Страница:
Греко-римская культура оказала существенное влияние на варварский мир, лежавший на окраинах Средиземноморья, а также на народы Причерноморья (Ольвия, Фанагория). Через Византию это влияние распространилось не только на Западную и Центральную Европу, но и на Русь.
В условиях нравственного упадка римской культуры зарождалось, в первую очередь в угнетенных провинциях, христианство, которое на целое тысячелетие определило развитие европейской культуры.
Вопросы и задания
Рекомендуемая литература к главе 4 раздела II
Глава 5
Образование в христианской Европе
Временные и географические рамки Средневековья
Христианская идеология образования
Средневековая трансформация античного наследия
Педагогическая мысль в Византии
Византийская система образования
Церковный контроль над образованием
«Книга природы» в эпоху Средневековья. Выражение «книжной культуры» в образовании
Конструктивные возможности схоластики
В условиях нравственного упадка римской культуры зарождалось, в первую очередь в угнетенных провинциях, христианство, которое на целое тысячелетие определило развитие европейской культуры.
Вопросы и задания
1. Почему понятие античности связывается прежде всего с культурой Древней Греции?
2. Каковы истоки античности? Какая идущая из них традиция сохранилась в европейской письменности?
3. Назовите идеалы воспитателя архаичного периода античности.
4. Расскажите об античном отношении к образованию. Перечислите «семь свобадных искусств» античности.
5. Перечислите основные особенности пифагорейской школы.
6. Изложите педагогические принципы Гераклита и Демокрита.
7. Представители какой школы называли себя торговцами знанием? Что известно об учении и личности Сократа?
8. Назовите важнейшие черты философского отношения к жизни, воспитываемого в античности.
9. Как связаны образование и государство в концепции Платона?
10. В чем состоит вклад в образование Аристотеля?
11. Каковы были структура и ступени античного образования?
12. Какими особенностями отличались наука и образование в Древнем Риме?
2. Каковы истоки античности? Какая идущая из них традиция сохранилась в европейской письменности?
3. Назовите идеалы воспитателя архаичного периода античности.
4. Расскажите об античном отношении к образованию. Перечислите «семь свобадных искусств» античности.
5. Перечислите основные особенности пифагорейской школы.
6. Изложите педагогические принципы Гераклита и Демокрита.
7. Представители какой школы называли себя торговцами знанием? Что известно об учении и личности Сократа?
8. Назовите важнейшие черты философского отношения к жизни, воспитываемого в античности.
9. Как связаны образование и государство в концепции Платона?
10. В чем состоит вклад в образование Аристотеля?
11. Каковы были структура и ступени античного образования?
12. Какими особенностями отличались наука и образование в Древнем Риме?
Рекомендуемая литература к главе 4 раздела II
1. Античность как тип культуры. М., 1988.
2. Асмус В.Ф. Античная философия. М., 1996.
3. Гессен С.И. Основы педагогики. Введение в прикладную педагогику. М., 1995.
4. Джуринский А.Н. История педагогики. М., 1999.
5. Древняя Греция и Древний Рим. М., 1961.
6. Жураковский Г.Е. Очерки по истории античной педагогики. М., 1983.
7. Кессиди Ф.Х. От мифа к логосу. М., 1975.
8. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20.
9. Свободомыслие и атеизм в древности, средние века и в эпоху Возрождения. М., 1986.
10. Хрестоматия по истории зарубежной педагогики. М., 1981.
11. Цицерон М.Т. Тускуланские беседы // Избр. соч. М., 1981.
2. Асмус В.Ф. Античная философия. М., 1996.
3. Гессен С.И. Основы педагогики. Введение в прикладную педагогику. М., 1995.
4. Джуринский А.Н. История педагогики. М., 1999.
5. Древняя Греция и Древний Рим. М., 1961.
6. Жураковский Г.Е. Очерки по истории античной педагогики. М., 1983.
7. Кессиди Ф.Х. От мифа к логосу. М., 1975.
8. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20.
9. Свободомыслие и атеизм в древности, средние века и в эпоху Возрождения. М., 1986.
10. Хрестоматия по истории зарубежной педагогики. М., 1981.
11. Цицерон М.Т. Тускуланские беседы // Избр. соч. М., 1981.
Глава 5
Образование и воспитание в Средние века
Образование в христианской Европе
Временные и географические рамки Средневековья
Первые христианские общины возникли уже в I в. Христианство привлекло идеей равенства всех, богатых и бедных, перед небесами. Более того, оно обещало райское воздаяние наиболее обездоленным в земной жизни («последние будут первыми, первые– последними»). Утешало и то, что «легче верблюду пролезть в игольное ушко, чем богатому в рай». Одним из наиболее опасных результатов новой религии стал отказ подчиняться «божественным» римским императорам. Все это явилось причиной жестоких гонений против учения Христа и его последователей. По крайней мере два века христиане с фанатичным мужеством, не сломленные чудовищными пытками и казнями, отстаивали новое учение, пока власть имущие не поняли и свою, вполне земную выгоду. Не надо было тратить усилия на подавление рабов, жить в вечном страхе перед ними – рабский удел принимался теперь с просветленной надеждой. Новая религия стала и средством укрепления государственности. В 301 г. христианство впервые было принято как государственная религия в Армении, а вскоре повсеместно утвердилось в Византии.
