Ван Вогт Альфред Элтон. Расхождения с руководством

   В поле зрения было также несколько созвездий, которые, хотя и находились за границей галактики, кружились вместе с ней в пространстве. Вид их напомнил Гросвенфу, что «Космическая Гончая» проходит сейчас рядом с одним из мелких созвездий.
   Когда ритуал обычных приветственных фраз был закончен, он спросил:
   — Еще не решили, будем ли мы останавливаться у одного из этих созвездий?
   — Решение — против остановки, и я с этим согласен. Мы направляемся в другую галактику и пробудем там достаточно долго. — Директор неторопливо шагнул вперед, взял со стола бумагу и резко спросил: — Я слышал, что вашу территорию оккупировали?
   Гросвенф слегка улыбнулся. Он мог себе представить, какое удовольствие доставила эта весть кое-кому из членов экспедиции, Он достаточно заявил о себе на корабле, чтобы возможности некзиалиста внушили им тревогу. Некоторые лица — и не обязательно те, кто поддерживает Кента, — будут против вмешательства в это дело директора.
   Сознавая это, он все же пришел, чтобы понять, сознает ли Мортон всю сложность момента. Гросвенф коротко описал происшедшее и закончил так:
   — Мистер Мортон, я хочу, чтобы вы приказали Кенту прекратить вторжение, — он не хотел облекать свои слова в такую категоричную форму, но ему было необходимо знать, осознает ли Мортон опасность.
   Директор покачал головой и холодно произнес:
   — В конце концов, у вас действительно слишком большое помещение для одного человека. Почему бы вам не поделиться с другим отделом?
   Ответ был уклончивым. Гросвенфу ничего не оставалось, как усилить нажим. Он решительно заявил:
   — Должен ли я понять это так, что глава любого отдела, находящегося на этом корабле, имеет право захватывать территорию другого отдела без разрешения начальства?
   Мортон ответил не сразу. По его лицу пробежала легкая усмешка. Наконец, он сказал:
   — Мне кажется, что вы неверно понимаете мое положение на «Гончей». Прежде чем я вынесу решение, касающееся главы отдела, я обязан посоветоваться с главами других отделов. Давайте предположим, что я поставил этот вопрос на повестку дня, и когда было решено, что Кент может занять часть вашего отдела, оказалось, что он уже занят. Таким образом, статус был утвержден задним числом. Лично мне кажется, что на данной стадии вас можно было бы не ограничивать в площади, — мягко закончил он и улыбнулся.
   Гросвенф, чья цель была достигнута, тоже улыбался.
   — Я очень рад заручиться в этом деле вашей поддержкой. Значит, я могу рассчитывать на вас и не позволить Кенту выносить этот вопрос на повестку дня?
   Если Мортон и был удивлен таким истолкованием своей позиции, то не подал вида.
   — Повестка дня, — с удовольствием произнес он, — один из вопросов, которые я обязан контролировать. Она составляется в моем офисе, и я при этом присутствую. Главы отделов могут проголосовать за то, чтобы поставить предложение Кента на повестку дня более позднего собрания, а не того, что находится в процессе подготовки.
   — Я так понимаю, — проронил Гросвенф, — что мистер Кент уже подал просьбу о том, чтобы занять четыре комнаты моего отдела?
   Мортон кивнул. Он положил руку на бумагу, лежавшую на столе, потом взял хронометр и задумчиво уставился на него.
   — Следующее собрание состоится через два дня, а потом они будут проходить каждую неделю, если только я не буду их откладывать. Думаю, — он говорил так, будто размышлял вслух, — что мне без труда удастся отложить одно из запланированных собраний на двенадцать дней. — Он отложил хронометр и быстро поднялся. — Это даст вам для защиты двадцать два дня.
   Гросвенф медленно поднялся. Он решил не обсуждать временной лимит: в данный момент он казался более чем достаточным. Но все сказанное было, мягко говоря, несколько необычно: задолго до того как время истечет, он сам должен был или вернуть контроль над своим отделом, или признать себя побежденным.
   Вслух он сказал:
   — Есть еще один вопрос, о котором мне бы хотелось поговорить. Мне кажется, я имею право на прямую связь с главами других отделов, когда мы работаем в скафандрах.
   Мортон улыбнулся.
   — Это упущение будет исправлено.
