— Вы узнаете их? Хотя бы кого-либо из них?
— Да. Я знаю их всех.
Подсудимые шумно задвигались, а Нэррл даже вжался в сиденье, как будто на него давила неведомая сила.
— Прошу соблюдать порядок, — выкрикнул судья, обращая взгляд на подсудимых.
Прокурор тем временем продолжал:
— Присутствовал ли кто-либо из обвиняемых, когда вы шли по причалу космопорта, поднимались в лифте и входили в звездолет?
Человек почувствовал, что напряжение охватило всех сидящих в зале людей-животных. Многие затаили дыхание, ожидая, что ответ будет положительным. Модиун же обернулся к судье.
— Ваша честь, полагаю, что моему ответу придается немаловажное значение. Считаю, что каждый из присутствующих даже уверен, что мой положительный ответ повредит подсудимым. Вы-то сами тоже так считаете?
Длинное и худое существо дернулось в его сторону.
— Единственная задача свидетеля, — проговорило оно, — правдиво отвечать на задаваемые вопросы. А выводы я сделаю в соответствии с логикой, которой оперируют судьи.
— Тем не менее, — настаивал Модиун, — вы принадлежите к небольшой группе людей-животных, которая в настоящее время g`ub`rhk` все важнейшие посты и позиции, включая право на судебное разбирательство. Поэтому я подозреваю, что ваше судопроизводство не может быть беспристрастным. Если вы меня в этом переубедите, то я буду счастлив ответить на этот вопрос.
— Заверяю, что оно будет беспристрастным, — ответил судья.
Но Модиун покачал головой.
— Боюсь, что вы меня не совсем поняли. На словах заявить это может каждый. Но как вы можете доказать, что, принадлежа к захватившему власть меньшинству, непредвзято отнесетесь к подсудимым?
— Боюсь, свидетель, что мне опять придется попросить вас покинуть это кресло…
— Нет, нет, показания я буду давать…
— Ну, хорошо. Так каков же ваш ответ на этот вопрос?
— Обвиняемые были со мной на космодроме, когда я поднимался на звездолет.
— Ааааааа* * *! — дружно воскликнул весь зал.
Судья застучал молотком, призывая к порядку. Когда же вновь наступила тишина, Модиун обратился к адвокату:
— Я понял, что знакомство подсудимых со мной считается важной уликой против них…
— А вы ожидали чего-то иного? — спросил судья, не скрывая своего торжества.
Модиун взглянул на него с сожалением.
— Видите ли, предположение о том, что они сопровождали меня, не имеет никакой связи с обвинением. Допустим, например, что, будучи со мной, они не знали о моих намерениях… Да и вообще, можно развить целую серию разного рода предположений…
Судья обратился к прокурору:
— Продолжайте допрос свидетеля и, в частности, обратите внимание на поставленные им вопросы. В конце концов он, кажется, начинает отвечать правдиво. Заставьте его рассказать всю правду до конца.
Аргумент был веским, и Модиун был вынужден согласиться с такой постановкой вопроса. Впрочем, он бы мог ещё порассуждать о том, что такое правда в философском смысле, но лгать о реальных событиях человек не собирался. Прокурор же таким образом добивался от него признания одной детали за другой.
Наконец Модиун признал, что подсудимым было известно о его намерении пробраться на борт экспедиционного космического корабля. Далее ему пришлось признать, что один из обвиняемых предложил ему это, а другие согласились.
Когда Модиун закончил, судья бросил взгляд на адвоката.
— У вас есть вопросы, мэтр?
— Нет, — ответил тот. — Более того, я вообще не вижу смысла продолжать судебное заседание. Это будет просто потерей времени.
— Абсолютно согласен с вами, — кивнул головой судья. — Встаньте, — обратился он к обвиняемым.
Те нерешительно повиновались, а судья продолжил:
— Слушайте внимательно. Ваша вина подтверждена показаниями свидетеля…
— Эй, послушайте! — воскликнул, вздрогнув, Модиун, но судья проигнорировал его восклицание.
— …и я приказываю отправить вас обратно в камеру…
— А как же присяжные? — закричал Модиун. — Это же суд с присяжными!
— …и держать там неделю. За этот срок может быть подана и рассмотрена апелляция. Если она будет отвергнута, ровно через неделю, начиная с сегодняшнего дня, вы будете подвергнуты смертной казни путем расстрела специальной командой с применением}mepcerhweqjncn оружия «Н».
Он подал знак полицейским, окружавшим приговоренных.
— Уведите.
Затем повернулся к Модиуну и вежливо сказал:
— Мне хотелось бы поблагодарить вас за свидетельские показания, после которых не потребовалось иных формальностей, поскольку они позволили прямо установить вину обвиняемых.
— Ну-ну… — с сомнением пробормотал Модиун.
Однако весь остаток дня после судебного заседания тело его находилось в постоянном напряжении. Это, конечно, было результатом некоего неконтролируемого действия его внутренних желез, которые в данном случае не мог подчинить своему влиянию даже его великолепно философски отточенный мозг. Самое же странное в привязанности его физического тела к Роозбу и остальным заключалось в том, что всех их он встретил совершенно случайно.
«Ведь я же не выбирал их за какие-то особые качества!»
Просто получилось так, что, выбравшись за барьер, Модиун сразу же остановил первую попавшуюся машину с пассажирами и занял в ней свободное место. Вот и все, что было значимого в этой встрече. А ведь в машине могли оказаться совершенно иные люди— животные.
Так что ничего особенного его с ними не связывало.
Тем не менее тело его так и продолжало оставаться разгоряченным более, чем обычно.
Спустя четыре дня после процесса утром в его дверь раздался звонок. Открыв, Модиун увидел вежливого офицера-гиену, который сказал:
— Апелляция приговоренных отклонена. Суд поручил мне сообщить вам об этом, как главному свидетелю.
Модиун уже хотел поблагодарить за информацию и закрыть дверь, как вдруг почувствовал, что кровь бросилась ему в лицо. Возможное ли дело?
— Я хочу посетить приговоренных перед казнью. Это возможно?
— Буду счастлив выяснить для вас это, — почти пропел офицер, — и немедленно сообщу о принятом решении.
Такое действительно оказалось возможным. Ему разрешили посетить осужденных накануне казни, то есть вечером, на шестой день после окончания процесса.
