Альфред Ван Вогт
Расхождения с руководством
ГЛАВА 1
«Некзиализм — это наука о соединении устоявшихся способов получения информации в одной из отраслей наук с другими. Она предусматривает ряд технических приемов для ускорения процессов усвоения полученных знаний и самого эффективного их использования».
ПРИГЛАШАЮТСЯ ВСЕ ЖЕЛАЮЩИЕ.
ЛЕКТОР — ЭЛЛИОТ ГРОСВЕНФ.
МЕСТО ЛЕКЦИИ — НЕКЗИАЛЬНЫЙ ОТДЕЛ.
ВРЕМЯ — 15:00, 9/7/1
Гросвенф прикрепил свое объявление к и без того уже плотно заполненному щиту объявлений. Затем он отступил назад и посмотрел, что у него получилось.
На корабле действовало так называемое «звездное время», основанное на стоминутном часе и двадцатичасовом дне. В неделе содержалось десять дней, в месяце — тридцать дней, в году — триста шестьдесят дней. Дни не имели названий, но были пронумерованы. Этот календарь вступил в действие с момента старта.
Его объявление висело среди извещений о еще восьми лекциях, трех кинофильмах, четырех ученых фильмах, девяти дискуссиях и нескольких спортивных соревнованиях. К тому же оставались индивидуумы, которые предпочитали чтение у себя в комнате, встречи с друзьями, посещение одного из полудюжины баров и кафе.
Тем не менее он был уверен, что его объявление непременно прочтут. В противоположность другим, оно не было просто листком бумаги. Это был специальный лист в миллиметр толщиной. Шрифт как бы всплывал на поверхность из глубины. Тонкая цветная пленка из гальванизированного материала служила источником изменения цвета. Буквы изменяли свою окраску в отдельности и группами. Поскольку частота испускаемых волн света была неопределенной и постоянно изменяющейся, цветовые сочетания никогда не повторялись.
Объявление пылало среди прочих, как неоновая надпись. Его наверняка заметят.
Гросвенф направился в обеденный салон. Когда он вошел, стоявший у двери человек сунул ему в руку карточку. Гросвенф с любопытством посмотрел на нее.
КЕНТ — НА ДОЛЖНОСТЬ ДИРЕКТОРА.
Мистер Кент является главой одного из самых крупных на нашем корабле отделов. Он известен своим сотрудничеством с другими отделами. Кент — не только хороший ученый, но и чуткий человек, понимающий проблемы своих коллег. Не забывайте о том, что на борту нашего корабля, помимо 180 военных, находятся 804 ученых, возглавляемых администрацией, которая была избрана весьма неохотно, незначительным большинством. Такое положение должно быть исправлено. Мы имеем право на демократические выборы.
Предвыборное собрание — 9/7/1. Время — 15:00.
Голосуйте за КЕНТА!
Гросвенф сунул карточку в карман и шагнул в ярко освещенную комнату. Ему казалось, что такие желчные личности, как Кент, редко добиваются успеха в своих усилиях, направленных на разделение людей на враждующие группы. Пятьдесят процентов межзвездных экспедиций, отправленных за последние двести лет, все еще не вернулось, и причины этого можно было искать лишь в том, что происходило на борту вернувшихся кораблей. Полные горечи записи говорили о разногласиях среди членов экипажа, о раздорах и противоречиях среди враждующих групп. Число последних увеличивалось почти прямо пропорционально времени путешествия.
Выборы в подобных экспедициях не были частым событием. Разрешение на них было дано, потому что люди не желали быть связаны беспрекословным подчинением раз и навсегда избранным лицам. Но корабль — это не государство в миниатюре. Так или иначе, избежать случайностей было невозможно и, памятуя о возможной катастрофе, признавалась необходимость ограничений.
Размышляя над этим и раздосадованный тем, что время собрания совпадает со временем проведения его лекции, Гросвенф прошел к столовой. Столовая была переполнена. Он нашел своих приятелей уже обедающими. Их было трое, все младшие научные сотрудники из разных отделов. Едва он успел сесть, как один из них весело проговорил:
— Итак, какие убийственные черты непредсказуемого женского характера будем сегодня обсуждать?
Гросвенф добродушно рассмеялся, хотя и понимал, что замечание было шутливым лишь отчасти. Разговоры среди молодых людей тяготели к одной определенной теме: женщинам и сексу. В этой полностью мужской экспедиции проблема секса была решена химически, путем введения специальных наркотиков. Это снимало физическую потребность, но в эмоциональном плане ничуть не удовлетворяло.
Никто не ответил на этот шутливый вопрос. Карл Деннисон, молодой химик, хмуро взглянул на остряка и повернулся к Гросвенфу.
— Как собираешься голосовать, Эл?
— Путем тайного голосования. А теперь давайте вернемся к тому, что говорила о нас в то утро блондинка Эллисон.
— Ты ведь будешь голосовать за Кента? — не унимался Деннисон.
— Я еще не думал об этом, — усмехнулся Гросвенф. — До выборов еще пара месяцев. А что, собственно, говорит против Мортона?
— Он человек, выбранный правительством.
— И я тоже, и ты…
— Он — всего лишь математик, а не ученый в широком смысле слова.
— Это для меня новость. А я годами жил иллюзией, что математики тоже ученые.
— Несмотря на поверхностное сходство, это все же иллюзия.
Деннисон явно старался добиться успеха, демонстрируя собственную позицию. Это был серьезный, плотного сложения мужчина. Сейчас он подался вперед, как будто уже выложил суть дела.
— Ученым следует держаться вместе. Вы только представьте: нас тут целый корабль, и кто над нами стоит? Человек, имеющий дело с абстракциями. Разве он может решать практические проблемы?
— Смешно, но мне казалось, что он весьма преуспевает в сглаживании наших проблем.
— Мы и сами в состоянии сглаживать свои проблемы! — раздраженно заявил Деннисон.
Гросвенф нажал на кнопку. Заказанная еда заскользила по вертикальному конвейеру, целясь в центр стола.
