— Мне кажется, — мрачно сказал Госсейн после долгой паузы, — что вся оппозиция Энро строится на махинациях Элдреда Крэнга. — Он умолк. А ведь на самом деле похоже, что он недалек от истины. В мозгу Госсейна молнией блеснула мысль.
— Может быть, Крэнг и есть неизвестный космический шахматист?
Патриция ответила мгновенно:
— Нет.
— Откуда вы знаете?
— Он показывал мне свои детские фотографии.
— Подделка, — предположил Госсейн.
Она промолчала, и, выждав несколько секунд, он переменил тему разговора.
— Кем был ваш отец?
— Мой отец, — тихо ответила она, — считал, что Машина несправедливо отказала ему в продвижении, несмотря на его незаурядные знания и огромный опыт. Когда я была маленькая, я разделяла его негодование и даже решила не проходить курс нуль-А обучения. Но он зашел слишком далеко. Я начала понимать, что за необыкновенной личностью — а в этом вы вряд ли можете ему отказать — кроется человек, который безразлично относится к последствию своих поступков, и тайно взбунтовалась. Когда полтора года назад на сцене появился Элдред, сделавший неслыханно быструю карьеру в дипломатических кругах Великой Империи, я впервые вошла в контакт с Галактической Лигой.
— Он представитель Лиги?
— Нет. — В голосе ее прозвучала гордость. — Элдред Крэнг — это Элдред Крэнг, человек уникальный. Но на Лигу я вышла через него.
— И стали ее агентом?
— В каком-то смысле да.
— Что вы имеете в виду?
— Лига, — ответила Патриция, — обладает множеством недостатков. Принятие определенных решений зависит от отношения к проблеме отдельных содружеств. Вы не представляете, как легко пожертвовать одной звездной системой ради общего спокойствия. Я никогда об этом не забывала и делала все возможное для Земли и только для Земли, пользуясь привилегиями агента Лиги. Содружествам известно наше нуль-А учение, но им не удалось привить его нигде по всей галактике. Различные правительства отождествляют его с пацифизмом и просто не могут поверить, что на свете существует такая полная гармония мыслей, при которой человек мгновенно приспосабливается к обстановке, включая военную.
Госсейн кивнул, вспоминая рассказ Торсона. Он давно понял, почему Энро выбрал для вторжения отдаленную Солнечную систему. Уничтожение мирных жителей, в нарушение всех договоров Лиги, неизбежно приведет к межзвездной войне, о которой император давно мечтал.
— Именно Элдред, — продолжала Патриция, — обнаружил, что в результате аварии великий ученый, директор Института Семантики, превратился в кровожадного маньяка, которого вы знали под именем «X». Он думал, что Лавуазье выздоровеет и станет неоценимым союзником, но, к сожалению, ошибся.
Опять Элдред. Госсейн вздохнул.
Молчание затянулось. С каждой минутой Госсейн мрачнел все больше. Он не строил никаких иллюзий. Жадность Торсона заставила его свернуть в сторону от намеченной цели, но это лишь спокойствие перед бурей. Получив короткую передышку, венериане успеют как следует вооружиться, а у Лиги появится несколько недель, в течение которых они могут понять, что Энро собирается развязать галактическую войну. Торсон постарается как можно дольше вести двойную игру, но если только он почувствует, что его жизни грозит опасность, то мгновенно отдаст приказ и превратит Венеру в атомную пустыню.
Нет, нельзя ожидать чуда и сидеть сложа руки, полагаясь только на неизвестного. Каким бы могуществом тот ни обладал, он мог рассчитывать лишь на несведущих помощников, вроде Госсейна, которые вряд ли могли противостоять кровожадной Галактической Империи. Надо что-то предпринять.
В эту минуту в голове его созрел отчаянный план действий.
Город Машины изменился до неузнаваемости. Здесь шла битва, и повсюду стояли разрушенные строения. Когда они очутились во дворце, Госсейн понял, почему последние несколько дней Торсон провел на Венере.
От здания осталась лишь пустая коробка. Госсейн шел по полуобвалившимся коридорам, входил в комнаты без потолка и испытывал ностальгию по добрым старым временам, когда беда еще не обрушилась на цивилизацию. Непрекращающиеся выстрелы со стороны далеких улиц как бы служили фоном мрачной картине опустошения, раздражали, вызывали неприятные воспоминания.
— Здесь не лучше, чем на Венере, — резко ответил на его вопрос Торсон. — Они сопротивляются, как дикие безмозглые животные.
— Один из нуль-А законов, — бесстрастно заметил Госсейн, — необходимость полного приспособления окружающей среде.
— А-а! — раздраженно протянул Торсон и тут же переменил тему разговора. — Вы что-нибудь чувствуете?
Госсейн покачал головой.
— Ничего, — честно признался он.
Они вошли в комнату Патриции. Огромная дыра зияла в стене, где раньше находился Генератор Пространства. Куски выбитых стекол валялись на полу. Сквозь пустые рамы Госсейн посмотрел вперед, вспоминая Машину, которая сверкала, подобно бриллианту чистой воды в короне пламени. Огромную площадку на вершине горы закидали тысячами тонн свежей земли — видимо, чтобы даже память стереть о символе человечества, боровшегося за разум. Ни никто не разровнял неровные кучи: у захватчиков хватало других забот.
Никого не обнаружив, процессия людей и автомобилей отправилась в домик Дана Литтла. Он остался нетронутым. Скорей всего уборку производили автоматы — в комнатах было светло и чисто. Ящик из-под Генератора Пространства стоял в углу гостиной. Адрес: «Институт Семантики», куда Машина собиралась его отправить, выделялся черными буквами на стороне, обращенной к ним лицом. Госсейн всплеснул руками, как бы пораженный мыслью, пришедшей в голову.
— Может быть, там?
До зубов вооруженная армия двинулась по широкому проспекту бывшего города Машины. Флотилии робопланов затмили собой небо. Над ними, подобно коршунам, висели космические корабли, готовые открыть огонь по первому сигналу. Робопланы неслись по параллельным улицам. Отряды охраны со всех сторон окружили знаменитую площадь и кинулись внутрь здания через многочисленные двери. Остановившись перед центральным входом, Торсон указал рукой на надпись, выбитую в мраморе. Чувствуя торжественность минуты, Госсейн прочитал древнее изречение:
СОМНЕНИЕ — ПИК ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО РАЗУМА
Ему показалось, что из глубины веков до него донесся тихий вздох. Эта фраза говорила о реальности окружающего мира. Бесчисленные миллионы людей жили и умирали, даже не подозревая, что слепая вера мешает им видеть жизнь такой, какой она является на самом деле.
