– А я так считаю, что чем разборчивее почерк, тем он лучше! – прошептал Ма Жун десятнику Хуну.
   За воротами возвышалась стена из старых кедров. Просветы между их могучими стволами были заполнены валунами и заросли тернистым кустарником. Кроны деревьев заслоняли солнце.
   В воздухе стоял густой аромат гниющих листьев.
   Справа две согбенные сосны образовали естественную арку. У основания корней одной их них был врыт камень с надписью «вход». За аркой темный, сырой проход шел какое-то время прямо, а затем резко сворачивал.
   Вглядываясь в этот мрачный коридор, судья Ди внезапно почувствовал неземной ужас.
   Медленно он повернулся в другую сторону. Слева начинался другой такой же проход с булыжниками, наваленными между кедровых стволов, но на каменной плите здесь уже было написано «выход».
   Ма Жун и Хун стояли за спиной у судьи и молчали. Их тоже заворожила колдовская, жутковатая атмосфера этого места.
   Судья Ди снова вгляделся в проем входа. Оттуда веяло холодом, который пробирал, казалось, до самых костей. Но воздух при этом был неподвижен, и листья не шевелились.
   Судья Ди попытался отвести глаза в сторону, но лабиринт приковывал его взгляд. Он чувствовал непреодолимое желание войти. На миг ему даже почудилось, что он видит высокую фигуру старого наместника, стоящего в зеленоватой мгле за поворотом коридора.
   С немалым трудом судья вновь овладел собой; чтобы развеять зловещее очарование, он уставился в землю, покрытую толстым слоем прелых листьев.
   Внезапно сердце замерло у него в груди. На оголенном клочке земли прямо у себя под ногами он увидел след маленькой ножки, направленный в сторону входа в лабиринт, словно приглашая войти в него.
   У судьи Ди непроизвольно вырвался возглас, затем он резко обернулся к спутникам и твердо сказал:
   – Пожалуй, лучше не отправляться в лабиринт, не сделав соответствующих приготовлений.
   Молвив эти слова, он прошел обратно под аркой, пересек дворик и вернулся в сад. Никогда в жизни солнечный свет не приносил ему такого облегчения.
   Судья Ди посмотрел на высокий кедр, вздымавшийся над соснами, и сказал Ма Жуну:
   – Хотелось бы иметь хотя бы приблизительное представление о величине и протяженности этого лабиринта. Для этого заходить в него вовсе не обязательно. Залезь на это дерево, и ты увидишь сверху все, что нужно.
   – Не сложно сделать! – воскликнул Ма Жун.
   Он распустил пояс и скинул верхний халат. Ма Жун подпрыгнул, уцепился за нижнюю ветку. Подтянувшись, он вскоре скрылся в густой листве.
   Судья Ди и десятник Хун присели на упавшее дерево. Никто не проронил ни слова.
   Над головами у них раздался треск. Ма Жун спрыгнул на землю и печально посмотрел на прореху в нижнем халате.
   – Я взобрался на самую верхушку, ваша честь, – сказал он. – Оттуда мне удалось осмотреть лабиринт. Он круглый и покрывает собой не меньше циня земли, доходя до самого склона холма. Но как он устроен – непонятно. Кроны деревьев плотно сомкнуты, и дорожка просвечивает только кое-где. Местами над ней висит дымка – не удивлюсь, если внутри лабиринта полно маленьких водоемов.
   – Не видел ли ты чего-нибудь вроде крыши павильона или домика? – спросил судья.
   – Нет, господин, – отвечал Ма Жун. – Только море зеленой листвы!
   – Странно, – задумчиво сказал судья Ди. – Раз наместник проводил в лабиринте так много времени, я предполагал, что внутри имеется что-то вроде маленького кабинета или библиотеки.
   Судья встал и поправил свой халат.
   – Давайте теперь внимательнее осмотрим дом, – предложил он.
   Они снова прошли мимо садового павильона и двух неподвижных тел под магнолией, а затем поднялись на террасу.
   Осмотрев множество помещений, они не увидели ничего, кроме сгнивших досок и кирпичей, выглядывающих из-под обвалившейся штукатурки.
