательно рассмотрел ее своим пронзительным взглядом. Она шла с трудом, опираясь на длинную палку, и выглядела так, словно давно миновала середину жизни. Ее одежда была потрепанной, но чистой и тщательно заштопанной. На лице лежал отпечаток незаурядности.
Когда она начала опускаться на колени, судья дал знак страже ее остановить.
– Пожилые люди и калеки могут не преклонять колен перед моим судом. Оставайтесь стоять, сударыня, "и сообщите мне ваше имя и причину вашего прихода.
Отвесив глубокий поклон, старуха заговорила:
– Я, ничтожная, зовусь Лян, урожденная Нгуянь. Я вдова Ляна Ифэна, при жизни негоцианта в Кантоне.
Ее голос и раньше с трудом можно было услышать, но теперь он совершенно замер. По щекам хлынули крупные слезы, и рыдания начали сотрясать хрупкое тело.
Она говорила на кантонском наречии, которое судья понимал не без труда. К тому же она явно была не в состоянии изложить свою жалобу, поэтому судья остановил ее, сказав:
– Сударыня, не хочу удерживать вас стоя столь долгое время. Чуть погодя я вас выслушаю в своем кабинете. Повернувшись к секретарю Хуну, он добавил:
– Проводите госпожу в малый приемный зал и угостите чаем. После ее ухода, судья Ди быстро завершил несколько вполне заурядных дел и закрыл заседание. Секретарь Хун ждал его в кабинете.
– Благородный судья, – сказал он, – эта женщина не вполне в здравом уме. После того, как она выпила чашку чая, ее мысли вроде бы прояснились. Она объяснила мне, что по отношению к ней и ее семье была совершена большая несправедливость, но затем снова зарыдала, и ее речь стала бессвязной. Я взял на себя смелость вызвать служанку из ваших покоев и поручил ей успокоить старую женщину.
– Секретарь, ты поступил мудро. Мы подождем, пока она окончательно придет в себя, и тогда попробуем ее выслушать. В большинстве случаев обиды, на которые жалуются подобные особы, существуют лишь в их воображении. Тем не менее, ни один из тех, кто ищет справедливости перед моим судом, не будет отослан, пока я не выслушаю ясное изложение его дела!
Говоря это, судья поднялся и принялся шагать из конца в конец кабинета, заложив руки за спину. Секретарь Хун уже собирался осведомиться, что его заботит, когда начальник уезда внезапно остановился и сказал:
– Пока мы одни, мой верный друг и советник, хочу поделиться с тобой своими истинными мыслями" о том, что касается храма Бесконечного Милосердия. Приблизься, чтобы никто другой не мог услышать моих слов.
Понизив голос, судья продолжал:
– Ты понимаешь, сейчас было бы бесполезно продолжать следствие. Прежде всего, нам почти невозможно разоблачить этих негодяев. У меня самое большое доверие к ловкости Тао Гана, а он, однако, не сумел обнаружить тайный вход в кельи. Если же монахи неизвестным нам способом проникают к посетительницам и ведут себя с ними чудовищным образом, не следует ждать, что эти несчастные будут против них свидетельствовать. Они будут бояться, что подвергнут осмеянию своих супругов и вызовут сомнение в законности детей. И есть у меня еще одна причина быть крайне осторожным. Тебе я ее доверю, но только тебе и при условии полной секретности.
Склонившись к уху секретаря, судья продолжал, еще больше понизив голос:
– Только что я получил тревожные вести из столицы. Буддийское духовенство, а его влияние все время росло, смогло проникнуть в ближайшее окружение императора. Началось с обращения одной из дам двора, а теперь черные рясы имеют доступ к уху нашего августейшего монарха, который официально признал их ложные доктрины. Настоятель столичного монастыря – Белой Лошади – был введен в Большой совет. Он и его присные вмешиваются во внутренние и внешние дела империи. У них повсюду осведомители. Преданные служители трона в большом беспокойстве. Голос судьи превратился в шепот и, нахмурив брови, он добавил:
– Ты, конечно, понимаешь, что произойдет, если я открою следствие против настоятеля храма Бесконечного Милосердия. Буддийская свора ринется ему на помощь. Они развяжут кампанию при дворе, воспользуются влиянием в нашей провинции, преподнесут богатые подарки знатным людям. Даже если бы я был в состоянии привести неоспоримые доказательства его бесчестья, это ничего бы не дало, ибо я был бы переведен на пост в приграничье прежде, чем успел завершить следствие. Может случиться и так, что меня отправят в столицу закованным в цепи по ложному обвинению.