Модиун вынужден был признать, что люди-гиены ведут себя любезно и в рамках закона. У него даже стало рассеиваться прежнее предубеждение против них и мысль, что за всем этим кроется какая— то хитрость, направленная лично против него.
Снаружи тюремная камера напоминала обычную спальню, но дверь в неё была заперта, а напротив находился охранник.
Он внимательно ознакомился с письменным разрешением на свидание, отпер дверь, подождал, пока человек войдет, и снова тщательно её запер.
В первый момент помещение показалось Модиуну пустым, потом с кровати свесилась пара ног… и появился Нэррл, который, усевшись, воскликнул:
— Боже мой! Посмотрите-ка, кто к нам явился!
Это вызвало появление ещё трех пар ног, и три знакомых силуэта людей-животных поднялись с кроватей. Все четверо подошли к нему и пожали руку.
Оглядевшись по сторонам, Модиун понял, что помещение все же nrkhw`erq от других спален, поскольку за рядами коек была ниша, а в ней обычное столовское оборудование.
— Я решил прийти попрощаться с вами, — несколько нерешительно проговорил Модиун.
Крупная слеза покатилась по щеке Роозба. Он был бледен, и щеки ввалились.
— У тебя что-нибудь случилось? — спросил Модиун. — Ведь рано или поздно все покидают этот мир. Так почему же не теперь? То есть я хотел сказать — не завтра?
После этих слов наступила какая-то тревожная тишина. Потом вперед выступил Доолдн. На его лице вспыхнул пятнами румянец, и, явно сдерживая себя, он проговорил, сглотнув слюну:
— Знаешь, старина, у тебя какой-то странный взгляд на вещи. — Затем добавил, нахмурясь: — Скажу тебе прямо, Модиунн, что я никогда не встречал обезьян, подобных тебе. Находясь в свидетельском кресле, ты просто спокойно предавал нас.
— Правда есть правда, — защищался Модиун.
До него наконец дошло, что замечание человека-ягуара никак нельзя было назвать дружеским.
— Ведь ты не сердишься на меня, а? — спросил он.
Красные пятна на лице человека-ягуара увяли. Доолдн глубоко вздохнул.
— Я действительно приходил в бешенство от твоего поведения. Но потом я сказал себе: «Ладно. Что поделаешь, если мой друг обезьяна — совсем безмозглый. Он из тех, кто сдуру кусает себя самого за пятку». После этого мой гнев прошел, и я просто беспомощен перед твоей глупостью и наивностью… Правда, парни?
— Чистейшая правда, — мрачно подтвердили Нэррл и Айчдохз, а Роозб опустил глаза и вытер их рукавом.
Их точка зрения была столь мрачно-бесперспективна, что Модиун даже попытался как-то переубедить их.
— Сколько тебе лет? — спросил он каждого.
Выяснилось, что им от двадцати шести до тридцати трех, причем Роозб оказался самым молодым, а человек-бегемот самым старшим.
Считалось, что дожить они могли до шестидесяти.
— Но вы же прожили уже значительную часть своего срока, почти половину, — утешил их Модиун. — Стоит ли цепляться за оставшееся?
Аргумент его был принят без понимания, а человек-лиса выразил общее мнение:
— И надо же нам было попасть в столь дурацкое положение, став твоими друзьями!
Человек был ошеломлен. Он как-то не связывал эти два обстоятельства.
— Ты хочешь сказать, что в этом есть причина и следствие, — взволнованно заговорил он. — Но это же ложная посылка. Это совсем не так. Сначала совершили нужное, с вашей точки зрения, вы, а потом то же самое проделали люди-гиены. С позиций рационального мышления оба эти случая не связаны. И хотя вы думаете наоборот, это — не так.
Он вдруг ощутил, что друзья его совсем не понимают. Вид у них стал какой-то отсутствующий, но было совершенно ясно, что они недовольны своей судьбой. Тут он почувствовал к ним жалость и продолжал:
— Вы же должны понять, что до сих пор ещё никто не смог определить, в чем заключается смысл жизни. Поэтому каждый вид должен быть сведен в небольшую группу, в которой каждая личность несет в себе всю совокупность генов, то есть генетическую расовую наследственность, и ждать! А поскольку каждый вид в настоящее время представлен на Земле достаточно большим количеством особей, то нет причины цепляться за столь однообразное существование. Bonkme вероятно, что в ходе этой экспедиции, связанной с завоеваниями, вы бы могли погибнуть тем или иным образом.
В этот момент в дверь постучал охранник.
— Свидание окончено! Всем посетителям покинуть помещение! — выкрикнул он в окошечко, прорезанное в металлической двери.
— Одну минуту, — нетерпеливо бросил Модиун и повернулся к друзьям. — Так что же вы об этом думаете?
Совсем уж гигантская слеза скатилась из глаза и потекла по щеке Роозба.
— Прощай, дружище. Не знаю уж, что и сказать тебе, но чувствую одно — намерения твои добрые. — И он протянул ему руку для пожатия.
Модиун глубоко вздохнул, как Доолдн.
— Я начинаю думать, что, если вы так полагаете, вам лучше уйти отсюда вместе со мной. Совершенно ясно, что вам не нравится то, что происходит. Я сообщу властям, что вы считаете наказание неприемлемым. Хорошо?
Вся четверка посмотрела на него с глубоким сожалением, а человек-ягуар жалостливо промолвил:
— Как же мы можем выйти с тобой? Ведь снаружи вооруженная охрана.
Человек махнул рукой.
— Я просто потребую, чтобы она вас выпустила. Совершу минимальное воздействие на мозг стражника, и мы сможем продолжить нашу дискуссию у меня в каюте.
Тут ему в голову пришла мысль, что могут возникнуть всякого рода неприятности. Пожалуй, лучше было бы предварительно поговорить с хозяином нунули. Впрочем, это потребовало бы времени.
— Я снова получил приказ попросить вас проследовать со мной, чтобы встретиться с хозяином нунули. Не будете ли вы столь любезны пойти?
Модиун вышел в коридор, поставил вокруг каюты защитный энергетический барьер и ответил:
— Я готов следовать за вами.
После этого он захлопнул за собой дверь.