   Когда судья входил в полутемный коридор, Ма Жун, шедший впереди, окликнул его:
   – Здесь есть закрытая дверь, ваша честь!
   Судья Ди и десятник Хун подошли к нему. Ма Жун показал им на прекрасно сохранившуюся большую деревянную дверь.
   – Это первая дверь в доме, которая закрывается как положено, – заметил десятник.
   Ма Жун навалился на дверь плечом и чуть не упал, поскольку та легко распахнулась на хорошо смазанных петлях.
   Судья Ди вошел в комнатку с единственным окном, забранным прочной железной решеткой. Комната была пуста, если не считать бамбуковой лежанки деревенского вида в углу. Пол был чисто выметен.
   Десятник Хун тоже вошел и направился к зарешеченному окну.
   Ма Жун поспешно вышел в коридор и стал у двери.
   – Со времен истории с бронзовым колоколом, – сказал он судье Ди, – я избегаю замкнутых помещений. Пока ваша честь и десятник находятся внутри, я лучше посторожу дверь, чтобы какой-нибудь доброхот не запер ее снаружи!
   Улыбка тронула губы судьи Ди.
   Посмотрев на решетку и высокий потолок, он заметил:
   – Ты прав, Ма Жун! Если дверь запрут, отсюда будет трудновато выбраться!
   Проведя рукой по лежанке и не обнаружив на ней ни пылинки, судья добавил:
   – Здесь кто-то жил совсем недавно.
   – Недурное убежище, – заметил пристав. – Особенно для преступника!
   – Или для пленницы, – задумчиво молвил судья Ди и приказал Хуну опечатать дверь.
   Осмотрев другие комнаты, они не увидели больше ничего существенного. Уже близился полдень, и судья Ди принял решение возвращаться в управу.

Глава восемнадцатая. Судья Ди решает посоветоваться со старым отшельником; Ма Жун ловит своего человека в Барабанной башне

   Вернувшись в управу, судья Ди сразу же позвал к себе старосту Фана. Он приказал ему немедленно отправиться в сельскую усадьбу с десятью приставами и двумя носильщиками и доставить оттуда останки старика привратника и его жены.
   Затем судья подкрепился прямо у себя в кабинете.
   Во время обеда он пригласил к себе смотрителя архива, пожилого человека лет шестидесяти, рекомендованного ему старшиной цеха торговцев шелком. Смотритель некогда тоже торговал шелком и ныне ушел на покой, всю жизнь прожив в Ланьфане.
   Склонившись над чашкой с супом, судья Ди спросил:
   – Не доводилось ли вам слышать об ученом муже, который подписывается «Отшельник, Облаченный в Журавлиные Перья»?
   Смотритель ответил:
   – Ваша честь имеет в виду Учителя в Халате, Расшитом Журавлями?
   – Возможно, речь идет об одном и том же человеке, – сказал судья Ди. – Он живет где-то за городом.
   – Да, – ответил старик, – именно о нем и идет речь. Это отшельник, который обитает в горах за южными вратами уже столько времени, сколько я живу на свете. Никто не знает, сколько ему лет.
   – Мне бы хотелось встретиться с ним, – сказал судья.
   Старый смотритель с сомнением посмотрел на судью.
   – Трудное дело, ваша честь! – заметил он. – Старый учитель никогда не покидает горную долину, и гостей он тоже не жалует. Я знаю, что он еще жив, только потому, что на прошлой неделе два сборщика хвороста видели, как он работал у себя на огороде, и рассказали об этом мне. Очень мудрый и ученый муж этот отшельник, ваша честь. Некоторые поговаривают, что он открыл Эликсир Жизни и скоро отправится из этого мира в обитель Бессмертных.
   Судья Ди задумчиво погладил свою длинную бороду.
   – Я слыхивал немало историй об отшельниках, – молвил он. – Однако на деле оказывалось, что это – просто лентяи и невежи. Правда, я видел образец почерка этого человека, и почерк этот – само совершенство. Возможно, он – исключение. А есть ли к нему дорога?