— Этот опилочный ростбиф прямо из химического отдела? — фыркнул он. — Восхитительных размеров и непередаваемого запаха. Вопрос заключается в том, такое ли количество усилий было затрачено на то, чтобы сделать опилки из деревьев покидаемой планеты такими же питательными, как те опилки, что мы захватили с собой? — Он поднял голову. — Ладно, не отвечайте… Я не желаю быть разочарованным в деятельности отдела, возглавляемого мистером Кентом, хотя мне и не нравится его облик и поведение. Видите ли, я обратился к нему за помощью, а он велел позвонить ему через десять лет. Вероятно, он забыл о выборах. Кроме того, у него хватило наглости назначить собрание на то же время, когда я собрался прочитать лекцию о некзиализме. — Эллиот принялся за еду. — Ни одна лекция не может быть так важна, как это собрание. Я собирался обсудить вопросы, касающиеся каждого из нас и тебя в том числе.
Лицо Деннисона побагровело, голос стал резким.
— Послушай, Эл, ты не можешь выступить против человека, которого даже толком не знаешь. Кент из числа тех людей, которые не забывают своих друзей.
— Я бы сказал, что он не забывает тех людей, которых не любит, — проговорил Гросвенф и нетерпеливо пожал плечами. — По моему мнению, Кент несет в себе черты, пагубные для нашей цивилизации. Согласно теории Кориты о цикличности истории, мы находимся на «зимней» стадии своей культуры. В один из ближайших дней я попрошу его разъяснить мне этот вопрос поподробнее. Я уверен в том, что Кент, как кандидатура кандидата-демократа, является худшим продуктом этого периода.
Гросвенф хотел было добавить, что находится на борту именно для того, чтобы противостоять подобным аспектам, но вовремя удержался: подобные споры и явились как раз причиной бедствий многих экспедиций. Как результат этого, все корабли, о чем большинству даже было неизвестно, сделались базой социологических экспериментов: дебаты, выборы, раскол команды — эти и многочисленные другие изменения были использованы в надежде на то, что экспансивность людей в пространстве они сделают менее дорогостоящей.
По лицу Деннисона блуждала улыбка.
— Вы только послушайте этого молодого философа! — сказал он насмешливо. Потом добавил строгим голосом: — Голосуй за Кента, если понимаешь, что для тебя хорошо, а что плохо.
Чтобы дать ему остыть, Гросвенф перешел на шутливый тон:
— Что же он сделает? Урежет мою порцию опилок? А может, я сам желаю стать директором! Давайте голосовать за тех, кто моложе тридцати пяти. В конце концов, мы численно превосходим пожилых в пропорции три или четыре к одному. Демократия требует, чтобы мы сотрудничали на основе пропорции.
Деннисон, казалось, решил оставить его в покое:
— Ты совершаешь серьезную ошибку, Эл, и скоро в этом убедишься.
Конец обеда прошел в молчании.
За пять минут до 15:00 следующего вечера Гросвенф понял, что его затея с лекцией потерпела неудачу, и это его расстроило. Он знал, что Кент мог запретить своим последователям пойти на лекцию, которую должен был читать человек, не поддерживающий его. Но если даже под контролем шефа химического отдела находилось большинство, все-таки оставалось еще несколько сот человек, влияния на которых он не имел. Гросвенф не мог не вспомнить того, что сказал ему директор института накануне отъезда:
— Работа, которую тебе предстоит вести на борту «Космической Гончей», будет тяжелой. Некзиализм — потрясающе новый подход к познанию и взаимодействию наук. Пожилые будут бороться с ним, повинуясь лишь инстинкту. Молодые, если они уже прошли курс обычным методом, автоматически займут враждебную позицию ко всему, что утверждает, что их только что приобретенные знания уже устарели. Тебе самому придется использовать на практике то, чему ты научился теоретически. В твоем случае подобный переход тоже является частью твоего обучения. Прежде всего помни, что человеку, который прав, в критических ситуациях бывает довольно положиться на свой слух.
В 16:00 Гросвенф прошел к доске объявлений и изменил время лекции на 17:00. В 17:00 он изменил его на 18:00, а еще позже — на 19:00.
«Скоро они освободятся, — сказал он себе. — Политические собрания не могут длиться вечно».
За пять минут до 19:00 он услышал в коридоре легкие шаги двух человек. Шаги стихли возле открытой двери, ведущей в его отдел, и один из них сказал:
— Это здесь.
Затем они рассмеялись без всякой причины и через минуту вошли. Поколебавшись, Гросвенф приветливо кивнул молодым людям. С первого дня путешествия он поставил перед собой задачу — научиться узнавать людей по голосам, именам и узнать о них как можно больше. Людей было так много, что он еще не успел закончить эту работу, но этих двоих он помнил. Оба были из химического отдела.
Он осторожно наблюдал за тем, как они оглядывались и рассматривали выставленные обучающие машины. Казалось, они были удивлены, хотя и старались не подавать вида. Наконец, оба устроились в креслах, и один из них с подчеркнутой вежливостью спросил:
— Когда начнется лекция, мистер Гросвенф?
Гросвенф взглянул на часы и сказал:
— Через несколько минут.
Вскоре пришли еще восемь человек. Это весьма приободрило Гросвенфа, главным образом потому, что одним из пришедших был Дональд Мак-Кен, глава отдела геологии. Его не беспокоил даже тот факт, что четверо его слушателей были из химического отдела. Он углубился в лекцию об условных рефлексах и рассказал о том, что было сделано в этой области, начиная от Павлова и кончая днями, когда был заложен краеугольный камень некзиализма.
Затем к нему подошел Мак-Кен и проговорил:
— Я заметил, что часть оборудования составляют так называемые «машины сна», которые обучают человека во сне, — он усмехнулся. — Помню, один из моих старых профессоров указывал на то, что подобным образом можно узнавать все, что накоплено в разных областях науки лишь за тысячу лет. Вы не упомянули о подобном ограничении.
Гросвенф чувствовал, что серые глаза собеседника наблюдают за ним с добродушным лукавством.
— Это ограничение, — улыбнулся он, — отчасти было результатом старого метода использования машин без предварительной подготовки. В наши дни «Некзиальное общество» для того, чтобы преодолеть первоначальное сопротивление, использует гипноз и психотерапию. Например, мне при проверке сказали, что для меня является нормальным включение машины лишь на пять минут за два часа сна.
— У вас очень низкая толерантность, — заметил Мак-Кен. — Моя была три минуты за полчаса.
— Но вы на нее согласились, не так ли?
— А что бы сделали вы?
Гросвенф улыбнулся.
— Сам я не сделал ничего. Меня обучали различными методами до тех пор, пока я не научился восьмичасовому сну при непрерывно работающей аппаратуре. Процесс поддерживался некоторыми другими приспособлениями.
