Вечером все в том же кафе Трокмортон знакомится еще с одним местным моряком -- Кемалем Арасом. Это был отличный ныряльщик и компанейский человек, к тому же весьма неравнодушный к подводной охоте.
5. Надо сказать, что к тому времени, когда Трокмортон оказался в Бодруме (уточним, это случилось в 1958 году), там, да и в других местах на побережье, многие занялись подводными поисками: акваланг и маска уже приобрели известность и находка статуи Деметры, равно как и остатков амфор и другой утвари, подстегивала воображение. Правда, все это не выходило за рамки чистого любительства, все делалось, что называется, "на ощупь", никакой наукой тут и не пахло, да и откуда ей было взяться: подводная археология, во всяком случае в этих местах, делала свои первые шаги. Профессиональные археологи имели весьма смутное представление о том, как работать под водой. А ныряльщиков, аквалангистов, как правило, интересовало все что угодно, но только не подводные раскопки.
Именно это и составляло главную тему беседы Трокмортона с Гультекином, директором музея в Измире, куда на несколько дней поехал Трокмортон. И тот и другой были совершенно согласны в том, что покоящиеся на дне морей остатки кораблей и грузы, безусловно, представляют величайший интерес, в том числе и для исследования древних морских торговых путей.
Это было, так сказать, "общей платформой". Не вызывало споров и другое: надо действовать.
6. Итак, проект вкратце сводился к тому, что Трокмортон и Мустафа возвращаются в Бодрум, который им надлежит превратить в своего рода базу планируемых поисков остатков затонувших кораблей. Естественно, речь шла о древних кораблекрушениях, о попытках отыскать что-либо имеющее отношение к давно прошедшим временам. (Немало надежд при этом возлагалось на ныряльщиков за губками: может быть, они сумеют подсказать что-нибудь дельное.) Директор музея в свою очередь обещал посильную помощь.
Начинать надо было с самого неотложного: раздобыть компрессор, необходимый для наполнения газовой смесью баллонов, которыми пользуются аквалангисты.
В Турции в то время такой компрессор невозможно было приобрести ни за какие деньги. В конце концов его купили в Италии вместе с двумя регуляторами и комплектами двойных баллонов.
...В июне 1958 года Питер Трокмортон и Мустафа Капкин вместе со своим нехитрым оборудованием вернулись в Бодрум. Но суденышко Кемаля ушло в море, и никто не знал точно, когда оно вернется. Не оставалось ничего другого, как ждать.
В конце концов Кемаль прибыл. К вечеру следующего дня на его "Мандолинче" (двенадцать метров в длину, узконосое судно, приспособленное для ловли губок) погрузили компрессор, еду, пожитки, и суденышко отошло от пирса, взяв курс на Ясса Аду.
7. Восемь островов и великое множество рифов и скал лежат на пути у тех, кто плывет вдоль эгейского побережья Турции. Ясса Ада -- самый западный из этих островов. А в сотне метров к западу от него находится своего рода подводная шпора, острый риф, невидимый, потому что его прикрывают волны, но достаточно грозный, ибо его острие совсем близко от поверхности, -настоящая ловушка для кораблей.
8. Целую неделю, зачастую при сильной волне, вели свои работы исследователи. В одном можно было не сомневаться: риф Ясса Ада погубил немало кораблей.
Самым крупным из них был, вероятно, тот, на котором находились сосуды без ручек, что лежали кучей на гребне рифа. Корабль, видимо, был буквально вспорот и развалился на части.
Участники экспедиции нашли десятки различных горшков для приготовления пищи, медные слитки, небольшие деревянные обломки. И они на собственном опыте убедились, что целые амфоры нужно, как только их поднимешь на поверхность, наполнить водой, осторожно поставить куда- нибудь в тень, иначе от них останутся одни черепки.
Они обнаружили остатки еще многих других потерпевших крушение кораблей, из коих наиболее примечательными оказались два.
Первый -- это остатки судна с мелкой осадкой, которое, как показали дальнейшие исследования, затонуло в первом веке нашей эры: аналогичные амфоры были найдены в Помпеях.
Второй был, пожалуй, еще интереснее. Корабль или, вернее, его останки лежали на глубине тридцати метров, недалеко от грозного рифа, терпеливо поджидавшего свои жертвы. Это был византийский корабль, и монеты, которые нашли несколько лет спустя, когда подводные археологи принялись как следует исследовать судно, засвидетельствовали: оно затонуло не ранее первой половины VII века.
На корабле было много амфор, несколько сотен! И в некоторых из них устроили себе прибежище острозубые угри. Возле кормы была целая куча глиняных черепков, лежали и остатки сгнивших деревянных частей корабля.
Найденные здесь тарелки, кувшины, чаши, сосуды составили прекрасную коллекцию византийской посуды VII века. Удалось узнать и имя владельца этого в общем небольшого торгового судна: капитан Георгос. Оно было выгравировано на бронзовых весах, что некогда, видимо, вместе со стеклянным сосудом с крестом, бронзовым кадилом и распятием находились в каюте капитана.
Впрочем, все эти подробности, а также и то, что по своей конфигурации судно отличалось от древнеримских и скорее походило на современные небольшие барки, какие можно увидеть в том же Бодруме, выяснились впоследствии. А тогда участники экспедиции установили лишь одно: находка может представить незаурядный интерес.
9. Да, чаще всего ныряльщикам попадались амфоры. И так же как и в "земной" археологии, здесь, под водой, глиняные сосуды и глиняные черепки немало порассказали исследователям. Удалось, в частности, сделать кое-какие выводы о состоянии торговли в этом районе малоазиатского побережья в древности. Примерно лишь один из десяти найденных на дне сосудов относился ко временам более ранним, чем век Александра Македонского.
В I--II веках до нашей эры успешная борьба с пиратами, а также, вероятно, и другие причины чисто экономического характера привели к резкому увеличению товарооборота. Во всяком случае, тут в те времена затонуло немало судов. В последующие века -- а дело шло к ослаблению Римской империи, закончившемуся ее падением, -- число амфор, попавших на дно, резко уменьшилось.
Наибольшее число найденных амфор относилось ко временам Византийской империи.
10. ...И все-таки чувство неудовлетворенности не оставляло Трокмортона. Учитывая то обстоятельство, что экспедиция носила в основном "самодеятельный" и, безусловно, лишь разведывательный характер, что оснащение оставляло, даже по тем временам, желать лучшего, что по сути все зиждилось на энтузиазме, сделано было, конечно, немало. Но не было пока найдено ничего, если так позволительно сказать, сверхсенсационного, ничего, что представило бы с точки зрения науки особый интерес.
