Страница:
Глава 4
И это официально!
Утром ее разбудил звонок телефона. Энди резко села и не сразу поняла, где она, пока сумбурным потоком не хлынули воспоминания: сияющие взгляды, обращенные навстречу, когда она медленно, шаг за шагом, продвигалась вперед по ковровой дорожке. Обожание и нежность на лице Макса, взявшего ее за руку. Смешанные чувства любви и страха, когда их губы соприкоснулись, скрепляя союз в присутствии родных и знакомых. Фотосессия на террасе в то время, пока гости пили коктейли. Оркестр, представивший их собравшимся как мистера и миссис Максвелл-Харрисон. Первый танец под ван Моррисона. Трогательный, сердечный тост ее матери. Университетские приятели Макса, распевавшие непристойный, но задорный студенческий гимн. Свадебный торт, который Энди и Макс разрезали, вместе держась за нож. Медленный танец с отцом. Ее племянники, отплясывавшие брейк под громкие возгласы всеобщего одобрения.
Со стороны свадьба выглядела идеальной. Никто – и меньше всего новоиспеченный муж! – не догадывался, что испытала Энди: сожаление, гнев, замешательство, – когда Барбара сквозь зубы произнесла: «Давайте пожелаем молодым… всего хорошего!» – самый безликий тост, какой Энди слышала на свадьбах из уст свекровей. Противное беспокойство: знают ли Майлс и друзья Макса о бермудской Кэтрин такое, чего не знает Энди? «И что теперь? – думала она. – Надо начинать об этом разговор?» Родители, Джил, Эмили, Лили, все подруги и родственники и все друзья и родня Макса очень тепло поздравляли ее, обнимали, восхищались ее платьем и говорили, что она прелестная невеста. Сияющая. Счастливая. Идеальная. Даже Макс, которому полагалось понимать ее лучше всех в мире, вроде бы ни о чем не догадывался и весь вечер поглядывал на нее с выражением «знаю, знаю, я тоже считаю все это смешным и немного глупым, но давай уж повеселимся, ведь это бывает раз в жизни».
Наконец в час ночи оркестр перестал играть, и последний гость взял свой элегантный льняной мешочек с сувенирами – местное вино, мед и нектарины. Энди удалилась с Максом в люкс для новобрачных. Он, должно быть, слышал, как ее рвало в туалете, потому что, когда она вышла, вел себя как безумно любящий и заботливый муж.
– Бедная детка, – мурлыкал он, гладя ее по разгоревшейся щеке, – само внимание, как всегда, когда Энди случалось приболеть. – Кто-то выпил слишком много шампанского на собственной свадьбе?
Энди не стала поправлять мужа. Ее лихорадило и тошнило; она позволила Максу помочь ей снять платье и легла на массивную, с балдахином, кровать, с удовольствием ощутив затылком прохладные подушки. Макс вернулся с мокрой махровой салфеткой и положил ее жене на лоб, а сам все говорил о выборе мелодий оркестром, об умном тосте Майлса, скандальном платье Агаты и о том, что к полуночи в баре кончилось его любимое виски. Энди слышала, как в раковину льется вода, затем в туалете спустили воду, и дверь плотно закрылась. Макс лег рядом, прижавшись обнаженным телом к груди Энди.
– Макс, я не могу, – не сдержавшись, резко сказала она.
– Конечно, нет, – тихо ответил он. – Я вижу, тебе совсем скверно.
Энди закрыла глаза.
– Ты моя жена, Энди. Моя жена. Мы с тобой составим отличную команду, дорогая! – Макс погладил ее по волосам, и Энди едва не заплакала от нежности его прикосновения. – Мы вместе построим прекрасную жизнь, и я обещаю всегда, всегда заботиться о тебе, что бы ни случилось! – Он поцеловал ее в щеку и выключил ночник. – А теперь спи, набирайся сил. Спокойной ночи, любимая.
Энди пробормотала «спокойной ночи» и в тысячный раз за день отогнала от себя воспоминание о письме. Сон пришел к ней через несколько мгновений.
Солнечный свет полосками пробивался сквозь жалюзи балконных дверей, свидетельствуя, что уже утро. Гостиничный телефон ненадолго умолк, но потом снова затрезвонил. Лежавший рядом Макс тихо застонал и перекатился на спину. Наверняка звонит Нина сказать, что погода позволяет провести бранч на открытом воздухе; это было последнее, что требовало уточнения. Энди вскочила с кровати и в одном вчерашнем нижнем белье побежала в гостиную, чтобы взять трубку, пока не проснулся Макс: она до сих пор не представляла, как будет с ним общаться.
– Нина? – запыхавшись, сказала она в телефон.
– Судя по дыханию, я, кажется, оторвала тебя от чего-то интересного. Ладно, перезвоню, продолжай развлекаться! – В голосе Эмили слышалась улыбка.
– Эмили? А который час? – спросила Энди, оглядываясь в поисках часов.
– Прости, дорогая, сейчас полвосьмого. Я обязательно хотела поздравить тебя первой: статья в «Таймс» просто обалденная! Ты на первой странице раздела свадеб, и фотка роскошная! С фотосессии по случаю помолвки, что ли? Какое на тебе прелестное платье, почему я его раньше не видела?
