Васильев Владимир Николаевич. Идущие в ночь

   Корневики не знают, почему одни деревья умирают насовсем, а другие превращаются в разумные и способные к передвижению существа. Однако было замечено, что чаще становятся корневиками те пни ведьминой гребенки, которым хорошо жилось еще в виде деревьев. Если дерево росло на богатой почве, если ему доставалось вдоволь света и сладкой подземной воды, то после смерти от него остается солидный и могучий пень. Лесное племя корневиков знает в лесу все такие пни и присматривает за ними – с тем, чтобы прийти на помощь новорожденному корневику сразу после его пробуждения.
   Появления на свет Корняги никто не ждал.
   Ведьмина гребенка, которая дала ему жизнь, была чахлым и замученным деревом, выросшим на самом краю глубокого оврага. В один из дождливых кругов сильные ливни размыли склон, и половина корней ведьминой гребенки осталась висеть в воздухе. Деревце было молодым, оно приспособилось. Только вот навсегда стало кривым и корявым, да и размерами не вышло – не на что ему было расти, все силы уходили на то, чтобы выжить.
   Как ни цеплялось за жизнь упрямое дерево, настал и ему черед стать пеньком. И пенек из него, понятное дело, получился маленький, кривой и корявый. Никому из корневиков и на ум не взбрело, что он может ожить.
   Вот так и вышло, что Корняга пробудился к жизни в полном одиночестве.
   На этом месте мой проводник замолчал. Я не успела спросить, в чем дело, как он просительно проскрипел:
   – Воды дай, а? В горле пересохло.
   Я чуть не поперхнулась от неожиданности. Все-таки удивительная тварь этот Корняга. Джерх его знает, чего от него ждать. В горле у него, видите ли, пересохло!
   Я прижала поводья локтем к боку, отстегнула от пояса флягу с водой и, не глядя, сунула ее за плечо:
   – Держи!
   За плечом забулькало – да так азартно, что я не выдержала и поинтересовалась:
   – Может, ты и пиво пьешь?
   – А есть пиво? – тотчас отозвался Корняга.
   – Нету, – сурово сказала я. – И кто тебя в лесу пиво пить научил?
   – Люди, – скрипуче вздохнул Корняга, перебираясь через мое плечо, чтобы вернуть флягу. Фляга изрядно полегчала, а вот в Корняге веса почему-то совсем не прибавилось. Интересно, с какими это людьми он в лесу компанию водил?
   Я и себе сделала пару глотков из фляги, прежде чем вернуть ее на место. Четтан уже поднялся высоко, и в лесу становилось жарко. Скоро пора будет останавливаться на привал.
   – Есть тут поблизости такое место, чтобы вода и отдохнуть спокойно? – спросила я.
   – Есть, – скрипнул Корняга из-за плеча. – Озеро. Слезой Великана прозывается. Правее держи.
   Ветер охотно принял вправо – может, уловил идею отдохнуть и напиться. А вот вулха что-то не было видно.
   – Хэй, вулх! – крикнула я. – Направо, к озеру!
   Лесное озеро – это хорошо. В озере можно не только напиться, в озере можно еще и искупаться. Если никто не помешает…
   – Чего замолчал? – бросила я через плечо. – Рассказывай.
   Однажды в дождливый и промозглый синий день Корняга впервые открыл глаза. Он увидел овраг, по дну которого струился ручей, полускрытый грудами опавших листьев. Он увидел мокрые деревья и хмурое небо. Он почувствовал холодные капли дождя на своей коре и понял, что пришел в мир, но мир ему не рад.
   Следующие дни – много дней – Корняга провел в неподвижности над оврагом. Он наблюдал за окружающей жизнью, и мыслей у него было не больше, чем у обыкновенного пенька. Наверное, так могло продолжаться долго – если бы не один настырный червяк, которому Корняга сильно приглянулся на вкус. Червяк ползал под землей и грыз Корняге корни.
