Кэкстон остановился. Но это тоже был неконтролируемый жест. Образ промелькнул в его голове как фантазия, и если бы у него были силы, то это было бы только фантазией. Если бы у него была сила, он полез бы и дальше, и вся сцена исчезла бы, как исчезает сон. Но он ловил воздух ртом от слабости и страха, охватившего его, затем лег во всю длину на ступеньку, одной рукой ухватившись за ступеньку ниже, а другой — выше.
Когда он был в состоянии чтобы посмотреть туда, сквозь прореху в тумане, то увидел комнату. Она была слегка накренена, но ярко освещена, и плывущий туман казался полузадернутым занавесом, который кто-то пытался прикрыть, но это не совсем удавалось.
Сколько точно времени прошло, когда он оказался за этим «занавесом», Кэкстон в дальнейшем не мог вспомнить. Он не помнил даже своего маршрута. Должно быть, он прополз вдоль ступеньки, а затем наклонился к полуоткрытому «занавесу».
Он предполагал, что он полз, потому что, конечно, не посмел бы выпрямиться.
Кроме того, когда он неожиданно как бы пришел в себя, он стоял на коленях на второй ступеньке, думая, что оттуда действовать будет безопаснее.
Кэкстон переставил ногу со ступеньки на пол. Чего он ожидал, было неясно, но он коснулся твердого пола.
Даже это движение потребовало немало времени потому, что он не решался довериться твердому основанию.
«Я, учитель, действую как верхолаз», — думал он изнуренно. Странно, этот образ подействовал успокаивающе.
Теперь он четко знал. Это был настоящий пол в настоящей комнате.
Что произошло? Он оттолкнулся от ступенек, но держался за них, пока продвигался по блестящему, гладкому (пластиковому?) полу.
Он резко поднялся и оказался в комнате.
Так быстро. Так легко. Совершенно нелепым было то, что когда он выпрямился, он увидел в этой комнате окно… а за ним открывался вид… и он забыл о предосторожности.
Это был момент, когда он забыл обо всем. Через это огромное окно можно было увидеть все.
Любопытство полностью овладело им. Словно ребенок, он бросился к окну, и только встав, осознал, что остался абсолютно без автоматического чувства самосохранения, некоторого внутреннего состояния, которое он в прошлом всегда называл временным нервным расстройством.
Осознавая происшедшее, он был ошеломлен всей убийственностью возможного такого развития… что если бы что-то было не так, то это могло бы стать его концом.
Мысль-ощущение угасла. Он никогда не был человеком, цепляющимся за прошлые страхи. Его внутренний мир был вполне приспособляем и обычно не поддавался на всякие «могло бы быть». Что его всегда спасало от таких… расстройств… так это то, что он редко задумывался над ними, когда они уже прошли.
Он не знал.
Прямо напротив него было окно. За ним открывался вид. И Кэкстон автоматически уже реагировал на него.
8
9
Когда он был в состоянии чтобы посмотреть туда, сквозь прореху в тумане, то увидел комнату. Она была слегка накренена, но ярко освещена, и плывущий туман казался полузадернутым занавесом, который кто-то пытался прикрыть, но это не совсем удавалось.
Сколько точно времени прошло, когда он оказался за этим «занавесом», Кэкстон в дальнейшем не мог вспомнить. Он не помнил даже своего маршрута. Должно быть, он прополз вдоль ступеньки, а затем наклонился к полуоткрытому «занавесу».
Он предполагал, что он полз, потому что, конечно, не посмел бы выпрямиться.
Кроме того, когда он неожиданно как бы пришел в себя, он стоял на коленях на второй ступеньке, думая, что оттуда действовать будет безопаснее.
Кэкстон переставил ногу со ступеньки на пол. Чего он ожидал, было неясно, но он коснулся твердого пола.
Даже это движение потребовало немало времени потому, что он не решался довериться твердому основанию.
«Я, учитель, действую как верхолаз», — думал он изнуренно. Странно, этот образ подействовал успокаивающе.
Теперь он четко знал. Это был настоящий пол в настоящей комнате.
Что произошло? Он оттолкнулся от ступенек, но держался за них, пока продвигался по блестящему, гладкому (пластиковому?) полу.
Он резко поднялся и оказался в комнате.
Так быстро. Так легко. Совершенно нелепым было то, что когда он выпрямился, он увидел в этой комнате окно… а за ним открывался вид… и он забыл о предосторожности.
Это был момент, когда он забыл обо всем. Через это огромное окно можно было увидеть все.
Любопытство полностью овладело им. Словно ребенок, он бросился к окну, и только встав, осознал, что остался абсолютно без автоматического чувства самосохранения, некоторого внутреннего состояния, которое он в прошлом всегда называл временным нервным расстройством.
Осознавая происшедшее, он был ошеломлен всей убийственностью возможного такого развития… что если бы что-то было не так, то это могло бы стать его концом.
Мысль-ощущение угасла. Он никогда не был человеком, цепляющимся за прошлые страхи. Его внутренний мир был вполне приспособляем и обычно не поддавался на всякие «могло бы быть». Что его всегда спасало от таких… расстройств… так это то, что он редко задумывался над ними, когда они уже прошли.
Он не знал.
Прямо напротив него было окно. За ним открывался вид. И Кэкстон автоматически уже реагировал на него.
8
Он с высоты смотрел на какой-то город. Кэкстон затаил дыхание, потому что…
Это был тот город из фильмов Арлея. Все небо было в «Полетах». Тысячи «Полетов». Но на жилой улице, как он заметил, были и обычные прохожие.
Первый изумленный взгляд не заметил никаких других средств передвижения, кроме «Полетов».
То, что он увидел в этом городе, не очень отличалось от многоэтажных городов-гигантов его времени. Казалось, было больше блеска, сверкания, больше солнечного отражения. «Больше стекла? — подумал Кэкстон. — Или, возможно, прозрачного пластика?»
Эти мимолетные наблюдения прошли своим чередом. И вот тогда возникла в голове мысль: «Какой город? Какой год?»
Мгновенно, с этой мыслью, к нему вернулся прежний страх.
КАКОЙ ГОД?