Пока лифт поднимал их все выше и выше, Модиун размышлял о том, что жизнь его в значительной степени осложнится, если придется защищать четверых своих спутников и самого себя все оставшееся время путешествия. Впрочем, пока они переходили от одного лифта к другому, ему в голову пришла мысль, что у нунули может оказаться какой-либо вполне приемлемый вариант решения проблемы.
Наконец второй лифт остановился. Человек-гиена бросил взгляд на пульт управления и, когда увидел, как на нем загорелся белый огонек, нажал на кнопку. Дверь бесшумно скользнула в сторону, после чего офицер-гиена сказал:
— Дальше вы пойдете один. Это частная беседа.
Едва Модиун переступил порог лифта, дверь за ним закрылась. Nm очутился в небольшой квадратной комнате, совершенно пустой, если не считать циновки, раскинутой на полу. А на ней на спине возлежал нунули.
Модиун сразу понял, что это совсем другой нунули, отличный от тех двоих, с которыми он встречался на Земле. И все же это был самый настоящий нунули. Вероятно, один был нужен на Земле, а другой — на корабле, чтобы выполнять предписанную ему комитетом работу.
— Вы застали меня в момент отдыха от моих многочисленных обязанностей, — произнес лежащий на полу инопланетянин.
Модиун быстро осмотрелся, но никакого другого входа не обнаружил. Да и вообще в стенах не было ничего похожего на отверстие.
— Это ваша каюта?
— Да.
— То есть это место вашего пребывания на корабле? — настаивал Модиун.
— Да. Наверное, вы подумали, что эта каюта значительно более скромная, чем та, которую предоставили вам?
— Меня просто заинтересовало, что существо, занимающее такое высокое положение, не придает значения удобствам. Вероятно, комитет требует от своих главных агентов полного отказа от стремления к роскоши или каким-либо внешним знакам власти.
Лицо лежащего на циновке существа как-то изменилось. На нем появилось нечто такое, что Модиун наблюдал на Земле у второго хозяина нунули, когда тот пытался изобразить улыбку превосходства.
— Должен сказать вам, что мы уже были аскетами, когда комитет избрал нас для достижения своих благородных целей. То, в чем мы нуждаемся… — Тут он замолчал, а потом пробормотал: — Впрочем, это неважно…
— Вне всякого сомнения, — продемонстрировал свои способности к анализу Модиун, — ваш вид пришел к единственно правильному заключению, что во Вселенной одно стоит другого. То есть к тому, что незачем копить материальные блага и достаточно лишь жизненного минимума. Не так ли?
— Нет.
Нунули продолжал лежать, и было совершенно ясно, что он не собирается распространяться на эту тему.
Модиун, не сердясь, принял это как должное и сказал:
— Я с уважением и пониманием отношусь к вашей сдержанности.
— Ну что ж. Это естественно, — отозвался нунули. — Ведь именно мы улучшили человеческую расу, внушив ей необходимость уважать право других. Заметив у вас зародыш этого качества, мы развили его до предела, нарушив внутреннее равновесие в человеке. Таким образом, в вашем заявлении нет ничего удивительного.
На это Модиун заметил:
— Я не считаю, что во мне существует некоторая односторонность в чувствах. Например, меня раздражает ваша логика относительно судебного процесса над моими четырьмя товарищами.
— А вы вовсе и не знаете моей логики, — прозвучал суровый ответ.
— В общем-то верно. Но присутствие её здесь вполне очевидно. Вы осудили четырех земных людей-животных из-за той роли, которую они сыграли в моем появлении на борту звездолета.
— Ну и что же вы видите в этом нелогичного?
— Но ведь корабль построен на Земле? Не так ли?
Вопрос этот, казалось, удивил нунули.
— И что же? Мы всегда используем материалы и технические средства прямо на месте, насколько это возможно.
— Кроме того, на строительстве работали земные люди-животные. R`j?
— Естественно. А кто же еще? Комитет всегда настаивает на использовании местной рабочей силы.
— В таком случае, каковы же основания для того, чтобы запретить мне пребывание на борту этого корабля? Согласно законам, я имею полное право находиться здесь.
— Что-то не понимаю ваших доводов, — холодно прозвучал ответ.
Модиун даже развел руками.
— Но ведь Земля в большей степени принадлежит человеку, нежели животным, которых он вывел из животного состояния! Таким образом, получается, что корабль этот, построенный на Земле руками людей-животных, больше принадлежит человеку, чем им. А поскольку единственный человек на борту — я, то и корабль принадлежит мне.
— Земля — завоеванная планета, — гордо заявил нунули. — Поэтому человеку не принадлежит ничего, что построено на ней.
Модиун упрямо покачал головой и почувствовал, как у него стали хмуриться брови. Этот феномен удивил его, ибо свидетельствовал об эмоциональном протесте тела по отношению к мнению собеседника.
— Я не приемлю какого-либо главенства нунули, — решительно высказался он. — И считаю, что звездолет является моей собственностью. Тем не менее… — он помолчал. — Тем не менее это все не самые важные вопросы. Я прикидываю, какое можно принять общее решение в создавшейся ситуации. Я ищу женщину, похищенную и увезенную с Земли. И если вы доставите меня к ней, то с удовольствием покину корабль после того, как мы с ней воссоединимся.
— Это невозможно, — отозвалось существо, лежащее на полу. — Однако давайте-ка лучше вернемся к логике. Ваша ошибка заключается в том, что вы не знаете ещё одной из наших задач. Можете ли вы, например, рассчитать, сколько прошло времени с момента отправления корабля с Земли?
Спрашивая это, он явно развлекался.
— Могу. Где-то около недели, — ответил обескураженный вопросом Модиун, поскольку это вроде бы не относилось к делу.
Существо снова успокоилось. Серо-зеленые глаза его широко раскрылись, а натяжение кожи на лице ослабло.
— Этот звездолет уже прошел расстояние около четырехсот световых лет, — назидательно проговорил нунули. — К тому же он несколько раз менял направление, чтобы невозможно было определить место, откуда он вылетел.