Мощнейшее европейское государство Средневековья возникло как наследник Римской империи после ее распада в 395 г. на Западную и Восточную (Византия), со столицей в Константинополе (ныне – Стамбул). Захват Константинополя («второго Рима») турками в 1453 г. и завершил тысячелетнюю историю Византии. Ряд исследователей именно этими временными рамками обозначают Средневековье. Конечно, они достаточно условны, особенно если учесть, что не только XV в., но и половина XIV в. (по крайней мере, в Италии) относятся к Возрождению. Название «Средние века» возникло еще тогда, когда не было известно о грядущем Возрождении. С учетом глубочайшей религиозности средневековой культуры более убедительна версия, что эти века представлялись средними между первым и вторым пришествием Христа, т. е. так и не наступившим Страшным судом. Реально все же Средние века отсчитываются после III–IV вв., т. е. утверждения христианства, вплоть до XIII–XIV вв., когда уже сходит на нет средневековый тип культуры с присущими ему феодальными отношениями. Что касается географических границ Средневековья, то они распространяются на всю Западную Европу.
Средневековье выдвигало совершенно иной, чем в античности, тип личности – покорной, «знающей свое место» (даже если это феодал). На его формирование влияли дополнявшие друг друга прочный феодальный уклад жизни и христианское мировоззрение. Строгими рамками очерчивались поэтому не только политические и экономические отношения, но и сфера духовной, интеллектуальной жизни. Трудно назвать еще эпоху, где столь отчетливо доминировала бы одна из форм общественного сознания и общественного поведения. Религиозность определяла весь образ мыслей, уклад жизни, даже надежды и ожидания в течение тысячелетней истории Средневековья. Естественно, в полной мере сказанное относится к образованию.
Мощнейшее европейское государство Средневековья возникло как наследник Римской империи после ее распада в 395 г. на Западную и Восточную (Византия), со столицей в Константинополе (ныне – Стамбул). Захват Константинополя («второго Рима») турками в 1453 г. и завершил тысячелетнюю историю Византии. Ряд исследователей именно этими временными рамками обозначают Средневековье. Конечно, они достаточно условны, особенно если учесть, что не только XV в., но и половина XIV в. (по крайней мере, в Италии) относятся к Возрождению. Название «Средние века» возникло еще тогда, когда не было известно о грядущем Возрождении. С учетом глубочайшей религиозности средневековой культуры более убедительна версия, что эти века представлялись средними между первым и вторым пришествием Христа, т. е. так и не наступившим Страшным судом. Реально все же Средние века отсчитываются после III–IV вв., т. е. утверждения христианства, вплоть до XIII–XIV вв., когда уже сходит на нет средневековый тип культуры с присущими ему феодальными отношениями. Что касается географических границ Средневековья, то они распространяются на всю Западную Европу.
Средневековье выдвигало совершенно иной, чем в античности, тип личности – покорной, «знающей свое место» (даже если это феодал). На его формирование влияли дополнявшие друг друга прочный феодальный уклад жизни и христианское мировоззрение. Строгими рамками очерчивались поэтому не только политические и экономические отношения, но и сфера духовной, интеллектуальной жизни. Трудно назвать еще эпоху, где столь отчетливо доминировала бы одна из форм общественного сознания и общественного поведения. Религиозность определяла весь образ мыслей, уклад жизни, даже надежды и ожидания в течение тысячелетней истории Средневековья. Естественно, в полной мере сказанное относится к образованию.
Христианская идеология образования
Странствующими учителями – проповедниками были, согласно Евангелию, первые апостолы. Главной книгой, источником любых знаний для христиан стала Библия (что в переводе с греческого как раз и означает «книги»). Библия считалась главной и определяющей книгой и состояла из Ветхого Завета (дохристианских иудейских текстов, восходящих к XI в. до н. э.) и Нового Завета, созданного в I–II вв. и обосновывающего христианские ценности, цели и содержание воспитания. Новый Завет включал Евангелия (от греч. euangelion – благая весть) от Матфея, Иоанна, Луки, Марка.
Проповедуя общечеловеческие нравственные заповеди – любовь к людям, равенство, справедливость, христианство тем не менее ориентировало на небесную жизнь, рассматривая земной путь как подготовку к спасению души. Идеологи раннего христианства (III–V вв.) – Григорий Назианский, Василий Великий, св. Иероним, Иоанн Златоуст, Августин Блаженный отвергали античную трактовку сущности человека и его воспитания. Для Средневековья характерным стал отказ от античности, который провозглашался под предлогом борьбы с язычеством. «Негоже одними устами возносить хвалу Юпитеру и Иисусу Христу», – так сформулировал позицию церкви папа Григорий I (VI в.). Вместе с тем полное отрицание богатейшего античного наследия было совершенно немыслимым, и в действительности происходила длительная, сложная и противоречивая трансформация античной культуры, ее адаптация к христианской доктрине. Не случайно даже в Средние века словом «учитель» продолжали называть Аристотеля, который оставался (после соответствующей переработки) величайшим авторитетом.