Он повернулся. Увидел какую-то дверь и побежал к ней. Она открылась от его прикосновения, за ней были ступеньки, ведущие вниз, в украшенный проход к большой стеклянной двери, которая вела к следующим ступенькам. Он оказался на улице.
Когда он через едва заметные двери вышел на нечто похожее на пластиковый тротуар, частица здравого смысла вернулась к Кэкстону. «Я могу заблудиться».
Возбуждение, ненормальная нервозность остались. Но после этого понимания он смог заставить себя остановиться и осмотреться. Здесь на уровне улицы он увидел, что дом, из которого он почти что выбросился, был единственным на самом верху склона.
Это вселяло уверенность. Такое трудно потерять. «Все, что я хочу — это взглянуть на какую-нибудь газету…» На газете будет число и название города. Он схватит ее, посмотрит — и сразу же бросится назад к дому, в комнату, где странный туман образовывал проход к какому-то гигантскому зданию, через которое он прошел из другого времени.
Кэкстон увидел, что справа, в квартале от него, здания имели форму и очертания торгового центра, и ринулся туда.
Он бежал мимо людей, одетых в блестящие свободные костюмы и куртки. У многих на спине он видел соответствующего цвета «Полет», перевязанный через плечи и подмышки.
Именно осознание различия в одежде между ним самим и остальными остановило Кэкстона. Он четко чувствовал, что человек, одетый в нездешний старомодный костюм, должен идти спокойно.
С этой мыслью, сдерживающей его порыв побежать, он добрался до торгового центра. На этой более оживленной улице тоже не было транспорта, но было больше людей. Как ему показалось — несколько сот.
Вид был совершенно завораживающий. То и дело кто-нибудь на «Полете» слетал с неба или взлетал с тротуара… Сначала Кэкстон каждый раз затаивал дыхание. Каждый раз появлялся страх, что человек, взлетая, упадет, или приземлится слишком быстро. Однако он понял, что для них это было привычным делом, и было их так много, что лучше было побеспокоиться о себе. И вновь именно собственная внешность обеспокоила его.
«Я, должно быть, выгляжу очень странно», — подумал он.
Но на самом деле люди едва смотрели на него, и это вернуло его к варианту старого убеждения: это был большой мир, даже еще в 1970-х это было так. У любого человека было только двадцать четыре часа в сутках, и поэтому он был занят только собой. Обыкновенный эксцентрик не мог отвлечь его.
«Может, я актер, иду с репетиции… Откуда им знать? Да и какое им дело? Там, дома, люди никогда не задерживали взгляд на странного вида прохожих».
То же самое происходило и здесь, поэтому он мог смотреть свободно. Охватившее его возбуждение не имело параллелей в его прежнем опыте. Здесь были дети детей людей его собственного времени… «Бог мой, как здорово!»
В таком приподнятом настроении он прошел целый квартал. Он просто смотрел в витрины и открытые двери магазинов. Несколько раз у него было смутное побуждение остановиться и разглядеть то, что он видел. Но он даже не мог замедлить шаг, ноги сами несли его вперед. Однако, он заметил, что магазины не слишком отличались от магазинов его эры. И это не удивляло его. Продавцы и товары уже тысячи лет существовали в человеческом мире.
Тем не менее, это успокоило Кэкстона. Это была некоторая близость, которая даже поглотила часть его растущего волнения из-за того факта, что он не видел ни газет, ни журналов.
«Придется кого-то спросить», — подумал он, слегка встревоженный. Еще более встревожило, что он не представлял себе, как задать такой вопрос.
Все, что он хотел знать, это числа: день, месяц, год.
Казалось, так немного. И все же у Кэкстона было грустное убеждение, что люди не отвечают на такие вопросы. День, да.
Например можно сказать, что вы не знаете — сегодня двадцать второе или двадцать третье. Но после того, как вам ответят, и вы скажете:
— Ну, а какой месяц?
А когда они с подозрением посмотрят на вас и скажут — тогда вы спросите о главном: «Какой год?»
Откуда вы узнаете, что ответ, который вы получите, не будет таким же шутливым, каким кажется собеседнику ваш вопрос.
Сознательным усилием Кэкстон остановил свои мысли и, полностью на мгновенном порыве, подошел к какому-то человеку, который стоял и глядел на витрину впереди. Этому незнакомому Кэкстон сказал:
— Извините, сэр.
Человек обернулся. У него были карие глаза, темно-каштановые волосы. Кожа была гладкая и розовая, и он был моложе Кэкстона, казалось, ему было около тридцати.
Он ответил на совершенно четком понятном английском:
— В чем дело? Вы больны?
«Значит, я выгляжу диким…» Даже когда он осознал это, Кэкстон повторил мысль, которая так резко толкнула его к этому разговору:
— У меня, кажется, амнезия. Какой это год? Где я? Что это за город?
Незнакомец сочувственно посмотрел на него, затем поднял руку. Когда он сделал это, свободный рукав упал с запястья и обнажил браслет.
— Где ваш? — спросил человек.
Кэкстон моментально решил, что этот браслет был опознавательным знаком. В этот же миг ему показалось, что он в ловушке, только из-за разговора с одним-единственным человеком.
Он отвернулся и кинулся через улицу. Торопливо оглянувшись через несколько секунд, он увидел, что человек не пошевелился и все еще стоял там, у витрины. Но он смотрел на Кэкстона.
Успокоившись, Кэкстон замедлил бег. Но через мгновение он понял, что в этом человеке все еще беспокоило его: то, как он стоял. Он снова оглянулся и хотя сейчас он был еще дальше, сомнений не было. Рука незнакомца была поднята, и он держал браслет у рта.
Он что-то говорил.
Кэкстон подошел к углу. Испуганно юркнул за него и побежал вдоль следующей улицы.
В этот раз, когда он бежал, у него было новое ощущение: дезориентации. Это было пугающее внутреннее ощущение. Он почему-то отказывался принимать то, что улицы действительно были твердым, постоянным местом. Это было совершенным безумием. Было ощущение, что это не он двигался, а тротуары надвигались него. Он вспомнил о похожем ощущении, которое было у него в детстве, когда, глядя с моста на ручей, вдруг думал, что движется сам мост.
Сейчас же был не только ручей или мост — двигался весь мир. Он понял, что все это возникло отчасти из страха, будто он рискнул зайти слишком далеко. Все казалось странным. Словно его перевернули.