Последнюю фразу геолог проигнорировал и удивленно воскликнул:
— Полных восемь часов?!
— Полных, — подтвердил Гросвенф.
Его собеседник, казалось, обдумывал услышанное.
— И все же, — сказал он, наконец, — это служит дополнением к первоначальному фактору. Имеется много людей, которые даже при отсутствии специальных условий могут, не просыпаясь, забирать пять минут из каждой четверти часа.
Гросвенф задумчиво проговорил, внимательно наблюдая за реакцией собеседника:
— Но тогда информацию придется повторить много раз, — по ошеломленному выражению лица Мак-Кена он понял, что его слова угодили в цель. — Конечно, сэр, вы обладаете способностью видеть и слышать что-то единожды и никогда не забывать. Но часто то, что оставило достаточно глубокий след, постепенно настолько стирается в воспоминании, что, по истечении времени, даже невозможно вспомнить, где ты об этом слышал. На это есть свои причины. «Некзиальное общество» установило, в чем они заключаются.
Мак-Кен ничего не ответил, он размышлял. Гросвенф бросил через его плечо взгляд на четверку из химического отдела, которые собрались группой у двери в коридор. Они тихо о чем-то шептались. Он отвел от них взгляд и обратился к геологу:
— Было время, когда я считал, что нагрузка для меня слишком велика. Я, как вы понимаете, говорю не о машинах сна. При правильном обращении на их долю приходится не более десяти процентов информации.
Мак-Кен качнул головой.
— Эти цифры меня просто ошеломили. Полагаю, что вы добивались самых высоких процентов запоминания при просмотре тех небольших фильмов, где кадр держится не больше доли секунды.
— Мы смотрели эти фильмы по три часа в день, он они составляли лишь 45% от общего курса тренировки. Секрет кроется в скорости и в повторении.
— Вся наука за один присест! — изумился Мак-Кен. — Да, это единственное, что можно назвать полным обучением.
— Это лишь один из аспектов. Мы используем при обучении все органы чувств. В процессе усвоения у нас участвуют и пальцы, и уши, и глаза, даже запах и вкус имеют значение.
Мак-Кен снова замолчал, нахмурившись. Гросвенф заметил, что молодые люди вышли, наконец, из помещения. Из коридора раздался приглушенный смех. Казалось, это вывело Мак-Кена из оцепенения. Геолог протянул Гросвенфу руку и сказал:
— Как насчет того, чтобы зайти на днях ко мне в отдел? Вероятно, нам удастся разработать метод совмещения ваших всеобъемлющих знаний с нашей работой на местности. Мы сможем применить его, когда приземлимся на другой планете.
Направляясь по коридору в спальню, Гросвенф тихо насвистывал. Он одержал свою первую победу, и сознавать это было очень приятно.
ПРИГЛАШАЮТСЯ ВСЕ ЖЕЛАЮЩИЕ.
ЛЕКТОР — ЭЛЛИОТ ГРОСВЕНФ.
МЕСТО ЛЕКЦИИ — НЕКЗИАЛЬНЫЙ ОТДЕЛ.
ВРЕМЯ — 15:00, 9/7/1
Гросвенф прикрепил свое объявление к и без того уже плотно заполненному щиту объявлений. Затем он отступил назад и посмотрел, что у него получилось.
На корабле действовало так называемое «звездное время», основанное на стоминутном часе и двадцатичасовом дне. В неделе содержалось десять дней, в месяце — тридцать дней, в году — триста шестьдесят дней. Дни не имели названий, но были пронумерованы. Этот календарь вступил в действие с момента старта.
Его объявление висело среди извещений о еще восьми лекциях, трех кинофильмах, четырех ученых фильмах, девяти дискуссиях и нескольких спортивных соревнованиях. К тому же оставались индивидуумы, которые предпочитали чтение у себя в комнате, встречи с друзьями, посещение одного из полудюжины баров и кафе.
Тем не менее он был уверен, что его объявление непременно прочтут. В противоположность другим, оно не было просто листком бумаги. Это был специальный лист в миллиметр толщиной. Шрифт как бы всплывал на поверхность из глубины. Тонкая цветная пленка из гальванизированного материала служила источником изменения цвета. Буквы изменяли свою окраску в отдельности и группами. Поскольку частота испускаемых волн света была неопределенной и постоянно изменяющейся, цветовые сочетания никогда не повторялись.
Объявление пылало среди прочих, как неоновая надпись. Его наверняка заметят.
Гросвенф направился в обеденный салон. Когда он вошел, стоявший у двери человек сунул ему в руку карточку. Гросвенф с любопытством посмотрел на нее.
КЕНТ — НА ДОЛЖНОСТЬ ДИРЕКТОРА.
Мистер Кент является главой одного из самых крупных на нашем корабле отделов. Он известен своим сотрудничеством с другими отделами. Кент — не только хороший ученый, но и чуткий человек, понимающий проблемы своих коллег. Не забывайте о том, что на борту нашего корабля, помимо 180 военных, находятся 804 ученых, возглавляемых администрацией, которая была избрана весьма неохотно, незначительным большинством. Такое положение должно быть исправлено. Мы имеем право на демократические выборы.
Предвыборное собрание — 9/7/1. Время — 15:00.
Голосуйте за КЕНТА!
Гросвенф сунул карточку в карман и шагнул в ярко освещенную комнату. Ему казалось, что такие желчные личности, как Кент, редко добиваются успеха в своих усилиях, направленных на разделение людей на враждующие группы. Пятьдесят процентов межзвездных экспедиций, отправленных за последние двести лет, все еще не вернулось, и причины этого можно было искать лишь в том, что происходило на борту вернувшихся кораблей. Полные горечи записи говорили о разногласиях среди членов экипажа, о раздорах и противоречиях среди враждующих групп. Число последних увеличивалось почти прямо пропорционально времени путешествия.
Выборы в подобных экспедициях не были частым событием. Разрешение на них было дано, потому что люди не желали быть связаны беспрекословным подчинением раз и навсегда избранным лицам. Но корабль — это не государство в миниатюре. Так или иначе, избежать случайностей было невозможно и, памятуя о возможной катастрофе, признавалась необходимость ограничений.
