В одной из дверей поднялась суматоха, и мысль Госсейна оборвалась. Женский голос прокричал:
– Конечно, я могу войти. Неужели вы посмеете не дать мне увидеться с братом?
В этом яростном голосе было что-то знакомое. Госсейн повернулся и увидел, что Энро бежит к двери, расположенной в дальнем конце комнаты напротив громадного окна.
– Риша! – закричал он, и в его голосе было ликование.
Сквозь влажные глаза Ашаргина Госсейн увидел их встречу. С девушкой был стройный мужчина. Когда они подошли, Энро подхватил девушку на руки и крепко прижал к груди. Но взгляд Госсейна привлек спутник Риши.
Это был Элдред Кренг. Кренг? Но тогда девушка должна быть… Он повернулся и вытаращил глаза, когда Патриция Харди капризно сказала:
– Энро, отпусти меня. Я хочу представить тебе моего мужа.
Диктатор замер. Он медленно опустил девушку и медленно повернулся, чтобы взглянуть на Кренга. Его гибельный взгляд встретился с карими глазами ноль-А детектива.
Кренг улыбнулся, словно не подозревая о враждебности Энро. Что-то сугубо индивидуальное было в этой улыбке и его манерах.
Выражение на лице Энро изменилось. Сначала он выглядел недоуменным, даже испуганным, затем раскрыл рот, собираясь что-то сказать, когда краем глаза заметил Ашаргина.
– О! – сказал он. Его манеры радикально изменились. Вернулось самообладание. Властным жестом он подозвал Госсейна. – Идемте, мой друг. Я хочу вас использовать, как офицера для связи с Великим адмиралом Палеолом. Скажете адмиралу…
Он двинулся к ближайшей двери. Госсейн поплелся за ним и оказался в комнате, которую ранее принял за военный штаб. Энро остановился возле одной из кабин искривителя пространства. Он взглянул на Госсейна.
– Скажете адмиралу, – повторил он, – что вы мой представитель. Здесь ваши полномочия. – Он протянул тонкую металлическую пластинку. – Теперь сюда, – сказал он и двинулся к кабине.
Слуга открыл дверь транспортного искривителя пространства, как уже догадался Госсейн. Он в замешательстве шагнул вперед. У него не было желания именно сейчас покидать двор Энро. Он еще не выяснил всего, что хотел. Если бы он остался, он мог бы узнать еще очень многое. Он остановился перед дверью кабины.
– Что я должен сказать адмиралу? Энро расплылся в улыбке.
– Кто вы, – мягко сказал он. – Представьтесь. Познакомьтесь с генеральным штабом.
– Понятно, – сказал Госсейн.
Он понял. Ашаргин выставлялся на показ военным. Энро, должно быть, предполагал оппозицию со стороны высших офицеров, поэтому он давал им возможность посмотреть на принца Ашаргина, слабого и безвольного, и понять всю безнадежность рассчитывать на него – единственного, кто имел законные права на власть и народную поддержку.
Госсейн еще колебался.
– Этот транспорт доставит меня прямо к адмиралу?
– Он имеет только один запрограммированный путь. Он отправит вас туда и вернется обратно. Счастливо.
Госсейн ступил в кабину, не сказав больше ни слова. Дверь закрылась за ним. Он сел в кресло управления, немного помедлил, – в конце концов, Ашаргин не мог действовать быстрее – и передвинул рычаг управления.
И тотчас понял, что свободен.
VI
Свободен. Свободен от Ашаргина. Снова стал собой. Как он узнал это? Казалось, осознание пришло из каждой клеточки его существа. Благодаря личному опыту телепортации с помощью дополнительного мозга, ощущение перемещения было знакомым. Он почти не почувствовал движения. Даже темнота казалась неполной, как будто его мозг не переставал работать.
Выходя из комнаты, он ощутил присутствие мощной электростанции и атомного реактора, но в тот же миг с сильным разочарованием понял, что они были далеко от него, чтобы он смог ими воспользоваться.
Обретя способность видеть, Госсейн понял, что находится не в апартаментах Джанасена на Венере, не у адмирала Палеола, куда Энро направил Ашаргина.
Он лежал на спине, на жесткой кровати, уставясь в потолок. Его глаза и мозг впитали обстановку за один взгляд. Помещение было маленьким. Странная игольчатая решетка шла от самого потолка до пола. За решеткой на койке сидела молодая женщина и смотрела на него. В другом конце ее камеры блестела такая же решетка, за которой, распластавшись на койке, лежал очень большой мужчина в одних бесцветных шортах. Казалось, он спал. Его камера заканчивалась бетонной стеной.
Госсейн сел и осмотрелся более внимательно. Три стены в бетонной комнате, три окна, по одному в каждой стене, на высоте пятнадцати футов, ни одной двери. На этом его мысленное описание споткнулось. Ни одной двери? Быстрым взглядом он пробежал по стенам, ища хотя бы щели в бетоне. Но таковой не оказалось.
Он быстро подошел к решетке, отделявшей его камеру от соседней, «запомнил» зону пола в своей камере, затем в соседней и в камере спящего мужчины. После этого он попытался перенести себя в одну из безопасных точек на Венере.
Ничего не получилось. Госсейн пришел в замешательство, ведь он пробыл в теле Ашаргина не более пяти часов. Видимо, между сильно удаленными точками существовала временная разница, рассогласование полей, как назвал это робот-оператор на Венере, и в этом случае двадцатишестичасовой период, в течение которого «запомненные» зоны оставались пригодными для телепортации, прошел. Должно быть, Венера находится слишком далеко.
Он собирался сделать более детальный осмотр своей тюрьмы, когда вдруг вспомнил о присутствии сокамерников. На этот раз он пригляделся к ним внимательнее.
Когда он первый раз бегло осматривал камеру, ему показалось, что во внешности женщины было что-то отличающее ее от других. Теперь он увидел, что первое впечатление было правильным. Женщина была невысокой, но так держала себя, что в ней чувствовалось бессознательное превосходство. Бессознательное: это была выразительная деталь.
Единственная, с кем ее мог сравнить Госсейн, была Патриция Харди, которая так неожиданно оказалась сестрой Энро. У нее была та же гордость в глазах, та же врожденная уверенность в собственном превосходстве – так отличающаяся от чувства равенства с другими, которое казалось частью тела и лица ноль-А венерианцев.