«Не нужно было так бежать».
Он остановился, задыхаясь от ужасного внутреннего усилия в попытке восстановить самоконтроль. И понял, что какая-то девушка — на вид ей было всего лишь около двадцати — стояла в нескольких футах и смотрела на него широко раскрытыми глазами. Она сказала просто:
— Вы тот, кого они ищут. Вам не нужна помощь?
Кэкстон уставился на нее, его рассудок пытался ухватить пугающую мысль, что он, очевидно, стал объектом общей тревоги.
Он сказал, заикаясь:
— Скажите мне число и какой это город.
— Ну как же, конечно. — Она, казалось, успокаивала его. — Это Лейксайд и сегодня третье июня две тысячи восемьдесят третьего года нашей эры. Это помогает?
Ну вот, он получил сведения. Удача еще была с ним. Потому что когда она говорила, остекленевшие глаза Кэкстона случайно взглянули мимо нее под низкое строение на той стороне улицы — в сторону небольшого магазина. И там, как раз позади него, он увидел холм с небольшими домами.
— Скажите им, что мне не нужна помощь, — сказал Кэкстон девушке. — Спасибо.
И побежал. Свернув за угол, он пробежал, пыхтя, сто футов по круто поднимающийся вверх улице. Когда добежал до ворот дома — его цели — он остановился там, переведя дух. И посмотрел назад. И вверх.
Несколько «Полетов», накренившись, надвигались на него… Кэкстон подергал запор, а когда он не поддался, перепрыгнул через изгородь и пролетел вверх по крутой лестнице. Снова остановился и оглянулся он тогда, когда добежал до стеклянной(?) двери. Семь «Полетов» — все мужчины — остановились по ту сторону двора и парили над ним на высоте примерно сто футов.
— С вами все в порядке? — крикнул один из них.
— Да.
— Это ваш дом?
— Да.
— Очень хорошо.
Кэкстон не стал задерживаться. От того что он так быстро оказался в безопасности, у него задрожали ноги. Но полная безопасность была за дверью. И только там его поразила мысль, что если бы дверь была заперта — что тогда?
Когда волнение от этой мысли улеглось, он пошел по лестнице. Наверху он увидел, что там несколько дверных проходов, очевидно ведущих в разные комнаты, и это тоже привело к небольшому замешательству. Однако, в конце концов, он безошибочно направился в нужную сторону. В следующую секунду дверь за ним закрылась, и он оказался в «той же» комнате.
Сейчас, впервые, он увидел, что по эту сторону тумана не было. Просто в одном углу в стене был неровный пролом. За ним он увидел большие белые ступени, которые вели к огромному зданию, из которого он и появился раньше.
«Задание выполнено!» — радостно подумал он.
Он не испытывал неловкости от того, как оно было выполнено. Не было ощущения того, что он несколько раз опозорил себя своим несдержанным, почти безумным поведением. Он почти согласился со своим безумием. Его главная задача всегда состояла в том, чтобы не дать другим узнать, какой он неустойчивый. И довольно долго он чувствовал себя чертовски довольным от того, что это ему удавалось. Только представьте, маленький идиот Пити Кэкстон был теперь магистром наук по физике и быстро продвигался к успеху. Доказывая, как он часто думал, что все-таки можно долго обманывать многих.
Нечто подобное этой самоуспокаивающей мысли было у него в голове, когда он осторожно проходил в пролом на нижнюю ступеньку. Совершенно не беспокоясь о том, насколько она или другие были прочны, он ступил на нее без промедления и бегом пробежал вверх к двери.
Дверь открылась так же легко, как и тогда, когда он выходил из нее. Он мог открыть ее практически одним пальцем.
Через несколько секунд он уже был внутри, в безопасности — по крайней мере на мгновение — и с новой целью, уже полностью оформившейся в его голове.
Это был тот город из фильмов Арлея. Все небо было в «Полетах». Тысячи «Полетов». Но на жилой улице, как он заметил, были и обычные прохожие.
Первый изумленный взгляд не заметил никаких других средств передвижения, кроме «Полетов».
То, что он увидел в этом городе, не очень отличалось от многоэтажных городов-гигантов его времени. Казалось, было больше блеска, сверкания, больше солнечного отражения. «Больше стекла? — подумал Кэкстон. — Или, возможно, прозрачного пластика?»
Эти мимолетные наблюдения прошли своим чередом. И вот тогда возникла в голове мысль: «Какой город? Какой год?»
Мгновенно, с этой мыслью, к нему вернулся прежний страх.
КАКОЙ ГОД?
Он повернулся. Увидел какую-то дверь и побежал к ней. Она открылась от его прикосновения, за ней были ступеньки, ведущие вниз, в украшенный проход к большой стеклянной двери, которая вела к следующим ступенькам. Он оказался на улице.
Когда он через едва заметные двери вышел на нечто похожее на пластиковый тротуар, частица здравого смысла вернулась к Кэкстону. «Я могу заблудиться».
Возбуждение, ненормальная нервозность остались. Но после этого понимания он смог заставить себя остановиться и осмотреться. Здесь на уровне улицы он увидел, что дом, из которого он почти что выбросился, был единственным на самом верху склона.
Это вселяло уверенность. Такое трудно потерять. «Все, что я хочу — это взглянуть на какую-нибудь газету…» На газете будет число и название города. Он схватит ее, посмотрит — и сразу же бросится назад к дому, в комнату, где странный туман образовывал проход к какому-то гигантскому зданию, через которое он прошел из другого времени.
Кэкстон увидел, что справа, в квартале от него, здания имели форму и очертания торгового центра, и ринулся туда.
Он бежал мимо людей, одетых в блестящие свободные костюмы и куртки. У многих на спине он видел соответствующего цвета «Полет», перевязанный через плечи и подмышки.
Именно осознание различия в одежде между ним самим и остальными остановило Кэкстона. Он четко чувствовал, что человек, одетый в нездешний старомодный костюм, должен идти спокойно.
С этой мыслью, сдерживающей его порыв побежать, он добрался до торгового центра. На этой более оживленной улице тоже не было транспорта, но было больше людей. Как ему показалось — несколько сот.