Проповедуя общечеловеческие нравственные заповеди – любовь к людям, равенство, справедливость, христианство тем не менее ориентировало на небесную жизнь, рассматривая земной путь как подготовку к спасению души. Идеологи раннего христианства (III–V вв.) – Григорий Назианский, Василий Великий, св. Иероним, Иоанн Златоуст, Августин Блаженный отвергали античную трактовку сущности человека и его воспитания. Для Средневековья характерным стал отказ от античности, который провозглашался под предлогом борьбы с язычеством. «Негоже одними устами возносить хвалу Юпитеру и Иисусу Христу», – так сформулировал позицию церкви папа Григорий I (VI в.). Вместе с тем полное отрицание богатейшего античного наследия было совершенно немыслимым, и в действительности происходила длительная, сложная и противоречивая трансформация античной культуры, ее адаптация к христианской доктрине. Не случайно даже в Средние века словом «учитель» продолжали называть Аристотеля, который оставался (после соответствующей переработки) величайшим авторитетом.
Средневековая трансформация античного наследия
Двойственное отношение Средневековья к античности выражалось таким образом: «Христианские авторы в резких выражениях критикуют самоцельные дискуссии философов, внешний характер риторической образованности, гедонизм театра, музыки и пластических искусств, а также связь всего этого с язычеством». Вместе с тем «исторический облик христианства навсегда получает отпечаток греко-римской культуры: особенно велика роль античного философского идеализма в формировании понятийного аппарата христианской догматики» [1. С. 758].
Жесткую трансформацию претерпели «семь свободных искусств»: диалектика превратилась в «служанку теологии», искусство риторики предназначалось для составления проповедей, астрономия – для определения дат христианских праздников, музыкальное искусство ограничивалось церковной службой и т. д. Особенно неприемлемым из античной образованности для раннего Средневековья было эстетическое воспитание, объявленное «духовной мерзостью». Как мы помним, отрицательное отношение к нему сформировалось еще в римский период. Сугубо религиозный характер культуры, общего образа мыслей обусловил «безымянность» средневекового искусства – до нас не дошли имена авторов божественных месс, архитекторов величественных соборов («проповедей в камне»): ими их творцы славили не себя, а Создателя.
Иоанн Златоуст (354–407), прозванный так за свой дар проповедника, упрекал школы античного типа, что их главная цель – «научить хорошо говорить» и тем зарабатывать презренные деньги, а не «наставлять душу». В воспитании он призывал обращаться к божественному началу в человеке, делая упор на увещевания, душевные предостережения. Неоднозначно относились к античности и ее педагогической традиции и другие отцы церкви. Григорий Назианский (ок. 329–390) был поклонником греческой литературы. Климент Александрийский (? – 215) изучал и интерпретировал идеи Платона, который почитался предшественником христианства. Философы Прокл, Порфирий, Ямвлих немало трудов посвятили комментариям сочинений Платона и христианскому переосмыслению его идей. Диалектические взгляды Василия Кесарийского (330–379) были созвучны педагогическим взглядам Плутарха. Василий Кесарийский был автором трактата с более чем характерным названием «О том, как молодые люди могут извлекать пользу из языческих книг». Архиепископ Мартин де Брага (VI в.) основывал воспитание на заповедях, сформулированных античными стоиками, – благоразумии, осторожности и осмотрительности, мужестве, справедливости и воздержании. Христианский интерес к душе заставлял работать память и пробуждал к действию другие природные способности, по-своему поддерживая античные принципы самопознания и самовоспитания. Аврелий Августин (354–430) также признавал достижения античной образованности и педагогической мысли. Августин призывал бережно относиться к ребенку, не наносить вреда его психике наказаниями. Принимая всю программу «семи искусств», Августин вместе с тем предостерегал, что античная традиция образования погрязла в «вымыслах», «изучении слов, но не вещей». Поэтому светские знания рассматривались как второстепенные и вспомогательные, подчиненные изучению Библии и христианской догматики.
Жесткую трансформацию претерпели «семь свободных искусств»: диалектика превратилась в «служанку теологии», искусство риторики предназначалось для составления проповедей, астрономия – для определения дат христианских праздников, музыкальное искусство ограничивалось церковной службой и т. д. Особенно неприемлемым из античной образованности для раннего Средневековья было эстетическое воспитание, объявленное «духовной мерзостью». Как мы помним, отрицательное отношение к нему сформировалось еще в римский период. Сугубо религиозный характер культуры, общего образа мыслей обусловил «безымянность» средневекового искусства – до нас не дошли имена авторов божественных месс, архитекторов величественных соборов («проповедей в камне»): ими их творцы славили не себя, а Создателя.
