Страница:
Секты шиитов. Исмаилиты
Имамитский шиитский ислам был той базой, на основе которой на протяжении веков формировались остальные течения и секты. Как правило, доктринальные расхождения между ними сводились к спору о количестве почитаемых имамов, хотя нередко этот спор приводил и к более существенным изменениям в догматике и принципах деятельности той или иной из шиитских сект.
Первый раскол среди шиитов произошел в VII в., когда после мученической смерти Хусейна возник спор о четвертом имаме.
Группа шиитов во главе с Кайсаном провозгласила четвертым имамом сводного брата Хусейна, сына Али от наложницы. Движение кайсанитов не получило заметной поддержки и к XI в. прекратило свое существование. Следующий раскол был связан с именем Зейда, которого его сторонники провозгласили пятым имамом. Хотя в битве 740 г. с Омейядами Зейд был убит, его сторонники образовали секту зейдитов, укрепившуюся на севере Ирана и просуществовавшую около трех веков. Зейдиты были близки к мута-зилитам и хариджитам, выступали против обожествления вождей и за право каждого благочестивого мусульманина стать верховным имамом. В конце IX в. зейдиты обосновались в Йемене, где их потомки обитают и ныне (на севере Ирана остатки зейдитов известны под именем ноктавитов).
Наиболее крупный и значимый по последствиям раскол произошел в середине VIII в., когда шестой имам шиитов Джафар лишил своего старшего сына Исмаила права стать седьмым имамом в пользу другого своего сына. Несогласные с этим решением шииты сплотились вокруг опального Исмаила и объявили его седьмым имамом, что и положило начало созданию нового и – весьма своеобразного учения исмаилитов. Исмаилизм – принципиально новое течение мысли в шиитском исламе, многое заимствовавшее как у неоплатонизма (точнее, из орфико-пифагорейской древнегреческой философии), так и из зороастризма с его культом священной семерки и индийских учений о карме, перерождениях, Брахмане-Абсолюте.
Согласно учению исмаилитов, ипостасью Высшего Божества, Аллаха, является Мировой Разум, обладающий всеми божественными атрибутами. Проявление его в феноменально-чувственном мире – пророки, которых насчитывается семь: Адам, Ной, Авраам, Моисей, Иисус, Мухаммед и Исмаил. Эманацией Мирового Разума является Мировая Душа; она, в свою очередь, ответственна за создание материи и жизни, включая человека. Проявление ее – семь имамов, толкователей семи пророков. Соответственно числу пророков и имамов история тоже делится на семь периодов, в процессе смены которых рее живое рождается и умирает по закону перерождений. Цель существования у исмаилитов – достижение высшего знания (аллегория знания —рай, невежества – ад). Достижение его ведет к спасению, что равно возвращению к Мировому Разуму, т. е. к прекращению существования и перерождении.
Сложное эзотерическое учение исмаилитов предполагало семь степеней познания, причем высшие из них были доступны лишь немногим и окутаны ореолом таинственности. Для подавляющего большинства исмаилитов суть учения упрощенно сводилась к ожиданию Махди с его царством высшего истинного знания и пути к спасению. На рубеже IX–X вв. этот исмаилитский Махди все более определенно ассоциировался со скрытым имамом шиитов-имамитов, чем, в частности, воспользовался некий Убейдаллах, который в начале Х в. выдал себя за Махди и основал с помощью североафриканских берберов Фатимидский халифат, просуществовавший с центром в Египте вплоть до 1171 г. Выдававшие себя за алидов, Убейдаллах и его потомки сыграли важную роль в укреплении и развитии исмаилизма как влиятельного течения шиитской мысли. Течение это вскоре тоже распалось на несколько сект, часть которых отличалась крайними, весьма радикальными нормами поведения.
Первый раскол среди шиитов произошел в VII в., когда после мученической смерти Хусейна возник спор о четвертом имаме.
Группа шиитов во главе с Кайсаном провозгласила четвертым имамом сводного брата Хусейна, сына Али от наложницы. Движение кайсанитов не получило заметной поддержки и к XI в. прекратило свое существование. Следующий раскол был связан с именем Зейда, которого его сторонники провозгласили пятым имамом. Хотя в битве 740 г. с Омейядами Зейд был убит, его сторонники образовали секту зейдитов, укрепившуюся на севере Ирана и просуществовавшую около трех веков. Зейдиты были близки к мута-зилитам и хариджитам, выступали против обожествления вождей и за право каждого благочестивого мусульманина стать верховным имамом. В конце IX в. зейдиты обосновались в Йемене, где их потомки обитают и ныне (на севере Ирана остатки зейдитов известны под именем ноктавитов).
Наиболее крупный и значимый по последствиям раскол произошел в середине VIII в., когда шестой имам шиитов Джафар лишил своего старшего сына Исмаила права стать седьмым имамом в пользу другого своего сына. Несогласные с этим решением шииты сплотились вокруг опального Исмаила и объявили его седьмым имамом, что и положило начало созданию нового и – весьма своеобразного учения исмаилитов. Исмаилизм – принципиально новое течение мысли в шиитском исламе, многое заимствовавшее как у неоплатонизма (точнее, из орфико-пифагорейской древнегреческой философии), так и из зороастризма с его культом священной семерки и индийских учений о карме, перерождениях, Брахмане-Абсолюте.
