После всего вышесказанного может, пожалуй, возникнуть сомнение в том, имеют ли произведения Иоанна Цеца какое-либо культурное значение. Однако, при отличающем автора необычном усердии и прилежании в деле собирания материала, его сочинения представляют собою, с одной стороны, богатый источник ценных антикварных заметок, что имеет некоторое значение для классической литературы; с другой стороны, уже известные нам приемы автора и его обширная начитанность позволяют вывести некоторые заключения о характере литературного «возрождения» эпохи Комнинов.
   О его старшем брате, занимавшемся филологией и метрикой, Исааке Цеце, можно было бы и не упоминать, если бы в филологической литературе не встречалось довольно часто упоминание о «братьях Цец», что сообщало обоим братьям как бы равноценность. В действительности Исаак Цец ничем не выделялся, поэтому в будущем лучше было бы отказаться от ссылок на «братьев Цец».
   Интересной и типичной личностью для эпохи первых трех Комнинов, особенно Иоанна и Мануила, является образованный поэт Феодор Продром, или Птохопродром (бедный Продром), как иногда он себя называл для возбуждения жалости и ради неискреннего подчас смирения. Разнообразные труды последнего дают материал для изучения и филологу, и философу, и богослову, и историку. Несмотря на то, что изданные произведения, приписываемые с большим или меньшим основанием Феодору, очень многочисленны, в рукописях различных библиотек Запада и Востока хранится немало материала, до сих пор еще не опубликованного. В настоящее время в науке личность Продрома вызывает большие разногласия вследствие неясности, кому собственно принадлежат многочисленные сочинения, приписываемые в рукописях Продрому. Одни ученые считают, что было двое писателей с именем Продрома, другие — трое и, наконец, третьи видят одного. Вопрос этот не решен, и к решению его можно будет, вероятно, приступить лишь тогда, когда все литературное наследие, связанное с именем Продрома, будет издано.
   Лучшая пора деятельности Продрома падает на первую половину XII века. Интересно отметить, что дядя его, под монашеским именем Иоанна, был киевским митрополитом (Иоанн II), о котором русская летопись под 1089 годом говорит, что он был «муж хытр книгам и ученью, милостив убогым и вдовицям». Умер Продром, по всей вероятности, около 1150 года.
   Продром принадлежал, по словам Диля, к представителям прозябавшего в Константинополе «литературного пролетариата, состоявшего из людей интеллигентных, образованных, даже изысканных, которых суровая жизнь чрезвычайно принизила, не говоря о порочности, которая в соединении с нищетой иногда совершенно выбивала из колеи». Вращаясь в придворном кругу, имея сношения с императорской фамилией и с великими мира сего, несчастные писатели, тем не менее, часто с трудом находили себе покровителя, который бы своей щедростью устроил их жизнь. Действительно, вся жизнь Продрома прошла в поисках покровителей, в постоянных жалобах на свою бедность, болезненное состояние, старость, в молениях о вспомоществовании, ради чего он не останавливался ни перед какой лестью, ни перед какой угодливостью, ни перед каким унижением, совершенно не считаясь с тем, к кому иногда ему приходилось обращаться, кому приходилось льстить. Но к чести Продрома надо сказать, что он одному человеку оставался верен почти всегда, даже в моменты опалы и несчастий, — невестке Мануила, Ирине. Положение литераторов вроде Продрома бывало временами очень тяжелым; так например, в одном произведении, которое прежде приписывали Продрому, выражается сожаление о том, что автор не сапожник или портной, не красильщик или булочник, которые едят; автор же выслушивает от первого встречного ироническое замечание: «Ешь свои сочинения и питайся ими, мой милый! Пусть питает тебя литература, бедняга! Снимай свои церковные одежды и становись тружеником».