Вид был совершенно завораживающий. То и дело кто-нибудь на «Полете» слетал с неба или взлетал с тротуара… Сначала Кэкстон каждый раз затаивал дыхание. Каждый раз появлялся страх, что человек, взлетая, упадет, или приземлится слишком быстро. Однако он понял, что для них это было привычным делом, и было их так много, что лучше было побеспокоиться о себе. И вновь именно собственная внешность обеспокоила его.
«Я, должно быть, выгляжу очень странно», — подумал он.
Но на самом деле люди едва смотрели на него, и это вернуло его к варианту старого убеждения: это был большой мир, даже еще в 1970-х это было так. У любого человека было только двадцать четыре часа в сутках, и поэтому он был занят только собой. Обыкновенный эксцентрик не мог отвлечь его.
«Может, я актер, иду с репетиции… Откуда им знать? Да и какое им дело? Там, дома, люди никогда не задерживали взгляд на странного вида прохожих».
То же самое происходило и здесь, поэтому он мог смотреть свободно. Охватившее его возбуждение не имело параллелей в его прежнем опыте. Здесь были дети детей людей его собственного времени… «Бог мой, как здорово!»
В таком приподнятом настроении он прошел целый квартал. Он просто смотрел в витрины и открытые двери магазинов. Несколько раз у него было смутное побуждение остановиться и разглядеть то, что он видел. Но он даже не мог замедлить шаг, ноги сами несли его вперед. Однако, он заметил, что магазины не слишком отличались от магазинов его эры. И это не удивляло его. Продавцы и товары уже тысячи лет существовали в человеческом мире.
Тем не менее, это успокоило Кэкстона. Это была некоторая близость, которая даже поглотила часть его растущего волнения из-за того факта, что он не видел ни газет, ни журналов.
«Придется кого-то спросить», — подумал он, слегка встревоженный. Еще более встревожило, что он не представлял себе, как задать такой вопрос.
Все, что он хотел знать, это числа: день, месяц, год.
Казалось, так немного. И все же у Кэкстона было грустное убеждение, что люди не отвечают на такие вопросы. День, да.
Например можно сказать, что вы не знаете — сегодня двадцать второе или двадцать третье. Но после того, как вам ответят, и вы скажете:
— Ну, а какой месяц?
А когда они с подозрением посмотрят на вас и скажут — тогда вы спросите о главном: «Какой год?»
Откуда вы узнаете, что ответ, который вы получите, не будет таким же шутливым, каким кажется собеседнику ваш вопрос.
Сознательным усилием Кэкстон остановил свои мысли и, полностью на мгновенном порыве, подошел к какому-то человеку, который стоял и глядел на витрину впереди. Этому незнакомому Кэкстон сказал:
— Извините, сэр.
Человек обернулся. У него были карие глаза, темно-каштановые волосы. Кожа была гладкая и розовая, и он был моложе Кэкстона, казалось, ему было около тридцати.
Он ответил на совершенно четком понятном английском:
— В чем дело? Вы больны?
«Значит, я выгляжу диким…» Даже когда он осознал это, Кэкстон повторил мысль, которая так резко толкнула его к этому разговору:
— У меня, кажется, амнезия. Какой это год? Где я? Что это за город?
Незнакомец сочувственно посмотрел на него, затем поднял руку. Когда он сделал это, свободный рукав упал с запястья и обнажил браслет.
— Где ваш? — спросил человек.
Кэкстон моментально решил, что этот браслет был опознавательным знаком. В этот же миг ему показалось, что он в ловушке, только из-за разговора с одним-единственным человеком.
Он отвернулся и кинулся через улицу. Торопливо оглянувшись через несколько секунд, он увидел, что человек не пошевелился и все еще стоял там, у витрины. Но он смотрел на Кэкстона.
Успокоившись, Кэкстон замедлил бег. Но через мгновение он понял, что в этом человеке все еще беспокоило его: то, как он стоял. Он снова оглянулся и хотя сейчас он был еще дальше, сомнений не было. Рука незнакомца была поднята, и он держал браслет у рта.
Он что-то говорил.
Кэкстон подошел к углу. Испуганно юркнул за него и побежал вдоль следующей улицы.
В этот раз, когда он бежал, у него было новое ощущение: дезориентации. Это было пугающее внутреннее ощущение. Он почему-то отказывался принимать то, что улицы действительно были твердым, постоянным местом. Это было совершенным безумием. Было ощущение, что это не он двигался, а тротуары надвигались него. Он вспомнил о похожем ощущении, которое было у него в детстве, когда, глядя с моста на ручей, вдруг думал, что движется сам мост.
Сейчас же был не только ручей или мост — двигался весь мир. Он понял, что все это возникло отчасти из страха, будто он рискнул зайти слишком далеко. Все казалось странным. Словно его перевернули.
«Не нужно было так бежать».
Он остановился, задыхаясь от ужасного внутреннего усилия в попытке восстановить самоконтроль. И понял, что какая-то девушка — на вид ей было всего лишь около двадцати — стояла в нескольких футах и смотрела на него широко раскрытыми глазами. Она сказала просто:
— Вы тот, кого они ищут. Вам не нужна помощь?
Кэкстон уставился на нее, его рассудок пытался ухватить пугающую мысль, что он, очевидно, стал объектом общей тревоги.
Он сказал, заикаясь:
— Скажите мне число и какой это город.
— Ну как же, конечно. — Она, казалось, успокаивала его. — Это Лейксайд и сегодня третье июня две тысячи восемьдесят третьего года нашей эры. Это помогает?
Ну вот, он получил сведения. Удача еще была с ним. Потому что когда она говорила, остекленевшие глаза Кэкстона случайно взглянули мимо нее под низкое строение на той стороне улицы — в сторону небольшого магазина. И там, как раз позади него, он увидел холм с небольшими домами.
— Скажите им, что мне не нужна помощь, — сказал Кэкстон девушке. — Спасибо.
И побежал. Свернув за угол, он пробежал, пыхтя, сто футов по круто поднимающийся вверх улице. Когда добежал до ворот дома — его цели — он остановился там, переведя дух. И посмотрел назад. И вверх.
