Страница:
2
– А вы? – спрашиваю я. – Такое впечатление, что вы знаете тут всех до одного.
– Да, почти всех, – отвечает Кеннет.
Мы сидим у дальней стены зала за свободным столиком, на котором, кроме двух наших бокалов и лампы, больше ничего нет.
– Значит, вы родственник? Или ближайший друг? – интересуюсь я.
– Отчасти и то и другое, – сдержанно говорит Кеннет, и я начинаю гадать, что это значит.
– Невесты?
– Да.
У Джейн Беккер, в замужестве Уитлер, Джейкобовой сестры, помимо Норы, насколько мне известно, есть еще одна дочь, а сыновей вроде бы нет. К тому же фамилия Кеннета не Уитлер и не Беккер. Может, Джейн не первый раз замужем и Кеннет ее сын от прежнего брака? Задумываюсь, как бы потактичнее спросить, верна ли моя догадка, когда Кеннет кивает на двух перешептывающихся подружек невесты и произносит:
– Вам не кажется глупой эта традиция?
– Какая? – недоуменно уточняю я.
Кеннет пренебрежительно морщит нос и поднимает руки.
– Ловить букет. В этой страсти юных девиц выскочить замуж есть что-то хищническое, не находите?
Смеюсь.
– Не поверите, но полчаса назад мне на ум пришла та же самая мысль.
– Серьезно? – спрашивает Кеннет, чуть наклоняя вперед голову и улыбаясь так, будто он тайно ждал от меня именно этого признания и поражен, что его мечта стала явью.
– Конечно, серьезно, – говорю я, глядя на девиц. Они явно болтают о чем-то секретном. Лица у обеих хитрые, одна самодовольно и с ехидцей улыбается, другая часто кивает. Наверное, кого-нибудь обсуждают, может даже невесту, хоть и считаются ее лучшими подругами.
– Я, как только вас увидел, сразу решил: эта из принципа не станет прыгать за букетом, – говорит Кеннет.
– Я в любом случае не стала бы за ним прыгать, – отвечаю я, переводя взгляд на танцпол и отмечая, что старичок из-за моего столика до сих пор отплясывает. Откуда в нем столько сил и задора? – Даже если бы не видела в этой традиции ничего неприглядного.
– Почему же? – заинтересованно спрашивает Кеннет.
– Потому что я замужем, – говорю я, и моей души впервые в жизни касается сомнение: верно ли я сделала, что связала жизнь с Джонатаном? Не поспешила ли? Мысль настолько неожиданная, что я стараюсь как можно скорее от нее отделаться.
– Замужем? – медленнее обычного переспрашивает Кеннет.
Смотрю на него и не могу не заметить, как изменилось выражение его глаз. Бесцветные язычки пламени будто застыли, утратив смысл гореть и жить.
Разочарован, не без странного удовольствия думаю я. Наверное, хотел за мной приударить. Что ж, в этом нет ничего предосудительного. Не стрясется большой беды, даже если…
Стоп! – командует голос разума. Полнее осознаю, что за жуткая мысль меня посетила, и качаю головой.
– Так замужем или нет? – настойчивее прежнего спрашивает Кеннет.
– Нет… – бормочу я, слишком увлеченная раздумьями. – То есть… – Спохватываюсь. – Да! Конечно, я замужем. Разве по мне не видно?
Кеннет усмехается.
– Губного диска во рту, как у замужних дам африканского племени, у вас нет.
– Брр! – Ежусь, вспоминая передачу про тощих с изуродованными ушами и безобразно обвисшей грудью почти голых женщин мурзи. – Еще чего не хватало!
– Тогда как же я мог догадаться? – спрашивает Кеннет, и я ясно слышу в его голосе нотки отчаяния, смешанные с надеждой, что я вот-вот скажу, будто шучу.
Пожимаю плечами.
– Замужние женщины более степенные, не глядят по сторонам, не стреляют направо и налево глазками. Гм… Не знаю, это сложно объяснить, но, по-моему, всегда понятно, женатый ли перед тобой мужчина или замужняя ли женщина.
– А мне кажется, наверняка сказать нельзя ничего, – заявляет Кеннет, упирая руки в стол. – Одни люди степенные чуть ли не с самого рождения, а другие, обзаведись хоть полудюжиной детей, не говоря уже о мужьях и женах, все равно чувствуют себя свободными как ветер.
У меня нет желания с ним спорить, и я лишь едва заметно улыбаюсь в ответ и повожу плечом.
– Хорошо, допустим, вы замужем, – говорит Кеннет, определенно еще не желая мириться с этой мыслью. Мне забавно и немного грустно. – Но почему же тогда приехали одна?
– Мой муж очень серьезный и занятой человек, – размеренно говорю я, как и подобает супруге мудрого и всеми уважаемого профессора. – У него нет возможности отрываться от дел. Мне же дали два выходных, вот я и прилетела одна.
– А почему вы не носите обручального кольца? – таким тоном, будто все еще надеется уличить меня во лжи, спрашивает Кеннет.
– Как это не ношу? – спокойно спрашиваю я, поднимая руку. – Вот оно. – Мой взгляд падает на безымянный палец, на котором в самом деле нет кольца, и к щекам приливает краска.
Кеннет победно улыбается.
– Где?
Я в испуге прижимаю руку к губам.
– Мое колечко… Золотое с двумя небольшими бриллиантами… Куда оно подевалось? – Еще раз смотрю на палец, будто в первый раз могла не заметить кольцо, заглядываю под стол, осматриваю пол вокруг стола. Он выложен темной мраморной плиткой. Золотое украшение с блестящими камушками, если бы лежало где-то поблизости, сразу бросилось бы в глаза. – Джонатан меня убьет… – бормочу я.
– Джонатан?
– Мой муж…
– Из-за глупой безделушки? – изумленно спрашивает Кеннет.
Я вскидываю голову.
– Это отнюдь не глупая безделушка! А дорогое кольцо, изготовленное на заказ! Обручальное!
Кеннет, плохо маскируя досаду, кивает.
– Ах да! Конечно.
Я стараюсь взять себя в руки и воспроизвожу события сегодняшнего дня. В аэропорту кольцо было еще на мне: я точно помню, как его рассматривала девочка лет шести, когда мы стояли в очереди к паспортному контролю. Оттуда я приехала прямо сюда, приняла в номере душ и… Стоп! Мне отчетливо представляется полочка под зеркалом в ванной, а на ней мое кольцо. Может, конечно, картинку так искусно нарисовало мое воображение и я выдаю желаемое за действительное, но на сердце заметно легчает.
Кеннет все это время напряженно наблюдает за мной. Мне вдруг снова кажется, что мы с ним когда-то уже встречались и что столкнулись на этой свадьбе не просто так. Ерунда! – твердо говорю себе я.
– Где же кольцо? – теперь без иронии и без усмешек спрашивает он.