Как почти всегда в подобных ситуациях, помог случай.
11. В Бодрум из Стамбула приехал некий старик капитан, давний знакомый Кемаля, одно время бывший даже его наставником. Старик был великолепным ныряльщиком, весь век провел на море, к тому же знал толк и во взрывных подводных работах. Может быть, поэтому, а может быть, и чисто случайно однажды вечером, когда вся компания сидела в кафе, его принялись расспрашивать о том, как обращаться под водой со взрывчаткой. Был тут Трокмортон, был и Кемаль, и последний вдруг спросил старого капитана, как половчее применить взрывчатку, если большая груда металла прочно приросла ко дну и под нее невозможно забраться. И добавил: речь идет о бронзовых слитках, плоских, сдобно лепешки, и подвергшихся сильной коррозии.
Трокмортон потом писал, что он, в общем, вначале не придал особого значения этому разговору. Ну, затонул какой-то там корабль со слитками, экая важность!
12. ...Он проснулся на рассвете. Не спалось. Мысли вновь вернулись к вечернему разговору: затонувший корабль, слитки желтого металла на морском дне. Однажды на Гавайских островах он видел остатки стального корабля, находившиеся под водой семьдесят лет. Корма исчезла, удалось разыскать только бронзовый винт, обросший кораллами. Когда аквалангисты отбили кораллы, металл засверкал, словно новый. Даже не верилось, что он без малого три четверти века находился на морском дне.
И тут Трокмортона, что называется, осенило. А ведь Кемаль говорил о слитках, испорченных временем, о том, что бронза стала разрушаться.
Разрушаться? Но ведь даже бронза на затонувших кораблях римских времен и та, как правило, остается целехонькой.
И еще. Кемаль говорил, что слитки были плоскими. Но ведь, черт возьми, где-то он, Трокмортон, уже встречал упоминание о плоских бронзовых слитках.
Где же и когда?
В своей походной библиотеке Трокмортон находит книгу. Она посвящена крито-микенской культуре. А вот и репродукция. На рисунке, найденном в Фивах, в гробнице египетского вельможи, датируемой вторым тысячелетием до нашей эры, изображены люди в коротких юбочках, обнаженные до пояса, со странными прическами. Они привезли кувшины, какие-то огромные плоские металлические лепешки.
В книге сказано: "Люди Кефтиу живут на островах, среди моря".
...Древняя, подвергшаяся коррозии бронза. Острова среди моря.
Право, есть над чем поломать голову.
13. Вечером Трокмортон идет к тому ныряльщику, что первым обнаружил бронзу.
-- Удалось ли вам, -- спрашивает Трокмортон, -- прихватить с собой что-либо наверх?
-- Да, -- отвечает тот, -- конечно: обломок бронзового топора. Но бронза оказалась хрупкой, ребята сломали топор. А в общем ничего там особенного нет. Груда металла. Были там еще бронзовые ножи, нашлась и какая-то бронзовая шкатулка, покрытая внутри эмалью.
Кемаль подтверждает слова ныряльщика. И добавляет: "Я дам вам несколько обломков, как только сумею их поднять со дна".
В своем дневнике Трокмортон запишет: "Место это находится в пятнадцати милях от Финике. Там шесть небольших островков. Бронза лежит неподалеку от третьего. Глубина -- около тридцати метров, металл буквально прирос ко дну".
...Трокмортону очень хотелось начать поиск немедленно. Но не получалось: не было подробной карты, не было и судна. Кемаль был занят. И, что хуже всего, подходили к концу деньги. Оставалась небольшая сумма, отложенная на обратный билет.
Так и не придя ни к какому решению, Трокмортон возвратился в США.
14. И здесь ему вдруг повезло. Случаю было угодно, чтобы он познакомился с неким Драйтоном Кохраном, владельцем большой яхты. На этой яхте Кохран собирался отправиться в путешествие по Эгейскому морю.
-- Послушайте, -- говорит ему Трокмортон, -- почему бы вам во время путешествия не поискать необычный груз, лежащий на дне Эгейского моря?
Владелец яхты не возражает. Он любитель острых ощущений и человек любознательный. У него достаточно свободного времени. И вообще это так романтично: древняя бронза на дне прославленного в древности моря.
Трокмортон пишет Гультекину: неплохо бы заручиться поддержкой турецких властей, не худо бы получить и материальную помощь.
15. -- Деньги на это не предусмотрены, -- отвечают директору Измирского музея, -- и вообще все то, чем вы собираетесь заняться, -- блажь.
Гультекину не остается ничего другого, как ретироваться. Единственное, чего ему не могут запретить в министерстве, -- пойти в отпуск. Не касается министерства и то, как и для чего он использует свой отпуск.
Именно это и сообщает в своем письме Трокмортону Гультекин. И добавляет: "Я к вашим услугам".
16. В первые дни июля 1959 года яхта Кохрана покидает Измир. Курс -- на Бодрум. На борту яхты Мустафа Капкин, Трокмортон, Гультекин. Нет только Кемаля. Из-за неотложных дел он и на сей раз не может принять участие в поисках бронзовых слитков. Но все необходимые разъяснения он дал. И все-таки Кемаль с большим скепсисом отнесся к попытке разыскать слитки без него.
"Думаю, мне самому это тоже далось бы нелегко" -- сказал он на прощание.
Из Бодрума яхта направилась к Финике. А утром следующего дня участники экспедиции увидели в голубоватой дымке мыс Гелидонья. До него еще было миль двадцать. На полдороге к мысу виднелись два острова, потом появился третий. Не тот ли, о котором говорил Кемаль?
Трокмортон и Мустафа самым внимательным образом рассматривают схемы, наброски. Похоже, что все правильно. Именно здесь, у южной оконечности вот этого третьего узкого острова. Такое впечатление, что все сходится.
...Аквалангист Стен Уотерман и Трокмортон, надев маски, спускаются под воду. Они пытаются разглядеть подводную скалу. Кемаль сказал, она на глубине десяти метров. Но вода темная, и они не видят дна.
-- Если завтра не найдем, -- говорит вечером Кохран, -- двинемся дальше.
Оно нашлось-таки, заколдованное место, нашлось на следующий день. Самое любопытное заключалось в том, что Мустафа и Стен за день до этого находились от него в каких-нибудь нескольких метрах.
