- О чем ты задумался, Али-Рыбак?
   - Спрашиваю себя, почему ты решила пойти за меня?
   - Мы полюбили тебя. Еще до того, как увидели тебя, мы полюбили тебя, как прекрасный, неповторимый, мистический сон.
   - А ты, единственная Дева города, ты любишь меня? Ты сама полюбила меня?
   - Разве надо спрашивать у Девы, одной-единственной среди всех мистиков, любит ли она Али-Рыбака, само знамение этого времени?
   Она покраснела и, целомудренно опустив взор, умолкла. А в душе продолжала: "Это был ослепительный свет, рождающийся на полюсе, который, семь раз облетев землю в сопровождении гурий и гениев, опустился в долину и стал нимбом вокруг его головы. Он обошел семь городов, взял их в свои руки и соединил их всех. Полюс обрушился, гора растаяла. Он и его нимб превратились в ослепительный свет и вознеслись к небесам.
   А Али-Рыбак тем временем вопрошал свое сердце, ища там хоть какой-нибудь след от своего удивительного странствия. "Нет, - говорил он себе. - Ни малейшего следа не осталось в моем разбитом сердце: ни ненависти, ни унижения, ни попранной гордыни. Мое большое сердце стало еще больше, как полноводная река, вобравшая все свои притоки и затопившая все трещины, которые покрывают землю. По доброте своей, ты хотел немного порадовать душу Его Величества, исполненную ненависти к врагам. Но хотя тебе пока и не удалось сделать этого, судьба принесла радость твоему сердцу, подарив тебе в жены самую прекрасную Деву города Мистиков. Все королевство будет на этой свадьбе. Ты потерял руку, но приобрел опыт. Сердце твое наполнилось чистотой. Так наслаждайся! Радуйся! Ведь судьба есть не что иное, как твое сердце!"
   - Занимается день, и на холмах не видно никаких следов. Наверное, они укрылись в окопах. Странные захватчики! Почему они прячутся вместо того, чтобы атаковать!
   - Днем мы узнаем всю правду.
   26.
   - Как вам удалось проникнуть в осажденный город? - спросили мистики у главы прибывшей делегации докторов. Тот, улыбаясь, ответил:
   - Вы думаете, что Гордый город стал бы рисковать жизнью тысячи докторов с тысячей помощников, отправив их без охраны в этом мрачном королевстве? Успокойтесь, ваш город не окружен. Это мы установили наблюдательные посты на случай, если тираны вздумают напасть на нас.
   И доктора принялись за работу, символически начав с семи молодых людей, которые были избраны для бесплатного лечения. Глава докторов передал им шприцы с лекарством и перепоручил их заботам своих помощников, единственных, кто знал, куда впрыскивать лекарство.
   - Проявите волю! Иначе лекарство будет действовать медленно или совсем не будет. Проявите волю, ведь в мире нет ничего прекраснее, чем зрение, сказал глава докторов, а потом подал знак Али-Рыбаку и Деве, чтобы они подбодрили юношей.
   - То, что говорит главный доктор наших друзей - сущая правда, заговорила Дева. - В мире нет ничего лучше, чем видеть все в истинном свете. Даже для мистика, наделенного даром ясновидения! Видеть глазами - это самая прекрасная способность человека. О угнетенные мистики, обретя зрение, вы победите всех своих врагов!
   Сказав это, Дева кивнула Али-Рыбаку, который, хорошенько поразмыслив, начал так, стараясь приободрить слепых:
   - О мистики, одолейте своих врагов, глядя им прямо в лицо.
   Но мистики, погруженные в свои мысли, ничего не ответили. Тут послышался голос подъехавшего всадника:
   - Тираны! Тираны наступают с Севера!
   Глава делегации тотчас же отдал приказ докторам и их помощникам взяться за оружие, чтобы быть готовыми отразить атаку нападающих, если сторожевые посты станут просить о помощи.