Вздыхаю, поднимаю голову и смотрю наверх.
– Если не ошибаюсь, я оставила его в номере. Во всяком случае, я на это надеюсь.
– Может, стоит подняться и проверить? – предлагает Кеннет, не сводя с меня глаз.
На миг задумываюсь и качаю головой.
– Потом. Я почти не сомневаюсь, что оно там. А если оно там, то спокойно дождется меня. Надеюсь, здешние горничные не ворюги.
Кеннет обводит зал медленным взглядом.
– Гостиница первоклассная. Думаю, воров тут можно не бояться.
Киваю, почти совсем успокаиваясь. Внезапно со стороны танцпола раздается странный звук, музыка обрывается, визжат женщины. Мы с Кеннетом резко поворачиваем головы. Я еще не успеваю сообразить, что стряслось, когда он срывается с места и мчится через весь зал к сцене.
Я тоже поднимаюсь со стула и замираю. Не потому, что меня потрясла вспыхнувшая драка, а потому, что первым моим порывом было схватить Кеннета за руку и удержать его в стороне от хмельной разборки. С какой стати мне печься о нем? Кто он такой? Брат? Друг?
Наблюдаю за происходящим, стараясь сохранять спокойствие. В конце концов, если Кеннет без раздумий помчался к драчунам, наверное знает, что делает. И уверен в собственных силах.
Он на бегу снимает пиджак и бросает его на свободный стул. Брайан безжалостно бьет головой в грудь шафера, тот покачивается, Энн верещит. Кеннет подскакивает к Брайану в то мгновение, когда он поднимает над головой кулак, готовясь нанести очередной удар. Не знаю, как Кеннету удается, но конфликт внезапно сходит на нет. Брайан нехотя кивает, опускает руку, шафер поправляет пиджак и возвращает на место съехавшую набок бабочку.
Только теперь, когда помощь уже не требуется, к Брайану и шаферу подскакивают и другие мужчины. Жених хлопает товарища по плечу, что-то возмущенно ему объясняет. Лучшая подружка невесты наблюдает сцену, прикусив губу и прижимая руки к груди.
Еще минута – и все приходит в норму. Снова звучит музыка, а Кеннет с улыбкой возвращается ко мне. Я до сих пор стою, но
– Угомонились?
– Ага. – Кеннет садится на прежнее место и делает глоток шампанского. Пиджак он забрал на обратном пути, но не надел его, а повесил на спинку стула. Невольно отмечаю, насколько широкие и бугристые у него плечи.
– Как это вам удалось?
– Что? – Кеннет смотрит на меня так, будто о своем геройстве уже забыл и думает совсем о другом.
– Разнять драчунов, остудить их бойцовский пыл, – объясняю я.
– А-а, – смеясь протягивает Кеннет. – Ничего особенного мне делать не пришлось. Я всего лишь появился перед ними и сказал Брайану, что, если он не уймется, получит от меня.
Да уж, размышляю я, с невольным восхищением и почти благоговением вновь глядя на его плечи. Если такой ударит хоть раз, пиши пропало.
– Вас здесь боятся?
Кеннет морщит лоб.
– Не то чтобы боятся, но знают, что мне лучше не перечить, – просто говорит он. – Я двадцать лет занимаюсь боксом, все эти их размахивания башками и кулачками для меня курам на смех.
– Двадцать лет? – с прищуром и недоверием переспрашиваю я. – Ого! Зачем вам это?
– Помогает в работе. А еще для того, чтобы в любой ситуации суметь постоять за себя и, если надо, за свою даму. – Лицо Кеннета делается хитрым. – Кстати, раз вы говорите, что можете определять, холост человек или женат, попробуйте угадать по мне, есть ли у меня жена или, скажем, подруга. – Он корчит уморительную гримасу, усложняя мою задачу: косит глаза и кривит рот.
Смеюсь.
– У вас третья по счету жена и пятеро детей!
– А вот и нет! – торжествующе поднимая палец, объявляет Кеннет. – Я вообще никогда не был женат, но у меня есть девушка.
Смешно, но мне почему-то делается не по себе. Я свыклась с нелепой мыслью, что все восхищение этого парня может быть адресовано одной мне. Замужней женщине, которая еще не сознает, но чувствует, что заходит в некий тупик. Которая твердит себе, что она не вправе изменять мужу, но от этого внутри у нее все настойчивее подает голос до сих пор помалкивавший бунтарь.
– Как зовут вашу девушку? – возможно безразличнее интересуюсь я.
– Анабелл, – почти так же бесстрастно отвечает Кеннет.
– Почему она сегодня не с вами?
– Мм… – Кеннет откидывается на спинку стула, сцепляет руки в замок и смотрит на меня странным выразительным взглядом. – Анабелл не со мной по ряду причин, – протяжно произносит он. – Во-первых, у нас не столь серьезные отношения, чтобы ходить вместе на семейные торжества – это ко многому обязывает. Во-вторых, у меня было некое предчувствие…
– Предчувствие? – настороженно переспрашиваю я.
– Именно, – без тени смущения говорит Кеннет. – Удивительно, но я знал, что повстречаю здесь восхитительное создание вроде вас.
– Ах вот оно что! – Хмыкаю и начинаю постукивать пальцами по гладкой поверхности стола, показывая всем своим видом, что я не из тех, кому парочкой дешевых комплиментов можно вскружить голову.
– В-третьих, – невозмутимо продолжает Кеннет, – у Анабелл сегодня какое-то сборище в колледже.
– В колледже?! – восклицаю я. – Она что, студентка?
Кеннет пожимает плечами.
– Да. Вас это удивляет?
– Более чем, – говорю я, сужая глаза. – Сколько вам лет? Тридцать пять? Сорок?
– Тридцать девять, – улыбаясь отвечает Кеннет. – Да, Анабелл моложе меня почти на двадцать лет.
Я округляю глаза. Впрочем, кому-кому, а мне удивляться нечему. У нас с Джонатаном разница в возрасте и того больше – он старше меня на двадцать два года. Если честно, меня это все больше и больше гнетет, хоть я упрямо прикидываюсь, что ни о чем не жалею.
– Она намекнула мне, что могла бы не ездить на эту свою вечеринку, – продолжает Кеннет, – но я притворился, что не понимаю намека. Точнее, просто не ответил. Почему – я уже объяснил.
Медленно киваю и все с тем же прищуром смотрю ему в глаза.
– Вон вы, оказывается, какой.
– Какой? – Кеннет вскидывает брови.
– Коварный, расчетливый и бессердечный, – четко выговаривая каждый звук, произношу я.
Кеннет смеется и машет руками.
– Вовсе я не такой. С чего вы взяли, что я бессердечный?
– Девушка в него влюблена, а он, видите ли, не желает знакомить ее с родственниками. Плюс ко всему решил набраться новых впечатлений и флиртует со своей ровесницей.
– Вы моя ровесница? – спрашивает он.