К Торсону подбежали несколько солдат. Один из них заговорил с ним на языке, состоящем почти из одних гласных. Гигант повернулся к Госсейну.
— Там никого нет, — сказал он.
Госсейн не ответил. «Никого нет», — эхом отдалось в мозгу, впрочем, он заранее мог предположить, что ни один ученый не останется в стороне, когда человечеству грозит опасность.
Торсон сделал знак охраннику, который нес вибратор, и Госсейн неожиданно почувствовал, как к ему потянулись нити энергии. Торсон посмотрел на него.
— Простая мера предосторожности, — сказал он. — Мы выключим прибор, когда войдем в здание.
Госсейн встрепенулся.
— Вы хотите войти?
— Я разнесу дворец на мелкие кусочки, — ответил Торсон. — В нем могут быть потайные комнаты.
Он повысил голос, отдавая какие-то распоряжения. Началась суматоха. Люди поочередно подбегали к нему с докладами. Они говорили все на том же непонятном языке, и Госсейн представления не имел, что происходит, пока Торсон не повернулся к нему, хмуро улыбаясь.
— В одной из лабораторий работает какой-то старик, — объяснил он. — Непонятно, как мы не заметили его раньше, но… — Он нетерпеливо махнул рукой. — Я приказал не трогать его, вплоть до моих дальнейших распоряжений.
Госсейн не усомнился в правильности перевода. Торсон был бледен. Гигант стоял молча, что-то обдумывая и мрачнея с каждой минутой.
— Риск слишком велик, — пробормотал он. — Мы, конечно, войдем, но…
По массивным золотым ступеням они поднялись к платиновым в драгоценных камнях дверям и прошли в просторный холл. Каждый дюйм стен и куполообразного потолка помещения сверкал, усыпанный миллионами бриллиантов. Эффект создавался потрясающий, и Госсейн подумал, что архитекторы несколько переусердствовали. Дворец строился в то время, когда необходимо было убедить человечество, что так называемые драгоценные камни и металлы, ранее служившие признаком богатства, не более чем обыкновенные редкие минералы. С тех пор прошло сто лет.
Они пересекли комнату, выложенную рубинами, поднялись по изумрудной лестнице, и очутившись в зале со стенами из чистого серебра, остановились перед коридором, широко известным своим пластиком, который ничем не отличался от опала. Повсюду сновали солдаты, и Госсейном овладело отчаяние. Торсон указал рукой на дверь в конце коридора.
— Он там.
Госсейну показалось, что все это происходит с ним во сне. Он открыл рот, собираясь спросить: «А у него есть борода?», но не смог издать ни звука. «Что же мне делать?» — в отчаянии подумал он.
Торсон кивнул.
— Его охраняют мои люди. Сейчас все зависит от вас одного. Пойдите и скажите ему, что здание окружено, а наши приборы не регистрируют наличие атомной энергии, так что он бессилен. Сопротивление бесполезно. — Вытянувшись во весь рост, он посмотрел на своего пленника сверху вниз. — Госсейн, — проревел он, — я вас предупреждаю, ни одного лишнего движения. Я уничтожу и Землю, и Венеру, если произойдет что-нибудь непредвиденное.
Звериная ярость угрозы вызвала у Госсейна ответную реакцию, помогла избавиться от охватившего его оцепенения. Они с ненавистью уставились друг на друга. Торсон первым нарушил молчание и рассмеялся, разряжая обстановку.
— Ну ладно, ладно, — произнес он. — Считайте, что оба мы погорячились. Слишком много поставлено на карту. Но помните, это вопрос жизни и смерти. — Он скрипнул зубами. — Не теряйте времени!
Госсейн почувствовал леденящий холод внутри — ощущение, которое могло возникнуть только в результате неправильной работы нервной системы. Его мускулы непроизвольно напряглись. Он пошел вперед.
— Может быть, Крэнг и есть неизвестный космический шахматист?
Патриция ответила мгновенно:
— Нет.
— Откуда вы знаете?
— Он показывал мне свои детские фотографии.
— Подделка, — предположил Госсейн.
Она промолчала, и, выждав несколько секунд, он переменил тему разговора.
— Кем был ваш отец?
— Мой отец, — тихо ответила она, — считал, что Машина несправедливо отказала ему в продвижении, несмотря на его незаурядные знания и огромный опыт. Когда я была маленькая, я разделяла его негодование и даже решила не проходить курс нуль-А обучения. Но он зашел слишком далеко. Я начала понимать, что за необыкновенной личностью — а в этом вы вряд ли можете ему отказать — кроется человек, который безразлично относится к последствию своих поступков, и тайно взбунтовалась. Когда полтора года назад на сцене появился Элдред, сделавший неслыханно быструю карьеру в дипломатических кругах Великой Империи, я впервые вошла в контакт с Галактической Лигой.
— Он представитель Лиги?
— Нет. — В голосе ее прозвучала гордость. — Элдред Крэнг — это Элдред Крэнг, человек уникальный. Но на Лигу я вышла через него.
— И стали ее агентом?
— В каком-то смысле да.
— Что вы имеете в виду?
— Лига, — ответила Патриция, — обладает множеством недостатков. Принятие определенных решений зависит от отношения к проблеме отдельных содружеств. Вы не представляете, как легко пожертвовать одной звездной системой ради общего спокойствия. Я никогда об этом не забывала и делала все возможное для Земли и только для Земли, пользуясь привилегиями агента Лиги. Содружествам известно наше нуль-А учение, но им не удалось привить его нигде по всей галактике. Различные правительства отождествляют его с пацифизмом и просто не могут поверить, что на свете существует такая полная гармония мыслей, при которой человек мгновенно приспосабливается к обстановке, включая военную.
Госсейн кивнул, вспоминая рассказ Торсона. Он давно понял, почему Энро выбрал для вторжения отдаленную Солнечную систему. Уничтожение мирных жителей, в нарушение всех договоров Лиги, неизбежно приведет к межзвездной войне, о которой император давно мечтал.