Как и Патриция, незнакомка была grande dame. Ее гордость происходила от ее происхождения, ее ранга, ее манер и еще от чего-то. Госсейн, прищурившись, вгляделся в ее лицо. На нем было написано, что действует и мыслит она таламически, но так же действовали и мыслили и Энро, и Секох, и фактически все исторические деятели до возникновения ноль-А философии.
Эмоциональные люди могли развивать свои таланты по одному, реже двум направлениям и достигали в определенной области того же, чего любой ноль-А венерианец – в нескольких. Ноль-А – система собирания и сохранения в целостности человеческой нервной системы. Наибольшим достижением в ней было правильное сочетание общности и индивидуальности.
У женщины были темные волосы. Голова казалась немного великоватой. Она смотрела на Госсейна со слабой, обеспокоенной, недоуменной и, тем не менее, надменной улыбкой.
– Я понимаю, – сказала она, – почему Фолловер заинтересовался вами. – Она помолчала и добавила: – Возможно, мы с вами могли бы сбежать.
– Сбежать? – как эхо повторил Госсейн, и твердо посмотрел на нее.
Он был поражен тем, что она говорила по-английски, но объяснение этого факта могло подождать, пока он не получит более важной информации.
Женщина вздохнула и пожала плечами.
– Фолловер боится вас. И кроме того, эта камера не может быть тюрьмой для вас, как для меня. Или я ошибаюсь?
Госсейн не ответил, но ее предположение было ошибочным. Он был таким же пленником, как и она, без «запомненного» места снаружи, куда он мог бы телепортироваться, и без электрической розетки перед глазами, которую он мог бы использовать.
Он глядел на женщину, нахмурив брови. Будучи пленницей Фолловера, она теоретически его союзница. А если она жительница этой планеты, да еще принадлежит к высшему классу, она становится весьма ценной для него. Беда заключалась в том, что она очень походила на агента Фолловера.
Женщина сказала:
– Фолловер был здесь три раза, удивляясь, почему вы не проснулись, когда прибыли сюда два дня назад. И, правда, почему?
Госсейн улыбнулся. Уверенность, что он даст информацию, поразила его своей наивностью. Он не собирался никому рассказывать, что был в теле Ашаргина, хотя Фолловер, посадивший его сюда, несомненно…
Он остановился в напряжении и подумал почти безучастно: «Но это значит…»
Он удивленно покачал головой и поднялся в полном изумлении. Если Фолловер потерял над ним контроль, это означает присутствие другого существа огромной силы. Он совсем забыл о своей теории. Где-то во вселенной «космические шахматисты» играют в эту непостижимую игру. Даже ферзя, как он определил свой ранг в этой игре, могли двигать или заставлять двигаться, подвергать опасности или даже удалять с доски.
Он открыл было рот, но сдержался. Малейшее его слово будет отмечено и проанализировано одним из самых острых и опасных умов галактики. Он вернулся к своему первому вопросу.
Он повторил вслух:
– Сбежать?
Женщина вздохнула.
– Невероятно! Человек, чьи поступки невозможно предсказать! К вашему сведению, я имею некоторое представление о ваших следующих действиях, но из-за того, что одно из них нелогично, я вижу только неясные очертания.
– Вы можете читать будущее, как Фолловер? – Он подошел к решетке, разделяющей их камеры, и посмотрел на нее с удивлением. – Как вы это делаете? И кто такой этот Фолловер, похожий на тень?
Женщина рассмеялась высокомерным смехом, но в нем была какая-то музыкальная нотка, приятная слуху.
– Вы что, не знаете, что находитесь в Пристанище Фолловера? – спросила она и нахмурилась. – Я вас не понимаю. – Она явно была недовольна. – И ваши вопросы… Вы пытаетесь ввести меня в заблуждение. Кто такой Фолловер? Да все знают, что Фолловер обыкновенный предсказатель, который нашел способ находиться вне фазы.
В этот момент их прервали. Гигант в третьей камере зашевелился и сел. Он уставился на Госсейна.
– Эй, ты, – рявкнул он басом, – убирайся на свою койку! И не смей разговаривать с Лидж! Пошевеливайся!
Госсейн не двигался, с любопытством глядя на мужчину. Тот поднялся и подошел к решетке своей камеры. Лежа на койке, он выглядел гигантом, но только сейчас Госсейн увидел, как действительно огромен был мужчина. Он вздымался. Он громоздился. Он был семи с половиной футов высотой и широк в плечах, как горилла. Госсейн оценил объем его грудной клетки в восемьдесят дюймов.
Госсейн был ошеломлен. Он никогда не видел такого громадного человека. Мужчина просто излучал физическую мощь. Впервые в жизни Госсейн оказался в присутствии необученного индивидуума, чьи крутые мускулы явно превосходили возможности обычного ноль-А человека.
– Вали назад! Да побыстрее, – сказал монстр угрожающим тоном. – Фолловер сказал, что она моя, и я не собираюсь иметь никаких конкурентов.
Госсейн вопросительно посмотрел на женщину, но она легла, отвернувшись к стене. Он снова повернулся к гиганту.
– Как называется эта планета? – вежливо спросил он. Видимо, он выбрал правильный тон, так как гигант потерял часть своей воинственности.
– Планета? – переспросил он. – Что ты имеешь в виду?
Госсейн испугался. Его мысли, ушедшие было далеко вперед, решая другие вопросы, сделали зигзаг и вернулись обратно. Неужели он находится в изолированной звездной системе, подобной Солнечной? Такая вероятность потрясла его.
– А как называется ваше солнце? – настаивал он. – Ведь у него есть какое-то название. Ему должен быть приписан опознавательный символ в галактической номенклатуре.
Настроение собеседника явно испортилось.
– Чего тебе надо? – грубо спросил он.
– Не делайте вид, что вы не знаете планет других звездных систем, населенных разумными существами, – неумолимо сказал Госсейн.
Огромный мужчина озверел.
– У тебя немного протухли мозги, да? – сказал он выразительно. – Слушай, меня зовут Юриг, я живу на Кресте, и я алертанец. Я убил одного мужика, стукнув его слишком сильно. Я осужден на казнь, поэтому здесь и сижу. И, вообще, я не желаю с тобой разговаривать. Ты надоел мне своей глупостью.
Протесты Юрига были убедительны, кроме одного момента, который надо было уточнить.
– Если все так, как вы сказали, – заметил он, – то почему же вы так правильно говорите по-английски.