   – Большую часть пути вашей чести придется пройти пешком, – отвечал смотритель. – Горная тропа там крутая и узкая, даже маленькое кресло-паланкин и то не пройдет.
   Судья попрощался со смотрителем, поблагодарив его, и тут в кабинет вошел обеспокоенный Цзяо Дай.
   – Надеюсь, ничего не стряслось в усадьбе Цзяня, Цзяо Дай? – спросил взволнованно судья.
   Цзяо Дай сел, теребя свои усики, и сказал:
   – Сразу и не объяснишь, господин, каким образом начальник замечает перемену в настроении солдат. Видно, все дело в чутье. Последнюю пару дней что-то с моими людьми не в порядке, я это чую. Я поговорил со старшиной Лином, и он мне сказал, что тоже встревожен. Он заметил, что кое-кто из солдат тратит больше денег, чем зарабатывает.
   Судья Ди внимательно слушал.
   – Нехорошие дела, Цзяо Дай! – сказал он задумчиво. – А теперь послушай, что говорит Ма Жун.
   Тут Ма Жуну еще раз пришлось рассказать о своих приключениях на Северной улице.
   Цзяо Дай покачал головой.
   – Боюсь, беда неподалеку, господин! Наша хитрость с выдуманным полком, обходящим приграничье, оказалась палкой о двух концах. С одной стороны, она помогла нам одолеть Цзянь Моу и его людей. С другой стороны – она, возможно, навела варваров на мысль совершить набег на город, пока в него не прибыл гарнизон.
   Судья Ди теребил бакенбарды.
   – Набега только нам еще не хватало! – воскликнул он сердито. – Как будто нам тут слишком просто живется! Я подозреваю, что за всем этим стоит таинственный сообщник Цзянь Моу! Какой части людей, по твоему мнению, мы можем доверять?
   Цзяо Дай задумался, а потом сказал:
   – Я бы положился только на пять десятков, ваша честь!
   Воцарилось молчание.
   Внезапно судья Ди ударил кулаком по столу.
   – Возможно, еще не поздно! – воскликнул он. – Твое, Цзяо Дай, замечание, про палку о двух концах, подало мне мысль! Ма Жун, нам немедленно нужен тот уйгурский головорез, с которым ты познакомился прошлой ночью. Мы можем схватить его, не производя переполоха?
   Ма Жун с довольным выражением на лице положил свои огромные ладони на колени и сказал, хитро улыбаясь:
   – При дневном свете, ваша честь, это будет не так просто, но попытаться можно!
   – Отправься туда немедленно с Цзяо Даем, – приказал судья, – но помни, что все должно остаться в тайне. Если ты поймешь, что схватить его, не привлекая внимания, не удастся, брось это дело и возвращайся в управу!
   Ма Жун кивнул. Он встал и жестом пригласил Цзяо Дая следовать за ним.
   Они отправились в казарму стражников и уселись там в углу, перешептываясь. Затем Ма Жун в одиночку покинул управу.
   Обойдя ее, он вышел на главную улицу и устремился к северным вратам города. На мгновение он остановился перед маленькой харчевней, а затем вошел внутрь.
   Ма Жун уже наведывался сюда раньше. Хозяин приветствовал его по имени.
   – Накрой мне обед в комнатке наверху! – велел Ма Жун и направился к лестнице.
   На втором этаже он нашел пустую угловую комнатку. Сразу после того, как принесли обед, в дверь вошел Цзяо Дай и уселся за стол. Он проник в харчевню с черного хода.
   Ма Жун поспешно скинул с плеч верхний халат и снял шапку. Пока Цзяо Дай укладывал их в узелок, Ма Жун взъерошил волосы и обмотал грязную тряпку вокруг головы. Заправив полы нижнего халата за пояс, он закатал рукава и, поспешно распрощавшись, покинул комнату. Спустившись на цыпочках по лестнице, он пробрался на кухню.
   – Не найдется ли у тебя лишней пампушки, жирный ублюдок? – рявкнул он на повара, который потел над очагом.
