Когда Крот вошел со стаканом в комнату, Балашов сидел в прежней позе в кресле и обмахивался газетой. Воду пил долго, со вкусом, обдумывая, как бы забрать у Крота пистолет. Потом встал.
-- Ну, договорились, Геночка. Теперь сиди и жди открытки. Должна быть скоро.
-- Посижу.
-- Кстати, давай я заберу пушку. Ненароком Лизка наткнуться может, пойдут вопросы -- зачем да почему.
-- А вы не бойтесь, не наткнется. Я ее теперь все время при себе ношу, -- и он похлопал себя по заднему карману брюк.
Гвоздь не от той стены
Тихонов стряхнул с плаща дождевые капли и небрежно бросил его на стул. Усаживаясь на край своего стола, спросил Сергея:
-- Можете дать новые показания по делу подпольного концерна "Джага энд Ко"?
-- Судя по выражению лица, ты такими показаниями тоже похвастаться не можешь, -- хитро прищурился Приходько.
-- Не говори уж, отец. Давно я так сильно не загорал.
-- А все-таки?
-- А все-таки? -- задумчиво переспросил Тихонов. Потом грустно усмехнулся: -- Если бы твоя тощая грудь была закована не в мундир, а в жилет, я бы, ей-богу, оросил его своими слезами...
Они ходили по тонкому льду шуток, подначивали друг друга, ехидничали, и Приходько видел, что Тихонов ужасно устал за эти дни.
-- Если понадобится что-нибудь из дефицитной часовой фурнитуры, прошу ко мне, -- сказал Тихонов. -- Дружу с широким коллективом мелких спекулянтов.
-- Среди них хромых нет случайно?
-- Нет. Но мне кажется, что нашего Хромого там ни случайно, ни нарочно не найдешь.
-- Это почему?
-- А вот почему. Я же ведь не только знакомился там со спекулянтами. Я еще много беседовал с ними потом. Прямо жутко, аж скулы болят. Все это мелочь, бакланы. По штучке торгуют -- украл, купил, перепродал. Но состав у них очень ровный: пьянчужки жалкие какие-то. И откуда они у нас только берутся? Прямо как василиски из заброшенных колодцев. Я уверен, что никто из них такой операции -- украсть и перепродать большую партию деталей -- не может. Да там о таких количествах и слыхом не слыхали. И я убежден, что эта линия -- вообще гвоздь не от той стены. Эту версию, считай, мы уже отработали.
-- Ну, а Джага как себя проявляет? Ты ведь собирался глаз с него не спускать.
-- А как же! Бдим неукоснительно... денно и нощно... Я даже дневничок на него завел, -- Тихонов приподнял со стула мокрый плащ, встряхнул его и извлек из бокового кармана записную книжку. -- Можешь полюбоваться на моего подшефного.
Сергей раскрыл дневник.
"Вторник, 7 час. 30 мин. М. вышел из дому и приб. на раб. В 15 час. 30 мин. вышел с завода. На площ. Белорус, вокзала у нов. метро встретился с двумя неизв. мужч., с котор. приобрел в угловом "Растр." бутылку водки и тут же, около газировщицы, распил водку, после чего пошел на Б. Грузин, ул. Во дворе своего дома около 30 мин. играл в домино с соседями, потом вчетвером купили одну бут. водки и четвертинку, распили. В 18 час. М. ушел к себе домой и больше на улицу не выходил".
"Среда. 7 час. 30 мин. М. из дому напр, на завод. После работы выпивал на троих в угловом "Растр.", потом играл в домино... и т. д."
"Четверг...
...потом играл в домино..."
-- Да-а, прямо скажем, насыщенно живет наш клиент, позавидуешь, -Приходько улыбнулся и покачал головой. -- А какой поток информации о его связях! Каждый день новые люди из числа случайных собутыльников, и, как на грех, ни одного хромого... И все-таки, Стас, ты его из поля зрения не выпускай...
Думай, голова, картуз куплю
К вечеру снова пошел дождь. Щетки на лобовом стекле неутомимо сметали брызги, но, покуда они делали следующий взмах, вода опять заливала стекло. Негромко мурлыкал приемник. Балашов покосился на Джагу:
-- Спишь, что ли?
-- Да что вы, Виктор Михалыч! Думаю.
-- Думай, думай, голова, картуз куплю. Если придумаешь что-нибудь толковое.
-- В том-то и закавыка, что ничего толкового в голову не приходит.
Балашов добро улыбнулся:
-- В такую голову -- и ничего не приходит! Поверить трудно.
-- Да вы не смейтесь, Виктор Михалыч, там сейчас действительно пылинку не пронесешь. После собрания этого вахтеры прямо озверели. "Нашу, -говорят, -- профессиональную честь задели!" Вот дурачье, какая у них там профессия!
-- У тебя зато богатая профессия. Без меня, наверное, ходил бы и побирался. Если уж такая у них плевая профессия, ты вот придумай, как их обмануть.
-- Да разве в них дело-то, Виктор Михалыч?
-- А в ком? В дяде?
-- Так в том-то и дело, что после собрания весь народ на заводе взбаламутился. Контроль этот самый, народный, организовали. Учет ввели по операциям. Потом борьба там у них за отличное качество, так смена у смены не только по количеству, но и по кондиции детали принимает. Прямо беда! Близко подойти боязно!
-- Ты, Джага, с точки зрения Советской власти, явление, увы, не только вредное, но и редкое. Весь твой завод на вахте стоит, а для тебя беда!
-- Смеетесь?
-- Уж куда серьезней!
-- Чего же вы тогда себе на подхват ударника ком-труда не приспособите? Раз уж я такое вредное явление?
-- Так это ты для Советской власти вредное явление, а для меня -ничего. Ленив только очень. И трусоват.
-- А кому в тюрьму охота садиться? Вы-то там не были, а я тюремной баланды да рыбкиного супа нахлебался за милую душу. Вон все зубы от цинги выпали,-- показал Джага два ряда металлических зубов.
-- Мне-то хоть не ври. Я же не иностранный корреспондент -- на такую дешевку не клюю. Зубы ты не от цинги и не в тюрьме потерял, а вышибли их тебе разом по пьянке у Хрюни-скокаря.
-- А откуда вы знаете? -- изумился Джага.
-- Раз говорю, значит знаю. Так ведь дело было, а? -- засмеялся Балашов.
Джага хитро улыбнулся, провел пятерней по лысине:
-- Не в этом дело, Виктор Михалыч, вот со стеклами как быть?
-- Это я у тебя хотел узнать, дружище...
-- А никак нельзя спихнуть эту партию без стекол?
-- Ты что, милый, обалдел?
-- Почему? Предложим вместо стекол такую же партию циферблатов -- у нас же лишек есть. Не все ли равно этим барыгам, чем торговать?
-- Ох, Джага, дикий ты человек все-таки! В паспорте часов "Столица" написано черным по белому на русском и английском языках: "Противоударные, пыле-влагонепроницаемые, антимагнитные". Ты как полагаешь, сохранят они все эти свойства без стекол? Или, может быть, не совсем?
-- А нам-то какое дело?