Статья в «Таймс». Об этом Энди почти забыла. Они сообщили о грядущей свадьбе за несколько месяцев, и хотя из газеты потом звонили уточнить некоторые факты, Энди убедила себя – ей нипочем не попасть на страницы «Таймс». Конечно, при репутации Харрисонов гадать стоило только о том, опишут ли свадьбу подробно или ограничатся объявлением, но Энди гнала от себя эту мысль. По просьбе Барбары она предоставила всю информацию, хотя сейчас понимала, что это был приказ, а не просьба: о свадьбах в семействе Харрисонов всегда объявляли в «Таймс» – и точка! Энди еще сказала себе: ну и ладно, будет что детям показать!
– Газету повесили тебе на дверь. Иди возьми и перезвони мне, – велела Эмили и положила трубку.
Энди натянула гостиничный халат, включила кофеварку и сняла с двери фиолетовый бархатный мешочек, откуда вытрясла на стол огромную «Санди таймс». На первой странице раздела «Санди стайлс» красовалась статья о семейной паре молодых владельцев ночного клуба, ниже шел очерк о появлении корнеплодов в модных ресторанных блюдах и, наконец, обещанная Эмили маленькая аллея славы: упоминание об их свадьбе стояло первым.
Андреа Джейн Сакс и Максвелл Уильям Харрисон поженились в субботу. Брак заключен преподобной Вивьен Уитни, судьей апелляционного суда первого круга, в имении Астор-Кортс в Райнбеке, Нью-Йорк.
Миссис Сакс, 33 года, в профессиональных целях намерена сохранить свою фамилию. Она соиздатель и главный редактор женского журнала «Декольте». С отличием окончила университет Брауна. Дочь Роберты Сакс и доктора Ричарда Сакса, оба из Эйвона, Коннектикут. Мать невесты – брокер по недвижимости в округе Хартфорд, отец – частный психиатр в Эйвоне.
Мистер Харрисон, 37 лет, президент и генеральный директор «Харрисон медиа холдингс», медиакомпании, принадлежащей его семье. Окончил Дюкский университет, диплом бакалавра получил в Гарварде. Сын Барбары и покойного Роберта Харрисона из Нью-Йорка. Мать жениха – куратор музея Уитни и член благотворительного комитета Сьюзен Дж. Комен «Исцеление». До вступления мистера Харрисона в должность президентом и генеральным директором «Харрисон медиа холдингс» был его отец, чья автобиография «Печатник» стала национальным бестселлером.
Энди сделала глоток кофе, вспомнив подписанный экземпляр «Печатника», который всегда лежал у Макса на ночном столике. Он показал ей «Печатника», когда они встречались уже шесть или восемь месяцев, и хотя сам Макс никогда не говорил об этом, Энди знала – это его самая большая драгоценность. На внутренней стороне обложки мистер Харрисон написал: «Дорогой Макс, см. приложение. С любовью, отец», а к обложке скрепкой было прикреплено письмо на сложенных вчетверо страницах желтого линованного блокнота, фактически глава, которую Харрисон-старший не решился включить в книгу из опасения поставить Макса в неловкое положение или открыть слишком много подробностей частной жизни. Письмо начиналось словами о той ночи, когда у Харрисона родился сын (во время жары летом семьдесят пятого); затем подробно описывалось, как за тридцать лет Макс вырос в прекрасного молодого человека, стал сыном, о каком любой отец только может мечтать. Хотя Макс не плакал, когда показывал это письмо, Энди заметила, что на его щеках играли желваки, а голос стал отрывистым. Семья почти лишилась состояния из-за катастрофических ошибок в области инвестиций, совершенных мистером Харрисоном, и Макс, чувствуя личную ответственность за восстановление доброго имени отца, принял на себя заботу о матери и сестре. Энди очень нравилась эта его черта – преданность близким. Она верила, что смерть отца стала для Макса переломным моментом в жизни. Они познакомились вскоре после этого печального события, и Энди считала, что ей очень повезло стать его новой девушкой. «Девушка, на которой я остановил свой выбор», – любил повторять Макс.
Она снова взяла газету.
Молодожены познакомились в 2009 году благодаря общим друзьям, которые представили их друг другу без предупреждения. «Я шел на деловой ужин, – рассказывал мистер Харрисон. – Но к десерту думал только о том, когда я увижу ее снова».
«Помню, как мы с Максом потихоньку отошли от остальных, чтобы поговорить. Вернее, это я встала и пошла за ним. Можно сказать, увязалась», – со смехом призналась миссис Сакс.
Они стали встречаться и одновременно укрепляли деловое партнерство: мистер Харрисон – крупнейший финансист журнала миссис Сакс. Когда в 2012 году они обручились и стали жить вместе, каждый торжественно пообещал поддерживать карьерные устремления другого.
Молодые супруги будут делить свой досуг между Манхэттеном и фамильным имением жениха в Вашингтоне, штат Коннектикут.