17. Все было так, как и рассказывал Кемаль: коса, подводная расселина. Бронзовые слитки лежали у основания подводной скалы, образовавшей своего рода естественный амфитеатр. Рядом огромный валун. И эти слитки буквально слиплись со скалой.
С большим трудом ныряльщикам удается с помощью лома отбить кусок слитка. Под ним углубление. А в этом углублении кусочки дерева. Они неплохо сохранились. Видимо, свою роль сыграли песок и образовавшиеся в результате коррозии слитков соли меди. Нашлись тут и черепки амфор, нашлись бронзовые топоры и наконечники дротиков. И даже кусочки веревки, сплетенной вручную, из камыша или, может быть, травы.
Бывает все-таки счастливое стечение обстоятельств! Затонуло бы судно на несколько метров дальше, оно бы легло на песчаное дно, и его наверняка занесло бы песком и илом. А если бы попало на хребет скалы, то, конечно, переломилось бы, и попробуй-ка сыщи обломки в бесчисленных расселинах подводной скалы!
По самым скромным подсчетам, получалось: судно затонуло очень давно -за пятнадцать, ну на худой конец за десять -- двенадцать веков до нашей эры!
Нужно было раздобывать средства, раздобывать разрешение властей, нужно было организовать серьезную экспедицию.
Игра стоила свеч!
18. ...Разговоры, прошения, деловые свидания: с депутатом меджлиса, с губернатором, с другими официальными лицами.
Тем временем в Бодрум приезжает Флори. С ним Клод Дютюи, один из ветеранов подводного спорта.
И в тот же памятный для Трокмортона день ему вручают письмо. Оно от директора департамента античности на Кипре. В письме сказано: "Уверен, речь идет об очень важной находке, относящейся к позднему бронзовому веку. Насколько можно судить по Вашему описанию, слитки кипрского производства".
19. И снова Нью-Йорк. На конгрессе археологов Трокмортон рассказывает о своей одиссее двум известным американским специалистам по истории Эгеиды. Они терпеливо выслушивают его, а потом знакомят с сидящим неподалеку молодым человеком. Это Джордж Басс, участник нескольких археологических экспедиций.
-- Много ли нужно времени, чтобы научиться нырять? -- спрашивает он Трокмортона. -- Хотелось бы все увидеть собственными глазами.
Полчаса спустя "высокие договаривающиеся стороны" покидают здание, где проходит конгресс, и едут к Бассу. Здесь они составляют программу работ, смету -- все, как полагается. Три недели спустя Пенсильванский университет выдает Трокмортону и Бассу субсидию -- десять тысяч долларов.
Но нужно-то вдвое больше!
Все это происходит в январе -- феврале 1960 года. А к марту экспедиция приобретает осязаемые формы. Помимо Басса, назначенного научным руководителем, и Трокмортона, ставшего его заместителем и техническим советником, в ее состав вошел еще один соратник Кусто, знаменитый Фредерик Дюма. Это один из лучших аквалангистов мира. Он возглавит группу водолазов. В экспедиции вместе со своим кораблем примет, разумеется, участие и капитан Кемаль.
...Сейчас среди тех, кто занимается подводной археологией, все больше и больше становится специалистов-археологов. Это понятно. Ведь, как не без юмора заметил в свое время Джордж Басс, "гораздо легче научить ученых нырять, чем сделать водолазов учеными". Впрочем, известны случаи, когда и водолазы становились и становятся учеными. Но тогда, пятнадцать лет назад, многое еще было вновь в этой молодой науке.
20. ...Кемаль тихонько подвел корабль к заветному месту. Вода была настолько прозрачна, что просматривалось дно. Вот валун, вот и глыбы металла.
Прежде всего следовало очертить границы, в пределах которых находились остатки затонувшего судна. Это потребовало времени и терпения. Случалось, что тот или иной обломок, обросший водорослями, подчас не сразу удавалось отличить от многочисленных камней. К тому же некоторые из прежних ориентиров занесло песком.
Удалось выяснить, что остатки разбросаны на участке размером пятнадцать метров на шесть. Одну сторону этого участка обрамляли скалы. Они составляли основание склона, по которому некогда устремился вниз налетевший на риф корабль. С южного конца участок замыкал уже знакомый нам валун. Песчаное дно тянулось к северу метров на двенадцать и упиралось в нагромождение камней, отколовшихся от скалы, на которой лежали слитки.
...Пластмассовая доска и толстый цветной карандаш. Фото и киноаппараты. Но прежде всего глаз, глаз человека, глаз специалиста.
21. Сначала, как мы уже говорили, определение размера "поля", затем тщательный осмотр пространства вокруг объекта. Нужно разыскать все: груз, обломки судна, все, что может помочь в работе. Находки фиксируются, лишь потом их поднимают на поверхность. В том числе, разумеется, и палубный груз, первостепенной важности "свидетель". Ибо помимо всего прочего он дает возможность судить о том, что за судно потерпело аварию.
Проходит несколько дней, и место, где лежат остатки корабля, приобретает в какой-то степени "обжитой" вид. Здесь и там воткнуты метровые вешки, ко всем обнаруженным объектам прикреплены пластмассовые бирки.
Понемногу число находок все увеличивается, в том числе и там, где, как казалось поначалу, нет ничего интересного.
22. По мере того как участники экспедиции поднимают на поверхность все новые и новые орудия и предметы, выясняются кое-какие интересные подробности. И не было тут знакомого всем желтого цвета металла: бронза была не желтой, а зеленовато-серой. Сыграл, видимо, свою роль двойной процесс электролиза -- взаимодействие между бронзой и медью и между медью и оловом. Степень коррозии оказалась различной, возможно, из-за того, что сплавы не были, да и не могли быть абсолютно идентичными, а возможно, из-за того, что условия "захоронения" оказались не совсем одинаковыми.
Некоторые орудия благодаря тому, что они были покрыты своего рода наростами, удалось освободить из каменного плена с помощью молотка и долота. Как правило, эти древние орудия (поскольку были наросты) оставались целыми и невредимыми -- относительно, конечно, ведь они пролежали в воде достаточно долго. Самое же любопытное заключалось в том, что в большинстве случаев они не утеряли свою форму.
Но встречались и такие, которые под водой были мягкими, словно сыр. Когда же их поднимали наверх, они становились хрупкими и ломкими.
23. Вечные хлопоты доставляют течения, иногда они меняются чуть ли не каждый час.
Ныряльщик прыгал с борта корабля, держась за трос, и уходил в глубину. На дне, за скалами, даже когда подводное течение было сильным, аквалангист мог трудиться более или менее спокойно.