-- Я тебя уже призывал беречь честь твоей заводской марки! И объяснял, что мне нужен полный комплект деталей к "Столице" по каталогу. А зачем, это ты верно заметил, -- не твое дело.
-- Ну, не мое так не мое. Думайте тогда сами.
-- Не груби мне, старый нахал.
-- Я и не грублю. Не знаю я, где стекла взять.
-- А племянница твоя, Зинка Кондратьева?
-- Что вы, Виктор Михалыч, она и говорить со мной сейчас боится! Как вынесли тогда корпуса -- конец! Заикнулся я было, а она -- в рев. "Впутал, -- говорит, -- меня в грязные дела, посадят вас всех и меня заодно. Не подходи ко мне больше". Вот те на! "Скажи спасибо, -- говорит, -- что меня замарал до ушей, а то бы пошла в милицию, первая на тебя заявила".
-- Да-а, интересные дела, -- присвистнул Балашов. -- Ты ей мои деньги все передал?
-- А как же?
-- Что-то я уверенности в твоем голосе не слышу. Ну-ка посмотри мне в глаза! -- стеганул хлыстом голос Балашова. -- Ты что юлишь? Неужто ты надул меня, свинья?
-- Виктор Михалыч, кормилец, без вины я, как бог свят! Все отдал...
Из-за поворота вынырнул самосвал, ослепив их палящими столбами дальнего света. Это спасло Джагу. Балашов вперился вперед, в мутную сетку дождя, просвеченную огнями фар. За эти мгновенья Джага успел прийти в себя, забормотал обиженным голосом:
-- Зря землите меня, Виктор Михалыч! Вы же знаете, как я ценю вашу доброту. Через вас, можно сказать, жизнь увидел, так нешто я позволю себе вас обманывать...
-- Смотри, гад, узнаю, что деньги Зинке не отдал, тогда пощады не жди.
Джага подумал: "Хе-хе, узнаешь! Ты Зинку и в глаза не видел. А деньги все-таки надо перепрятать. С него станется, придет домой, все обыщет. А если она, дура, денег не берет, решила в честные податься, что ж мне, деньги ему назад нести? Мне они тоже лишними не будут".
И в это время его вдруг осенило: "Ой-ой-ой! Деньги сами в руки прут! Пресс же стекольный старый списали недавно, вчера на задний двор выбросили! Если его с металлоломом вывезти? А пуансоны в цехе взять можно!"
-- Виктор Михалыч!
-- Что тебе?
-- А если мы сами отштампуем стекла?
-- Чем? Может, башкой твоей лысой?
-- Зачем башкой? Башка еще нам понадобится. Я лучше придумал.
-- Давай излагай. Может быть, действительно понадобится.
-- У одного моего знакомого есть пресс для штамповки стекол. А пуансоны я достану. Пресс небольшой, как настольная швейная машинка. И работает негромко. Установим у вас на даче и за несколько дней я вам все недостающие стеклышки отштампую. Сырье-то у нас есть.
-- Слушай, видать, что башка твоя еще действительно понадобится. Только варит она уж больно медленно. О чем раньше-то думал?
-- Вспоминал все, как найти его.
-- Вспомнил?
-- Вроде вспомнил.
-- А сколько он хочет за пресс?
Джага почувствовал подвох и развел руками.
-- Так кто его знает? Он же тогда и не думал продавать. Но, думаю, сотни за три я его уговорю. Балашов прищурился.
-- Двести за глаза хватит. Договаривайся. Но смотри: к концу недели чтобы пресс с пуансонами был на даче. Усек?
--: Постараюсь...
-- Вот сюда прямо его и привезешь.
"Волга" въехала в ворота дачи. Отворилась дверь веранды, и в освещенном проеме появилась женская фигура. Прикрывая голову зонтом, Алла помахала рукой.
-- Быстрее, ужин стынет!..
Через несколько дней из ворот часового завода выехала трехтонка, груженная металлоломом. Агент показал вахтеру пропуск: "На базу вторчермета". В кузове сидел Джага, изъявивший вдруг желание подработать на сверхурочных...
Куда уходят поезда метро!
Тихонов и Приходько уселись на мраморную скамейку в конце платформы. Из черного жерла туннеля дул влажный прохладный ветер, чуть пахнущий резиной. Где-то, в самой утробной глубине, еще слабо светились красные концевые огни поезда, с ревом унесшегося мгновение назад.
Сергей достал из кармана пачку сигарет, ловко подбросил одну пальцем и, когда она описала высокую дугу, поймал губами.
-- Здесь нельзя курить, -- сказал Тихонов. -- Метро, техника безопасности, сам понимаешь.
-- Жаль, сейчас бы на холодке самый раз, -- усмехнулся Сергей. Он погремел коробком спичек и положил его обратно в карман. Потом серьезно спросил: -- Стас, ты никогда не думал, куда уходят поезда метро на конечных станциях?
-- Куда? В депо, наверное, -- пожал плечами Тихонов.
-- Наверное. Я еще когда совсем маленьким был, ужасно интересовался этим вопросом. Забавно было бы посмотреть, где они там ночуют, как разворачиваются. Мальчишкой я раз пять пытался туда проскочить -- не выходил из вагона. Дежурные всегда засекали. Так и не посмотрел, жалко.
-- В тебе еще не завершилась мутация. Детство в одном месте играет.
-- Эк ты, брат, научно выражаешься. Тебя бы в лекторы-популяризаторы.
-- Это я у своего шефа нахватался. Любит он иногда важное словечко завернуть. Обратно же, не зря университеты кончали. Латынь даже учили. И вообще, сколько экзаменов сдавали -- жуть вспомнить. Помнишь старика Перетерского: "Английский король сидит на троне, получает жалованье и занимается боксом".
-- Приличное, видимо, жалованье у короля.
-- Король умер. Там королева давно.
-- Знаю. Жалованье-то, наверное, меньше не стало.
-- А ты, Сергей, деньги любишь?
-- Деньги? -- задумался Сергей. -- Наверное, люблю. Пристраститься, правда, не успел -- ни разу у меня их в избытке не было. Я вот сейчас вспомнил, как был в комнате Коржаева после его убийства. Поверишь, мне старика даже жалко стало -- нищета прямо самая настоящая. А потом, когда открыл его тайник, -- ахнул! Представь себе в одном сундуке всю свою зарплату и пенсию до самой смерти. И все у такого нищенького, сирого старика.
-- Ладно. Оставим эти приятные воспоминания до следующего раза. Условный перекур закончен. Как мы дальше этих хромых вылавливать будем, не думал еще? -- спросил Тихонов.
-- Думал. Есть предложение. Большинство работающих на заводе -женщины. Отбрасываем их сразу, потому что все-таки, мне кажется, Коржаев имел в виду хромого мужчину. Завод работает в две смены. Пересменка -- в четыре часа. Без четверти мы с тобою сядем в обеих проходных и отсчитаем всех работников завода, которые, как отмечалось, в балете уже танцевать не могут. Годится?
-- Отпадает.
-- Это почему?
. -- Технически затруднительно: надо будет отдельно выяснять потом фамилии, -- это раз. А во-вторых, люди обязательно обратят внимание на двух новых моложавых вахтеров интеллигентного вида.