Отвожу взгляд в сторону и едва заметно вздыхаю.
– Почти.
– Вообще-то, – заговорщически приглушенно говорит Кеннет, наклоняясь вперед, – я это знал с самого начала.
Я резко поворачиваю голову и окидываю его гневным взглядом.
– Нет, вы, разумеется, выглядите гораздо моложе, – уверяет меня Кеннет, приподнимая руки. – То, что вы моложе меня всего года на три, я… гм… почувствовал.
Хмыкаю.
– У вас на редкость сильно развиты всяческие предчувствия.
– Не всяческие, – с серьезным лицом поправляет меня Кеннет.
– Морочите бедной девушке голову и боитесь брать на себя ответственность, – обличительным тоном, полушутя-полусерьезно говорю я.
Кеннет качает головой.
– Ошибаетесь! – восклицает он. – У меня железное правило: никому и никогда не морочить голову.
– Если вы регулярно встречаетесь с женщиной, значит, уже дарите ей надежду, – возражаю я.
– На что?
– На то, что в один прекрасный день вы двое станете семьей, обзаведетесь детьми. Это же очевидно!
– А вот и нет, – хитро улыбаясь, говорит Кеннет. – Я никогда не даю женщинам повода мечтать о серьезных отношениях: ничего не обещаю, не бросаю слов на ветер, сразу предупреждаю, что о семье я пока и не помышляю и все в таком духе. Меня не в чем упрекнуть, уж поверьте.
Я секунду-другую изучаю его лицо. Его глаза снова горят, но теперь каким-то дрожащим, несмелым огнем.
– Почему же вы не помышляете о семье? Тридцать девять лет – по-моему, самое время свить себе уютное гнездышко. Чтобы было не страшно вступать в старость. А до нее ведь рукой подать.
Взгляд Кеннета делается серьезным. Он отвечает не сразу, а спустя несколько мгновений:
– Не хочу торопиться. Потому что знаю и всегда знал… предчувствовал.
Улыбаюсь.
– Снова предчувствия?
Кеннет медленно кивает. Огни в его глазах разгораются, и прозрачные языки пламени снова танцуют магический танец.
– Я предчувствовал, что рано или поздно придет настоящее, – говорит он, и мне кажется, что чем дольше я нахожусь под прицелом этого взгляда, тем сильнее подпадаю под его власть. От страха и возбуждения меня охватывает дрожь. – Поэтому еще двадцатилетним мальчишкой поклялся себе, что дождусь этого настоящего, – договаривает Кеннет. – И, знаете, несмотря ни на что… Я ужасно рад, что сдержал слово…
Усилием воли заставляю себя отвернуться. Вот это денек! С утра надежды прикоснуться к величайшей тайне, под вечер мощное разочарование, а теперь эта странная игра. Игра с невидимым огнем…
Какое-то время сидим молча. В моей голове стая мыслей, но я не желаю к ним прислушиваться, не хочу складывать обрывки фраз и образов в логически законченные картинки и сюжеты. Стараюсь не думать ни о чем, наблюдаю за гостями, распределившимися по группкам, и за невестой, болтающей с родителями, точнее, за ее матерью.
Джейн Беккер. Уж она-то наверняка чем-то похожа на покойного брата. И знает о нем – а может, и о той истории – намного больше Оливии. Когда я сегодня подошла к Джейн поздороваться, она вполне сердечно меня обняла, расспросила о тете и вскользь о матери. Потом чуть сдвинула брови, очевидно о чем-то вдруг вспомнив, внимательнее рассмотрела мое лицо, улыбнулась, поблагодарила за оказанное внимание, пожелала приятно отдохнуть на празднике и ушла. Больше мы не разговаривали, но это понятно. Сегодня все ее мысли о будущем младшей дочери.
Чувствую, как Кеннет легонько прикасается к моему пальцу, на котором нет обручального кольца, и вздрагиваю.
– Замужем… – задумчиво бормочет он.
– Да, – говорю я, убирая руку.
Мне вдруг представляется, что кольца не окажется на полке в ванной, и сердце съеживается от страха. Нет, Джонатан не станет на меня кричать, тем более бить – об этом вообще не может быть речи. Он слишком умен и интеллигентен, этим-то в свое время и покорил меня. Его излюбленный метод – испепелять взглядом и монотонно ровным сухим и презрительным голосом читать нотации. О том, как страдает мир от безответственности и легкомыслия, о том, насколько люди, для которых нет ничего святого, опасны для цивилизованного общества. И все в таком духе. В подобные минуты я молю, чтобы Джонатан вспыхнул, наорал на меня и наконец оставил в покое. Так было бы куда легче.
Кеннет с минуту о чем-то размышляет, глядя на то место, где лежала моя рука, потом поднимает голову и смотрит на меня взглядом, по которому не определить чувств.
– Давно вы замужем? – спокойно спрашивает он.
– Три года, – отвечаю я.
– Всего три года? Не слишком долго, – задумчиво бормочет Кеннет. – А до этого? – интересуется он. – Целую вечность встречались со своим… гм… Джонатаном? Или были замужем за кем-то другим?
Тяжело вздыхаю. Вспоминать о прошлом не доставляет мне особенной радости.
– С Джонатаном мы встречались совсем не вечность, – неохотно произношу я. – А всего лишь девять месяцев.
Кеннет кивает и едва заметно улыбается.
– Девять месяцев… Как будто выносили ребеночка.
Ребеночка! Какое там. Мечты стать матерью я в себе почти уничтожила.
Кеннет смотрит на меня, ожидая продолжения.
– До Джонатана некоторое время у меня вообще никого не было… – протягиваю я, раздумывая, стоит ли посвящать почти незнакомца в подробности своих любовных историй. – Послушайте! – Прищуриваю глаза и сдержанно улыбаюсь. – Ничего интересного я вам не поведаю. Поверьте: у меня все складывалось прозаично и малоприятно. Может, оставим эту тему?
Кеннет пожимает могучими плечами.
– Если хотите, давайте оставим. – Он наклоняется вперед и пристально смотрит в мои глаза. – Но мне было бы очень-очень интересно узнать о вас все, даже самое что ни на есть приземленное.
– Зачем это вам? – удивленно спрашиваю я.
– На это есть ряд веских причин, – с загадочным видом говорит Кеннет.
– Каких?
– Пока не могу сказать.
– Тогда я не прибавлю к своему рассказу ни слова, – заявляю я и, складывая руки на груди, плотно сжимаю накрашенные розовым блеском губы.
Кеннет смеется.
– А если я очень попрошу?
Отрицательно качаю головой.
– А если поклянусь, что непременно открою свой секрет, но после? – с улыбкой наполовину проказливого мальчишки, наполовину искусного обольстителя спрашивает Кеннет.
Любопытство берет во мне верх над благоразумием и даже над тупой болью, которой сердце реагирует на воскресающие картины из прошлого.