   - Мы ждали, что первая атака будет мощной, не надо ничего бояться, сказал глава делегации докторов двум своим помощникам, а всадник во весь опор поскакал назад.
   - Солнце! Я вижу солнце! Какое чудо, мистики! - закричал один из юношей, к которому вернулось зрение.
   Он встал, воздел руки к небу, при этом пальцы его рук были скрюченны так, словно он хотел кому-то свернуть шею. Потом, сделав несколько кругов по площади, он упал ничком, чтобы спрятать свои глаза, ослепленные солнцем.
   Второй юноша тоже начал бегать по площади, крича:
   - Свет, настоящий свет, тот, что сверкает и ослепляет вас, слепые!
   Очнувшись от оцепенения, слепые воскликнули в один голос:
   - О да, какое сияние! Мы тоже видели и продолжаем видеть его.
   Доктора и их помощники трудились, не покладая рук, в то время, как глава делегации вместе с Девой и Али-Рыбаком с высоты сторожевой башни следили за битвой, которая разворачивалась среди холмов. По плану обороны, который хранился в глубокой тайне, только средние посты сражались с армией тиранов. Тираны наступали по центру. Ну что ж! Пусть все они погибнут! А если вторая армия станет наступать где-нибудь в другом месте, то она столкнется с другими отрядами.
   - Странный бой! - заметили Али-Рыбак и Дева, - нападающие в масках повернули от главной цели, и в этом была их ошибка: вместо того, чтобы проникнуть в город с другой стороны, они попытались наказать тех, кто дразня, отвлекая их, вставал у них на пути - так бой разгорелся прямо на сторожевых постах. Оборонявшиеся избрали необычную тактику: сначала они не отвечали на шквал огня захватчиков, заставив их поверить в свое мягкое сопротивление и подойти основной массой поближе. И вот тогда они начали уничтожать атаковавших каким-то совершенно удивительным оружием: это был ни лук, ни ружье, ни копье, а... черный дым, попав в который, захватчики вместе с лошадьми без чувств валились на землю. А люда в ярко-желтых одеждах выходили из окопов и пещер, связывали их веревками попарно, срывали маски у них с лиц и оставляли их на площади, чтобы приняться за следующих.
   Предводитель тиранов был вне себя от гнева: он приказал другой половине своей армии разом атаковать посты, сковать их действия, освободить своих товарищей и отбить лошадей, которые скакали по горам и долам. Но все напрасно, потому что, попав в полосу дыма, лошади тиранов падали на землю с всадниками, словно бараны на заклании, и бой очень скоро завершился. Люди в желтых одеждах пришли покрепче связать своих противников.
   - Вы - непобедимы, именно потому вас и называют Врагами, - заметил Али-Рыбак.
   - Да, мы непобедимы, когда на нас нападают, - живо откликнулся глава делегации докторов. - И гордимся этим. Если бы мы не были так сильны. Дворец никогда бы не вернул нам коня и мула, владельцы которых ему хорошо известны.
   Он подал Деве знак проводить его туда, где делали операции мистикам. Дева ступала тяжело и медленно, словно отягощенная тяжелыми думами. Видения переполняли ее душу. "Город Мистиков пока еще не стал символом открытого вызова, - размышляла она, - но все же тираны уже отдают ему должное. Через два дня мистики вновь обретут зрение и смогут взглянуть в лица жизни. Отныне Дворец еще долго будет думать, прежде чем решиться на месть, но если он решится на это, то уничтожит нас. Да, конечно, нас лечат враги Дворца. Наша молодежь отправляется в город Врагов. Доктора приезжают, чтобы выступать на площади. Тысячи всадников в масках попали в плен на наших холмах, а, значит, и наш город стал тоже враждебным Дворцу. Будут ли довольны мистики этим новым положением? Будут ли защищать его, как, каким способом? Будут ли защищать себя от угрозы полного уничтожения?