   Они пожали друг другу руки, и Гросвенф вышел. Когда он возвращался в свой отдел, ему казалось, что, хотя и весьма окольными путями, некзиализм обретает под собой почву.
   Войдя в первую комнату, Гросвенф с удивлением обнаружил там Сидла, который стоял в сторонке и наблюдал за работой химиков. Увидев его, психолог направился к нему навстречу, укоризненно покачивая головой.
   — Молодой человек, — начал он, — не кажется ли вам, что это немного неэтично?
   Гросвенф понял, что Сидлу известно, что проделал он с этими людьми, и почувствовал неприятный укол совести. Однако, придав голосу самую невинную интонацию, он быстро проговорил:
   — Вы абсолютно правы, сэр. Я почувствовал то же самое, что почувствовали бы и вы, если бы ваш отдел был занят в обход всех существующих правил.
   «Зачем он пришел? — подумал он про себя. — Неужели Кент попросил его о расследовании?»
   Сидл потер подбородок. Это был плотный человек с живыми искрящимися глазами.
   — Я имел в виду не это, — хмуро возразил он. — Но вы, я вижу, испытываете удовлетворение.
   Гросвенф изменил тактику.
   — Вы возражаете против метода обучения, который я использовал на этих людях?
   Он больше не чувствовал угрызений совести. Какие бы причины ни привели сюда этих людей, он обязан был этим воспользоваться, чтобы показать кое-кому, если возможно, свое преимущество. Он надеялся посеять в душе психолога сомнения и обеспечить его нейтралитет в своей борьбе против Кента.
   — Да, я пришел сюда по просьбе мистера Кента и осмотрел его подчиненных, которые, как он считал, действовали несколько странно. Теперь я обязан дать мистеру Кенту отчет о своих наблюдениях.
   — Но почему? — спросил Гросвенф и заговорил более откровенно. — Мистер Сидл, мой отдел захвачен человеком, невзлюбившим меня за то, что я открыто высказывался против его кандидатуры па предстоящих выборах. Поскольку он действовал в обход всех действующих на корабле законов, я имею право защищать себя так, как умею. Тем не менее я прошу вас оставаться нейтральным в этом чисто личном вопросе.
   — Вы не понимаете, — нахмурился Сидл, — что я тут в качестве психолога. Я рассматриваю использование вами гипноза без согласия испытуемых как совершенно безнравственную акцию. Я удивлен, что вы ждете от меня соучастия.
   — Уверяю вас, что мое отношение к этике так же серьезно, как и ваше. Гипнотизируя людей без их согласия, я воздержался от того, чтобы, воспользовавшись своим преимуществом, пристыдить их или ввести в замешательство хотя бы в малейшей степени. И при данных обстоятельствах я не вижу причин, по которым вам следовало бы занять сторону мистера Кента.
   — Между вами и Кентом произошла ссора… это верно?
   — Совершенно верно. — Гросвенф понимал, что за этим последует.
   — И все же вы загипнотизировали не Кента, а группу посторонних людей.
   Гросвенф вспомнил, как вели себя на его лекции четверо техников из химического отдела. По крайней мере, некоторых из них нельзя было назвать посторонними.
   — Я не собираюсь вступать с вами в спор по этому поводу, мистер Сидл. Могу лишь сказать, что большинство, которое с самого начала, не раздумывая, подчинилось лидерам, в чье поведение они не потрудились вникнуть, должно за это платить. Но я не буду дискутировать этот вопрос, а лучше задам свой.
   — Да?
   — Вы входили в техническую?
   Сидл молча кивнул.
   — Вы видели записи?
   — Да.
   — Вы обратили внимание, какая именно в них заложена информация?
   — Все связано с химией.
   — Это все, что я им даю, и все, что намеревался им дать. Я рассматриваю свой отдел как отдел обучения. Лица, приходящие сюда, получают знания, хотят они этого или не хотят.
   — Не понимаю, каким образом это вам поможет избавиться от них. Тем не менее я буду счастлив сообщить мистеру Кенту о том, что вы делаете. Вряд ли он станет возражать против того. чтобы его люди углубили знания по химии.