Работали много и дружно. На поверхность были подняты обломки слитков, бронзовые орудия и балласт. Но основная часть все еще оставалась на дне, на платформе, как ее называли, -- сросшаяся в одну громадную глыбу груда бронзовых брусков.
Как с ней быть? Этот вопрос обсуждался неоднократно.
Дюма настаивал на том, что ее следует отделить всю целиком, предварительно, разумеется, нанеся на план. Но как это осуществить? Многоопытный Дюма нашелся и тут.
-- Домкрат, -- говорит он, -- почему бы не попытаться использовать домкрат!
Это орудие оставили в Финике, но теперь, поскольку оно понадобилось, за ним посылают судно.
Тем временем Клод Дютюи вместе с Дюма принимаются долбить в глыбе углубления, чтобы можно было установить домкрат. К концу недели они более или менее успешно справились со своей задачей. К тому времени подоспел и домкрат. Его благополучно спустили на дно, подвели под слитки. Он немного проработал, а потом закапризничал.
Пришлось поднять домкрат наверх. Выяснилось, что орудие капризничало не зря: смазка была недостаточной и вода нашла себе дорогу. Домкрат тут же смазали, проверили и снова отправили на дно. На сей раз с ним спустился только Дюма.
Тридцать пять минут спустя он торжествующе оповестил всех, что груда отделена от скалы.
Судно подвели непосредственно к тому месту, где лежала бронза. Дюма нырнул еще раз, чтобы закрепить подъемный трос. Даже мачта и та заскрипела, когда лебедка стала вытягивать из глубины подвешенный на тросе груз.
В какой-то момент груз, очевидно, зацепился за что-то на дне. Все, однако, обошлось. Лебедка снова заработала нормально, и глыба потихонечку пошла наверх.
А потом наступил незабываемый момент: раздался громкий всплеск, и большая зеленая груда металла предстала наконец перед всеми. Еще несколько мгновений, и она оказалась на борту. Ее аккуратно опустили на покрышки, которые заранее положили на палубу. Это была часть груза, который вез корабль: бронзовые орудия, обломки слитков, целые слитки, намертво скрепленные известняком.
24. Неподалеку от мыса Гелидонья есть небольшая бухта. Здесь хороший пятачок пляжа и ручей -- чистый, с настоящей родниковой водой. Возле ручья и расположилась "база" экспедиции, ее главный штаб. Здесь обсуждались планы работ, здесь находился весь скарб экспедиции: маски, ласты, баллоны, фотоаппараты, ружья для подводной охоты. Рядом кухня, чуть поодаль -компрессоры, генератор.
Ручей был нужен не только как источник пресной воды. Его перегораживают -- и вот, пожалуйста, небольшой пруд. Именно сюда и приносили находки, чтобы очистить их от соли...
25. Однажды очередная глыба слитков раскололась внизу, под водой, на "платформе", и аквалангисты увидели плетеную корзинку, а в ней сломанные топоры и мотыги. Корзинку осторожно привязали к тросу и подняли наверх.
Но вот что любопытно: там, где лежали слитки, были видны остатки досок.
А на следующий день участники экспедиции нашли обломки планок и органические следы, свидетельствовавшие о том, что здесь некогда находилась сгнившая теперь бортовая обшивка.
Но это могло означать только одно: наконец-то были найдены остатки самого корабля.
Джордж Басс отправил в Пенсильванский университет телеграмму: "Тонны груза. Возможно, сохранились части корабля. Работы на несколько лет".
26. Тем временем пруд все больше наполнялся поднятыми со дна морского орудиями. Чего тут только не было: лемехи, мотыги, кирки, топоры, тесла, зеркала, долота, стамески, зубила, ножи, лопаты, наконечники копий, колуны. Нашелся и вертел. Исследователи долго ломали голову над одним предметом, назначение которого не могли понять, наконец решили, что это своего рода багор. Нашелся бронзовый треножник, нашлись медные слитки и бесчисленные их обломки. Одной из самых неожиданных находок оказался кусок беловатого металла. Он был деформирован, подвергся коррозии. Все же удалось установить: олово, точнее, оловянная руда.
Внимательнейшим образом рассматривают исследователи все находки, тщательно изучают, сопоставляют. И приходят к выводу: корабль, вероятно, принадлежал кузнецу, который совершал плавание вдоль побережья с грузом меди и олова, предназначенного для выплавки бронзы. Не исключено, что помимо этого он собирал лом, пригодный для переплавки, обменивая старые орудия на новые.
В корзине, которую нашли на дне среди слитков, лежали сломанные орудия. Возможно, что таких корзин на борту было много: в них, очевидно, складывали орудия, предназначенные на переплавку. Удалось найти и заготовки изделий.
...Теперь ни у кого уже не было сомнений в том, что здесь, возле мыса Гелидонья, хранится настоящий клад бронзового века.
К середине лета были подняты на поверхность двадцать слитков и множество отдельных кусков бронзы и меди. Нашлись внизу, на "платформе", и черепки. Они помогли уточнить дату кораблекрушения: XII век до нашей эры.
27. Как-то раз, когда участники экспедиции поднимали один из последних оставшихся на "платформе" обломков, Клод Дютюи увидел треснувший глиняный сосуд, наполненный ракушками. Ракушки никому не были нужны. Но под ними в сосуде оказались бусины. Вероятно, они принадлежали кому-то из членов экипажа, может быть, были достоянием капитана.
Дюма пришел в восторг.
-- Вот это находка! -- восклицал он. -- Прямо как из "Тысячи и одной ночи".
...Их насчитали несколько сот, все одного цвета -- зеленые и светлозеленые. Джоан Тейлор, большой специалист своего дела, пришла к выводу: бусы финикийские, и первоначально они были голубыми и белыми. Морская вода размягчила их: стоило только их слегка сжать, и они превращались в лепешку. А на следующий день нашли великолепно сохранившийся двойной топор. Края его были отточены, хоть сейчас приступай к делу.
Когда с "платформой" наконец было покончено, Дюма, Трокмортон и другие ныряльщики перенесли фронт работ несколько дальше, к расселине. Им повезло: они разыскали остатки деревянных частей корабля, самого древнего из когда-либо найденных кораблей! Досок осталось очень немного, присутствие их скорее угадывалось, но все же их оказалось достаточно для того, чтобы можно было себе представить в общих чертах, где находился корпус корабля, его остов. И в некоторых из найденных деталей оказались аккуратно выточенные отверстия для деревянных шипов: на корабле все скреплялось без помощи гвоздей.