   Через пару дней такой жизни Корняга выкопался из земли, с наслаждением раздавил червяка и пошел искать себе места под солнцами.
   Еще через день он встретил сородичей, и первым же делом послужил причиной раздора между кланами.
   Корневики рождаются редко, зато живут очень долго. По существу единственное, что может уничтожить корневика – это огонь. Как любые долговечные существа, корневики превыше всего ставят традиции. С незапамятных времен лес разделен среди них на участки, и новорожденного корневика принимает к себе тот клан, на участке которого он родился. Корняге и здесь не повезло. Его угораздило родиться на спорной территории, и ни один из трех кланов, претендующих на этот участок леса, не хотел принимать к себе кособокого карлика, вдобавок еще и немого – ведь до сих пор его никто не учил разговаривать.
   Если бы Корняга соображал, что происходит, он бы просто взял и ушел из родного леса. Но он тогда еще был глуп, как пень, и не понимал ни единого слова. После долгого разбирательства один из кланов все-таки взял к себе Корнягу, получив вместе с ним и права на спорный участок.
   Два оставшихся клана невзлюбили Корнягу, потому что потеряли возможность увеличить свою территорию.
   Родной клан невзлюбил Корнягу, потому что из-за него мишенью для насмешек стал весь клан. «Да у них такая земля, что на ней только карлики родятся», – говорили обиженные.
   И все сходились на том, что уродец долго не проживет.
   Но, видно, упрямство и воля к жизни, которыми была наделена ведьмина гребенка, что росла на краю оврага, перешли по наследству к Корняге. Он выжил и даже подрос чуть-чуть, и перестал крениться на один бок. Он неслыханно быстро – всего за один круг – научился говорить. После чего нагадил в душу родственникам, обложив их всеми недавно выученными скверными словами, и ушел к людям.
   Корняга снова умолк.
   – Что, опять воды? – усмехнулась я, оборачиваясь.
   За плечом у меня никого не было.
   – Эй! – крикнула я, одновременно левой рукой натягивая поводья, а правой по привычке хватаясь за кинжал на поясе. – Ты что, свалился?
   Ветер неохотно послушался поводьев и остановился.
   – Стой здесь, – велела я жеребцу, спешиваясь.
   Я сделала несколько шагов назад и нагнулась над кустом, из которого вроде бы торчали какие-то посторонние сучья. В этот самый миг надо мной просвистела пущенная из лука стрела.
   Тело мое разобралось в обстановке быстрей, чем разум. Разум еще только расставался с мыслью найти упавшего куда-то в куст Корнягу, а тело уже метнулось за этот куст и замерло, готовое для следующего броска.
   На мгновение все затихло. Только сердце у меня колотилось все сильнее. Мне вдруг стало легко. Мир из странного сделался привычным и простым. Стреляют – значит, засада. А засада – значит, пробьюсь. Не страшно! Любой враг лучше, чем неизвестный.
   Вторая стрела срезала ветку рядом с моей левой щекой. Гурунарский ножичек уже лежал у меня в руке. Я вынырнула из-за куста, размахнулась и отправила нож в густую крону платана – туда, откуда пришла стрела.
   Вопль боли незнакомого стрелка смешался с хриплым рычанием зверя.
   «А вот и вулх», – мысленно усмехнулась я, бросаясь к дереву, из ветвей которого безвольным мешком валилось тело врага.
   Ветер прянул в сторону и звонко заржал, но бежать не бросился. В следующий миг я прокляла его выдержку, потому что в меня полетели стрелы еще двух лучников, засевших на деревьях в стороне озера. Одна воткнулась в бок упавшему стрелку и осталась там торчать, подрагивая оперением – а он и не шевельнулся. Ну, трупы вообще редко шевелятся. Я выдернула у него из горла нож и снова метнулась за куст, подальше от Ветра. Не то ранят мне коня, и что я буду делать?
   С первого броска одним врагом меньше – это мне крупно повезло. Но сколько же их?