-- Переоцениваешь, -- засмеялся Приходько.
-- Кого? Воров?
-- Свою интеллигентность.
-- Я имел в виду тебя.
-- Ну, спасибо, отец.
-- Не стоит. Предлагаю встречный план. С твоей интеллигентной внешностью ты не вызовешь ни малейших подозрений в качестве врача-общественника из гор-здравотдела. Я могу претендовать на должность мед-брата или, если позволишь, на какого-нибудь фельдшера. Вот в этом качестве мы сейчас придем в санчасть завода и проведем обследование медицинских карточек. Отберем, стараясь не привлекать особого внимания, сначала карточки мужчин, а из них выберем хромых. Годится?
-- Принято. Ты это Колумбово яйцо долго вынашивал?
-- Прямо на этой лавочке...
Они вышли из метро к вокзалу и, повернув налево, через путепровод пошли к заводу.
Мужчины с дефектом!
"Оперативным путем установлено, что на московских часовых предприятиях, в ремонтных мастерских, в магазинах, торгующих часами, -- занято 96 человек, имеющих те или иные дефекты ног, вызывающие хромоту..."
Приходько встряхнул авторучку и сказал:
-- Давайте, Борис Иваныч, еще раз пройдемся по кандидатам.
Шадрин чинил лезвием цветные карандаши. Перед ним лежал длинный, аккуратно разграфленный список. Около фамилий были проставлены разноцветные значки: крестики, кружки, зеты и бесконечные прочерки. Шадрин сдул со стекла красную грифельную пыль.
Итак, на заводе --- пятеро хромых... Водолазов -- мастер механического цеха. Бобков -- слесарь. Никонов -- кочегар котельной. Сальников -- сборщик главного конвейера. Вахтер Никитин.
Трое из них явно не подходили на роль сообщника Джаги. Водолазов был заводской общественник, инвалид Отечественной войны, депутат райсовета. Кочегар Никонов независимо от своих личных качеств совершенно не имел доступа в производственные помещения. Сборщик Сальников стал инвалидом совсем недавно, попав под трамвай. Естественно, что Коржаев не мог его знать под кличкой "Хромой".
Остались двое -- Бобков и Никитин.
В тот же вечер Тихонов "принес" хромых часовщиков из ремонтных мастерских: часовых мастеров Сеглина и Шаронова, и заведующего мастерской No 86 Бродянского.
...-- Товарищ Бобков, извините за беспокойство. Всего вам наилучшего!..
...-- Вот видите, товарищ Никитин, мы у вас и отняли-то всего полчаса. До свиданья...
...-- Итак, товарищ Сеглин, вы в полном объеме удовлетворили мой любительский интерес. До новых встреч, большое спасибо...
...-- Давайте, товарищ Шаронов, ваш пропуск, я подпишу его на выход. Если сломаются часы, ремонтировать их приду только к вам...
Приходько устало плюхнулся на стул и забарабанил карандашом по столу. Эти четверо ни с одного боку к делу не пришиты. Сколько сил зря потрачено! Было бы интересно иметь какой-нибудь счетчик умственной энергии. К концу дня взглянул: ага, потрачено 20 тысяч мыслесекувд. Пора отдыхать! И в постель. А в общем, это ни к чему. Обязательно какой-нибудь Архимед придумал бы для него делитель, чтобы он отсчитывал мысли через косинус фи -- только полезную нагрузку. Он тебе, глядишь, насчитал бы за сегодня ноль целых, ноль десятых. Так бы от досады и выпивать начал. Короче, одна надежда на Тихонова -может, он из этого Бродянского что-то толковое выудит.
Что за человек есть!
А у Тихонова, похоже, прорисовывалось кое-что интересное. Он сидел в тесной конторке 86-й мастерской, просунув меж столов длинные ноги в невероятно острых мокасинах. Вокруг суетились, а Тихонов, листая журналы, спокойно дожидался прихода заведующего Бродянского. Иногда он что-то негромко насвистывал и широко улыбался. А в кармане у него лежал аккуратно сложенный вчетверо акт планового снятия остатков, которое закончилось в мастерской вчера. И написано было в нем, что ревизор обнаружил излишек часовых деталей ни много ни мало -- на 360 рублей. А излишек -- это ЧП. Если он не является результатом бухгалтерской ошибки, то это либо обман клиентов, либо мастерская получает товар без документов, "левый", как его между собой называют дельцы.
Бродянский пришел около четырех. Когда Тихонов, встав ему навстречу, сказал, что он из УБХСС, лицо Бродянского как-то болезненно сморщилось:
-- Ну, что же, я ждал, что вы придете.
Сильно припадая на левую ногу, он провел Тихонова в свой крошечный кабинетик и показал на стул рядом со своим столом:
-- Прошу вас.
Тихонов внимательно разглядывал Бродянского. Это был немолодой уже человек, с очень бледным, болезненным лицом. В глазах его, больших и растерянных, Тихонов уловил страх. Худые длинные пальцы Бродянского нервно комкали какие-то бумажки на столе.
-- Мне надо допросить вас по уголовному делу, -- начал Тихонов.
-- А что, уже есть уголовное дело? Так быстро? -- пролепетал Бродянский.
Тихонов понял, что Бродянский имеет в виду обнаруженные у него излишки, иначе вряд ли он задал бы такой прямой вопрос. Однако это следовало проверить. Тихонов негромко сказал:
-- Вы мне расскажите, пожалуйста, абсолютно все, что вам известно по делу...
Бродянский ненадолго задумался, потер лоб и вдруг заторопился:
-- Я не знаю, собственно, что и рассказывать-то. У меня ведь такой случай впервые в жизни! Излишки, да еще на три с гаком тыщи, по-старому -уму непостижимо! Честно, откровенно, говоря, если бы на эти деньги у нас "дырка" открылась -- ну, недостача, по-нашему, -- я бы в сто раз меньше удивился. С недостачей все может быть: и ученики товар поломали, и в квитанцию клиенту недописали, в худшем случае, может, кто из мастеров присвоил, хотя такого у нас никогда не было. Однако все может случиться! А излишки -- это, извиняюсь, уму непостижимо! Вы меня спросите -- почему? А я вам отвечу -- потому. Потому, что недостачу мне в мастерской любая мышка может сделать: хочешь -- мастер, хочешь -- уборщица, хотя упаси бог на них подумать! А излишек, извиняюсь, я только сам себе могу сделать, шахер-махер всякий!
"Четко формулирует, -- размышлял Тихонов, внимательно глядя в глаза Бродянскому. -- И не путает, не прячется, на себя все оттягивает. А ведь лазейки есть, и он их не хуже меня знает. Значит, что-то не то с излишками этими..."
А Бродянский горячо продолжал:
-- Я от себя вину не отвожу, мне мой борщ чужая тетя с улицы не пересолила! Но только где я ошибся, на чем -- ей-богу, пока не знаю, хоть из пушки в меня стреляйте, извиняюсь!