Согласно учению исмаилитов, ипостасью Высшего Божества, Аллаха, является Мировой Разум, обладающий всеми божественными атрибутами. Проявление его в феноменально-чувственном мире – пророки, которых насчитывается семь: Адам, Ной, Авраам, Моисей, Иисус, Мухаммед и Исмаил. Эманацией Мирового Разума является Мировая Душа; она, в свою очередь, ответственна за создание материи и жизни, включая человека. Проявление ее – семь имамов, толкователей семи пророков. Соответственно числу пророков и имамов история тоже делится на семь периодов, в процессе смены которых рее живое рождается и умирает по закону перерождений. Цель существования у исмаилитов – достижение высшего знания (аллегория знания —рай, невежества – ад). Достижение его ведет к спасению, что равно возвращению к Мировому Разуму, т. е. к прекращению существования и перерождении.
Сложное эзотерическое учение исмаилитов предполагало семь степеней познания, причем высшие из них были доступны лишь немногим и окутаны ореолом таинственности. Для подавляющего большинства исмаилитов суть учения упрощенно сводилась к ожиданию Махди с его царством высшего истинного знания и пути к спасению. На рубеже IX–X вв. этот исмаилитский Махди все более определенно ассоциировался со скрытым имамом шиитов-имамитов, чем, в частности, воспользовался некий Убейдаллах, который в начале Х в. выдал себя за Махди и основал с помощью североафриканских берберов Фатимидский халифат, просуществовавший с центром в Египте вплоть до 1171 г. Выдававшие себя за алидов, Убейдаллах и его потомки сыграли важную роль в укреплении и развитии исмаилизма как влиятельного течения шиитской мысли. Течение это вскоре тоже распалось на несколько сект, часть которых отличалась крайними, весьма радикальными нормами поведения.
Секты исмаилитов. Ассасины
В 869 г. отряд исмаилитов во главе с Карматом примкнул к восстанию занзибарских рабов-зинджей, в ходе которого бывшие рабы сами превратились в рабовладельцев, с еще большей свирепостью угнетавших всех обращенных ими в рабство. Кар-маты выступали за равенство и уравнительное распределение, но при этом сохраняли и даже увеличивали количество работавших на них рабов. Их отличали крайний фанатизм и нетерпимость. В 889 г. они овладели Бахрейном, создав там свое государство, но политика нетерпимости и жестоких набегов на соседей привела, в конечном счете, к крушению этого государства и исчезновению карматов на рубеже XI–XII вв.
Более благоприятной оказалась судьба другой исмаилитской секты – друзов. Последователи Дарази, обожествившего отнюдь не отличавшегося благочестием и добродетелями фати-мидского халифа Хакима (996-1021), друзы считали, что с Хакима начался новый цикл эманации Мирового Разума. После таинственного исчезновения Хакима (он не вернулся с прогулки – нашли лишь его осла и одежду) его стали считать скрытым имамом, Махди. Обосновавшиеся в горных районах Сирии и Ливана друзы составили замкнутую общину единоверцев. Не проявляя нетерпимости к соседям-суннитам и активно применяя при случае метод такыйи, друзы отличаются крайней степенью обожествления Хакима как воплощения Аллаха, верят в переселение душ и преданы своим духовным вождям, которые одни только принимают участие в наиболее важных и окутанных тайной культовых церемониях.
В конце XI в. фатимидский халиф Мустансир лишил своего старшего сына Низара права наследования в пользу другого сына, Мустали. В возникшей распре Низар был убит. Сторонники Му-стансира остались в Египте и Сирии, тогда как последователи убитого, низариты, мигрировали на север Ирана, где религиозным центром новой секты стал суровый горный замок Аламут. Осевшие в районе Аламута низариты создали здесь «государство исмаилитов» – строго организованную и дисциплинированную секту, организационно близкую к суфийским орденам. Но, в отличие от стремившихся слиться с Аллахом и выступавших против неверных суфиев, низариты ставили своей целью воспитывать и использовать в политических целях фанатиков веры, фидаинов, попросту убийц. Окруженные атмосферой тайны, шейхи низаритов стремились воспитать у последователей готовность к самопожертвованию и беспрекословное повиновение приказу руководителя, которого никто из фидаинов не знал в лицо. Внушая будущим фидаинам, что смерть во имя веры – прямая дорога в рай, наставники юношей стимулировали их рвение гашишем; приведенных под его воздействием в возбуждение учеников иногда приводили в скрыто устроенный сад, где их приветливо встречали красивые девушки. Будучи в полной уверенности, что они побывали в раю, юноши не сомневались в истинности слов наставников и были готовы на все, чтобы заработать пропуск в рай. От слова «гашиш» фидаины и вся секта низаритов стали именоваться гашашинами, откуда в европейской транскрипции возникло слово ассасины (фр. — «убийцы»).
Готовые на все и подбадривавшие себя гашишем, ассасины по заданию шейха проникали в лагерь противника и точным ударом кинжала убивали намеченную жертву. Возраставшее влияние секты и ужас перед непредсказуемыми акциями ассаси-нов способствовали созданию атмосферы страха вокруг неприступного замка Аламут с его фактически обожествленными шейхами. Только в 1256 г. государство исмаилитов было уничтожено вместе с замком монгольскими войсками Хулагу. Остатки низа-ритов, потеряв свой пыл и перестав готовить кадры ассасинов, мигрировали в Индию, ще они существуют и поныне во главе с имамом, носящим титул Ага-хана. Следует заметить, что авторитет Ага-хана необычайно высок, причем не только среди низаритов, но и среди многих других ветвей и сект исмаилитов, видящих в нем своего духовного главу.