– Значит ли это, благородный судья, что мы совершенно беспомощны? – возмущенно спросил секретарь.
Судья грустно покачал головой. Подумав, он глубоко вздохнул и заметил:
– Ах, если бы удалось начать процесс, завершить его, осудить преступников и их казнить, и все это – за один день! Но ты же знаешь, что закон это строго запрещает. Даже если я получу полное Признание, потребованный мною смертный приговор должен еще быть утвержден судом империи. Потребуются недели, чтобы мой отчет туда поступил, а до этого он пройдет перед глазами властей округа и провинции. У буддийской клики будет вполне достаточно времени, чтобы замять дело и навлечь на меня опалу. И все же я с радостью рискнул бы своей карьерой, да что там, жизнью, если бы видел хоть малейшую возможность избавить наше общество от этой язвы! Но представится ли когда-нибудь такая возможность? Это маловероятно. Пока же, секретарь, ни слова из того, что было сказано, не должно выйти из твоих уст! Я тебе запрещаю даже возвращаться к этой теме. Я уверен, что у отца настоятеля есть шпионы среди служащих этого суда. Может повредить каждое слово, сказанное о храме
Бесконечного Милосердия. Теперь же давай посмотрим, способна ли та старая женщина отвечать на вопросы.
Когда секретарь Хун вернулся вместе с жалобщицей, судья усадил ее в удобное кресло напротив и благожелательно заговорил.
– Я очень расстроен, сударыня, что вижу вас в таком тяжелом положении. Вы мне сказали, что вашего мужа звали Лян. Мне бы хотелось, чтобы сейчас вы очень подробно рассказали, каким образом он умер и об обидах, которые были вам нанесены.
Трясущейся рукой старая женщина порылась у себя в рукаве и извлекла оттуда свиток, завернутый в поблекший шелк. Держа его обеими руками, она почтительно протянула свиток судье.
– Пусть господин судья соблаговолит прочитать эти документы, – сказала она дрожащим голосом. – Мой старый ум сегодня так страдает, что мысли слишком быстро путаются. Я не в состоянии связно рассказать о выпавших на мою долю и на долю моей семьи ужасных испытаниях, но в этих бумагах господин судья найдет все подробности!
Произнеся эти слова, она откинулась на спинку кресла и снова из ее глаз хлынули слезы.
Приказав секретарю подать бедной женщине чашку очень крепкого чая, судья Ди развернул шелк. В его руках оказался плотный свиток пожелтевших от времени документов. Они выглядели зачитанными. Развернув первый, судья убедился, что он содержит длинное обвинение, написанное грамотеем в изысканной манере и изящными иероглифами.
Он принялся его читать. В документе содержался рассказ о ссоре не на жизнь, а на смерть семей двух богатых негоциантов Кантона по имени Лян и Линь. Этот Линь сначала соблазнил жену Ляна, а затем безжалостно преследовал всю его семью, которую постепенно лишил состояния. Когда судья закончил читать, он взглянул на дату и с удивлением поднял голову:
– Но, сударыня, этот документ был составлен свыше двадцати
лет назад!
– Поток времени не смывает преступления! – мягко ответила
женщина.
Судья бросил взгляд на другие документы и увидел, что они касаются более свежих эпизодов того же дела. Самый последний был двухлетней давности. В конце каждого документа стояла одна и та же фраза, написанная красной тушью: «Жалоба отклонена из-за недостаточности доказательств».
– Я вижу, – сказал судья Ди. – что все происходило в городе Кантоне. Почему покинули вы древнее жилише вашей семьи?
– Я переселилась в Пуян, потому что сюда перебрался главный преступник. Линь Фан. Судья не припомнил, чтобы он когда-нибудь слышал это имя. Свернув документы, он сказал по-прежнему благожелательным тоном:
– Сударыня, я изучу эти бумаги самым тщательным образом. Как только приду к заключению, приглашу вас снова к себе.
Старуха медленно поднялась и, сделав глубокий поклон, сказала:
– Долгие годы искала я судью, способного исправить ужасающую несправедливость. Небу угодно, чтобы наконец я его нашла!