...Договорившись с Бродянским о том, что он еще раз внимательно проверит всю документацию вместе с вызванной из отпуска бухгалтером Васильевой, Тихонов поехал на Петровку. Шадрин слушал с большим интересом. Подвел итоги:
-- Бродянский испуган, расстроен, явно боится следствия. Однако меня смущает, что все его страхи сконцентрированы вокруг этих несчастных излишков. Ни о чем другом он и не думает. Ну что ж, завтра еще раз проанализируем его бухгалтерию. Надо посмотреть, что именно из товара у него лишнее, а там уж будем решать окончательно...
В этот момент зазвонил телефон.
-- Бюро пропусков, Борис Иваныч. Тут двое спрашивают Тихонова. Он не у вас?
-- У меня. А кто там, Анечка?
-- Бродянский и Васильева. Пропустить?
-- А кто эта Васильева? Спросите у них.
-- Из бухгалтерии, говорит.
-- Хорошо, выдайте им пропуска.
-- Твои, -- сказал Шадрин. -- Не иначе как новости в клювах несут, если с такой спешностью.
Посетители действительно принесли новости. Волнуясь и поминутно вытирая слезы, Васильева, молоденькая, симпатичная женщина, торопливо говорила:
-- Вы понимаете, товарищи, убить меня мало, ведь это я во всем виновата, Михаил Семеныча под такой удар поставила, он волнуется, переживает...
-- Минуточку, успокойтесь и давайте по порядку...
-- Я и говорю по порядку! -- с этими словами Васильева открыла сумочку и вытащила из нее какой-то измятый, обтрепавшийся по краям документ. Шадрин взял его и увидел, что это накладная на получение мастерской номер восемьдесят шесть от гарантийной мастерской часового завода в счет фонда третьего квартала различных часовых деталей и инструмента на сумму триста шестьдесят два рубля одиннадцать копеек.
-- Посмотри, как ларчик открывается, -- протянул Шадрин накладную Тихонову.
Из дальнейшего сбивчивого рассказа Васильевой они поняли, что в конце прошлого месяца она получила в гарантийной мастерской различную фурнитуру. Но Васильева так торопилась в отпуск, что не сдала в бухгалтерию накладную. Из-за этого полученный по накладной товар оказался как бы излишним...
Отпустив Бродянского, Тихонов записывал показания Васильевой. Время от времени он задавал ей короткие точные вопросы: когда она получила товар, какой именно, по каким основаниям, кто выдавал. Васильева с неожиданной злостью сказала:
-- Кто, кто! Конечно, сам заведующий, черт колченогий! Из-за него все и случилось. Мне ведь на поезд шестичасовой надо было, а он вечно волынит, каждую пружинку своими руками считает! Вот и задержал меня до пяти часов. Я в сумку накладную сунула, сажусь с Васей, шофером, в машину, поехали. Когда мимо метро проезжали, я подумала: опоздаю на поезд! "Знаешь, -- говорю Васе, -- отвези ты это хозяйство сам, а я там после распишусь". Ну и выскочила из машины, а накладная в сумочке осталась. Сегодня утром ко мне от главбуха приехали, тут я про нее и вспомнила. А то совсем из головы вон. Что мне теперь за это будет?
-- Премию, надо полагать, дадут, -- хмуро сказал Тихонов. Потом добавил: -- А вообще-то нехорошо пожилого человека колченогим обзывать!
-- Да он и не пожилой вовсе, заведующий-то, да и зло меня взяло, хромал там целый день по подсобке, как черепаха, из-за этого и неприятность вся вышла!..
...Тихонову показалось, что уши у него растут, вытягиваясь, как у овчарки...
-- Нехорошо, Сергей получилось, -- сказал Тихонов полчаса спустя. -Хвастались все: такую сетку соорудили, такую сетку! Ею и в аквариуме немного наловишь! Как же так получилось, что Балашов под нашу сетку поднырнул?
-- Как, как! -- Приходько чувствовал, что здесь они здорово промазали, и от этого ершился. -- Мы ведь инвалидов по медкарточкам санчасти выявляли а гарантийные мастерские обслуживаются, оказывается, районными поликлиниками. Вот и причина вся. Ну, уж теперь допроверим все досконально.
-- Хорошо. Значит, заведующим гарантийной мастерской по нашей "анкете" интересуемся. Что за человек есть?
А вы у таксиста спросите!
Возвращаясь с обеда, Приходько и Тихонов еще в коридоре услышали телефонный звонок за дверью своей комнаты.
Приходько торопливо повернул ключ в замке и подбежал к столу.
-- Да, да, есть такой, пожалуйста, -- он протянул трубку Стасу и сказал: -- На. Тебя какая-то женщина спрашивает.
Стас удивленно поднял брови.
-- Тихонов слушает.
-- Здравствуй, Тихонов. Это тебе Захарова телефонит.
-- А-а, Нина Павловна! День добрый.
-- Чего же это ты мне нумер свой дал, а на месте не сидишь?
-- Дел много, вот и бегаю все время. Нас, как волков, ноги кормят.
-- Уж не знаю, чего вас там кормит, только я со вчерашнего дня тебе раз пять звонила.
-- А что, интересное что-нибудь есть?
-- Не знаю, может быть, тебе интересно, а может, нет. Ты и решай. Юрка вчера под вечер домой мешок какой-то принес, на кухне около своего столика в нишу запихал. Пока он обедал, я мешок потрогала -- железки там какие-то. Тяжелые -- поднять не смогла. Ну, пообедал, помылся, переоделся -- и мешок на плечо. Я с балкона глядела -- Юрка свистнул, остановил такси, погрузился -- и пошел. Я давай тебе звонить -- никто не отвечает. Вот только сейчас и дозвонилась.
-- Спасибо большое, Нина Павловна, за хлопоты, конечно, нам все это очень интересно. Жалко только, неизвестно, куда он с этим мешком делся...
-- А вы у таксиста спросите!
-- Да где ж мы его возьмем-то?
-- Так я номерок на случай записала: ММЛ 04-61...
-- Какая же вы умница, Нина Павловна! Большое спасибо вам!
-- Да брось ты! Если чего еще увижу, позвоню. Только ты больше на месте сиди.
-- Кстати, Нина Павловна, не заметили -- таксист Юрке не знаком?
-- Не думаю... Машина посередке шла, Юрка свистнул и рукой замахал, только тогда таксист и повернул, круто так...
-- Ну, спасибо. Будьте здоровы...
Приходько что-то сосредоточенно писал за своим столом. Сдерживая торжество, Тихонов сказал равнодушным голосом:
-- Могу сообщить номер такси, на котором Джага вчера увез какой-то тяжелый мешок с металлическими предметами.
Приходько поднял голову:
-- Захарова звонила?
-- Да. Не исключено, что он увез ворованные корпуса и платины.
-- Очень возможно.
-- Хотя я и сомневаюсь, чтобы он стал их завозить домой даже ненадолго. Сейчас разыщу таксиста, может быть, их маршрут нам подскажет что-нибудь.
Тихонов позвонил в таксомоторный парк:
-- Не поможете ли вы по номеру машины найти ее шофера?
-- Простите, а в чем дело?
-- Видите ли, я приезжий, в Москве первый раз. И вчера меня довольно долго возил очень вежливый, хороший водитель. Я только потом сообразил, что нужно его поблагодарить -- хотел вам письмо написать, да забыл спросит! фамилию. Только номер "Волги" запомнил -- 04-61. Она, по-моему, такого серого цвета, что ли.