Более благоприятной оказалась судьба другой исмаилитской секты – друзов. Последователи Дарази, обожествившего отнюдь не отличавшегося благочестием и добродетелями фати-мидского халифа Хакима (996-1021), друзы считали, что с Хакима начался новый цикл эманации Мирового Разума. После таинственного исчезновения Хакима (он не вернулся с прогулки – нашли лишь его осла и одежду) его стали считать скрытым имамом, Махди. Обосновавшиеся в горных районах Сирии и Ливана друзы составили замкнутую общину единоверцев. Не проявляя нетерпимости к соседям-суннитам и активно применяя при случае метод такыйи, друзы отличаются крайней степенью обожествления Хакима как воплощения Аллаха, верят в переселение душ и преданы своим духовным вождям, которые одни только принимают участие в наиболее важных и окутанных тайной культовых церемониях.
В конце XI в. фатимидский халиф Мустансир лишил своего старшего сына Низара права наследования в пользу другого сына, Мустали. В возникшей распре Низар был убит. Сторонники Му-стансира остались в Египте и Сирии, тогда как последователи убитого, низариты, мигрировали на север Ирана, где религиозным центром новой секты стал суровый горный замок Аламут. Осевшие в районе Аламута низариты создали здесь «государство исмаилитов» – строго организованную и дисциплинированную секту, организационно близкую к суфийским орденам. Но, в отличие от стремившихся слиться с Аллахом и выступавших против неверных суфиев, низариты ставили своей целью воспитывать и использовать в политических целях фанатиков веры, фидаинов, попросту убийц. Окруженные атмосферой тайны, шейхи низаритов стремились воспитать у последователей готовность к самопожертвованию и беспрекословное повиновение приказу руководителя, которого никто из фидаинов не знал в лицо. Внушая будущим фидаинам, что смерть во имя веры – прямая дорога в рай, наставники юношей стимулировали их рвение гашишем; приведенных под его воздействием в возбуждение учеников иногда приводили в скрыто устроенный сад, где их приветливо встречали красивые девушки. Будучи в полной уверенности, что они побывали в раю, юноши не сомневались в истинности слов наставников и были готовы на все, чтобы заработать пропуск в рай. От слова «гашиш» фидаины и вся секта низаритов стали именоваться гашашинами, откуда в европейской транскрипции возникло слово ассасины (фр. — «убийцы»).
Готовые на все и подбадривавшие себя гашишем, ассасины по заданию шейха проникали в лагерь противника и точным ударом кинжала убивали намеченную жертву. Возраставшее влияние секты и ужас перед непредсказуемыми акциями ассаси-нов способствовали созданию атмосферы страха вокруг неприступного замка Аламут с его фактически обожествленными шейхами. Только в 1256 г. государство исмаилитов было уничтожено вместе с замком монгольскими войсками Хулагу. Остатки низа-ритов, потеряв свой пыл и перестав готовить кадры ассасинов, мигрировали в Индию, ще они существуют и поныне во главе с имамом, носящим титул Ага-хана. Следует заметить, что авторитет Ага-хана необычайно высок, причем не только среди низаритов, но и среди многих других ветвей и сект исмаилитов, видящих в нем своего духовного главу.
Алавиты и Али-илахи
Особое положение среди всех шиитских сект занимают две из них, близкие по характеру друг к другу, алавиты и Али-илахи. Обе они обожествляют Али и ставят его, чуть ли не рядом с Аллахом. Алавиты появились в IX в. как секта основателя этого учения Нусайра. В учении Нусайра сочетались астральные культы, вера в переселение душ и элементы христианства. Алавиты полагают, что некогда все их души были звездами. Али поместил их в людей, но по смерти души праведников вновь станут звездами и сольются с божественным Али, тогда как души грешников переселятся в животных. Алавиты читают христианские Евангелия, причащаются хлебом и вином, часто носят христианские имена. Секта имеет свою священную книгу, составленную на основе Корана, но вся мудрость ее доступна лишь посвященным. Вплоть до нынешнего дня в Сирии, Ливане, Турции немало последователей этой секты.
Секта Али-илахи возникла много позже, примерно в XV–XVII вв., и ее приверженцев было более всего среди курдов, турок, иранцев и афганцев. На ее учение оказали влияние исмаилитские теории о семерых пророках и имамах. Суть догматов секты в том, что Али есть воплощение Аллаха и божественной истины, что именно он воплощается во всех пророках и имамах и явится в виде Махди. Как и алавиты, Али-илахи верят в переселение душ и не признают рая и ада. Существенную роль в их учении играет тезис о борьбе в человеке двух начал – разума и страсти. Обряды их, как и у алавитов, в некоторой степени близки к христианским.