Но едва Госсейн произнес слово «английский», он уже понял ответ. Юриг окончательно подтвердил его.
– Как? – переспросил он и расхохотался. – Ты сумасшедший! – И тут до него дошел смысл этого слова. Он охнул. – Неужели Фолловер посадил меня с сумасшедшим? – Он взял себя в руки и сказал: – Человек, кто бы ты ни был, слушай! Язык, на котором мы говорим, – алертанский. И могу тебе сообщить, что ты говоришь на нем, как на родном.
На несколько минут Госсейн прервал разговор. Поток нейроизлучений, который исходил от гиганта, был враждебен. В нем были хитрость, ограниченность, кровожадное самодовольство.
С точки зрения мускульной силы алертанец был первоклассным борцом. Если им придется биться, Гилберт Госсейн будет вынужден использовать свой дополнительный мозг и переносить себя в разные части камеры. Он должен держаться подальше от этих обезьяньих лап и драться, как боксер, а не борец.
Но любое использование его дополнительного мозга выдало бы его способности. Госсейн поднялся и медленно подошел к решетке, которая разделяла камеры. Он сознавал, что попал в крайне невыгодное положение. В камере не было электрических розеток. Он понял, что заперт здесь, как самый обыкновенный человек.
Прутья решетки располагались на расстоянии четырех дюймов друг от друга и были такими тонкими, что, казалось, сильный человек смог бы их сломать. Но ни один сильный человек не станет даже пробовать. В металл прутьев были вплавлены иголки. Тысячи их. Он наклонился и внимательно рассмотрел место крепления решетки к полу. Там была поперечина, свободная от иголок, но над ней торчали иголки соседних прутьев, не позволяя исследовать ее пальцами.
Госсейн выпрямился и вернулся к последней оставшейся надежде, к койке. Если пододвинуть ее к стене, он смог бы добраться до окна. Металлические ножки койки оказались зацементированы в бетонный пол. После нескольких бесплодных попыток сдвинуть койку Госсейн отступил.
Камера без дверей, подумал он, и тишина. Тут его мысли остановились. Тишина была неполной. В ней слышались звуки движения, шорохи, слабые пульсации голосов. Должно быть, эта тюрьма была частью большого здания, как сказала женщина, Пристанища Фолловера. Он размышлял над этим, когда Юриг громко произнес:
– Ну и смешная одежда на тебе!
Госсейн повернулся к мужчине. По тону алертанца было ясно, что он не видит никакой связи между одеянием Госсейна и тем, что Госсейн говорил о других планетах.
Госсейн посмотрел на свой «смешной» костюм. Это был светлый пластиковый комбинезон на молнии с потайной системой нагрева и охлаждения, равномерно вплетенной в структуру ткани. Одним словом, это был опрятный, дорогой и очень удобный костюм, особенно для человека, который оказался в непривычных климатических условиях. В жаркую или холодную погоду костюм поддерживал температуру около двадцати градусов Цельсия.
В тот момент, когда Госсейн попытался произнести слово «английский», он понял, что использует чужой язык так естественно, так просто, что даже не сознает этого. Он знал от Торсона и Кренга, что галактическая наука разработала языковые машины, с помощью которых солдаты, дипломаты и путешественники могли говорить на языках разных планет. Но в данном случае было нечто другое.
Должно быть, это сделала карточка. Госсейн лег на койку и закрыл глаза. Он мысленно перенесся в комнату Джанасена. Вообразил себя в кабине искривителя. Он думал: «Когда я был перемещен с Венеры, мое тело безошибочно перенеслось в эту камеру. Во время полета другой „игрок“ перенес мое сознание в мозг Ашаргина на далекую планету. И вот, наконец, я проснулся здесь, уже обученный этому языку. И если Фолловер действительно ожидал, что я проснусь сразу же, как только мое тело прибудет сюда, то я должен был обучиться языку в то время, когда читал текст на карточке».
Женщина все еще лежала, отвернувшись к стене. Тогда Госсейн оценивающе посмотрел на мужчину. Значит, источником информации будет Юриг.
Гигант отвечал на его вопросы без колебания. Планета состоит из тысяч больших и малых островов. Только люди на трейлерах, предсказатели, могут свободно перемещаться по всей планете. Остальное население живет на островах. Каждый остров населен определенной национальной группой. Между островами существует торговля, небольшая миграция, но на ограниченном уровне из-за многочисленных торговых и миграционных препятствий.
Госсейн внимательно слушал. Он пытался представить ноль-А венерианцев рядом с этими алертанцами, пытался придумать исчерпывающее понятие, которое описало бы предсказателей, но ничего не подходило. Ни одна из сторон еще недавно не знала о противостоянии враждующих галактических систем. Ни одна из сторон до сих пор не подозревает о существовании другой.
Эти две системы развивались в изоляции от главного течения галактической цивилизации. И обе теперь были брошены в вихрь войны, охватившей такое обширное пространство, что под угрозой уничтожения оказались все планетные системы.
Госсейн продолжил расспросы.
– Кажется, вы не любите предсказателей. Почему? Гигант перевел взгляд с прутьев решетки на стену под окном.
– Издеваетесь? – сказал он.
Его глаза сузились в раздражении и вернулись к решетке.
– Я не издеваюсь. Я действительно не знаю.
– Они высокомерны, – резко сказал Юриг, – они предсказывают будущее, и они безжалостны.
– Последнее действительно звучит неприятно, – сказал Госсейн.
– Они все сволочи! – взорвался Юриг. Он с трудом глотнул. – Они поработили других людей. Они воруют идеи людей, живущих на островах. Из-за умения видеть будущее они выигрывают каждое сражение и подавляют любое восстание. Слушай, – Юриг прижался к решетке и заговорил серьезно, – я видел, тебе не понравилось, когда я сказал, что Лидж принадлежит мне. Мне плевать, нравится тебе это или нет, но, понимаешь, не стоит жалеть никого из них. Я видел, как женщины, вроде этой, сдирают кожу с островитян, – его голос стал язвительным, а потом злым, – и получают от этого наслаждение. Эта женщина пошла против Фолловера по своей личной причине. И первый раз за все века, по крайней мере я о таком не слышал, один из нас имеет возможность отплатить предсказателю. Разве можно не воспользоваться этим?
Впервые после того, как она легла, отвернувшись к стене, женщина шевельнулась. Она села и посмотрела на Госсейна.