Иоанн Златоуст (354–407), прозванный так за свой дар проповедника, упрекал школы античного типа, что их главная цель – «научить хорошо говорить» и тем зарабатывать презренные деньги, а не «наставлять душу». В воспитании он призывал обращаться к божественному началу в человеке, делая упор на увещевания, душевные предостережения. Неоднозначно относились к античности и ее педагогической традиции и другие отцы церкви. Григорий Назианский (ок. 329–390) был поклонником греческой литературы. Климент Александрийский (? – 215) изучал и интерпретировал идеи Платона, который почитался предшественником христианства. Философы Прокл, Порфирий, Ямвлих немало трудов посвятили комментариям сочинений Платона и христианскому переосмыслению его идей. Диалектические взгляды Василия Кесарийского (330–379) были созвучны педагогическим взглядам Плутарха. Василий Кесарийский был автором трактата с более чем характерным названием «О том, как молодые люди могут извлекать пользу из языческих книг». Архиепископ Мартин де Брага (VI в.) основывал воспитание на заповедях, сформулированных античными стоиками, – благоразумии, осторожности и осмотрительности, мужестве, справедливости и воздержании. Христианский интерес к душе заставлял работать память и пробуждал к действию другие природные способности, по-своему поддерживая античные принципы самопознания и самовоспитания. Аврелий Августин (354–430) также признавал достижения античной образованности и педагогической мысли. Августин призывал бережно относиться к ребенку, не наносить вреда его психике наказаниями. Принимая всю программу «семи искусств», Августин вместе с тем предостерегал, что античная традиция образования погрязла в «вымыслах», «изучении слов, но не вещей». Поэтому светские знания рассматривались как второстепенные и вспомогательные, подчиненные изучению Библии и христианской догматики.
Педагогическая мысль в Византии
Если проследить основные вехи византийской педагогической мысли, то следует начать с неоплатоников IV–V вв. из Афинской академии и других школ Малой Азии, Сирии и Александрии, которые в тот период правомерно было отнести к европейской культуре. Неоплатоники, продолжая традиции античности, считали, что воспитание и образование должны формировать высший духовный мир непреходящих идей. Путем к их постижению представлялось достижение «божественного озарения» и «экстаза», благодаря концентрации внимания, сосредоточения на душе, постоянным молитвам.
Авва Дорофей (VI в.) рассматривал светскую образованность как путь познания божественной истины: чем ближе познание к Богу, тем больше должна возрастать любовь к ближнему. Своеобразный христианский гуманизм, основанный на религиозных заповедях, развивали Максим Исповедник (VII в.), Иоанн Дамаскин (675–753), патриарх Фотий (820–897). Кредо Максима Исповедника – борьба с грехопадением, которая опиралась на волю как силу слияния с природой. Идею энциклопедического образования поддерживал Иоанн Дамаскин. Усвоение общечеловеческих нравственных норм считал главным моральным принципом патриарх Фотий.
Особенно яркой фигурой был Михаил Пселл (1018–1096). В его программу образования входило два этапа: преподавание светских знаний, не противоречащих христианской догматике, и высшая ступень, религиозное обучение. Пселл призывал к воспитанию идеального человека, не подвластного религиозному фанатизму, благородному и справедливому. Подобные же идеи развивал поздневизантийский мыслитель Георгий Гемист Плифон (1355–1452). По его мнению, совершенство достигается путем нравственного образования, преодоления зла, прежде всего через личные усилия, самообразование.
Авва Дорофей (VI в.) рассматривал светскую образованность как путь познания божественной истины: чем ближе познание к Богу, тем больше должна возрастать любовь к ближнему. Своеобразный христианский гуманизм, основанный на религиозных заповедях, развивали Максим Исповедник (VII в.), Иоанн Дамаскин (675–753), патриарх Фотий (820–897). Кредо Максима Исповедника – борьба с грехопадением, которая опиралась на волю как силу слияния с природой. Идею энциклопедического образования поддерживал Иоанн Дамаскин. Усвоение общечеловеческих нравственных норм считал главным моральным принципом патриарх Фотий.
Особенно яркой фигурой был Михаил Пселл (1018–1096). В его программу образования входило два этапа: преподавание светских знаний, не противоречащих христианской догматике, и высшая ступень, религиозное обучение. Пселл призывал к воспитанию идеального человека, не подвластного религиозному фанатизму, благородному и справедливому. Подобные же идеи развивал поздневизантийский мыслитель Георгий Гемист Плифон (1355–1452). По его мнению, совершенство достигается путем нравственного образования, преодоления зла, прежде всего через личные усилия, самообразование.
Византийская система образования
По установившейся в античности традиции знания получали в общественных учебных заведениях. Полный цикл образования (энкиклос пайдейусис) включал три ступени. Элементарное образование (пропедиа), существуя повсеместно, начиналось в 5-7-летнем возрасте и длилось 2–3 года. Сохранив мнемонические приемы античности, буквенно-слагательный метод обучения грамоте с обязательной хоровой мелодекламацией, средневековая школа заменила папирус на бумагу, стило на птичье или тростниковое перо.