Секретарь Хун проводил ее до дверей присутствия. Когда он вернулся, судья заметил:
– На первый взгляд, я был бы склонен сказать, что это одно из прискорбных дел, в которых ловкий и образованный негодяй обогащается, разоряя десятки несчастных. Ясно, что горе и разочарования повредили ум этой старой женщины. Самое малое, что можно для нее сделать – это внимательно изучить дело, но я был бы очень удивлен, если бы нащупал хоть один слабый пункт в доводах защиты. По меньшей мере один из судей, занимавшихся этим делом, известен своими юридическими талантами и ныне заседает в суде империи.
Затем судья Ди вызвал Тао Гана. Увидев расстроенную мину своего помощника, он не мог не улыбнуться:
– Перестань же, улыбнись! Не думай больше об этом буддийском монастыре. У меня есть для тебя более интересное дело. Пойди к дому госпожи Лян и собери сведения, какие только сможешь, об этой особе и о ее семье. Затем разузнай, где живет богач Линь фан. Он должен проживать в этом городе, О нем мне тоже нужен отчет. Может быть, в поисках тебе поможет то обстоятельство, что обе семьи прибыли из Кантона и осели в Пуя-не недавно.
Отослав своих помощников, судья Ди приказал первому писцу принести несколько административных дел и погрузился в их изучение.
Сразу же их отослав, судья вызвал секретаря Хуна. Тао Ган со всеми подробностями рассказал о своем посещении храма, опустив лишь упоминание о своих мелких фокусах с медными монетами и поддельным серебряным слитком. Когда он закончил, судья сделал вывод:
– Вот проблема, от которой мы отделались. Раз ты не нашел секретного входа, нам надо верить этим монахам на слово; статуя богини Гуаньинь обладает чудесными свойствами и приносит радость деторождения преданным посетительницам, которые молятся ей с достаточной горячностью.
И секретарь Хун и Тао Ган были ошеломлены словами судьи.
– Но во всем городе только и разговоров, что о скандалах, случившихся в этом храме! – воскликнул Тао Ган. – Умоляю ваше превосходительство дозволить мне вернуться туда, или же пусть будет направлен секретарь Хун для более глубокого расследования.
Судья Ди лишь отрицательно тряхнул головой.
– Богатство и процветание вызывают зависть, – сказал он. – Это происходит, к сожалению, слишком часто. Следствие по делу о храме Бесконечного Милосердия закрыто.
Секретарь Хун хотел было настаивать, но выражение, появившееся на лице господина, остановило его.
– Более того, – продолжал судья, – Ма Чжуну может потребоваться помощь в поисках убийцы с улицы Полумесяца. Тао Гану надо быть готовым оказать ему содействие в случае необходимости.
Расстроенный Тао Ган хотел заговорить, но удар большого гонга ямыня не дал ему этой возможности. Судья встал и надел свой официальный костюм для вечерних заседаний.
Зеваки по-прежнему собрались толпой в большом зале, ибо все надеялись, что судья продолжит дело Вана с того места, на котором остановился несколькими часами раньше.
Сразу же после открытия заседания судья окинул раздраженным взглядом плотную толпу и заявил:
– Раз уж горожане Пуяна столь живо интересуются тем, что здесь происходит, то и я пользуюсь данным случаем для общего предупреждения. Мое внимание было привлечено к факту распространения злобных слухов вокруг храма Бесконечного Милосердия. Как начальник уезда, напоминаю всем, что закон предусматривает суровые наказания разносчикам клеветнических слухов и необоснованных обвинений! Те, кто не уважает закон, будут наказаны в соответствии с законом.
Вслед за тем судья занялся спорным участком, и ему потребовалось время, чтобы вынести свой приговор.
Он не вызвал никого из тех, кто был замешан в деле улицы Полумесяца, и заседание подходило к концу, когда у входа в зал присутствия возникло некоторое движение. Судья оторвал глаза от бумаги, которую изучал, и увидел, что через толпу хочет пробиться старая женщина. Он дал знак начальнику стражи, и тот вместе с парой своих людей подвел вновь прибывшую к подножию возвышения.
Первый писец склонился к судье и шепнул ему на ухо:
– Господин судья, эта безумная старуха многие месяцы надоедала судье Фону рассказом о воображаемых несчастьях. Почтительно советую вашему превосходительству не слушать ее.
Судья Ди ничего не ответил, но пока женщина подходила к возвышению, внимательно рассмотрел ее своим пронзительным взглядом. Она шла с трудом, опираясь на длинную палку, и выглядела так, словно давно миновала середину жизни. Ее одежда была потрепанной, но чистой и тщательно заштопанной. На лице лежал отпечаток незаурядности.