5. Надо сказать, что к тому времени, когда Трокмортон оказался в Бодруме (уточним, это случилось в 1958 году), там, да и в других местах на побережье, многие занялись подводными поисками: акваланг и маска уже приобрели известность и находка статуи Деметры, равно как и остатков амфор и другой утвари, подстегивала воображение. Правда, все это не выходило за рамки чистого любительства, все делалось, что называется, "на ощупь", никакой наукой тут и не пахло, да и откуда ей было взяться: подводная археология, во всяком случае в этих местах, делала свои первые шаги. Профессиональные археологи имели весьма смутное представление о том, как работать под водой. А ныряльщиков, аквалангистов, как правило, интересовало все что угодно, но только не подводные раскопки.
Именно это и составляло главную тему беседы Трокмортона с Гультекином, директором музея в Измире, куда на несколько дней поехал Трокмортон. И тот и другой были совершенно согласны в том, что покоящиеся на дне морей остатки кораблей и грузы, безусловно, представляют величайший интерес, в том числе и для исследования древних морских торговых путей.
Это было, так сказать, "общей платформой". Не вызывало споров и другое: надо действовать.
6. Итак, проект вкратце сводился к тому, что Трокмортон и Мустафа возвращаются в Бодрум, который им надлежит превратить в своего рода базу планируемых поисков остатков затонувших кораблей. Естественно, речь шла о древних кораблекрушениях, о попытках отыскать что-либо имеющее отношение к давно прошедшим временам. (Немало надежд при этом возлагалось на ныряльщиков за губками: может быть, они сумеют подсказать что-нибудь дельное.) Директор музея в свою очередь обещал посильную помощь.
Начинать надо было с самого неотложного: раздобыть компрессор, необходимый для наполнения газовой смесью баллонов, которыми пользуются аквалангисты.
В Турции в то время такой компрессор невозможно было приобрести ни за какие деньги. В конце концов его купили в Италии вместе с двумя регуляторами и комплектами двойных баллонов.
...В июне 1958 года Питер Трокмортон и Мустафа Капкин вместе со своим нехитрым оборудованием вернулись в Бодрум. Но суденышко Кемаля ушло в море, и никто не знал точно, когда оно вернется. Не оставалось ничего другого, как ждать.
В конце концов Кемаль прибыл. К вечеру следующего дня на его "Мандолинче" (двенадцать метров в длину, узконосое судно, приспособленное для ловли губок) погрузили компрессор, еду, пожитки, и суденышко отошло от пирса, взяв курс на Ясса Аду.
7. Восемь островов и великое множество рифов и скал лежат на пути у тех, кто плывет вдоль эгейского побережья Турции. Ясса Ада -- самый западный из этих островов. А в сотне метров к западу от него находится своего рода подводная шпора, острый риф, невидимый, потому что его прикрывают волны, но достаточно грозный, ибо его острие совсем близко от поверхности, -настоящая ловушка для кораблей.
8. Целую неделю, зачастую при сильной волне, вели свои работы исследователи. В одном можно было не сомневаться: риф Ясса Ада погубил немало кораблей.
Самым крупным из них был, вероятно, тот, на котором находились сосуды без ручек, что лежали кучей на гребне рифа. Корабль, видимо, был буквально вспорот и развалился на части.
Участники экспедиции нашли десятки различных горшков для приготовления пищи, медные слитки, небольшие деревянные обломки. И они на собственном опыте убедились, что целые амфоры нужно, как только их поднимешь на поверхность, наполнить водой, осторожно поставить куда- нибудь в тень, иначе от них останутся одни черепки.
Они обнаружили остатки еще многих других потерпевших крушение кораблей, из коих наиболее примечательными оказались два.
Первый -- это остатки судна с мелкой осадкой, которое, как показали дальнейшие исследования, затонуло в первом веке нашей эры: аналогичные амфоры были найдены в Помпеях.
Второй был, пожалуй, еще интереснее. Корабль или, вернее, его останки лежали на глубине тридцати метров, недалеко от грозного рифа, терпеливо поджидавшего свои жертвы. Это был византийский корабль, и монеты, которые нашли несколько лет спустя, когда подводные археологи принялись как следует исследовать судно, засвидетельствовали: оно затонуло не ранее первой половины VII века.
На корабле было много амфор, несколько сотен! И в некоторых из них устроили себе прибежище острозубые угри. Возле кормы была целая куча глиняных черепков, лежали и остатки сгнивших деревянных частей корабля.
Найденные здесь тарелки, кувшины, чаши, сосуды составили прекрасную коллекцию византийской посуды VII века. Удалось узнать и имя владельца этого в общем небольшого торгового судна: капитан Георгос. Оно было выгравировано на бронзовых весах, что некогда, видимо, вместе со стеклянным сосудом с крестом, бронзовым кадилом и распятием находились в каюте капитана.
Впрочем, все эти подробности, а также и то, что по своей конфигурации судно отличалось от древнеримских и скорее походило на современные небольшие барки, какие можно увидеть в том же Бодруме, выяснились впоследствии. А тогда участники экспедиции установили лишь одно: находка может представить незаурядный интерес.
9. Да, чаще всего ныряльщикам попадались амфоры. И так же как и в "земной" археологии, здесь, под водой, глиняные сосуды и глиняные черепки немало порассказали исследователям. Удалось, в частности, сделать кое-какие выводы о состоянии торговли в этом районе малоазиатского побережья в древности. Примерно лишь один из десяти найденных на дне сосудов относился ко временам более ранним, чем век Александра Македонского.
В I--II веках до нашей эры успешная борьба с пиратами, а также, вероятно, и другие причины чисто экономического характера привели к резкому увеличению товарооборота. Во всяком случае, тут в те времена затонуло немало судов. В последующие века -- а дело шло к ослаблению Римской империи, закончившемуся ее падением, -- число амфор, попавших на дно, резко уменьшилось.
Наибольшее число найденных амфор относилось ко временам Византийской империи.
10. ...И все-таки чувство неудовлетворенности не оставляло Трокмортона. Учитывая то обстоятельство, что экспедиция носила в основном "самодеятельный" и, безусловно, лишь разведывательный характер, что оснащение оставляло, даже по тем временам, желать лучшего, что по сути все зиждилось на энтузиазме, сделано было, конечно, немало. Но не было пока найдено ничего, если так позволительно сказать, сверхсенсационного, ничего, что представило бы с точки зрения науки особый интерес.