Образование выше начального (педиа) было уделом уже далеко не всех. Его получали в грамматических школах, церковных или светских (частных и государственных). Такие школы обучали детей с 10–12 до 16–17 лет и находились в Константинополе, где к XI в. их насчитывалось порядка десяти.
Существовали также своеобразные высшие учебные заведения, часто с определенной специализацией, большинство из которых сохранилось с античности (в Александрии, Антиохии, Афинах, Бейруте, Дамаске).
В 425 г. в Константинополе, при императоре Феодосии II, была учреждена высшая школа, Аудиториум (от лат. audire – слушать). С IX в. она именовалась Магнавра (Золотая комната). В Магнавре Лев Математик собрал весь цвет византийской учености – «консулов философии», «глав риторов». Ее высокий уровень юридического образования, которое опиралось на римское право и знаменитый Кодекс Юстиниана, славился по всему миру. В Магнавре учились Кирилл и Мефодий, основатели славянской письменности.
Своеобразная пропаганда просветительского характера была связана с именем императора Константина VII Багрянородного (913–959). При нем были открыты новые учебные заведения, появились труды энциклопедического содержания. Одним из них был труд самого императора о русско-византийских отношениях. В стране поощрялись деятельность в области образования и теоретические работы по его организации.
Задолго до создания византийской государственности, уже в I в., христианская церковь приступила к организации собственных школ – катехуменов для тех, кто, желая стать членом христианской общины, еще не вкусил учения Христа. В них могли учиться беспрепятственно все сословия. Более высокая форма церковного образования достигалась в школах катехизиса, готовивших священнослужителей. Первая такая школа возникла уже в 179 г. в Александрии, сочетая уже в самой учебной программе элементы античного и христианского образования. Вскоре подобные школы возникли в Антиохии, Эдессе, Низибе. Школы катехизиса дали начало кафедральным и епископальным школам, которые открывались с III в. В них учились дети знати и именитых горожан.
Образование выше начального (педиа) было уделом уже далеко не всех. Его получали в грамматических школах, церковных или светских (частных и государственных). Такие школы обучали детей с 10–12 до 16–17 лет и находились в Константинополе, где к XI в. их насчитывалось порядка десяти.
Существовали также своеобразные высшие учебные заведения, часто с определенной специализацией, большинство из которых сохранилось с античности (в Александрии, Антиохии, Афинах, Бейруте, Дамаске).
В 425 г. в Константинополе, при императоре Феодосии II, была учреждена высшая школа, Аудиториум (от лат. audire – слушать). С IX в. она именовалась Магнавра (Золотая комната). В Магнавре Лев Математик собрал весь цвет византийской учености – «консулов философии», «глав риторов». Ее высокий уровень юридического образования, которое опиралось на римское право и знаменитый Кодекс Юстиниана, славился по всему миру. В Магнавре учились Кирилл и Мефодий, основатели славянской письменности.
Своеобразная пропаганда просветительского характера была связана с именем императора Константина VII Багрянородного (913–959). При нем были открыты новые учебные заведения, появились труды энциклопедического содержания. Одним из них был труд самого императора о русско-византийских отношениях. В стране поощрялись деятельность в области образования и теоретические работы по его организации.
Задолго до создания византийской государственности, уже в I в., христианская церковь приступила к организации собственных школ – катехуменов для тех, кто, желая стать членом христианской общины, еще не вкусил учения Христа. В них могли учиться беспрепятственно все сословия. Более высокая форма церковного образования достигалась в школах катехизиса, готовивших священнослужителей. Первая такая школа возникла уже в 179 г. в Александрии, сочетая уже в самой учебной программе элементы античного и христианского образования. Вскоре подобные школы возникли в Антиохии, Эдессе, Низибе. Школы катехизиса дали начало кафедральным и епископальным школам, которые открывались с III в. В них учились дети знати и именитых горожан.
Церковный контроль над образованием
С течением времени церковь всецело монополизировала образование. Этому способствовали и совпадение с интересами все более авторитарного государства, и глубокие изменения в общественном сознании. Наука объявлялась «служанкой дьявола», а отрицательное отношение к ней не только санкционировалось социальными институтами, но и становилось органичной чертой «здравого смысла». Как нельзя лучше характеризуют это состояние дел высказывания мыслителей того времени. Действительно, «нужен ли фонарь, чтобы видеть Солнце?» (Дамиан). И «стоит ли путникам, направляющимся к цели, изучать попадающиеся на пути вещи и тем отдать себя в их власть, задержаться в дороге или своротить с нее?» (Гуго Сен-Викторский). «И к чему оказалась христианам образованность древних? Когда Истина воплотилась, она отвергла ее. Пусть замолчит человеческое чванство, когда заговорило слово Божественное» (Петр Бэда Достопочтенный). Добавим сюда и неизменность всего в любом из миров: «Что было, то и будет делаться, и нет ничего нового под Солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: «Смотри, вот это новое, но это уже было в веках, бывших до нас» (Экклезиаст, I, 9-11).