   Гросвенф промолчал. У него было собственное мнение насчет того, что скажет мистер Кент, и обрадуется ли он, что его служащие будут знать по его специальности столько, сколько знает он сам. Он мрачно следил за тем, как Сидл покидает его отдел. Он наверняка даст Кенту полный отчет, а это означает, что в действие вступит новый план. Но Гросвенф решил, что для активных действий время еще не настало. Нельзя было быть уверенным в том, что определенные действия не явятся толчком для тех событий, которые он стремился предотвратить. Несмотря на его отношение к теории цикличности истории, следовало помнить, что цивилизация действительно рождалась, росла и старела. Прежде чем действовать дальше, следовало поговорить с Коритой и узнать, не упомянет ли он о каких-либо скрытых неясностях.
   Он нашел ученого в библиотеке, которая располагалась на том же этаже. Корита собирался уходить. Эллиот сразу же поспешил к нему и без околичностей изложил свое дело.
   Корита ответил не сразу. Они прошли почти весь коридор, прежде чем Корита проговорил:
   — Друг мой… Я уверен, что вы понимаете, насколько трудно решать специфическую проблему. Только на базе общих правил. Это практически все, что может предложить теория цикличности.
   — И все же, поскольку аналоги могли бы быть полезными для меня, я вас прошу… Из того, что я читал по этому предмету, я понял, что мы находимся в позднем, «зимнем», периоде цивилизации. Иными словами, именно сейчас мы совершаем ошибки, ведущие к распаду. У меня есть кое-какие соображения на этот счет, хотя хотелось бы большего.
   Корита пожал плечами.
   — Я постараюсь быть кратким. Важнейшей доминирующей чертой «зимнего» периода цивилизации является растущее понимание миллионами индивидуумов того, в чем состоит суть происходящего. Люди становятся нетерпимыми к религиозному, или с позиции сверхъестественного, объяснению того, что происходит в их телах и умах, в окружающем мире. С ростом знаний даже простые умы начинают видеть вглубь, впервые и полностью отрицают наследственное превосходство меньшинства, отвергают его. И начинается борьба за власть… Именно эта, выросшая до огромных пределов, борьба является общей чертой «зимних» периодов всех цивилизаций, увековеченных историей. К лучшему или к худшему, но борьба обычно начинается в легальных рамках систем, которые тяготеют к защите осажденного меньшинства. Последующие поколения автоматически подключаются к борьбе за власть. Результатом является рукопашная. Охваченные негодованием и стремлением к власти, люди следуют за мудрыми и тоже сбитыми с толку вожаками. Повторяется одно и то же, беспорядок неминуемо ведет к развязке. Рано или поздно одна из групп завоевывает влияние. Оказавшись у вершины власти, лидеры завоевывают и насаждают «порядок», увлекая при этом миллионы в провал. Господствующая группа начинает активно тормозить всякого рода прогресс. Права, свобода и прочие институты, необходимые любому организованному обществу, становятся средствами давления и монополизации. Борьба в такой ситуации становится трудной, а потом и невозможной. И тут мы наблюдаем быстрый переход к кастовой системе Древней Индии и другим, менее известным, но откровенно жестоким обществам, таким, как Рим после 300 года н. э. Индивидуумы не могут подняться выше своего уровня. Ну как, помогла вам моя краткая зарисовка?
   Гросвенф задумчиво проговорил:
   — Как я уже сказал, я хочу решить проблему, заданную мне мистером Кентом, не впав при этом в эгоистические ошибки человека «зимнего» периода, описанные вами. Я хочу знать, могу ли я защищаться от него, не усугубив при этот враждебных отношений, уже имеющихся на борту «Гончей».
   Корита сухо улыбнулся.
   — Это будет трудная победа, если она возможна вообще. Исторически на базе масс проблема еще никогда не решалась. Что же, желаю вам удачи, молодой человек!
   В эту минуту все и случилось…

ГЛАВА 3

   Они остановились у стеклянной комнаты на этаже Гросвенфа. Впрочем, это было не стекло, как и не комната. Это была ниша во внешней стороне корпуса, а «стекло» — разновидность сплава прочного металла. За ним находился вакуум и беспредельность пространства.
   Гросвенф рассеянно отметил, что корабль оставил за собой маленькое созвездие, которое проходил недавно. Были видны лишь некоторые из пяти тысяч солнц системы. Она разжал губы, чтобы сказать: «Я бы хотел еще раз поговорить с вами, мистер Корита, когда у вас будет свободное время».