Размышляя над этим и раздосадованный тем, что время собрания совпадает со временем проведения его лекции, Гросвенф прошел к столовой. Столовая была переполнена. Он нашел своих приятелей уже обедающими. Их было трое, все младшие научные сотрудники из разных отделов. Едва он успел сесть, как один из них весело проговорил:
— Итак, какие убийственные черты непредсказуемого женского характера будем сегодня обсуждать?
Гросвенф добродушно рассмеялся, хотя и понимал, что замечание было шутливым лишь отчасти. Разговоры среди молодых людей тяготели к одной определенной теме: женщинам и сексу. В этой полностью мужской экспедиции проблема секса была решена химически, путем введения специальных наркотиков. Это снимало физическую потребность, но в эмоциональном плане ничуть не удовлетворяло.
Никто не ответил на этот шутливый вопрос. Карл Деннисон, молодой химик, хмуро взглянул на остряка и повернулся к Гросвенфу.
— Как собираешься голосовать, Эл?
— Путем тайного голосования. А теперь давайте вернемся к тому, что говорила о нас в то утро блондинка Эллисон.
— Ты ведь будешь голосовать за Кента? — не унимался Деннисон.
— Я еще не думал об этом, — усмехнулся Гросвенф. — До выборов еще пара месяцев. А что, собственно, говорит против Мортона?
— Он человек, выбранный правительством.
— И я тоже, и ты…
— Он — всего лишь математик, а не ученый в широком смысле слова.
— Это для меня новость. А я годами жил иллюзией, что математики тоже ученые.
— Несмотря на поверхностное сходство, это все же иллюзия.
Деннисон явно старался добиться успеха, демонстрируя собственную позицию. Это был серьезный, плотного сложения мужчина. Сейчас он подался вперед, как будто уже выложил суть дела.
— Ученым следует держаться вместе. Вы только представьте: нас тут целый корабль, и кто над нами стоит? Человек, имеющий дело с абстракциями. Разве он может решать практические проблемы?
— Смешно, но мне казалось, что он весьма преуспевает в сглаживании наших проблем.
— Мы и сами в состоянии сглаживать свои проблемы! — раздраженно заявил Деннисон.
Гросвенф нажал на кнопку. Заказанная еда заскользила по вертикальному конвейеру, целясь в центр стола.
— Этот опилочный ростбиф прямо из химического отдела? — фыркнул он. — Восхитительных размеров и непередаваемого запаха. Вопрос заключается в том, такое ли количество усилий было затрачено на то, чтобы сделать опилки из деревьев покидаемой планеты такими же питательными, как те опилки, что мы захватили с собой? — Он поднял голову. — Ладно, не отвечайте… Я не желаю быть разочарованным в деятельности отдела, возглавляемого мистером Кентом, хотя мне и не нравится его облик и поведение. Видите ли, я обратился к нему за помощью, а он велел позвонить ему через десять лет. Вероятно, он забыл о выборах. Кроме того, у него хватило наглости назначить собрание на то же время, когда я собрался прочитать лекцию о некзиализме. — Эллиот принялся за еду. — Ни одна лекция не может быть так важна, как это собрание. Я собирался обсудить вопросы, касающиеся каждого из нас и тебя в том числе.
Лицо Деннисона побагровело, голос стал резким.
— Послушай, Эл, ты не можешь выступить против человека, которого даже толком не знаешь. Кент из числа тех людей, которые не забывают своих друзей.
— Я бы сказал, что он не забывает тех людей, которых не любит, — проговорил Гросвенф и нетерпеливо пожал плечами. — По моему мнению, Кент несет в себе черты, пагубные для нашей цивилизации. Согласно теории Кориты о цикличности истории, мы находимся на «зимней» стадии своей культуры. В один из ближайших дней я попрошу его разъяснить мне этот вопрос поподробнее. Я уверен в том, что Кент, как кандидатура кандидата-демократа, является худшим продуктом этого периода.
Гросвенф хотел было добавить, что находится на борту именно для того, чтобы противостоять подобным аспектам, но вовремя удержался: подобные споры и явились как раз причиной бедствий многих экспедиций. Как результат этого, все корабли, о чем большинству даже было неизвестно, сделались базой социологических экспериментов: дебаты, выборы, раскол команды — эти и многочисленные другие изменения были использованы в надежде на то, что экспансивность людей в пространстве они сделают менее дорогостоящей.
По лицу Деннисона блуждала улыбка.
— Вы только послушайте этого молодого философа! — сказал он насмешливо. Потом добавил строгим голосом: — Голосуй за Кента, если понимаешь, что для тебя хорошо, а что плохо.
Чтобы дать ему остыть, Гросвенф перешел на шутливый тон:
— Что же он сделает? Урежет мою порцию опилок? А может, я сам желаю стать директором! Давайте голосовать за тех, кто моложе тридцати пяти. В конце концов, мы численно превосходим пожилых в пропорции три или четыре к одному. Демократия требует, чтобы мы сотрудничали на основе пропорции.
Деннисон, казалось, решил оставить его в покое:
— Ты совершаешь серьезную ошибку, Эл, и скоро в этом убедишься.
Конец обеда прошел в молчании.
За пять минут до 15:00 следующего вечера Гросвенф понял, что его затея с лекцией потерпела неудачу, и это его расстроило. Он знал, что Кент мог запретить своим последователям пойти на лекцию, которую должен был читать человек, не поддерживающий его. Но если даже под контролем шефа химического отдела находилось большинство, все-таки оставалось еще несколько сот человек, влияния на которых он не имел. Гросвенф не мог не вспомнить того, что сказал ему директор института накануне отъезда:
— Работа, которую тебе предстоит вести на борту «Космической Гончей», будет тяжелой. Некзиализм — потрясающе новый подход к познанию и взаимодействию наук. Пожилые будут бороться с ним, повинуясь лишь инстинкту. Молодые, если они уже прошли курс обычным методом, автоматически займут враждебную позицию ко всему, что утверждает, что их только что приобретенные знания уже устарели. Тебе самому придется использовать на практике то, чему ты научился теоретически. В твоем случае подобный переход тоже является частью твоего обучения. Прежде всего помни, что человеку, который прав, в критических ситуациях бывает довольно положиться на свой слух.
В 16:00 Гросвенф прошел к доске объявлений и изменил время лекции на 17:00. В 17:00 он изменил его на 18:00, а еще позже — на 19:00.
«Скоро они освободятся, — сказал он себе. — Политические собрания не могут длиться вечно».