– Юриг забывает сказать одну вещь, – начала она. Гигант взревел.
– Ты разговариваешь с ним! – неистовствовал он. – Я выбью твои зубы, как только получу такую возможность!
Женщина вздрогнула, не было сомнения, что она испугалась угрозы. Когда она заговорила снова, ее голос дрожал, но в нем слышалось открытое неповиновение.
– Он собирается убить вас, как только решетки будут убраны.
Лицо Юрига стало задумчивым.
– Для тебя достаточно, прекрасная леди. Это погубило тебя.
Женщина побледнела, но продолжала.
– Я думаю, Фолловер хочет посмотреть, как вы будете защищаться. – Она посмотрела на него с надеждой. – Вы сможете что-нибудь сделать?
Этот вопрос Госсейн настоятельно задавал сам себе. Ему хотелось успокоить женщину, но он подавил в себе это желание. Он не должен забывать, что за этими мрачными стенами был бдительный наблюдатель, и что каждое его движение, слово и действие будет тщательно взвешено и проанализировано.
– Вы можете что-нибудь сделать, – повторила женщина, – или Фолловер зря беспокоится?
– Я хотел бы знать, – поинтересовался Госсейн, – какое мое действие вы предвидете? Что я сделаю?
Ее ответ доказывал, если это нуждалось в доказательствах, что они вели далеко не академическую дискуссию. Лидж неожиданно разрыдалась.
– О, пожалуйста, не держите меня в неизвестности. Эти угрозы сводят меня с ума. – Она со слезами на глазах покачала головой. – Я не знаю, что произойдет. Когда я смотрю в ваше будущее, картина расплывается. Единственный, с чьим будущим происходит то же самое, это Фолловер. Но с ним все ясно, он вне фазы. – Она вытерла слезы тыльной стороной ладони.
– Послушайте, – серьезно сказал Госсейн, – я хочу помочь вам, но смогу ли я это сделать, зависит от ваших ответов на мои вопросы.
– Да? – Ее глаза расширились, губы приоткрылись.
– Можете ли вы хоть что-нибудь рассказать о моем будущем?
– То, что я вижу, не имеет особого значения.
– Но что это? – Он почувствовал раздражение. – Мне надо знать.
– Если я скажу вам, это внесет новые факторы и может изменить будущее.
– Но, может, его надо изменить.
– Нет. – Она покачала головой. – После того, что я вижу, дальнейшая картина размыта. Это дает мне надежду.
Госсейн с трудом сдержался. Но, во всяком случае, кое-что прояснилось. Значит, должен быть использован его дополнительный мозг. Похоже, предсказатели теряют свою способность именно в этих случаях. Однако их дарование восхищало Госсейна. Как-нибудь попозже он должен узнать, каким образом неврастеники вроде этой женщины предсказывают будущее.
– Тогда скажите, – настаивал Госсейн, – когда это случится?
– Через десять минут, – ответила Лидж. Госсейн ошарашенно замолчал. Наконец, он спросил:
– А имеется ли какая-нибудь транспортная связь между Алертой и планетами других звезд?
– Да. Без всякого предупреждения, без предварительного обсуждения с нами Фолловер приказал всем людям на трейлерах занять места на военных кораблях какого-то Энро. На Алерту уже прибыл корабль с транспортной связью.
Госсейн внутренне вздрогнул, но не подал вида, что потрясен. Он представил себе пророков на каждом корабле Энро, предсказывающих действия всех кораблей противника. Как обычные люди смогут бороться с такими сверхлюдьми? Из слов Джанасена он знал, что Фолловер сотрудничает с Энро, но это был лишь один индивидуум. Здесь же были миллионы. Он спросил, внутренне содрогаясь:
– А сколько… сколько вас?
– Около пяти миллионов, – ответила Лидж.
Цифра была меньшей, чем он предполагал, но это не принесло ему чувства облегчения. Пяти миллионов было достаточно для порабощения галактики.
– И что же, все согласились? – с надеждой спросил Госсейн.
– Я отказалась, – уныло сказала Лидж. – И я не единственная. Я выступала против Фолловера в течение пяти лет и этим подала пример. Но нас меньшинство.
Госсейн заметил, что четыре минуты из десяти прошли. Он вытер влажный лоб и заторопился.
– А что вы можете сказать по поводу слов Юрига о предсказателях?
Лидж пожала плечами.
– В чем-то он прав. Я помню глупую девицу, мою служанку, которая дерзила мне. Пришлось ее как следует отхлестать. – Она глядела на него широко раскрытыми, невинными глазами. – А что еще прикажете делать с теми, кто не знает своего места?
Госсейн почти забыл о присутствии третьего пленника, но тот сам напомнил о себе. Из камеры донесся рев.
– Ты видишь? – заорал гигант. – Понял, о чем я говорил? Только подожди, когда эти решетки поднимут! Я покажу тебе, что можно делать с людьми, которые не знают своего места! – Его голос перешел в неистовый вопль. – Фолловер, если ты меня слышишь, сделай что-нибудь. Подними эти решетки! Подними их!
Если Фолловер и слышал, то не показал этого. Решетки остались на месте. Юриг утих и уселся на свою койку, бормоча:
– Только подожди, только подожди!
Госсейн узнал все, что ему было надо. Юриг в своей вспышке дал ему ключ к дальнейшим действиям. Его трясло, но он не обращал на это внимания. Теперь у него был ответ. Он знал, что будет делать. Фолловер сам обеспечит ему путь к спасению в критический момент.
Не удивительно, что Лидж не поверила картине его будущих действий. По-видимому, она показалась ей бессмысленной.
Дзенк! Звук раздался, как только он сел на койку. Металлический лязг.
Решетки начали подниматься.
VII
Со скоростью охотящейся кошки Госсейн вскочил с койки. Он ухватился за нижнюю, лишенную иголок поперечину решетки и почувствовал, что поднимается вверх.
Попытка удержаться стоила ему немалых усилий. Железный прут был толщиной менее дюйма и изогнулся. Пальцы охватывали поперечину как раз под иголками. Требовалось покрепче держаться, иначе ему не выбраться из этой тюрьмы.
– Конечно, я могу войти. Неужели вы посмеете не дать мне увидеться с братом?
В этом яростном голосе было что-то знакомое. Госсейн повернулся и увидел, что Энро бежит к двери, расположенной в дальнем конце комнаты напротив громадного окна.