Несколько «Полетов», накренившись, надвигались на него… Кэкстон подергал запор, а когда он не поддался, перепрыгнул через изгородь и пролетел вверх по крутой лестнице. Снова остановился и оглянулся он тогда, когда добежал до стеклянной(?) двери. Семь «Полетов» — все мужчины — остановились по ту сторону двора и парили над ним на высоте примерно сто футов.
— С вами все в порядке? — крикнул один из них.
— Да.
— Это ваш дом?
— Да.
— Очень хорошо.
Кэкстон не стал задерживаться. От того что он так быстро оказался в безопасности, у него задрожали ноги. Но полная безопасность была за дверью. И только там его поразила мысль, что если бы дверь была заперта — что тогда?
Когда волнение от этой мысли улеглось, он пошел по лестнице. Наверху он увидел, что там несколько дверных проходов, очевидно ведущих в разные комнаты, и это тоже привело к небольшому замешательству. Однако, в конце концов, он безошибочно направился в нужную сторону. В следующую секунду дверь за ним закрылась, и он оказался в «той же» комнате.
Сейчас, впервые, он увидел, что по эту сторону тумана не было. Просто в одном углу в стене был неровный пролом. За ним он увидел большие белые ступени, которые вели к огромному зданию, из которого он и появился раньше.
«Задание выполнено!» — радостно подумал он.
Он не испытывал неловкости от того, как оно было выполнено. Не было ощущения того, что он несколько раз опозорил себя своим несдержанным, почти безумным поведением. Он почти согласился со своим безумием. Его главная задача всегда состояла в том, чтобы не дать другим узнать, какой он неустойчивый. И довольно долго он чувствовал себя чертовски довольным от того, что это ему удавалось. Только представьте, маленький идиот Пити Кэкстон был теперь магистром наук по физике и быстро продвигался к успеху. Доказывая, как он часто думал, что все-таки можно долго обманывать многих.
Нечто подобное этой самоуспокаивающей мысли было у него в голове, когда он осторожно проходил в пролом на нижнюю ступеньку. Совершенно не беспокоясь о том, насколько она или другие были прочны, он ступил на нее без промедления и бегом пробежал вверх к двери.
Дверь открылась так же легко, как и тогда, когда он выходил из нее. Он мог открыть ее практически одним пальцем.
Через несколько секунд он уже был внутри, в безопасности — по крайней мере на мгновение — и с новой целью, уже полностью оформившейся в его голове.
9
Пора было исследовать фантастическое здание. Сначала один из офисов. Осмотреть каждый шкаф. Взломать ящики стола и поискать там.
Ломать что-либо не было необходимости. Ящики поддались. Двери шкафов были не заперты. Внутри были журналы, гроссбухи, странного вида дела. Увлекшись, Кэкстон просмотрел несколько из них, которые он разложил на большом столе. Наконец он отодвинул в сторону все, кроме одного журнала. Раскрыв его наугад, он прочел:
В какой-то момент Кэкстон начал беспокоится: если эти… Обладатели (обладатели чего, бог ты мой?)… возвращались во Дворец Бессмертия так часто, где же они?
С этой мыслью он вышел в зал и уставился в его молчаливую даль. Полная тишина и покой были пугающими. И он заметил что-то. Ему показалось, что свет потускнел. Стало вдруг труднее видеть. Может, наступала ночь? Он вдруг представил себя одиноким в этом склепе, в кромешной темноте, и спокойствие последних нескольких часов исчезло. Он в тревоге пошел по первому же боковому коридору, который смог найти, и, к своему огромному облегчению, обнаружил лестницу, ведущую вверх.
Кэкстон взбежал по лестнице и попробовал первую дверь. Она открылась в жилую комнату великолепной квартиры. Там было семь комнат, включая светящуюся тусклым светом кухню с встроенными шкафами, полными прозрачной посуды. Её содержимое было продуктами как знакомыми, так и неизвестными.
Кэкстон не испытывал никаких чувств. Не удивился он, когда шевельнул крошечный прозрачный рычажок наверху банки с грушами, и одна груша упала на стол, хотя банка никаким образом не открывалась. Просто в следующий раз он подготовит блюдо, вот и все. Потом, когда он съел её, он поискал выключатель. Но стало уже слишком темно, чтобы можно было что-то ясно увидеть.
В основной спальне была кровать с балдахином, которая неясно вырисовывалась в сумерках, а в ящиках были пижамы. Лежа между прохладными простынями, тяжелея от надвигающегося сна, Кэкстон смутно думал о девушке Селани и ее страхе перед стариком, почему она так боялась? И что такого могло произойти в трейлере, что безвозвратно ввергло Питера Кэкстона сюда?
Он беспокойно спал, в голове его все еще были эти мысли.
Свет сначала был далеко. Он приближался, становился ярче, и напоминал о пробуждении. Потом, когда Кэкстон открыл глаза, в память его хлынули воспоминания. Он лежал на левом боку. Был разгар дня. Краем глаза он видел над собой серебристо-голубой балдахин кровати. Над ним был высокий потолок.
В тенях предыдущего вечера он почти не заметил как велико, просторно и роскошно было его жилье. Здесь были толстые ковры, обитые стены, розовая мебель, сверкающая дорогой краской. Кровать была королевских размеров.
Вдруг мысли Кэкстона остановились, потому что, отвернув голову от стен комнаты, он бросил взгляд на другую половину кровати. Там лежала молодая женщина. Она, казалось, крепко спала. У нее были темно-каштановые волосы, белоснежная шея и, даже во сне ее лицо казалось прекрасным и умным. На вид ей было около тридцати. Она имела поразительное сходство с Селани, только была старше.
Дальше Кэкстон не смотрел. Словно вор в ночи он выскользнул из-под стеганого одеяла, сполз на пол и припал к нему. Когда затихло дыхание на кровати, у него перехватило от страха собственное. Послышался вздох женщины и — он обречен!
— Дорогой мой, — раздалось звучное контральто, — что ты делаешь там на полу?
Послышалось движение на кровати, и Кэкстон съежился, ожидая визга, после того, как она обнаружит, что он был не тем «дорогим». Но ничего не произошло. Прелестная головка показалась из-за края кровати. Серые глаза смотрели на него спокойно. Молодая женщина, казалось, забыла свой первый вопрос, потому что сейчас сказала:
— Милый, ты должен сегодня отправляться на Землю?