– Ладно, уломали.
Лицо Кеннета озаряется улыбкой. Я предупреждающе поднимаю руку.
– Только уговор: вы не станете задавать вопросов.
Кеннет с готовностью кивает, принимая условие. Я некоторое время молчу, собираясь с мыслями, и начинаю, глядя на веселящихся людей, но почти не видя их:
– До Джонатана у меня был единственный серьезный роман, он длился целых одиннадцать лет. – Говорить беспечным тоном не слишком просто, но и не так сложно, как я ожидала. – Того парня я любила всем сердцем. Впрочем, когда задумываешься об этом теперь, понимаешь, что, может, я лишь придумывала себе любовь.
Умолкаю и начинаю сожалеть о том, что запретила Кеннету задавать вопросы. Наверное, кратко на них отвечать было бы куда легче, чем рассказывать все подряд. Кеннет будто угадывает мою мысль и осторожно интересуется:
– А он вас что, не любил?
Пожимаю плечами.
– Не знаю. Утверждал, что любил, но любил явно меньше, чем… другую женщину.
– Жену? – предполагает Кеннет, попадая в самую точку.
Киваю и улыбаюсь, стараясь делать вид, что теперь могу смотреть на былые печали спокойно, даже с иронией.
– Мы встречались самое большее дважды в неделю. Он заезжал ко мне на часок-полтора и спешил домой.
– Почему же вы раньше не прекратили эту пытку? – с состраданием в голосе спрашивает Кеннет.
Мрачно усмехаюсь.
– Теперь я тоже задаюсь этим вопросом. А тогда… Поначалу я и представить не могла, что останусь совсем без него. Потом, когда было уже очевидно, что ничего не изменится, стала тайно страдать, но сил порвать эти отношения никак не находилось. – Смеюсь, хоть и впору плакать. – А он все твердил, что я его отдушина, что только со мной ему можно быть самим собой. И все намекал на то, что не сегодня завтра должен принять решение и коренным образом изменить жизнь. А я, дурочка, ждала. Ждала целых одиннадцать лет… – Умолкаю, переносясь мыслями в подернутое дымкой времени былое.
Кеннет минуту-другую молчит, после чего негромко спрашивает:
– А что потом?
Вздрагиваю и вспоминаю, что я на свадьбе у племянницы Джейкоба и что беседую с ее не то другом, не то родственником.
– Потом… Потом я как-то раз увидела его с семьей: женой, дочерью и сынишкой. – Проглатываю комок горечи и гордо приподнимаю подбородок, не желая казаться жалкой. – Они смотрелись неделимым целым. Укладывали в машину покупки, сделанные в торговом центре, сажали внутрь детей. Потом с плеча его жены упала лямочка майки, и он настолько заботливо ее поправил, что у меня оборвалось сердце. Я в этот же вечер собрала в кулак все мужество, позвонила ему и просила забыть обо мне. Потом, конечно, страшно мучилась, но теперь все это в прошлом. – Улыбаюсь. – Смешно, правда? Если бы не дурацкая лямочка, кто знает, как долго еще бы тянулся этот нездоровый никому не нужный роман?
Кеннет задумчиво кивает, какое-то время молчит и поднимает указательный палец.
– Конечно, я с ним не знаком, с этим вашим бывшим любимым, и в глаза не видел его жену, но уверен в одном: они лишь показались вам неделимым целым.
Недоверчиво улыбаюсь.
– Почему вы так думаете?
– Потому что, если бы это было так, он не ездил бы целых одиннадцать лет к вам! Такое случается сплошь и рядом: люди женятся, выходят замуж просто потому, что так надо и чтобы никто не заподозрил их в ненормальности! – Он говорит все более взволнованно и убежденно. – Приспосабливаются к новой жизни, обрастают привычками поправлять лямочки и так далее – опять-таки поскольку так принято! А сами всеми силами своей души мечтают о встрече с тем или с той, кого не хватило терпения дождаться, кто, подобно им самим, соединился с чуждым по духу человеком и так же страдает!
Смотрю на жениха и невесту и пытаюсь представить себе, какое будущее ждет их. Кеннет перехватывает мой взгляд.
– Вот и эта дурочка вбила себе в голову, что если не выйдет за этого балбеса, останется старой девой! – горячо восклицает он.
Я смотрю по сторонам, проверяя, не слышит ли кто его прогнозов, но наш столик так далеко от тех, за которыми сидят гости, что опасаться нечего.
– Почему балбеса? – спрашиваю я.
– Потому что он избалован и только думает, что влюблен, а на самом деле обожает одного себя! – выпаливает Кеннет, и я чувствую, что из него выходит наболевшее. – Я знаю его не первый год, мы занимаемся в одном спортзале, только я там бываю регулярно, а наш раскрасавец-жених появляется от случая к случаю.
Мое сердце сдавливает новый приступ жалости к Норе, хоть теперь она выглядит вполне счастливой.
– А сколько невесте лет? – спрашиваю я.
– Двадцать семь.
– Еще не так много… Старая дева! – Усмехаюсь. – По-моему, в наше время это понятие стирается. Немало женщин сначала становятся на ноги, а уж потом создают семью. В тридцать лет, даже в тридцать с небольшим.
– То-то и оно! – говорит Кеннет. С его губ слетает вздох. – Что ее ждет – страшно себе представить. Я пытался с ней разговаривать, но без толку, – спокойнее и тише добавляет он. – Нет, такого вот лживого счастья лично мне даром не надо. Я либо добьюсь настоящего, либо буду один.
Его взгляд жжет мне лицо, и я потупляюсь, не позволяя себе задумываться над смыслом его последних слов.
– Да, почти всех, – отвечает Кеннет.
Мы сидим у дальней стены зала за свободным столиком, на котором, кроме двух наших бокалов и лампы, больше ничего нет.
– Значит, вы родственник? Или ближайший друг? – интересуюсь я.
– Отчасти и то и другое, – сдержанно говорит Кеннет, и я начинаю гадать, что это значит.
– Невесты?
– Да.
У Джейн Беккер, в замужестве Уитлер, Джейкобовой сестры, помимо Норы, насколько мне известно, есть еще одна дочь, а сыновей вроде бы нет. К тому же фамилия Кеннета не Уитлер и не Беккер. Может, Джейн не первый раз замужем и Кеннет ее сын от прежнего брака? Задумываюсь, как бы потактичнее спросить, верна ли моя догадка, когда Кеннет кивает на двух перешептывающихся подружек невесты и произносит:
– Вам не кажется глупой эта традиция?
– Какая? – недоуменно уточняю я.
Кеннет пренебрежительно морщит нос и поднимает руки.
– Ловить букет. В этой страсти юных девиц выскочить замуж есть что-то хищническое, не находите?
Смеюсь.
– Не поверите, но полчаса назад мне на ум пришла та же самая мысль.