Как почти всегда в подобных ситуациях, помог случай.
11. В Бодрум из Стамбула приехал некий старик капитан, давний знакомый Кемаля, одно время бывший даже его наставником. Старик был великолепным ныряльщиком, весь век провел на море, к тому же знал толк и во взрывных подводных работах. Может быть, поэтому, а может быть, и чисто случайно однажды вечером, когда вся компания сидела в кафе, его принялись расспрашивать о том, как обращаться под водой со взрывчаткой. Был тут Трокмортон, был и Кемаль, и последний вдруг спросил старого капитана, как половчее применить взрывчатку, если большая груда металла прочно приросла ко дну и под нее невозможно забраться. И добавил: речь идет о бронзовых слитках, плоских, сдобно лепешки, и подвергшихся сильной коррозии.
Трокмортон потом писал, что он, в общем, вначале не придал особого значения этому разговору. Ну, затонул какой-то там корабль со слитками, экая важность!
12. ...Он проснулся на рассвете. Не спалось. Мысли вновь вернулись к вечернему разговору: затонувший корабль, слитки желтого металла на морском дне. Однажды на Гавайских островах он видел остатки стального корабля, находившиеся под водой семьдесят лет. Корма исчезла, удалось разыскать только бронзовый винт, обросший кораллами. Когда аквалангисты отбили кораллы, металл засверкал, словно новый. Даже не верилось, что он без малого три четверти века находился на морском дне.
И тут Трокмортона, что называется, осенило. А ведь Кемаль говорил о слитках, испорченных временем, о том, что бронза стала разрушаться.
Разрушаться? Но ведь даже бронза на затонувших кораблях римских времен и та, как правило, остается целехонькой.
И еще. Кемаль говорил, что слитки были плоскими. Но ведь, черт возьми, где-то он, Трокмортон, уже встречал упоминание о плоских бронзовых слитках.
Где же и когда?
В своей походной библиотеке Трокмортон находит книгу. Она посвящена крито-микенской культуре. А вот и репродукция. На рисунке, найденном в Фивах, в гробнице египетского вельможи, датируемой вторым тысячелетием до нашей эры, изображены люди в коротких юбочках, обнаженные до пояса, со странными прическами. Они привезли кувшины, какие-то огромные плоские металлические лепешки.
В книге сказано: "Люди Кефтиу живут на островах, среди моря".
...Древняя, подвергшаяся коррозии бронза. Острова среди моря.
Право, есть над чем поломать голову.
13. Вечером Трокмортон идет к тому ныряльщику, что первым обнаружил бронзу.
-- Удалось ли вам, -- спрашивает Трокмортон, -- прихватить с собой что-либо наверх?
-- Да, -- отвечает тот, -- конечно: обломок бронзового топора. Но бронза оказалась хрупкой, ребята сломали топор. А в общем ничего там особенного нет. Груда металла. Были там еще бронзовые ножи, нашлась и какая-то бронзовая шкатулка, покрытая внутри эмалью.
Кемаль подтверждает слова ныряльщика. И добавляет: "Я дам вам несколько обломков, как только сумею их поднять со дна".
В своем дневнике Трокмортон запишет: "Место это находится в пятнадцати милях от Финике. Там шесть небольших островков. Бронза лежит неподалеку от третьего. Глубина -- около тридцати метров, металл буквально прирос ко дну".
...Трокмортону очень хотелось начать поиск немедленно. Но не получалось: не было подробной карты, не было и судна. Кемаль был занят. И, что хуже всего, подходили к концу деньги. Оставалась небольшая сумма, отложенная на обратный билет.
Так и не придя ни к какому решению, Трокмортон возвратился в США.
14. И здесь ему вдруг повезло. Случаю было угодно, чтобы он познакомился с неким Драйтоном Кохраном, владельцем большой яхты. На этой яхте Кохран собирался отправиться в путешествие по Эгейскому морю.
-- Послушайте, -- говорит ему Трокмортон, -- почему бы вам во время путешествия не поискать необычный груз, лежащий на дне Эгейского моря?
Владелец яхты не возражает. Он любитель острых ощущений и человек любознательный. У него достаточно свободного времени. И вообще это так романтично: древняя бронза на дне прославленного в древности моря.
Трокмортон пишет Гультекину: неплохо бы заручиться поддержкой турецких властей, не худо бы получить и материальную помощь.
15. -- Деньги на это не предусмотрены, -- отвечают директору Измирского музея, -- и вообще все то, чем вы собираетесь заняться, -- блажь.
Гультекину не остается ничего другого, как ретироваться. Единственное, чего ему не могут запретить в министерстве, -- пойти в отпуск. Не касается министерства и то, как и для чего он использует свой отпуск.
Именно это и сообщает в своем письме Трокмортону Гультекин. И добавляет: "Я к вашим услугам".
16. В первые дни июля 1959 года яхта Кохрана покидает Измир. Курс -- на Бодрум. На борту яхты Мустафа Капкин, Трокмортон, Гультекин. Нет только Кемаля. Из-за неотложных дел он и на сей раз не может принять участие в поисках бронзовых слитков. Но все необходимые разъяснения он дал. И все-таки Кемаль с большим скепсисом отнесся к попытке разыскать слитки без него.
"Думаю, мне самому это тоже далось бы нелегко" -- сказал он на прощание.
Из Бодрума яхта направилась к Финике. А утром следующего дня участники экспедиции увидели в голубоватой дымке мыс Гелидонья. До него еще было миль двадцать. На полдороге к мысу виднелись два острова, потом появился третий. Не тот ли, о котором говорил Кемаль?
Трокмортон и Мустафа самым внимательным образом рассматривают схемы, наброски. Похоже, что все правильно. Именно здесь, у южной оконечности вот этого третьего узкого острова. Такое впечатление, что все сходится.
...Аквалангист Стен Уотерман и Трокмортон, надев маски, спускаются под воду. Они пытаются разглядеть подводную скалу. Кемаль сказал, она на глубине десяти метров. Но вода темная, и они не видят дна.
-- Если завтра не найдем, -- говорит вечером Кохран, -- двинемся дальше.
Оно нашлось-таки, заколдованное место, нашлось на следующий день. Самое любопытное заключалось в том, что Мустафа и Стен за день до этого находились от него в каких-нибудь нескольких метрах.
17. Все было так, как и рассказывал Кемаль: коса, подводная расселина. Бронзовые слитки лежали у основания подводной скалы, образовавшей своего рода естественный амфитеатр. Рядом огромный валун. И эти слитки буквально слиплись со скалой.