-- Ну, договорились, Геночка. Теперь сиди и жди открытки. Должна быть скоро.
-- Посижу.
-- Кстати, давай я заберу пушку. Ненароком Лизка наткнуться может, пойдут вопросы -- зачем да почему.
-- А вы не бойтесь, не наткнется. Я ее теперь все время при себе ношу, -- и он похлопал себя по заднему карману брюк.
Гвоздь не от той стены
Тихонов стряхнул с плаща дождевые капли и небрежно бросил его на стул. Усаживаясь на край своего стола, спросил Сергея:
-- Можете дать новые показания по делу подпольного концерна "Джага энд Ко"?
-- Судя по выражению лица, ты такими показаниями тоже похвастаться не можешь, -- хитро прищурился Приходько.
-- Не говори уж, отец. Давно я так сильно не загорал.
-- А все-таки?
-- А все-таки? -- задумчиво переспросил Тихонов. Потом грустно усмехнулся: -- Если бы твоя тощая грудь была закована не в мундир, а в жилет, я бы, ей-богу, оросил его своими слезами...
Они ходили по тонкому льду шуток, подначивали друг друга, ехидничали, и Приходько видел, что Тихонов ужасно устал за эти дни.
-- Если понадобится что-нибудь из дефицитной часовой фурнитуры, прошу ко мне, -- сказал Тихонов. -- Дружу с широким коллективом мелких спекулянтов.
-- Среди них хромых нет случайно?
-- Нет. Но мне кажется, что нашего Хромого там ни случайно, ни нарочно не найдешь.
-- Это почему?
-- А вот почему. Я же ведь не только знакомился там со спекулянтами. Я еще много беседовал с ними потом. Прямо жутко, аж скулы болят. Все это мелочь, бакланы. По штучке торгуют -- украл, купил, перепродал. Но состав у них очень ровный: пьянчужки жалкие какие-то. И откуда они у нас только берутся? Прямо как василиски из заброшенных колодцев. Я уверен, что никто из них такой операции -- украсть и перепродать большую партию деталей -- не может. Да там о таких количествах и слыхом не слыхали. И я убежден, что эта линия -- вообще гвоздь не от той стены. Эту версию, считай, мы уже отработали.
-- Ну, а Джага как себя проявляет? Ты ведь собирался глаз с него не спускать.
-- А как же! Бдим неукоснительно... денно и нощно... Я даже дневничок на него завел, -- Тихонов приподнял со стула мокрый плащ, встряхнул его и извлек из бокового кармана записную книжку. -- Можешь полюбоваться на моего подшефного.
Сергей раскрыл дневник.
"Вторник, 7 час. 30 мин. М. вышел из дому и приб. на раб. В 15 час. 30 мин. вышел с завода. На площ. Белорус, вокзала у нов. метро встретился с двумя неизв. мужч., с котор. приобрел в угловом "Растр." бутылку водки и тут же, около газировщицы, распил водку, после чего пошел на Б. Грузин, ул. Во дворе своего дома около 30 мин. играл в домино с соседями, потом вчетвером купили одну бут. водки и четвертинку, распили. В 18 час. М. ушел к себе домой и больше на улицу не выходил".
"Среда. 7 час. 30 мин. М. из дому напр, на завод. После работы выпивал на троих в угловом "Растр.", потом играл в домино... и т. д."
"Четверг...
...потом играл в домино..."
-- Да-а, прямо скажем, насыщенно живет наш клиент, позавидуешь, -Приходько улыбнулся и покачал головой. -- А какой поток информации о его связях! Каждый день новые люди из числа случайных собутыльников, и, как на грех, ни одного хромого... И все-таки, Стас, ты его из поля зрения не выпускай...
Думай, голова, картуз куплю
К вечеру снова пошел дождь. Щетки на лобовом стекле неутомимо сметали брызги, но, покуда они делали следующий взмах, вода опять заливала стекло. Негромко мурлыкал приемник. Балашов покосился на Джагу:
-- Спишь, что ли?
-- Да что вы, Виктор Михалыч! Думаю.
-- Думай, думай, голова, картуз куплю. Если придумаешь что-нибудь толковое.
-- В том-то и закавыка, что ничего толкового в голову не приходит.
Балашов добро улыбнулся:
-- В такую голову -- и ничего не приходит! Поверить трудно.
-- Да вы не смейтесь, Виктор Михалыч, там сейчас действительно пылинку не пронесешь. После собрания этого вахтеры прямо озверели. "Нашу, -говорят, -- профессиональную честь задели!" Вот дурачье, какая у них там профессия!
-- У тебя зато богатая профессия. Без меня, наверное, ходил бы и побирался. Если уж такая у них плевая профессия, ты вот придумай, как их обмануть.
-- Да разве в них дело-то, Виктор Михалыч?
-- А в ком? В дяде?
-- Так в том-то и дело, что после собрания весь народ на заводе взбаламутился. Контроль этот самый, народный, организовали. Учет ввели по операциям. Потом борьба там у них за отличное качество, так смена у смены не только по количеству, но и по кондиции детали принимает. Прямо беда! Близко подойти боязно!
-- Ты, Джага, с точки зрения Советской власти, явление, увы, не только вредное, но и редкое. Весь твой завод на вахте стоит, а для тебя беда!
-- Смеетесь?
-- Уж куда серьезней!
-- Чего же вы тогда себе на подхват ударника ком-труда не приспособите? Раз уж я такое вредное явление?
-- Так это ты для Советской власти вредное явление, а для меня -ничего. Ленив только очень. И трусоват.
-- А кому в тюрьму охота садиться? Вы-то там не были, а я тюремной баланды да рыбкиного супа нахлебался за милую душу. Вон все зубы от цинги выпали,-- показал Джага два ряда металлических зубов.
-- Мне-то хоть не ври. Я же не иностранный корреспондент -- на такую дешевку не клюю. Зубы ты не от цинги и не в тюрьме потерял, а вышибли их тебе разом по пьянке у Хрюни-скокаря.
-- А откуда вы знаете? -- изумился Джага.
-- Раз говорю, значит знаю. Так ведь дело было, а? -- засмеялся Балашов.
Джага хитро улыбнулся, провел пятерней по лысине:
-- Не в этом дело, Виктор Михалыч, вот со стеклами как быть?
-- Это я у тебя хотел узнать, дружище...
-- А никак нельзя спихнуть эту партию без стекол?
-- Ты что, милый, обалдел?
-- Почему? Предложим вместо стекол такую же партию циферблатов -- у нас же лишек есть. Не все ли равно этим барыгам, чем торговать?
-- Ох, Джага, дикий ты человек все-таки! В паспорте часов "Столица" написано черным по белому на русском и английском языках: "Противоударные, пыле-влагонепроницаемые, антимагнитные". Ты как полагаешь, сохранят они все эти свойства без стекол? Или, может быть, не совсем?
-- А нам-то какое дело?
-- Я тебя уже призывал беречь честь твоей заводской марки! И объяснял, что мне нужен полный комплект деталей к "Столице" по каталогу. А зачем, это ты верно заметил, -- не твое дело.