— Именно Элдред, — продолжала Патриция, — обнаружил, что в результате аварии великий ученый, директор Института Семантики, превратился в кровожадного маньяка, которого вы знали под именем «X». Он думал, что Лавуазье выздоровеет и станет неоценимым союзником, но, к сожалению, ошибся.
Опять Элдред. Госсейн вздохнул.
Молчание затянулось. С каждой минутой Госсейн мрачнел все больше. Он не строил никаких иллюзий. Жадность Торсона заставила его свернуть в сторону от намеченной цели, но это лишь спокойствие перед бурей. Получив короткую передышку, венериане успеют как следует вооружиться, а у Лиги появится несколько недель, в течение которых они могут понять, что Энро собирается развязать галактическую войну. Торсон постарается как можно дольше вести двойную игру, но если только он почувствует, что его жизни грозит опасность, то мгновенно отдаст приказ и превратит Венеру в атомную пустыню.
Нет, нельзя ожидать чуда и сидеть сложа руки, полагаясь только на неизвестного. Каким бы могуществом тот ни обладал, он мог рассчитывать лишь на несведущих помощников, вроде Госсейна, которые вряд ли могли противостоять кровожадной Галактической Империи. Надо что-то предпринять.
В эту минуту в голове его созрел отчаянный план действий.
32
Еще через два дня, сидя в темной лаборатории, он совместил два луча света без помощи Генератора Пространства. Когда Госсейна попросили объяснить, что он чувствовал, ответ получился невразумительным: «Двигаешь рукой, как загипнотизированный, а кажется, что это делает за тебя кто-то другой». Его нервная система получила новый импульс; сознание расширилось.
Шло время, странные покалывания в организме становились явственней, он учился контролировать свои ощущения. Он стал различать всевозможные энергии, движение, предметы и вскоре мог назвать каждый из них с закрытыми глазами и не задумываясь. В присутствии людей тепло разливалось по всему его телу. Он реагировал на неизмеримо ничтожные импульсы, а на шестой день выделял доктора Кэра из окружающих по исходившей от него «дружелюбности». К тому же он заметил, что легко воспринимает волнение психиатра за его дальнейшую судьбу.
Поняв, что получил возможность разбираться в эмоциях, Госсейн тут же принялся за Крэнга, Торсона и Прескотта. Ненавидел его один лишь Прескотт. «Он никогда не забудет, — подумал Госсейн, — о пережитом страхе и о том, как я обманул его тогда во дворце». Торсон был самым настоящим Макиавелли, оставаясь строго нейтральным в отношении к пленнику. Крайняя осторожность сочеталась в нем с решительностью. Крэнг вообще не давал волю чувствам. Видимо, галактический агент постоянно находился в напряжении и боялся раскрыться даже перед самим собой.
Больше всех его поразила Патриция. Ничего. Вновь и вновь он пытался войти в контакт с ее нервной системой. Безрезультатно. В конце концов Госсейн решил, что он в состоянии воспринимать лишь мужское начало.
В течение последующих дней он разработал свой план до мельчайших подробностей. Поразмыслив, он пришел к выводу, что картину создавшегося положения обрисовали ему люди, пользующиеся чисто Аристотелевыми представлениями и понятиями. Нельзя забывать, что даже Крэнг не получил в детстве воспитания, позволяющего добиться полного контроля над мозгом.
В рассуждениях Госсейна имелись неувязки, но одновременно многое становилось понятным. Загадочный незнакомец теперь уже казался ему не всемогущим волшебником, а самым обычным человеком, открывшим тайну бессмертия, который пытался по мере сил бороться с галактической империей. Не вызывайте сомнений, что его мало беспокоит, уничтожат или нет очередное тело Гилберта Госсейна. В крайнем случае он просто смирится с поражением и начнет новую разработку, исходя из сложившийся ситуации.
Ну и черт с ним!
В полдень того дня, когда проводился эксперимент с большим кубиком, Госсейн решил отключить вибратор. Его поразила сложность схем и множество самых разнообразных волновых энергий, пульсирующих по бесконечным трубочкам. В конце концов он добился своего и, взяв прибор в руки, теперь уже попытался одновременно нейтрализовать его и запомнить атомную структуру пола, на котором стоял. У него ничего не вышло. Он мог контролировать либо вибратор, либо пол, но не то и другое вместе. И заговорщики это прекрасно знали.
На девятнадцатый день ему дали металлический стержень из сверхпрочной электронной стали, а в противоположном конце лаборатории поместили небольшой генератор. Сейчас он уже действовал осмысленно. Молния — казалось, вылетевшая из руки — полоснула по стене, потолку, энергетическому экрану, за которым стояли наблюдатели. Содрогнувшись, Госсейн прервал совпадение энергий до двадцатого десятичного знака и, не сопротивляясь, отдал стержень специально посланному за ним солдату. Только тогда Торсон вышел из-за экрана. У гиганта было явно хорошее настроение.
— Что ж, мистер Госсейн, — сказал он с уважением в голосе, — с нашей стороны просто глупо продолжать дальнейшее обучение. Не то чтобы я не доверял вам… — Он рассмеялся. — В конце концов я уверен, что теперь вам под силу разыскать нужного нам человека. — Он резко переменил тему разговора. — Мы вылетаем на Землю. Укладывайтесь. В вашем распоряжении ровно час.
Госсейн рассеянно кивнул. Через несколько минут у дверей лифта он смотрел, как трое солдат осторожно заносят внутрь вибратор. Прескотт жестом пригласил его зайти в кабинку. Солдаты столпились гурьбой в тесном пространстве; Прескотт подошел к панели управления. Резким, конвульсивным движением Госсейн обхватил его за плечи и изо всех сил ударил головой о металлическую стенку. Выхватывая бластер из кобуры, он отпустил безжизненно падающее тело и нажал первую попавшуюся трубочку.
Как всегда, сознание на мгновение помутилось. Когда он пришел в себя, из его бластера вылетела огненная струя и охранники свалились как подкошенные.
Первая стадия отчаянного плана увенчалась полным успехом.