   До нас дошли многочисленные произведения самого разнообразного содержания с именем Продрома. Продром является романистом, агиографом, составителем писем, оратором, автором астрологической поэмы, религиозных поэм, философских сочинений, сатир и шутливых пьес. Многие из них представляют собою сочинения на тот или иной случай, по поводу победы кого-либо, рождения, смерти, свадьбы и т. п., и являются очень ценными по рассыпанным в них намекам на те или другие лица, на те или иные события; любопытны эти сочинения и по данным относительно жизни простого народа в столице. Часто Продром подвергался суровому осуждению со стороны ученых; говорили о «жалкой скудности содержания» поэм Продрома, об «отвратительной внешней форме его поэтических упражнений», что «от авторов подобного рода, пишущих лишь для добывания хлеба, нельзя надеяться на поэзию». Но это объясняется тем, что в течение долгого времени о Продроме могли судить только на основании наиболее слабых и, к сожалению, наиболее распространенных произведений, например, его длинного, высокопарного стихотворного романа «Роданфи и Досикл», чтение которого, по мнению некоторых, действительно может причинить истинное мучение и смертельную скуку. Подобное суждение вряд ли может считаться правильным. Если принять во внимание все творчество Продрома — прозаические опыты, сатирические диалоги, памфлеты, эпиграммы, в которых он следовал лучшим образцам древности, особенно Лукиану, то общее суждение о его литературной деятельности придется изменить в более благоприятную сторону. В этих произведениях мы замечаем тонкую и забавную наблюдательность над современной ему действительностью, придающую им несомненный интерес для истории общества и особенно для истории литературных кругов эпохи Комнинов. Затем, нельзя забывать и того, что в некоторых своих произведениях Продром, отказавшись от искусственного классического языка, прибегал к разговорному греческому, особенно в шутливых произведениях, и оставил нам любопытные образцы народной речи XII века. В решимости ввести в литературный обиход разговорную речь заключается большая заслуга Продрома. Ввиду этого, по признанию лучших современных византистов, Продром несомненно принадлежит, при всех своих недостатках, к замечательнейшим явлениям византийской литературы и представляет собою, «как немногие византийцы, ясно выраженную культурно-историческую фигуру».
   При Комнинах и Ангелах жил также гуманист (humanist) Константин Стилб, о котором известно мало. Он получил весьма хорошее образование, был преподавателем в Константинополе и позже получил звание профессора (master) литературы. Известно тридцать пять его сочинений, большей частью в стихах, однако они не опубликованы. Самая известная из его поэм посвящена большому пожару, случившемуся в Константинополе 25 июля 1197 г; это первое упоминание о данном факте. Эта поэма состоит из 938 стихов и дает много информации о топографии, структурах (structures) и обычаях, распространенных в столице Восточной империи. В другой своей поэме Стилб описывает другой пожар в Константинополе, случившийся на следующий год, в 1198 году. Литературное наследие Стилба имеется во многих европейских библиотеках, и его личность бесспорно заслуживает дальнейшего исследования.
   В эпоху Комнинов сухая византийская хроника также имеет нескольких представителей, начинавших свое изложение с сотворения мира. Живший при Алексее Комнине Георгий Кедрин довел изложение событий до начала правления Исаака Комнина (в 1057 году), рассказав о времени с 811 года почти буквально словами еще неизданного в греческом оригинале хрониста второй половины XI века Иоанна Скилицы. Иоанн Зонара в XII веке написал не обычную хронику, но «руководство всемирной истории, явно рассчитанное на более высокие потребности», опиравшееся на хорошие источники. Изложение доведено до вступления на престол Иоанна Комнина в 1118 году. Написанная в первой половине XII века политическими стихами хроника Константина Манасси посвящена вышеупомянутой невестке Мануила, просвещенной Ирине. В ней излагаются события до вступления на престол Алексея Комнина в 1081 году. Несколько лет назад было опубликовано продолжение хроники Манасси. Оно содержит 79 стихов, кратко излагающих историю от Иоанна Комнина до Балдуина, первого латинского императора в Константинополе. Примерно половина текста посвящена Андронику I. Манасси написал также ямбами поэму, озаглавленную, видимо, 'Οδοιπορικών (Itinerarium), посвященную современным автору событиям. Поэма была опубликована в 1904 году. Наконец, Михаил Глика (в XII веке) написал всемирную хронику до смерти Алексея Комнина в 1118 году.