С большим трудом ныряльщикам удается с помощью лома отбить кусок слитка. Под ним углубление. А в этом углублении кусочки дерева. Они неплохо сохранились. Видимо, свою роль сыграли песок и образовавшиеся в результате коррозии слитков соли меди. Нашлись тут и черепки амфор, нашлись бронзовые топоры и наконечники дротиков. И даже кусочки веревки, сплетенной вручную, из камыша или, может быть, травы.
Бывает все-таки счастливое стечение обстоятельств! Затонуло бы судно на несколько метров дальше, оно бы легло на песчаное дно, и его наверняка занесло бы песком и илом. А если бы попало на хребет скалы, то, конечно, переломилось бы, и попробуй-ка сыщи обломки в бесчисленных расселинах подводной скалы!
По самым скромным подсчетам, получалось: судно затонуло очень давно -за пятнадцать, ну на худой конец за десять -- двенадцать веков до нашей эры!
Нужно было раздобывать средства, раздобывать разрешение властей, нужно было организовать серьезную экспедицию.
Игра стоила свеч!
18. ...Разговоры, прошения, деловые свидания: с депутатом меджлиса, с губернатором, с другими официальными лицами.
Тем временем в Бодрум приезжает Флори. С ним Клод Дютюи, один из ветеранов подводного спорта.
И в тот же памятный для Трокмортона день ему вручают письмо. Оно от директора департамента античности на Кипре. В письме сказано: "Уверен, речь идет об очень важной находке, относящейся к позднему бронзовому веку. Насколько можно судить по Вашему описанию, слитки кипрского производства".
19. И снова Нью-Йорк. На конгрессе археологов Трокмортон рассказывает о своей одиссее двум известным американским специалистам по истории Эгеиды. Они терпеливо выслушивают его, а потом знакомят с сидящим неподалеку молодым человеком. Это Джордж Басс, участник нескольких археологических экспедиций.
-- Много ли нужно времени, чтобы научиться нырять? -- спрашивает он Трокмортона. -- Хотелось бы все увидеть собственными глазами.
Полчаса спустя "высокие договаривающиеся стороны" покидают здание, где проходит конгресс, и едут к Бассу. Здесь они составляют программу работ, смету -- все, как полагается. Три недели спустя Пенсильванский университет выдает Трокмортону и Бассу субсидию -- десять тысяч долларов.
Но нужно-то вдвое больше!
Все это происходит в январе -- феврале 1960 года. А к марту экспедиция приобретает осязаемые формы. Помимо Басса, назначенного научным руководителем, и Трокмортона, ставшего его заместителем и техническим советником, в ее состав вошел еще один соратник Кусто, знаменитый Фредерик Дюма. Это один из лучших аквалангистов мира. Он возглавит группу водолазов. В экспедиции вместе со своим кораблем примет, разумеется, участие и капитан Кемаль.
...Сейчас среди тех, кто занимается подводной археологией, все больше и больше становится специалистов-археологов. Это понятно. Ведь, как не без юмора заметил в свое время Джордж Басс, "гораздо легче научить ученых нырять, чем сделать водолазов учеными". Впрочем, известны случаи, когда и водолазы становились и становятся учеными. Но тогда, пятнадцать лет назад, многое еще было вновь в этой молодой науке.
20. ...Кемаль тихонько подвел корабль к заветному месту. Вода была настолько прозрачна, что просматривалось дно. Вот валун, вот и глыбы металла.
Прежде всего следовало очертить границы, в пределах которых находились остатки затонувшего судна. Это потребовало времени и терпения. Случалось, что тот или иной обломок, обросший водорослями, подчас не сразу удавалось отличить от многочисленных камней. К тому же некоторые из прежних ориентиров занесло песком.
Удалось выяснить, что остатки разбросаны на участке размером пятнадцать метров на шесть. Одну сторону этого участка обрамляли скалы. Они составляли основание склона, по которому некогда устремился вниз налетевший на риф корабль. С южного конца участок замыкал уже знакомый нам валун. Песчаное дно тянулось к северу метров на двенадцать и упиралось в нагромождение камней, отколовшихся от скалы, на которой лежали слитки.
...Пластмассовая доска и толстый цветной карандаш. Фото и киноаппараты. Но прежде всего глаз, глаз человека, глаз специалиста.
21. Сначала, как мы уже говорили, определение размера "поля", затем тщательный осмотр пространства вокруг объекта. Нужно разыскать все: груз, обломки судна, все, что может помочь в работе. Находки фиксируются, лишь потом их поднимают на поверхность. В том числе, разумеется, и палубный груз, первостепенной важности "свидетель". Ибо помимо всего прочего он дает возможность судить о том, что за судно потерпело аварию.
Проходит несколько дней, и место, где лежат остатки корабля, приобретает в какой-то степени "обжитой" вид. Здесь и там воткнуты метровые вешки, ко всем обнаруженным объектам прикреплены пластмассовые бирки.
Понемногу число находок все увеличивается, в том числе и там, где, как казалось поначалу, нет ничего интересного.
22. По мере того как участники экспедиции поднимают на поверхность все новые и новые орудия и предметы, выясняются кое-какие интересные подробности. И не было тут знакомого всем желтого цвета металла: бронза была не желтой, а зеленовато-серой. Сыграл, видимо, свою роль двойной процесс электролиза -- взаимодействие между бронзой и медью и между медью и оловом. Степень коррозии оказалась различной, возможно, из-за того, что сплавы не были, да и не могли быть абсолютно идентичными, а возможно, из-за того, что условия "захоронения" оказались не совсем одинаковыми.
Некоторые орудия благодаря тому, что они были покрыты своего рода наростами, удалось освободить из каменного плена с помощью молотка и долота. Как правило, эти древние орудия (поскольку были наросты) оставались целыми и невредимыми -- относительно, конечно, ведь они пролежали в воде достаточно долго. Самое же любопытное заключалось в том, что в большинстве случаев они не утеряли свою форму.
Но встречались и такие, которые под водой были мягкими, словно сыр. Когда же их поднимали наверх, они становились хрупкими и ломкими.
23. Вечные хлопоты доставляют течения, иногда они меняются чуть ли не каждый час.
Ныряльщик прыгал с борта корабля, держась за трос, и уходил в глубину. На дне, за скалами, даже когда подводное течение было сильным, аквалангист мог трудиться более или менее спокойно.