За пять минут до 19:00 он услышал в коридоре легкие шаги двух человек. Шаги стихли возле открытой двери, ведущей в его отдел, и один из них сказал:
— Это здесь.
Затем они рассмеялись без всякой причины и через минуту вошли. Поколебавшись, Гросвенф приветливо кивнул молодым людям. С первого дня путешествия он поставил перед собой задачу — научиться узнавать людей по голосам, именам и узнать о них как можно больше. Людей было так много, что он еще не успел закончить эту работу, но этих двоих он помнил. Оба были из химического отдела.
Он осторожно наблюдал за тем, как они оглядывались и рассматривали выставленные обучающие машины. Казалось, они были удивлены, хотя и старались не подавать вида. Наконец, оба устроились в креслах, и один из них с подчеркнутой вежливостью спросил:
— Когда начнется лекция, мистер Гросвенф?
Гросвенф взглянул на часы и сказал:
— Через несколько минут.
Вскоре пришли еще восемь человек. Это весьма приободрило Гросвенфа, главным образом потому, что одним из пришедших был Дональд Мак-Кен, глава отдела геологии. Его не беспокоил даже тот факт, что четверо его слушателей были из химического отдела. Он углубился в лекцию об условных рефлексах и рассказал о том, что было сделано в этой области, начиная от Павлова и кончая днями, когда был заложен краеугольный камень некзиализма.
Затем к нему подошел Мак-Кен и проговорил:
— Я заметил, что часть оборудования составляют так называемые «машины сна», которые обучают человека во сне, — он усмехнулся. — Помню, один из моих старых профессоров указывал на то, что подобным образом можно узнавать все, что накоплено в разных областях науки лишь за тысячу лет. Вы не упомянули о подобном ограничении.
Гросвенф чувствовал, что серые глаза собеседника наблюдают за ним с добродушным лукавством.
— Это ограничение, — улыбнулся он, — отчасти было результатом старого метода использования машин без предварительной подготовки. В наши дни «Некзиальное общество» для того, чтобы преодолеть первоначальное сопротивление, использует гипноз и психотерапию. Например, мне при проверке сказали, что для меня является нормальным включение машины лишь на пять минут за два часа сна.
— У вас очень низкая толерантность, — заметил Мак-Кен. — Моя была три минуты за полчаса.
— Но вы на нее согласились, не так ли?
— А что бы сделали вы?
Гросвенф улыбнулся.
— Сам я не сделал ничего. Меня обучали различными методами до тех пор, пока я не научился восьмичасовому сну при непрерывно работающей аппаратуре. Процесс поддерживался некоторыми другими приспособлениями.
Последнюю фразу геолог проигнорировал и удивленно воскликнул:
— Полных восемь часов?!
— Полных, — подтвердил Гросвенф.
Его собеседник, казалось, обдумывал услышанное.
— И все же, — сказал он, наконец, — это служит дополнением к первоначальному фактору. Имеется много людей, которые даже при отсутствии специальных условий могут, не просыпаясь, забирать пять минут из каждой четверти часа.
Гросвенф задумчиво проговорил, внимательно наблюдая за реакцией собеседника:
— Но тогда информацию придется повторить много раз, — по ошеломленному выражению лица Мак-Кена он понял, что его слова угодили в цель. — Конечно, сэр, вы обладаете способностью видеть и слышать что-то единожды и никогда не забывать. Но часто то, что оставило достаточно глубокий след, постепенно настолько стирается в воспоминании, что, по истечении времени, даже невозможно вспомнить, где ты об этом слышал. На это есть свои причины. «Некзиальное общество» установило, в чем они заключаются.
Мак-Кен ничего не ответил, он размышлял. Гросвенф бросил через его плечо взгляд на четверку из химического отдела, которые собрались группой у двери в коридор. Они тихо о чем-то шептались. Он отвел от них взгляд и обратился к геологу:
— Было время, когда я считал, что нагрузка для меня слишком велика. Я, как вы понимаете, говорю не о машинах сна. При правильном обращении на их долю приходится не более десяти процентов информации.
Мак-Кен качнул головой.
— Эти цифры меня просто ошеломили. Полагаю, что вы добивались самых высоких процентов запоминания при просмотре тех небольших фильмов, где кадр держится не больше доли секунды.
— Мы смотрели эти фильмы по три часа в день, он они составляли лишь 45% от общего курса тренировки. Секрет кроется в скорости и в повторении.
— Вся наука за один присест! — изумился Мак-Кен. — Да, это единственное, что можно назвать полным обучением.
— Это лишь один из аспектов. Мы используем при обучении все органы чувств. В процессе усвоения у нас участвуют и пальцы, и уши, и глаза, даже запах и вкус имеют значение.
Мак-Кен снова замолчал, нахмурившись. Гросвенф заметил, что молодые люди вышли, наконец, из помещения. Из коридора раздался приглушенный смех. Казалось, это вывело Мак-Кена из оцепенения. Геолог протянул Гросвенфу руку и сказал:
— Как насчет того, чтобы зайти на днях ко мне в отдел? Вероятно, нам удастся разработать метод совмещения ваших всеобъемлющих знаний с нашей работой на местности. Мы сможем применить его, когда приземлимся на другой планете.
Направляясь по коридору в спальню, Гросвенф тихо насвистывал. Он одержал свою первую победу, и сознавать это было очень приятно.
ГЛАВА 2
Подойдя на следующее утро к двери своего отдела, Гросвенф с удивлением отметил, что она открыта. Яркий луч света бил из нее в тускло освещенный коридор. Он поспешил вперед и застыл в дверях, пораженный.
С первого же взгляда он узнал семерых химиков. Двое из них были вчера на его лекции. В комнате размещалось множество приборов и целая система трубок для насыщения чанов химикалиями. Гросвенф вспомнил, как вели себя химики на его лекции. Он опасливо вошел в комнату, со страхом думая о том, что могло случиться с его оборудованием. Эту первую комнату он использовал для общих целей. В ней находилось несколько аппаратов, но в целом она была предназначена для того, чтобы давать групповой инструктаж.
В остальных четырех комнатах находилось специальное оборудование. Сквозь открытую дверь, ведущую в его кино— и звуковую студии, Гросвенф увидел, что вторая комната тоже занята. Он был настолько поражен, что не мог сказать ни слова. Не обращая внимания на присутствующих, он пересек первую комнату и обошел все четыре специальные секции. Три из них были заняты оккупантами-химиками, четвертая секция с ее хитроумной техникой и смежная с ней кладовая были не тронуты. Из четвертой секции дверь вела в маленький коридор. Гросвенф мрачно подумал о том, что впредь она будет служить входом в его отдел.