Нунули замолчал, чтобы дать человеку возможность осознать сказанное. Модиуна услышанное, естественно, расстроило, но он вынужден был признать:
— Довольно хитроумно… Таким образом, получается, что возможный противник не сможет установить, с какой планеты вылетел корабль-агрессор…
По блеску, появившемуся в глазах собеседника, Модиун понял, что не полностью разгадал замысел инопланетянина. И действительно, позлорадствовав немного, нунули объяснил:
— Частично вы правы. Ну, касательно сохранения в тайне положения планеты от возможного противника. Но самое главное заключается в том, что эти маневры связаны лично с вами. Необходимо было запутать именно вас. Мы должны быть полностью уверены, что вы никогда не сможете вернуться на Землю. В том же состояла цель суда над вашими друзьями животными. Хорошенько подумав, вы сами поймете, что судебный процесс умышленно затягивался, чтобы отвлечь ваше внимание, пока звездолет пройдет возможно большее расстояние. Ну, и естественно, что корабль на Землю никогда не вернется.
Так вот что за план они разработали! Однако вся эта кутерьма вокруг него показалась Модиуну бессмысленной. Просто получалось, что логика столь древней расы, как нунули, требовала доведения любого дела до крайности. Им поручили выполнение определенной миссии на Земле, а они дошли до того, что взорвали все, что находилось за барьером, а потом удалили с планеты Судлил и Модиуна, считая, что тем самым выполнили задание.
Бессмысленность этой миссии и способы её осуществления как-то обескуражили человека. Он только и смог сказать:
— Поскольку четверо моих друзей-животных явились пешками в вашей игре, вы должны согласиться, что следует отменить смертный приговор и освободить их от дальнейших преследований.
— Не возражаю, — тут же согласился нунули. — Скажу вам даже, что именно по этой причине я и пригласил вас к себе. Теперь офицер— гиена, который сопровождал вас сюда, проводит вас обратно и выдаст каждому из четверки соответствующий документ о помиловании, — добавил он официальным тоном. Кроме того, мне кажется, что на этом мы можем закончить нашу встречу.
В принципе Модиун был с ним согласен, но ему хотелось уточнить некоторые детали.
— Таким образом, это означает, что вы теперь прекращаете плести интриги против меня?
— Что вы имеете в виду?
Лежащее на циновке существо казалось удивленным.
— Я хотел бы твердо знать, что у вас на уме. Считаете ли лично вы, что ваша миссия в отношении человеческих существ и планеты Земля выполнена?
— Ну конечно, выполнена. Что я могу сделать еще?
— Видите ли, то же самое говорил нунули номер два. Тем не менее слова его оказались ложью. А мне, откровенно говоря, надоели все ваши лживые уверения и глупые интриги. Они вступают в прямое противоречие с логикой Вселенной.
— Как может судить об этом последний представитель вашей расы? — раздраженно заявил нунули. — Впрочем, позвольте мне подумать…
После некоторого раздумья он снова заговорил:
— Единственной ещё не выполненной целью нашей миссии могло бы оставаться уничтожение вас и женщины. Как вы считаете, возможно ли это осуществить?
— Полагаю, что нет. У вас это не получится, поскольку я этому воспрепятствую.
— Все правильно. Видите, вы сами ответили на свой вопрос, — все больше раздражаясь, проговорил нунули.
Внешне ответ инопланетянина казался правдивым и даже чистосердечным. Тем не менее… стоило ли ему полностью доверять?..
— Есть ещё одна вещь, относительно которой я хотел бы получить ответ, — сказал Модиун.
— Это же невыносимо, — заныл нунули.
Смысл этих последних слов прямо-таки потряс человека. Ему просто не приходило в голову, что можно делать что-нибудь невыносимое для другой личности. Тем не менее, помолчав, он заговорил:
— С опозданием я стал понимать… — Тут он прервался. Слова казались какими-то неубедительными. Ведь они с Судлил оставались теперь последними человеческими существами с их человеческой философией, а то, что он собирался совершить, было далеко не бесспорным… однако возникла прямая необходимость добраться до комитета и поговорить с ним. И тогда он закончил фразу:
— …стал понимать, что недопустимо одной расе улучшать другую по мотивам, которые далеко не бескорыстны.
Говоря это, он как бы со стороны слышал свои слова, а внутри него нарастала волна гнева.
— Вопрос этот я ещё до конца не продумал, но на данный момент это истинный логический вывод из происшедшего…
Тут ему пришлось опять помолчать, чтобы заняться самоконтролем, а потом он добавил:
— Каждый раз, общаясь с одним из нунули, я ловлю себя на том, что вынужден анализировать его реакцию на мои слова, а она неадекватна. Вот у меня и возникает вопрос, а не являются ли нунули тем самым комитетом, о котором они так часто заявляют, прикрывая свои действия. К тому же у вас почему-то возникла убежденность, что я сам по доброй воле преодолею свое естественное желание потребовать у вас ответа на свои вопросы, если вы не согласитесь ответить на них.
Блеклые глаза нунули с таким напряжением уставились на него, что Модиун продолжал уже не столь уверенно:
— Ну, так что же? Позволите ли вы проникнуть мне в ваш мозг и проследить историю расы нунули, чтобы удостовериться, что я не ошибся в своих предположениях?
Существо на циновке зашевелилось. Задвигались тонкие ноги. Слегка согнулись ручки и выгнулась дугой шея. Наконец оно приняло сидячее положение.
— Ладно, — недовольно сказало оно, — я уступаю вашему давлению на меня. Однако предупреждаю, что это может оскорбить комитет, так что за последствия я не отвечаю.
Затем появилось изображение женщин нунули. Помещения, в которых они располагались, несколько отличались от мужских. У женщин дополнительно имелись дворики и общие залы, в которых они воспитывали детей, а самых маленьких содержали в сооружениях, напоминающих манежи.
Один раз в четыре-пять лет женщина нунули вставала рано утром и отправлялась в мужской «монастырь». На мысленной картинке было четко видно, как она стучалась в первую же дверь, потом в другую, третью и так далее, пока на стук не выходил мужчина и вставал на пороге. Она ждала приглашения и, если не получала, шла к следующей двери.
— Да. Я знаю их всех.
Подсудимые шумно задвигались, а Нэррл даже вжался в сиденье, как будто на него давила неведомая сила.
— Прошу соблюдать порядок, — выкрикнул судья, обращая взгляд на подсудимых.
Прокурор тем временем продолжал:
— Присутствовал ли кто-либо из обвиняемых, когда вы шли по причалу космопорта, поднимались в лифте и входили в звездолет?