– Серьезно? – спрашивает Кеннет, чуть наклоняя вперед голову и улыбаясь так, будто он тайно ждал от меня именно этого признания и поражен, что его мечта стала явью.
– Конечно, серьезно, – говорю я, глядя на девиц. Они явно болтают о чем-то секретном. Лица у обеих хитрые, одна самодовольно и с ехидцей улыбается, другая часто кивает. Наверное, кого-нибудь обсуждают, может даже невесту, хоть и считаются ее лучшими подругами.
– Я, как только вас увидел, сразу решил: эта из принципа не станет прыгать за букетом, – говорит Кеннет.
– Я в любом случае не стала бы за ним прыгать, – отвечаю я, переводя взгляд на танцпол и отмечая, что старичок из-за моего столика до сих пор отплясывает. Откуда в нем столько сил и задора? – Даже если бы не видела в этой традиции ничего неприглядного.
– Почему же? – заинтересованно спрашивает Кеннет.
– Потому что я замужем, – говорю я, и моей души впервые в жизни касается сомнение: верно ли я сделала, что связала жизнь с Джонатаном? Не поспешила ли? Мысль настолько неожиданная, что я стараюсь как можно скорее от нее отделаться.
– Замужем? – медленнее обычного переспрашивает Кеннет.
Смотрю на него и не могу не заметить, как изменилось выражение его глаз. Бесцветные язычки пламени будто застыли, утратив смысл гореть и жить.
Разочарован, не без странного удовольствия думаю я. Наверное, хотел за мной приударить. Что ж, в этом нет ничего предосудительного. Не стрясется большой беды, даже если…
Стоп! – командует голос разума. Полнее осознаю, что за жуткая мысль меня посетила, и качаю головой.
– Так замужем или нет? – настойчивее прежнего спрашивает Кеннет.
– Нет… – бормочу я, слишком увлеченная раздумьями. – То есть… – Спохватываюсь. – Да! Конечно, я замужем. Разве по мне не видно?
Кеннет усмехается.
– Губного диска во рту, как у замужних дам африканского племени, у вас нет.
– Брр! – Ежусь, вспоминая передачу про тощих с изуродованными ушами и безобразно обвисшей грудью почти голых женщин мурзи. – Еще чего не хватало!
– Тогда как же я мог догадаться? – спрашивает Кеннет, и я ясно слышу в его голосе нотки отчаяния, смешанные с надеждой, что я вот-вот скажу, будто шучу.
Пожимаю плечами.
– Замужние женщины более степенные, не глядят по сторонам, не стреляют направо и налево глазками. Гм… Не знаю, это сложно объяснить, но, по-моему, всегда понятно, женатый ли перед тобой мужчина или замужняя ли женщина.
– А мне кажется, наверняка сказать нельзя ничего, – заявляет Кеннет, упирая руки в стол. – Одни люди степенные чуть ли не с самого рождения, а другие, обзаведись хоть полудюжиной детей, не говоря уже о мужьях и женах, все равно чувствуют себя свободными как ветер.
У меня нет желания с ним спорить, и я лишь едва заметно улыбаюсь в ответ и повожу плечом.
– Хорошо, допустим, вы замужем, – говорит Кеннет, определенно еще не желая мириться с этой мыслью. Мне забавно и немного грустно. – Но почему же тогда приехали одна?
– Мой муж очень серьезный и занятой человек, – размеренно говорю я, как и подобает супруге мудрого и всеми уважаемого профессора. – У него нет возможности отрываться от дел. Мне же дали два выходных, вот я и прилетела одна.
– А почему вы не носите обручального кольца? – таким тоном, будто все еще надеется уличить меня во лжи, спрашивает Кеннет.
– Как это не ношу? – спокойно спрашиваю я, поднимая руку. – Вот оно. – Мой взгляд падает на безымянный палец, на котором в самом деле нет кольца, и к щекам приливает краска.
Кеннет победно улыбается.
– Где?
Я в испуге прижимаю руку к губам.
– Мое колечко… Золотое с двумя небольшими бриллиантами… Куда оно подевалось? – Еще раз смотрю на палец, будто в первый раз могла не заметить кольцо, заглядываю под стол, осматриваю пол вокруг стола. Он выложен темной мраморной плиткой. Золотое украшение с блестящими камушками, если бы лежало где-то поблизости, сразу бросилось бы в глаза. – Джонатан меня убьет… – бормочу я.
– Джонатан?
– Мой муж…
– Из-за глупой безделушки? – изумленно спрашивает Кеннет.
Я вскидываю голову.
– Это отнюдь не глупая безделушка! А дорогое кольцо, изготовленное на заказ! Обручальное!
Кеннет, плохо маскируя досаду, кивает.
– Ах да! Конечно.
Я стараюсь взять себя в руки и воспроизвожу события сегодняшнего дня. В аэропорту кольцо было еще на мне: я точно помню, как его рассматривала девочка лет шести, когда мы стояли в очереди к паспортному контролю. Оттуда я приехала прямо сюда, приняла в номере душ и… Стоп! Мне отчетливо представляется полочка под зеркалом в ванной, а на ней мое кольцо. Может, конечно, картинку так искусно нарисовало мое воображение и я выдаю желаемое за действительное, но на сердце заметно легчает.
Кеннет все это время напряженно наблюдает за мной. Мне вдруг снова кажется, что мы с ним когда-то уже встречались и что столкнулись на этой свадьбе не просто так. Ерунда! – твердо говорю себе я.
– Где же кольцо? – теперь без иронии и без усмешек спрашивает он.
Вздыхаю, поднимаю голову и смотрю наверх.
– Если не ошибаюсь, я оставила его в номере. Во всяком случае, я на это надеюсь.
– Может, стоит подняться и проверить? – предлагает Кеннет, не сводя с меня глаз.
На миг задумываюсь и качаю головой.
– Потом. Я почти не сомневаюсь, что оно там. А если оно там, то спокойно дождется меня. Надеюсь, здешние горничные не ворюги.
Кеннет обводит зал медленным взглядом.
– Гостиница первоклассная. Думаю, воров тут можно не бояться.
Киваю, почти совсем успокаиваясь. Внезапно со стороны танцпола раздается странный звук, музыка обрывается, визжат женщины. Мы с Кеннетом резко поворачиваем головы. Я еще не успеваю сообразить, что стряслось, когда он срывается с места и мчится через весь зал к сцене.
Я тоже поднимаюсь со стула и замираю. Не потому, что меня потрясла вспыхнувшая драка, а потому, что первым моим порывом было схватить Кеннета за руку и удержать его в стороне от хмельной разборки. С какой стати мне печься о нем? Кто он такой? Брат? Друг?
Наблюдаю за происходящим, стараясь сохранять спокойствие. В конце концов, если Кеннет без раздумий помчался к драчунам, наверное знает, что делает. И уверен в собственных силах.
