Вайпонд Джим. Горди Хоу, номер 9

   Частью легенды о Горди Хоу является утверждение о том, что он играл в хоккей на улицах и прудах Флорала, учился там и, наконец, что его хоккейная карьера началась во Флорале. Это выдумка, потому что Флорал – железнодорожная станция рядом с зерновыми элеваторами, расположенная посреди прерии в девяти милях восточнее Саскатуна. Когда Горди родился, там стояли только эти элеваторы да сторожка станционного смотрителя у самого железнодорожного полотна. Ничего больше. По прерии в разных направлениях были разбросаны дома фермеров, выращивавших пшеницу. В трех милях от станции жила семья Хоу. Но спустя всего девять дней после рождения Горди она переселилась в город Саскатун.
   Именно в Саскатуне учителя и тренеры в школах и на площадках для игр помогли развитию Хоу в его детские годы. И среди них один человек сыграл главную роль советника, наставника, тренера и учителя. Роберт Трики был заместителем директора и одновременно хоккейным тренером школы «Кинг Джордж», где учился Горди Хоу. В этой средней школе и началась его хоккейная карьера – сперва в качестве вратаря, затем защитника, а потом и форварда. Мистеру Трики приписывают легендарный совет, якобы данный Хоу, – оставаться вратарем, если он желает продолжить хоккейную карьеру за пределами Саскатуна. Учитель отказывается подтвердить это замечание. «Однако я не отрицаю его, – говорит он. – Я слышал и читал об этом столько лет, что почти поверил в это». А Хоу, снисходительно улыбаясь, кивает утвердительно и говорит тихо: «Он сказал это».
   В «Кинг Джордж» Горди выступал за сборную «Всех звезд» Запада в 1941, 1942 и 1944 годах, когда разыгрывался чемпионат школьников его возраста. Он был капитаном своей школьной команды в 1944 году, и при его участии команда выиграла все 11 матчей, забив 106 шайб и пропустив только шесть. Наилучший результат, показанный командой Горди Хоу. был выигрыш со счетом 20:0.
   Фактически на базе школы были созданы две команды. Собственно-школьную тренировал Боб Трики, а команду, составленную из ребят, живших в этом районе, но не обязательно учившихся в «Кинг Джордж», тренировали совместно Берт Ходжес и его жена. Многие утверждают, что подлинным тренером той команды мальчишек Саскатуна была миссис Ходжес, поскольку ее муж в основном проводил время в разъездах. «Не совсем так, – вспоминает миссис Ходжес. – Тренером был все-таки Берт, а я была менеджером (управляющим) и рассыльным – всем понемногу, хотя я, конечно, тренировала ребят, когда Берт отсутствовал.
   У нас было двое сыновей, – продолжает она, – которые хотели играть в хоккей, но не за школу. У нескольких наших соседей тоже были сыновья, вот мы и решили создать команду. Это была настоящая сборная, в которой играл кто хотел. Горди жил в нашем районе. Мы пригласили и его. Он был настолько застенчив, что сам ни за что не попросился бы. Он единственный из наших игроков, кто вошел в НХЛ. (Младший сын г-жи Ходжес продолжал заниматься спортом и вошел в олимпийскую сборную Канады 1968 года по скоростному бегу на коньках – Д, В.). Многие утверждают, что они тренировали Горди Хоу, но я не думаю, что кто-нибудь мог претендовать на это с полным основанием. Он сам был настолько целеустремленным мальчиком, что упражнялся часами. И если не было льда, он бросал шайбу или мяч в стену. Он был бы хорош в любом виде спорта, какой ни назвать. Он мог бы стать выдающимся легкоатлетом. Помню, он обошел всех сверстников в состязаниях по прыжкам в высоту, хотя вышел на старт не имея ни обуви, ни формы. На нем были старые, заплатанные брюки, свитер и толстые носки».