– Риша! – закричал он, и в его голосе было ликование.
Сквозь влажные глаза Ашаргина Госсейн увидел их встречу. С девушкой был стройный мужчина. Когда они подошли, Энро подхватил девушку на руки и крепко прижал к груди. Но взгляд Госсейна привлек спутник Риши.
Это был Элдред Кренг. Кренг? Но тогда девушка должна быть… Он повернулся и вытаращил глаза, когда Патриция Харди капризно сказала:
– Энро, отпусти меня. Я хочу представить тебе моего мужа.
Диктатор замер. Он медленно опустил девушку и медленно повернулся, чтобы взглянуть на Кренга. Его гибельный взгляд встретился с карими глазами ноль-А детектива.
Кренг улыбнулся, словно не подозревая о враждебности Энро. Что-то сугубо индивидуальное было в этой улыбке и его манерах.
Выражение на лице Энро изменилось. Сначала он выглядел недоуменным, даже испуганным, затем раскрыл рот, собираясь что-то сказать, когда краем глаза заметил Ашаргина.
– О! – сказал он. Его манеры радикально изменились. Вернулось самообладание. Властным жестом он подозвал Госсейна. – Идемте, мой друг. Я хочу вас использовать, как офицера для связи с Великим адмиралом Палеолом. Скажете адмиралу…
Он двинулся к ближайшей двери. Госсейн поплелся за ним и оказался в комнате, которую ранее принял за военный штаб. Энро остановился возле одной из кабин искривителя пространства. Он взглянул на Госсейна.
– Скажете адмиралу, – повторил он, – что вы мой представитель. Здесь ваши полномочия. – Он протянул тонкую металлическую пластинку. – Теперь сюда, – сказал он и двинулся к кабине.
Слуга открыл дверь транспортного искривителя пространства, как уже догадался Госсейн. Он в замешательстве шагнул вперед. У него не было желания именно сейчас покидать двор Энро. Он еще не выяснил всего, что хотел. Если бы он остался, он мог бы узнать еще очень многое. Он остановился перед дверью кабины.
– Что я должен сказать адмиралу? Энро расплылся в улыбке.
– Кто вы, – мягко сказал он. – Представьтесь. Познакомьтесь с генеральным штабом.
– Понятно, – сказал Госсейн.
Он понял. Ашаргин выставлялся на показ военным. Энро, должно быть, предполагал оппозицию со стороны высших офицеров, поэтому он давал им возможность посмотреть на принца Ашаргина, слабого и безвольного, и понять всю безнадежность рассчитывать на него – единственного, кто имел законные права на власть и народную поддержку.
Госсейн еще колебался.
– Этот транспорт доставит меня прямо к адмиралу?
– Он имеет только один запрограммированный путь. Он отправит вас туда и вернется обратно. Счастливо.
Госсейн ступил в кабину, не сказав больше ни слова. Дверь закрылась за ним. Он сел в кресло управления, немного помедлил, – в конце концов, Ашаргин не мог действовать быстрее – и передвинул рычаг управления.
И тотчас понял, что свободен.
VI
Дети, инфантильные взрослые и животные «отождествляют» события. Когда человек реагирует на новую или изменившуюся ситуацию так, будто она осталась старой или неизменившейся, говорят, что он отождествляет событие. Это аристотелев подход к жизни.
Курс Ноль-А
Свободен. Свободен от Ашаргина. Снова стал собой. Как он узнал это? Казалось, осознание пришло из каждой клеточки его существа. Благодаря личному опыту телепортации с помощью дополнительного мозга, ощущение перемещения было знакомым. Он почти не почувствовал движения. Даже темнота казалась неполной, как будто его мозг не переставал работать.
Выходя из комнаты, он ощутил присутствие мощной электростанции и атомного реактора, но в тот же миг с сильным разочарованием понял, что они были далеко от него, чтобы он смог ими воспользоваться.
Обретя способность видеть, Госсейн понял, что находится не в апартаментах Джанасена на Венере, не у адмирала Палеола, куда Энро направил Ашаргина.
Он лежал на спине, на жесткой кровати, уставясь в потолок. Его глаза и мозг впитали обстановку за один взгляд. Помещение было маленьким. Странная игольчатая решетка шла от самого потолка до пола. За решеткой на койке сидела молодая женщина и смотрела на него. В другом конце ее камеры блестела такая же решетка, за которой, распластавшись на койке, лежал очень большой мужчина в одних бесцветных шортах. Казалось, он спал. Его камера заканчивалась бетонной стеной.
Госсейн сел и осмотрелся более внимательно. Три стены в бетонной комнате, три окна, по одному в каждой стене, на высоте пятнадцати футов, ни одной двери. На этом его мысленное описание споткнулось. Ни одной двери? Быстрым взглядом он пробежал по стенам, ища хотя бы щели в бетоне. Но таковой не оказалось.
Он быстро подошел к решетке, отделявшей его камеру от соседней, «запомнил» зону пола в своей камере, затем в соседней и в камере спящего мужчины. После этого он попытался перенести себя в одну из безопасных точек на Венере.
Ничего не получилось. Госсейн пришел в замешательство, ведь он пробыл в теле Ашаргина не более пяти часов. Видимо, между сильно удаленными точками существовала временная разница, рассогласование полей, как назвал это робот-оператор на Венере, и в этом случае двадцатишестичасовой период, в течение которого «запомненные» зоны оставались пригодными для телепортации, прошел. Должно быть, Венера находится слишком далеко.
Он собирался сделать более детальный осмотр своей тюрьмы, когда вдруг вспомнил о присутствии сокамерников. На этот раз он пригляделся к ним внимательнее.
Когда он первый раз бегло осматривал камеру, ему показалось, что во внешности женщины было что-то отличающее ее от других. Теперь он увидел, что первое впечатление было правильным. Женщина была невысокой, но так держала себя, что в ней чувствовалось бессознательное превосходство. Бессознательное: это была выразительная деталь.
Единственная, с кем ее мог сравнить Госсейн, была Патриция Харди, которая так неожиданно оказалась сестрой Энро. У нее была та же гордость в глазах, та же врожденная уверенность в собственном превосходстве – так отличающаяся от чувства равенства с другими, которое казалось частью тела и лица ноль-А венерианцев.