Он на бегу снимает пиджак и бросает его на свободный стул. Брайан безжалостно бьет головой в грудь шафера, тот покачивается, Энн верещит. Кеннет подскакивает к Брайану в то мгновение, когда он поднимает над головой кулак, готовясь нанести очередной удар. Не знаю, как Кеннету удается, но конфликт внезапно сходит на нет. Брайан нехотя кивает, опускает руку, шафер поправляет пиджак и возвращает на место съехавшую набок бабочку.
Только теперь, когда помощь уже не требуется, к Брайану и шаферу подскакивают и другие мужчины. Жених хлопает товарища по плечу, что-то возмущенно ему объясняет. Лучшая подружка невесты наблюдает сцену, прикусив губу и прижимая руки к груди.
Еще минута – и все приходит в норму. Снова звучит музыка, а Кеннет с улыбкой возвращается ко мне. Я до сих пор стою, но
– Угомонились?
– Ага. – Кеннет садится на прежнее место и делает глоток шампанского. Пиджак он забрал на обратном пути, но не надел его, а повесил на спинку стула. Невольно отмечаю, насколько широкие и бугристые у него плечи.
– Как это вам удалось?
– Что? – Кеннет смотрит на меня так, будто о своем геройстве уже забыл и думает совсем о другом.
– Разнять драчунов, остудить их бойцовский пыл, – объясняю я.
– А-а, – смеясь протягивает Кеннет. – Ничего особенного мне делать не пришлось. Я всего лишь появился перед ними и сказал Брайану, что, если он не уймется, получит от меня.
Да уж, размышляю я, с невольным восхищением и почти благоговением вновь глядя на его плечи. Если такой ударит хоть раз, пиши пропало.
– Вас здесь боятся?
Кеннет морщит лоб.
– Не то чтобы боятся, но знают, что мне лучше не перечить, – просто говорит он. – Я двадцать лет занимаюсь боксом, все эти их размахивания башками и кулачками для меня курам на смех.
– Двадцать лет? – с прищуром и недоверием переспрашиваю я. – Ого! Зачем вам это?
– Помогает в работе. А еще для того, чтобы в любой ситуации суметь постоять за себя и, если надо, за свою даму. – Лицо Кеннета делается хитрым. – Кстати, раз вы говорите, что можете определять, холост человек или женат, попробуйте угадать по мне, есть ли у меня жена или, скажем, подруга. – Он корчит уморительную гримасу, усложняя мою задачу: косит глаза и кривит рот.
Смеюсь.
– У вас третья по счету жена и пятеро детей!
– А вот и нет! – торжествующе поднимая палец, объявляет Кеннет. – Я вообще никогда не был женат, но у меня есть девушка.
Смешно, но мне почему-то делается не по себе. Я свыклась с нелепой мыслью, что все восхищение этого парня может быть адресовано одной мне. Замужней женщине, которая еще не сознает, но чувствует, что заходит в некий тупик. Которая твердит себе, что она не вправе изменять мужу, но от этого внутри у нее все настойчивее подает голос до сих пор помалкивавший бунтарь.
– Как зовут вашу девушку? – возможно безразличнее интересуюсь я.
– Анабелл, – почти так же бесстрастно отвечает Кеннет.
– Почему она сегодня не с вами?
– Мм… – Кеннет откидывается на спинку стула, сцепляет руки в замок и смотрит на меня странным выразительным взглядом. – Анабелл не со мной по ряду причин, – протяжно произносит он. – Во-первых, у нас не столь серьезные отношения, чтобы ходить вместе на семейные торжества – это ко многому обязывает. Во-вторых, у меня было некое предчувствие…
– Предчувствие? – настороженно переспрашиваю я.
– Именно, – без тени смущения говорит Кеннет. – Удивительно, но я знал, что повстречаю здесь восхитительное создание вроде вас.
– Ах вот оно что! – Хмыкаю и начинаю постукивать пальцами по гладкой поверхности стола, показывая всем своим видом, что я не из тех, кому парочкой дешевых комплиментов можно вскружить голову.
– В-третьих, – невозмутимо продолжает Кеннет, – у Анабелл сегодня какое-то сборище в колледже.
– В колледже?! – восклицаю я. – Она что, студентка?
Кеннет пожимает плечами.
– Да. Вас это удивляет?
– Более чем, – говорю я, сужая глаза. – Сколько вам лет? Тридцать пять? Сорок?
– Тридцать девять, – улыбаясь отвечает Кеннет. – Да, Анабелл моложе меня почти на двадцать лет.
Я округляю глаза. Впрочем, кому-кому, а мне удивляться нечему. У нас с Джонатаном разница в возрасте и того больше – он старше меня на двадцать два года. Если честно, меня это все больше и больше гнетет, хоть я упрямо прикидываюсь, что ни о чем не жалею.
– Она намекнула мне, что могла бы не ездить на эту свою вечеринку, – продолжает Кеннет, – но я притворился, что не понимаю намека. Точнее, просто не ответил. Почему – я уже объяснил.
Медленно киваю и все с тем же прищуром смотрю ему в глаза.
– Вон вы, оказывается, какой.
– Какой? – Кеннет вскидывает брови.
– Коварный, расчетливый и бессердечный, – четко выговаривая каждый звук, произношу я.
Кеннет смеется и машет руками.
– Вовсе я не такой. С чего вы взяли, что я бессердечный?
– Девушка в него влюблена, а он, видите ли, не желает знакомить ее с родственниками. Плюс ко всему решил набраться новых впечатлений и флиртует со своей ровесницей.
– Вы моя ровесница? – спрашивает он.
Отвожу взгляд в сторону и едва заметно вздыхаю.
– Почти.
– Вообще-то, – заговорщически приглушенно говорит Кеннет, наклоняясь вперед, – я это знал с самого начала.
Я резко поворачиваю голову и окидываю его гневным взглядом.
– Нет, вы, разумеется, выглядите гораздо моложе, – уверяет меня Кеннет, приподнимая руки. – То, что вы моложе меня всего года на три, я… гм… почувствовал.
Хмыкаю.
– У вас на редкость сильно развиты всяческие предчувствия.
– Не всяческие, – с серьезным лицом поправляет меня Кеннет.
– Морочите бедной девушке голову и боитесь брать на себя ответственность, – обличительным тоном, полушутя-полусерьезно говорю я.
Кеннет качает головой.
– Ошибаетесь! – восклицает он. – У меня железное правило: никому и никогда не морочить голову.
– Если вы регулярно встречаетесь с женщиной, значит, уже дарите ей надежду, – возражаю я.
– На что?
– На то, что в один прекрасный день вы двое станете семьей, обзаведетесь детьми. Это же очевидно!
– А вот и нет, – хитро улыбаясь, говорит Кеннет. – Я никогда не даю женщинам повода мечтать о серьезных отношениях: ничего не обещаю, не бросаю слов на ветер, сразу предупреждаю, что о семье я пока и не помышляю и все в таком духе. Меня не в чем упрекнуть, уж поверьте.