«Делить досуг? – подумала Энди. – Это вряд ли». Когда после смерти Харрисона-старшего выяснилось, что семья находится на краю долговой ямы, Макс был вынужден принять ряд трудных решений вместо матери, которая была убита горем и ни на что не годилась; по словам самой Барбары Харрисон, «ее голова не подходит для бизнеса, им должны заниматься мужчины». Энди не была посвящена в большую часть этих разговоров – все происходило, когда они с Максом только начали встречаться. Но она помнила, как был расстроен Макс, когда пришлось продать дом в Хэмптоне – всего через два месяца после того прекрасного летнего дня, который они там провели. Потом были еще бессонные ночи, когда Макс понял, что придется расстаться с просторным таунхаусом на Мэдисон-авеню, где прошло его детство.
Барбара уже два года проживала в прекрасной трехкомнатной квартире в старинном респектабельном кооперативном доме на пересечении Восемьдесят четвертой улицы и Вест-Энда, сохранив великолепные ковры, картины и тонкое постельное белье, но так и не оправилась от потери двух роскошных особняков и до сих пор без конца сетовала на свое, как она выражалась, «изгнание» в Вест-Сайд. Пентхаус с видом на океан во Флориде стал собственностью семьи Дюпон, друзей Харрисонов, которые подыграли легенде, что у Барбары «нет ни времени, ни сил для Палм-Бич»; двадцатитрехлетний интернет-миллионер отхватил за бесценок лыжное шале в Джексон-Хоул. Единственной уцелевшей недвижимостью стал сельский дом в Коннектикуте на четырнадцати акрах прекрасной холмистой пахотной земли, с конюшней на четырех лошадей и прудом, где можно было кататься на весельных лодках. Однако дом не ремонтировался с семидесятых, и лошадей давно уже не держали – дорого. Реновация была не по карману, поэтому Харрисоны просто начали сдавать имение через доверенного брокера, умеющего держать язык за зубами, чтобы арендаторы не знали, что снимают дом у семьи с громким именем.
Энди допила кофе и снова пробежала глазами объявление. Сколько лет она читает эти страницы, жадно разглядывая фотографии счастливых невест и красивых женихов, оценивая университеты и должности, перспективы и биографию? Сколько раз она гадала, окажется ли однажды среди них, что напишут о ней, напечатают ли снимок? И как странно теперь думать о молодых женщинах с неопрятными «конскими хвостами» и в рваных футболках, которые лежат сейчас на диванах в своих однокомнатных квартирках, читая о свадьбе Энди и думая про себя: «Идеальная пара! Окончили хорошие университеты, и по глазам видно – безумно влюблены друг в друга. Ну почему мне не попадаются такие парни?»
Было и кое-что еще. Во-первых, письмо, о котором Энди не могла забыть. А во-вторых – мучительное воспоминание о том, как она в шутку писала за «Нью-Йорк таймс» объявления о свадьбе с Алексом. Она придумывала десятки вариантов: Андреа Сакс и Александр Файнмен, выпускники бла-бла-бла – и настолько отрепетировала это, что теперь ей почти странно было видеть «Максвелл-Харрисон» рядом с собственным именем.
Ну почему к ней вдруг так привязалось прошлое? Сначала сон о Миранде, теперь воспоминания об Алексе!
Закутавшись в роскошный махровый гостиничный халат и надев на левый безымянный палец бриллиантовое кольцо, Энди воспретила себе всяческий ревизионизм. Да, Алекс был прекрасным бойфрендом. Более того, он был ее лучшим другом. Но вместе с тем он бывал удивительно упрямым и несправедливо категоричным. Работу в «Подиуме» он сразу счел нестоящей и вовсе не так поддерживал Энди, как она надеялась. Алекс ни разу не произнес этого вслух, но Энди чувствовала – Алекс разочарован, что она не выбрала более альтруистическое занятие – преподавание, медицину или что-нибудь некоммерческое.
Макс, напротив, был только рад ее карьере. Он первым инвестировал в «Декольте», заявив, что это одно из лучших его деловых решений. Он любил в Энди энтузиазм и любознательность. Макс не уставал повторять, как приятно встречаться с женщиной, которую интересует не только очередная благотворительная акция или поездка в Сент-Бартс на Рождество. Он никогда не был слишком занят, чтобы выслушать идею очерка, он помог Энди завязать ценные деловые связи и советовал привлечь больше рекламодателей. Не важно, что он ничего не знал о свадебных платьях или тортах с помадкой; Макса впечатлял журнал, который издавала она с Эмили; он гордился Энди и говорил ей об этом. Он понимал, что такое напряженный рабочий график и авралы; ни разу за все время знакомства Энди не столкнулась с его недовольством, если ей нужно было задержаться, ответить на звонок после окончания рабочего дня или поехать в офис в субботу проверить макет журнала, прежде чем его отправят в печать. Макс и сам часто уезжал на работу в выходные, стараясь поддержать новый бизнес, просматривая тощее портфолио холдингов, которые все еще контролировала «Харрисон медиа», или вылетая куда-нибудь улаживать проблемы. Макс и Энди поддерживали друг друга советом и помощью и старались согласовывать свои графики, однако оба придерживались правила «работа прежде всего» и полностью отдавались ей.
В номер позвонили, и Энди стремительно вернулась в реальность. Она еще не была готова разговаривать с матерью, Ниной или даже собственной сестрой. Сидя неподвижно, она умоляла про себя неизвестно кого: «Уходи, дай мне спокойно подумать».