   Повар поднял глаза. Увидев дикого вида верзилу, он поспешно дал ему прилипшую к сковороде пампушку.
   Ма Жун буркнул что-то себе под нос, схватил пампушку и вышел из кухни через черный ход.
   Наверху Цзяо Дай принялся за трапезу. Увидев знакомый коричневый халат и остроконечную черную шапку чиновника из управы, подавальщик, который прислуживал ему, не понял, что перед ним совсем не тот человек, который вошел в харчевню.
   Цзяо Дай решил уйти, когда хозяин будет чем-то занят.
   Между тем Ма Жун направился на рынок, что возле Барабанной башни. Пробравшись между лотками уличных торговцев, он направился к самой башне.
   В тени под арками основания башни никого не было. В дождливые дни бродячие торговцы часто использовали пространство под арками, чтобы выставлять свои товары, но сейчас, при ясном небе, они предпочитали свежий воздух.
   Ма Жун бросил взгляд за плечо. Убедившись, что никто за ним не следит, он вошел под своды башни и начал взбираться по узенькой лесенке, которая вела на второй этаж.
   Это было большое помещение, с огромными окнами со всех четырех сторон. В жаркую погоду люди иногда поднимались туда в поисках прохлады, но сейчас там никого не было.
   Вход на третий ярус перекрывала деревянная дверь, на которой не было замка; ее запирал только железный засов, опечатанный красной печатью управы.
   Ма Жун решительно сорвал печать, открыл дверь и направился на третий этаж.
   Огромный круглый барабан возвышался на платформе посреди зала. Пыль густым слоем лежала на нем. Барабан этот использовался только в тяжелые времена для объявления тревоги; было видно, что такого не случалось уже много лет подряд.
   Ма Жун кивнул и снова спустился вниз. Увидев, что никого кругом нет, он вышел из башни и направился в сторону Северной улицы.
   При свете дня веселый квартал выглядел еще хуже, чем ночью. На улицах было пустынно. Очевидно, все отсыпались после бурно проведенной ночи.
   Ма Жун поблуждал немного по переулкам, но так и не нашел того дома, где побывал прошлым вечером.
   Тогда он толкнул первую попавшуюся дверь. За ней на деревянной лежанке дремала одетая в лохмотья девушка. Ма Жун пнул лежанку. Девушка медленно потянулась. Угрюмо посмотрев на Ма Жуна, она почесала голову.
   Грубым голосом Ма Жун рявкнул:
   – Оролакчи!
   Внезапно девушка очнулась. Она соскочила с лежанки и исчезла за ширмой в дальнем конце комнаты, затем снова появилась оттуда, волоча за руку измурзанного маленького мальчишку. Указывая рукой на Ма Жуна, она что-то стала быстро говорить мальчугану. Затем сказала что-то Ма Жуну, который с готовностью кивнул головой, хотя не понял ни слова.
   Мальчик сделал Ма Жуну знак и вышел на улицу; Ма Жун двинулся следом за ним.
   Когда ребенок юркнул в щель между двумя домами, Ма Жун с трудом протиснул свое широкое туловище вслед за ним. Проходя под маленьким окном в стене, он подумал, что если кто-нибудь захотел бы сейчас размозжить ему череп, он сделал бы это без особого труда.
   Халат Ма Жуна зацепился за гвоздь; посмотрев на разорванную полу, сыщик только рукой махнул.
   Внезапно он услышал откуда-то сверху нежный голос, который сказал:
   – Юн Бао! Юн Бао!
   Он поднял глаза и увидел Тулби, которая выглядывала из того самого окошечка.
   – А, это ты, моя зазноба! – радостно воскликнул Ма Жун.
   Он заметил, что Тулби тоже очень рада встрече. Она шептала и шептала какие-то слова, глядя большими глазами на сыщика.
   Ма Жун покачал головой.
   – Не знаю, что у тебя за беда, лапочка, но я очень спешу. Загляну к тебе попозже.
   Он двинулся с места, но Тулби, высунув из окошечка руку, ухватила его за воротник халата и, показав в ту сторону, куда скрылся мальчик, энергично покачала головой. Затем она провела пальцем по горлу.