Шло время, странные покалывания в организме становились явственней, он учился контролировать свои ощущения. Он стал различать всевозможные энергии, движение, предметы и вскоре мог назвать каждый из них с закрытыми глазами и не задумываясь. В присутствии людей тепло разливалось по всему его телу. Он реагировал на неизмеримо ничтожные импульсы, а на шестой день выделял доктора Кэра из окружающих по исходившей от него «дружелюбности». К тому же он заметил, что легко воспринимает волнение психиатра за его дальнейшую судьбу.
Поняв, что получил возможность разбираться в эмоциях, Госсейн тут же принялся за Крэнга, Торсона и Прескотта. Ненавидел его один лишь Прескотт. «Он никогда не забудет, — подумал Госсейн, — о пережитом страхе и о том, как я обманул его тогда во дворце». Торсон был самым настоящим Макиавелли, оставаясь строго нейтральным в отношении к пленнику. Крайняя осторожность сочеталась в нем с решительностью. Крэнг вообще не давал волю чувствам. Видимо, галактический агент постоянно находился в напряжении и боялся раскрыться даже перед самим собой.
Больше всех его поразила Патриция. Ничего. Вновь и вновь он пытался войти в контакт с ее нервной системой. Безрезультатно. В конце концов Госсейн решил, что он в состоянии воспринимать лишь мужское начало.
В течение последующих дней он разработал свой план до мельчайших подробностей. Поразмыслив, он пришел к выводу, что картину создавшегося положения обрисовали ему люди, пользующиеся чисто Аристотелевыми представлениями и понятиями. Нельзя забывать, что даже Крэнг не получил в детстве воспитания, позволяющего добиться полного контроля над мозгом.
В рассуждениях Госсейна имелись неувязки, но одновременно многое становилось понятным. Загадочный незнакомец теперь уже казался ему не всемогущим волшебником, а самым обычным человеком, открывшим тайну бессмертия, который пытался по мере сил бороться с галактической империей. Не вызывайте сомнений, что его мало беспокоит, уничтожат или нет очередное тело Гилберта Госсейна. В крайнем случае он просто смирится с поражением и начнет новую разработку, исходя из сложившийся ситуации.
Ну и черт с ним!
В полдень того дня, когда проводился эксперимент с большим кубиком, Госсейн решил отключить вибратор. Его поразила сложность схем и множество самых разнообразных волновых энергий, пульсирующих по бесконечным трубочкам. В конце концов он добился своего и, взяв прибор в руки, теперь уже попытался одновременно нейтрализовать его и запомнить атомную структуру пола, на котором стоял. У него ничего не вышло. Он мог контролировать либо вибратор, либо пол, но не то и другое вместе. И заговорщики это прекрасно знали.
На девятнадцатый день ему дали металлический стержень из сверхпрочной электронной стали, а в противоположном конце лаборатории поместили небольшой генератор. Сейчас он уже действовал осмысленно. Молния — казалось, вылетевшая из руки — полоснула по стене, потолку, энергетическому экрану, за которым стояли наблюдатели. Содрогнувшись, Госсейн прервал совпадение энергий до двадцатого десятичного знака и, не сопротивляясь, отдал стержень специально посланному за ним солдату. Только тогда Торсон вышел из-за экрана. У гиганта было явно хорошее настроение.
— Что ж, мистер Госсейн, — сказал он с уважением в голосе, — с нашей стороны просто глупо продолжать дальнейшее обучение. Не то чтобы я не доверял вам… — Он рассмеялся. — В конце концов я уверен, что теперь вам под силу разыскать нужного нам человека. — Он резко переменил тему разговора. — Мы вылетаем на Землю. Укладывайтесь. В вашем распоряжении ровно час.
Госсейн рассеянно кивнул. Через несколько минут у дверей лифта он смотрел, как трое солдат осторожно заносят внутрь вибратор. Прескотт жестом пригласил его зайти в кабинку. Солдаты столпились гурьбой в тесном пространстве; Прескотт подошел к панели управления. Резким, конвульсивным движением Госсейн обхватил его за плечи и изо всех сил ударил головой о металлическую стенку. Выхватывая бластер из кобуры, он отпустил безжизненно падающее тело и нажал первую попавшуюся трубочку.
Как всегда, сознание на мгновение помутилось. Когда он пришел в себя, из его бластера вылетела огненная струя и охранники свалились как подкошенные.
Первая стадия отчаянного плана увенчалась полным успехом.
33
Расстегнув молнию, Госсейн снял с себя комбинезон. Он подозревал, что в ткань вшиты были различные электронные приспособления, а с помощью одного из них — он твердо это знал — не составляло труда парализовать человека на расстоянии. Раздевшись, он почувствовал облегчение, но прежде чем начать действовать, быстро переоделся в костюм Прескотта.
Первая остановки ему требовалась только для того, чтобы избавиться от вибратора. Открыв дверцу лифта, он осторожно вытолкнул прибор, а вслед за ним довольно бесцеремонно вышвырнул четыре трупа. Самое главное — не задерживаться. Нажав на очередную трубочку, он вновь очутился в незнакомом коридоре. Как и в первом, здесь не было ни одной живой души. Госсейн «запомнил» структуру участка пола рядом с шахтой лифта и дал ему кодовое обозначение: один. Пробежав футов сто и свернув за угол, он повторил всю процедуру сначала, поменяв лишь кодовое обозначение на «А». Остановившись, он подумал: «Один!»
В ту же секунду он оказался рядом с лифтом.
Его захлестнуло радостное чувство, подобного которому он никогда раньше не испытывал. Только бы успеть! Кодовые обозначения, которые он дал участкам следующего коридора, были «2» и «Б» соответственно… В четвертом коридоре навстречу ему попался человек. Не задумываясь, Госсейн выстрелил.
Больше он никого не встретил. И хотя он нигде не задерживался, прошло не менее получаса, прежде чем он добился поставленной перед собой цели, «запомнив» десять кодовых названий от единицы, столько же от «А» и, кроме того, все электрические розетки, обозначив их математическими символами.