Если в раннем христианстве с должным почтением, неизбежной осторожностью и деликатностью относились к «языческим» философам, то в XIII в. подобная позиция обернулась для Пьера Абеляра нравственными и физическими истязаниями, заточением в монастыре. Ему не простили и его земную любовь, и обращение к диалектике как методу поиска истины, сопоставления мнений, так как он таил неисчислимые опасности для церковной догматики. Главным методом стал схоластический (от греч. «школа»), требовавший заучивания догм, утвержденных определений, «доказательств», приводящих к заранее намеченному результату.
Призванные укрепить веру, схоластические упражнения нередко порождали новые вопросы. Серьезную опасность таил в себе даже гностицизм (от греч. «гносис» – познание), возникший еще во II в. для толкований Священного Писания. Именно в схоластических упражнениях родились первые ереси, например, мысль об извечности мира, выводимая из вечности Бога (Ориген). Более того, «если Бог сотворил мир, значит, ему чего-то недоставало» (христианские последователи Аверроэса); «А если душа человеческая от Бога, то откуда в ней части, достойные наказания? Выходит, что, наказывая человека, он наказывает частицы своей души» (Езник Кохбаци). Другой армянский теолог, Григорий Пахлавуни, магистр византийского императора Константина Мономаха, приходит к выводу, что «нет другого способа приближения к Богу, как просвещение себя посредством науки».
Канонизированная картина мира причудливым образом сочетала в себе «наиболее логично установленные выводы древних с неоспоримыми истинами Писания и церковной традиции… Легко видеть, что критика любой части картины мира считалась гораздо более серьезным, чем простое интеллектуальное совершенствование, и рассматривалась скорее как нападение на весь порядок общества, религии и самой Вселенной» [3. С. 182–183].
Стоит ли удивляться, что уже в 529 г. император Юстиниан закрыл Платоновскую академию в Афинах. Его же запрет выплачивать жалованье учителям – грамматикам и риторам – привел к закрытию большинства школ античного типа. Тем не менее именно в таком урезанном и деформированном виде образование объявлялось в императорском указе «величайшей из добродетелей», а идеал образованности усматривался в сочетании греко-римского свода знаний с христианским мировоззрением.
Противоречивое своеобразие такого сочетания может стать понятным нашему современнику, если внимательнее присмотреться к важнейшим особенностям средневековой культуры в целом.
Если в раннем христианстве с должным почтением, неизбежной осторожностью и деликатностью относились к «языческим» философам, то в XIII в. подобная позиция обернулась для Пьера Абеляра нравственными и физическими истязаниями, заточением в монастыре. Ему не простили и его земную любовь, и обращение к диалектике как методу поиска истины, сопоставления мнений, так как он таил неисчислимые опасности для церковной догматики. Главным методом стал схоластический (от греч. «школа»), требовавший заучивания догм, утвержденных определений, «доказательств», приводящих к заранее намеченному результату.
Призванные укрепить веру, схоластические упражнения нередко порождали новые вопросы. Серьезную опасность таил в себе даже гностицизм (от греч. «гносис» – познание), возникший еще во II в. для толкований Священного Писания. Именно в схоластических упражнениях родились первые ереси, например, мысль об извечности мира, выводимая из вечности Бога (Ориген). Более того, «если Бог сотворил мир, значит, ему чего-то недоставало» (христианские последователи Аверроэса); «А если душа человеческая от Бога, то откуда в ней части, достойные наказания? Выходит, что, наказывая человека, он наказывает частицы своей души» (Езник Кохбаци). Другой армянский теолог, Григорий Пахлавуни, магистр византийского императора Константина Мономаха, приходит к выводу, что «нет другого способа приближения к Богу, как просвещение себя посредством науки».
Канонизированная картина мира причудливым образом сочетала в себе «наиболее логично установленные выводы древних с неоспоримыми истинами Писания и церковной традиции… Легко видеть, что критика любой части картины мира считалась гораздо более серьезным, чем простое интеллектуальное совершенствование, и рассматривалась скорее как нападение на весь порядок общества, религии и самой Вселенной» [3. С. 182–183].
Стоит ли удивляться, что уже в 529 г. император Юстиниан закрыл Платоновскую академию в Афинах. Его же запрет выплачивать жалованье учителям – грамматикам и риторам – привел к закрытию большинства школ античного типа. Тем не менее именно в таком урезанном и деформированном виде образование объявлялось в императорском указе «величайшей из добродетелей», а идеал образованности усматривался в сочетании греко-римского свода знаний с христианским мировоззрением.
Противоречивое своеобразие такого сочетания может стать понятным нашему современнику, если внимательнее присмотреться к важнейшим особенностям средневековой культуры в целом.