Он не дал воли гневу, отхватившему все его существо, а попытался трезво оценить сложившуюся ситуацию. От него, конечно, ожидали, что он побежит к Мортону с протестом. Кент попытается обернуть это на выборах себе на пользу. Гросвенф медленно вернулся в первую комнату — свою аудиторию. Лишь теперь он заметил, что чаны были предназначены для производства пищи. Ловко! Выходит, что площадь, которая раньше не служила полезному делу, теперь отобрана, чтобы ему служить.
Причина происшедшего была ясна, — Кент невзлюбил его… Высказавшись против выборов Кента — факт, который вполне мог стать известным, — он еще более усилил эту неприязнь. Мстительность шефа химического отдела не делала ему чести. Но если с умом взяться за дело, это можно использовать против него. Эффект бумеранга…
Мгновенно составив план действий, он подошел к одному из химиков и сказал:
— Я прошу вас передать своим товарищам, что я рад продолжить образование штата химического отдела и что, я надеюсь, никто не будет возражать против обучения в рабочее время.
И сразу отошел, не дожидаясь ответа. Оглянувшись, он убедился, что химик во все глаза смотрит ему вслед. Гросвенф подавил улыбку. Входя в заставленную техникой комнату, он чувствовал себя почти спокойным. Теперь, по крайней мере, он находился перед лицом такой ситуации, когда мог применить некоторые из имеющихся в его запасе методов обучения. Поскольку передвижные шкафы и прочее оборудование находилось теперь на гораздо меньшей площади, чем раньше, ему пришлось потратить некоторое время на поиски необходимого ему гипнотического газа. Он провел полчаса, приглаживая глушитель к выпускному отверстию с тем, чтобы сжатое внутри вещество не издавало при выходе свистящего звука. Гросвенф отнес канистру по вторую комнату. Затем он отпер решетчатую дверь стенного шкафа, поставил канистру внутрь, пустил газ и быстро запер дверцу.
Слабый запах газа смешался с идущим от чанов запахом химикалий. Тихонько насвистывая, Гросвенф двинулся через комнату и был остановлен младшим сотрудником, одним из тех, кто присутствовал накануне вечером на его лекции.
— Какого черта вы тут делаете?
Гросвенф холодно улыбнулся нахалу.
— Через минуту вы перестанете обращать на меня внимание. Это часть моей образовательной программы для вашего штата.
— А кто это вас просил об образовательной программе?
— Как, мистер Мэдлен! — произнес Гросвенф, симулируя удивление. — А что же еще вы могли бы делать в моем отделе? — он рассмеялся. — Я просто подшутил над вами — это дезодорант. Я не хочу, чтобы комнаты пропахли посторонними запахами.
Не дожидаясь ответа, Гросвенф отошел и стал у стены, наблюдая за реакцией людей на газ. Их было пятнадцать. Он мог ожидать пять благоприятных результатов и пять частично благоприятных. Существовали способы, с помощью которых можно было определить реакцию каждого. После нескольких минут пристального наблюдения он подошел к одному из химиков и тихим, но твердым голосом сказал:
— Через пять минут приходите в ванную, я кое-что вам дам. Не забудьте!
Гросвенф вернулся к двери, соединявшей вторую комнату с кинозалом. Обернувшись, он увидел, что Мэлден подошел к тому человеку и что-то спросил. Химик покачал головой.
В голосе Мэдлена прозвучали ярость и недоумение:
— То есть как это не говорил? Я сам видел, что говорил.
Химик разозлился.
— Я ничего не слышал!
Если спор и продолжался, то Гросвенф ничего об этом не знал. Краешком глаза он заметил, что один из молодых людей в соседней комнате выказывает признаки реакции. Он как бы случайно подошел к нему и проговорил то же самое, что и в первый раз, но с одной разницей — вместо пяти минут он назвал пятнадцать. Из всех мужчин шестеро пришли к такому состоянию, которое Гросвенф счел достаточным для выполнения своего плана. Из оставшихся девяти трое, включая Мэлдена, выказывали слабую реакцию. Последнюю группу Гросвенф оставил в покое. На данной стадии он нуждался в полной уверенности. Чуть позже он попробует на остальных другие методы. Он торопливо ждал, когда первый объект его эксперимента войдет в ванную. Улыбнувшись ему, он сказал:
— Вы видели когда-нибудь что-то подобное? — Эллиот протянул химику крошечный наушник с кромкой для прикрепления его внутри уха.
Человек взял приспособление и удивленно покачал головой.
— Что это? — спросил он.
Гросвенф приказал:
— Повернитесь вот так, и я прикреплю его к вашему уху. — Поскольку испытуемый повиновался без дальнейших рассуждений, Гросвенф продолжал: — Вы заметили, что внешняя часть имеет окраску тела? Если кто-то обратит на вас внимание, вы можете сказать, что это слуховой усилитель. — Он закончил работу и отошел в сторону. — Через минуту-другую вы не будете его ощущать.
Химик, казалось, заинтересовался.
— Сейчас я его едва чувствую. А что это?
— Это радио. — Гросвенф подчеркивал каждое слово. — Но вы не будете слышать ни одного из произнесенных по нему слов. Они будут направлены непосредственно в ваше сознание. Вы сможете слышать то, что вам будут говорить другие люди. Вы сможете поддерживать разговор. Собственно, вы будете заниматься своими обычными делами, совершенно не думая о том, что с вами происходит нечто необычное. Вы просто об этом забудете.
— Нет, вы только подумайте! — чему-то удивился химик и вышел, крутя головой.
Через несколько минут появился второй человек, потом, один за другим, явились еще четверо, каждый под глубоким гипнозом. Гросвенф снабдил их всех аналогичными приборами.
Потихоньку напевая, он достал другой гипнотический газ, заполнил им канистру и спрятал в одном из шкафов. На этот раз Мэлден и четверо других оказались под сильным воздействием. Из оставшихся двое выказывали слабую реакцию, еще один — находившийся под слабым воздействием первого газа — казалось, полностью вышел из этого состояния, и еще один — вообще не выказывал никаких признаков реакции на газ.