Однако настойчивый визитер позвонил еще три раза. Собрав последние силы, Энди изобразила широкую улыбку и пошла открывать.
– Доброе утро, миссис Харрисон, – любезно начал управляющий имением, дородный немолодой мужчина, чье имя Энди не могла запомнить. С ним была женщина в форме горничной, которая везла столик на колесах. – Пожалуйста, примите наши поздравления! Мы решили, что вы и мистер Харрисон захотите перекусить, прежде чем начнется бранч.
– А, да, спасибо. Очень мило с вашей стороны. – Энди туже запахнула халат и отступила, пропуская столик. Бирка «Не беспокоить», которую она повесила на дверь накануне, валялась на полу в коридоре. Вздохнув, Энди подняла табличку и снова надела на дверную ручку.
Женщина подкатила задрапированный сервировочный столик к венецианскому окну. Энди и управляющий обменялись парой фраз о церемонии и празднике, а горничная тем временем налила в бокалы свежевыжатый апельсиновый сок и открыла маленькие горшочки с маслом и джемом. Затем она слегка поклонилась и вышла.
С облегчением вспомнив, что предсвадебная диета уже позади, Энди взяла корзинку с выпечкой и вдохнула через салфетку щекочущий аромат. Выбрав теплый круассан с маслом, она жадно откусила: в ней вдруг проснулся волчий аппетит.
– Смотрите, кто пришел в себя, – сказал Макс, выходя из спальни со спутанными волосами и в одних только пижамных брюках из мягкого джерси. – Иди сюда, набравшаяся невеста! Как похмелье?
Энди еще жевала, когда Макс заключил ее в объятия и поцеловал в шею. Ощутив прикосновение его губ, Энди невольно улыбнулась.
– Я не была пьяна, – пробубнила она с набитым круассаном ртом.
– А это что? – Он взял оладью с черникой и сунул в рот, потом налил им с Энди по чашке кофе, именно такого, как она любила, с капелькой молока и двумя пакетиками «Спленды»[2], и сделал большой глоток. – М-м, вкуснотища!
Энди смотрела на Макса: без рубашки, с чашкой кофе в руке, – и находила его неотразимым. Ей хотелось лечь сейчас с мужем под одеяло и никогда не вылезать. Может, она все придумала, или это был дурной сон? Мужчину, который шутливо назвал ее миссис Харрисон, а потом с шиком накрыл ей колени салфеткой, Энди любила и еще тринадцать часов назад безгранично доверяла ему. Черт бы побрал проклятое письмо! Кого волнует, что думает его мамаша? Что с того, что Макс встретил на отдыхе одну из своих бывших? Он ничего не скрывает. Он любит ее, Энди Сакс.
– Вот объявление. – Энди показала мужу раздел «Санди стайлс» и не сдержала улыбки, когда Макс выхватил газету у нее из рук. – Хорошо, не правда ли?
Макс пробежал заметку глазами.
– Хорошо? – переспросил он спустя минуту. – Да это великолепно!
Он подошел к Энди с ее стороны стола и опустился на одно колено, совсем как год назад, когда делал предложение.
– Энди, – сказал он, глядя ей прямо в глаза так, что замирало сердце. Энди особенно любила этот взгляд. – С тобой что-то происходит. Я не знаю, из-за чего ты нервничаешь или о чем беспокоишься, но я хочу, чтобы ты помнила – я люблю тебя больше всего на свете и всегда буду рядом, когда ты захочешь поговорить. О’кей?
«Видите? Он меня понимает! – захотелось Энди закричать всему свету. – Он чувствует неладное. Одно это означает, что никакой проблемы нет, правда же?» Она готова была ответить: «Я прочла письмо твоей мамаши и знаю, что ты виделся с Кэтрин на Бермудах. У вас что-нибудь было? Почему ты не сказал мне, что виделся с ней?» Но вместо этого Энди сжала руку Макса и попыталась забыть о сомнениях. Впереди их ждал единственный свадебный уик-энд, и она не собиралась портить себе день недоверием и спорами.
Энди испытала легкое чувство презрения к самой себе за то, что предпочла спрятать голову в песок. Ладно, рано или поздно все наладится. Иначе и быть не может.
Со стороны свадьба выглядела идеальной. Никто – и меньше всего новоиспеченный муж! – не догадывался, что испытала Энди: сожаление, гнев, замешательство, – когда Барбара сквозь зубы произнесла: «Давайте пожелаем молодым… всего хорошего!» – самый безликий тост, какой Энди слышала на свадьбах из уст свекровей. Противное беспокойство: знают ли Майлс и друзья Макса о бермудской Кэтрин такое, чего не знает Энди? «И что теперь? – думала она. – Надо начинать об этом разговор?» Родители, Джил, Эмили, Лили, все подруги и родственники и все друзья и родня Макса очень тепло поздравляли ее, обнимали, восхищались ее платьем и говорили, что она прелестная невеста. Сияющая. Счастливая. Идеальная. Даже Макс, которому полагалось понимать ее лучше всех в мире, вроде бы ни о чем не догадывался и весь вечер поглядывал на нее с выражением «знаю, знаю, я тоже считаю все это смешным и немного глупым, но давай уж повеселимся, ведь это бывает раз в жизни».