   – Ну, что они – головорезы, так это я знаю! – с улыбкой молвил Ма Жун. – Но ты не волнуйся, я уже как-нибудь справлюсь!
   Тулби потянула его ближе к окошечку и приложилась щека к щеке сыщика. От девушки слегка пахло бараньим салом, но Ма Жуну это ощущение все равно понравилось.
   Нежно разжав пальцы девушки, Ма Жун пошел дальше. В конце узкого прохода его поджидал мальчишка. Он что-то взволнованно лопотал: очевидно, он испугался, что потерял Ма Жуна.
   Перебравшись через мусорную кучу, они залезли на развалившуюся стену.
   Мальчик показал пальцем на чистенький оштукатуренный домик, стоявший посреди покосившихся лачуг, а затем убежал.
   Ма Жун понял, что это тот самый домик, который они со Звероловом посетили прошлой ночью, и постучался в дверь.
   – Войди! – громко ответили изнутри.
   Ма Жун отворил дверь и застыл на пороге.
   Высокий рослый человек стоял напротив него, прижавшись спиной к стене; в правой руке у него лежал приготовленный для броска острый нож.
   После напряженной паузы человек сказал:
   – Ах, это ты, Юн Бао! Садись!
   Вложив нож обратно в кожаные ножны, Оролакчи уселся на низенькую скамейку. Ма Жун последовал его примеру.
   – Прошлым вечером, – начал Ма Жун, – Зверолов привел меня сюда, но…
   – Заткнись! – перебил его хозяин. – Если бы я всего этого не знал, ты бы уже был мертв. Мой нож меня еще ни разу не подводил!
   Ма Жун подумал про себя, что это скорее всего правда. Уйгур блестяще говорил по-китайски. Сыщик решил, что это, должно быть, вождь какого-нибудь небольшого племени, и заискивающе улыбнулся.
   – Мне сказали, господин, что у тебя найдется денежная работенка для меня, – сказал Ма Жун.
   – Ты предатель, – презрительно процедил хозяин, – а предатели только о деньгах и думают. Хотя ты еще можешь быть полезен. Но прежде чем дать тебе поручение, я хочу кое-что разъяснить. Твоему здоровью пойдет на пользу, если ты не будешь пытаться работать на двух хозяев. А то и пискнуть не успеешь, как получишь нож в спину.
   – Разумеется, господин, – поспешно заверил Ма Жун. – В моем положении…
   – Заткнись! – тоном, не признающим возражений, сказал уйгур. – Слушай внимательно, повторять я не люблю. Три племени собираются на равнине за рекой. Завтра в полночь они войдут в город. Мы могли это сделать и раньше, но не хотели проливать лишней крови. Ваше китайское начальство лениво и самоуверенно. Город этот далеко от столицы, войска сюда пошлют не скоро. К счастью для нас, караванный путь на запад больше не лежит через Ланьфан. Поэтому нарушение сообщения с западными царствами-данниками не вызовет беспокойства у столичных властей. К тому времени, когда они соберутся с силами, мы уже создадим здесь наше царство и будем готовы к борьбе. Суть в том, что мы хотим захватить город внезапно. У нас все готово, чтобы напасть на управу и убить начальника и его людей. Но нам нужны китайцы, которые помогут справиться с городской стражей у врат.
   – Ха! – воскликнул Ма Жун. – Какая удача! Вышло так, что у меня есть друг, который может вам помочь. Он бывший армейский десятник, что-то там натворил и поссорился с уездным начальником Ди, теперь дезертировал и скрывается. Этот Ди еще та сволочь, скажу я тебе!
   – Вы, китайцы, всегда боитесь начальства, – с издевкой сказал уйгур. – А я никого не боюсь. Пару лет назад я зарезал одного уездного начальника собственными руками.
   Ма Жун подарил хозяину восхищенный взгляд.
   – Ну что же, – сказал он, – пора знакомить тебя с моим приятелем, который прекрасно владеет мечом и знает все о паролях и военной службе.
   – Где он? – нетерпеливо спросил уйгур.