   - Думаю, что через два дня мы закончим, - сказал глава делегации докторов, когда они поднялись на последнюю ступеньку. Все промолчали в ответ. Мгновение спустя Али-Рыбак спросил его:
   - Куда уведут пленников?
   - В Гордый город на перевоспитание, поскольку наша миссия не позволяет нам убивать врагов.
   Внезапно голос его потонул в криках, доносившихся с площади.
   - О сверкающий свет! О настоящий свет! Теперь, когда мы лучше видим тебя, мы сможем открыто бросить вызов нашим противникам, - ликовали мистики.
   27.
   На центральной площади Али-Рыбак сообщил Деве и мистикам о решении, которое внезапно пришло к нему: он должен немедленно отправиться в свой город, взять удочку и спуститься к реке - если судьба что-то и уготовила ему, то это должно непременно свершиться в шесть дней перед свадьбой. Его обет не таил в себе ни вызова, ни чувства мести, ни корысти, а шел (R)т доброты души, и потому ему суждено было сбыться. Да и, по правде говоря, первый его обет так и остался невыполненным. Конечно, судьба подарила ему самую прекрасную рыбу, но он так и не донес ее до Его Величества. Его вины в этом нет, но все же он полностью в ответе за происшедшее, и принимает это, как должное.
   Посоветовавшись в начале между собой, а потом с главой делегации докторов, партизаны, которым было поручено следить за этим делом, сошлись на том, что Али-Рыбаку не стоит терять впустую шесть грядущих дней, иначе, пребывая в бездействии, он, как и любой человек, мог забыть обо всем на свете.
   - Мы одолжим тебе коня, - сказал глава делегации докторов.
   - А мула? - забеспокоился Али-Рыбак. - Вы нам больше не доверяете?
   - Дадим тебе и мула. Главное, все сделать быстро, чтобы свадьба состоялась в назначенный срок.
   - Сердце подсказывает мне, что это займет не больше двух дней.
   - Но, Али-Рыбак?.. - целомудренно спросила Д°за.
   - Сияющий свет, ты сможешь семь раз облететь вокруг земли, откликнулись ей за него мистики.
   Как только Али-Рыбак покинул город, в путь тронулись два всадника: один - посланный главой делегации докторов в сторону Гордого города, другой - направленный комиссией, чтобы следовать за Али-Рыбаком и в случае необходимости прийти ему на помощь.
   Второй всадник вначале ехал перед Али-Рыбаком, потом сбавил ход, чтобы тот догнал его. Войдя к нему в доверие, он спросил:
   - Откуда ты появился, всадник? Здесь так безлюдно!
   - А ты сам? Почему путешествуешь в одиночестве? Так не годится. Это тебе не рыбалка.
   - Ты, наверное, рыбак. Я чувствую, что мы сойдемся, мне нравятся эти люди.
   - Я - Али-Рыбак. Слышал обо мне?
   - А как же! Али-Рыбак, добрый и честный подданный. Как мне повеяло, что я познакомился с тобой! Все кругом говорят о тебе. Всех детей, рожденных в эти дни, назвали твоим именем - Али. Когда же ты вернулся из Дворца?
   - На самом деле я туда не дошел.
   - Повсюду рассказывают, что тебе удалось пройти через семь сторожевых постов.
   - Я так и не добрался до хозяина Дворца.
   - Жаль, что с таким великолепным подарком тебе так и не удалось попасть к нему. В чем тебя там обвинили? В колдовстве или в попытке отравить Его Величество?
   - Нет, ни в чем, - ответил Али-Рыбак, вспыхнув вдруг, и замолчал.
   Всадник сказал себе, что разумнее будет больше не заводить с Али-Рыбаком этих разговоров, чтобы не вызвать подозрений.
   Чуть позже Али-Рыбак пробормотал себе под нос:
   - Его Величество в опасности. Он со всех сторон отражен разбойниками.
   - Всем это давно уже известно. Я еду в ваш город, чтобы посмотреть, можно ли там заняться торговлей.