Секта Али-илахи возникла много позже, примерно в XV–XVII вв., и ее приверженцев было более всего среди курдов, турок, иранцев и афганцев. На ее учение оказали влияние исмаилитские теории о семерых пророках и имамах. Суть догматов секты в том, что Али есть воплощение Аллаха и божественной истины, что именно он воплощается во всех пророках и имамах и явится в виде Махди. Как и алавиты, Али-илахи верят в переселение душ и не признают рая и ада. Существенную роль в их учении играет тезис о борьбе в человеке двух начал – разума и страсти. Обряды их, как и у алавитов, в некоторой степени близки к христианским.
Глава 11
Ислам: традиции и современность
Несмотря на наличие разных направлений, течений и сект, ислам в целом являет собой достаточно цельную религиозную систему. Сложившаяся на стыке древних европейской и ближневосточной цивилизаций, впитавшая в себя элементы христианства и иудаизма, греческой философии и римского права, административной структуры древнеперсидских империй и Мистико-метафизических спекуляций индуизма и буддизма, эта система оказалась сложным итогом многостороннего синтеза. Основой этого синтеза были бедуинская арабская культура, арабский этнос и его очень слабо развитая государственность.
Как известно, на обширной территории Ближнего Востока арабы из небольшой и не очень развитой группы семитских племен именно в результате исламизации и последовавших за ней процессов превратились в многочисленную этнокультурную общность с мощной политической структурой и высокоразвитой цивилизацией. Быстрыми темпами складывавшаяся арабо-исламская религиозно-культурная традиция подчиняла себе завоеванные страны и народы, большая часть которых, включая и древние центры мировой цивилизации, была не только исламизирована, но и ассимилирована арабами. Образно говоря, арабо-исламская волна за короткий срок захлестнула огромное количество соседних с Аравией и отдаленных от нее стран и практически растворила в себе многие обитавшие там этносы, подчас имевшие древние собственные традиции.
Эта мощная ассимиляционная волна породила не менее заметный ответный вал, результатом которого было обогащение арабо-исламской традиции за счет многочисленных инокультурных воздействий на нее – в Египте, Месопотамии, Индии, Иране, Средней Азии, Африке, Испании и т. д.
Все эти влияния придали развивавшейся быстрыми темпами арабо-исламской культуре весьма мощные потенции для дальнейшего развития. Они создали основу для того, чтобы средневековая арабо-мусульманская культура стала на некоторое время во главе мировой цивилизации. Этому способствовало и еще одно немаловажное обстоятельство. В средние века, начиная с VIII в., европейская культура вступила в полосу заметного упадка, довольно резко разделившего ее на древнюю, античную, и более позднюю, ренессансную. И хотя и в это время христианизированная европейская культура как в католической Западной Европе, так и в православной Византии продолжала существовать и развиваться, блестящий расцвет арабо-исламской цивилизации затмевал ее.
Успехи и достижения арабской культуры воздействовали на многие страны, в числе которых были и культурные центры средневековой Европы. Это проявилось, в частности, в математике (арабскими называются заимствованные арабами из Индии цифры, которыми мы ныне пользуемся), в химии, в философии. Через мусульманскую Испанию (Кордовский халифат), бывшую в VIII–XII вв. видным центром развития арабо-исламской культуры, европейские университеты знакомились с работами таких крупнейших мыслителей, как Авиценна, Аверроэс, аль-Газали. Например, комментарии Аверроэса в связи с проблемой толкования наследия Аристотеля (Стагирита) вызывали живейшие споры среди видных философов и богословов Европы – таких, как Альберт Великий, Сигерт Брабантский, Фома Аквинский.
Позже, в связи с распадом Кордовского халифата в Испании и общим упадком арабской государственности и цивилизации, уровень развития арабской культуры, ее влияние на другие народы стали падать. Однако то, что вошло в ислам, превратилось со временем в фактически неотъемлемый его элемент, став обязательным религиозно-культурным компонентом во всех, даже самых отдаленных районах, куда проникал ислам, где читали и изучали написанный на арабском языке Коран, где имели хождение хадисы Сунны. И именно в этом смысле следует говорить об огромном влиянии арабо-исламской культуры (богословие, фикх, этика, обычаи, нормы семейной жизни и т. п.) на все те страны и народы, где распространен ислам.
Как известно, на обширной территории Ближнего Востока арабы из небольшой и не очень развитой группы семитских племен именно в результате исламизации и последовавших за ней процессов превратились в многочисленную этнокультурную общность с мощной политической структурой и высокоразвитой цивилизацией. Быстрыми темпами складывавшаяся арабо-исламская религиозно-культурная традиция подчиняла себе завоеванные страны и народы, большая часть которых, включая и древние центры мировой цивилизации, была не только исламизирована, но и ассимилирована арабами. Образно говоря, арабо-исламская волна за короткий срок захлестнула огромное количество соседних с Аравией и отдаленных от нее стран и практически растворила в себе многие обитавшие там этносы, подчас имевшие древние собственные традиции.
Эта мощная ассимиляционная волна породила не менее заметный ответный вал, результатом которого было обогащение арабо-исламской традиции за счет многочисленных инокультурных воздействий на нее – в Египте, Месопотамии, Индии, Иране, Средней Азии, Африке, Испании и т. д.