Пришла пора возвращаться домой. Похоже, побег его пока остался незамеченным. Госсейн заставил себя успокоиться. Не слишком густо, но для отступления у него имелось восемнадцать разных мест, а его дополнительный мозг мог пользоваться энергией из сорока одного источника. Он заметил, что руки его слегка дрожат, а лоб покрылся испариной. Вполне естественная реакция, если учесть, сколько сил пришлось затратить. Не пройдет и тридцати минут, как ему придется дать решительный бой, начать военную кампанию, которую никогда не вел один-единственный человек. Через час станет известно, победит он или погибнет, теперь уже навсегда.
Он открыл дверь и осторожно вошел в комнату. Патриция Харди вскочила с кресла и кинулась ему навстречу.
— О господи, — воскликнула она. — Где вы пропадали? Сюда приходил Элдред.
Не похоже было, что она догадывается о случившемся, но ее тон потряс Госсейна. Внезапно он все понял.
— Крэнг! — Ему показалось, что на него обрушился потолок.
— Он велел передать вам последние инструкции.
— О боже! — вырвалось у Госсейна.
Он почувствовал слабость в ногах. Он все время ждал, надеялся, что им наконец начнут разумно руководить. Он намеренно затягивал выполнение своего плана до самой последней минуты. А теперь… Девушка взволнованно произнесла:
— Он сказал, — голос ее упал до шепота, — чтобы вы притворились, будто вас непреодолимо тянет в Институт Семантики и вошли там в контакт с… с… — Она покачнулась, почти теряя сознание.
Госсейн подхватил ее и потряс за плечи.
— Да, да. С кем?
— С бородачом! — выдохнула она. — Дальше вы будете делать то, что он прикажет. — Она выпрямилась. — Трудно поверить, что Элдред… все время знал о его существовании.
— Но кто он такой?
— Элдред не сказал.
Госсейн еле сдерживался, чтобы не вспылить. В душе его нарастала ярость. Его бросили на произвол судьбы, тем самым вынудив к бессмысленным действиям. Как расхлебать заварившуюся кашу? Огромным усилием воли он заставил себя собраться с мыслями. Патриция не должна подозревать, что произошло, по крайней мере до тех пор, пока всего не расскажет.
— Что задумал Крэнг?
— Торсона необходимо убрать.
— Понятно. А потом?
— Элдред, как его первый помощник, примет командование армией. — Она говорила быстро, взахлеб. — В нашем секторе галактики под началом Торсона сто миллионов солдат. Если Энро их лишится, ему потребуется не меньше года, чтобы организовать новое нападение на Солнечную систему.
Госсейн бессильно опустился на ближайшее кресло. По своей логической завершенности блестящий план Крэнга был бесподобен. Сам Госсейн тоже намеревался убить Торсона, но он заранее предполагал, что такая попытка обречена на провал, и стремился в основном уничтожить галактическую базу. Да, ему оставалось лишь восхищаться Крэнгом. Теперь понятно, почему тот ни во что не вмешивался и не попытался предупредить жителей Венеры.
— Элдред считает, — вновь заговорила Патриция Харди, — что Торсон обезопасил себя со всех сторон, и здесь вам не удастся с ним покончить. На него следует напасть где-нибудь в другом месте.
Госсейн устало кивнул. Если разобраться, план Крэнга был не менее отчаянным, чем его собственный. И столь же неопределенным. Он поднял голову.
— Больше Элдред ничего не сказал?
— Нет.
«Не слишком ли много от меня хотят, — с горечью подумал Госсейн, — в очередной раз требуя слепого повиновения?» Допустим даже, он сумеет выполнить задание Крэнга. Для этого ему прежде всего придется сдаться в плен и хотя бы для виду оказать сопротивление. А значит, все, чего он добился, пошло насмарку. За ним установят куда более тщательное наблюдение, и ему останется лишь надеяться на неизвестного бородача, который якобы может помешать захватчикам. Он посмотрел на девушку.
— Патриция, кто такой Крэнг?
Она не отвела взгляда.
— Неужели не догадываетесь?
— Не знаю, — ответил Госсейн. — Мне трудно понять, как ему удалось добиться столь высокого положения. Но если среди галактических цивилизаций много таких, как он, лучше нам перейти к их системе общего образования.
— Все значительно проще, — спокойно ответила девушка. — Крэнг — землянин, и пять лет тому назад, работая на Венере детективом, заподозрил своего помощника, который явно не прошел курса нуль-А обучения. Вполне естественно, ведь его подослал Прескотт. Именно тогда Элдред впервые узнал о заговоре, но решил вести себя крайне осторожно и даже никого не предупредил, прекрасно понимая, что противника нельзя недооценивать. Следующие несколько лет он провел в космосе, на службе Великой Империи, приспосабливаясь к обстановке, входя в доверие к вышестоящим, безжалостно расправляясь с конкурентами, не останавливаясь ни перед чем, чтобы занять свой высокий пост. Сам он считает, что продолжает вести расследование, которое начал, будучи простым венерианским детективом, и…
— Расследование! — не выдержав, воскликнул Госсейн. От его сомнений не осталось и следа. Элдред Крэнг, простой венерианский нуль-А детектив, предложил план действия, располагая, несомненно, куда более полной информацией, чем Гилберт Госсейн. А следовательно, он поторопился, и теперь ему остается утешаться только тем, что скоро он узнает имя неизвестного, открывшего тайну бессмертия.
Он сделает вид, что сопротивляется, но позволит им довольно быстро захватить себя в плен. Ему придется пережить несколько неприятных минут, в особенности если его будут допрашивать с помощью детектора лжи. Ничего не поделаешь. К счастью, прибор лишь подтверждал правильность ответов, не выдавая иной информации.
В течение последующей баталии Госсейн появился в девяти закодированных цифрами местах, оставив буквенные про запас на тот случай, если придется отвечать на неприятные вопросы. Он был уверен, что в сумятице и неразберихе у них не останется времени на тщательное расследование.
В коридоре под кодовым названием «7», когда нападающие убедилась, что приперли его к стенке, Госсейн устроил короткое замыкание и сдался на милость победителя.
Он испытал огромное облегчение, увидев, что его привели в гостиную Крэнга. Допрос продолжался долго, но вопросы задавали настолько осторожно, что ни разу не удалось детектору лжи поймать его на даче ложных показаний. Закончив, Крэнг наклонился к микрофону и произнес:
— Я думаю, мистер Торсон, что вы можете спокойно отправляться с ним на Землю. Я останусь и наведу здесь порядок.