   Но он не успел сказать этого. В стекле напротив него появилось неясное движущееся изображение женщины в шляпе с перьями. Изображение колебалось и мерцало. Гросвенф почувствовал, как сильно напряглись мышцы его глаз. На мгновение его сознание потухло, но затем на него обрушился шквал звуков, перед глазами замерцали световые блики и резкая боль пронзила тело. Гипнотические галлюцинации! Эта мысль была подобна разряду электрического тока. Однако она его и спасла. Благодаря умению руководить своими физическими способностями он смог мгновенно рассеять механический соблазн световых пятен. Резко повернувшись, он закричал в ближайший коммуникатор:
   — Не смотреть на изображения! Это гипноз! На нас напали!
   Отвернувшись от коммуникатора, он споткнулся о бесчувственное тело Кориты. Остановившись, он опустился на колени.
   — Корита! — настойчиво позвал он. — Вы меня слышите?
   — Да.
   — Вы повинуетесь моим словам, ясно?
   — Да.
   — Вы начинаете расслабляться, все забываете. Ваше сознание спокойно. Действие образов слабеет. Теперь оно совсем прекратилось. Образы исчезли. Вам ясно? Совсем исчезли…
   — Понимаю…
   — Они не смогут на вас воздействовать. Каждый раз, видя изображение, вы вспоминаете одну из приятных домашних сцен. Вам ясно?
   — Да.
   — А теперь пробуждайтесь. Буду считать до трех. Раз… два… три… просыпайтесь!
   Корита открыл глаза и озадаченно спросил:
   — Что со мной случилось?
   Гросвенф в нескольких словах объяснил ситуацию и приказал:
   — А теперь идемте, быстро! Несмотря на встречное внушение, цветовые пятна продолжают попадать в поле моего зрения.
   Он потащил ошеломленного археолога к «Некзиальному отделу». За первым же поворотом они натолкнулись на неподвижное человеческое тело, лежащее на полу.
   Гросвенф пнул его ногой, причем не слишком осторожно. Он хотел получить ответную реакцию.
   — Вы меня слышите? — резко спросил он.
   Человек шевельнулся.
   — Да.
   — Тогда слушайте. Световые изображения на вас больше не действуют. А теперь вставайте, вы проснулись.
   Человек вскочил и, пошатываясь, ринулся на него. Гросвенф отпрянул, и нападающий пронесся мимо. Гросвенф приказал ему остановиться, но тот, не оглядываясь, продолжал идти вперед. Эллиот схватил Кориту за руку.
   — Кажется, я занялся им слишком поздно.
   Корита изумленно покачал головой. Его взгляд обратился к стене, и из произнесенных им слов стало ясно, что внушения Гросвенфа не оказали полного действия или были уже поколеблены.
   — Но что они такое? — спросил он. — Разве вы на них не смотрите?
   Не делать этого было чрезвычайно трудно. Гросвенфу приходилось держать глаза закрытыми, чтобы бьющие от изображений лучи не попадали в глаза. Сначала ему казалось, что изображения повсюду. Потом он заметил, что женские силуэты, как-то странно раздвоенные, занимают прозрачные и полупрозрачные секции. Таких секций было сотни, но все-таки было какое-то ограничение.
   Затем они увидели еще несколько людей. Жертвы лежали на неравных расстояниях друг от друга. Дважды они наталкивались на людей, находящихся в сознании. Один из них стоял у стены на их пути, уставившись куда-то невидящим взглядом, и не двинулся с места, когда Гросвенф и Корита проходили мимо.
   Другой испустил вопль и, схватив вибратор, выпалил из него. Луч ударил в стену за спиной Гросвенфа. Тогда он бросился на человека и свалил его на пол. Человек — Эллиот узнал помощника Кента — злобно уставился на него и прохрипел:
   — Чертов шпион! Мы еще доберемся до тебя!
   Гросвенф не стал задерживаться, чтобы уяснить причины удивительного поведения человека. Но, подходя вслед за Коритой к двери «Некзиального отдела», он весь напрягся. Если тот химик мог так быстро поддаться чувству ненависти к нему, то чего можно ожидать от тех пятнадцати, которые расположились в его комнатах.