Все эти влияния придали развивавшейся быстрыми темпами арабо-исламской культуре весьма мощные потенции для дальнейшего развития. Они создали основу для того, чтобы средневековая арабо-мусульманская культура стала на некоторое время во главе мировой цивилизации. Этому способствовало и еще одно немаловажное обстоятельство. В средние века, начиная с VIII в., европейская культура вступила в полосу заметного упадка, довольно резко разделившего ее на древнюю, античную, и более позднюю, ренессансную. И хотя и в это время христианизированная европейская культура как в католической Западной Европе, так и в православной Византии продолжала существовать и развиваться, блестящий расцвет арабо-исламской цивилизации затмевал ее.
Успехи и достижения арабской культуры воздействовали на многие страны, в числе которых были и культурные центры средневековой Европы. Это проявилось, в частности, в математике (арабскими называются заимствованные арабами из Индии цифры, которыми мы ныне пользуемся), в химии, в философии. Через мусульманскую Испанию (Кордовский халифат), бывшую в VIII–XII вв. видным центром развития арабо-исламской культуры, европейские университеты знакомились с работами таких крупнейших мыслителей, как Авиценна, Аверроэс, аль-Газали. Например, комментарии Аверроэса в связи с проблемой толкования наследия Аристотеля (Стагирита) вызывали живейшие споры среди видных философов и богословов Европы – таких, как Альберт Великий, Сигерт Брабантский, Фома Аквинский.
Позже, в связи с распадом Кордовского халифата в Испании и общим упадком арабской государственности и цивилизации, уровень развития арабской культуры, ее влияние на другие народы стали падать. Однако то, что вошло в ислам, превратилось со временем в фактически неотъемлемый его элемент, став обязательным религиозно-культурным компонентом во всех, даже самых отдаленных районах, куда проникал ислам, где читали и изучали написанный на арабском языке Коран, где имели хождение хадисы Сунны. И именно в этом смысле следует говорить об огромном влиянии арабо-исламской культуры (богословие, фикх, этика, обычаи, нормы семейной жизни и т. п.) на все те страны и народы, где распространен ислам.
Мир ислама
Ислам настолько трансформировал социально-культурную структуру этих стран, что при всей их отдаленности от арабов и специфичности их традиционной культуры они восприняли огромное количество элементов арабской культуры. Более того, даже свою специфическую форму ислама некоторые из них, как шиитский Иран, опять-таки восприняли у арабов. К этому необходимо добавить, что Коран долгие века существовал только на арабском – перевод его на другие языки воспрещался. Поэтому арабский язык, как латынь в католической Европе, был широко распространен во всем исламском мире. На этом языке обращались к Аллаху, на нем читались проповеди в мечетях, ему учили учеников в медресе. Любой грамотный и образованный человек в государствах ислама обязательно знал арабский, говорил и писал по-арабски.
Таким образом, арабский язык, арабская культура и государственность сыграли существенную роль в формировании того общего, что связывало между собой все страны ислама. Иными словами, арабо-исламские традиции цементировали ту общность, которая нередко характеризуется как мир ислама. Термин этот, в принципе вполне правомочный, адекватно отражает реальную обстановку. Как-никак, а ведь именно ислам со всей его культурной традицией на протяжении многих веков был фактическим рубежом, разделявшим Европу и Азию, Европу и Африку не только территориально-географически, но также и в религиозно-культурном плане.
Таким образом, арабский язык, арабская культура и государственность сыграли существенную роль в формировании того общего, что связывало между собой все страны ислама. Иными словами, арабо-исламские традиции цементировали ту общность, которая нередко характеризуется как мир ислама. Термин этот, в принципе вполне правомочный, адекватно отражает реальную обстановку. Как-никак, а ведь именно ислам со всей его культурной традицией на протяжении многих веков был фактическим рубежом, разделявшим Европу и Азию, Европу и Африку не только территориально-географически, но также и в религиозно-культурном плане.
Основы религиозно-культурных традиций ислама
Спецификой ислама было слияние духовного и светского начал, политической администрации и религиозной власти. Ни в Халифате, ни в каком-либо другом исламском государстве не существовало организованной церкви, которая к тому же противостояла бы государству. Это не значит, что интересы клерикального мусульманского духовенства, особенно наиболее реакционных из мулл или шейхов, никогда не входили в противоречие с политикой административного руководства страны – такое случалось и нередко случается и в наши дни. Но церкви, подобной католической или православной, сплоченной и организованной, отстаивающей религиозно-церковные интересы и интересы обслуживающего ее сословия, резко отделенного от других, в мусульманском мире не существовало. В отличие от христианства, ислам формировался в условиях религиозно-политической слитности, а предводителями его были сами политические и одновременно религиозные вожди – пророк, халифы, эмиры и их помощники на местах.
Это слияние светского и духовного начал в единое целое способствовало абсолютизации религиозного авторитета, с одной стороны, и снижению значения административно-бюрократической иерархии – с другой. Любой чиновник всегда и во всем должен был согласовывать свои действия с нормами Корана и шариата, консультироваться с муджтахидами и мутакаллимами, учитывать мнения мулл, кади и других духовных авторитетов, включая даже шейхов суфиев, предводителей сект и орденов. Все это сильно сковывало административно-исполнительную власть, ограничивало ее возможности и тем самым ставило в определенные рамки ее произвол. На разных уровнях эти ограничения проявлялись различно. Никто и никогда не мог помешать разгневанному турецкому султану или иранскому шаху казнить неугодного подданного без всяких причин и объяснений. Однако сатрапы на местах (эмиры, хакимы) обладали несколько меньшей властью, а чиновникам местного масштаба приходилось в наибольшей степени считаться с ролью духовенства, с силой религии и обычного права, хотя автоматически все это отнюдь не гарантировало от злоупотреблений, подчас вопиющих, и от неоправданной жестокости по отношению к простому народу.