Это поставило его в тупик. Вопрос сам по себе был настолько изумительным, что его личное отношение ко всему казалось второстепенным. Кроме того, он начинал смутно понимать.
Это был один из тех миров вероятностей, о которых он читал в журналах Обладателя Кингстона Крейга. Здесь было нечто, что могло произойти с миром Кэкстона. А где-то за кадром кто-то делал так, чтобы это произошло. Все из-за того, что он отправился искать — среди прочего — свою память.
Кэкстон поднялся. Он покрылся испариной. Его сердце билось словно падающий молот. Колени дрожали. Но он встал, и он сказал:
— Да, я отправляюсь на Землю.
Это давало ему предлог, думал он напряженно, чтобы выбраться отсюда как можно скорее. Он направлялся к стулу, на котором висела его одежда, когда смысл собственных слов нанес второй, гораздо больший удар по его и без того сильно расшатанной нервной системе.
«Отправляюсь на Землю!» Он почувствовал, как его мозг прогнулся под тяжестью факта, выходящего за все реалии его существования. Отправляться на Землю откуда? Совершенно безумный ответ: из Дворца Бессмертия, конечно. Из дворца в тумане, где жили бессмертные Обладатели.
Он дошел до ванной. Прошлой ночью он обнаружил здесь прозрачную банку мази, этикетка на которой гласила: средство удаления волос — намазать, затем смыть. На это потребовалось полминуты. Остальное заняло на пять минут больше. Он вышел из ванной, полностью одетый. Его мозг был словно камень, и словно камень, идущий на дно, он пошел к двери рядом с кроватью.
— Милый?
— Да?
Похолодев и застыв, Кэкстон обернулся. С облегчением он увидел, что она не смотрит на него. Вместо этого, с ручкой в руке, она хмурилась над какими-то цифрами в гроссбухе. Не взглянув на него, она сказала:
— У нас ухудшается наше времяотношение. Мне придется еще остаться во дворце, чтобы реверсировать возраст, в то время как ты отправляешься на Землю и добавляешь два года к своему. Ты все сделаешь, дорогой? Девятнадцать лет для меня, ты в два раза старше? Всё так?
— Да, — сказал Кэкстон, — да.
Он прошел в небольшой холл, затем в жилую комнату. Оказавшись наконец в коридоре, он прислонился к прохладной, гладкой мраморной доске и безнадежно подумал: «Реверсировать возраст! Так вот что делало это невероятное здание!» С каждым днем ты становишься моложе на день и необходимо ехать на Землю, чтобы создать равновесие.
Потрясение росло. Поскольку произошедшее с ним в трейлере явно свидетельствовало о том, что какая-то сверхчеловеческая организация стремится не дать ему узнать правду, каким-то образом сегодня ему действительно придется разузнать, что все это значило, исследовать каждый этаж и попытаться найти какой-то центральный офис. Он медленно расслабился, выходя из этой напряженной внутренней концентрации мыслей, когда впервые услышал звуки. Голоса, движение, какие-то люди. Когда он отпрыгнул к балкону, он подумал, что мог бы догадаться и раньше. Ведь со слов женщины можно было понять, каким сложным был этот мир. Но, тем не менее, он чувствовал потрясение. В изумлении он смотрел вниз на огромный главный коридор здания, по тихим пустынным просторам которого он бродил в прошлый день столько часов. Сейчас же мужчины и женщины шли здесь нескончаемым потоком. Словно это была городская улица, по которой в обоих направлениях спешили прохожие.
— Привет, Кэкстон, — раздался сзади молодой мужской голос.
На это у Кэкстона эмоций уже не осталось. Он обернулся медленно, словно безмерно уставший человек. Незнакомец, который стоял и рассматривал его, был высок и хорошо сложен. Темные волосы и цветущее, сильное лицо. На нем было что-то вроде комбинезона, верхняя часть которого красиво облегала тело. Брючная же часть была широкой, раздуваясь, словно галифе. Он улыбался дружелюбно и лукаво. Наконец он спросил:
— Итак, вы хотите узнать, что все это значит? Не беспокойтесь, узнаете. Пойдемте со мной. Кстати, меня зовут Прайс.
Кэкстон не двинулся.
— Какого… — начал он бессмысленно. И замолчал. Возникло убеждение, что его толкали слишком быстро, чтобы разобраться. Этот человек, ожидавший его около дверей — не случайность. Он видел, как Прайс надевал перчатки, и что у него, кажется, были с этим проблемы.
Наблюдая за ним, Кэкстон немного расслабился и сказал:
— Вы сказали, что хотите, чтобы я отправился с вами. Куда?
— Я собирался отвезти вас на Землю — в вашу собственную эру.
— Вы имеете в виду, за эту большую дверь, по этим лестницам?
— Нет, другую дверь, — последовал ответ, — мы поедем туда по одной из труб под основным этажом.
Во время разговора он закончил натягивать перчатку. Казалось, он немного запыхался от усилия. Это Кэкстон заметил смутно. Он был раздосадован. Возможность транспортировки через подвал ему в голову не приходила. Тем не менее, он прекратил свое сопротивление. Когда Кэкстон шагал рядом со своим спутником, направляясь к лестнице, он видел, что относились к нему дружелюбно. Это его беспокоило, потому что он был одиночкой, и друзей среди мужчин у него не было. Он настороженно думал: «Я не уйду из этого здания, я не вернусь на Землю или куда бы то ни было, пока не разберусь во всем».
Самым загадочным для объяснения, казалось ему, была абсолютная пустота вчера и такое оживление сегодня.
Они уже достигли уровня основного коридора и сейчас пошли вниз по еще одной лестнице, которую Кэкстон не заметил прошлым вечером. Он не позволил себе отвлечься больше чем на секунду, однако, задал свой вопрос.
Человек ответил:
— Мы испробовали на вас два мира вероятности, Кэкстон, чтобы посмотреть, как они подходят.
Это казалось бессмысленным.
— Вы имеете в виду это? — сказал Кэкстон. — Наподобие того, что я проснулся рядом со старшей Селани, словно я был женат на ней?
— Вы женаты на ней в этом мире вероятности, — ответил Прайс.
Кэкстону очень хотелось представить то, что он женат на этой восхитительной девушке, которую он видел в поезде. Ему стало интересно.