Я секунду-другую изучаю его лицо. Его глаза снова горят, но теперь каким-то дрожащим, несмелым огнем.
– Почему же вы не помышляете о семье? Тридцать девять лет – по-моему, самое время свить себе уютное гнездышко. Чтобы было не страшно вступать в старость. А до нее ведь рукой подать.
Взгляд Кеннета делается серьезным. Он отвечает не сразу, а спустя несколько мгновений:
– Не хочу торопиться. Потому что знаю и всегда знал… предчувствовал.
Улыбаюсь.
– Снова предчувствия?
Кеннет медленно кивает. Огни в его глазах разгораются, и прозрачные языки пламени снова танцуют магический танец.
– Я предчувствовал, что рано или поздно придет настоящее, – говорит он, и мне кажется, что чем дольше я нахожусь под прицелом этого взгляда, тем сильнее подпадаю под его власть. От страха и возбуждения меня охватывает дрожь. – Поэтому еще двадцатилетним мальчишкой поклялся себе, что дождусь этого настоящего, – договаривает Кеннет. – И, знаете, несмотря ни на что… Я ужасно рад, что сдержал слово…
Усилием воли заставляю себя отвернуться. Вот это денек! С утра надежды прикоснуться к величайшей тайне, под вечер мощное разочарование, а теперь эта странная игра. Игра с невидимым огнем…
Какое-то время сидим молча. В моей голове стая мыслей, но я не желаю к ним прислушиваться, не хочу складывать обрывки фраз и образов в логически законченные картинки и сюжеты. Стараюсь не думать ни о чем, наблюдаю за гостями, распределившимися по группкам, и за невестой, болтающей с родителями, точнее, за ее матерью.
Джейн Беккер. Уж она-то наверняка чем-то похожа на покойного брата. И знает о нем – а может, и о той истории – намного больше Оливии. Когда я сегодня подошла к Джейн поздороваться, она вполне сердечно меня обняла, расспросила о тете и вскользь о матери. Потом чуть сдвинула брови, очевидно о чем-то вдруг вспомнив, внимательнее рассмотрела мое лицо, улыбнулась, поблагодарила за оказанное внимание, пожелала приятно отдохнуть на празднике и ушла. Больше мы не разговаривали, но это понятно. Сегодня все ее мысли о будущем младшей дочери.
Чувствую, как Кеннет легонько прикасается к моему пальцу, на котором нет обручального кольца, и вздрагиваю.
– Замужем… – задумчиво бормочет он.
– Да, – говорю я, убирая руку.
Мне вдруг представляется, что кольца не окажется на полке в ванной, и сердце съеживается от страха. Нет, Джонатан не станет на меня кричать, тем более бить – об этом вообще не может быть речи. Он слишком умен и интеллигентен, этим-то в свое время и покорил меня. Его излюбленный метод – испепелять взглядом и монотонно ровным сухим и презрительным голосом читать нотации. О том, как страдает мир от безответственности и легкомыслия, о том, насколько люди, для которых нет ничего святого, опасны для цивилизованного общества. И все в таком духе. В подобные минуты я молю, чтобы Джонатан вспыхнул, наорал на меня и наконец оставил в покое. Так было бы куда легче.
Кеннет с минуту о чем-то размышляет, глядя на то место, где лежала моя рука, потом поднимает голову и смотрит на меня взглядом, по которому не определить чувств.
– Давно вы замужем? – спокойно спрашивает он.
– Три года, – отвечаю я.
– Всего три года? Не слишком долго, – задумчиво бормочет Кеннет. – А до этого? – интересуется он. – Целую вечность встречались со своим… гм… Джонатаном? Или были замужем за кем-то другим?
Тяжело вздыхаю. Вспоминать о прошлом не доставляет мне особенной радости.
– С Джонатаном мы встречались совсем не вечность, – неохотно произношу я. – А всего лишь девять месяцев.
Кеннет кивает и едва заметно улыбается.
– Девять месяцев… Как будто выносили ребеночка.
Ребеночка! Какое там. Мечты стать матерью я в себе почти уничтожила.
Кеннет смотрит на меня, ожидая продолжения.
– До Джонатана некоторое время у меня вообще никого не было… – протягиваю я, раздумывая, стоит ли посвящать почти незнакомца в подробности своих любовных историй. – Послушайте! – Прищуриваю глаза и сдержанно улыбаюсь. – Ничего интересного я вам не поведаю. Поверьте: у меня все складывалось прозаично и малоприятно. Может, оставим эту тему?
Кеннет пожимает могучими плечами.
– Если хотите, давайте оставим. – Он наклоняется вперед и пристально смотрит в мои глаза. – Но мне было бы очень-очень интересно узнать о вас все, даже самое что ни на есть приземленное.
– Зачем это вам? – удивленно спрашиваю я.
– На это есть ряд веских причин, – с загадочным видом говорит Кеннет.
– Каких?
– Пока не могу сказать.
– Тогда я не прибавлю к своему рассказу ни слова, – заявляю я и, складывая руки на груди, плотно сжимаю накрашенные розовым блеском губы.
Кеннет смеется.
– А если я очень попрошу?
Отрицательно качаю головой.
– А если поклянусь, что непременно открою свой секрет, но после? – с улыбкой наполовину проказливого мальчишки, наполовину искусного обольстителя спрашивает Кеннет.
Любопытство берет во мне верх над благоразумием и даже над тупой болью, которой сердце реагирует на воскресающие картины из прошлого.
– Ладно, уломали.
Лицо Кеннета озаряется улыбкой. Я предупреждающе поднимаю руку.
– Только уговор: вы не станете задавать вопросов.
Кеннет с готовностью кивает, принимая условие. Я некоторое время молчу, собираясь с мыслями, и начинаю, глядя на веселящихся людей, но почти не видя их:
– До Джонатана у меня был единственный серьезный роман, он длился целых одиннадцать лет. – Говорить беспечным тоном не слишком просто, но и не так сложно, как я ожидала. – Того парня я любила всем сердцем. Впрочем, когда задумываешься об этом теперь, понимаешь, что, может, я лишь придумывала себе любовь.
Умолкаю и начинаю сожалеть о том, что запретила Кеннету задавать вопросы. Наверное, кратко на них отвечать было бы куда легче, чем рассказывать все подряд. Кеннет будто угадывает мою мысль и осторожно интересуется:
– А он вас что, не любил?
Пожимаю плечами.
– Не знаю. Утверждал, что любил, но любил явно меньше, чем… другую женщину.
– Жену? – предполагает Кеннет, попадая в самую точку.
Киваю и улыбаюсь, стараясь делать вид, что теперь могу смотреть на былые печали спокойно, даже с иронией.
– Мы встречались самое большее дважды в неделю. Он заезжал ко мне на часок-полтора и спешил домой.