Слияние духовного и светского начал при формально высшей значимости религии оказало воздействие на многие стороны религиозно-культурной традиции ислама. Так, идея священной войны с неверными (джихад, газават) приобрела в исламе абсолютную ценность, почти божественную святость. Подчас политика целых стран и народов ставилась на службу этой идее. Различного рода шейхи и ишаны часто и умело разжигали национально-религиозную рознь. Но идея джихада использовалась и в справедливых целях национального освобождения, в антиколониальных войнах и т. п. Важным моментом джихада был его фанатично-исступленный характер: под знаменем священной войны правоверные не колеблясь шли вперед и не только с легкостью, но и с готовностью отдавали свои жизни.
Другая важная черта религиозно-культурной традиции ислама, сыгравшая немалую роль в формировании отношения правоверных к жизни, – это идея предопределения и связанная с ней пассивность. Наибольшее внимание этому догмату уделяли суфии, которые откровенно проповедовали уповать на волю Аллаха и не стремиться к активной жизни, а, напротив, гасить в себе страсти и тем самым добиваться слияния с божеством. Но идея божественного предопределения и помимо суфиев снискала себе немалую популярность в исламе. Конечно, это не означает, что правоверные, уповая во всем на волю Аллаха, переставали к чему-то стремиться. Они делали свое дело, внимали обращенным к ним призывам, а порой даже поднимались на решительные действия, будь то священная война с неверными или крестьянское восстание под лозунгами той или иной из мятежных сект. Однако индивидуальная энергия, инициатива, предприимчивость, упорство в достижении цели, имевшие немалое значение для быстрого социально-экономического развития, исламом никогда не поощрялись, ибо это не соответствовало размеренной и привычно текущей жизни с ее пятью ежедневными (и отнимающими немалое время) молитвами и прочими обязанностями правоверного.
Сильный акцент на обрядовую сторону жизни с ее ежедневными молитвами, обязательным месячным изнурительным постом, паломничеством и т. п. – также одна из характерных для ислама религиозно-культурных традиций. Традиции такого рода воспитывали привычку к повиновению, послушанию, дисциплине, а главное, резко противостояли любой индивидуальности. Ни талант, ни вдохновение мастера, ни взлет мысли гения – ничто не может и не должно служить препятствием обязательной пятикратной молитве в положенный срок, соблюдению поста и других обрядов. Человек искусственно приземлялся, ему по нескольку раз в день на протяжении всей жизни напоминали о том, что он – лишь жалкая песчинка, распростертая ниц перед великим Аллахом.
Разумеется, не следует преувеличивать. Пятикратная молитва, превратившись в привычку, в полуавтоматический ритуал, не слишком-то отягощала правоверного и уж, во всяком случае, не очень мешала заниматься его делом, как бы далеко от заповедей Аллаха оно ни находилось. К тому же заповеди ислама не препятствовали мусульманину заниматься политикой, предпринимательством, отдаваться обуревающим его страстям.
Ислам, как и христианство, склонен осуждать социальное неравенство. Однако, если христианство ограничивается при этом лишь словесным осуждением и карами для богатых в будущем, то в исламе дело обстоит конкретнее: он предполагает некоторое, хотя и малоощутимое, но все-таки реальное перераспределение имуществ и доходов посредством закята. Христиане тоже занимаются благотворительностью, жертвуют на сирот, богоугодные заведения и т. п. Но для них это – дело сугубо личное; в исламе же это долг, освященный религиозными нормами. Гораздо более последовательно, чем христианство, ислам проповедует, что перед Аллахом все равны. Поэтому, хотя на мусульманском Востоке сословные привилегии и родство всегда высоко ценились, они все же не превратились там в систему замкнутых аристократических привилегий, как то случилось в Европе. Во многом этому способствовала слитность духовного и светского начал, и, в частности, то, что путь в ряды признанных муджта-хидов и мутакаллимов зависел не от происхождения человека и его социальных связей, а от его успехов в постижении мудрости ислама.
Это слияние светского и духовного начал в единое целое способствовало абсолютизации религиозного авторитета, с одной стороны, и снижению значения административно-бюрократической иерархии – с другой. Любой чиновник всегда и во всем должен был согласовывать свои действия с нормами Корана и шариата, консультироваться с муджтахидами и мутакаллимами, учитывать мнения мулл, кади и других духовных авторитетов, включая даже шейхов суфиев, предводителей сект и орденов. Все это сильно сковывало административно-исполнительную власть, ограничивало ее возможности и тем самым ставило в определенные рамки ее произвол. На разных уровнях эти ограничения проявлялись различно. Никто и никогда не мог помешать разгневанному турецкому султану или иранскому шаху казнить неугодного подданного без всяких причин и объяснений. Однако сатрапы на местах (эмиры, хакимы) обладали несколько меньшей властью, а чиновникам местного масштаба приходилось в наибольшей степени считаться с ролью духовенства, с силой религии и обычного права, хотя автоматически все это отнюдь не гарантировало от злоупотреблений, подчас вопиющих, и от неоправданной жестокости по отношению к простому народу.