-- Ну, не мое так не мое. Думайте тогда сами.
-- Не груби мне, старый нахал.
-- Я и не грублю. Не знаю я, где стекла взять.
-- А племянница твоя, Зинка Кондратьева?
-- Что вы, Виктор Михалыч, она и говорить со мной сейчас боится! Как вынесли тогда корпуса -- конец! Заикнулся я было, а она -- в рев. "Впутал, -- говорит, -- меня в грязные дела, посадят вас всех и меня заодно. Не подходи ко мне больше". Вот те на! "Скажи спасибо, -- говорит, -- что меня замарал до ушей, а то бы пошла в милицию, первая на тебя заявила".
-- Да-а, интересные дела, -- присвистнул Балашов. -- Ты ей мои деньги все передал?
-- А как же?
-- Что-то я уверенности в твоем голосе не слышу. Ну-ка посмотри мне в глаза! -- стеганул хлыстом голос Балашова. -- Ты что юлишь? Неужто ты надул меня, свинья?
-- Виктор Михалыч, кормилец, без вины я, как бог свят! Все отдал...
Из-за поворота вынырнул самосвал, ослепив их палящими столбами дальнего света. Это спасло Джагу. Балашов вперился вперед, в мутную сетку дождя, просвеченную огнями фар. За эти мгновенья Джага успел прийти в себя, забормотал обиженным голосом:
-- Зря землите меня, Виктор Михалыч! Вы же знаете, как я ценю вашу доброту. Через вас, можно сказать, жизнь увидел, так нешто я позволю себе вас обманывать...
-- Смотри, гад, узнаю, что деньги Зинке не отдал, тогда пощады не жди.
Джага подумал: "Хе-хе, узнаешь! Ты Зинку и в глаза не видел. А деньги все-таки надо перепрятать. С него станется, придет домой, все обыщет. А если она, дура, денег не берет, решила в честные податься, что ж мне, деньги ему назад нести? Мне они тоже лишними не будут".
И в это время его вдруг осенило: "Ой-ой-ой! Деньги сами в руки прут! Пресс же стекольный старый списали недавно, вчера на задний двор выбросили! Если его с металлоломом вывезти? А пуансоны в цехе взять можно!"
-- Виктор Михалыч!
-- Что тебе?
-- А если мы сами отштампуем стекла?
-- Чем? Может, башкой твоей лысой?
-- Зачем башкой? Башка еще нам понадобится. Я лучше придумал.
-- Давай излагай. Может быть, действительно понадобится.
-- У одного моего знакомого есть пресс для штамповки стекол. А пуансоны я достану. Пресс небольшой, как настольная швейная машинка. И работает негромко. Установим у вас на даче и за несколько дней я вам все недостающие стеклышки отштампую. Сырье-то у нас есть.
-- Слушай, видать, что башка твоя еще действительно понадобится. Только варит она уж больно медленно. О чем раньше-то думал?
-- Вспоминал все, как найти его.
-- Вспомнил?
-- Вроде вспомнил.
-- А сколько он хочет за пресс?
Джага почувствовал подвох и развел руками.
-- Так кто его знает? Он же тогда и не думал продавать. Но, думаю, сотни за три я его уговорю. Балашов прищурился.
-- Двести за глаза хватит. Договаривайся. Но смотри: к концу недели чтобы пресс с пуансонами был на даче. Усек?
--: Постараюсь...
-- Вот сюда прямо его и привезешь.
"Волга" въехала в ворота дачи. Отворилась дверь веранды, и в освещенном проеме появилась женская фигура. Прикрывая голову зонтом, Алла помахала рукой.
-- Быстрее, ужин стынет!..
Через несколько дней из ворот часового завода выехала трехтонка, груженная металлоломом. Агент показал вахтеру пропуск: "На базу вторчермета". В кузове сидел Джага, изъявивший вдруг желание подработать на сверхурочных...
Куда уходят поезда метро!
Тихонов и Приходько уселись на мраморную скамейку в конце платформы. Из черного жерла туннеля дул влажный прохладный ветер, чуть пахнущий резиной. Где-то, в самой утробной глубине, еще слабо светились красные концевые огни поезда, с ревом унесшегося мгновение назад.
Сергей достал из кармана пачку сигарет, ловко подбросил одну пальцем и, когда она описала высокую дугу, поймал губами.
-- Здесь нельзя курить, -- сказал Тихонов. -- Метро, техника безопасности, сам понимаешь.
-- Жаль, сейчас бы на холодке самый раз, -- усмехнулся Сергей. Он погремел коробком спичек и положил его обратно в карман. Потом серьезно спросил: -- Стас, ты никогда не думал, куда уходят поезда метро на конечных станциях?
-- Куда? В депо, наверное, -- пожал плечами Тихонов.
-- Наверное. Я еще когда совсем маленьким был, ужасно интересовался этим вопросом. Забавно было бы посмотреть, где они там ночуют, как разворачиваются. Мальчишкой я раз пять пытался туда проскочить -- не выходил из вагона. Дежурные всегда засекали. Так и не посмотрел, жалко.
-- В тебе еще не завершилась мутация. Детство в одном месте играет.
-- Эк ты, брат, научно выражаешься. Тебя бы в лекторы-популяризаторы.
-- Это я у своего шефа нахватался. Любит он иногда важное словечко завернуть. Обратно же, не зря университеты кончали. Латынь даже учили. И вообще, сколько экзаменов сдавали -- жуть вспомнить. Помнишь старика Перетерского: "Английский король сидит на троне, получает жалованье и занимается боксом".
-- Приличное, видимо, жалованье у короля.
-- Король умер. Там королева давно.
-- Знаю. Жалованье-то, наверное, меньше не стало.
-- А ты, Сергей, деньги любишь?
-- Деньги? -- задумался Сергей. -- Наверное, люблю. Пристраститься, правда, не успел -- ни разу у меня их в избытке не было. Я вот сейчас вспомнил, как был в комнате Коржаева после его убийства. Поверишь, мне старика даже жалко стало -- нищета прямо самая настоящая. А потом, когда открыл его тайник, -- ахнул! Представь себе в одном сундуке всю свою зарплату и пенсию до самой смерти. И все у такого нищенького, сирого старика.
-- Ладно. Оставим эти приятные воспоминания до следующего раза. Условный перекур закончен. Как мы дальше этих хромых вылавливать будем, не думал еще? -- спросил Тихонов.
-- Думал. Есть предложение. Большинство работающих на заводе -женщины. Отбрасываем их сразу, потому что все-таки, мне кажется, Коржаев имел в виду хромого мужчину. Завод работает в две смены. Пересменка -- в четыре часа. Без четверти мы с тобою сядем в обеих проходных и отсчитаем всех работников завода, которые, как отмечалось, в балете уже танцевать не могут. Годится?
-- Отпадает.
-- Это почему?
. -- Технически затруднительно: надо будет отдельно выяснять потом фамилии, -- это раз. А во-вторых, люди обязательно обратят внимание на двух новых моложавых вахтеров интеллигентного вида.
-- Переоцениваешь, -- засмеялся Приходько.
-- Кого? Воров?
-- Свою интеллигентность.