   Три стрелы ответили мне на вопрос. В том смысле, что – не меньше трех.
   Ах ты ж!.. Четвертая стрела пришла с неожиданной стороны и чиркнула меня по шее, содрав кожу. Больно! И горячо – от моей же крови. Т-темное небо!
   Второй вопрос: сколько у них еще стрел?
   Я наспех сорвала лист, и залепила им царапину уже на бегу. Если лучники ждали именно меня – а я уже не сомневалась, что Корняга не случайно привел меня к засаде, – то они непременно бросятся за мной. Главное, чтобы стрелки оказались на земле. А там посмотрим, кто сильнее.
   Я бежала со всех ног, дергаясь из стороны в сторону, как ошалевшая курица. Мне нужно было убедить их, что я испугалась. Испугалась и потеряла направление – потому что бежала я прямо на стрелы. И вряд ли кто-то из врагов мог подумать, что я поступаю так вполне осознанно. Для начала надо лишить их удобной позиции.
   Еще две стрелы воткнулись в землю совсем рядом со мной. Я перепрыгнула некстати подвернувшийся под ноги пень и бросилась напролом через молодой ельничек. Пробегая мимо огромной ели, я мельком увидела на половине высоты ствола темное пятно человеческой фигуры. Ух! Почти прорвалась…
   Стрела ударила меня в правое плечо с такой силой, что я чуть не кувыркнулась через голову. От толчка и от боли помутилось в глазах. Я пробежала несколько шагов вслепую, ткнулась лицом в еловые иголки и с невнятным ругательством опустилась на колени.
   Моя левая рука сама потянулась ощупать плечо, ожидая встретить древко стрелы, застрявшей в живой плоти.
   Стрелы в плече не было. И даже магическая одежда в этом месте была цела. Она-то, небось, и уберегла меня от раны – но не от синяка. Я не сдержалась и охнула, поднимаясь с колен. Ничего, синяк – впрочем, как и рана, – это ненадолго. Ровным счетом до завтра. Завтра на моем теле и следа не останется… если доживу, конечно. А с синяком от стрелы на плече дожить легче, чем со стрелой в том же месте.
   «Ладно, колдун, твоя взяла», – подумала я, оборачиваясь на треск ломаемых сучьев. – «Не буду искать другую одежку».
   Ближайший ко мне лучник торопливо спускался с ели. Небось, видел, что попал, и добивать меня собрался… с-скотина!
   Его товарищ на другом дереве предостерегающе крикнул. Лучник обернулся, и мой нож, еще испачканный кровью предыдущего врага, вошел ему под ребро. Он захрипел, взмахнул руками и полетел вниз.
   Сейчас от двоих стрелков меня закрывали деревья. Но куда делся тот, который только что пытался предупредить товарища? Выжидает, когда я откроюсь для выстрела, или спустился с дерева и обходит со спины?
   Я нерешительно дернулась было в сторону упавшего – забрать нож – но передумала. Опасно. Еще один нож у меня оставался, да верный хадасский кинжал – все остальное оружие было в притороченной к седлу сумке. Впрочем, от арбалета мне сейчас все равно мало толку.
   Я зажала кинжал в правой руке и замерла на месте, прислушиваясь.
   Вокруг было тихо.
   Молчали птицы, не шелестела листва. Красные сумерки под пологом леса были напитаны ожиданием. Тишина длилась всего мгновение или два, но для меня она растянулась на несколько жизней.
   Внезапно за ельничком, в стороне озера закричал человек. К нему присоединился второй, но его заглушило яростное рычание зверя. Ур-ра! Так их, серый брат! В тот же миг я затылком почуяла взгляд и резко обернулась.
   Короткий восточный меч уже летел мне в грудь. Я встретила его кинжалом, с трудом сдержав напор враждебной стали, и тотчас отпрыгнула в сторону. Левой рукой я выхватила из наручи второй гурунарский ножичек.