Человек почувствовал, что напряжение охватило всех сидящих в зале людей-животных. Многие затаили дыхание, ожидая, что ответ будет положительным. Модиун же обернулся к судье.
— Ваша честь, полагаю, что моему ответу придается немаловажное значение. Считаю, что каждый из присутствующих даже уверен, что мой положительный ответ повредит подсудимым. Вы-то сами тоже так считаете?
Длинное и худое существо дернулось в его сторону.
— Единственная задача свидетеля, — проговорило оно, — правдиво отвечать на задаваемые вопросы. А выводы я сделаю в соответствии с логикой, которой оперируют судьи.
— Тем не менее, — настаивал Модиун, — вы принадлежите к небольшой группе людей-животных, которая в настоящее время g`ub`rhk` все важнейшие посты и позиции, включая право на судебное разбирательство. Поэтому я подозреваю, что ваше судопроизводство не может быть беспристрастным. Если вы меня в этом переубедите, то я буду счастлив ответить на этот вопрос.
— Заверяю, что оно будет беспристрастным, — ответил судья.
Но Модиун покачал головой.
— Боюсь, что вы меня не совсем поняли. На словах заявить это может каждый. Но как вы можете доказать, что, принадлежа к захватившему власть меньшинству, непредвзято отнесетесь к подсудимым?
— Боюсь, свидетель, что мне опять придется попросить вас покинуть это кресло…
— Нет, нет, показания я буду давать…
— Ну, хорошо. Так каков же ваш ответ на этот вопрос?
— Обвиняемые были со мной на космодроме, когда я поднимался на звездолет.
— Ааааааа* * *! — дружно воскликнул весь зал.
Судья застучал молотком, призывая к порядку. Когда же вновь наступила тишина, Модиун обратился к адвокату:
— Я понял, что знакомство подсудимых со мной считается важной уликой против них…
— А вы ожидали чего-то иного? — спросил судья, не скрывая своего торжества.
Модиун взглянул на него с сожалением.
— Видите ли, предположение о том, что они сопровождали меня, не имеет никакой связи с обвинением. Допустим, например, что, будучи со мной, они не знали о моих намерениях… Да и вообще, можно развить целую серию разного рода предположений…
Судья обратился к прокурору:
— Продолжайте допрос свидетеля и, в частности, обратите внимание на поставленные им вопросы. В конце концов он, кажется, начинает отвечать правдиво. Заставьте его рассказать всю правду до конца.
Аргумент был веским, и Модиун был вынужден согласиться с такой постановкой вопроса. Впрочем, он бы мог ещё порассуждать о том, что такое правда в философском смысле, но лгать о реальных событиях человек не собирался. Прокурор же таким образом добивался от него признания одной детали за другой.
Наконец Модиун признал, что подсудимым было известно о его намерении пробраться на борт экспедиционного космического корабля. Далее ему пришлось признать, что один из обвиняемых предложил ему это, а другие согласились.
Когда Модиун закончил, судья бросил взгляд на адвоката.
— У вас есть вопросы, мэтр?
— Нет, — ответил тот. — Более того, я вообще не вижу смысла продолжать судебное заседание. Это будет просто потерей времени.
— Абсолютно согласен с вами, — кивнул головой судья. — Встаньте, — обратился он к обвиняемым.
Те нерешительно повиновались, а судья продолжил:
— Слушайте внимательно. Ваша вина подтверждена показаниями свидетеля…
— Эй, послушайте! — воскликнул, вздрогнув, Модиун, но судья проигнорировал его восклицание.
— …и я приказываю отправить вас обратно в камеру…
— А как же присяжные? — закричал Модиун. — Это же суд с присяжными!
— …и держать там неделю. За этот срок может быть подана и рассмотрена апелляция. Если она будет отвергнута, ровно через неделю, начиная с сегодняшнего дня, вы будете подвергнуты смертной казни путем расстрела специальной командой с применением}mepcerhweqjncn оружия «Н».
Он подал знак полицейским, окружавшим приговоренных.
— Уведите.
Затем повернулся к Модиуну и вежливо сказал:
— Мне хотелось бы поблагодарить вас за свидетельские показания, после которых не потребовалось иных формальностей, поскольку они позволили прямо установить вину обвиняемых.
— Ну-ну… — с сомнением пробормотал Модиун.
* * *
Модиуну казалось, что он сделал все, что мог. Ничего не оставалось иного, как позволить событиям идти своим чередом.Однако весь остаток дня после судебного заседания тело его находилось в постоянном напряжении. Это, конечно, было результатом некоего неконтролируемого действия его внутренних желез, которые в данном случае не мог подчинить своему влиянию даже его великолепно философски отточенный мозг. Самое же странное в привязанности его физического тела к Роозбу и остальным заключалось в том, что всех их он встретил совершенно случайно.
«Ведь я же не выбирал их за какие-то особые качества!»
Просто получилось так, что, выбравшись за барьер, Модиун сразу же остановил первую попавшуюся машину с пассажирами и занял в ней свободное место. Вот и все, что было значимого в этой встрече. А ведь в машине могли оказаться совершенно иные люди— животные.
Так что ничего особенного его с ними не связывало.
Тем не менее тело его так и продолжало оставаться разгоряченным более, чем обычно.
Спустя четыре дня после процесса утром в его дверь раздался звонок. Открыв, Модиун увидел вежливого офицера-гиену, который сказал:
— Апелляция приговоренных отклонена. Суд поручил мне сообщить вам об этом, как главному свидетелю.
Модиун уже хотел поблагодарить за информацию и закрыть дверь, как вдруг почувствовал, что кровь бросилась ему в лицо. Возможное ли дело?
— Я хочу посетить приговоренных перед казнью. Это возможно?
— Буду счастлив выяснить для вас это, — почти пропел офицер, — и немедленно сообщу о принятом решении.
Такое действительно оказалось возможным. Ему разрешили посетить осужденных накануне казни, то есть вечером, на шестой день после окончания процесса.
Модиун вынужден был признать, что люди-гиены ведут себя любезно и в рамках закона. У него даже стало рассеиваться прежнее предубеждение против них и мысль, что за всем этим кроется какая— то хитрость, направленная лично против него.
Снаружи тюремная камера напоминала обычную спальню, но дверь в неё была заперта, а напротив находился охранник.