   К своему облегчению он увидел их лежащими на полу без сознания. Он торопливо достал две пары темных очков — одну для Кориты, другую для себя, потом включил полное освещение, и потоки огня залили стены, потолок и пол. Изображения были мгновенно поглощены светом. Гросвенф проследовал в техническую комнату и принялся давать команды, надеясь, что сумеет освободить тех, кого он лично загипнотизировал. Сквозь стеклянную дверь он наблюдал за двумя из них. По истечении пяти минут они все еще не подавали признаков жизни. Он понял, что мозг загипнотизированных находится в таком состоянии, что любые слова были бесполезны. Существовала возможность, что через некоторое время они очнутся и переключатся на него. С помощью Кориты он перетащил их в ванную комнату и запер дверь. Был очевиден случай механически-визуального гипноза такой силы, что сам он спасся лишь благодаря решительным действиям. Но случившееся не ограничивалось видением. Изображения пытались взять над ними контроль, стимулируя через зрительные органы их мозг. Он был в курсе всего, что было сделано в этой области, и знал, хотя нападающие, по-видимому, этого не знали, что чужой контроль над нервной системой человека почти невозможен. Судя по тому, что произошло с ним, остальные были погружены в глубокий сон, транс, или же их сознание было помрачено галлюцинациями, и они не могли отвечать за свои действия.
   Его задачей было проникнуть на контрольный пункт и включить энергоционный экран корабля. Неважно, откуда велось нападение — с другого корабля или с другой планеты — такая мера помогла бы отрезать путь любым лучам, посылаемым врагами.
   С сумасшедшей быстротой Гросвенф начал приводить в действие переносной световой агрегат. Ему нужно было что-то, что могло помочь в борьбе с изображениями на пути к контрольному пункту. Он заканчивал последнее соединение, когда ощутил безошибочную реакцию организма — легкое головокружение, которое потом исчезло. Это было чувство, которое возникает при существенном изменении курса в результате анти-акселерации.
   Действительно ли был изменен курс? Это он проверит чуть позже.
   — Я хочу произвести эксперимент, — обратился он к Корите. — Останьтесь, пожалуйста, здесь.
   Гросвенф вытащил собранное им световое устройство в ближайший коридор и поместил его в задний отсек электротележки для перевозки различных грузов. Потом сел в нее сам и направил ее к лифту. Он подсчитал, что с того времени, когда он впервые увидел изображение, прошло десять минут.
   Гросвенф свернул в коридор, в котором находился лифт, на скорости двадцать пять миль в час, что было хорошо для этих сравнительно узких мест. Напротив входа в лифт двое схватились друг с другом не на жизнь, а на смерть. Не обратив внимания на Гросвенфа, они продолжали, бранясь и тяжело дыша, колошматить друг друга. Световая установка Гросвенфа не повлияла на их чувство ненависти друг к другу. Какого бы рода галлюцинациям они ни были подвержены, гипноз захватил их слишком глубоко. Гросвенф направил машину к ближайшему лифту и спустился вниз. Он наделся, что найдет контрольный пункт пустым.
   Надежда исчезла, как только он въехал в центральный коридор. Он кишел людьми, ощетинился баррикадами, и в воздухе явственно ощущался запах озона. Тут и там вспыхивало пламя вибраторов. Гросвенф осторожно выбрался из лифта, пытаясь понять, что происходит. Ситуация была ужасной. Оба подхода к контрольному пункту блокированы перевернутыми тележками. За ними прятались люди в военной форме. Гросвенф различил среди защитников баррикады капитана Лича, а в одной из нападающих групп увидел директора Мортона.
   Это несколько проясняло картину. Для него это не было открытием. Ученые дрались с военными, которых всегда подсознательно ненавидели. Те же галлюцинации подстегнули военных, обострив обычно скрываемое презрительное и насмешливое отношение к людям науки.
   Гросвенф понимал, что это не было истинной картиной их чувств. В нормальном состоянии человеческое сознание балансирует между многочисленными противоположными импульсами, так что средний индивидуум может прожить свою жизнь без того, чтобы одно какое-то его чувство одержало верх над другими и стало преобладающим. Теперь это сложное равновесие было нарушено, что грозило уничтожением для всей экспедиции и сулило победу врагу, о целях которого можно было лишь догадываться.
   Как бы там ни было, путь в контрольную был отрезан, и Гросвенф вернулся в свой отдел.
   У дверей его встретил Корита.