«Книга природы» в эпоху Средневековья. Выражение «книжной культуры» в образовании
Центральным, исходным положением всей средневековой культуры – науки, искусства, права, образования – был теоцентризм, центральное положение творца. Дело не только в единобожии, отличающем христианство от античности. Античные боги часто занимались своими делами, полные капризов и прихотей, и лишь изредка вмешивались в земные и природные события, если они начинали выходить из-под контроля. В средние же века каждая травинка, каждый человеческий шаг были обусловлены Божественным промыслом. Именно поэтому, если античная «книга природы» могла представляться написанной языком математики, то сейчас одна мысль об этом была грехом. Сохраняя образ «книги природы», Средневековье усматривает ее постижение в мучительном, напряженном угадывании символов божественного замысла, скрытых симпатий и антипатий. Так, действие снадобья от головной боли из сердцевины орехов объяснялось симпатией между строением орехов и мозга, учебник о змеях содержал описания змей, встречающихся не только в природе, но и на фамильных гербах вельможных особ. Наиболее характерными феноменами средневековой учености были астрология и алхимия. Ученый был магом и чародеем, а свое ремесло мага он мог передавать ученикам только непосредственно. В любое произведение средневекового искусства была вложена душа, оно не терпело штампа, повтора, и именно эта область давала определенный простор фантазии, индивидуальности. Обучение ремеслу также составляло важную сторону средневекового образования и воспитания.
Книжный характер средневековой культуры сказывался в том, что образование представляло собой заучивание наизусть, зубрежку, носило текстуальный, репродуктивный характер. Далеко не всем понятен был даже смысл молитв, произносимых на латинском языке. Характерно, что даже в университетах лекция читалась преподавателем, и уже затем ее текст комментировался с участием слушателей. Девизом средневекового обучения была усидчивость: «Сколько напишут букв на пергаменте школяры, столько ударов они нанесут дьяволу». Непререкаемым в средневековом образовании был двойной авторитет – церкви и учителя. Вместе с тем, хотя ни одна строчка Библии не могла подвергаться сомнению (даже при обнаружении несоответствий и противоречий), значительный простор для мысли сохранялся в органичных для книжной культуры комментариях и толкованиях Писания (в частности, для устранения несоответствий). В «воображаемых допущениях» средневековых схоластов обсуждалась логическая возможность бесконечности Вселенной, движения Земли и так далее, позволяя обходить, хотя бы умозрительно, многие ограничения и запреты догматической картины мира.
Книжный характер средневековой культуры сказывался в том, что образование представляло собой заучивание наизусть, зубрежку, носило текстуальный, репродуктивный характер. Далеко не всем понятен был даже смысл молитв, произносимых на латинском языке. Характерно, что даже в университетах лекция читалась преподавателем, и уже затем ее текст комментировался с участием слушателей. Девизом средневекового обучения была усидчивость: «Сколько напишут букв на пергаменте школяры, столько ударов они нанесут дьяволу». Непререкаемым в средневековом образовании был двойной авторитет – церкви и учителя. Вместе с тем, хотя ни одна строчка Библии не могла подвергаться сомнению (даже при обнаружении несоответствий и противоречий), значительный простор для мысли сохранялся в органичных для книжной культуры комментариях и толкованиях Писания (в частности, для устранения несоответствий). В «воображаемых допущениях» средневековых схоластов обсуждалась логическая возможность бесконечности Вселенной, движения Земли и так далее, позволяя обходить, хотя бы умозрительно, многие ограничения и запреты догматической картины мира.
Конструктивные возможности схоластики
Ведущий в науке и образовании схоластический метод выступал как «средневековая диалектика» и логика, разрабатывая алгоритмы силлогизмов, индуктивных и дедуктивных умственных конструкций. Для подачи христианского вероучения в логически стройном, систематизированном виде философ-схоласт Раймонд Луллий (12351315) сконструировал «логическую машину». Действуя по принципу современного арифмометра, она могла комбинировать не только «божественные качества», но и их воплощения в природе, выводить логические умозаключения.
Схоластика требовала ясности и точности понятий. Конструктивную роль в прояснении статуса и происхождения понятий сыграл чисто схоластический, на первый взгляд, спор «номиналистов» и «реалистов»: существуют ли общие понятия, идеи объективно, «реально» (в высшем разуме) или же понятия – лишь названия (лат. nomine). В поисках «золотой середины» была сформулирована «бритва Оккама»: «Не умножать сущности сверх меры» (т. е. не прибегать к объяснению неизвестного через «дурную бесконечность» все новых понятий, а максимально использовать возможности существующего понятийного аппарата). В более доступной форме ту же мысль высказал Гуго Сен-Викторский (1096–1142): «Не умножай боковые тропинки, пока не пройдешь по главному пути». В такой форме это положение интерпретировалось в полном согласии с христианской доктриной, где «главный путь» – Божественная Истина. Гуго Сен-Викторский был главой Парижской кафедральной школы и утверждал неразрывную связь в воспитании между религиозным и светским началами. В своем «Дидаскалионе» (трактате о системе образования) он свел воедино все средневековые знания по преподаванию в высшей школе.