Когда она начала опускаться на колени, судья дал знак страже ее остановить.
– Пожилые люди и калеки могут не преклонять колен перед моим судом. Оставайтесь стоять, сударыня, "и сообщите мне ваше имя и причину вашего прихода.
Отвесив глубокий поклон, старуха заговорила:
– Я, ничтожная, зовусь Лян, урожденная Нгуянь. Я вдова Ляна Ифэна, при жизни негоцианта в Кантоне.
Ее голос и раньше с трудом можно было услышать, но теперь он совершенно замер. По щекам хлынули крупные слезы, и рыдания начали сотрясать хрупкое тело.
Она говорила на кантонском наречии, которое судья понимал не без труда. К тому же она явно была не в состоянии изложить свою жалобу, поэтому судья остановил ее, сказав:
– Сударыня, не хочу удерживать вас стоя столь долгое время. Чуть погодя я вас выслушаю в своем кабинете. Повернувшись к секретарю Хуну, он добавил:
– Проводите госпожу в малый приемный зал и угостите чаем. После ее ухода, судья Ди быстро завершил несколько вполне заурядных дел и закрыл заседание. Секретарь Хун ждал его в кабинете.
– Благородный судья, – сказал он, – эта женщина не вполне в здравом уме. После того, как она выпила чашку чая, ее мысли вроде бы прояснились. Она объяснила мне, что по отношению к ней и ее семье была совершена большая несправедливость, но затем снова зарыдала, и ее речь стала бессвязной. Я взял на себя смелость вызвать служанку из ваших покоев и поручил ей успокоить старую женщину.
– Секретарь, ты поступил мудро. Мы подождем, пока она окончательно придет в себя, и тогда попробуем ее выслушать. В большинстве случаев обиды, на которые жалуются подобные особы, существуют лишь в их воображении. Тем не менее, ни один из тех, кто ищет справедливости перед моим судом, не будет отослан, пока я не выслушаю ясное изложение его дела!
Говоря это, судья поднялся и принялся шагать из конца в конец кабинета, заложив руки за спину. Секретарь Хун уже собирался осведомиться, что его заботит, когда начальник уезда внезапно остановился и сказал:
– Пока мы одни, мой верный друг и советник, хочу поделиться с тобой своими истинными мыслями" о том, что касается храма Бесконечного Милосердия. Приблизься, чтобы никто другой не мог услышать моих слов.
Понизив голос, судья продолжал:
– Ты понимаешь, сейчас было бы бесполезно продолжать следствие. Прежде всего, нам почти невозможно разоблачить этих негодяев. У меня самое большое доверие к ловкости Тао Гана, а он, однако, не сумел обнаружить тайный вход в кельи. Если же монахи неизвестным нам способом проникают к посетительницам и ведут себя с ними чудовищным образом, не следует ждать, что эти несчастные будут против них свидетельствовать. Они будут бояться, что подвергнут осмеянию своих супругов и вызовут сомнение в законности детей. И есть у меня еще одна причина быть крайне осторожным. Тебе я ее доверю, но только тебе и при условии полной секретности.
Склонившись к уху секретаря, судья продолжал, еще больше понизив голос:
– Только что я получил тревожные вести из столицы. Буддийское духовенство, а его влияние все время росло, смогло проникнуть в ближайшее окружение императора. Началось с обращения одной из дам двора, а теперь черные рясы имеют доступ к уху нашего августейшего монарха, который официально признал их ложные доктрины. Настоятель столичного монастыря – Белой Лошади – был введен в Большой совет. Он и его присные вмешиваются во внутренние и внешние дела империи. У них повсюду осведомители. Преданные служители трона в большом беспокойстве. Голос судьи превратился в шепот и, нахмурив брови, он добавил:
– Ты, конечно, понимаешь, что произойдет, если я открою следствие против настоятеля храма Бесконечного Милосердия. Буддийская свора ринется ему на помощь. Они развяжут кампанию при дворе, воспользуются влиянием в нашей провинции, преподнесут богатые подарки знатным людям. Даже если бы я был в состоянии привести неоспоримые доказательства его бесчестья, это ничего бы не дало, ибо я был бы переведен на пост в приграничье прежде, чем успел завершить следствие. Может случиться и так, что меня отправят в столицу закованным в цепи по ложному обвинению.
– Значит ли это, благородный судья, что мы совершенно беспомощны? – возмущенно спросил секретарь.