Госсейн недоумевал, куда подевался Торсон. Естественно, он постарается свести риск к минимуму, но ведь рано или поздно им придется отправиться на поиски вместе. В этом и заключалась вся прелесть ситуации. Тайну бессмертия нельзя было доверить подчиненным, которые тоже могли забыть о своих прямых обязанностях.
Гигант ждал у лифта.
— Так я думал, — сказал он, снисходительно глядя на Госсейна. — Ваш дополнительный мозг достаточно ограничен. Впрочем, теперь понятно, почему на сцене сразу не появился Гилберт Госсейн III. Он никак не мог помещать нашему вторжению на Венеру. Видимо, один человек всегда уязвим, даже когда он обладает относительным бессмертием. Ведь достаточно сбросить атомную бомбу в предполагаемый район его нахождения, и наш герой глазом не успеет моргнуть, как превратится в пыль. — Торсон помахал рукой. — Забудем о Прескотте. Я даже доволен, что так получилось, невелика потеря. Хотя, судя по вашему поведению, вы абсолютно неправильно истолковали мои намерения. — Он пожал плечами. — Я никого не собираюсь убивать, Госсейн. Меня интересует лишь сделанное открытие.
Госсейн промолчал, но он знал, что Торсон лжет. История доказывала, что борьба за власть, убийство слабых, эксплуатация беззащитных были заложены в самой природе Аристотелевой личности, не умеющей контролировать мозг и жить в гармонии с природой. Юлий Цезарь и Помпой, Наполеон, выступивший сначала как защитник родины и превратившийся впоследствии в неуемного агрессора, являлись духовными наставниками Энро, который мечтал завоевать всю галактику.
Даже сейчас, отрицая свое тщеславие, Торсон наверняка строил грандиозные планы, представляя себя в роли какого-нибудь сверхчеловека. Гигант прервал его размышления.
— Пойдемте, — произнес он. — Мы и так потеряли много времени.
Первая остановки ему требовалась только для того, чтобы избавиться от вибратора. Открыв дверцу лифта, он осторожно вытолкнул прибор, а вслед за ним довольно бесцеремонно вышвырнул четыре трупа. Самое главное — не задерживаться. Нажав на очередную трубочку, он вновь очутился в незнакомом коридоре. Как и в первом, здесь не было ни одной живой души. Госсейн «запомнил» структуру участка пола рядом с шахтой лифта и дал ему кодовое обозначение: один. Пробежав футов сто и свернув за угол, он повторил всю процедуру сначала, поменяв лишь кодовое обозначение на «А». Остановившись, он подумал: «Один!»
В ту же секунду он оказался рядом с лифтом.
Его захлестнуло радостное чувство, подобного которому он никогда раньше не испытывал. Только бы успеть! Кодовые обозначения, которые он дал участкам следующего коридора, были «2» и «Б» соответственно… В четвертом коридоре навстречу ему попался человек. Не задумываясь, Госсейн выстрелил.
Больше он никого не встретил. И хотя он нигде не задерживался, прошло не менее получаса, прежде чем он добился поставленной перед собой цели, «запомнив» десять кодовых названий от единицы, столько же от «А» и, кроме того, все электрические розетки, обозначив их математическими символами.
Пришла пора возвращаться домой. Похоже, побег его пока остался незамеченным. Госсейн заставил себя успокоиться. Не слишком густо, но для отступления у него имелось восемнадцать разных мест, а его дополнительный мозг мог пользоваться энергией из сорока одного источника. Он заметил, что руки его слегка дрожат, а лоб покрылся испариной. Вполне естественная реакция, если учесть, сколько сил пришлось затратить. Не пройдет и тридцати минут, как ему придется дать решительный бой, начать военную кампанию, которую никогда не вел один-единственный человек. Через час станет известно, победит он или погибнет, теперь уже навсегда.
Он открыл дверь и осторожно вошел в комнату. Патриция Харди вскочила с кресла и кинулась ему навстречу.
— О господи, — воскликнула она. — Где вы пропадали? Сюда приходил Элдред.
Не похоже было, что она догадывается о случившемся, но ее тон потряс Госсейна. Внезапно он все понял.
— Крэнг! — Ему показалось, что на него обрушился потолок.
— Он велел передать вам последние инструкции.
— О боже! — вырвалось у Госсейна.
Он почувствовал слабость в ногах. Он все время ждал, надеялся, что им наконец начнут разумно руководить. Он намеренно затягивал выполнение своего плана до самой последней минуты. А теперь… Девушка взволнованно произнесла:
— Он сказал, — голос ее упал до шепота, — чтобы вы притворились, будто вас непреодолимо тянет в Институт Семантики и вошли там в контакт с… с… — Она покачнулась, почти теряя сознание.
Госсейн подхватил ее и потряс за плечи.
— Да, да. С кем?
— С бородачом! — выдохнула она. — Дальше вы будете делать то, что он прикажет. — Она выпрямилась. — Трудно поверить, что Элдред… все время знал о его существовании.
— Но кто он такой?
— Элдред не сказал.
Госсейн еле сдерживался, чтобы не вспылить. В душе его нарастала ярость. Его бросили на произвол судьбы, тем самым вынудив к бессмысленным действиям. Как расхлебать заварившуюся кашу? Огромным усилием воли он заставил себя собраться с мыслями. Патриция не должна подозревать, что произошло, по крайней мере до тех пор, пока всего не расскажет.
— Что задумал Крэнг?
— Торсона необходимо убрать.
— Понятно. А потом?
— Элдред, как его первый помощник, примет командование армией. — Она говорила быстро, взахлеб. — В нашем секторе галактики под началом Торсона сто миллионов солдат. Если Энро их лишится, ему потребуется не меньше года, чтобы организовать новое нападение на Солнечную систему.
Госсейн бессильно опустился на ближайшее кресло. По своей логической завершенности блестящий план Крэнга был бесподобен. Сам Госсейн тоже намеревался убить Торсона, но он заранее предполагал, что такая попытка обречена на провал, и стремился в основном уничтожить галактическую базу. Да, ему оставалось лишь восхищаться Крэнгом. Теперь понятно, почему тот ни во что не вмешивался и не попытался предупредить жителей Венеры.
