– Не понял! – возмутился Ефим и даже начал вставать.
Но тут посреди зала, как раз напротив барной стойки, с тихим шипением разверзся портал и из него вышли трое – Лайк, Арик Турлянский и Завулон.
– Всем ша! – негромко предупредил Лайк. – Этот Светлый – под моей защитой. Ну, и под защитой Инквизиции еще.
– Наблюдатель? – догадался Арик.
Завулон молча кивнул – еле-еле заметно.
– Алексей Солодовник, Иной, Светлый, – представился вошедший тоном, каким обычно Светлые общаются с Темными. – Согласно…
– Мы знаем зачем ты здесь, – прервал его Лайк. – Можешь напрасно не распинаться. Считай, что миссию ты свою выполнил, наблюдатель. В поездке нам твое общество, сам понимаешь, будет малоприятным, так что уж не обессудь. В Москве мы не задержимся. А в Питере… Вот держи.
Лайк протянул Светлому мобильный телефон.
– Там в памяти всего четыре номера. Прилетишь – звони по любому из них. Или я сам тебе позвоню, когда потребуется.
Алексей не спешил принимать телефон – глядел на него, словно на гремучую змею.
Глава Темных криво усмехнулся, потом вынул откуда-то (не то из кармана, не то просто из воздуха) простенький амулет на сыромятном шнурке.
– На, держи! – и протянул второй рукой.
Светлый с готовностью схватился за амулет и торопливо пробормотал:
– Тавискарон, у тебя нет власти надо мной…
И только после этого соизволил взять мобильник.
– Я прибываю в Питер послезавтра утром, – сообщил он со странной смесью неприязни и торжественности в голосе.
– Вот и отлично, – подытожил Лайк. – Мы тебе тут же позвоним. А теперь, уважаемый коллега, попрошу очистить помещение. У нас тут совещание, да и вообще… в «Виктории» Светлого духа не переносят.
Алексей, более ни слова не говоря, развернулся и покинул кафе, изобразив спиной все, что полагается: и презрение, и брезгливость…
Но и облегчение на его спине читалось так же явственно.
– Какого… – начал было Ефим, но его резко прервал Лайк:
– Отставить! Я же сказал, этот Светлый под моей защитой… до окончания операции. Конфликты с Инквизицией нам ни к чему. Все уяснили?
Ответом ему было утвердительное молчание.
– Шеф, Шведа я доставил. Вон… сидит, – доложил Ефим после приличествующей моменту паузы.
– Я бы сказал, – ехидно прокомментировал Лайк, – не сидит, а лежит!
– А что делать? – Ефим виновато развел руками. – С катера его на руках сгружали. Оне изволили спать, понимаешь ли. И в самолет тоже загружали-сгружали в горизонтали.
Арик Турлянский не слишком удивился: Швед вполне мог допиться до любого состояния. Но в гонке? В гонке, да и вообще на борту любой яхты Швед никогда себе такого не позволял.
Впрочем, николаевский Иной быстро развеял все сомнения. Оторвав голову от столешницы он вдруг совершенно без усилий встал, кристально ясным взором окинул зал, без малейших признаков качки подошел к Лайку, Арику и Завулону и невозмутимо произнес, обращаясь по очереди к каждому:
– Привет, Лайк, я прибыл по зову. Привет, Арик. Здравствуйте, коллега.
После чего крутнулся на триста шестьдесят градусов на каблуке, помахав всем присутствующим, включая бармена Сережу и официанток, рукой:
– Привет!
– Хм… – с сомнением прищурился Лайк. – Так ты трезвый, что ли?
Он, сколько не старался, не мог уловить следов магического протрезвления. Швед минимум полсуток не брал в рот спиртного, да и до того если и брал – то весьма умеренно.
– Трезвый, трезвый. Я просто спал – рулил на ночном этапе. Думал с полудня отоспаться, а тут вы. Ну, меня и срубило.