   Имя Хоу появилось впервые в официальных протоколах Спортивной ассоциации провинции Саскачеван в 1942 году, когда г-жа Ходжес зарегистрировала его в составе «Атлетического клуба школы „Кинг Джордж“ по соответствующей возрастной группе. В феврале 1942 года команда хоккеистов „Кинг Джордж“ добралась до финала первенства провинции и должна была дважды встретиться с чемпионом города Реджайна. Матчи проводились по разу в гостях и дома. Первая игра в Реджайне завершилась ничьей – 3:3, причем Хоу, выступавший в защите, забил все три гола. Газета „Саскатун Стар Феникс“ писала об этом матче: „Хоу был прекрасен и в обороне, и в атаке. Большой и быстрый, он забил все свои голы без посторонней помощи. Кажется, у него многообещающее хоккейное будущее“. Через неделю состоялся ответный матч в Саскатуне. Реджайнцы победили со счетом 7:3 и с общим счетом 10:4 выиграли финал. В ответном матче Хоу забил все шайбы и вынес на себе основную тяжесть игры в защите.
   В течение нескольких лет юный Хоу играл имея минимум хоккейного снаряжения. На качественные щитки или иную амуницию просто не было денег, и приходилось надевать ее в очередь с другими ребятами. В каталогах торговой компании «Итон» рекламировались прекрасные щитки. Способный мальчуган обратил однажды на себя внимание одного саскатунского торговца по имени Роли Хоуз. В тот день, когда Горди в одном матче забросил три шайбы и сделал шесть голевых передач, он получил в подарок от Хоуза первые в своей жизни перчатки и щитки.
   Два года Горди играл за так называемую родственную лигу, где выступают команды подростков, названные именами знаменитых клубов НХЛ, а ребята берут себе в качестве псевдонимов имена звезд этой профессиональной лиги. Было нечто пророческое в том, что Хоу выступал за «Ред уингз» под именем Сида Хоу, который не был его родственником, а был выдающимся игроком известного клуба из Детройта. «Уингз», где играл Горди, дважды победили в чемпионате своей «малой» лиги, и тренировавший их Джимми Лэнг вспоминает, что Горди был одним из самых результативных членов команды, Горди Хоу было 15 лет, когда его пригласили на тренировочный сбор команды «Нью-Йорк рейнджерс», который проходил в Виннипеге. Джонни Уокер, железнодорожный машинист, который на добровольной основе тридцать лет отыскивал хоккейные таланты для нью-йоркского клуба, отказывается присвоить себе заслугу в открытии Горди.
   В Виннипеге Хоу почувствовал себя одиноким и тоскующим по дому. «Я помню, как мне выдали форму „Рейнджерс“ и снаряжение. Я расписался за них, но просто не знал, для чего нужна по меньшей мере половина этих предметов. Я не знал, к примеру, зачем нужен пояс, защищающий пах. Сидел в раздевалке, беспомощно глядя, как будут пользоваться этими вещами другие ребята».
   Клуб «Рейнджерс» предложил ему стипендию для учебы в колледже «Нотр Дам» в городе Уилкоксе, провинция Саскачеван. Но он хотел только одного – вернуться домой. Будь в лагере кто-нибудь из его приятелей из Саскатуна, вне всякого сомнения, он подписал бы контракт с «Рейнджерс». Горди не стал задерживаться на сборе. Еще не прошла первая неделя, а он уже был дома.
   В Саскатуне Горди по-прежнему обращал на себя внимание хоккейных деятелей. В дом Хоу потоком шли телеграммы с просьбами обсудить профессиональные контракты с многообещающим правым крайним. Шла война, и двое братьев Горди были на фронте. Норман служил на флоте, а Вернон – в сухопутных войсках. Миссис Хоу вздрагивала при виде очередной телеграммы – боялась дурных вестей с фронта.
   Наконец был подписан контракт с Фредом Пинкни из Детройта. Решающую роль при этом сыграло то, что в детройтский клуб попали его друзья по команде Джерри Кутюр, Пэт Ланди, Терри Кавано и другие ребята.