   - Ну что ж, поедем туда вместе.
   Путники продолжали разговор. Не подавая виду, всаднику удалось немного разузнать, что же мучило Али-Рыбака, и он написал об этом донесение, которое переправил в комиссию через первого же встретившегося им на пути партизана.
   - Мы получили твое приглашение, Али-Рыбак, и решили отправить на твою свадьбу лучших из лучших. Во имя любви к тебе, которую мы храним в своем сердце, скажи нам, кто твои враги, чтобы мы смогли им за тебя отомстить, сказали юноши города Обжор, сопровождавшие Али-Рыбака до тех пор, пока он не нагнал своего спутника, а тот почувствовал себя уверенней лишь, когда увидел., что юноши не замышляют ничего дурного.
   - Надо держаться подальше от города Импотентов.
   - Это тоже мои друзья. Я не боюсь никакого города.
   - Я узнал, что их женщины перевозбуждены. Они теперь больше не ждут, пока мужчины пройдут через их город, а устраивают засады на дорогах. Они напали даже на небольшой отряд всадников в масках, и он исчез без следа. Они дошли до того, что нападают на соседние города. Каждый мужчина, который попадает к ним в руки, обречен, потому что они вытягивают из него всю мужскую силу, потом кровь, прежде чем разорвать его на куски, вырвать сердце и сожрать его под общее улюлюканье.
   - Они, наверное, творят и еще более страшные вещи, ведь в тот день, когда я прошел через этот город, умер тот единственный молодой человек, который был еще в состоянии удовлетворить их, благодаря изобретенному им самим снадобью,
   - Что ты думаешь о такой покорности королю?
   - Я думаю, что Его Величество этого не одобряет.
   - Она сродни любой другой слепой покорности, которая заканчивается точно так же, как в этом городе.
   - Разве ты не предан Его Величеству?
   - Упаси бог, Али-Рыбак! Только я думаю, что Его Величество все это давным-давно уже не волнует.
   За разговором дорога показалась 'двум путникам короче, особенно после того, как Али-Рыбак уступил просьбе незнакомца объехать города стороной. Очень быстро они оказались у ворот города Сдержанности, где Али-Рыбака встретила огромная толпа. Их со спутником проводили до дома, сказав, что пополудни на площадь придут публично исповедаться несколько молодых людей, и что Али-Рыбак непременно должен там быть.
   28.
   Люди собрались на площади, ожидая, как обычно, как чья-то душа обнажится перед ними, раскроется чей-то характер, Достигнув семнадцатилетнего возраста, юноши и девушки города должны были приходить на эту площадь, чтобы признаться: кто - в преступлении, кто - в добром деле, кто - в низости, кто - в подлости, а тех, у кого не хватало на это смелости, продавали в рабство.
   Вперед выступили семеро юношей, неся о собой ребаб, барабан, най /, бумагу, перо, чернильницу, стрелы, ружье, меч и черное знамя, на котором белым была нарисована прекрасная рыба Али-Рыбака.
   - Что вы собираетесь делать? - спросил их старик, который, казалось, не принимал их всерьез.
   Те не ответили, вглядываясь в противоположный конец улицы, ведущей вверх, словно поджидая кого-то. И правда, спустя несколько минут там появился Али-Рыбак со своим спутником.
   - Мы ждали только тебя, чтобы и ты присутствовал на исповеди, единственной в своем роде, какой еще не слышала эта площадь, - поспешил сказать ему один из юношей.
   - Нет. Простите меня. У меня так много дел. Я дал новый обет.
   --------------------------------------------------------------
   I/. Ребаб, най - восточные музыкальные инструменты.
   ----------------------------------------------------------------------
   - Но дело касается тебя самого еще больше, чем твой обет, - настаивал юноша, державший в руках бумагу, перо и чернильницу.