На стойке как бы сами собой возникли бокал темного пива и фарфоровая ушастая мисочка с мясной солянкой. Бармен Сережа и повар Саша видели Шведа не впервые и вкусы николаевца успели изучить. Поэтому зелень в солянку не клали вовсе, а оливки подали отдельно, в блюдечке, и предназначались они Лайку.
Все четверо уселись за дальний столик, где уже поджидали еще двое нечастых гостей «Виктории»: высокий очкастый шатен с бородкой-эспаньолкой и смуглый усач с легким присутствием Кавказа в наружности, не слишком, впрочем, бросающимся в глаза. Очки на усаче смотрелись как еще один шаг в сторону от обычного облика гостей-горцев.
– Артур? – удивился усач при виде Завулона. – Здравствуй!
Говорил он с акцентом. Все тем же.
– Здравствуй, Ираклий.
Некоторое время все перекрестно жали руки и обменивались приветствиями.
– Артур, это, как ты понял, Швед, а это – Симонов из Винницы. Если не считать Рублева и Ефима, команда в сборе.
– Вообще-то выезд у вас через полчаса, – Завулон демонстративно глянул на «Ролекс». – И, кстати, солянки я бы тоже съел.
Официантка Таня, подстегнутая лично Лайком, тотчас метнулась на кухню.
Разумеется, столик, за которым беседовали Темные, был накрыт надежным колпаком, оберегающим от чужих ушей. Лайк видел, что Завулон мельком проверил колпак и усиливать его нужным не счел.
– А зачем тебе Ефим? – неожиданно поинтересовался у Лайка московский гость.
Лайк охотно пояснил:
– Да, Артур, он не слишком силен как маг. Зато если понадобится достать черта лысого из-под земли – Ефим это проделает быстрее и экономнее всех. Проверено.
– Ясно, – удовлетворился Завулон.
Как раз принесли всем пива, а московскому гостю – еще и солянку.
– Ну, за отлет, – предложил Лайк.
– И за успех, – добавил Завулон.
Все выпили.
– А теперь, – приказал – не сказал, а именно приказал Завулон, – марш в Борисполь. Лайк, будь добр, вызови мне давешних ведьмочек.
* * *
Короткое и емкое совещание Лайк провел в лимузине, по пути в аэропорт, благо места в салоне было предостаточно для всей команды. Ираклий, судя по всему, и так знал, куда и зачем едет украинская «сборная». Ефим по молодости лет все еще радовался участию в любых операциях, как серьезных, так и несерьезных. Димка Рублев, боевой маг-оборотень, как всегда остался невозмутим. Подумаешь, еще одно дельце! Симонов был рад сбежать из Винницы, из-под каблука ведьмы-начальницы, ну а Швед с Турлянским последние годы всегда прикрывали Лайка, в любом начинании. Так что все было воспринято спокойно и деловито. Разве что Арик Турлянский выразил мысль: дескать, на такое мероприятие неплохо бы захватить опытную ведьму, на что Лайк, приподняв бровь, вопросил: «Я что, больной, соваться в дело без ведьмы? Ведьма будет. Но вот еще и ехать в ее компании – нет уж, увольте! Лариску я отправил отдельно».
С этим никто и не подумал спорить – опытная ведьма в попутчиках никого не вдохновляла. Тут и молодые-то женщины через одну стервы, а уж достаточно долго пожившая Иная… Бр-р-р-р!!!
В дороге соблюдали дежурное правило: никакой лишней магии. Зачем магия, если и обычным порядком все идет как нельзя лучше? Билеты всегда есть, в аэропорт доставил Платон Смерека, вещей у каждого самый минимум: самая объемная поклажа у Шведа – кожаная сумочка с ноутбуком. Швед его даже в гонки всегда берет. В «Дьюти Фри» прихватили по вкусу напитков, дабы не скучать час до Москвы. Прессу раздали в салоне «Боинга-737» компании «Трансаэро». Сколько их было в жизни каждого дозорного, подобных рабочих перелетов? Правда, даже в советские времена, когда с треском развалившееся на банановые державы СНГ еще было единым и неделимым Союзом Советских Социалистических Республик, приходилось перемещаться в основном по Украине. В Россию и уж тем более в другие места заносило очень редко. Лайк такие случаи помнил, да Ираклий – тогда он еще активно работал в Дневном Дозоре. А сейчас… Изредка сотрудничал. Пару раз приходилось вылетать на внешние миссии Арику Турлянскому. Остальные богатым опытом действий в других краях похвастать не могли – особенно Ефим, который и в своем-то родном Киеве еще не успел как следует повоевать.