   В Виндзоре на тренировочных сборах клуба Горди заметил тренер Джек Эдамс. Он наблюдал за тренировкой из партера спортивного зала, в то время как его помощник Томми Айвэн проводил разминку. Неуклюжий малый с покатыми плечами и правосторонним хватом клюшки принял по сигналу шайбу, вкатил в зону нападения, финтом развел в стороны защитников Билла Куэйкенбуша и Джека Стюарта, неожиданно сменил хват, бросил по воротам и забил.
   – Кто этот большой мальчуган? – спросил Эдамс Айвэна.
   – Не знаю. Их здесь столько, что всех не запомнишь. Как тебя зовут, сынок? – обратился Айвэн к юнцу.
   – Хоу, – застенчиво ответил верзила, – Горди Хоу, но я не имею никакого отношения к тому парню из вашей команды, – и он указал на Сида Хоу, одного из ветеранов детройтского клуба. Сид был звездой, и Горди мысленно соперничал с ним.
   В конце тренировочного сбора Эдамс предложил 16-летнему Хоу выступать в команде юниоров в городе Голте. И вновь Горди поинтересовался, кто из его знакомых поедет туда. Когда ему сообщили, что несколько его друзей тоже рекомендованы в эту команду, он согласился. Так началась его жизнь в Восточной Канаде.
   «А потом, – говорит Хоу, – я сделал самую большую ошибку в своей жизни. Я решил пойти работать, вместо того чтобы продолжить учебу. Мое образование соответствовало нынешним восьми классам, и я подумывал о том, чтобы получить законченное среднее. Я даже пошел записываться в школу, но не продвинулся дальше большого дерева, что росло перед входом. Полагаю, что перевесил интерес к деньгам. Свою первую работу я получил в компании „Метал Индастриз“, где производилась сварка частей системы охлаждения моторов бомбардировщиков „Москито“. Но клубное руководство, опасаясь за мои руки, помогло мне получить новую работу. Я стал контролером, проверял корпуса мин для трехдюймового миномета.
   В год окончания войны мы завершали подготовку к сезону в «Олимпии». С жильем в Детройте было плохо, и детройтский Дворец спорта был превращен в гигантское общежитие, даже все коридоры были забиты армейскими койками. С рабочей силой в то время тоже было очень плохо, и поддерживать «Олимпию» в надлежащем виде не было возможности. Развелось много крыс. Мы находили странное развлечение в охоте на них, а иногда использовали убитых тварей в качестве шайб на тренировках.
   Мой первый разговор с Эдамсом о контракте состоялся в Акроне, штат Огайо, после того как я забил два гола в товарищеском матче. Джек сказал, что намерен сделать меня настоящим профессионалом, и предложил мне место в «фармклабе» (филиал команды в городе Омахе). Я был на седьмом небе! Контракт был подписан на 2700 долларов, и я отметил его кружкой пива, первой в моей жизни. В тот сезон я скопил 1700 долларов».
   Выступая за Омаху, он забросил 22 шайбы, и его решили перевести в Индианаполис (на ступеньку выше в системе профессионального хоккея).
   Однако его выступления в ряде товарищеских матчей, предшествующих открытию сезона 1946/47 года, убедили Эдамса в необходимости включить 18-летнего форварда в состав самого большого клуба.
   Успех не пришел к Хоу сразу же, в первый его сезон в Национальной хоккейной лиге. Его заявили на 58 игр, но в тридцати из них он просидел на скамейке запасных. Между его первым и вторым голами прошло девять матчей, а между вторым и третьим – одиннадцать. Он провел столько времени на скамейке, что тренер и менеджер команды Джек Эдамс подзабыл его имя и в разгар одной из игр крикнул:
   – Давай на лед, Сид!
   Хоу не обратил на это внимания.
   – На лед, Сид! – зарычал Эдамс.
   Хоу оглянулся, чтобы узнать, что задерживает выход Эйбла.