Судья грустно покачал головой. Подумав, он глубоко вздохнул и заметил:
– Ах, если бы удалось начать процесс, завершить его, осудить преступников и их казнить, и все это – за один день! Но ты же знаешь, что закон это строго запрещает. Даже если я получу полное Признание, потребованный мною смертный приговор должен еще быть утвержден судом империи. Потребуются недели, чтобы мой отчет туда поступил, а до этого он пройдет перед глазами властей округа и провинции. У буддийской клики будет вполне достаточно времени, чтобы замять дело и навлечь на меня опалу. И все же я с радостью рискнул бы своей карьерой, да что там, жизнью, если бы видел хоть малейшую возможность избавить наше общество от этой язвы! Но представится ли когда-нибудь такая возможность? Это маловероятно. Пока же, секретарь, ни слова из того, что было сказано, не должно выйти из твоих уст! Я тебе запрещаю даже возвращаться к этой теме. Я уверен, что у отца настоятеля есть шпионы среди служащих этого суда. Может повредить каждое слово, сказанное о храме
Бесконечного Милосердия. Теперь же давай посмотрим, способна ли та старая женщина отвечать на вопросы.
Когда секретарь Хун вернулся вместе с жалобщицей, судья усадил ее в удобное кресло напротив и благожелательно заговорил.
– Я очень расстроен, сударыня, что вижу вас в таком тяжелом положении. Вы мне сказали, что вашего мужа звали Лян. Мне бы хотелось, чтобы сейчас вы очень подробно рассказали, каким образом он умер и об обидах, которые были вам нанесены.
Трясущейся рукой старая женщина порылась у себя в рукаве и извлекла оттуда свиток, завернутый в поблекший шелк. Держа его обеими руками, она почтительно протянула свиток судье.
– Пусть господин судья соблаговолит прочитать эти документы, – сказала она дрожащим голосом. – Мой старый ум сегодня так страдает, что мысли слишком быстро путаются. Я не в состоянии связно рассказать о выпавших на мою долю и на долю моей семьи ужасных испытаниях, но в этих бумагах господин судья найдет все подробности!
Произнеся эти слова, она откинулась на спинку кресла и снова из ее глаз хлынули слезы.
Приказав секретарю подать бедной женщине чашку очень крепкого чая, судья Ди развернул шелк. В его руках оказался плотный свиток пожелтевших от времени документов. Они выглядели зачитанными. Развернув первый, судья убедился, что он содержит длинное обвинение, написанное грамотеем в изысканной манере и изящными иероглифами.
Он принялся его читать. В документе содержался рассказ о ссоре не на жизнь, а на смерть семей двух богатых негоциантов Кантона по имени Лян и Линь. Этот Линь сначала соблазнил жену Ляна, а затем безжалостно преследовал всю его семью, которую постепенно лишил состояния. Когда судья закончил читать, он взглянул на дату и с удивлением поднял голову:
– Но, сударыня, этот документ был составлен свыше двадцати
лет назад!
– Поток времени не смывает преступления! – мягко ответила
женщина.
Судья бросил взгляд на другие документы и увидел, что они касаются более свежих эпизодов того же дела. Самый последний был двухлетней давности. В конце каждого документа стояла одна и та же фраза, написанная красной тушью: «Жалоба отклонена из-за недостаточности доказательств».
– Я вижу, – сказал судья Ди. – что все происходило в городе Кантоне. Почему покинули вы древнее жилише вашей семьи?
– Я переселилась в Пуян, потому что сюда перебрался главный преступник. Линь Фан. Судья не припомнил, чтобы он когда-нибудь слышал это имя. Свернув документы, он сказал по-прежнему благожелательным тоном:
– Сударыня, я изучу эти бумаги самым тщательным образом. Как только приду к заключению, приглашу вас снова к себе.
Старуха медленно поднялась и, сделав глубокий поклон, сказала:
– Долгие годы искала я судью, способного исправить ужасающую несправедливость. Небу угодно, чтобы наконец я его нашла!
Секретарь Хун проводил ее до дверей присутствия. Когда он вернулся, судья заметил:
– На первый взгляд, я был бы склонен сказать, что это одно из прискорбных дел, в которых ловкий и образованный негодяй обогащается, разоряя десятки несчастных. Ясно, что горе и разочарования повредили ум этой старой женщины. Самое малое, что можно для нее сделать – это внимательно изучить дело, но я был бы очень удивлен, если бы нащупал хоть один слабый пункт в доводах защиты. По меньшей мере один из судей, занимавшихся этим делом, известен своими юридическими талантами и ныне заседает в суде империи.