Наконец в час ночи оркестр перестал играть, и последний гость взял свой элегантный льняной мешочек с сувенирами – местное вино, мед и нектарины. Энди удалилась с Максом в люкс для новобрачных. Он, должно быть, слышал, как ее рвало в туалете, потому что, когда она вышла, вел себя как безумно любящий и заботливый муж.
– Бедная детка, – мурлыкал он, гладя ее по разгоревшейся щеке, – само внимание, как всегда, когда Энди случалось приболеть. – Кто-то выпил слишком много шампанского на собственной свадьбе?
Энди не стала поправлять мужа. Ее лихорадило и тошнило; она позволила Максу помочь ей снять платье и легла на массивную, с балдахином, кровать, с удовольствием ощутив затылком прохладные подушки. Макс вернулся с мокрой махровой салфеткой и положил ее жене на лоб, а сам все говорил о выборе мелодий оркестром, об умном тосте Майлса, скандальном платье Агаты и о том, что к полуночи в баре кончилось его любимое виски. Энди слышала, как в раковину льется вода, затем в туалете спустили воду, и дверь плотно закрылась. Макс лег рядом, прижавшись обнаженным телом к груди Энди.
– Макс, я не могу, – не сдержавшись, резко сказала она.
– Конечно, нет, – тихо ответил он. – Я вижу, тебе совсем скверно.
Энди закрыла глаза.
– Ты моя жена, Энди. Моя жена. Мы с тобой составим отличную команду, дорогая! – Макс погладил ее по волосам, и Энди едва не заплакала от нежности его прикосновения. – Мы вместе построим прекрасную жизнь, и я обещаю всегда, всегда заботиться о тебе, что бы ни случилось! – Он поцеловал ее в щеку и выключил ночник. – А теперь спи, набирайся сил. Спокойной ночи, любимая.
Энди пробормотала «спокойной ночи» и в тысячный раз за день отогнала от себя воспоминание о письме. Сон пришел к ней через несколько мгновений.
Солнечный свет полосками пробивался сквозь жалюзи балконных дверей, свидетельствуя, что уже утро. Гостиничный телефон ненадолго умолк, но потом снова затрезвонил. Лежавший рядом Макс тихо застонал и перекатился на спину. Наверняка звонит Нина сказать, что погода позволяет провести бранч на открытом воздухе; это было последнее, что требовало уточнения. Энди вскочила с кровати и в одном вчерашнем нижнем белье побежала в гостиную, чтобы взять трубку, пока не проснулся Макс: она до сих пор не представляла, как будет с ним общаться.
– Нина? – запыхавшись, сказала она в телефон.
– Судя по дыханию, я, кажется, оторвала тебя от чего-то интересного. Ладно, перезвоню, продолжай развлекаться! – В голосе Эмили слышалась улыбка.
– Эмили? А который час? – спросила Энди, оглядываясь в поисках часов.
– Прости, дорогая, сейчас полвосьмого. Я обязательно хотела поздравить тебя первой: статья в «Таймс» просто обалденная! Ты на первой странице раздела свадеб, и фотка роскошная! С фотосессии по случаю помолвки, что ли? Какое на тебе прелестное платье, почему я его раньше не видела?
Статья в «Таймс». Об этом Энди почти забыла. Они сообщили о грядущей свадьбе за несколько месяцев, и хотя из газеты потом звонили уточнить некоторые факты, Энди убедила себя – ей нипочем не попасть на страницы «Таймс». Конечно, при репутации Харрисонов гадать стоило только о том, опишут ли свадьбу подробно или ограничатся объявлением, но Энди гнала от себя эту мысль. По просьбе Барбары она предоставила всю информацию, хотя сейчас понимала, что это был приказ, а не просьба: о свадьбах в семействе Харрисонов всегда объявляли в «Таймс» – и точка! Энди еще сказала себе: ну и ладно, будет что детям показать!
– Газету повесили тебе на дверь. Иди возьми и перезвони мне, – велела Эмили и положила трубку.
Энди натянула гостиничный халат, включила кофеварку и сняла с двери фиолетовый бархатный мешочек, откуда вытрясла на стол огромную «Санди таймс». На первой странице раздела «Санди стайлс» красовалась статья о семейной паре молодых владельцев ночного клуба, ниже шел очерк о появлении корнеплодов в модных ресторанных блюдах и, наконец, обещанная Эмили маленькая аллея славы: упоминание об их свадьбе стояло первым.
Андреа Джейн Сакс и Максвелл Уильям Харрисон поженились в субботу. Брак заключен преподобной Вивьен Уитни, судьей апелляционного суда первого круга, в имении Астор-Кортс в Райнбеке, Нью-Йорк.
Миссис Сакс, 33 года, в профессиональных целях намерена сохранить свою фамилию. Она соиздатель и главный редактор женского журнала «Декольте». С отличием окончила университет Брауна. Дочь Роберты Сакс и доктора Ричарда Сакса, оба из Эйвона, Коннектикут. Мать невесты – брокер по недвижимости в округе Хартфорд, отец – частный психиатр в Эйвоне.