-- Я имел в виду тебя.
-- Ну, спасибо, отец.
-- Не стоит. Предлагаю встречный план. С твоей интеллигентной внешностью ты не вызовешь ни малейших подозрений в качестве врача-общественника из гор-здравотдела. Я могу претендовать на должность мед-брата или, если позволишь, на какого-нибудь фельдшера. Вот в этом качестве мы сейчас придем в санчасть завода и проведем обследование медицинских карточек. Отберем, стараясь не привлекать особого внимания, сначала карточки мужчин, а из них выберем хромых. Годится?
-- Принято. Ты это Колумбово яйцо долго вынашивал?
-- Прямо на этой лавочке...
Они вышли из метро к вокзалу и, повернув налево, через путепровод пошли к заводу.
Мужчины с дефектом!
"Оперативным путем установлено, что на московских часовых предприятиях, в ремонтных мастерских, в магазинах, торгующих часами, -- занято 96 человек, имеющих те или иные дефекты ног, вызывающие хромоту..."
Приходько встряхнул авторучку и сказал:
-- Давайте, Борис Иваныч, еще раз пройдемся по кандидатам.
Шадрин чинил лезвием цветные карандаши. Перед ним лежал длинный, аккуратно разграфленный список. Около фамилий были проставлены разноцветные значки: крестики, кружки, зеты и бесконечные прочерки. Шадрин сдул со стекла красную грифельную пыль.
Итак, на заводе --- пятеро хромых... Водолазов -- мастер механического цеха. Бобков -- слесарь. Никонов -- кочегар котельной. Сальников -- сборщик главного конвейера. Вахтер Никитин.
Трое из них явно не подходили на роль сообщника Джаги. Водолазов был заводской общественник, инвалид Отечественной войны, депутат райсовета. Кочегар Никонов независимо от своих личных качеств совершенно не имел доступа в производственные помещения. Сборщик Сальников стал инвалидом совсем недавно, попав под трамвай. Естественно, что Коржаев не мог его знать под кличкой "Хромой".
Остались двое -- Бобков и Никитин.
В тот же вечер Тихонов "принес" хромых часовщиков из ремонтных мастерских: часовых мастеров Сеглина и Шаронова, и заведующего мастерской No 86 Бродянского.
...-- Товарищ Бобков, извините за беспокойство. Всего вам наилучшего!..
...-- Вот видите, товарищ Никитин, мы у вас и отняли-то всего полчаса. До свиданья...
...-- Итак, товарищ Сеглин, вы в полном объеме удовлетворили мой любительский интерес. До новых встреч, большое спасибо...
...-- Давайте, товарищ Шаронов, ваш пропуск, я подпишу его на выход. Если сломаются часы, ремонтировать их приду только к вам...
Приходько устало плюхнулся на стул и забарабанил карандашом по столу. Эти четверо ни с одного боку к делу не пришиты. Сколько сил зря потрачено! Было бы интересно иметь какой-нибудь счетчик умственной энергии. К концу дня взглянул: ага, потрачено 20 тысяч мыслесекувд. Пора отдыхать! И в постель. А в общем, это ни к чему. Обязательно какой-нибудь Архимед придумал бы для него делитель, чтобы он отсчитывал мысли через косинус фи -- только полезную нагрузку. Он тебе, глядишь, насчитал бы за сегодня ноль целых, ноль десятых. Так бы от досады и выпивать начал. Короче, одна надежда на Тихонова -может, он из этого Бродянского что-то толковое выудит.
Что за человек есть!
А у Тихонова, похоже, прорисовывалось кое-что интересное. Он сидел в тесной конторке 86-й мастерской, просунув меж столов длинные ноги в невероятно острых мокасинах. Вокруг суетились, а Тихонов, листая журналы, спокойно дожидался прихода заведующего Бродянского. Иногда он что-то негромко насвистывал и широко улыбался. А в кармане у него лежал аккуратно сложенный вчетверо акт планового снятия остатков, которое закончилось в мастерской вчера. И написано было в нем, что ревизор обнаружил излишек часовых деталей ни много ни мало -- на 360 рублей. А излишек -- это ЧП. Если он не является результатом бухгалтерской ошибки, то это либо обман клиентов, либо мастерская получает товар без документов, "левый", как его между собой называют дельцы.
Бродянский пришел около четырех. Когда Тихонов, встав ему навстречу, сказал, что он из УБХСС, лицо Бродянского как-то болезненно сморщилось:
-- Ну, что же, я ждал, что вы придете.
Сильно припадая на левую ногу, он провел Тихонова в свой крошечный кабинетик и показал на стул рядом со своим столом:
-- Прошу вас.
Тихонов внимательно разглядывал Бродянского. Это был немолодой уже человек, с очень бледным, болезненным лицом. В глазах его, больших и растерянных, Тихонов уловил страх. Худые длинные пальцы Бродянского нервно комкали какие-то бумажки на столе.
-- Мне надо допросить вас по уголовному делу, -- начал Тихонов.
-- А что, уже есть уголовное дело? Так быстро? -- пролепетал Бродянский.
Тихонов понял, что Бродянский имеет в виду обнаруженные у него излишки, иначе вряд ли он задал бы такой прямой вопрос. Однако это следовало проверить. Тихонов негромко сказал:
-- Вы мне расскажите, пожалуйста, абсолютно все, что вам известно по делу...
Бродянский ненадолго задумался, потер лоб и вдруг заторопился:
-- Я не знаю, собственно, что и рассказывать-то. У меня ведь такой случай впервые в жизни! Излишки, да еще на три с гаком тыщи, по-старому -уму непостижимо! Честно, откровенно, говоря, если бы на эти деньги у нас "дырка" открылась -- ну, недостача, по-нашему, -- я бы в сто раз меньше удивился. С недостачей все может быть: и ученики товар поломали, и в квитанцию клиенту недописали, в худшем случае, может, кто из мастеров присвоил, хотя такого у нас никогда не было. Однако все может случиться! А излишки -- это, извиняюсь, уму непостижимо! Вы меня спросите -- почему? А я вам отвечу -- потому. Потому, что недостачу мне в мастерской любая мышка может сделать: хочешь -- мастер, хочешь -- уборщица, хотя упаси бог на них подумать! А излишек, извиняюсь, я только сам себе могу сделать, шахер-махер всякий!
"Четко формулирует, -- размышлял Тихонов, внимательно глядя в глаза Бродянскому. -- И не путает, не прячется, на себя все оттягивает. А ведь лазейки есть, и он их не хуже меня знает. Значит, что-то не то с излишками этими..."
А Бродянский горячо продолжал:
-- Я от себя вину не отвожу, мне мой борщ чужая тетя с улицы не пересолила! Но только где я ошибся, на чем -- ей-богу, пока не знаю, хоть из пушки в меня стреляйте, извиняюсь!
...Договорившись с Бродянским о том, что он еще раз внимательно проверит всю документацию вместе с вызванной из отпуска бухгалтером Васильевой, Тихонов поехал на Петровку. Шадрин слушал с большим интересом. Подвел итоги:
-- Бродянский испуган, расстроен, явно боится следствия. Однако меня смущает, что все его страхи сконцентрированы вокруг этих несчастных излишков. Ни о чем другом он и не думает. Ну что ж, завтра еще раз проанализируем его бухгалтерию. Надо посмотреть, что именно из товара у него лишнее, а там уж будем решать окончательно...