Затем судья Ди вызвал Тао Гана. Увидев расстроенную мину своего помощника, он не мог не улыбнуться:
– Перестань же, улыбнись! Не думай больше об этом буддийском монастыре. У меня есть для тебя более интересное дело. Пойди к дому госпожи Лян и собери сведения, какие только сможешь, об этой особе и о ее семье. Затем разузнай, где живет богач Линь фан. Он должен проживать в этом городе, О нем мне тоже нужен отчет. Может быть, в поисках тебе поможет то обстоятельство, что обе семьи прибыли из Кантона и осели в Пуя-не недавно.
Отослав своих помощников, судья Ди приказал первому писцу принести несколько административных дел и погрузился в их изучение.
7. МА ЧЖУН ОБНАРУЖИВАЕТ ЗАБРОШЕННЫЙ ДАОССКИЙ ХРАМ. ЯРОСТНЫЙ КУЛАЧНЫЙ БОЙ ПЕРЕД СВЯТИЛИЩЕМ
Выйдя из кабинета судьи, Ма Чжун направился прямо к себе, где, сменив одежду, полностью изменил облик.
Прежде всего он снял ермолку и, тряхнув головой, растрепал тщательно причесанные волосы и обвязал их грязной тряпкой. Напялив затем слишком просторные штаны, стянул их у щиколоток плетенной из соломы веревкой, на плечи накинул заплатанную куртку, а вместо фетровых башмаков обул соломенные сандалии.
Вырядившись таким образом, он выскользнул из ямыня через заднюю дверь и смешался с прохожими. При виде его люди шарахались, чтобы дать ему пройти, а бродячие торговцы плотнее прижимали к себе свой хлам. Удовлетворенный достигнутым результатом, Ма Чжун бешено вращал глазами и от души развлекался.
Но очень скоро он понял, что его поручение отнюдь не будет таким легким, как ему вначале показалось.
В посещаемой бродягами харчевне под открытым небом он съел мерзкую еду, а потом пошел выпить вина в притон, выстроенный на месте недавней помойки, запах которой все еще стоял в воздухе. Вокруг него каждый делился своими несчастьями, пытаясь позаимствовать у своего соседа несколько грошей. Но все эти горемыки образовывали сравнительно невинную часть дна, которая встречается в бедняцких кварталах любого города, и Ма Чжуну никак не удавалось установить контакт с подлинным преступным миром, все обитатели которого держатся вместе и всегда в курсе того, что происходит на дне общества. Лишь на закате дня случайно услышанное слово направило его в нужном направлении. Он силился проглотить мерзкий напиток, не слишком гримасничая, когда обрывок разговора двух нищих заставил его насторожиться.
Прежде всего он снял ермолку и, тряхнув головой, растрепал тщательно причесанные волосы и обвязал их грязной тряпкой. Напялив затем слишком просторные штаны, стянул их у щиколоток плетенной из соломы веревкой, на плечи накинул заплатанную куртку, а вместо фетровых башмаков обул соломенные сандалии.
Вырядившись таким образом, он выскользнул из ямыня через заднюю дверь и смешался с прохожими. При виде его люди шарахались, чтобы дать ему пройти, а бродячие торговцы плотнее прижимали к себе свой хлам. Удовлетворенный достигнутым результатом, Ма Чжун бешено вращал глазами и от души развлекался.
Но очень скоро он понял, что его поручение отнюдь не будет таким легким, как ему вначале показалось.
В посещаемой бродягами харчевне под открытым небом он съел мерзкую еду, а потом пошел выпить вина в притон, выстроенный на месте недавней помойки, запах которой все еще стоял в воздухе. Вокруг него каждый делился своими несчастьями, пытаясь позаимствовать у своего соседа несколько грошей. Но все эти горемыки образовывали сравнительно невинную часть дна, которая встречается в бедняцких кварталах любого города, и Ма Чжуну никак не удавалось установить контакт с подлинным преступным миром, все обитатели которого держатся вместе и всегда в курсе того, что происходит на дне общества. Лишь на закате дня случайно услышанное слово направило его в нужном направлении. Он силился проглотить мерзкий напиток, не слишком гримасничая, когда обрывок разговора двух нищих заставил его насторожиться.