Мистер Харрисон, 37 лет, президент и генеральный директор «Харрисон медиа холдингс», медиакомпании, принадлежащей его семье. Окончил Дюкский университет, диплом бакалавра получил в Гарварде. Сын Барбары и покойного Роберта Харрисона из Нью-Йорка. Мать жениха – куратор музея Уитни и член благотворительного комитета Сьюзен Дж. Комен «Исцеление». До вступления мистера Харрисона в должность президентом и генеральным директором «Харрисон медиа холдингс» был его отец, чья автобиография «Печатник» стала национальным бестселлером.
Энди сделала глоток кофе, вспомнив подписанный экземпляр «Печатника», который всегда лежал у Макса на ночном столике. Он показал ей «Печатника», когда они встречались уже шесть или восемь месяцев, и хотя сам Макс никогда не говорил об этом, Энди знала – это его самая большая драгоценность. На внутренней стороне обложки мистер Харрисон написал: «Дорогой Макс, см. приложение. С любовью, отец», а к обложке скрепкой было прикреплено письмо на сложенных вчетверо страницах желтого линованного блокнота, фактически глава, которую Харрисон-старший не решился включить в книгу из опасения поставить Макса в неловкое положение или открыть слишком много подробностей частной жизни. Письмо начиналось словами о той ночи, когда у Харрисона родился сын (во время жары летом семьдесят пятого); затем подробно описывалось, как за тридцать лет Макс вырос в прекрасного молодого человека, стал сыном, о каком любой отец только может мечтать. Хотя Макс не плакал, когда показывал это письмо, Энди заметила, что на его щеках играли желваки, а голос стал отрывистым. Семья почти лишилась состояния из-за катастрофических ошибок в области инвестиций, совершенных мистером Харрисоном, и Макс, чувствуя личную ответственность за восстановление доброго имени отца, принял на себя заботу о матери и сестре. Энди очень нравилась эта его черта – преданность близким. Она верила, что смерть отца стала для Макса переломным моментом в жизни. Они познакомились вскоре после этого печального события, и Энди считала, что ей очень повезло стать его новой девушкой. «Девушка, на которой я остановил свой выбор», – любил повторять Макс.
Она снова взяла газету.
Молодожены познакомились в 2009 году благодаря общим друзьям, которые представили их друг другу без предупреждения. «Я шел на деловой ужин, – рассказывал мистер Харрисон. – Но к десерту думал только о том, когда я увижу ее снова».
«Помню, как мы с Максом потихоньку отошли от остальных, чтобы поговорить. Вернее, это я встала и пошла за ним. Можно сказать, увязалась», – со смехом призналась миссис Сакс.
Они стали встречаться и одновременно укрепляли деловое партнерство: мистер Харрисон – крупнейший финансист журнала миссис Сакс. Когда в 2012 году они обручились и стали жить вместе, каждый торжественно пообещал поддерживать карьерные устремления другого.
Молодые супруги будут делить свой досуг между Манхэттеном и фамильным имением жениха в Вашингтоне, штат Коннектикут.
«Делить досуг? – подумала Энди. – Это вряд ли». Когда после смерти Харрисона-старшего выяснилось, что семья находится на краю долговой ямы, Макс был вынужден принять ряд трудных решений вместо матери, которая была убита горем и ни на что не годилась; по словам самой Барбары Харрисон, «ее голова не подходит для бизнеса, им должны заниматься мужчины». Энди не была посвящена в большую часть этих разговоров – все происходило, когда они с Максом только начали встречаться. Но она помнила, как был расстроен Макс, когда пришлось продать дом в Хэмптоне – всего через два месяца после того прекрасного летнего дня, который они там провели. Потом были еще бессонные ночи, когда Макс понял, что придется расстаться с просторным таунхаусом на Мэдисон-авеню, где прошло его детство.
Барбара уже два года проживала в прекрасной трехкомнатной квартире в старинном респектабельном кооперативном доме на пересечении Восемьдесят четвертой улицы и Вест-Энда, сохранив великолепные ковры, картины и тонкое постельное белье, но так и не оправилась от потери двух роскошных особняков и до сих пор без конца сетовала на свое, как она выражалась, «изгнание» в Вест-Сайд. Пентхаус с видом на океан во Флориде стал собственностью семьи Дюпон, друзей Харрисонов, которые подыграли легенде, что у Барбары «нет ни времени, ни сил для Палм-Бич»; двадцатитрехлетний интернет-миллионер отхватил за бесценок лыжное шале в Джексон-Хоул. Единственной уцелевшей недвижимостью стал сельский дом в Коннектикуте на четырнадцати акрах прекрасной холмистой пахотной земли, с конюшней на четырех лошадей и прудом, где можно было кататься на весельных лодках. Однако дом не ремонтировался с семидесятых, и лошадей давно уже не держали – дорого. Реновация была не по карману, поэтому Харрисоны просто начали сдавать имение через доверенного брокера, умеющего держать язык за зубами, чтобы арендаторы не знали, что снимают дом у семьи с громким именем.