Москва встретила их гомоном и суетой. Вот, вроде бы, и Киев город не маленький, а все ж не сравнить его с бурлящей и спешащей неизвестно куда Москвой. Как сказал когда-то старинный приятель Лайка и Артура-Завулона: «Велика Россия, а Москва еще больше!» Невзирая на явную протокольную ошибочность, было в этой фразе нечто сакрально-истинное.
Киевскую команду встречали: подпустив в ауру Тьмы, прямо в зале прибытия к ним немедленно подкатился мрачноватый субъект, в сумраке определенно смахивающий на большую человекоподобную ящерицу.
– День добрый, коллеги! Я – Шагрон, Иной, Темный, сотрудник Дневного Дозора Москвы. Шеф велел вас встретить и поселить. Машины на стоянке.
Лайк благосклонно кивнул: веди, мол.
На стоянке ожидали аспидно-черный BMW и Mitsubishi цвета кофе с молоком.
– А что, вас разве не восьмеро? – немного удивился Шагрон.
– Один из нас предпочел путешествовать самостоятельно, – светски пояснил Лайк.
Принятый в полете вермут настроил его благодушно.
Встречающие объяснением вполне удовлетворились.
– Сначала – на регистрацию, – предупредил Шагрон. – Где-нибудь в центре в гостиницу заскочим.
Расселись по машинам.
Уже когда выезжали с территории аэропорта «Внуково», Лайк обернулся к сидящим позади Ираклию и Арику:
– Наблюдателей заметили? – осведомился он с явным интересом.
Ираклий усмехнулся в усы; Арик меланхолично кивнул.
– Бдят, – осклабился Шагрон, небрежно ворочая рулем. Водил он очень классно. – С этими питерскими чудотворцами и нам житья не стало. Плюнуть некуда, обязательно в Светлого попадешь. Я бы и сам с удовольствием съездил в Питер, да шеф запретил любую самодеятельность…
– Ничего, – миролюбиво заверил Лайк. – Мы разберемся. Не впервой.
– Как там Киев-то? – поинтересовался абориген.
– А что ему сделается? Стоит. Хранит равновесие.
– Хороший город, – сказал Шагрон. – Бывал я там когда-то. Шеф-то ваш как, хвосты попусту не крутит?
– Не, – ничуть не изменившись в лице ответил Лайк. – Нормальный мужик наш шеф. Жить можно!
– Это главное, – удовлетворенно кивнул Шагрон.
Арик позади негромко фыркнул и подумал: «А вот Светлый не преминул бы поставить в известность, что именно он и является шефом Киевского Дозора, чтоб москвич присмирел и зауважал… Точно, не преминул бы!»
За ни к чему не обязывающей болтовней прорвались в центр; вечерняя Москва была укупорена на совесть: чуть ли не на каждой магистрали плотная многометровая пробка. Но Шагрон на совершенном автомате расчищал дорогу, не прекращая при этом рассказывать Лайку, что в «Пятом океане» по-прежнему подают прекрасных морских волков, которые на самом деле обыкновенные вареные раки, и что югославские вина в «Белграде» как и раньше чудесны. Кофейный Mitsubishi следовал в кильватере будто приклеенный.
Регистрацию прошли в одном из больших модерновых отелей, фасад которого был обильно украшен рекламой всего чего угодно, включая родимое пиво «Оболонь». Светлые держались корректно и настороженно – как всегда. Можно подумать, Темные только и ждут удобного случая, чтобы насолить и подпортить им жизнь. Смешно. Из всей киевской команды разве только Ефим не смеялся в душе – он еще слишком плохо знал Светлых. Но внешне каждому приходилось сохранять солидное спокойствие.