   — Посмотрите, — произнес он, указывая на экран настенного коммуникатора, настроенного на находящийся в носовой части корабля механизм управления. Расположенный там экран передачи был нацелен на цепочку звезд. Устройство выглядело более сложным, чем оно было на самом деле. Гросвенф посмотрел в окуляры и обнаружил, что корабль описывает плавную дугу — кривую, которая в верхней своей точке могла привести корабль прямо к яркой белой звезде. Вспомогательный механизм управления должен был давать периодические толчки, чтобы удержать корабль на курсе.
   — Могли это сделать враги? — осведомился Корита.
   Гросвенф показал вперед и покачал головой, более озадаченный, чем встревоженный. Он изменил положение окуляров и нацелил их на вспомогательный механизм. Согласно спектральному классу звезды, ее величине и яркости, она находилась на расстоянии около четырех световых лет. Корабль летел со скоростью примерно световой год за каждые пять часов. Поскольку следовало принять во внимание ускорение, рассчитанная кривая должна была еще увеличиться. Он подсчитал, что корабль должен был достичь окрестностей солнца приблизительно через одиннадцать часов.
   Гросвенф резко выключил коммуникатор. Он был поражен, но сомнения в нем не было и следа. Уничтожение могло быть целью обманутого человека, который изменил курс корабля. А если так, то на предотвращение катастрофы оставалось только десять часов.
   В эту минуту у него еще не было ясного плана, но ему казалось, что только нападение врага, использующего гипнотическую технику, могло быть причиной происходящего.
   Он стоял, размышляя. Следовало предпринять вторую попытку проникнуть в контрольный пункт. Ему нужно было нечто, что действовало бы непосредственно на клетки мозга. Имелось несколько аппаратов, способных оказать подобное воздействие. Большая их часть применялась лишь для сугубо медицинских целей. Исключение составлял прибор — энцефало-регулятор, который мог быть использован для перенесения импульсов из одного сознания в другое.
   Даже с помощью Кориты Гросвенфу понадобилось несколько минут на сборку такого агрегата. Его проверка заняла еще некоторое время, а поскольку машина была исключительно хрупкой, то, размещая ее на тележке, ему пришлось прибегнуть к помощи рессорных подушек. В общем, приготовления заняли тридцать семь минут.
   Затем у него произошел бурный спор с археологом, который обязательно хотел его сопровождать. В конце концов Корита согласился остаться на страже опорного пункта их операции.
   Непрочность груза заставила Гросвенфа уменьшить скорость продвижения, когда он направлялся к контрольному пункту. Эта вынужденная медлительность раздражала его, но в то же время давала ему возможность замечать происшедшие в коридоре перемены.
   Неподвижные тела попадались теперь реже. Гросвенф понял, что большая часть из тех людей, кто оказался погруженным в глубокий сон, теперь самопроизвольно вышли из него. Подобные пробуждения были обычным для гипноза явлением. Теперь они подвергались другой стимуляции на той же основе, их действия находились под контролем глубоко скрытых импульсов. Поэтому люди, которые в обычном состоянии лишь чувствовали друг к другу умеренную неприязнь, сейчас испытывали убийственную ненависть.
   Самым страшным было то, что им самим об этом не было известно, поскольку сознание могло быть изменено без знания об этом со стороны индивидуума. Все было усилено атакой, предпринятой сейчас против находящихся на борту корабля людей. Каждый человек действовал так, как будто его новое «я» было столь же прочным, сколь и старое.
   Гросвенф открыл дверцу лифта, находящуюся на уровне контрольного пункта, и тут же поспешно захлопнул ее. Нагревательная установка изрыгала пламя, разливавшееся по коридору. Металлические стены плавились с резким свистящим звуком. На видимом пространстве лежало три трупа. Пока он выжидал, раздался громкий взрыв. Внезапно пламя пропало. В воздухе повис голубой дым, жара стояла невыносимая. Но в течение нескольких последующих секунд и дым, и жара исчезли. Вентиляционная система работала надежно.
   Гросвенф осторожно выбрался из лифта. На первый взгляд коридор казался пустым. Потом он увидел Мортона, полускрытого выступом стены, менее чем в двух десятках шагов от себя. Почти в ту же секунду директор заметил его и поманил к себе рукой. Гросвенф поколебался, но решил рискнуть. Он отвел тележку от дверцы лифта и направил ее к директору, который энергично приветствовал его.