   – Это ты – Сид, ты!!! – орал Эдамс, нервно ходя за спиной Хоу.
   – Но мое имя не Сид, сэр… – пытался начать объяснение Хоу.
   – Какая разница! Давай на лед, Сид! – продолжал Эдамс, дав подзатыльник своему новобранцу.
   Хоу понял.
   Несмотря на свою рассеянность, Эдамс чувствовал, что под его началом восходит новая звезда, и уже в следующем сезоне Горди начинает играть с двумя лучшими форвардами команды – Сидом Эйблом и Тедом Линдсеем. Так появился знаменитый «конвейер». Абсолютное взаимопонимание Эйбла, Линдсея и Хоу, позволявшее им забивать голы, как с конвейера, послужило основанием для присвоения этой троице коллективного прозвища.
   Хоу сыграл свой первый матч в большой лиге в Детройте 16 октября 1946 года против «Торонто мэйпл лифс». Это был матч открытия сезона, и он забросил свою первую шайбу вратарю Турку Броде во втором периоде. Горди привлек также всеобщее внимание своей жесткостью в силовых приемах. Он напал на Сила Эппса в третьем периоде с такой яростью, что знаменитого капитана Торонто увели со льда с тяжелой травмой колена.
   Горди Хоу завоевал уважение и восхищение всех знатоков хоккея, и диапазон этих чувств простирался от безусловного обожания и поклонения ему как герою до признаваемого сквозь зубы уважения, которое внушает сила. Он начал, будучи убежденным в необходимости повергать во прах всякого, кто станет на его пути. Он вступал в драки на каждом стадионе лиги и заработал массу ненужных наказаний. И в самом начале его карьеры Эдамс был вынужден вызвать его в свой кабинет и сказать: «О'кей, сынок, ты себя показал. Кончай драться и начинай играть в хоккей».
   По своему печальному опыту Хоу знает, что матчи не выигрываются на скамейках для оштрафованных, и поскольку достаточно покаялся в своих грехах, то в своих проповедях для молодых игроков, особенно тех, кто посещает его хоккейную школу, призывает играть жестко, но честно и оставаться вне скамьи штрафников.

Хоу как игрок

   Для Хоу-подростка в жизни оставалось мало места для чего-нибудь кроме хоккея. Чуть ли не со времени, когда он научился ходить (а некоторые его биографы лирики утверждают, что он научился кататься на коньках раньше, чем ходить), им овладело страстное желание преуспеть в хоккее. Он был одержим этим всю жизнь. Когда он начал выступать в профессиональном хоккее, он вырезал из газет любую статью, в которой упоминалось его имя, наклеивал вырезки в альбом, чтобы показать их дома приятелям и доказать, что он не зря провел год в большой лиге.
   Поначалу пределом его мечтаний было отыграть год в Национальной хоккейной лиге. Затем, когда год шел за годом, он начал думать о десяти годах. Достигнув этой вершины, он размечтался о пятнадцати. И неожиданно ему пришло в голову, что можно подумать и о двадцати.
   «Я намерен оставаться в хоккее так долго, как смогу, – говорил Хоу. – Это единственное дело, которое я знаю. Это моя жизнь. В любом другом деле я пропаду».
   Карьера Хоу в Детройте делится примерно на три периода. Первый – это годы «конвейера», между 1947 и 1952 годами, когда тройка Горди Хоу – Сид Эйбл – Тед Линдсей вызывала восхищение болельщиков на всех ледовых аренах лиги. Второй называют «годами величия», между 1952 и 1957 годами, когда Детройт доминировал в Национальной хоккейной лиге и ударной силой команды был дуэт Хоу – Линдсей, (после того как Эйбл покинул лед и стал тренером клуба в Чикаго). И, наконец, это условно называемое «десятилетие старейшины хоккея», когда Хоу, как никогда до этого, был движущей силой «Ред уингз» – забивал голы, руководя игрой в защите и атаке в этой долгой вечерней работе на льду. Он продолжал все эти годы совершенствовать свое мастерство, давая товарищам дружеский совет, когда его просили или когда он чувствовал, что это необходимо.