Энди допила кофе и снова пробежала глазами объявление. Сколько лет она читает эти страницы, жадно разглядывая фотографии счастливых невест и красивых женихов, оценивая университеты и должности, перспективы и биографию? Сколько раз она гадала, окажется ли однажды среди них, что напишут о ней, напечатают ли снимок? И как странно теперь думать о молодых женщинах с неопрятными «конскими хвостами» и в рваных футболках, которые лежат сейчас на диванах в своих однокомнатных квартирках, читая о свадьбе Энди и думая про себя: «Идеальная пара! Окончили хорошие университеты, и по глазам видно – безумно влюблены друг в друга. Ну почему мне не попадаются такие парни?»
Было и кое-что еще. Во-первых, письмо, о котором Энди не могла забыть. А во-вторых – мучительное воспоминание о том, как она в шутку писала за «Нью-Йорк таймс» объявления о свадьбе с Алексом. Она придумывала десятки вариантов: Андреа Сакс и Александр Файнмен, выпускники бла-бла-бла – и настолько отрепетировала это, что теперь ей почти странно было видеть «Максвелл-Харрисон» рядом с собственным именем.
Ну почему к ней вдруг так привязалось прошлое? Сначала сон о Миранде, теперь воспоминания об Алексе!
Закутавшись в роскошный махровый гостиничный халат и надев на левый безымянный палец бриллиантовое кольцо, Энди воспретила себе всяческий ревизионизм. Да, Алекс был прекрасным бойфрендом. Более того, он был ее лучшим другом. Но вместе с тем он бывал удивительно упрямым и несправедливо категоричным. Работу в «Подиуме» он сразу счел нестоящей и вовсе не так поддерживал Энди, как она надеялась. Алекс ни разу не произнес этого вслух, но Энди чувствовала – Алекс разочарован, что она не выбрала более альтруистическое занятие – преподавание, медицину или что-нибудь некоммерческое.
Макс, напротив, был только рад ее карьере. Он первым инвестировал в «Декольте», заявив, что это одно из лучших его деловых решений. Он любил в Энди энтузиазм и любознательность. Макс не уставал повторять, как приятно встречаться с женщиной, которую интересует не только очередная благотворительная акция или поездка в Сент-Бартс на Рождество. Он никогда не был слишком занят, чтобы выслушать идею очерка, он помог Энди завязать ценные деловые связи и советовал привлечь больше рекламодателей. Не важно, что он ничего не знал о свадебных платьях или тортах с помадкой; Макса впечатлял журнал, который издавала она с Эмили; он гордился Энди и говорил ей об этом. Он понимал, что такое напряженный рабочий график и авралы; ни разу за все время знакомства Энди не столкнулась с его недовольством, если ей нужно было задержаться, ответить на звонок после окончания рабочего дня или поехать в офис в субботу проверить макет журнала, прежде чем его отправят в печать. Макс и сам часто уезжал на работу в выходные, стараясь поддержать новый бизнес, просматривая тощее портфолио холдингов, которые все еще контролировала «Харрисон медиа», или вылетая куда-нибудь улаживать проблемы. Макс и Энди поддерживали друг друга советом и помощью и старались согласовывать свои графики, однако оба придерживались правила «работа прежде всего» и полностью отдавались ей.
В номер позвонили, и Энди стремительно вернулась в реальность. Она еще не была готова разговаривать с матерью, Ниной или даже собственной сестрой. Сидя неподвижно, она умоляла про себя неизвестно кого: «Уходи, дай мне спокойно подумать».
Однако настойчивый визитер позвонил еще три раза. Собрав последние силы, Энди изобразила широкую улыбку и пошла открывать.
– Доброе утро, миссис Харрисон, – любезно начал управляющий имением, дородный немолодой мужчина, чье имя Энди не могла запомнить. С ним была женщина в форме горничной, которая везла столик на колесах. – Пожалуйста, примите наши поздравления! Мы решили, что вы и мистер Харрисон захотите перекусить, прежде чем начнется бранч.
– А, да, спасибо. Очень мило с вашей стороны. – Энди туже запахнула халат и отступила, пропуская столик. Бирка «Не беспокоить», которую она повесила на дверь накануне, валялась на полу в коридоре. Вздохнув, Энди подняла табличку и снова надела на дверную ручку.
Женщина подкатила задрапированный сервировочный столик к венецианскому окну. Энди и управляющий обменялись парой фраз о церемонии и празднике, а горничная тем временем налила в бокалы свежевыжатый апельсиновый сок и открыла маленькие горшочки с маслом и джемом. Затем она слегка поклонилась и вышла.
С облегчением вспомнив, что предсвадебная диета уже позади, Энди взяла корзинку с выпечкой и вдохнула через салфетку щекочущий аромат. Выбрав теплый круассан с маслом, она жадно откусила: в ней вдруг проснулся волчий аппетит.
– Смотрите, кто пришел в себя, – сказал Макс, выходя из спальни со спутанными волосами и в одних только пижамных брюках из мягкого джерси. – Иди сюда, набравшаяся невеста! Как похмелье?
Энди еще жевала, когда Макс заключил ее в объятия и поцеловал в шею. Ощутив прикосновение его губ, Энди невольно улыбнулась.
– Я не была пьяна, – пробубнила она с набитым круассаном ртом.
– А это что? – Он взял оладью с черникой и сунул в рот, потом налил им с Энди по чашке кофе, именно такого, как она любила, с капелькой молока и двумя пакетиками «Спленды»[2], и сделал большой глоток. – М-м, вкуснотища!