Гросвенф решил, что этого — одиннадцать из пятнадцати — будет довольно. Сведения, полученные Кентом от вернувшихся в отдел химиков, должны были явиться для него неприятным сюрпризом. Тем не менее до окончательной победы было еще далеко. Она, вероятно, была недостижима без прямой атаки на самого Кента.
Гросвенф быстро приготовил магнитофонную запись для экспериментальной передачи по портативным приемникам. Включив ее, он принялся обходить людей и наблюдать за их реакцией. Четверо индивидов казались чем-то обеспокоенными. Гросвенф приблизился к одному из них, который непрерывно тряс головой.
— В чем дело? — осведомился он.
— Я все время слышу голос. Смешно! — человек грустно рассмеялся.
— Громкий? — это был не совсем тот вопрос, которого мог ожидать обеспокоенный человек, но Гросвенф задал его намеренно.
— Нет, далекий, он уходит, а потом…
— Он уйдет совсем, — успокаивающий голос Гросвенфа благотворно действовал на человека. — Вы не знаете, каким чувствительным бывает мозг. Я уверен, что сейчас, после того как он привлек к себе ваше внимание и заставил меня разговаривать с вами, голос исчезнет совсем.
Человек повертел головой туда-сюда, прислушиваясь. Затем он удивленно взглянул на Гросвенфа.
— Исчез… — он выпрямился и с облегчением вздохнул. — Это заставило меня немного поволноваться.
Из остальной тройки двоих удалось успокоить сравнительно легко. Но последний и после дополнительного внушения продолжал слышать голос. В конце концов Гросвенф отвел его в сторону и незаметно вытащил крошечный приемник. Вероятно, этот человек нуждался в более тщательной подготовке.
С остальными Гросвенф обменялся несколькими короткими фразами. Удовлетворенный, он возвратился в комнату с аппаратурой и установил серию записей таким образом, чтобы они воспроизводились по три минуты из пятнадцати. Снова пройдя во вторую комнату, он осмотрелся. Все было в порядке. Он решил, что вполне может оставить этих людей наедине с их работой. Выйдя в коридор, он направился к лифту. Через несколько минут он вошел в математический отдел и спросил Мортона. К удивлению Эллиота, его сразу же пропустили.
Он нашел Мортона удобно сидящим в кресле за огромным столом. Математик указал ему на стул, и Гросвенф сел. Он впервые находился в кабинете Мортона и сейчас с любопытством смотрел по сторонам. Комната была большая, и одну из ее стен занимал широкий экран. В данный момент он был направлен на пространство под таким углом, что огромная кружащаяся галактика, на фоне которой Солнце было лишь крошечной пылинкой, была видна вся целиком, как на ладони. Она была достаточно близко, чтобы можно было разглядеть отдельные из множества звезд, и достаточно далеко, чтобы все они вместе давали впечатление единой россыпи бриллиантов.
С первого же взгляда он узнал семерых химиков. Двое из них были вчера на его лекции. В комнате размещалось множество приборов и целая система трубок для насыщения чанов химикалиями. Гросвенф вспомнил, как вели себя химики на его лекции. Он опасливо вошел в комнату, со страхом думая о том, что могло случиться с его оборудованием. Эту первую комнату он использовал для общих целей. В ней находилось несколько аппаратов, но в целом она была предназначена для того, чтобы давать групповой инструктаж.
В остальных четырех комнатах находилось специальное оборудование. Сквозь открытую дверь, ведущую в его кино— и звуковую студии, Гросвенф увидел, что вторая комната тоже занята. Он был настолько поражен, что не мог сказать ни слова. Не обращая внимания на присутствующих, он пересек первую комнату и обошел все четыре специальные секции. Три из них были заняты оккупантами-химиками, четвертая секция с ее хитроумной техникой и смежная с ней кладовая были не тронуты. Из четвертой секции дверь вела в маленький коридор. Гросвенф мрачно подумал о том, что впредь она будет служить входом в его отдел.
Он не дал воли гневу, отхватившему все его существо, а попытался трезво оценить сложившуюся ситуацию. От него, конечно, ожидали, что он побежит к Мортону с протестом. Кент попытается обернуть это на выборах себе на пользу. Гросвенф медленно вернулся в первую комнату — свою аудиторию. Лишь теперь он заметил, что чаны были предназначены для производства пищи. Ловко! Выходит, что площадь, которая раньше не служила полезному делу, теперь отобрана, чтобы ему служить.
Причина происшедшего была ясна, — Кент невзлюбил его… Высказавшись против выборов Кента — факт, который вполне мог стать известным, — он еще более усилил эту неприязнь. Мстительность шефа химического отдела не делала ему чести. Но если с умом взяться за дело, это можно использовать против него. Эффект бумеранга…
Мгновенно составив план действий, он подошел к одному из химиков и сказал:
— Я прошу вас передать своим товарищам, что я рад продолжить образование штата химического отдела и что, я надеюсь, никто не будет возражать против обучения в рабочее время.
И сразу отошел, не дожидаясь ответа. Оглянувшись, он убедился, что химик во все глаза смотрит ему вслед. Гросвенф подавил улыбку. Входя в заставленную техникой комнату, он чувствовал себя почти спокойным. Теперь, по крайней мере, он находился перед лицом такой ситуации, когда мог применить некоторые из имеющихся в его запасе методов обучения. Поскольку передвижные шкафы и прочее оборудование находилось теперь на гораздо меньшей площади, чем раньше, ему пришлось потратить некоторое время на поиски необходимого ему гипнотического газа. Он провел полчаса, приглаживая глушитель к выпускному отверстию с тем, чтобы сжатое внутри вещество не издавало при выходе свистящего звука. Гросвенф отнес канистру по вторую комнату. Затем он отпер решетчатую дверь стенного шкафа, поставил канистру внутрь, пустил газ и быстро запер дверцу.
Слабый запах газа смешался с идущим от чанов запахом химикалий. Тихонько насвистывая, Гросвенф двинулся через комнату и был остановлен младшим сотрудником, одним из тех, кто присутствовал накануне вечером на его лекции.
— Какого черта вы тут делаете?
Гросвенф холодно улыбнулся нахалу.
— Через минуту вы перестанете обращать на меня внимание. Это часть моей образовательной программы для вашего штата.
— А кто это вас просил об образовательной программе?
— Как, мистер Мэдлен! — произнес Гросвенф, симулируя удивление. — А что же еще вы могли бы делать в моем отделе? — он рассмеялся. — Я просто подшутил над вами — это дезодорант. Я не хочу, чтобы комнаты пропахли посторонними запахами.