Легко считав остаточные следы знакомой ауры, Лайк понял: ведьма Лариса (для молодняка – Лариса Наримановна) уже успела побывать и пройти регистрацию здесь же. Ну да, хорошая ведьма видит на несколько ходов вперед и просчитать наиболее вероятное место регистрации способна без труда даже в случае, когда Лайк с командой еще сами толком не знают, где это произойдет. Впрочем, Лайк и не пытался определиться с местом регистрации, целиком полагаясь на провожатых, так что скорее всего Лариса обрабатывала Шагрона. Да настолько виртуозно, что тот ничего и не заподозрил.
Процедура была рутинной и скучной. Назваться, обрисовать цель визита, впитать кожей российскую транзитную печать с правом бессрочного посещения Санкт-Петербурга, вежливо и кисло улыбнуться Светлому чиновнику… И с облегчением вернуться к автомобилям.
– Ну, – усевшись за руль и трогаясь спросил Шагрон, – теперь вас отвезти в ресторанчик какой, а? Или сразу к ночлегу?
– А где предстоит ночевать? – лениво поинтересовался Лайк.
– О, в весьма неплохом месте, – Шагрон уже вовсю рулил по Моховой. – Новый жилой комплекс на берегу Москва-реки. «Ассоль» называется. Элитный. Охрана, сервис, торговый центр, почтовое отделение – все как положено.
Арик Турлянский мысленно улыбнулся: ночью им нужнее всего будет именно почтовое отделение, как же…
Невозмутимый и обстоятельный Лайк все так же лениво взглянул на любимую карманную луковицу.
– Знаешь что? Ты оставь нам явки и пароли. А мы просто побродим. Ногами.
Шагрон немедленно притормозил и, порывшись в бардачке, извлек визитку:
– Проще всего так: вот вам мой мобильник. Как решите возвращаться, звоните, я вас подберу и доставлю. Пойдет?
– Пойдет.
– Российские у вас есть?
– Российские что? Паспорта? – не понял Лайк.
– Рубли.
– А… Найдем, не парься. Спасибо, Темный. Жди звонка.
Шагрон только кивнул. Даже не ответил обычным «пожалуйста». Ибо зачем? Собеседники ведь тоже Темные, им вежливые расшаркивания ни к чему.
Бродили украинские легионеры до темноты. То есть, они не только бесцельно бродили: заходили на кофе и чего покрепче в кафешки, которых в центре Москвы было не счесть, поужинали в уютном ресторанчике «Эстерхази» на Маросейке, навестили знакомую ведьмочку Лайка на Малом Власьевском переулке, пошлялись по испортившемуся Арбату и таки нашли его действительно испортившимся, послушали поющих-пляшущих напротив «Союза» латиносов в пончо и соломенных шляпах. Пели и плясали латиносы замечательно, а играли так и вообще виртуозно. Лайк не удержался и подпел им «Qori pankarita» на отличном испанском, за что сорвал заслуженные аплодисменты остальных зрителей. В общем, к моменту вызова Шагрона украинцы пребывали в прекрасном расположении духа и продолжение праздника по месту ночлега каждый считал само собой разумеющимся.
Погрузившись во все те же BMW и Mitsubishi, понеслись по ночной Москве. Пробки на дорогах к этому моменту уже успели рассосаться, поэтому лидирующий Шагрон гнал так, что дух захватывало, а водитель второй машины – Дениска – Шагрону в мастерстве ничуть не уступал, а потому не отставал.
– В Строгино, что ли, едем? – поинтересовался Лайк, когда пролетали мимо Щукинской.
– Не. Перед мостом наша «Ассоль». Как раз на берегу.
– Не помню что-то, – Лайк наморщил лоб. – Справа или слева?
– Справа, – ответил Шагрон, сворачивая.