Он внимательно ознакомился с письменным разрешением на свидание, отпер дверь, подождал, пока человек войдет, и снова тщательно её запер.
В первый момент помещение показалось Модиуну пустым, потом с кровати свесилась пара ног… и появился Нэррл, который, усевшись, воскликнул:
— Боже мой! Посмотрите-ка, кто к нам явился!
Это вызвало появление ещё трех пар ног, и три знакомых силуэта людей-животных поднялись с кроватей. Все четверо подошли к нему и пожали руку.
Оглядевшись по сторонам, Модиун понял, что помещение все же nrkhw`erq от других спален, поскольку за рядами коек была ниша, а в ней обычное столовское оборудование.
— Я решил прийти попрощаться с вами, — несколько нерешительно проговорил Модиун.
Крупная слеза покатилась по щеке Роозба. Он был бледен, и щеки ввалились.
— У тебя что-нибудь случилось? — спросил Модиун. — Ведь рано или поздно все покидают этот мир. Так почему же не теперь? То есть я хотел сказать — не завтра?
После этих слов наступила какая-то тревожная тишина. Потом вперед выступил Доолдн. На его лице вспыхнул пятнами румянец, и, явно сдерживая себя, он проговорил, сглотнув слюну:
— Знаешь, старина, у тебя какой-то странный взгляд на вещи. — Затем добавил, нахмурясь: — Скажу тебе прямо, Модиунн, что я никогда не встречал обезьян, подобных тебе. Находясь в свидетельском кресле, ты просто спокойно предавал нас.
— Правда есть правда, — защищался Модиун.
До него наконец дошло, что замечание человека-ягуара никак нельзя было назвать дружеским.
— Ведь ты не сердишься на меня, а? — спросил он.
Красные пятна на лице человека-ягуара увяли. Доолдн глубоко вздохнул.
— Я действительно приходил в бешенство от твоего поведения. Но потом я сказал себе: «Ладно. Что поделаешь, если мой друг обезьяна — совсем безмозглый. Он из тех, кто сдуру кусает себя самого за пятку». После этого мой гнев прошел, и я просто беспомощен перед твоей глупостью и наивностью… Правда, парни?
— Чистейшая правда, — мрачно подтвердили Нэррл и Айчдохз, а Роозб опустил глаза и вытер их рукавом.
Их точка зрения была столь мрачно-бесперспективна, что Модиун даже попытался как-то переубедить их.
— Сколько тебе лет? — спросил он каждого.
Выяснилось, что им от двадцати шести до тридцати трех, причем Роозб оказался самым молодым, а человек-бегемот самым старшим.
Считалось, что дожить они могли до шестидесяти.
— Но вы же прожили уже значительную часть своего срока, почти половину, — утешил их Модиун. — Стоит ли цепляться за оставшееся?
Аргумент его был принят без понимания, а человек-лиса выразил общее мнение:
— И надо же нам было попасть в столь дурацкое положение, став твоими друзьями!
Человек был ошеломлен. Он как-то не связывал эти два обстоятельства.
— Ты хочешь сказать, что в этом есть причина и следствие, — взволнованно заговорил он. — Но это же ложная посылка. Это совсем не так. Сначала совершили нужное, с вашей точки зрения, вы, а потом то же самое проделали люди-гиены. С позиций рационального мышления оба эти случая не связаны. И хотя вы думаете наоборот, это — не так.
Он вдруг ощутил, что друзья его совсем не понимают. Вид у них стал какой-то отсутствующий, но было совершенно ясно, что они недовольны своей судьбой. Тут он почувствовал к ним жалость и продолжал:
— Вы же должны понять, что до сих пор ещё никто не смог определить, в чем заключается смысл жизни. Поэтому каждый вид должен быть сведен в небольшую группу, в которой каждая личность несет в себе всю совокупность генов, то есть генетическую расовую наследственность, и ждать! А поскольку каждый вид в настоящее время представлен на Земле достаточно большим количеством особей, то нет причины цепляться за столь однообразное существование. Bonkme вероятно, что в ходе этой экспедиции, связанной с завоеваниями, вы бы могли погибнуть тем или иным образом.
В этот момент в дверь постучал охранник.
— Свидание окончено! Всем посетителям покинуть помещение! — выкрикнул он в окошечко, прорезанное в металлической двери.
— Одну минуту, — нетерпеливо бросил Модиун и повернулся к друзьям. — Так что же вы об этом думаете?
Совсем уж гигантская слеза скатилась из глаза и потекла по щеке Роозба.
— Прощай, дружище. Не знаю уж, что и сказать тебе, но чувствую одно — намерения твои добрые. — И он протянул ему руку для пожатия.
Модиун глубоко вздохнул, как Доолдн.
— Я начинаю думать, что, если вы так полагаете, вам лучше уйти отсюда вместе со мной. Совершенно ясно, что вам не нравится то, что происходит. Я сообщу властям, что вы считаете наказание неприемлемым. Хорошо?
Вся четверка посмотрела на него с глубоким сожалением, а человек-ягуар жалостливо промолвил:
— Как же мы можем выйти с тобой? Ведь снаружи вооруженная охрана.
Человек махнул рукой.
— Я просто потребую, чтобы она вас выпустила. Совершу минимальное воздействие на мозг стражника, и мы сможем продолжить нашу дискуссию у меня в каюте.
Тут ему в голову пришла мысль, что могут возникнуть всякого рода неприятности. Пожалуй, лучше было бы предварительно поговорить с хозяином нунули. Впрочем, это потребовало бы времени.
* * *
Прошло уже около часа после того, как все пятеро собрались в каюте Модиуна, когда раздался резкий звонок. Модиун открыл дверь и увидел высокопоставленного офицера-гиену. Тот почти прошептал, обращаясь к человеку:— Я снова получил приказ попросить вас проследовать со мной, чтобы встретиться с хозяином нунули. Не будете ли вы столь любезны пойти?
Модиун вышел в коридор, поставил вокруг каюты защитный энергетический барьер и ответил:
— Я готов следовать за вами.
После этого он захлопнул за собой дверь.