   Али-Рыбак хотел уйти без ответа, но его, как и всех собравшихся, заставил замереть тоскливый звук ная, уносившийся в долину к холмам, кронам пальм, солнечным лучам, проникающим в пещеры, лабиринты подземных тюрем. "Это о моей печали, о моем отчаянии поет най, это моя мольба о помощи", думал каждый про себя.
   Музыканту удалось освободиться от первого чувства скованности, желания во что бы то ни стало увлечь слушателей. Его игра стала проникновенней, притягательней, нежней. Казалось, что чувства вины, несправедливости, унижения, которые тяжелым грузом лежали на сердце, уходили, словно это было прикосновение нежной руки. О! Душу переполняли чувства братства и дружбы! У всех на глазах были слезы. Сначала все плакали молча, потом, волнуясь, все более, тронутые до глубины души, жители города зарыдали в голос, и долго длился этот удивительный концерт.
   Постепенно музыкант перешел к импровизации: он то замедлял ритм, то играл на высоких нотах, а слушатели будто очищались, обретая душевную ясность. Каким облегчением это было для них! Они будто освободились от тяжкого груза. И стали похожи на белый лист бумаги, на котором все можно написать заново. Они перестали плакать и стали смотреть друг на друга, им казалось, что они только что присутствовали при конце света или на похоронах дорогого им существа.
   - Знаете ли вы, что вам рассказал музыкант? - спросил юноша с бумагой, пером и чернильницей в руках.
   - Нет, - ответили ему люди.
   - Это история о трех блаженных голубках, которые с вершины пальмы вещают Господу, что душа имеет конец. Это и нерассказанная история Али-Рыбака, глядевшего на свою руку, отрубленную за то, что ей он осмелился преподнести подарок. Вот это все вам только что и рассказал музыкант.
   Только Али-Рыбак снова собрался уйти, как еще одна мелодия приковала его к земле: зазвучал ребаб. Будто шакал мертвой хваткой вцепился зубами в ягненка, будто змея обвилась вокруг трупа мертвого осла в поле, из которого выходят люди с разорванной грудью, будто торицы выклевали свои собственный яйца, будто трупы, которые еще висят на перекладине виселицы, будто огромные ножи-секачи, обрушивающиеся на руки рыбаков, будто женщины, бьющие себя по лицу, будто льющаяся кровь, младенцы, задохнувшиеся в то время, когда сосали материнскую грудь.
   Мелодия зазвучала громче, ее ритм волновал все сильнее. Музыкант не щадил себя. Неожиданно его напряжение передалось и слушателям, их тела будто свело судорогой, и они начали стучать зубами.
   А мелодия все нарастала... Вот трещины появляются на земле... Из них выползают тысячи змей... Тучи черных мух обрушиваются с небес на землю, заполняя все кругом... Глаза закрываются... Обжигающие языки пламени... Больше ничего не слышно... Больше не видно музыканта... Больше нет ничего, кроме чувств, переполняющих душу. Люди бросаются друг на друга, в ход идут кулаки. Кое-кто падает. Все начинают хвататься за оружие.
   Но постепенно вместе с мелодией напряжение понемногу стало спадать. Люди вновь обрели покой, тревога их рассеялась. Они открыли глаза и стали дышать ровней, спрашивая себя, что происходило с ними несколькими мгновениями раньше.
   -Знаете ли вы, что говорил ребаб? - спросил юноша, который держал в руках бумагу, перо и чернильницу.
   - Нет, Что же он говорил?
   - Он говорил, что наихудшее для побежденного, это стать сдержанным и осторожным, потому что это недостойное поведение: человек, который шагает во мраке, быстро забывает об осторожности. Он либо боится, либо нет. Или же он достаточно смел и ему наплевать на то, что может с ним случиться, или же он трус, и уже в глубине своей души заранее ощущает грозящую опасность. Руке Али-Рыбака, еще дрожавшей на земле, наверное, очень хотелось вернуться на свое обычное место. Она не желала оставаться на чужбине. Сколько горечи он, должно быть, испил, кладя свою руку перед палачом? Для большого сердца не бывает маленьких ран. Когда чувство братства задето за живое, слезы здесь не помогут. Зачем показывать себя осторожным или сдержанным перед лицом ненавистной несправедливости, угнетения и безграничного унижения?