— Но где я был вчера? Если это было вчера,
— Это было время другой вероятности. Ни одно из них не подошло, к сожалению.
Комментарий показался угрожающим.
Ломать что-либо не было необходимости. Ящики поддались. Двери шкафов были не заперты. Внутри были журналы, гроссбухи, странного вида дела. Увлекшись, Кэкстон просмотрел несколько из них, которые он разложил на большом столе. Наконец он отодвинул в сторону все, кроме одного журнала. Раскрыв его наугад, он прочел:
Нахмурившись, Кэкстон задержал взгляд на дате, затем продолжил чтение:КРАТКИЙ ДОКЛАД ОБЛАДАТЕЛЯ
КИНГСТОНА КРЕЙГА В ДЕЛЕ ИМПЕРИИ ЛИЦИЯ 2
7346 — 7378 н. э.
…обычная история этого периода — коварная узурпация власти безжалостным правителем. Тщательное изучение этого человека, обнаруженное стремление защититься за счет других.Кэкстон сидел словно окаменев, наконец он перевернул лист и прочел:
ВРЕМЕННОЕ РЕШЕНИЕ: Предупреждение Императора, чуть не лишившегося сил, когда он узнал, что ему противостоял бессмертный Обладатель. Инстинкт самосохранения заставил его дать гарантии относительно дальнейшего поведения.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ: Вернулся во Дворец Бессмертия после трехдневного отсутствия.
Были еще записи, сотни, тысячи записей в нескольких журналах. Каждая из них была докладом Обладателя Крейга, и всегда он возвращался во «Дворец Бессмертия» через столько-то дней, или часов, или недель. Однажды это было три месяца и это было какое-то неясное, неопределенное дело, относящееся к «установлению времени разделения между девяносто восьмым и девяносто девятым веками» и касалось «воскресения в активные личные миры вероятностей трех убитых, звали которых…»КРАТКИЙ ДОКЛАД ОБЛАДАТЕЛЯ
КИНГСТОНА КРЕЙГА.
Это дело Лейрда Грейтона, инспектора полиции, 900 участок, Нью-Йорк, 17 июля 2830 г.н.э. ложно осужденного за взятки.
РЕШЕНИЕ: Добился отставки инспектора Грейтона за два месяца до даты, указанной в обвинении. Уехал на свою ферму и с тех пор оказывал минимум влияния на большую сцену существования. Жил в мире этой вероятности до своей смерти в 2874 году и тем самым обеспечил почти совершенный 290А.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ: Вернулся во Дворец Бессмертия через один час.
В какой-то момент Кэкстон начал беспокоится: если эти… Обладатели (обладатели чего, бог ты мой?)… возвращались во Дворец Бессмертия так часто, где же они?
С этой мыслью он вышел в зал и уставился в его молчаливую даль. Полная тишина и покой были пугающими. И он заметил что-то. Ему показалось, что свет потускнел. Стало вдруг труднее видеть. Может, наступала ночь? Он вдруг представил себя одиноким в этом склепе, в кромешной темноте, и спокойствие последних нескольких часов исчезло. Он в тревоге пошел по первому же боковому коридору, который смог найти, и, к своему огромному облегчению, обнаружил лестницу, ведущую вверх.
Кэкстон взбежал по лестнице и попробовал первую дверь. Она открылась в жилую комнату великолепной квартиры. Там было семь комнат, включая светящуюся тусклым светом кухню с встроенными шкафами, полными прозрачной посуды. Её содержимое было продуктами как знакомыми, так и неизвестными.
Кэкстон не испытывал никаких чувств. Не удивился он, когда шевельнул крошечный прозрачный рычажок наверху банки с грушами, и одна груша упала на стол, хотя банка никаким образом не открывалась. Просто в следующий раз он подготовит блюдо, вот и все. Потом, когда он съел её, он поискал выключатель. Но стало уже слишком темно, чтобы можно было что-то ясно увидеть.
В основной спальне была кровать с балдахином, которая неясно вырисовывалась в сумерках, а в ящиках были пижамы. Лежа между прохладными простынями, тяжелея от надвигающегося сна, Кэкстон смутно думал о девушке Селани и ее страхе перед стариком, почему она так боялась? И что такого могло произойти в трейлере, что безвозвратно ввергло Питера Кэкстона сюда?
Он беспокойно спал, в голове его все еще были эти мысли.
Свет сначала был далеко. Он приближался, становился ярче, и напоминал о пробуждении. Потом, когда Кэкстон открыл глаза, в память его хлынули воспоминания. Он лежал на левом боку. Был разгар дня. Краем глаза он видел над собой серебристо-голубой балдахин кровати. Над ним был высокий потолок.
В тенях предыдущего вечера он почти не заметил как велико, просторно и роскошно было его жилье. Здесь были толстые ковры, обитые стены, розовая мебель, сверкающая дорогой краской. Кровать была королевских размеров.
Вдруг мысли Кэкстона остановились, потому что, отвернув голову от стен комнаты, он бросил взгляд на другую половину кровати. Там лежала молодая женщина. Она, казалось, крепко спала. У нее были темно-каштановые волосы, белоснежная шея и, даже во сне ее лицо казалось прекрасным и умным. На вид ей было около тридцати. Она имела поразительное сходство с Селани, только была старше.
Дальше Кэкстон не смотрел. Словно вор в ночи он выскользнул из-под стеганого одеяла, сполз на пол и припал к нему. Когда затихло дыхание на кровати, у него перехватило от страха собственное. Послышался вздох женщины и — он обречен!
— Дорогой мой, — раздалось звучное контральто, — что ты делаешь там на полу?
Послышалось движение на кровати, и Кэкстон съежился, ожидая визга, после того, как она обнаружит, что он был не тем «дорогим». Но ничего не произошло. Прелестная головка показалась из-за края кровати. Серые глаза смотрели на него спокойно. Молодая женщина, казалось, забыла свой первый вопрос, потому что сейчас сказала:
— Милый, ты должен сегодня отправляться на Землю?
Это поставило его в тупик. Вопрос сам по себе был настолько изумительным, что его личное отношение ко всему казалось второстепенным. Кроме того, он начинал смутно понимать.