   Что касается византийского искусства, эпоха Комнинов и Ангелов была продолжением второго Золотого Века, начало которого многие исследователи относят к середине IX в., то есть ко времени прихода к власти Македонской династии. Конечно, смутный период в XI в., как раз перед приходом к власти династии Комнинов, прервал ненадолго блеск культурных свершений времени македонских императоров. Однако с новой династией Комнинов империя вернула себе известную долю былой славы и процветания, и византийское искусство — как казалось — было способным продолжить блистательную традицию Македонской эпохи. Однако при Комнинах можно отметить известного рода формализм и неподвижность в искусстве. «В XI в. мы уже отмечаем упадок в ощущении античности. Природная свобода уступает место формализму. Теологические устремления становятся все более той целью, ради которой предпринимается работа. Появление развитой иконографической системы относится именно к этому периоду». В другой своей работе О. М. Далтон писал: «Источники прогресса иссякли… органическая творческая сила больше не существовала… по мере продвижения времени Комнинов, религиозное искусство (sacred art) само по себе становится родом ритуала, исполняемого, так сказать, без вмешательства творческого сознания художника. Нет больше ни огня, ни страсти, искусство незаметно (insensibly) движется к формализму».
   Это, однако, не означало, что византийское искусство при Комнинах было в состоянии упадка. Особенно в области архитектуры было создано много выдающихся памятников. В Константинополе был возведен прекрасный Влахернский дворец, и Комнины оставили прежнюю императорскую резиденцию, так называемый Большой Дворец, и поселились в новом дворце, в углу Золотого Рога. Новая императорская резиденция ни в чем не уступала Большому Дворцу, и современники оставили восторженное его описание. Заброшенный Большой Дворец быстро пришел в упадок. В XV веке это были уже руины, и турки довершили его разрушение.
   Имя Комнинов связывается также с сооружением или реконструкцией многих церквей; например, Пантократора в Константинополе, которая стала местом захоронения Иоанна II и Мануила I Комнинов, где позже, в XV веке, были похоронены императоры Мануил II и Иоанн VIII Палеологи. Знаменитая церковь Хоры (Кахрие-Джами) была перестроена в начале XII века. Церкви в это время строились не только в столице, но и в провинциях. На Западе, в Венеции, собор св. Марка, воспроизводящий по плану церковь Апостолов в Константинополе, был торжественно освящен в 1095 г. В Сицилии многие постройки и мозаики, находящиеся в Чефалу, Палермо и Монтреале, которые относятся к XII веку, воспроизводят лучшие достижения византийского искусства. На Востоке мозаики церкви Рождества в Вифлееме являются существенными остатками развитых декоративных украшений, осуществленных восточно-христианскими мастерами мозаики для императора Мануила Комнина в 1169 году. Таким образом, на Востоке, как и на Западе, «влияние греческого искусства оставалось в XII в. всемогущим, и даже там, где меньше всего можно было бы ожидать — среди норманнов в Сицилии и среди латинян в Сирии — Византия продолжала оставаться источником и ориентиром всего изящного».
   Интересные фрески XI и XII вв. были открыты в Каппадокии и Южной Италии, а также на Руси: в Киеве, Чернигове, Новгороде и их окрестностях. Некоторые из прекрасных фресок были сделаны византийскими художниками в это время. Много прекрасных художественных произведений той эпохи сделано из слоновой кости, керамики, стекла и металла. Интересны также печати и геммы с гравировкой.
   Однако, несмотря на все художественные достижения эпохи Комнинов и Ангелов, первый период второго Золотого Века византийского искусства, совпадающий с временем Македонской династии, был более блистательным и более созидательным. Нельзя поэтому согласиться с мнением одного французского исследователя, который писал: «В XII веке политическое и военное могущество Византии рухнуло, чтобы никогда не подняться. Творческая же сила империи и христианского Востока достигла в это время своего апогея».