* * *
Он шел по коридору за человеком-гиеной и думал: придется доказать этому нунули нелогичность судебного процесса.Пока лифт поднимал их все выше и выше, Модиун размышлял о том, что жизнь его в значительной степени осложнится, если придется защищать четверых своих спутников и самого себя все оставшееся время путешествия. Впрочем, пока они переходили от одного лифта к другому, ему в голову пришла мысль, что у нунули может оказаться какой-либо вполне приемлемый вариант решения проблемы.
Наконец второй лифт остановился. Человек-гиена бросил взгляд на пульт управления и, когда увидел, как на нем загорелся белый огонек, нажал на кнопку. Дверь бесшумно скользнула в сторону, после чего офицер-гиена сказал:
— Дальше вы пойдете один. Это частная беседа.
Едва Модиун переступил порог лифта, дверь за ним закрылась. Nm очутился в небольшой квадратной комнате, совершенно пустой, если не считать циновки, раскинутой на полу. А на ней на спине возлежал нунули.
Модиун сразу понял, что это совсем другой нунули, отличный от тех двоих, с которыми он встречался на Земле. И все же это был самый настоящий нунули. Вероятно, один был нужен на Земле, а другой — на корабле, чтобы выполнять предписанную ему комитетом работу.
— Вы застали меня в момент отдыха от моих многочисленных обязанностей, — произнес лежащий на полу инопланетянин.
Модиун быстро осмотрелся, но никакого другого входа не обнаружил. Да и вообще в стенах не было ничего похожего на отверстие.
— Это ваша каюта?
— Да.
— То есть это место вашего пребывания на корабле? — настаивал Модиун.
— Да. Наверное, вы подумали, что эта каюта значительно более скромная, чем та, которую предоставили вам?
— Меня просто заинтересовало, что существо, занимающее такое высокое положение, не придает значения удобствам. Вероятно, комитет требует от своих главных агентов полного отказа от стремления к роскоши или каким-либо внешним знакам власти.
Лицо лежащего на циновке существа как-то изменилось. На нем появилось нечто такое, что Модиун наблюдал на Земле у второго хозяина нунули, когда тот пытался изобразить улыбку превосходства.
— Должен сказать вам, что мы уже были аскетами, когда комитет избрал нас для достижения своих благородных целей. То, в чем мы нуждаемся… — Тут он замолчал, а потом пробормотал: — Впрочем, это неважно…
— Вне всякого сомнения, — продемонстрировал свои способности к анализу Модиун, — ваш вид пришел к единственно правильному заключению, что во Вселенной одно стоит другого. То есть к тому, что незачем копить материальные блага и достаточно лишь жизненного минимума. Не так ли?
— Нет.
Нунули продолжал лежать, и было совершенно ясно, что он не собирается распространяться на эту тему.
Модиун, не сердясь, принял это как должное и сказал:
— Я с уважением и пониманием отношусь к вашей сдержанности.
— Ну что ж. Это естественно, — отозвался нунули. — Ведь именно мы улучшили человеческую расу, внушив ей необходимость уважать право других. Заметив у вас зародыш этого качества, мы развили его до предела, нарушив внутреннее равновесие в человеке. Таким образом, в вашем заявлении нет ничего удивительного.
На это Модиун заметил:
— Я не считаю, что во мне существует некоторая односторонность в чувствах. Например, меня раздражает ваша логика относительно судебного процесса над моими четырьмя товарищами.
— А вы вовсе и не знаете моей логики, — прозвучал суровый ответ.
— В общем-то верно. Но присутствие её здесь вполне очевидно. Вы осудили четырех земных людей-животных из-за той роли, которую они сыграли в моем появлении на борту звездолета.
— Ну и что же вы видите в этом нелогичного?
— Но ведь корабль построен на Земле? Не так ли?
Вопрос этот, казалось, удивил нунули.
— И что же? Мы всегда используем материалы и технические средства прямо на месте, насколько это возможно.
— Кроме того, на строительстве работали земные люди-животные. R`j?
— Естественно. А кто же еще? Комитет всегда настаивает на использовании местной рабочей силы.
— В таком случае, каковы же основания для того, чтобы запретить мне пребывание на борту этого корабля? Согласно законам, я имею полное право находиться здесь.
— Что-то не понимаю ваших доводов, — холодно прозвучал ответ.
Модиун даже развел руками.
— Но ведь Земля в большей степени принадлежит человеку, нежели животным, которых он вывел из животного состояния! Таким образом, получается, что корабль этот, построенный на Земле руками людей-животных, больше принадлежит человеку, чем им. А поскольку единственный человек на борту — я, то и корабль принадлежит мне.
— Земля — завоеванная планета, — гордо заявил нунули. — Поэтому человеку не принадлежит ничего, что построено на ней.
Модиун упрямо покачал головой и почувствовал, как у него стали хмуриться брови. Этот феномен удивил его, ибо свидетельствовал об эмоциональном протесте тела по отношению к мнению собеседника.
— Я не приемлю какого-либо главенства нунули, — решительно высказался он. — И считаю, что звездолет является моей собственностью. Тем не менее… — он помолчал. — Тем не менее это все не самые важные вопросы. Я прикидываю, какое можно принять общее решение в создавшейся ситуации. Я ищу женщину, похищенную и увезенную с Земли. И если вы доставите меня к ней, то с удовольствием покину корабль после того, как мы с ней воссоединимся.
— Это невозможно, — отозвалось существо, лежащее на полу. — Однако давайте-ка лучше вернемся к логике. Ваша ошибка заключается в том, что вы не знаете ещё одной из наших задач. Можете ли вы, например, рассчитать, сколько прошло времени с момента отправления корабля с Земли?
Спрашивая это, он явно развлекался.
— Могу. Где-то около недели, — ответил обескураженный вопросом Модиун, поскольку это вроде бы не относилось к делу.
Существо снова успокоилось. Серо-зеленые глаза его широко раскрылись, а натяжение кожи на лице ослабло.
— Этот звездолет уже прошел расстояние около четырехсот световых лет, — назидательно проговорил нунули. — К тому же он несколько раз менял направление, чтобы невозможно было определить место, откуда он вылетел.