   Али-Рыбак хотел поскорей уйти, пока его не удержали другие мелодии, но вот уже на площади зазвучал барабан, который словно говорил: "Очнитесь! Огонь уже в доме! Бегите сюда! Враг на площади! Он окружает вас со всех сторон! Защищайтесь!"
   Удары барабана становились все яростнее, ритмы сменяли друг друга и через несколько мгновений люди закричали:
   - Где смельчаки?
   - Здесь! Здесь!
   - Лучше умереть, чем жить среди вечного позора!
   - 3а оружие!
   - Хватит несправедливости! Смерть врагам!
   - Никто не имел права отрубать руку Али-Рыбаку!
   - Али-Рыбак победит! Будьте с ним!
   - Али-Рыбак - это все мы! Это прошлое, настоящее и будущее.
   - Пусть тем, кто несправедливо поступил с Али-Рыбаком, самим отрубят руки!
   Крики звучали все громче, люди откликались на удары барабана и, все более воодушевляясь, кричали - одни: "Долой сдержанность!", другие: "Долой Дворец!", а третьи: "Долой короля!"
   Потом внезапно они стали переглядываться, спрашивая себя, что это могло произойти с ними только что.
   - Что же говорил барабан? Знаете ли вы, что он говорил? - спросил юноша, который держал в руках бумагу, перо и чернильницу.
   Никакого ответа не последовало.
   - Я сам объясню вам, что хотел сказать барабан. В ответ - опять молчание.
   - Да ничего и не говорил барабан, уважаемые. Это вы, вы сами говорили. Это ваша собственная речь. Вы помните, о чем вы говорили? Несомненно. И сказали вы это не случайно. Таков урок этой истории: все пережитое, наконец, вырвется из ваших уст, как бы вы не пытались сдерживаться. Знаете ли вы, кто это такие, - спросил он, указывая на вооруженных людей. - Знаете ли вы, кто эти семь юношей, которых вы видите перед собой? Кто мы такие?
   - Нет, - ответил один молодой человек, исполненный неподдельного восторга.
   - Мы - сторонники Али-Рыбака, который, оставаясь самим собой, уподобляется вам, грядущим поколениям. Али-Рыбак готов с неслыханным размахом совершить самое большое чудо.
   - Перед вами стоит лучший лучник, способный своей стрелой муху сразить на лету. А это - лучший стрелок из ружья, его ружье выстреливает семь раз кряду и разит противника сразу с семи сторон. А вот этот человек с нашим знаменем в руках может разогнать в разные стороны семь рядов людей и раскроить череп самому людоеду. Мы пойдем от города к городу и раскроем всем глаза на правду. Рано или поздно Али-Рыбак восторжествует, ведь он - это вы, более того, вы, помноженные на семь.
   29.
   Али-Рыбаку тяжело приходилось удить рыбу одной рукой, да еще и самому ему все казалось, что у него по-прежнему две руки. Но стоило ему попытаться взять какой-нибудь предмет или сделать какой-нибудь жест, например, отмахнуться от мухи, как он возвращался к действительности. Его боль становилась еще острее, когда у него вдруг возникало впечатление, что у него вообще нет рук. Он колебался несколько мгновений, глядя на неуверенно двигающиеся пальцы на конце руки, делавшие жест, который он мог бы сделать отрубленной рукой.
   Только теперь Али-Рыбак открыл для себя то, чему раньше и не придавал значения: оказывается, правая рука так скромно и незаметно брала на себя много важных дел, вместе с тем, он не переставал восхищаться, что и одна-единственная рука еще может играть свою роль: так впервые он развязал свой мешок левой рукой, в первый раз она помогла ему извлечь оттуда все необходимое для рыбалки, нацепила наживку на крючок, подняла удочку и забросила крючок в воду.