– Там ведь корты какие-то были раньше…
– А теперь – «Ассоль». Я ж говорю, новый комплекс, недавно отгрохали. Там еще даже не все квартиры отделать успели – некоторые так бетонными стенами и светят.
– Ишь ты! – покачал головой Лайк. – Шустро тут у вас в Москве оборачиваются.
– Могут, когда хотят, – вздохнул Шагрон. – Да уж.
Машины они оставили на гостевой стоянке, у въезда в подземный гараж. Рядом высился подсвеченный купол автоматической мойки. Прошли по мощеной плитками дорожке к остекленному входу, у которого дежурила перед мониторами охрана. Шагрон с охранниками перемолвился парой слов и всех беспрепятственно пропустили в холл. В холле каждый угол был занят кадкой с растениями, имелись необъятные диваны, а площадка перед лифтами живо напоминала размерами баскетбольную площадку. Лифт тоже был под стать остальному – зеркала, пластик, хром, кондиционер. Арику Турлянскому подумалось, что здесь уместнее смотрелись бы моложавые подтянутые люди в дорогих костюмах и модных галстуках, нежели разношерстно и довольно просто одетая команда Лайка. Впрочем, Арик заметил как настороженно-презрительный взгляд охранника разом разбился о холодный, аристократический, высокомерный прищур Лайка. Охранник мгновенно ощутил ПОРОДУ. Голубую кровь. И мгновенно признал за гостями право одеваться так, как они пожелают.
На десятом этаже лифт плавно остановился и услужливо раздвинул створки. Лестничная площадка тоже напоминала размерами баскетбольную площадку. Шагрон немедля направился к самой роскошной двери и целую минуту отпирал ее.
– Может, проще через сумрак? – не утерпел Ефим, но, наткнувшись на остаточный прищур Лайка, тут же осекся.
– Светлые пусть через сумрак ходят, – не оборачиваясь обронил Шагрон. – А мы – Иные честные. Прошу!
Он распахнул двойные бронированные двери и изобразил жест гостеприимного хозяина.
Квартирка была отделана под имеющего неплохой вкус новораша. Все дорогое, но без показной позолоты. Стильно, функционально и с размахом.
– Неплохо, – с ленцой оценил Лайк, озираясь. – Кто это из ваших расстарался?
– Служебная, – вздохнул Шагрон. – Для вип-персон. Людей, разумеется, не Иных. Своих мы обычно в гостинице при офисе принимаем, но сейчас…
– Я знаю, – спокойно перебил Лайк. – Нас посетит кое-кто из Светлых.
– Точно, – с облегчением подтвердил Шагрон. – Шефа в Москве нет, Гесерова свора лютует, как-то все неспокойно, елы-палы. Вот и пришлось.
– Ладно, переживем, спасибо, – подытожил Лайк.
– Если что, жратва в холодильниках, выпивка в барах… План квартиры вон, на простеночке. Так что не заблудитесь.
– Не заблудимся.
– Отдыхайте. Ключи вот кладу, на полочку. Завтра звоните, отвезем вас куда нужно. Пошли, Дениска!
– Всего хорошего, коллеги! – попрощался и Дениска.
Гости уже успели разбрестись по квартире, в просторной прихожей остался только Лайк с сигаретой наперевес да Арик Турлянский.
Двери с приглушенным лязгом отгородили их от внешнего мира.
– Ну, что, Арик? Ищи ближайший бар! – скомандовал Лайк, озираясь в поисках пепельницы. Таковая нашлась в образе узкой серебристой урны с сеточкой сверху и щелью сбоку.
Турлянский охотно подошел к плану.
– Ух ты!!! – послушался откуда-то издалека восторженный голос Симонова. – Лайк!!! Тут рояль!!!