Нунули замолчал, чтобы дать человеку возможность осознать сказанное. Модиуна услышанное, естественно, расстроило, но он вынужден был признать:
— Довольно хитроумно… Таким образом, получается, что возможный противник не сможет установить, с какой планеты вылетел корабль-агрессор…
По блеску, появившемуся в глазах собеседника, Модиун понял, что не полностью разгадал замысел инопланетянина. И действительно, позлорадствовав немного, нунули объяснил:
— Частично вы правы. Ну, касательно сохранения в тайне положения планеты от возможного противника. Но самое главное заключается в том, что эти маневры связаны лично с вами. Необходимо было запутать именно вас. Мы должны быть полностью уверены, что вы никогда не сможете вернуться на Землю. В том же состояла цель суда над вашими друзьями животными. Хорошенько подумав, вы сами поймете, что судебный процесс умышленно затягивался, чтобы отвлечь ваше внимание, пока звездолет пройдет возможно большее расстояние. Ну, и естественно, что корабль на Землю никогда не вернется.
Так вот что за план они разработали! Однако вся эта кутерьма вокруг него показалась Модиуну бессмысленной. Просто получалось, что логика столь древней расы, как нунули, требовала доведения любого дела до крайности. Им поручили выполнение определенной миссии на Земле, а они дошли до того, что взорвали все, что находилось за барьером, а потом удалили с планеты Судлил и Модиуна, считая, что тем самым выполнили задание.
Бессмысленность этой миссии и способы её осуществления как-то обескуражили человека. Он только и смог сказать:
— Поскольку четверо моих друзей-животных явились пешками в вашей игре, вы должны согласиться, что следует отменить смертный приговор и освободить их от дальнейших преследований.
— Не возражаю, — тут же согласился нунули. — Скажу вам даже, что именно по этой причине я и пригласил вас к себе. Теперь офицер— гиена, который сопровождал вас сюда, проводит вас обратно и выдаст каждому из четверки соответствующий документ о помиловании, — добавил он официальным тоном. Кроме того, мне кажется, что на этом мы можем закончить нашу встречу.
В принципе Модиун был с ним согласен, но ему хотелось уточнить некоторые детали.
— Таким образом, это означает, что вы теперь прекращаете плести интриги против меня?
— Что вы имеете в виду?
Лежащее на циновке существо казалось удивленным.
— Я хотел бы твердо знать, что у вас на уме. Считаете ли лично вы, что ваша миссия в отношении человеческих существ и планеты Земля выполнена?
— Ну конечно, выполнена. Что я могу сделать еще?
— Видите ли, то же самое говорил нунули номер два. Тем не менее слова его оказались ложью. А мне, откровенно говоря, надоели все ваши лживые уверения и глупые интриги. Они вступают в прямое противоречие с логикой Вселенной.
— Как может судить об этом последний представитель вашей расы? — раздраженно заявил нунули. — Впрочем, позвольте мне подумать…
После некоторого раздумья он снова заговорил:
— Единственной ещё не выполненной целью нашей миссии могло бы оставаться уничтожение вас и женщины. Как вы считаете, возможно ли это осуществить?
— Полагаю, что нет. У вас это не получится, поскольку я этому воспрепятствую.
— Все правильно. Видите, вы сами ответили на свой вопрос, — все больше раздражаясь, проговорил нунули.
Внешне ответ инопланетянина казался правдивым и даже чистосердечным. Тем не менее… стоило ли ему полностью доверять?..
— Есть ещё одна вещь, относительно которой я хотел бы получить ответ, — сказал Модиун.
— Это же невыносимо, — заныл нунули.
Смысл этих последних слов прямо-таки потряс человека. Ему просто не приходило в голову, что можно делать что-нибудь невыносимое для другой личности. Тем не менее, помолчав, он заговорил:
— С опозданием я стал понимать… — Тут он прервался. Слова казались какими-то неубедительными. Ведь они с Судлил оставались теперь последними человеческими существами с их человеческой философией, а то, что он собирался совершить, было далеко не бесспорным… однако возникла прямая необходимость добраться до комитета и поговорить с ним. И тогда он закончил фразу:
— …стал понимать, что недопустимо одной расе улучшать другую по мотивам, которые далеко не бескорыстны.
Говоря это, он как бы со стороны слышал свои слова, а внутри него нарастала волна гнева.
— Вопрос этот я ещё до конца не продумал, но на данный момент это истинный логический вывод из происшедшего…
Тут ему пришлось опять помолчать, чтобы заняться самоконтролем, а потом он добавил:
— Каждый раз, общаясь с одним из нунули, я ловлю себя на том, что вынужден анализировать его реакцию на мои слова, а она неадекватна. Вот у меня и возникает вопрос, а не являются ли нунули тем самым комитетом, о котором они так часто заявляют, прикрывая свои действия. К тому же у вас почему-то возникла убежденность, что я сам по доброй воле преодолею свое естественное желание потребовать у вас ответа на свои вопросы, если вы не согласитесь ответить на них.
Блеклые глаза нунули с таким напряжением уставились на него, что Модиун продолжал уже не столь уверенно:
— Ну, так что же? Позволите ли вы проникнуть мне в ваш мозг и проследить историю расы нунули, чтобы удостовериться, что я не ошибся в своих предположениях?
Существо на циновке зашевелилось. Задвигались тонкие ноги. Слегка согнулись ручки и выгнулась дугой шея. Наконец оно приняло сидячее положение.
— Ладно, — недовольно сказало оно, — я уступаю вашему давлению на меня. Однако предупреждаю, что это может оскорбить комитет, так что за последствия я не отвечаю.
* * *
Сначала перед мысленным взором Модиуна возникла картина простой и аскетической жизни расы нунули. Модиун разглядел длинные унылые низкие строения, где каждое существо мужского пола располагалось в отдельной каморке, напоминающей монастырскую келью. Там и протекало их монотонное существование. Голые стены и полы, ничего, за исключением циновки, на которой нунули спали.Затем появилось изображение женщин нунули. Помещения, в которых они располагались, несколько отличались от мужских. У женщин дополнительно имелись дворики и общие залы, в которых они воспитывали детей, а самых маленьких содержали в сооружениях, напоминающих манежи.
Один раз в четыре-пять лет женщина нунули вставала рано утром и отправлялась в мужской «монастырь». На мысленной картинке было четко видно, как она стучалась в первую же дверь, потом в другую, третью и так далее, пока на стук не выходил мужчина и вставал на пороге. Она ждала приглашения и, если не получала, шла к следующей двери.