   – Недалеко отсюда, господин! – отвечал Ма Жун. – Мы подыскали для него отличное убежище. Он выбирается только по ночам, днем же он спит, забираясь на третий ярус Барабанной башни.
   Уйгур захохотал.
   – Отлично придумали! – сказал он. – Там его никто искать не станет! Иди и приведи его!
   – Как я уже сказал, господин, он не отважится выходить днем. Может, мы его навестим? Это не далеко!
   Уйгур с подозрением посмотрел на Ма Жуна. Он подумал какое-то время, а затем встал и запихнул свой метательный нож за обшлаг рукава.
   – Надеюсь, дружок, – сказал он, – ты не затеваешь какую-нибудь пакость. Иди первым. При любом твоем неверном движении я швырну тебе нож в спину, так что ты даже и не заметишь, откуда он прилетел.
   Ма Жун пожал плечами.
   – Зачем эти угрозы? – заметил он. – Мы и так в твоей власти. Одно слово судье – и мы пропали!
   – И об этом тоже не забывай, дружок, – сказал уйгур.
   Они вышли на улицу: Ма Жун шел впереди, уйгур – на некотором отдалении.
   Войдя на рынок, Ма Жун увидел Цзяо Дая, стоявшего прислонившись к каменной памятной плите. Вложив ладони в рукава халата, он лениво созерцал толпу. Его остроконечная шапка и коричневый халат с черной опояской, а также его властный вид однозначно говорили о том, что это – уездный чиновник.
   Ма Жун замедлил ход, это была его единственная надежда на успех; в любое мгновение уйгурский нож мог вонзиться ему между лопаток.
   Двигаться слишком быстро он не мог, чтобы Цзяо Дай не потерял его из вида. Обливаясь холодным потом, он принялся разыгрывать свою роль.
   Замешкавшись на миг, он дождался, пока Цзяо Дай поднимет руку и пригладит усы. Затем Ма Жун обошел мемориальную плиту сбоку.
   Очутившись в безопасности под темными сводами Барабанной башни, он дождался уйгура.
   – Видел, там, возле плиты? – возбужденно прошептал Ма Жун. – Это чиновник из уездной управы!
   – Заходи! – сухо отозвался вождь. – Быстрее!
   Ма Жун забрался по лестнице на второй ярус и дождался уйгура. Показав на сломанную печать на двери, Ма Жун сказал:
   – Видишь? Там мой приятель и живет!
   Уйгур достал нож из ножен, провел пальцем по острому лезвию и приказал:
   – Вперед!
   Ма Жун покорно пожал плечами и начал медленно подниматься по узкой лестнице, чувствуя спиной дыхание уйгура.
   Как только Ма Жун пролез в люк, он воскликнул:
   – Полюбуйтесь-ка! Дрыхнет, пес ленивый!
   Говоря это, он стремительно одолел последние ступеньки и, показывая на барабан, воскликнул:
   – Ты только погляди на него!
   Уйгур высунул голову.
   Ма Жун тотчас же изо всех сил пнул его в лицо.
   Со стоном уйгур скатился по крутой лестнице.
   Ма Жун со всем проворством последовал за ним, стремясь добраться до второго яруса раньше, чем варвар сможет воспользоваться своим ножом. Уйгур лежал на полу, опершись на левую руку. Судя по всему, он сломал ногу, и кровь струилась из ужасной раны на его бритой голове. Но глаза его светились зеленым огнем, а в кулаке он сжимал смертоносный нож.
   Ма Жун решил, что размышлять не время. Обойдя уйгура, он пнул его прежде, чем тот успел повернуться. Голова уйгура снова с треском ударилась о ступеньку лестницы. Нож упал на пол. Уйгур лежал и не шевелился. Ма Жун подобрал нож и засунул себе за пояс.
   Затем он связал уйгуру руки за спиной и ощупал его ногу, которая, очевидно, была сломана во многих местах.
   Ма Жун спустился и вышел из башни. Небрежной походкой он добрался до рыночной площади, направляясь к каменной плите.
   Там он встретил Цзяо Дая.