   Византийское возрождение XII в. интересно и важно не только само по себе и для себя (not only by itself and for itself). Оно было составной частью общего западноевропейского возрождения XII в., которое так хорошо изложено и объяснено профессором Ч. X. Хаскинсом (Ch. H. Haskins) в книге «Возрождение в двенадцатом веке». В первых же двух строчках введения он пишет: «Название этой книги покажется многим читателям глубоко внутренне противоречивым. Возрождение в двенадцатом веке!» Однако здесь нет противоречия. В XII веке Западная Европа увидела возрождение латинских классиков, латинского языка, латинской прозы, латинской поэзии, юриспруденции, философии, исторических сочинений. Это была эпоха переводов с греческого и арабского и время зарождения университетов. И поэтому Ч. X. Хаскинс совершенно прав, когда говорит: «Недостаточно отдают себе отчет в том, что был прямой контакт с греческими источниками, как в Италии, так и на Востоке. Эти переводы, сделанные непосредственно с греческих оригиналов, были важным проводником и верным посредником в передаче древнего знания». В XII веке прямые контакты между Италией и Византией, особенно с Константинополем, были более частыми и интенсивными, чем можно было бы подумать. В связи с религиозной политикой Комнинов, желавших сближения с Римом, в Константинополе проходило — и нередко в присутствии императора — много диспутов, в которых принимали участие ученые представители католической церкви, которые прибывали в Константинополь с целью примирения обеих церквей. Эти дискуссии во многом помогли передаче греческой учености на Запад. Кроме того, экономические связи итальянских торговых городов с Византией и венецианский и пизанский кварталы в Константинополе обеспечили прибытие в столицу некоторого количества итальянских ученых, которые изучили греческий язык и также послужили передатчиками греческих достижений на Запад. Особенно при Мануиле Комнине можно было видеть «внушительную процессию миссий, посланных в Константинополь папами, императорами, французами, пизанцами и другими. Едва ли меньшей была постоянная череда греческих посольств на Запад, напоминающая греческую иммиграцию в Италию с начала XV века».
   Принимая во внимание все эти особенности культурной жизни эпохи, вывод может быть следующим. Культура эпохи Комнинов и Ангелов является одной из блестящих страниц в истории Византии. В предыдущие эпохи в Византии не было такого обновления [культуры], и это обновление в XII веке приобретает еще большее значение при сопоставлении с обновлением культуры в то же время на Западе. XII век можно охарактеризовать как время первого греческого возрождения в истории Византии.

Глава 2
Латинское Владычество на Востоке. Эпоха Никейской и Латинской империи. Никейская Империя (1204—1261)

 
Новые государства, образовавшиеся на византийской территории. Начало Никейской империи и Ласкариды. Внешняя политика Ласкаридов и возрождение Византийской империи. Турки-сельджуки. Латинская империя. Иоанн III Дука Ватац (1222—1254). Эпирский деспотат и Никейская империя. Фессалоника и Никея. Роль Болгарии на христианском Востоке при царе Иоанне-Асене II. Союз Иоанна Ватаца с Фридрихом II Гогенштауфеном. Монгольское вторжение и союз правителей Малой Азии против монголов. Значение внешней политики Иоанна Ватаца. Феодор и Иоанн Ласкариды и восстановление Византийской империи. Церковные отношения в эпоху Никейской и Латинской империй. Просвещение, литература и наука в эпоху Никейской империи. Византийский феодализм.
 

Новые государства, образовавшиеся на византийской территории

   Четвертый крестовый поход, закончившийся взятием и разгромом Константинополя, привел к раздроблению Византийской империи и основанию в ее пределах целого ряда государств, частью франкских, частью греческих, из которых первые получили западноевропейское феодальное устройство. Франки образовали следующие государства: Латинскую, или Константинопольскую, империю, Фессалоникийское (Солунское) королевство, Ахайское княжество в Пелопоннесе (Морее) и Афино-Фиванское герцогство в Средней Греции; владычество Венеции простиралось на византийские острова Эгейского и Ионийского морей, на остров Крит и на целый ряд других прибрежных и внутренних пунктов. Наряду с латинскими феодальными владениями на территории распавшейся Восточной империи образовались три греческих самостоятельных центра: Никейская империя и Трапезундская империя в Малой Азии, и Эпирский деспотат в Северной Греции. Как известно, Балдуин, граф Фландрский, сделался императором Константинополя и властителем большей части Фракии; Бонифаций Монферратский — королем Фессалоники (Солуни), власть которого простиралась на Македонию и Фессалию; Гийом Шамплитт и после него Жоффруа Виллардуэн — князьями в Пелопоннесе (Морее) и Отто де ля Рош — герцогом Афин и Фив. В трех греческих государствах правили: в Никее (в Вифинии) — Феодор I Ласкарь, в Трапезунде — Алексей Комнин, и в Эпирском деспотате — Михаил I Ангел Комнин Дука. Не надо также забывать, что два соседних государства, а именно — Второе Болгарское царство в лице его государей Калояна и Иоанна-Асеня II и Румский, или Иконийский, султанат в Малой Азии, принимали в XIII веке деятельное участие, особенно Болгария, в сложной международной жизни после 1204 года.