Это был один из тех миров вероятностей, о которых он читал в журналах Обладателя Кингстона Крейга. Здесь было нечто, что могло произойти с миром Кэкстона. А где-то за кадром кто-то делал так, чтобы это произошло. Все из-за того, что он отправился искать — среди прочего — свою память.
Кэкстон поднялся. Он покрылся испариной. Его сердце билось словно падающий молот. Колени дрожали. Но он встал, и он сказал:
— Да, я отправляюсь на Землю.
Это давало ему предлог, думал он напряженно, чтобы выбраться отсюда как можно скорее. Он направлялся к стулу, на котором висела его одежда, когда смысл собственных слов нанес второй, гораздо больший удар по его и без того сильно расшатанной нервной системе.
«Отправляюсь на Землю!» Он почувствовал, как его мозг прогнулся под тяжестью факта, выходящего за все реалии его существования. Отправляться на Землю откуда? Совершенно безумный ответ: из Дворца Бессмертия, конечно. Из дворца в тумане, где жили бессмертные Обладатели.
Он дошел до ванной. Прошлой ночью он обнаружил здесь прозрачную банку мази, этикетка на которой гласила: средство удаления волос — намазать, затем смыть. На это потребовалось полминуты. Остальное заняло на пять минут больше. Он вышел из ванной, полностью одетый. Его мозг был словно камень, и словно камень, идущий на дно, он пошел к двери рядом с кроватью.
— Милый?
— Да?
Похолодев и застыв, Кэкстон обернулся. С облегчением он увидел, что она не смотрит на него. Вместо этого, с ручкой в руке, она хмурилась над какими-то цифрами в гроссбухе. Не взглянув на него, она сказала:
— У нас ухудшается наше времяотношение. Мне придется еще остаться во дворце, чтобы реверсировать возраст, в то время как ты отправляешься на Землю и добавляешь два года к своему. Ты все сделаешь, дорогой? Девятнадцать лет для меня, ты в два раза старше? Всё так?
— Да, — сказал Кэкстон, — да.
Он прошел в небольшой холл, затем в жилую комнату. Оказавшись наконец в коридоре, он прислонился к прохладной, гладкой мраморной доске и безнадежно подумал: «Реверсировать возраст! Так вот что делало это невероятное здание!» С каждым днем ты становишься моложе на день и необходимо ехать на Землю, чтобы создать равновесие.
Потрясение росло. Поскольку произошедшее с ним в трейлере явно свидетельствовало о том, что какая-то сверхчеловеческая организация стремится не дать ему узнать правду, каким-то образом сегодня ему действительно придется разузнать, что все это значило, исследовать каждый этаж и попытаться найти какой-то центральный офис. Он медленно расслабился, выходя из этой напряженной внутренней концентрации мыслей, когда впервые услышал звуки. Голоса, движение, какие-то люди. Когда он отпрыгнул к балкону, он подумал, что мог бы догадаться и раньше. Ведь со слов женщины можно было понять, каким сложным был этот мир. Но, тем не менее, он чувствовал потрясение. В изумлении он смотрел вниз на огромный главный коридор здания, по тихим пустынным просторам которого он бродил в прошлый день столько часов. Сейчас же мужчины и женщины шли здесь нескончаемым потоком. Словно это была городская улица, по которой в обоих направлениях спешили прохожие.
— Привет, Кэкстон, — раздался сзади молодой мужской голос.
На это у Кэкстона эмоций уже не осталось. Он обернулся медленно, словно безмерно уставший человек. Незнакомец, который стоял и рассматривал его, был высок и хорошо сложен. Темные волосы и цветущее, сильное лицо. На нем было что-то вроде комбинезона, верхняя часть которого красиво облегала тело. Брючная же часть была широкой, раздуваясь, словно галифе. Он улыбался дружелюбно и лукаво. Наконец он спросил:
— Итак, вы хотите узнать, что все это значит? Не беспокойтесь, узнаете. Пойдемте со мной. Кстати, меня зовут Прайс.
Кэкстон не двинулся.
— Какого… — начал он бессмысленно. И замолчал. Возникло убеждение, что его толкали слишком быстро, чтобы разобраться. Этот человек, ожидавший его около дверей — не случайность. Он видел, как Прайс надевал перчатки, и что у него, кажется, были с этим проблемы.
Наблюдая за ним, Кэкстон немного расслабился и сказал:
— Вы сказали, что хотите, чтобы я отправился с вами. Куда?
— Я собирался отвезти вас на Землю — в вашу собственную эру.
— Вы имеете в виду, за эту большую дверь, по этим лестницам?
— Нет, другую дверь, — последовал ответ, — мы поедем туда по одной из труб под основным этажом.
Во время разговора он закончил натягивать перчатку. Казалось, он немного запыхался от усилия. Это Кэкстон заметил смутно. Он был раздосадован. Возможность транспортировки через подвал ему в голову не приходила. Тем не менее, он прекратил свое сопротивление. Когда Кэкстон шагал рядом со своим спутником, направляясь к лестнице, он видел, что относились к нему дружелюбно. Это его беспокоило, потому что он был одиночкой, и друзей среди мужчин у него не было. Он настороженно думал: «Я не уйду из этого здания, я не вернусь на Землю или куда бы то ни было, пока не разберусь во всем».
Самым загадочным для объяснения, казалось ему, была абсолютная пустота вчера и такое оживление сегодня.
Они уже достигли уровня основного коридора и сейчас пошли вниз по еще одной лестнице, которую Кэкстон не заметил прошлым вечером. Он не позволил себе отвлечься больше чем на секунду, однако, задал свой вопрос.
Человек ответил:
— Мы испробовали на вас два мира вероятности, Кэкстон, чтобы посмотреть, как они подходят.
Это казалось бессмысленным.
— Вы имеете в виду это? — сказал Кэкстон. — Наподобие того, что я проснулся рядом со старшей Селани, словно я был женат на ней?
— Вы женаты на ней в этом мире вероятности, — ответил Прайс.
Кэкстону очень хотелось представить то, что он женат на этой восхитительной девушке, которую он видел в поезде. Ему стало интересно.
— Но где я был вчера? Если это было вчера,
— Это было время другой вероятности. Ни одно из них не подошло, к сожалению.
Комментарий показался угрожающим.