Слияние духовного и светского начал при формально высшей значимости религии оказало воздействие на многие стороны религиозно-культурной традиции ислама. Так, идея священной войны с неверными (джихад, газават) приобрела в исламе абсолютную ценность, почти божественную святость. Подчас политика целых стран и народов ставилась на службу этой идее. Различного рода шейхи и ишаны часто и умело разжигали национально-религиозную рознь. Но идея джихада использовалась и в справедливых целях национального освобождения, в антиколониальных войнах и т. п. Важным моментом джихада был его фанатично-исступленный характер: под знаменем священной войны правоверные не колеблясь шли вперед и не только с легкостью, но и с готовностью отдавали свои жизни.
Другая важная черта религиозно-культурной традиции ислама, сыгравшая немалую роль в формировании отношения правоверных к жизни, – это идея предопределения и связанная с ней пассивность. Наибольшее внимание этому догмату уделяли суфии, которые откровенно проповедовали уповать на волю Аллаха и не стремиться к активной жизни, а, напротив, гасить в себе страсти и тем самым добиваться слияния с божеством. Но идея божественного предопределения и помимо суфиев снискала себе немалую популярность в исламе. Конечно, это не означает, что правоверные, уповая во всем на волю Аллаха, переставали к чему-то стремиться. Они делали свое дело, внимали обращенным к ним призывам, а порой даже поднимались на решительные действия, будь то священная война с неверными или крестьянское восстание под лозунгами той или иной из мятежных сект. Однако индивидуальная энергия, инициатива, предприимчивость, упорство в достижении цели, имевшие немалое значение для быстрого социально-экономического развития, исламом никогда не поощрялись, ибо это не соответствовало размеренной и привычно текущей жизни с ее пятью ежедневными (и отнимающими немалое время) молитвами и прочими обязанностями правоверного.
Сильный акцент на обрядовую сторону жизни с ее ежедневными молитвами, обязательным месячным изнурительным постом, паломничеством и т. п. – также одна из характерных для ислама религиозно-культурных традиций. Традиции такого рода воспитывали привычку к повиновению, послушанию, дисциплине, а главное, резко противостояли любой индивидуальности. Ни талант, ни вдохновение мастера, ни взлет мысли гения – ничто не может и не должно служить препятствием обязательной пятикратной молитве в положенный срок, соблюдению поста и других обрядов. Человек искусственно приземлялся, ему по нескольку раз в день на протяжении всей жизни напоминали о том, что он – лишь жалкая песчинка, распростертая ниц перед великим Аллахом.
Разумеется, не следует преувеличивать. Пятикратная молитва, превратившись в привычку, в полуавтоматический ритуал, не слишком-то отягощала правоверного и уж, во всяком случае, не очень мешала заниматься его делом, как бы далеко от заповедей Аллаха оно ни находилось. К тому же заповеди ислама не препятствовали мусульманину заниматься политикой, предпринимательством, отдаваться обуревающим его страстям.
Ислам, как и христианство, склонен осуждать социальное неравенство. Однако, если христианство ограничивается при этом лишь словесным осуждением и карами для богатых в будущем, то в исламе дело обстоит конкретнее: он предполагает некоторое, хотя и малоощутимое, но все-таки реальное перераспределение имуществ и доходов посредством закята. Христиане тоже занимаются благотворительностью, жертвуют на сирот, богоугодные заведения и т. п. Но для них это – дело сугубо личное; в исламе же это долг, освященный религиозными нормами. Гораздо более последовательно, чем христианство, ислам проповедует, что перед Аллахом все равны. Поэтому, хотя на мусульманском Востоке сословные привилегии и родство всегда высоко ценились, они все же не превратились там в систему замкнутых аристократических привилегий, как то случилось в Европе. Во многом этому способствовала слитность духовного и светского начал, и, в частности, то, что путь в ряды признанных муджта-хидов и мутакаллимов зависел не от происхождения человека и его социальных связей, а от его успехов в постижении мудрости ислама.
Трансформация ислама
Пережив эпоху внешних вторжений-тюрков, монголов, воинов Тимура, – мир ислама на рубеже XV–XVI вв. далеко отошел от первоначального политического единства времен Халифата. В XVI в. большая часть его территории оказалась под властью Османской империи. Самостоятельным сильным государством стал сефевидский Иран, центр шиитского ислама. Третьей крупной исламской империей была Индия Великих Моголов. В каждой из этих империй ислам существовал как самостоятельная политическая сила, приспосабливающаяся к обстоятельствам. В Индии это был поиск сосуществования с индуизмом, в Иране – процесс дальнейшего становления шиизма как оппозиционного направления в исламе. В империи Османов, включившей в себя почти все арабские земли и народы, традиции Халифата были наиболее прочны – только функции халифа перешли к турецкому султану, ставшему повелителем правоверных.
Неудивительно, что последующая трансформация ислама в каждом из упомянутых регионов (в XVII–XIX вв. к ним прибавился еще один – Голландская Индия, Индонезия) шла своим путем. Кроме того, важно учесть, что после эпохи Великих географических открытий, Ренессанса и начала буржуазного развития и колониальной экспансии европейских держав общая ситуация в мире резко изменилась. Под нажимом поднимавшейся Европы с ее капиталистическими потенциями традиционный Восток начал подвергаться глубокой, коренной ломке, затронувшей также и его религии. И хотя религий эта ломка коснулась в наименьшей степени, этого было вполне достаточно для того, чтобы уже в XIX в. весь мир ислама, в лице прежде всего его духовных вождей, культурных лидеров, остро ощутил, что необходимы изменения – в противном случае религии и всей связанной с ней культурной традиции грозит катастрофа.