— Элдред считает, — вновь заговорила Патриция Харди, — что Торсон обезопасил себя со всех сторон, и здесь вам не удастся с ним покончить. На него следует напасть где-нибудь в другом месте.
Госсейн устало кивнул. Если разобраться, план Крэнга был не менее отчаянным, чем его собственный. И столь же неопределенным. Он поднял голову.
— Больше Элдред ничего не сказал?
— Нет.
«Не слишком ли много от меня хотят, — с горечью подумал Госсейн, — в очередной раз требуя слепого повиновения?» Допустим даже, он сумеет выполнить задание Крэнга. Для этого ему прежде всего придется сдаться в плен и хотя бы для виду оказать сопротивление. А значит, все, чего он добился, пошло насмарку. За ним установят куда более тщательное наблюдение, и ему останется лишь надеяться на неизвестного бородача, который якобы может помешать захватчикам. Он посмотрел на девушку.
— Патриция, кто такой Крэнг?
Она не отвела взгляда.
— Неужели не догадываетесь?
— Не знаю, — ответил Госсейн. — Мне трудно понять, как ему удалось добиться столь высокого положения. Но если среди галактических цивилизаций много таких, как он, лучше нам перейти к их системе общего образования.
— Все значительно проще, — спокойно ответила девушка. — Крэнг — землянин, и пять лет тому назад, работая на Венере детективом, заподозрил своего помощника, который явно не прошел курса нуль-А обучения. Вполне естественно, ведь его подослал Прескотт. Именно тогда Элдред впервые узнал о заговоре, но решил вести себя крайне осторожно и даже никого не предупредил, прекрасно понимая, что противника нельзя недооценивать. Следующие несколько лет он провел в космосе, на службе Великой Империи, приспосабливаясь к обстановке, входя в доверие к вышестоящим, безжалостно расправляясь с конкурентами, не останавливаясь ни перед чем, чтобы занять свой высокий пост. Сам он считает, что продолжает вести расследование, которое начал, будучи простым венерианским детективом, и…
— Расследование! — не выдержав, воскликнул Госсейн. От его сомнений не осталось и следа. Элдред Крэнг, простой венерианский нуль-А детектив, предложил план действия, располагая, несомненно, куда более полной информацией, чем Гилберт Госсейн. А следовательно, он поторопился, и теперь ему остается утешаться только тем, что скоро он узнает имя неизвестного, открывшего тайну бессмертия.
Он сделает вид, что сопротивляется, но позволит им довольно быстро захватить себя в плен. Ему придется пережить несколько неприятных минут, в особенности если его будут допрашивать с помощью детектора лжи. Ничего не поделаешь. К счастью, прибор лишь подтверждал правильность ответов, не выдавая иной информации.
В течение последующей баталии Госсейн появился в девяти закодированных цифрами местах, оставив буквенные про запас на тот случай, если придется отвечать на неприятные вопросы. Он был уверен, что в сумятице и неразберихе у них не останется времени на тщательное расследование.
В коридоре под кодовым названием «7», когда нападающие убедилась, что приперли его к стенке, Госсейн устроил короткое замыкание и сдался на милость победителя.
Он испытал огромное облегчение, увидев, что его привели в гостиную Крэнга. Допрос продолжался долго, но вопросы задавали настолько осторожно, что ни разу не удалось детектору лжи поймать его на даче ложных показаний. Закончив, Крэнг наклонился к микрофону и произнес:
— Я думаю, мистер Торсон, что вы можете спокойно отправляться с ним на Землю. Я останусь и наведу здесь порядок.
Госсейн недоумевал, куда подевался Торсон. Естественно, он постарается свести риск к минимуму, но ведь рано или поздно им придется отправиться на поиски вместе. В этом и заключалась вся прелесть ситуации. Тайну бессмертия нельзя было доверить подчиненным, которые тоже могли забыть о своих прямых обязанностях.
Гигант ждал у лифта.
— Так я думал, — сказал он, снисходительно глядя на Госсейна. — Ваш дополнительный мозг достаточно ограничен. Впрочем, теперь понятно, почему на сцене сразу не появился Гилберт Госсейн III. Он никак не мог помещать нашему вторжению на Венеру. Видимо, один человек всегда уязвим, даже когда он обладает относительным бессмертием. Ведь достаточно сбросить атомную бомбу в предполагаемый район его нахождения, и наш герой глазом не успеет моргнуть, как превратится в пыль. — Торсон помахал рукой. — Забудем о Прескотте. Я даже доволен, что так получилось, невелика потеря. Хотя, судя по вашему поведению, вы абсолютно неправильно истолковали мои намерения. — Он пожал плечами. — Я никого не собираюсь убивать, Госсейн. Меня интересует лишь сделанное открытие.
Госсейн промолчал, но он знал, что Торсон лжет. История доказывала, что борьба за власть, убийство слабых, эксплуатация беззащитных были заложены в самой природе Аристотелевой личности, не умеющей контролировать мозг и жить в гармонии с природой. Юлий Цезарь и Помпой, Наполеон, выступивший сначала как защитник родины и превратившийся впоследствии в неуемного агрессора, являлись духовными наставниками Энро, который мечтал завоевать всю галактику.
Даже сейчас, отрицая свое тщеславие, Торсон наверняка строил грандиозные планы, представляя себя в роли какого-нибудь сверхчеловека. Гигант прервал его размышления.
— Пойдемте, — произнес он. — Мы и так потеряли много времени.
34
«Дав предмету название, вы поступили неверно…»
Кресло — не просто кресло. Это — структура необычайно сложная: химическая, атомная, электронная и т.д.
Следовательно, если вы думаете о нем как о кресле, вы ограничиваете свою нервную систему — как на то указал Коржибский — одним определением. Общая сумма таких определений по отношению к разным предметам делает человека нестабильным, неврастеничным, а иногда сводит с ума.
Аноним
Город Машины изменился до неузнаваемости. Здесь шла битва, и повсюду стояли разрушенные строения. Когда они очутились во дворце, Госсейн понял, почему последние несколько дней Торсон провел на Венере.
От здания осталась лишь пустая коробка. Госсейн шел по полуобвалившимся коридорам, входил в комнаты без потолка и испытывал ностальгию по добрым старым временам, когда беда еще не обрушилась на цивилизацию. Непрекращающиеся выстрелы со стороны далеких улиц как бы служили фоном мрачной картине опустошения, раздражали, вызывали неприятные воспоминания.