Как и Патриция, незнакомка была grande dame. Ее гордость происходила от ее происхождения, ее ранга, ее манер и еще от чего-то. Госсейн, прищурившись, вгляделся в ее лицо. На нем было написано, что действует и мыслит она таламически, но так же действовали и мыслили и Энро, и Секох, и фактически все исторические деятели до возникновения ноль-А философии.
Эмоциональные люди могли развивать свои таланты по одному, реже двум направлениям и достигали в определенной области того же, чего любой ноль-А венерианец – в нескольких. Ноль-А – система собирания и сохранения в целостности человеческой нервной системы. Наибольшим достижением в ней было правильное сочетание общности и индивидуальности.
У женщины были темные волосы. Голова казалась немного великоватой. Она смотрела на Госсейна со слабой, обеспокоенной, недоуменной и, тем не менее, надменной улыбкой.
– Я понимаю, – сказала она, – почему Фолловер заинтересовался вами. – Она помолчала и добавила: – Возможно, мы с вами могли бы сбежать.
– Сбежать? – как эхо повторил Госсейн, и твердо посмотрел на нее.
Он был поражен тем, что она говорила по-английски, но объяснение этого факта могло подождать, пока он не получит более важной информации.
Женщина вздохнула и пожала плечами.
– Фолловер боится вас. И кроме того, эта камера не может быть тюрьмой для вас, как для меня. Или я ошибаюсь?
Госсейн не ответил, но ее предположение было ошибочным. Он был таким же пленником, как и она, без «запомненного» места снаружи, куда он мог бы телепортироваться, и без электрической розетки перед глазами, которую он мог бы использовать.
Он глядел на женщину, нахмурив брови. Будучи пленницей Фолловера, она теоретически его союзница. А если она жительница этой планеты, да еще принадлежит к высшему классу, она становится весьма ценной для него. Беда заключалась в том, что она очень походила на агента Фолловера.
Женщина сказала:
– Фолловер был здесь три раза, удивляясь, почему вы не проснулись, когда прибыли сюда два дня назад. И, правда, почему?
Госсейн улыбнулся. Уверенность, что он даст информацию, поразила его своей наивностью. Он не собирался никому рассказывать, что был в теле Ашаргина, хотя Фолловер, посадивший его сюда, несомненно…
Он остановился в напряжении и подумал почти безучастно: «Но это значит…»
Он удивленно покачал головой и поднялся в полном изумлении. Если Фолловер потерял над ним контроль, это означает присутствие другого существа огромной силы. Он совсем забыл о своей теории. Где-то во вселенной «космические шахматисты» играют в эту непостижимую игру. Даже ферзя, как он определил свой ранг в этой игре, могли двигать или заставлять двигаться, подвергать опасности или даже удалять с доски.
Он открыл было рот, но сдержался. Малейшее его слово будет отмечено и проанализировано одним из самых острых и опасных умов галактики. Он вернулся к своему первому вопросу.
Он повторил вслух:
– Сбежать?
Женщина вздохнула.
– Невероятно! Человек, чьи поступки невозможно предсказать! К вашему сведению, я имею некоторое представление о ваших следующих действиях, но из-за того, что одно из них нелогично, я вижу только неясные очертания.
– Вы можете читать будущее, как Фолловер? – Он подошел к решетке, разделяющей их камеры, и посмотрел на нее с удивлением. – Как вы это делаете? И кто такой этот Фолловер, похожий на тень?
Женщина рассмеялась высокомерным смехом, но в нем была какая-то музыкальная нотка, приятная слуху.
– Вы что, не знаете, что находитесь в Пристанище Фолловера? – спросила она и нахмурилась. – Я вас не понимаю. – Она явно была недовольна. – И ваши вопросы… Вы пытаетесь ввести меня в заблуждение. Кто такой Фолловер? Да все знают, что Фолловер обыкновенный предсказатель, который нашел способ находиться вне фазы.
В этот момент их прервали. Гигант в третьей камере зашевелился и сел. Он уставился на Госсейна.
– Эй, ты, – рявкнул он басом, – убирайся на свою койку! И не смей разговаривать с Лидж! Пошевеливайся!
Госсейн не двигался, с любопытством глядя на мужчину. Тот поднялся и подошел к решетке своей камеры. Лежа на койке, он выглядел гигантом, но только сейчас Госсейн увидел, как действительно огромен был мужчина. Он вздымался. Он громоздился. Он был семи с половиной футов высотой и широк в плечах, как горилла. Госсейн оценил объем его грудной клетки в восемьдесят дюймов.
Госсейн был ошеломлен. Он никогда не видел такого громадного человека. Мужчина просто излучал физическую мощь. Впервые в жизни Госсейн оказался в присутствии необученного индивидуума, чьи крутые мускулы явно превосходили возможности обычного ноль-А человека.
– Вали назад! Да побыстрее, – сказал монстр угрожающим тоном. – Фолловер сказал, что она моя, и я не собираюсь иметь никаких конкурентов.
Госсейн вопросительно посмотрел на женщину, но она легла, отвернувшись к стене. Он снова повернулся к гиганту.
– Как называется эта планета? – вежливо спросил он. Видимо, он выбрал правильный тон, так как гигант потерял часть своей воинственности.
– Планета? – переспросил он. – Что ты имеешь в виду?
Госсейн испугался. Его мысли, ушедшие было далеко вперед, решая другие вопросы, сделали зигзаг и вернулись обратно. Неужели он находится в изолированной звездной системе, подобной Солнечной? Такая вероятность потрясла его.
– А как называется ваше солнце? – настаивал он. – Ведь у него есть какое-то название. Ему должен быть приписан опознавательный символ в галактической номенклатуре.
Настроение собеседника явно испортилось.
– Чего тебе надо? – грубо спросил он.
– Не делайте вид, что вы не знаете планет других звездных систем, населенных разумными существами, – неумолимо сказал Госсейн.
Огромный мужчина озверел.
– У тебя немного протухли мозги, да? – сказал он выразительно. – Слушай, меня зовут Юриг, я живу на Кресте, и я алертанец. Я убил одного мужика, стукнув его слишком сильно. Я осужден на казнь, поэтому здесь и сижу. И, вообще, я не желаю с тобой разговаривать. Ты надоел мне своей глупостью.
Протесты Юрига были убедительны, кроме одного момента, который надо было уточнить.
– Если все так, как вы сказали, – заметил он, – то почему же вы так правильно говорите по-английски.
Но едва Госсейн произнес слово «английский», он уже понял ответ. Юриг окончательно подтвердил его.