   – Стой! – закричал тот, хватая Ма Жуна за руку.
   Ма Жун выдернул руку и злобно посмотрел на Цзяо Дая.
   – Держи свои руки от меня подальше, грязный пес! – рявкнул он.
   – Я уездный чиновник! – прикрикнул на него Цзяо Дай. – Мне кажется, его превосходительство судья не откажется задать тебе несколько вопросов.
   – Мне! – вознегодовал Ма Жун. – Я честный человек, служивый!
   – Ты пойдешь со мной или мне тебя пристукнуть? – с угрозой в голосе сказал Цзяо Дай.
   – Сколько еще собаки судейские будут угнетать нас? – воскликнул Ма Жун, обращаясь к толпе.
   С тайным удовлетворением он заметил, что никто не пошевелился.
   Ма Жун пожал плечами.
   – Хорошо, – сказал он. – Все равно я ни в чем не виноват.
   Цзяо Дай скрутил руки Ма Жуна и связал веревкой за его спиной.
   – Слушай! – сказал Ма Жун. – У меня друг лежит больной. Позволь мне дать торговцу пампушками несколько медяков, чтобы отнес ему поесть. Он упал с лестницы и сломал ногу. Он лежит в башне на втором ярусе.
   Зеваки захохотали.
   – Боюсь, – сказал Цзяо Дай, – что твоего дружка в управе тоже хотят видеть. – Повернувшись к толпе, он прибавил: – Пусть кто-нибудь сбегает к стражникам и позовет четырех человек с носилками и старым одеялом.
   Вскоре появился стражник с четырьмя дюжими молодцами с бамбуковыми шестами.
   – Стражник, присмотри за этим разбойником! – приказал Цзяо Дай.
   Взяв с собой двух молодцев, он направился в Барабанную башню. Уйгур лежал без сознания. Цзяо Дай ловко заклеил ему рот куском промасленной бумаги, затем закатал его в одно старое одеяло, а вторым обмотал уйгуру голову и плечи. Молодцы помогли снести тело вниз.
   С уйгуром на самодельных носилках вся процессия двинулась в направлении управы. Цзяо Дай возглавил ее, волоча за собой Ма Жуна.
   Они вошли в управу через боковые ворота. Уже внутри Цзяо Дай приказал стражнику:
   – Поставь здесь носилки и можешь идти со своими людьми.
   Как только Цзяо Дай затворил ворота, Ма Жун освободился от крепко завязанных веревок. Вместе с Цзяо Даем он отнес носилки в тюрьму, где положил уйгура на лежак в одной из камер.
   Затем Ма Жун перевязал раненому голову, а Цзяо Дай, разрезав штанину, наложил лубок на сломанную ногу.
   Ма Жун поспешил с докладом к судье.
   Цзяо Дай запер двери камеры. Когда пришел смотритель, Цзяо Дай сказал ему, что схватил опасного разбойника и что, как только тот перестанет буйствовать, следует узнать и записать его имя.
   В кабинете судьи никого не было, если не считать Дао Ганя, который дремал в углу.
   Ма Жун разбудил его и спросил:
   – Где его превосходительство?
   Дао Гань поднял глаза.
   – Судья удалился с десятником Хуном сразу вслед за тем, как ушел ты с Цзяо Даем, – ответил он. – А почему ты так взволнован? Что, этого твоего уйгура поймал?
   – Нет, еще лучше того, – гордо молвил Ма Жун, – мы поймали убийцу начальника Баня!
   – Значит, с тебя чарка вина вечером, брат! – радостно воскликнул Дао Гань. – Да, кстати, его превосходительство велел мне отправиться к Да Кею и пригласить его в управу к вечеру. Подозреваю, судья хочет допросить его по поводу смерти старого слуги и его жены. Так что мне бежать пора.

Глава девятнадцатая. Отшельник рассуждает о смысле жизни; судья Ди проникает в тайну старого наместника

   После того как Ма Жун и Цзяо Дай ушли, судья Ди взял лист бумаги из стопки, лежавшей на столе. Он смотрел на него, но, судя по всему, думал о чем-то другом.