С противоположной стороны раздался утробный, практически неслышный гул включенной вентиляции, который почти сразу затих. Потом в самой огромной комнате, больше похожей на помесь студии с залом кафе (только всего с одним столом), вспыхнул приглушенный свет. Ближайший бар Арик обнаружил именно в этой комнате и теперь критически осматривал ассортимент, щурясь и слегка искривляя губы. Тут же в углу стоял белый концертный рояль фирмы «Bechstein», рядом на специальной подставке примостился модерновый клавишный японец с ритм-автоматом, эдакая доска с клавишами и встроенным оркестром. В углу угадывался чехол от саксофона, надо думать, тоже не пустой.
Пыхнув сигаретой, Лайк уселся за рояль. Ефим прикатил из-за стойки сервировочный столик. Симонов озаботился тарой и теперь сосредоточенно шарил по настенным шкафам кухни. Ираклий экспериментировал с огромным телевизором, благоразумно отключив звук: Лайк не любил, когда ему мешали музицировать. Димка Рублев поставил завариваться чай – в самый большой чайник, который обнаружил в сервизе – и оккупировал кресло, здоровенное и массивное, под стать квартире. Швед пытался справиться с нетипичными запорами на балконной двери.
Минут пять ушло на общее шевеление; потом столик был успешно сервирован, телевизор неслышно зафонил обычной бестолковой рекламой. Лайк курил и наигрывал, иногда сваливаясь в басовые синкопированные проигрыши, а свободной рукой в эти моменты тянулся к стакану, цинично поставленному прямо на рояль. Остальные разместились кто в креслах, кто на принесенных пуфиках, а Швед так вообще на полу, подстелив под бок пушистый коврик.
Потом Лайк вдруг неожиданно оборвал этюд на полуноте и крутнулся на табурете, поворачиваясь к команде лицом.
– Ну, что, Иные? У кого какие мысли будут? Как нам этих питерцев осатанелых уму-разуму учить?
– Для начала их нужно найти, – проворчал Димка, елозя ногтем указательного пальца по узору большой чашки с чаем. Узор напоминал восточный орнамент на каком-нибудь реликтовом ковре.
– Да найти-то их как раз не проблема, – с ленцой сказал Ираклий. – Следов они оставляют уйму, по записям видно. В сумраке такая цветомузыка пропечатывается, что ой. Я думаю, нужно определиться тактически. Давить их поодиночке или подловить всех скопом и устроить… Варфоломеевскую ночь.
– Поодиночке – долго, – отрезал Лайк. – Инквизиция ждать не намерена. Да и Светлые… настроены нехорошо. Я даже больше скажу: Артур нам в сущности доверил отстоять баланс сил в России-Украине-Белоруссии. Не справимся – Светлые получат кучу привилегий, смогут совершить массу воздействий самых высоких уровней, а это сами знаете чем чревато. Москвичи только-только из ямы выбрались после истории с той волшебницей и ее гипотетическим дитятком – и на тебе опять… Так что хотим, не хотим, а действовать будем быстро. И решительно. Передавим их как клопов и все дела.
– В каком смысле – передавим? – уточнил Симонов, поправляя сползшие с переносицы очки.
– В прямом. Поймали – развоплотили. Поймали – развоплотили.
– А Инквизиция разве не собирается их судить? – искренне удивился Ефим.
– Инквизиция судит только тех, кто формально поддерживает Договор, а на деле нарушает его. Тех же, кто Договор с самого начала отвергает, Инквизиция ликвидирует. В данном случае, нашими руками.
Лайк как всегда был немногословен и безжалостно точен в формулировках.
– Значит, – меланхолично заметил Ираклий, – нужно сразу ехать к месту их шабашей, выждать ближайший и всех давить. Потом прошерстить Питер и окрестности на предмет уцелевших – думаю, по ауре мы их быстро вычислим, эта публика не умеет затаиваться. Потом контрольное ожидание – и привет. Конец делу.
– Шабаши черные устраивали в Разливе, – начал было Лайк, но его развязно перебил Симонов:
– Часом, не у Ленина в шалаше?
– Нет, – ответил Лайк невозмутимо. – Но довольно близко. Кстати, чтоб ты знал: пресловутый шалаш стоит в мертвой точке. Магия там почти не действует. Кто-то с умом ставил.