   Огромные способности, которые у него были и есть, делают его излюбленной мишенью для сильнейших защитников лиги. Таков же был удел Мориса (Ракеты) Ришара, великого правого крайнего из «Монреаль канадиенс», чья хоккейная карьера часто сравнивалась с хоккейной жизнью Хоу. Тренеры посылали на лед разрушителей с единственной краткой инструкцией: «останови Хоу» или «останови Ришара», «мне плевать, как ты сделаешь это, но останови его».
   Это было основным заданием для целой большой группы игроков, и если у них не хватало мастерства, в ход шли другие средства, чтобы избежать ссьтки в клуб низшей лиги за неспособность «разменять» или «подавить» грозного оппонента. Задержки, подножки, удары клюшкой – чего только не использовалось против двух величайших правых крайних, которые когда-либо выступали на хоккейных площадках! Реакция обоих на это была совершенно различна.
   Галльский характер темпераментного Ришара вскипал даже при низкой температуре, и малейшая удача его «опекуна» – будь то задержка или разрушение комбинации – часто вызывала у форварда взрыв негодования, переходящий в драку с последующими бесчисленными удалениями и даже пропусками целых игр. Хоу, со своей стороны, решал проблему ответа обидчику с хладнокровием и утонченностью, хотя иногда и давал волю эмоциям и подвергался наказаниям. Парадоксально, что он часто, ссылаясь на собственный опыт, учит молодых хоккеистов, что матчи не выигрывают сидя на скамье штрафников. И тем не менее годы его самой высокой результативности были годами, когда он провел на этой злополучной скамье очень много времени.
   Спокойный, сдержанный и даже застенчивый вне хоккейной площадки, он становился злобным и жестоким на льду. По крайней мере, так отзывались о нем некоторые из противников, кто не смог устоять на коньках после встреч с Хоу. Их личная оценка его как игрока весьма неприязненна. Однако даже в ней всегда сквозит уважение. Если свести все мнения этой части игроков команд противников в одно, то выйдет примерно следующее: «Хоу знает, как подчинять себя правилам. Он движется на самой грани свода правил. Сделай что-нибудь ему, и он не даст себе волю и не бросится на тебя. Только после следующей встречи с ним на льду у тебя появятся невесть откуда пять шрамов».
   Один игрок, который, очевидно, часто был жертвой обманчивой внешности Хоу, так оценивает его с оттенком невольного изумления: «С этим Хоу трудно. Ты катишься рядом с ним, а у него вид такой, что невольно ожидаешь, что он спросит, как жена или дети. Вдруг ты получаешь локтем по физиономии, клюшкой в ребро и коленом в пах». Оппоненты утверждают в один голос, что у Хоу самые большие и твердые локти в хоккее. В его комнате, набитой хоккейными трофеями и призами, он хранит подарок с ироническим подтекстом, полученный от одного приятеля, – красные налокотники несусветного размера. Они такие, что могли бы служить щитками для ног вратаря семилетнему сыну Хоу.
   С другой стороны, у Хоу есть искренние защитники, к числу которых относится, например, Бобби Халл, знаменитая «золотая ракета» из Чикаго. Он отметает доводы критиков: «Хоу не демон на льду, как говорят некоторые. Если ты хочешь играть в хоккей, он тоже будет играть в хоккей. Однако если какой-то парень задумает фолить, то в поединке он всегда будет только вторым. С Горди шутки плохи».
   В один из февральских вечеров 1959 года Хоу и Лу Фонтинето сошлись в одной из самых жестоких драк за всю историю профессионального хоккея на льду «Мэдисон сквер-гарден». Фонтинато, который сам себя назначил «грозным мстителем» клуба «Нью-Йорк рейнджерс», налетел на Хоу за то, что тот якобы грубо обошелся с Эдди Шэком. Он сбросил перчатки и приблизился к Хоу, размахивая руками, как пловец кролем. Коньки Хоу в тот момент запутались в сетке ворот.