   Противник мне попался тот еще. Одного взгляда на его гнусную харю со шрамом через весь подбородок было достаточно, чтобы понять – этот не станет фехтовать по правилам высокой науки. Ну и ладно. Я тоже не во дворцах драться училась.
   Следующий удар я приняла в скрест ножа и кинжала, и попыталась двинуть противника ногой в пах. Разбойник увернулся в последний момент. Во взгляде его что-то мелькнуло – то ли удивление, то ли уважение, джерх его разберет. Как видно, он сделал поправку на мои манеры, и меч в его руках заплясал с удвоенной быстротой.
   Я отступала шаг за шагом, уворачиваясь и блокируя выпады. Против меча с кинжалом напрямую не попрешь, вот я и выжидала ошибки противника. Одновременно я вслушивалась в то, что происходит у озера. Оттуда донеслось еще несколько воплей, затем плеск чего-то тяжелого, упавшего в воду. Хотелось думать, что это тело врага.
   Что-то мелькнуло среди молодых елочек за спиной моего противника. Серый вихрь налетел на него со спины и опрокинул. Я тотчас бросилась вперед, наступая ногой на меч. Человек и вулх покатились живым клубком по ковру осыпавшейся хвои, ломая еловую поросль. Но уже через несколько шагов клубок распался.
   Человек остался лежать на боку, и из его разодранного горла толчками шла темная кровь. Вулх, пошатываясь, поднялся на все четыре лапы над телом поверженного врага.
   – Этот последний? – спросила я, почти ожидая утвердительного кивка в ответ.
   Но вулх не стал кивать головой, он просто выразительно на меня посмотрел. «Дык, ясен пень, что последний», – сказал его взгляд. Вулх повел хвостом, развернулся и медленно потрусил к озеру.
   Некоторое время я стояла и смотрела на мертвого разбойника, не в силах сдвинуться с места. Его вид неприятно всколыхнул во мне память о Беше. О Беше, который вот так же умер от клыков зверя и так же лежал с разорванным горлом… Только когда теплые губы Ветра ткнулись мне в ухо, я очнулась.
   – Уйдем отсюда, – сказала я жеребцу, прижимаясь щекой к его морде.
   И чуткий Ветер увел меня вслед за вулхом.
   В конце концов мне удалось и отдохнуть, и искупаться – все, как было задумано. Только не сразу.
   Сначала я распрягла коня и велела ему найти себе корм по вкусу, но далеко от озера не уходить. Судя по тому, как Ветер вел себя при стычке с разбойниками, в таких делах ему вполне можно доверять.
   Вулх за то время, что я возилась с упряжью и поклажей, успел окунуться в озере, и улегся на берегу в тени раскидистого старого клена. Он лежал на боку, как уставшая собака, и тщательно зализывал рану на правой передней лапе. Проходя мимо, я нахмурилась. Рана была не слишком серьезной, однако пару дней вулху будет трудно угнаться за жеребцом. А времени у нас было в обрез.
   И я по-прежнему не знала, где находится У-Наринна. А спросить пока не у кого.
   Даже мой лже-проводник, судя по всему, знал путь только до разбойничьей засады. Интересно, кстати, где он? Уж я бы ему сучья пообломала! Или корни пооткручивала…
   Меня ждала неприятная работа. Нужно было обшарить трупы. Некоторое время я раздумывала, не стащить ли их затем в какой-нибудь овражек и не привалить ли ветками, но быстро решила, что разбойники этого не заслужили.
   Вот только того, который упал в озеро, я вытащила с мелководья и отволокла подальше от берега – но заботилась я при этом не о трупе, а об озере. Нечего воду запоганивать.
   Мокрый покойник был тяжелым, как лошадь. У меня сразу заныло ушибленное стрелой плечо. Вот Чистые братья все о душе спорят – что это за штука, и какая она из себя. Как по мне, так душа должна быть чем-то вроде воздушного змея, который человека все время вверх тянет. Потому что когда душа улетает, тело сразу становится куда тяжелее.