– Почему же вы раньше не прекратили эту пытку? – с состраданием в голосе спрашивает Кеннет.
Мрачно усмехаюсь.
– Теперь я тоже задаюсь этим вопросом. А тогда… Поначалу я и представить не могла, что останусь совсем без него. Потом, когда было уже очевидно, что ничего не изменится, стала тайно страдать, но сил порвать эти отношения никак не находилось. – Смеюсь, хоть и впору плакать. – А он все твердил, что я его отдушина, что только со мной ему можно быть самим собой. И все намекал на то, что не сегодня завтра должен принять решение и коренным образом изменить жизнь. А я, дурочка, ждала. Ждала целых одиннадцать лет… – Умолкаю, переносясь мыслями в подернутое дымкой времени былое.
Кеннет минуту-другую молчит, после чего негромко спрашивает:
– А что потом?
Вздрагиваю и вспоминаю, что я на свадьбе у племянницы Джейкоба и что беседую с ее не то другом, не то родственником.
– Потом… Потом я как-то раз увидела его с семьей: женой, дочерью и сынишкой. – Проглатываю комок горечи и гордо приподнимаю подбородок, не желая казаться жалкой. – Они смотрелись неделимым целым. Укладывали в машину покупки, сделанные в торговом центре, сажали внутрь детей. Потом с плеча его жены упала лямочка майки, и он настолько заботливо ее поправил, что у меня оборвалось сердце. Я в этот же вечер собрала в кулак все мужество, позвонила ему и просила забыть обо мне. Потом, конечно, страшно мучилась, но теперь все это в прошлом. – Улыбаюсь. – Смешно, правда? Если бы не дурацкая лямочка, кто знает, как долго еще бы тянулся этот нездоровый никому не нужный роман?
Кеннет задумчиво кивает, какое-то время молчит и поднимает указательный палец.
– Конечно, я с ним не знаком, с этим вашим бывшим любимым, и в глаза не видел его жену, но уверен в одном: они лишь показались вам неделимым целым.
Недоверчиво улыбаюсь.
– Почему вы так думаете?
– Потому что, если бы это было так, он не ездил бы целых одиннадцать лет к вам! Такое случается сплошь и рядом: люди женятся, выходят замуж просто потому, что так надо и чтобы никто не заподозрил их в ненормальности! – Он говорит все более взволнованно и убежденно. – Приспосабливаются к новой жизни, обрастают привычками поправлять лямочки и так далее – опять-таки поскольку так принято! А сами всеми силами своей души мечтают о встрече с тем или с той, кого не хватило терпения дождаться, кто, подобно им самим, соединился с чуждым по духу человеком и так же страдает!
Смотрю на жениха и невесту и пытаюсь представить себе, какое будущее ждет их. Кеннет перехватывает мой взгляд.
– Вот и эта дурочка вбила себе в голову, что если не выйдет за этого балбеса, останется старой девой! – горячо восклицает он.
Я смотрю по сторонам, проверяя, не слышит ли кто его прогнозов, но наш столик так далеко от тех, за которыми сидят гости, что опасаться нечего.
– Почему балбеса? – спрашиваю я.
– Потому что он избалован и только думает, что влюблен, а на самом деле обожает одного себя! – выпаливает Кеннет, и я чувствую, что из него выходит наболевшее. – Я знаю его не первый год, мы занимаемся в одном спортзале, только я там бываю регулярно, а наш раскрасавец-жених появляется от случая к случаю.
Мое сердце сдавливает новый приступ жалости к Норе, хоть теперь она выглядит вполне счастливой.
– А сколько невесте лет? – спрашиваю я.
– Двадцать семь.
– Еще не так много… Старая дева! – Усмехаюсь. – По-моему, в наше время это понятие стирается. Немало женщин сначала становятся на ноги, а уж потом создают семью. В тридцать лет, даже в тридцать с небольшим.
– То-то и оно! – говорит Кеннет. С его губ слетает вздох. – Что ее ждет – страшно себе представить. Я пытался с ней разговаривать, но без толку, – спокойнее и тише добавляет он. – Нет, такого вот лживого счастья лично мне даром не надо. Я либо добьюсь настоящего, либо буду один.
Его взгляд жжет мне лицо, и я потупляюсь, не позволяя себе задумываться над смыслом его последних слов.
3
– А с мужем? – спрашивает Кеннет после непродолжительного молчания.
Поднимаю глаза.
– Что с мужем?
– Вы довольны своей нынешней жизнью?
Стараюсь придать себе непринужденный, даже радостный вид.
– Да. Вполне довольна.
Кеннет изучающе смотрит мне в глаза.
– Вы не хитрите?
Наклоняю голову набок.
– С какой стати мне хитрить? Что-то я не пойму, к чему вы клоните.
Кеннет качает головой.
– Ни к чему дурному, уверяю вас. – Он смотрит на бокалы. – Шампанское снова согрелось. Сходить за новым?
– Нет, спасибо. Мне больше не стоит пить.
Кеннет кивает.
– Мне тоже. – Он с полминуты двигает бокал от одной руки к другой и как будто собирается о чем-то спросить, но все не решается. Потом внезапно поднимает на меня глаза и интересуется: – А какой он, ваш муж? Что за человек, чем занимается?
Положительных качеств в Джонатане хоть отбавляй. Разговаривать о его несомненных достоинствах можно бесконечно, поэтому мне сейчас не приходится ничего выдумывать.
– Он преподает в университете, занимается наукой, дает частные уроки. С ним надежно, спокойно, довольно уютно. Таких пунктуальных, ответственных, честных и умных людей, как Джонатан, наверное, в целом мире раз два и обчелся, – говорю я.
Поднимаю глаза.
– Что с мужем?
– Вы довольны своей нынешней жизнью?
Стараюсь придать себе непринужденный, даже радостный вид.
– Да. Вполне довольна.
Кеннет изучающе смотрит мне в глаза.
– Вы не хитрите?
Наклоняю голову набок.
– С какой стати мне хитрить? Что-то я не пойму, к чему вы клоните.
Кеннет качает головой.
– Ни к чему дурному, уверяю вас. – Он смотрит на бокалы. – Шампанское снова согрелось. Сходить за новым?
– Нет, спасибо. Мне больше не стоит пить.
Кеннет кивает.
– Мне тоже. – Он с полминуты двигает бокал от одной руки к другой и как будто собирается о чем-то спросить, но все не решается. Потом внезапно поднимает на меня глаза и интересуется: – А какой он, ваш муж? Что за человек, чем занимается?
Положительных качеств в Джонатане хоть отбавляй. Разговаривать о его несомненных достоинствах можно бесконечно, поэтому мне сейчас не приходится ничего выдумывать.
– Он преподает в университете, занимается наукой, дает частные уроки. С ним надежно, спокойно, довольно уютно. Таких пунктуальных, ответственных, честных и умных людей, как Джонатан, наверное, в целом мире раз два и обчелся, – говорю я.