   «У меня не было иного выхода, кроме драки», – сказал потом Хоу, удивленный тем, что противник напал на него, не думая прикрываться. Целую минуту Горди лупил его наотмашь, пользуясь тем, что судьи позволили им подраться. Хоу обрушивал страшные удары на лицо Лу, подобно дровосеку. Нос Фонтинато был сломан в пятый раз за его хоккейную карьеру.
   «Рейнджерс» укрыли Фонтинато от посторонних взоров сперва в кабинете первой помощи, а затем переправили его в больницу. Но и там суровый и гневный защитник продолжал бушевать: «Пусть Хоу не думает, что он Джек Демпси (чемпион мира по боксу в тяжелом весе – Д. В.), только потому, что он упрятал меня сюда».
   «Я пришел играть в хоккей, а не драться», – сказал на это Хоу. Лу не знал, что Хоу играл в тот вечер с поврежденными ребрами. Один удар в область грудной клетки – и лучший хоккеист был бы отправлен в больницу.
   Возможно, самый большой комплимент мастерству владения клюшкой и бега на коньках, которым обладал Хоу, был отпущен центральным нападающим Сидом Эйблом, который сказал, что у него в целом есть претензии к стилю игры его правого крайнего. Это было вскоре после создания «конвейера». Эйбл как-то заметил: «У меня нет особых возражений против его обводки, но зачем обводить одного и того же игрока три раза подряд?»
   Главное оружие Хоу – его быстрый кистевой бросок. Он наиболее опасен в радиусе от 15 до 20 футов (от 3,5 до 6 метров) от ворот. Врожденные способности и выработанная сноровка позволяют ему самые трудные приемы выполнять так, что со стороны это выглядит легко и просто. Его огромная физическая сила сосредоточена глазным образом в плечах, мышцах корпуса и мощных кистях, которые у него такие большие, как у иного атлета верхние части рук. Хоу скользит по льду длинным, плавным, накатистым шагом. Он может без видимого усилия резко ускорить бег, так что избегает столкновения с противником, решившим применить силовой прием. Когда он как бы с ленцой, раскачиваясь движется с шайбой в зоне команды соперников, трудно представить, что на самом деле он замышляет свой коварный бросок, выбирая лишь, с какой стороны бросить – справа или слева.
   За 26 лет, что Хоу выступал за «Ред уингз», команда имела всего пятерых капитанов. Каждый игрок «конвейера» провел на этом мостике свой срок. Горди нравилась политика Эдамса, который передавал звание капитана и лидера команды хоккеистам старшего поколения по очереди и делал это через каждые четыре-пять лет, Эйбл был первым капитаном, за ним последовали Линдсей, Келли, Хоу и Дельвеккио.
   Главной обязанностью капитана профессиональной команды является обеспечение связи между игроками и администрацией. Проблемы возникают часто, и дело капитана помогать в поисках решений. Если он сам не может принять решения в одиночку, он выносит его на обсуждение с администрацией. Капитан и три его помощника в команде носят на свитерах буквы «С» или «А». Они – и только они – имеют право обращаться к рефери во время матча.
   Хоу был назначен капитаном в 1957 году. На следующий год, однако, «Ред уингз» не попали в финальные серии игр на Кубок Стэнли, впервые с тех пор, как он стал профессионалом. Тренер Сид Эйбл высказал весьма нелестное для Хоу предположение, что тому недостает качеств капитана, в частности страсти, огня. Эдамс не согласился с такой оценкой. «Вы должны четко определить, что значит „страсть, огонь“, – сказал он. – Хоу вдохновляет всю команду своей игрой. Мне не нужен капитан „сорвиголова“, постоянно торчащий на скамье для оштрафованных, каким был Линдсей. Я думаю, что, например, Проново был бы хорошим лидером. Он может вступать в объяснение с судьями и биться за интересы команды, не получая за это наказания. Но капитан все-таки Хоу, и я не намерен вносить в это какие-либо изменения».