   У этого бездушного тела ничего ценного не оказалось. Пригоршня медных монет в поясе, серебряная серьга с выковырянным камнем в ухе да плохонький железный нож за голенищем. Я хмыкнула и отправилась искать остальных мертвецов.
   Было их не пятеро, как я думала. Было их шестеро. Четверых прикончил вулх, одного я, а еще один успел вытащить из-под ребра мой метательный нож и умер сам. Ну, то есть тоже от моей руки, но не сразу. Он прополз еще с десяток шагов, умирая. Я с трудом вынула гурунарский нож из его окоченевших пальцев, и мне задним числом стало не по себе.
   Шестеро разбойников, злобных и упрямых, как крысы. Которые до самой смерти пытаются нанести противнику удар. Мда-а, теперь я знаю не понаслышке, какие люди живут в Диких землях. Одна бы я с этими шестерыми могла и не управиться. Уложила бы двоих-троих, была бы ранена, оказалась бы в плену… убить-то они меня сразу не убили бы, решили бы сначала это… попользоваться. Синим утром их, конечно, ждала бы неприятная неожиданность – да и кому ж приятно вместо раненой и связанной девки узреть целехонькую и свободную от пут карсу? Но до заката Четтана мне бы приходилось несладко… В общем, спасибо вулху.
   Пять трупов я обыскала, и не обнаружила ничего полезного. Признаться, я надеялась найти у кого-нибудь в поясе или за пазухой что-то вроде путеводного пергамента или дощечки с обозначением хотя бы некоторых дорог и деревень. Разбойники, конечно, эти места и так знали
   – но вот у торговых людей, нападениями на которых они, судя по всему, промышляли, путевые рисунки вполне могли быть. А раз могли быть, то разбойники их отобрали бы вместе со всем остальным – или я ничего не смыслю в этих людишках. Но никаких рисунков я не нашла.
   Впрочем, оставался еще один труп – того самого разбойника с мечом, которого вулх загрыз у меня на глазах.
   Я с сожалением оглядела затоптанный ельничек, где разыгралась последняя схватка. Сломанные елочки мне было по-настоящему жаль – в отличие от убитых людей.
   Судя по одежде, а особенно – по добротным сапогам, этот разбойник был главарем. Труп лежал на левом боку, и подстилка из хвои прошлого круга под его головой потемнела от впитавшейся крови. Я ногой перевернула мертвеца на спину.
   Тьма и демоны! Когда мерзавец напал на меня, я, понятное дело, смотрела в основном на его меч. А теперь я увидела ножны от этого меча и тихо ахнула.
   Если бы на стол в доме Беша вместо общих глиняных лоханей поставили каждому серебряную тарелку, тарелки смотрелись бы не так дико, как эти ножны. На трупе лесного разбойника они выглядели неуместными до нелепости.
   Я развязала ремешки, которыми ножны крепились к поясу, и дивная вещь оказалась у меня в руках. Я повертела ножны так и эдак, любуясь работой неизвестного мастера. Провела пальцем по бархатистой коже. Луч Четтана проник сквозь листву, вспыхнул пронзительно-красным на металлической оковке ножен и бросил яркие блики на сдержанный коричневый тон кожи.
   Я потянулась за лежащим тут же мечом и сразу поняла, что ошиблась
   – меч, с которым набросился на меня разбойник, не имел никакого отношения к этим ножнам. Это был грубый восточный клинок, размерами короче и шире ножен. Судя по царапинам на крестовине, его вообще носили просто в кольце у пояса.
   Оковка у ножен была необычная. Каждому из трех стальных колец, охватывавших ножны, сопутствовало такой же ширины серебряное. Стальные кольца были совершенно гладкими, серебряные же покрывала тонкая резьба. В узорах странным образом сплетались листья дуба, клена и винограда; незнакомые мне символы, среди которых главенствовал круг; цепочки звериных и человеческих следов. Каждое из колец несло свой собственный рисунок.