– Как? – переспросил он и расхохотался. – Ты сумасшедший! – И тут до него дошел смысл этого слова. Он охнул. – Неужели Фолловер посадил меня с сумасшедшим? – Он взял себя в руки и сказал: – Человек, кто бы ты ни был, слушай! Язык, на котором мы говорим, – алертанский. И могу тебе сообщить, что ты говоришь на нем, как на родном.
На несколько минут Госсейн прервал разговор. Поток нейроизлучений, который исходил от гиганта, был враждебен. В нем были хитрость, ограниченность, кровожадное самодовольство.
С точки зрения мускульной силы алертанец был первоклассным борцом. Если им придется биться, Гилберт Госсейн будет вынужден использовать свой дополнительный мозг и переносить себя в разные части камеры. Он должен держаться подальше от этих обезьяньих лап и драться, как боксер, а не борец.
Но любое использование его дополнительного мозга выдало бы его способности. Госсейн поднялся и медленно подошел к решетке, которая разделяла камеры. Он сознавал, что попал в крайне невыгодное положение. В камере не было электрических розеток. Он понял, что заперт здесь, как самый обыкновенный человек.
Прутья решетки располагались на расстоянии четырех дюймов друг от друга и были такими тонкими, что, казалось, сильный человек смог бы их сломать. Но ни один сильный человек не станет даже пробовать. В металл прутьев были вплавлены иголки. Тысячи их. Он наклонился и внимательно рассмотрел место крепления решетки к полу. Там была поперечина, свободная от иголок, но над ней торчали иголки соседних прутьев, не позволяя исследовать ее пальцами.
Госсейн выпрямился и вернулся к последней оставшейся надежде, к койке. Если пододвинуть ее к стене, он смог бы добраться до окна. Металлические ножки койки оказались зацементированы в бетонный пол. После нескольких бесплодных попыток сдвинуть койку Госсейн отступил.
Камера без дверей, подумал он, и тишина. Тут его мысли остановились. Тишина была неполной. В ней слышались звуки движения, шорохи, слабые пульсации голосов. Должно быть, эта тюрьма была частью большого здания, как сказала женщина, Пристанища Фолловера. Он размышлял над этим, когда Юриг громко произнес:
– Ну и смешная одежда на тебе!
Госсейн повернулся к мужчине. По тону алертанца было ясно, что он не видит никакой связи между одеянием Госсейна и тем, что Госсейн говорил о других планетах.
Госсейн посмотрел на свой «смешной» костюм. Это был светлый пластиковый комбинезон на молнии с потайной системой нагрева и охлаждения, равномерно вплетенной в структуру ткани. Одним словом, это был опрятный, дорогой и очень удобный костюм, особенно для человека, который оказался в непривычных климатических условиях. В жаркую или холодную погоду костюм поддерживал температуру около двадцати градусов Цельсия.
В тот момент, когда Госсейн попытался произнести слово «английский», он понял, что использует чужой язык так естественно, так просто, что даже не сознает этого. Он знал от Торсона и Кренга, что галактическая наука разработала языковые машины, с помощью которых солдаты, дипломаты и путешественники могли говорить на языках разных планет. Но в данном случае было нечто другое.
Должно быть, это сделала карточка. Госсейн лег на койку и закрыл глаза. Он мысленно перенесся в комнату Джанасена. Вообразил себя в кабине искривителя. Он думал: «Когда я был перемещен с Венеры, мое тело безошибочно перенеслось в эту камеру. Во время полета другой „игрок“ перенес мое сознание в мозг Ашаргина на далекую планету. И вот, наконец, я проснулся здесь, уже обученный этому языку. И если Фолловер действительно ожидал, что я проснусь сразу же, как только мое тело прибудет сюда, то я должен был обучиться языку в то время, когда читал текст на карточке».
Женщина все еще лежала, отвернувшись к стене. Тогда Госсейн оценивающе посмотрел на мужчину. Значит, источником информации будет Юриг.
Гигант отвечал на его вопросы без колебания. Планета состоит из тысяч больших и малых островов. Только люди на трейлерах, предсказатели, могут свободно перемещаться по всей планете. Остальное население живет на островах. Каждый остров населен определенной национальной группой. Между островами существует торговля, небольшая миграция, но на ограниченном уровне из-за многочисленных торговых и миграционных препятствий.
Госсейн внимательно слушал. Он пытался представить ноль-А венерианцев рядом с этими алертанцами, пытался придумать исчерпывающее понятие, которое описало бы предсказателей, но ничего не подходило. Ни одна из сторон еще недавно не знала о противостоянии враждующих галактических систем. Ни одна из сторон до сих пор не подозревает о существовании другой.
Эти две системы развивались в изоляции от главного течения галактической цивилизации. И обе теперь были брошены в вихрь войны, охватившей такое обширное пространство, что под угрозой уничтожения оказались все планетные системы.
Госсейн продолжил расспросы.
– Кажется, вы не любите предсказателей. Почему? Гигант перевел взгляд с прутьев решетки на стену под окном.
– Издеваетесь? – сказал он.
Его глаза сузились в раздражении и вернулись к решетке.
– Я не издеваюсь. Я действительно не знаю.
– Они высокомерны, – резко сказал Юриг, – они предсказывают будущее, и они безжалостны.
– Последнее действительно звучит неприятно, – сказал Госсейн.
– Они все сволочи! – взорвался Юриг. Он с трудом глотнул. – Они поработили других людей. Они воруют идеи людей, живущих на островах. Из-за умения видеть будущее они выигрывают каждое сражение и подавляют любое восстание. Слушай, – Юриг прижался к решетке и заговорил серьезно, – я видел, тебе не понравилось, когда я сказал, что Лидж принадлежит мне. Мне плевать, нравится тебе это или нет, но, понимаешь, не стоит жалеть никого из них. Я видел, как женщины, вроде этой, сдирают кожу с островитян, – его голос стал язвительным, а потом злым, – и получают от этого наслаждение. Эта женщина пошла против Фолловера по своей личной причине. И первый раз за все века, по крайней мере я о таком не слышал, один из нас имеет возможность отплатить предсказателю. Разве можно не воспользоваться этим?
Впервые после того, как она легла, отвернувшись к стене, женщина шевельнулась. Она села и посмотрела на Госсейна.
– Юриг забывает сказать одну вещь, – начала она. Гигант взревел.