   Если бы не воспоминания и облака прошлого, если бы не движения, отработанные до автоматизма, если бы не очень сильное впечатление, что он ни в чем не испытывает недостатка, то Али-Рыбак поклялся бы, что он в первый раз взялся за удочку и что это движение ему совершенно чуждо. Он спрашивал себя, какой вкус будет у рыбы, выловленной одной-единственной рукой. И правда, удастся ли ему поймать хоть какую-нибудь рыбешку? Хватит ли сил на то, чтобы быстро вытянуть из воды удочку и закинуть ее себе за спину с рыбой, трепыхающейся на крючке, еще дышащей, с пурпурно-красными жабрами, которую он подхватит так радостно, словно это первый улов в его жизни? Сможет ли он снова сказать: "Это самая прекрасная рыба, какую только мне удалось поймать за всю свою жизнь".
   Он забросил крючок, с трудом подняв удочку, которая казалась ему все тяжелее и тяжелее. Красный поплавок заплясал на волнах, а перед глазами у него проплывали разные картины, виденные на пути во Дворец, потом постепенно эти видения растаяли...
   - ...Снимите ему повязку с глаз и оставьте нас одних!
   Али-Рыбак узнал голос говорящего, уже до того, как увидел его. "Точно, это его голос, - подумал он про себя. - Это негодяй Месауд. Но что он здесь делает?"
   Не успел он удивиться, как его брат неприязненно бросил ему:
   - Обычно добрые люди никогда не покидают город Искренности. Значит, ты ходишь за нами по пятам?
   - Ах, это ты, Месауд, вор, укравший драгоценности! Так ты был одним из тех трех всадников в масках?
   - А ты что, следишь за нами?
   - Да нет же. Я пришел сюда, чтобы исполнить данный мной обет.
   - Итак, ты хочешь увидеть, как добро изгонит зло? Али-Рыбак против Джабера, Саада и Месауда. Придет день, когда ты во всю глотку заорешь на весь Дворец: "Это воры, убийцы, гоните их прочь из Дворца!" Скажи лучше, что ты метишь на трон. Говорят, все добрые люди охотно считают себя королями, потому что им никто не нужен.
   - Что ты хочешь этим сказать? Что все вы здесь делаете?
   - Тебе это хорошо известно. Ты без конца суешь свой нос не в свои дела. Да что у тебя, бедного рыбака, может быть общего с властью?
   - А какое отношение к власти могут иметь разбойники, погрязшие в преступлениях?
   - Что ты такое несешь?
   - Принимайте мои слова так, как есть...
   ...Али-Рыбак, с трудом удержав удочку, почувствовал, как леска натянулась, и стал внимательно следить за красным поплавком, который медленно передвигался то влево, то вправо, то вперед, то назад, то наполовину погружался в воду, то снова выскакивал на поверхность. Вокруг него на воде появлялись и исчезали круги.
   - Вот она, моя рыба, мой обет исполнится, а уж путь мне известен.
   ... - Мы только слегка предупредили тебя, Али-Рыбак. Как бы не злился человек, но сердце не позволит ему обойтись со своим младшим братом так, как этого потребовала бы власть. Но тебе никогда этого не понять. Исчезни навсегда!
   Они снова завязали ему глаза и заставили прошагать ровно тысячу шагов, прежде чем снять с него повязку посреди огромного зала, в котором было множество огромных ножей-секачей, сабель, веревок и разного рода режущих и рубящих инструментов: топоры, пилы, кинжалы, гильотины.
   - Ты первый, кому удалось войти в этот зал, - сказал один палач Али-Рыбаку.
   - Отруби ему только правую руку, - сказал другой, прибавив при этом. Почему он не попросил, чтобы ему отрубили только один палец, ну, скажем, безымянный или мизинец?
   - Ты что, не слышал? Говорят, он родом из того же города, что и камергер.