Не дожидаясь ответа, Гросвенф отошел и стал у стены, наблюдая за реакцией людей на газ. Их было пятнадцать. Он мог ожидать пять благоприятных результатов и пять частично благоприятных. Существовали способы, с помощью которых можно было определить реакцию каждого. После нескольких минут пристального наблюдения он подошел к одному из химиков и тихим, но твердым голосом сказал:
— Через пять минут приходите в ванную, я кое-что вам дам. Не забудьте!
Гросвенф вернулся к двери, соединявшей вторую комнату с кинозалом. Обернувшись, он увидел, что Мэлден подошел к тому человеку и что-то спросил. Химик покачал головой.
В голосе Мэдлена прозвучали ярость и недоумение:
— То есть как это не говорил? Я сам видел, что говорил.
Химик разозлился.
— Я ничего не слышал!
Если спор и продолжался, то Гросвенф ничего об этом не знал. Краешком глаза он заметил, что один из молодых людей в соседней комнате выказывает признаки реакции. Он как бы случайно подошел к нему и проговорил то же самое, что и в первый раз, но с одной разницей — вместо пяти минут он назвал пятнадцать. Из всех мужчин шестеро пришли к такому состоянию, которое Гросвенф счел достаточным для выполнения своего плана. Из оставшихся девяти трое, включая Мэлдена, выказывали слабую реакцию. Последнюю группу Гросвенф оставил в покое. На данной стадии он нуждался в полной уверенности. Чуть позже он попробует на остальных другие методы. Он торопливо ждал, когда первый объект его эксперимента войдет в ванную. Улыбнувшись ему, он сказал:
— Вы видели когда-нибудь что-то подобное? — Эллиот протянул химику крошечный наушник с кромкой для прикрепления его внутри уха.
Человек взял приспособление и удивленно покачал головой.
— Что это? — спросил он.
Гросвенф приказал:
— Повернитесь вот так, и я прикреплю его к вашему уху. — Поскольку испытуемый повиновался без дальнейших рассуждений, Гросвенф продолжал: — Вы заметили, что внешняя часть имеет окраску тела? Если кто-то обратит на вас внимание, вы можете сказать, что это слуховой усилитель. — Он закончил работу и отошел в сторону. — Через минуту-другую вы не будете его ощущать.
Химик, казалось, заинтересовался.
— Сейчас я его едва чувствую. А что это?
— Это радио. — Гросвенф подчеркивал каждое слово. — Но вы не будете слышать ни одного из произнесенных по нему слов. Они будут направлены непосредственно в ваше сознание. Вы сможете слышать то, что вам будут говорить другие люди. Вы сможете поддерживать разговор. Собственно, вы будете заниматься своими обычными делами, совершенно не думая о том, что с вами происходит нечто необычное. Вы просто об этом забудете.
— Нет, вы только подумайте! — чему-то удивился химик и вышел, крутя головой.
Через несколько минут появился второй человек, потом, один за другим, явились еще четверо, каждый под глубоким гипнозом. Гросвенф снабдил их всех аналогичными приборами.
Потихоньку напевая, он достал другой гипнотический газ, заполнил им канистру и спрятал в одном из шкафов. На этот раз Мэлден и четверо других оказались под сильным воздействием. Из оставшихся двое выказывали слабую реакцию, еще один — находившийся под слабым воздействием первого газа — казалось, полностью вышел из этого состояния, и еще один — вообще не выказывал никаких признаков реакции на газ.
Гросвенф решил, что этого — одиннадцать из пятнадцати — будет довольно. Сведения, полученные Кентом от вернувшихся в отдел химиков, должны были явиться для него неприятным сюрпризом. Тем не менее до окончательной победы было еще далеко. Она, вероятно, была недостижима без прямой атаки на самого Кента.
Гросвенф быстро приготовил магнитофонную запись для экспериментальной передачи по портативным приемникам. Включив ее, он принялся обходить людей и наблюдать за их реакцией. Четверо индивидов казались чем-то обеспокоенными. Гросвенф приблизился к одному из них, который непрерывно тряс головой.
— В чем дело? — осведомился он.
— Я все время слышу голос. Смешно! — человек грустно рассмеялся.
— Громкий? — это был не совсем тот вопрос, которого мог ожидать обеспокоенный человек, но Гросвенф задал его намеренно.
— Нет, далекий, он уходит, а потом…
— Он уйдет совсем, — успокаивающий голос Гросвенфа благотворно действовал на человека. — Вы не знаете, каким чувствительным бывает мозг. Я уверен, что сейчас, после того как он привлек к себе ваше внимание и заставил меня разговаривать с вами, голос исчезнет совсем.
Человек повертел головой туда-сюда, прислушиваясь. Затем он удивленно взглянул на Гросвенфа.
— Исчез… — он выпрямился и с облегчением вздохнул. — Это заставило меня немного поволноваться.
Из остальной тройки двоих удалось успокоить сравнительно легко. Но последний и после дополнительного внушения продолжал слышать голос. В конце концов Гросвенф отвел его в сторону и незаметно вытащил крошечный приемник. Вероятно, этот человек нуждался в более тщательной подготовке.
С остальными Гросвенф обменялся несколькими короткими фразами. Удовлетворенный, он возвратился в комнату с аппаратурой и установил серию записей таким образом, чтобы они воспроизводились по три минуты из пятнадцати. Снова пройдя во вторую комнату, он осмотрелся. Все было в порядке. Он решил, что вполне может оставить этих людей наедине с их работой. Выйдя в коридор, он направился к лифту. Через несколько минут он вошел в математический отдел и спросил Мортона. К удивлению Эллиота, его сразу же пропустили.
Он нашел Мортона удобно сидящим в кресле за огромным столом. Математик указал ему на стул, и Гросвенф сел. Он впервые находился в кабинете Мортона и сейчас с любопытством смотрел по сторонам. Комната была большая, и одну из ее стен занимал широкий экран. В данный момент он был направлен на пространство под таким углом, что огромная кружащаяся галактика, на фоне которой Солнце было лишь крошечной пылинкой, была видна вся целиком, как на ладони. Она была достаточно близко, чтобы можно было разглядеть отдельные из множества звезд, и достаточно далеко, чтобы все они вместе давали впечатление единой россыпи бриллиантов.