   Весь XIII век полон постоянными столкновениями и распрями между вышеназванными владениями в самых разнообразных сочетаниях: то греки боролись с пришлыми франками, турками и болгарами; то греки боролись с греками, внося и без того уже в расстроенную жизнь страны новые элементы разложения в виде национальной розни; то франки воевали с болгарами и т.д. Все эти военные столкновения сопровождались заключением также разнообразных и большей частью непродолжительных международных союзов и соглашений, которые легко заключались и так же легко разрывались.
   В высшей степени важным являлся вопрос о том, где образуется центр политический, экономический, национальный, религиозный и культурный, около которого могла бы окрепнуть идея объединения и порядка. Основавшиеся на Востоке западные феодальные государства и купеческие фактории, где каждый преследовал свои личные интересы, содействовали при существовавшей тогда общей анархии дальнейшему разложению, не будучи в состоянии создать новых порядков, не имея силы справиться с полученным после четвертого похода наследством. «Все эти западноевропейские черезполосные владения на Востоке, действовали не созидающе, а разрушающе, и поэтому сами были разрушены. Восток же остался господином на Востоке».

Начало Никейской империи и Ласкариды

   В центре нашего изложения мы поставим историю Никейской империи, где образовалась и окрепла идея национального греческого объединения и воссоздания византийского государства, откуда вышел Михаил Палеолог, завладевший в 1261 году Константинополем и восстановивший, хотя и далеко не в прежних размерах, Византийскую империю. Одно время можно было думать, что задача восстановления греческой империи выпадет на долю другого греческого центра, а именно Эпирского деспотата; но, как мы увидим ниже, эпирские деспоты в силу целого ряда условий должны были отступить перед усилившимся значением Никеи и отказаться от руководящей роли на христианском Востоке. Третий греческий центр, Трапезундская империя, лежал слишком далеко в стороне, чтобы играть руководящую роль в деле объединения греков; поэтому история Трапезунда имеет свой специальный как политический, так и культурный и экономический интерес и заслуживает особого, самостоятельного рассмотрения.
   Основателем Никейского государства, этой «империи в изгнании», был Феодор Ласкарь, родственный по жене своей Анне, дочери бывшего императора Алексея III, с фамилией Ангелов и через Алексея III с фамилией Комнинов. Происхождение Ласкаридов и название родного города Феодора неизвестны. При Алексее III он занимал определенное положение в армии и энергично сражался против крестоносцев. По всей видимости, константинопольское духовенство его расценивало как возможного императора Византии после бегства Алексея Дуки Мурзуфла и до момента взятия столицы крестоносцами. Однако в это время он бежал в Малую Азию. Там же нашли убежище от нашествия крестоносцев многочисленные представители византийской гражданской и военной знати, некоторые видные представители духовенства и известное число других беглецов, которые не желали быть под игом чужеземной власти. Последний греческий патриарх столицы Иоанн Каматир, однако, оставив столицу, направился в Болгарию и отказался приехать в Никею по приглашению Феодора.
   Бежавший из Афин от латинян митрополит этого города Михаил Акоминат, рекомендуя в письме вниманию Феодора Ласкаря одного Эвбейца, между прочим замечает, что последний тайно уехал в Никею, предпочитая жизнь изгнанника во дворце греческого (ромейского) государства пребыванию на родине, угнетаемой чужеземцами; в этом же рекомендательном письме Михаил прибавляет, что если названный Эвбеец найдет приют в Никее, то это окажет сильное влияние на все население Греции, которое «будет смотреть на Феодора, как на единственного общего освободителя», т.е. всей Романии.