В этот момент зазвонил телефон.
-- Бюро пропусков, Борис Иваныч. Тут двое спрашивают Тихонова. Он не у вас?
-- У меня. А кто там, Анечка?
-- Бродянский и Васильева. Пропустить?
-- А кто эта Васильева? Спросите у них.
-- Из бухгалтерии, говорит.
-- Хорошо, выдайте им пропуска.
-- Твои, -- сказал Шадрин. -- Не иначе как новости в клювах несут, если с такой спешностью.
Посетители действительно принесли новости. Волнуясь и поминутно вытирая слезы, Васильева, молоденькая, симпатичная женщина, торопливо говорила:
-- Вы понимаете, товарищи, убить меня мало, ведь это я во всем виновата, Михаил Семеныча под такой удар поставила, он волнуется, переживает...
-- Минуточку, успокойтесь и давайте по порядку...
-- Я и говорю по порядку! -- с этими словами Васильева открыла сумочку и вытащила из нее какой-то измятый, обтрепавшийся по краям документ. Шадрин взял его и увидел, что это накладная на получение мастерской номер восемьдесят шесть от гарантийной мастерской часового завода в счет фонда третьего квартала различных часовых деталей и инструмента на сумму триста шестьдесят два рубля одиннадцать копеек.
-- Посмотри, как ларчик открывается, -- протянул Шадрин накладную Тихонову.
Из дальнейшего сбивчивого рассказа Васильевой они поняли, что в конце прошлого месяца она получила в гарантийной мастерской различную фурнитуру. Но Васильева так торопилась в отпуск, что не сдала в бухгалтерию накладную. Из-за этого полученный по накладной товар оказался как бы излишним...
Отпустив Бродянского, Тихонов записывал показания Васильевой. Время от времени он задавал ей короткие точные вопросы: когда она получила товар, какой именно, по каким основаниям, кто выдавал. Васильева с неожиданной злостью сказала:
-- Кто, кто! Конечно, сам заведующий, черт колченогий! Из-за него все и случилось. Мне ведь на поезд шестичасовой надо было, а он вечно волынит, каждую пружинку своими руками считает! Вот и задержал меня до пяти часов. Я в сумку накладную сунула, сажусь с Васей, шофером, в машину, поехали. Когда мимо метро проезжали, я подумала: опоздаю на поезд! "Знаешь, -- говорю Васе, -- отвези ты это хозяйство сам, а я там после распишусь". Ну и выскочила из машины, а накладная в сумочке осталась. Сегодня утром ко мне от главбуха приехали, тут я про нее и вспомнила. А то совсем из головы вон. Что мне теперь за это будет?
-- Премию, надо полагать, дадут, -- хмуро сказал Тихонов. Потом добавил: -- А вообще-то нехорошо пожилого человека колченогим обзывать!
-- Да он и не пожилой вовсе, заведующий-то, да и зло меня взяло, хромал там целый день по подсобке, как черепаха, из-за этого и неприятность вся вышла!..
...Тихонову показалось, что уши у него растут, вытягиваясь, как у овчарки...
-- Нехорошо, Сергей получилось, -- сказал Тихонов полчаса спустя. -Хвастались все: такую сетку соорудили, такую сетку! Ею и в аквариуме немного наловишь! Как же так получилось, что Балашов под нашу сетку поднырнул?
-- Как, как! -- Приходько чувствовал, что здесь они здорово промазали, и от этого ершился. -- Мы ведь инвалидов по медкарточкам санчасти выявляли а гарантийные мастерские обслуживаются, оказывается, районными поликлиниками. Вот и причина вся. Ну, уж теперь допроверим все досконально.
-- Хорошо. Значит, заведующим гарантийной мастерской по нашей "анкете" интересуемся. Что за человек есть?
А вы у таксиста спросите!
Возвращаясь с обеда, Приходько и Тихонов еще в коридоре услышали телефонный звонок за дверью своей комнаты.
Приходько торопливо повернул ключ в замке и подбежал к столу.
-- Да, да, есть такой, пожалуйста, -- он протянул трубку Стасу и сказал: -- На. Тебя какая-то женщина спрашивает.
Стас удивленно поднял брови.
-- Тихонов слушает.
-- Здравствуй, Тихонов. Это тебе Захарова телефонит.
-- А-а, Нина Павловна! День добрый.
-- Чего же это ты мне нумер свой дал, а на месте не сидишь?
-- Дел много, вот и бегаю все время. Нас, как волков, ноги кормят.
-- Уж не знаю, чего вас там кормит, только я со вчерашнего дня тебе раз пять звонила.
-- А что, интересное что-нибудь есть?
-- Не знаю, может быть, тебе интересно, а может, нет. Ты и решай. Юрка вчера под вечер домой мешок какой-то принес, на кухне около своего столика в нишу запихал. Пока он обедал, я мешок потрогала -- железки там какие-то. Тяжелые -- поднять не смогла. Ну, пообедал, помылся, переоделся -- и мешок на плечо. Я с балкона глядела -- Юрка свистнул, остановил такси, погрузился -- и пошел. Я давай тебе звонить -- никто не отвечает. Вот только сейчас и дозвонилась.
-- Спасибо большое, Нина Павловна, за хлопоты, конечно, нам все это очень интересно. Жалко только, неизвестно, куда он с этим мешком делся...
-- А вы у таксиста спросите!
-- Да где ж мы его возьмем-то?
-- Так я номерок на случай записала: ММЛ 04-61...
-- Какая же вы умница, Нина Павловна! Большое спасибо вам!
-- Да брось ты! Если чего еще увижу, позвоню. Только ты больше на месте сиди.
-- Кстати, Нина Павловна, не заметили -- таксист Юрке не знаком?
-- Не думаю... Машина посередке шла, Юрка свистнул и рукой замахал, только тогда таксист и повернул, круто так...
-- Ну, спасибо. Будьте здоровы...
Приходько что-то сосредоточенно писал за своим столом. Сдерживая торжество, Тихонов сказал равнодушным голосом:
-- Могу сообщить номер такси, на котором Джага вчера увез какой-то тяжелый мешок с металлическими предметами.
Приходько поднял голову:
-- Захарова звонила?
-- Да. Не исключено, что он увез ворованные корпуса и платины.
-- Очень возможно.
-- Хотя я и сомневаюсь, чтобы он стал их завозить домой даже ненадолго. Сейчас разыщу таксиста, может быть, их маршрут нам подскажет что-нибудь.
Тихонов позвонил в таксомоторный парк:
-- Не поможете ли вы по номеру машины найти ее шофера?
-- Простите, а в чем дело?
-- Видите ли, я приезжий, в Москве первый раз. И вчера меня довольно долго возил очень вежливый, хороший водитель. Я только потом сообразил, что нужно его поблагодарить -- хотел вам письмо написать, да забыл спросит! фамилию. Только номер "Волги" запомнил -- 04-61. Она, по-моему, такого серого цвета, что ли.