– А что ты имел в виду, когда говорил, что к нам пожалует кто-то из Светлых? – поинтересовался Арик.
– Да то и имел. Кто-нибудь обязательно явится. Причем, из верхушки. Наставить и вразумить. Ну, и заодно нас прощупать, не вынашиваем ли мы коварных планов.
Рублев фыркнул в чашку:
– Можно подумать, мы посвятим их в свои планы.
Лайк искривил уголки рта:
– Светлые любят считать себя очень хитрыми, осторожными и предусмотрительными. И не нужно разуверять их. Кроме того, может пожаловать Инквизиция. Как-никак у нас официальная миссия под тройным патронажем, такое не каждый день случается. Так что, всем молчать с умным видом, а говорить мы с Ираклием будем. Понятно? Дополнительных щитов не ставить. И… не выделываться, ясно? Даже если пожалует кто-нибудь слабый. Сейчас главное – никаких конфликтов.
– Да понятно, понятно, – пробурчал Симонов. – Что ты нас как детей наставляешь?
– А вы дети и есть, – холодно ответил Лайк. – Причем, не шибко послушные. Ладно, Арик, что ты там навыбирал? Наливай.
Все оживились. Звякнула посуда, вилки потянулись к нарезанным закускам. Швед наконец справился с хитроумными запорами, со второго захода, и в комнату ворвалось ночное лето, более теплое, чем кондиционированный воздух квартиры, напоенное запахами большого города и пропитанное звуками дома у реки. Еле слышно плескала вода о набережную; звук доносился даже на десятый этаж. Где-то выше лаял на балконе пес. А еще по соседству знакомо бу́хала бас-гитара: бархатисто, мощно. Лайк и Швед тотчас навострили уши.
Потом бас ненадолго смолк, но буквально через несколько секунд раздался характерный счет ритм-автомата и заиграл явный сэмпл. А бас вплелся в него, заслонив скупые машинные квадраты. И зазвучала песня, совершенно незнакомая. Нечто откровенно панковское, эпатирующее – с разухабистой мелодией, нарочито дешевеньким звучанием и намеренно плохо зарифмованное, но вместе с тем довольно забавное:
Разбился об стену –
Мозгами хлюпни,
И кости в канаву –
Кричи не кричи.
Вы труп не видали:
Глаза на стекле,
Рука на педали,
Нога на руле.
Кошмар в извращенном аду!
На втором плане кто-то азартно помогал вокалисту совершенно не имеющими отношения к тексту возгласами, далеко не всегда членораздельными.
Водил он машину
В различных краях,
Теперь, вот, и шины,
И жизнь потерял
В больнице распяли
Врачи на столе…
И все же собрали,
Но монстра уже
О ужас в извращенном аду!
– Во, дают! – заценил Ефим. – Панкуха конкретная! Зашибись!
Меж тем неведомые музыканты продолжали историю зомбического шофера:
Он сел за баранку,
Андроид такой,
И сразу на гонку –
Как будто живой
Машины сбивая,
Летел, как стрела,
И скорость убила
Его тормоза
Кошмар в извращенном аду!
Хотел разогнаться
Еще он быстрей,
Но поршень сломался –
Спасайся скорей!
В натуре, ужасен
Был путь тормозной:
Его завершали
Сосна за сосной!
Его завершали сосна за сосной!
Это «сосна за сосной» прокричали с таким драйвом и увлеченностью, что захотелось то ли подпеть, то ли вскочить и куда-то бежать, бежать…
А песня тем временем свалилась в веселенький повторяющийся квадрат с еще более содержательным текстом:
На тракторе по минам!
На тракторе за пивом!
На тракторе за водкой!
На тракторе по рожам!
На тракторе по бабам!
На тракторе по трупам!
На тракторе по шпалам!
На тракторе по небу!
На тракторе по лесу!
На тракторе по лужам!
На тракторе по струнам!
На тракторе по монстрам!
Учитесь в институте!