— Здесь не лучше, чем на Венере, — резко ответил на его вопрос Торсон. — Они сопротивляются, как дикие безмозглые животные.
— Один из нуль-А законов, — бесстрастно заметил Госсейн, — необходимость полного приспособления окружающей среде.
— А-а! — раздраженно протянул Торсон и тут же переменил тему разговора. — Вы что-нибудь чувствуете?
Госсейн покачал головой.
— Ничего, — честно признался он.
Они вошли в комнату Патриции. Огромная дыра зияла в стене, где раньше находился Генератор Пространства. Куски выбитых стекол валялись на полу. Сквозь пустые рамы Госсейн посмотрел вперед, вспоминая Машину, которая сверкала, подобно бриллианту чистой воды в короне пламени. Огромную площадку на вершине горы закидали тысячами тонн свежей земли — видимо, чтобы даже память стереть о символе человечества, боровшегося за разум. Ни никто не разровнял неровные кучи: у захватчиков хватало других забот.
Никого не обнаружив, процессия людей и автомобилей отправилась в домик Дана Литтла. Он остался нетронутым. Скорей всего уборку производили автоматы — в комнатах было светло и чисто. Ящик из-под Генератора Пространства стоял в углу гостиной. Адрес: «Институт Семантики», куда Машина собиралась его отправить, выделялся черными буквами на стороне, обращенной к ним лицом. Госсейн всплеснул руками, как бы пораженный мыслью, пришедшей в голову.
— Может быть, там?
До зубов вооруженная армия двинулась по широкому проспекту бывшего города Машины. Флотилии робопланов затмили собой небо. Над ними, подобно коршунам, висели космические корабли, готовые открыть огонь по первому сигналу. Робопланы неслись по параллельным улицам. Отряды охраны со всех сторон окружили знаменитую площадь и кинулись внутрь здания через многочисленные двери. Остановившись перед центральным входом, Торсон указал рукой на надпись, выбитую в мраморе. Чувствуя торжественность минуты, Госсейн прочитал древнее изречение:
СОМНЕНИЕ — ПИК ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО РАЗУМА
Ему показалось, что из глубины веков до него донесся тихий вздох. Эта фраза говорила о реальности окружающего мира. Бесчисленные миллионы людей жили и умирали, даже не подозревая, что слепая вера мешает им видеть жизнь такой, какой она является на самом деле.
К Торсону подбежали несколько солдат. Один из них заговорил с ним на языке, состоящем почти из одних гласных. Гигант повернулся к Госсейну.
— Там никого нет, — сказал он.
Госсейн не ответил. «Никого нет», — эхом отдалось в мозгу, впрочем, он заранее мог предположить, что ни один ученый не останется в стороне, когда человечеству грозит опасность.
Торсон сделал знак охраннику, который нес вибратор, и Госсейн неожиданно почувствовал, как к ему потянулись нити энергии. Торсон посмотрел на него.
— Простая мера предосторожности, — сказал он. — Мы выключим прибор, когда войдем в здание.
Госсейн встрепенулся.
— Вы хотите войти?
— Я разнесу дворец на мелкие кусочки, — ответил Торсон. — В нем могут быть потайные комнаты.
Он повысил голос, отдавая какие-то распоряжения. Началась суматоха. Люди поочередно подбегали к нему с докладами. Они говорили все на том же непонятном языке, и Госсейн представления не имел, что происходит, пока Торсон не повернулся к нему, хмуро улыбаясь.
— В одной из лабораторий работает какой-то старик, — объяснил он. — Непонятно, как мы не заметили его раньше, но… — Он нетерпеливо махнул рукой. — Я приказал не трогать его, вплоть до моих дальнейших распоряжений.
Госсейн не усомнился в правильности перевода. Торсон был бледен. Гигант стоял молча, что-то обдумывая и мрачнея с каждой минутой.
— Риск слишком велик, — пробормотал он. — Мы, конечно, войдем, но…
По массивным золотым ступеням они поднялись к платиновым в драгоценных камнях дверям и прошли в просторный холл. Каждый дюйм стен и куполообразного потолка помещения сверкал, усыпанный миллионами бриллиантов. Эффект создавался потрясающий, и Госсейн подумал, что архитекторы несколько переусердствовали. Дворец строился в то время, когда необходимо было убедить человечество, что так называемые драгоценные камни и металлы, ранее служившие признаком богатства, не более чем обыкновенные редкие минералы. С тех пор прошло сто лет.
Они пересекли комнату, выложенную рубинами, поднялись по изумрудной лестнице, и очутившись в зале со стенами из чистого серебра, остановились перед коридором, широко известным своим пластиком, который ничем не отличался от опала. Повсюду сновали солдаты, и Госсейном овладело отчаяние. Торсон указал рукой на дверь в конце коридора.
— Он там.
Госсейну показалось, что все это происходит с ним во сне. Он открыл рот, собираясь спросить: «А у него есть борода?», но не смог издать ни звука. «Что же мне делать?» — в отчаянии подумал он.
Торсон кивнул.
— Его охраняют мои люди. Сейчас все зависит от вас одного. Пойдите и скажите ему, что здание окружено, а наши приборы не регистрируют наличие атомной энергии, так что он бессилен. Сопротивление бесполезно. — Вытянувшись во весь рост, он посмотрел на своего пленника сверху вниз. — Госсейн, — проревел он, — я вас предупреждаю, ни одного лишнего движения. Я уничтожу и Землю, и Венеру, если произойдет что-нибудь непредвиденное.
Звериная ярость угрозы вызвала у Госсейна ответную реакцию, помогла избавиться от охватившего его оцепенения. Они с ненавистью уставились друг на друга. Торсон первым нарушил молчание и рассмеялся, разряжая обстановку.
— Ну ладно, ладно, — произнес он. — Считайте, что оба мы погорячились. Слишком много поставлено на карту. Но помните, это вопрос жизни и смерти. — Он скрипнул зубами. — Не теряйте времени!
Госсейн почувствовал леденящий холод внутри — ощущение, которое могло возникнуть только в результате неправильной работы нервной системы. Его мускулы непроизвольно напряглись. Он пошел вперед.