   Самой широкой была оковка устья. Я присмотрелась к ней повнимательнее. Показалось мне, или в сплетении узора на самом деле мелькнул рисунок букв?
   Поворачивая ножны, я медленно читала надпись, сделанную на древнем языке. Вот и пригодилось мне знание письменности хорингов, которым невесть зачем поделился со мной старина Унди Мышатник, упокой его Тьма. На серебряном кольце было вырезано всего одно слово, но я для верности перечитала его трижды.
   Древний язык хорингов – штука сложная. Слова в нем значат совсем не то, что у нас. В одно слово вмещается столько всего, что и не перевести. Надпись на ножнах значила примерно следующее: «спешу оказаться тогда и там, где я нужен». Некоторое время я пыталась разгадать ее смысл. Что вообще можно написать на ножнах? Изречение? Не похоже. Может быть, имя меча? Тогда как же его назвать одним словом по-нашему – «Спешащий»? Или «Быстрый»? Нет, неверно. Тут речь не только о быстроте…
   «Спешить» по-хорингски дословно будет «бежать впереди». Тогда, тогда… Вертится на языке, а не дается!.. Вот! Нашла. «Опережающий».
   У меня за спиной раздался громкий треск и шорох. Я рывком обернулась, готовая увидеть все, что угодно.
   Но только не то, что предстало моим глазам. То есть, конечно, Корняга рассказывал, как ему пришлось выкапываться из земли. Но одно дело слушать вполуха всякие байки, и совсем другое – видеть это собственными глазами.
   Тот самый пенек перед ельником, что подвернулся мне под ноги, когда я уворачивалась от разбойничьих стрел, скрипел и раскачивался, при каждом движении накреняясь все сильнее. Наконец пеньку удалось вытащить из-под земли один жилистый корень, которым он и принялся раскапывать остальные. Через пару минут Корняга целиком оказался на поверхности. Он встряхнулся, как собака после купания – только от него во все стороны полетели не брызги воды, а комочки влажной земли – и открыл свои черные глазки-ягодки.
   Некоторое время мы смотрели друг на друга молча. Почему-то я на него уже не сердилась. Наверное, все-таки трудно по-настоящему сердиться на пень, даже говорящий. Но и продолжать наше знакомство мне не хотелось.
   – Брысь отсюда, – сказала я. – Только скажи: ты про все врал, или не про все?
   Корняга обиженно заморгал.
   – Я правду рассказывал, – проскрипел он.
   – А про У-Наринну?
   – Про что? – искренне удивился Корняга.
   Я мысленно съездила себя по уху. Ведь могла же еще тогда расспросить его подробно! Попалась на такую простую уловку, что теперь перед собственной задницей стыдно.
   – Про то, что знаешь дорогу в Каменный лес.
   – Врал, – скрипуче вздохнул Корняга. – Не знаю я дороги в Каменный лес.
   Все это время он понемногу двигался в мою сторону, и уже подобрался довольно близко. Осмелев от того, что я его не особенно гоню, корневик потянулся к ножнам у меня на коленях:
   – А это что, госпожа?
   Я даже руку отдернуть не успела. С серебряных колец сорвались искры темного огня и понеслись к Корняге. Вспышка полоснула по глазам, а Корняга тотчас завопил жалобно и пронзительно:
   – Ой! О-ей! Ой-ей-ей!
   – Лезть не надо было, – сердито сказала я.
   – Я ж не знал, что магия, – прохныкал Корняга, торопливо отползая подальше от ножен. – А меня раз – и в глаз. За что?
   Я не ответила ему, разглядывая ножны с новым уважением. Магия? Ну да, а что же еще. И на редкость полезная магия, вот что я вам скажу. Корняга – нечисть мелкая, однако же нечисть. Если каждая нечисть будет получать от этих ножен в глаз, это уже хорошо. А если чем крупнее нечисть, тем сильнее она будет получать, так это просто превосходно. Потому что никто не знает, что встретится мне на пути.