   В конце концов Хоу сам попросил освободить его от ответственности капитана, с тем чтобы сконцентрировать внимание на игре.
   Горди Хоу всегда старался приободрить юных новобранцев команды. Возможно, здесь играют роль воспоминания о жутком одиночестве, которое он, подросток из маленького города, испытывал во время своего первого тренировочного сбора. Его товарищи часто говорят о том, что он старается помочь другим, стремится дать почувствовать новичкам, что они здесь, в команде, не чужие. Он, хотя никто ему этого не поручал, обычно встречает и приветствует новобранцев, и особенно полезна для них его, тоже добровольная, роль посредника в первых контактах с администрацией.
   Хоу готов спорить до бесконечности, опровергая расхожую теорию, согласно которой «Ред уингз» – команда одного человека. «Этого не было, нет и никогда не будет, – говорит он. – Хоккей – игра командная, коллективная. Люди часто говорят, что у меня есть чутье – это странное слово, означающее лишь одно: расчет. Я всегда оказываюсь там, где шайба. Но я не делаю это один. Я вижу своего партнера в движении, и я уверен в том, что если он сделает все как надо, то игра получит дальнейшее развитие. Если так и выходит, то мне приятно, и я в самом деле выгляжу молодцом. А если не получается, то, поверьте, и на мою долю приходятся гнилые апельсины в раздевалке во время перерыва.
   Команда одного человека – это вздор. Как может существовать такая команда, когда в ней семнадцать игроков, которые сменяются на льду каждые две минуты?»
   К концу каждого сезона у Горди появляются новые заботы – беспокойство о личных премиях других хоккеистов.
   – Кому нужны голь!? – спросил однажды Горди.
   – Мне, – сознался Билли Дэй.
   – Не знаю точно когда, но наверняка я тебе в ближайшее время сделаю голевую передачу. Старайся подольше дежурить прямо перед воротами. Не волнуйся, рано или поздно я дам тебе шайбу.
   И Дэй забил гол, которого ему не хватало для премии.
   Хоу всегда каким-то образом удается провести на льду дополнительное время в составе разных троек, и именно с его подач забиваются голы, оборачивающиеся дополнительными суммами на банковских счетах его товарищей по команде.
   Хоу многократно и от души освистывали на всех ледовых аренах лиги, кроме «Олимпии». Поначалу это его беспокоило. «Но не сейчас, – признается он. – Когда болельщики прекратят освистывать меня, станет ясно, что я не способен продолжать свое дело, пришло время уйти».
   У каждого игрока есть периоды взлетов и падений. Самая тяжелая депрессия Хоу пришлась на 1966 год, когда в двенадцати матчах подряд ему не удавалось забросить шайбу. С каждой новой игрой без гола газетные материалы о незавидной участи Хоу становились все длиннее. Он забил свой четвертый гол в шестом с начала сезона матче Детройта 21 октября и не забивал до 17-й игры 20 ноября.
   В 1957 году один хоккейный журнал попросил менеджеров шести клубов Национальной хоккейной лиги назвать самого жесткого игрока. Хоу был первым, а за ним следовал Ферн Фламан, защитник из «Бостон Брюинз». Третьим шел Лео Лабин, Тед Линдсей был четвертым, Морис Ришар – пятым и Лу Фонтинато – шестым.
   Тренеры Детройта иногда использовали Хоу в защите при чрезвычайных обстоятельствах. Он замечает, что в таких случаях ему бывает трудно удержаться от перехода синей линии и не погнать шайбу на другой конец площадки. Типичный случай такого рода произошел в Нью-Йорке. Боб Маккорд был удален до конца встречи за драку с Джимом Нильсоном. У защитников Гэри Бергмана, Берта Маршалла и Боба Уолла были повреждения. Причем Маршалл и Уолл были травмированы настолько серьезно, что играть уже не могли.