– Ты разговариваешь с ним! – неистовствовал он. – Я выбью твои зубы, как только получу такую возможность!
Женщина вздрогнула, не было сомнения, что она испугалась угрозы. Когда она заговорила снова, ее голос дрожал, но в нем слышалось открытое неповиновение.
– Он собирается убить вас, как только решетки будут убраны.
Лицо Юрига стало задумчивым.
– Для тебя достаточно, прекрасная леди. Это погубило тебя.
Женщина побледнела, но продолжала.
– Я думаю, Фолловер хочет посмотреть, как вы будете защищаться. – Она посмотрела на него с надеждой. – Вы сможете что-нибудь сделать?
Этот вопрос Госсейн настоятельно задавал сам себе. Ему хотелось успокоить женщину, но он подавил в себе это желание. Он не должен забывать, что за этими мрачными стенами был бдительный наблюдатель, и что каждое его движение, слово и действие будет тщательно взвешено и проанализировано.
– Вы можете что-нибудь сделать, – повторила женщина, – или Фолловер зря беспокоится?
– Я хотел бы знать, – поинтересовался Госсейн, – какое мое действие вы предвидете? Что я сделаю?
Ее ответ доказывал, если это нуждалось в доказательствах, что они вели далеко не академическую дискуссию. Лидж неожиданно разрыдалась.
– О, пожалуйста, не держите меня в неизвестности. Эти угрозы сводят меня с ума. – Она со слезами на глазах покачала головой. – Я не знаю, что произойдет. Когда я смотрю в ваше будущее, картина расплывается. Единственный, с чьим будущим происходит то же самое, это Фолловер. Но с ним все ясно, он вне фазы. – Она вытерла слезы тыльной стороной ладони.
– Послушайте, – серьезно сказал Госсейн, – я хочу помочь вам, но смогу ли я это сделать, зависит от ваших ответов на мои вопросы.
– Да? – Ее глаза расширились, губы приоткрылись.
– Можете ли вы хоть что-нибудь рассказать о моем будущем?
– То, что я вижу, не имеет особого значения.
– Но что это? – Он почувствовал раздражение. – Мне надо знать.
– Если я скажу вам, это внесет новые факторы и может изменить будущее.
– Но, может, его надо изменить.
– Нет. – Она покачала головой. – После того, что я вижу, дальнейшая картина размыта. Это дает мне надежду.
Госсейн с трудом сдержался. Но, во всяком случае, кое-что прояснилось. Значит, должен быть использован его дополнительный мозг. Похоже, предсказатели теряют свою способность именно в этих случаях. Однако их дарование восхищало Госсейна. Как-нибудь попозже он должен узнать, каким образом неврастеники вроде этой женщины предсказывают будущее.
– Тогда скажите, – настаивал Госсейн, – когда это случится?
– Через десять минут, – ответила Лидж. Госсейн ошарашенно замолчал. Наконец, он спросил:
– А имеется ли какая-нибудь транспортная связь между Алертой и планетами других звезд?
– Да. Без всякого предупреждения, без предварительного обсуждения с нами Фолловер приказал всем людям на трейлерах занять места на военных кораблях какого-то Энро. На Алерту уже прибыл корабль с транспортной связью.
Госсейн внутренне вздрогнул, но не подал вида, что потрясен. Он представил себе пророков на каждом корабле Энро, предсказывающих действия всех кораблей противника. Как обычные люди смогут бороться с такими сверхлюдьми? Из слов Джанасена он знал, что Фолловер сотрудничает с Энро, но это был лишь один индивидуум. Здесь же были миллионы. Он спросил, внутренне содрогаясь:
– А сколько… сколько вас?
– Около пяти миллионов, – ответила Лидж.
Цифра была меньшей, чем он предполагал, но это не принесло ему чувства облегчения. Пяти миллионов было достаточно для порабощения галактики.
– И что же, все согласились? – с надеждой спросил Госсейн.
– Я отказалась, – уныло сказала Лидж. – И я не единственная. Я выступала против Фолловера в течение пяти лет и этим подала пример. Но нас меньшинство.
Госсейн заметил, что четыре минуты из десяти прошли. Он вытер влажный лоб и заторопился.
– А что вы можете сказать по поводу слов Юрига о предсказателях?
Лидж пожала плечами.
– В чем-то он прав. Я помню глупую девицу, мою служанку, которая дерзила мне. Пришлось ее как следует отхлестать. – Она глядела на него широко раскрытыми, невинными глазами. – А что еще прикажете делать с теми, кто не знает своего места?
Госсейн почти забыл о присутствии третьего пленника, но тот сам напомнил о себе. Из камеры донесся рев.
– Ты видишь? – заорал гигант. – Понял, о чем я говорил? Только подожди, когда эти решетки поднимут! Я покажу тебе, что можно делать с людьми, которые не знают своего места! – Его голос перешел в неистовый вопль. – Фолловер, если ты меня слышишь, сделай что-нибудь. Подними эти решетки! Подними их!
Если Фолловер и слышал, то не показал этого. Решетки остались на месте. Юриг утих и уселся на свою койку, бормоча:
– Только подожди, только подожди!
Госсейн узнал все, что ему было надо. Юриг в своей вспышке дал ему ключ к дальнейшим действиям. Его трясло, но он не обращал на это внимания. Теперь у него был ответ. Он знал, что будет делать. Фолловер сам обеспечит ему путь к спасению в критический момент.
Не удивительно, что Лидж не поверила картине его будущих действий. По-видимому, она показалась ей бессмысленной.
Дзенк! Звук раздался, как только он сел на койку. Металлический лязг.
Решетки начали подниматься.
VII
Чтобы сделать утверждение об объекте или о событии, индивидуум «абстрагирует» только некоторые из его характеристик. Если он говорит: «Этот стул коричневый», то имеет в виду только одно из его свойств, но при этом осознает, что стул имеет много других характеристик. «Осознанность абстрагирования» является одним из главных отличий между семантически тренированным и семантически нетренированным человеком.
Курс Ноль-А
Со скоростью охотящейся кошки Госсейн вскочил с койки. Он ухватился за нижнюю, лишенную иголок поперечину решетки и почувствовал, что поднимается вверх.
Попытка удержаться стоила ему немалых усилий. Железный прут был толщиной менее дюйма и изогнулся. Пальцы охватывали поперечину как раз под иголками. Требовалось покрепче держаться, иначе ему не выбраться из этой тюрьмы.