   Кстати, магические свойства объясняют, зачем разбойник носил на поясе ножны от чужого меча. Хотя Корняге это должно быть известно лучше, чем мне.
   – Разве ты раньше эти ножны не видел? – подозрительно спросила я.
   – Эти твои друзья в засаде…
   – Враги! – перебил меня Корняга. – Враги меня поймали, посадили в яму. Велели привести к ним того, кто меня развяжет.
   – А ты и послушался? – возмутилась я.
   – Сказали – иначе пожар, – проскрипел Корняга так тихо, что я его едва расслышала.
   Забери меня Тьма! Мда-а, угроза серьезная. И не только для корневика, а для любого лесного жителя. Может, на сей раз моя нечисть правду рассказывает? Или снова пытается во мне жалость растормошить? Впрочем, все равно. Мы с ним сейчас расстанемся навсегда.
   – Нет больше твоих врагов, – буркнула я. – И ты отсюда проваливай, пока не схлопотал по корням.
   Корняга вскинул на меня ягодки глаз.
   – Не ищи Каменный лес, – просительно скрипнул он. – Зачем тебе? Оставайся у нас. Хутор покажу. Там люди хорошие. Пиво пьют.
   Может, на лесном хуторе кто-нибудь знает нужную мне дорогу? Но нет, мне некогда разыскивать в лесах каждого, кто может что-то знать – а может и не знать. Так что…
   – Нет, Корняга. Прощай. Не попадайся врагам.
   – Прощай, – проскрипел Корняга, ныряя в кусты. И уже оттуда до меня донеслось: – Возвращайся…
   Я вернулась к озеру, неся ножны в руке. Вулх степенно подошел ко мне, обнюхал добычу и так же неторопливо отошел. Он все-таки изрядно хромал, и это меня заново огорчило. Ну ничего, завтра посмотрим, как он будет бежать.
   На приближение вулха магический предмет вспышкой не отозвался – значит, идею о том, что вулх мог оказаться оборотнем, следует похоронить окончательно.
   Хотя… я-то ведь как раз оборотень! А от моей руки ножны не искрили. Почему? Потому что прямо сейчас я человек? Или заложенная в них магия не считает оборотня нечистью? Ага, как же. Вот бы подкинуть такую идейку Чистым братьям, уж они бы порадовались. Может, ножны признали во мне хозяйку? Но добыли-то их в бою мы с вулхом вместе. Вулх даже больше отличился, чем я.
   В общем, я поняла, что с ходу все равно не разберусь, и перестала ломать себе голову раньше времени. Доживем до урожая – тогда и будем малину жрать, как говаривал Унди.
   Я положила ножны рядом с поклажей, стянула с себя колдовскую шкуру и плюхнулась в озеро. Водичка была такая славная, что я тотчас перестала думать обо всем, что сегодня случилось. С детства люблю воду. И Карса любит, насколько мне известно.
   Стычка с разбойниками, тщетные поиски путеводных рисунков и купание отняли у меня немало времени. Когда я выбралась на берег, Четтан уже давно перевалил за полдень и медленно сползал к закату. Двигаться сегодня дальше было бессмысленно. Я натаскала дров для костра и елового лапника, чтобы можно было на нем поваляться, а потом выкупала коня и сама с удовольствием окунулась еще разок.
   Вечером мы все втроем – вулх, Ветер и я – собрались у костра, и долго молча глядели на яркое пламя. Небесный костер Четтана догорал на западе, небо над озером стало темносиним, и искры нашего костра устремлялись кверху стайками огненной мошкары. Я лениво следила за их полетом, а мысли мои занимал один-единственный вопрос.
   Где, во имя доброй динны, находится сейчас меч от доставшихся мне магических ножен? Меч с загадочным именем Опережающий…