Интересную характеристику схоластики дает русский историк Г.Н. Грановский: «Это была сильная, отважная рыцарская наука, ничего не убоявшаяся, схватившаяся за вопросы, которые далеко превышали ее силы, но не превысили ее мужества» [7. С. 102]. К таким вопросам относилась теодицея – оправдание Бога за существующее в мире зло. Первые шаги в ее решении были чисто схоластическими (Августин: «Зло не субстанционально, т. е. не существует само по себе, а есть лишь отсутствие добра, подобно тому как тьма есть отсутствие света»). Однако затем, в течение десятков веков, она трансформировалась в ренессансно-пантеистическое обожествление природы как «внутреннего мастера» (Дж. Бруно), а затем – в дополнение божественной воли природной необходимостью, по отношению к которой понятия добра и зла лишены смысла. Схоластическое уважение к логике было так велико, что в «Естественной теологии» Фомы Аквината (1225–1274) даже божественная воля осуществляла выбор на разумных основаниях, а законы сотворенного и направленного Богом мира находились в соответствии с законами логики.
В милленарной (лат. millenarium – тысячелетие) эволюции средневекового мышления произошел знаменательный сдвиг: от «Верую, чтобы разуметь» (Ансельм Кентерберийский) к «Разумею, чтобы верить» (П. Абеляр). П. Абеляр (1079–1172), преподавая в Парижской кафедральной школе, учил логике мышления, искусству спора. Допуская соединение веры и разума, он писал: «Недостаток нашего времени, что мы думаем, будто уже нельзя найти нечто новое».
Весьма характерным выражением социокультурной эволюции Средневековья явилась концепция «двух истин» (от Августина до Фомы Аквинского). В типично схоластической формулировке Св. Фомы она выглядит так: «Существуют два рода истин – истины веры и истины разума, причем истины веры не противоразумны, а сверхразумны». Этим положением Фома оказал неоценимую услугу и религии, и науке. «Истины веры» находились вне обсуждения, а наука могла заниматься своими поисками, не претендуя на «высшие истины». Недаром Фома еще при жизни был причислен к лику святых католической церкви.
Схоластика требовала ясности и точности понятий. Конструктивную роль в прояснении статуса и происхождения понятий сыграл чисто схоластический, на первый взгляд, спор «номиналистов» и «реалистов»: существуют ли общие понятия, идеи объективно, «реально» (в высшем разуме) или же понятия – лишь названия (лат. nomine). В поисках «золотой середины» была сформулирована «бритва Оккама»: «Не умножать сущности сверх меры» (т. е. не прибегать к объяснению неизвестного через «дурную бесконечность» все новых понятий, а максимально использовать возможности существующего понятийного аппарата). В более доступной форме ту же мысль высказал Гуго Сен-Викторский (1096–1142): «Не умножай боковые тропинки, пока не пройдешь по главному пути». В такой форме это положение интерпретировалось в полном согласии с христианской доктриной, где «главный путь» – Божественная Истина. Гуго Сен-Викторский был главой Парижской кафедральной школы и утверждал неразрывную связь в воспитании между религиозным и светским началами. В своем «Дидаскалионе» (трактате о системе образования) он свел воедино все средневековые знания по преподаванию в высшей школе.
Интересную характеристику схоластики дает русский историк Г.Н. Грановский: «Это была сильная, отважная рыцарская наука, ничего не убоявшаяся, схватившаяся за вопросы, которые далеко превышали ее силы, но не превысили ее мужества» [7. С. 102]. К таким вопросам относилась теодицея – оправдание Бога за существующее в мире зло. Первые шаги в ее решении были чисто схоластическими (Августин: «Зло не субстанционально, т. е. не существует само по себе, а есть лишь отсутствие добра, подобно тому как тьма есть отсутствие света»). Однако затем, в течение десятков веков, она трансформировалась в ренессансно-пантеистическое обожествление природы как «внутреннего мастера» (Дж. Бруно), а затем – в дополнение божественной воли природной необходимостью, по отношению к которой понятия добра и зла лишены смысла. Схоластическое уважение к логике было так велико, что в «Естественной теологии» Фомы Аквината (1225–1274) даже божественная воля осуществляла выбор на разумных основаниях, а законы сотворенного и направленного Богом мира находились в соответствии с законами логики.
В милленарной (лат. millenarium – тысячелетие) эволюции средневекового мышления произошел знаменательный сдвиг: от «Верую, чтобы разуметь» (Ансельм Кентерберийский) к «Разумею, чтобы верить» (П. Абеляр). П. Абеляр (1079–1172), преподавая в Парижской кафедральной школе, учил логике мышления, искусству спора. Допуская соединение веры и разума, он писал: «Недостаток нашего времени, что мы думаем, будто уже нельзя найти нечто новое».
Весьма характерным выражением социокультурной эволюции Средневековья явилась концепция «двух истин» (от Августина до Фомы Аквинского). В типично схоластической формулировке Св. Фомы она выглядит так: «Существуют два рода истин – истины веры и истины разума, причем истины веры не противоразумны, а сверхразумны». Этим положением Фома оказал неоценимую услугу и религии, и науке. «Истины веры» находились вне обсуждения, а наука могла заниматься своими поисками, не претендуя на «высшие истины». Недаром Фома еще при жизни был причислен к лику святых католической церкви.