Работали много и дружно. На поверхность были подняты обломки слитков, бронзовые орудия и балласт. Но основная часть все еще оставалась на дне, на платформе, как ее называли, -- сросшаяся в одну громадную глыбу груда бронзовых брусков.
Как с ней быть? Этот вопрос обсуждался неоднократно.
Дюма настаивал на том, что ее следует отделить всю целиком, предварительно, разумеется, нанеся на план. Но как это осуществить? Многоопытный Дюма нашелся и тут.
-- Домкрат, -- говорит он, -- почему бы не попытаться использовать домкрат!
Это орудие оставили в Финике, но теперь, поскольку оно понадобилось, за ним посылают судно.
Тем временем Клод Дютюи вместе с Дюма принимаются долбить в глыбе углубления, чтобы можно было установить домкрат. К концу недели они более или менее успешно справились со своей задачей. К тому времени подоспел и домкрат. Его благополучно спустили на дно, подвели под слитки. Он немного проработал, а потом закапризничал.
Пришлось поднять домкрат наверх. Выяснилось, что орудие капризничало не зря: смазка была недостаточной и вода нашла себе дорогу. Домкрат тут же смазали, проверили и снова отправили на дно. На сей раз с ним спустился только Дюма.
Тридцать пять минут спустя он торжествующе оповестил всех, что груда отделена от скалы.
Судно подвели непосредственно к тому месту, где лежала бронза. Дюма нырнул еще раз, чтобы закрепить подъемный трос. Даже мачта и та заскрипела, когда лебедка стала вытягивать из глубины подвешенный на тросе груз.
В какой-то момент груз, очевидно, зацепился за что-то на дне. Все, однако, обошлось. Лебедка снова заработала нормально, и глыба потихонечку пошла наверх.
А потом наступил незабываемый момент: раздался громкий всплеск, и большая зеленая груда металла предстала наконец перед всеми. Еще несколько мгновений, и она оказалась на борту. Ее аккуратно опустили на покрышки, которые заранее положили на палубу. Это была часть груза, который вез корабль: бронзовые орудия, обломки слитков, целые слитки, намертво скрепленные известняком.
24. Неподалеку от мыса Гелидонья есть небольшая бухта. Здесь хороший пятачок пляжа и ручей -- чистый, с настоящей родниковой водой. Возле ручья и расположилась "база" экспедиции, ее главный штаб. Здесь обсуждались планы работ, здесь находился весь скарб экспедиции: маски, ласты, баллоны, фотоаппараты, ружья для подводной охоты. Рядом кухня, чуть поодаль -компрессоры, генератор.
Ручей был нужен не только как источник пресной воды. Его перегораживают -- и вот, пожалуйста, небольшой пруд. Именно сюда и приносили находки, чтобы очистить их от соли...
25. Однажды очередная глыба слитков раскололась внизу, под водой, на "платформе", и аквалангисты увидели плетеную корзинку, а в ней сломанные топоры и мотыги. Корзинку осторожно привязали к тросу и подняли наверх.
Но вот что любопытно: там, где лежали слитки, были видны остатки досок.
А на следующий день участники экспедиции нашли обломки планок и органические следы, свидетельствовавшие о том, что здесь некогда находилась сгнившая теперь бортовая обшивка.
Но это могло означать только одно: наконец-то были найдены остатки самого корабля.
Джордж Басс отправил в Пенсильванский университет телеграмму: "Тонны груза. Возможно, сохранились части корабля. Работы на несколько лет".
26. Тем временем пруд все больше наполнялся поднятыми со дна морского орудиями. Чего тут только не было: лемехи, мотыги, кирки, топоры, тесла, зеркала, долота, стамески, зубила, ножи, лопаты, наконечники копий, колуны. Нашелся и вертел. Исследователи долго ломали голову над одним предметом, назначение которого не могли понять, наконец решили, что это своего рода багор. Нашелся бронзовый треножник, нашлись медные слитки и бесчисленные их обломки. Одной из самых неожиданных находок оказался кусок беловатого металла. Он был деформирован, подвергся коррозии. Все же удалось установить: олово, точнее, оловянная руда.
Внимательнейшим образом рассматривают исследователи все находки, тщательно изучают, сопоставляют. И приходят к выводу: корабль, вероятно, принадлежал кузнецу, который совершал плавание вдоль побережья с грузом меди и олова, предназначенного для выплавки бронзы. Не исключено, что помимо этого он собирал лом, пригодный для переплавки, обменивая старые орудия на новые.
В корзине, которую нашли на дне среди слитков, лежали сломанные орудия. Возможно, что таких корзин на борту было много: в них, очевидно, складывали орудия, предназначенные на переплавку. Удалось найти и заготовки изделий.
...Теперь ни у кого уже не было сомнений в том, что здесь, возле мыса Гелидонья, хранится настоящий клад бронзового века.
К середине лета были подняты на поверхность двадцать слитков и множество отдельных кусков бронзы и меди. Нашлись внизу, на "платформе", и черепки. Они помогли уточнить дату кораблекрушения: XII век до нашей эры.
27. Как-то раз, когда участники экспедиции поднимали один из последних оставшихся на "платформе" обломков, Клод Дютюи увидел треснувший глиняный сосуд, наполненный ракушками. Ракушки никому не были нужны. Но под ними в сосуде оказались бусины. Вероятно, они принадлежали кому-то из членов экипажа, может быть, были достоянием капитана.
Дюма пришел в восторг.
-- Вот это находка! -- восклицал он. -- Прямо как из "Тысячи и одной ночи".
...Их насчитали несколько сот, все одного цвета -- зеленые и светлозеленые. Джоан Тейлор, большой специалист своего дела, пришла к выводу: бусы финикийские, и первоначально они были голубыми и белыми. Морская вода размягчила их: стоило только их слегка сжать, и они превращались в лепешку. А на следующий день нашли великолепно сохранившийся двойной топор. Края его были отточены, хоть сейчас приступай к делу.
Когда с "платформой" наконец было покончено, Дюма, Трокмортон и другие ныряльщики перенесли фронт работ несколько дальше, к расселине. Им повезло: они разыскали остатки деревянных частей корабля, самого древнего из когда-либо найденных кораблей! Досок осталось очень немного, присутствие их скорее угадывалось, но все же их оказалось достаточно для того, чтобы можно было себе представить в общих чертах, где находился корпус корабля, его остов. И в некоторых из найденных деталей оказались аккуратно выточенные отверстия для деревянных шипов: на корабле все скреплялось без помощи гвоздей.