Началась эпоха реформ и трансформации ислама, сложная и противоречивая, с различными поступательными и реверсивными движениями, под знаком которых ислам живет и в наши дни. Первым серьезным реформационным движением в исламе был ваххабизм, направивший свой основной удар на рубеже XVIII–XIX вв. против отклонений от чистоты первоначального ислама. Пуритане ваххабизма сумели удержать свои позиции, хотя и не без потерь, лишь в том небольшом и отсталом районе исламского мира, где это движение появилось. Однако то, что оказалось возможным для населенной бедуинами отсталой периферии арабского мира, не годилось для других, более развитых районов. Здесь нужны были более радикальные преобразования, которые могли бы приспособить традиционный ислам к новым запросам, к новым уровню и ритму жизни. Начало движениям в этом направлении было положено в шиитском Иране.
Речь идет о движении последователей Баба, о бабизме и бе-хаизме. В 1844 г., ровно через тысячу лет после исчезновения легендарного двенадцатого имама, основатель этого движения объявил, что он – Баб, т. е. врата, открывающие путь для истины, для Махди. Число почитателей этого Баба и сторонников ожидаемого Махди стало быстро расти, а проповеди самого Баба, перемежавшиеся призывами к свободе, равенству, равноправию женщин и т. п., пользовались огромным успехом. Вскоре Баб по настоянию ревнителей ислама был арестован и в 1850 г. убит. Жестокие гонения обрушились и на всех его последователей, часть которых бежала в Ирак под защиту турецкого султана. Одним из них был Бехаулла. Сторонники Бехауллы, бехаисты, восприняли многое из западных идей, выступали против войн, за всемирную общность людей, за терпимость, любовь, равноправие и даже за передел имуществ. Хотя бехаизм в целом не достиг больших успехов и не получил широкой поддержки, его влияние в кругах интеллигенции дало результаты. Можно сказать, что идеи бабизма и бехаизма создали в исламском обществе ту среду, которая в дальнейшем породила многие новые движения, направленные на реформацией модернизацию ислама.
Неудивительно, что последующая трансформация ислама в каждом из упомянутых регионов (в XVII–XIX вв. к ним прибавился еще один – Голландская Индия, Индонезия) шла своим путем. Кроме того, важно учесть, что после эпохи Великих географических открытий, Ренессанса и начала буржуазного развития и колониальной экспансии европейских держав общая ситуация в мире резко изменилась. Под нажимом поднимавшейся Европы с ее капиталистическими потенциями традиционный Восток начал подвергаться глубокой, коренной ломке, затронувшей также и его религии. И хотя религий эта ломка коснулась в наименьшей степени, этого было вполне достаточно для того, чтобы уже в XIX в. весь мир ислама, в лице прежде всего его духовных вождей, культурных лидеров, остро ощутил, что необходимы изменения – в противном случае религии и всей связанной с ней культурной традиции грозит катастрофа.
Началась эпоха реформ и трансформации ислама, сложная и противоречивая, с различными поступательными и реверсивными движениями, под знаком которых ислам живет и в наши дни. Первым серьезным реформационным движением в исламе был ваххабизм, направивший свой основной удар на рубеже XVIII–XIX вв. против отклонений от чистоты первоначального ислама. Пуритане ваххабизма сумели удержать свои позиции, хотя и не без потерь, лишь в том небольшом и отсталом районе исламского мира, где это движение появилось. Однако то, что оказалось возможным для населенной бедуинами отсталой периферии арабского мира, не годилось для других, более развитых районов. Здесь нужны были более радикальные преобразования, которые могли бы приспособить традиционный ислам к новым запросам, к новым уровню и ритму жизни. Начало движениям в этом направлении было положено в шиитском Иране.
Речь идет о движении последователей Баба, о бабизме и бе-хаизме. В 1844 г., ровно через тысячу лет после исчезновения легендарного двенадцатого имама, основатель этого движения объявил, что он – Баб, т. е. врата, открывающие путь для истины, для Махди. Число почитателей этого Баба и сторонников ожидаемого Махди стало быстро расти, а проповеди самого Баба, перемежавшиеся призывами к свободе, равенству, равноправию женщин и т. п., пользовались огромным успехом. Вскоре Баб по настоянию ревнителей ислама был арестован и в 1850 г. убит. Жестокие гонения обрушились и на всех его последователей, часть которых бежала в Ирак под защиту турецкого султана. Одним из них был Бехаулла. Сторонники Бехауллы, бехаисты, восприняли многое из западных идей, выступали против войн, за всемирную общность людей, за терпимость, любовь, равноправие и даже за передел имуществ. Хотя бехаизм в целом не достиг больших успехов и не получил широкой поддержки, его влияние в кругах интеллигенции дало результаты. Можно сказать, что идеи бабизма и бехаизма создали в исламском обществе ту среду, которая в дальнейшем породила многие новые движения, направленные на реформацией модернизацию ислама.