Энди смотрела на Макса: без рубашки, с чашкой кофе в руке, – и находила его неотразимым. Ей хотелось лечь сейчас с мужем под одеяло и никогда не вылезать. Может, она все придумала, или это был дурной сон? Мужчину, который шутливо назвал ее миссис Харрисон, а потом с шиком накрыл ей колени салфеткой, Энди любила и еще тринадцать часов назад безгранично доверяла ему. Черт бы побрал проклятое письмо! Кого волнует, что думает его мамаша? Что с того, что Макс встретил на отдыхе одну из своих бывших? Он ничего не скрывает. Он любит ее, Энди Сакс.
– Вот объявление. – Энди показала мужу раздел «Санди стайлс» и не сдержала улыбки, когда Макс выхватил газету у нее из рук. – Хорошо, не правда ли?
Макс пробежал заметку глазами.
– Хорошо? – переспросил он спустя минуту. – Да это великолепно!
Он подошел к Энди с ее стороны стола и опустился на одно колено, совсем как год назад, когда делал предложение.
– Энди, – сказал он, глядя ей прямо в глаза так, что замирало сердце. Энди особенно любила этот взгляд. – С тобой что-то происходит. Я не знаю, из-за чего ты нервничаешь или о чем беспокоишься, но я хочу, чтобы ты помнила – я люблю тебя больше всего на свете и всегда буду рядом, когда ты захочешь поговорить. О’кей?
«Видите? Он меня понимает! – захотелось Энди закричать всему свету. – Он чувствует неладное. Одно это означает, что никакой проблемы нет, правда же?» Она готова была ответить: «Я прочла письмо твоей мамаши и знаю, что ты виделся с Кэтрин на Бермудах. У вас что-нибудь было? Почему ты не сказал мне, что виделся с ней?» Но вместо этого Энди сжала руку Макса и попыталась забыть о сомнениях. Впереди их ждал единственный свадебный уик-энд, и она не собиралась портить себе день недоверием и спорами.
Энди испытала легкое чувство презрения к самой себе за то, что предпочла спрятать голову в песок. Ладно, рано или поздно все наладится. Иначе и быть не может.
Глава 5
Я бы не назвала это близкими отношениями!
Отперев дверь лофта в Западном Челси, где находилась редакция «Декольте», Энди затаила дыхание. Ей пока не доводилось видеть, чтобы кто-нибудь еще приходил на работу раньше девяти утра: большинство работников, придерживаясь традиционных для Нью-Йорка творческих часов, не появлялось в офисе до десяти, а то и половины одиннадцатого, и Энди обрадовалась, что и сегодня ничего не изменилось. Два-три часа до прихода остальных были у нее самыми продуктивными за день, хотя она отчасти чувствовала себя Мирандой, отправляя имейлы и оставляя сообщения на автоответчиках людям, которые еще не успели встать с постели.
Никто, включая Макса, и глазом не моргнул, когда Энди предложила отменить свадебное путешествие в Андирондакс. Через два дня после того, как ее вырвало, а Макс, к его огорчению, был лишен возможности исполнить супружеские обязанности, он согласился с женой, что им лучше вернуться в Нью-Йорк. В любом случае в декабре их еще ждал медовый месяц – две недели на Фиджи. Это был подарок от друзей семьи Макса, и хотя Энди не знала подробностей, слова «вертолет», «частный остров» и «шеф-повар» повторялись достаточно часто, чтобы она с нетерпением ждала поездки. Досиживать трехдневный отпуск на севере штата, когда уже наступили холода, не казалось особенно заманчивым.
В Нью-Йорке новобрачные сразу же вернулись к обычному распорядку, установившемуся еще год назад, когда Макс сделал Энди предложение и они стали жить вместе. В будни они просыпались в шесть. Макс варил кофе на двоих, а Энди заливала молоком овсяные хлопья или делала фруктовые смузи. Они ехали в спортклуб «Эквинокс» на углу Семнадцатой и Десятой, где проводили ровно сорок пять минут. Макс занимался со штангой или гантелями и подолгу давил ногами степпер, а Энди ходила по беговой дорожке на скорости 5,8, не отрывая глаз от какой-нибудь романтической комедии на айпаде и страстно желая, чтобы время шло быстрее. Вернувшись домой, они принимали душ и одевались, затем Макс подвозил Энди в редакцию «Декольте» на пересечении Двадцать четвертой и Одиннадцатой и на служебной машине ехал по Вестсайдскому хайвэю к себе в центральный офис. В восемь часов утра оба уже восседали за своими столами; расписание оставалось неизменным, и нарушить его могли разве что серьезное недомогание или природный катаклизм. Но накануне Энди поставила будильник на виброзвонок на двадцать минут раньше обычного и выскользнула из-под одеяла, едва подушка под ней затряслась. Пренебрегая душем и кофе, она натянула удобные графитово-серые брюки, подходящую ко всему белую блузку с застежкой до горла и унылый черный пиджак и тихонько вышла за дверь, услышав, что у Макса тоже зазвонил будильник. Она послала мужу сообщение, что вынуждена уйти на работу пораньше и увидится с ним на яхтенной вечеринке. Желудок у нее не успокаивался, мышцы ныли и были слабыми, как тряпки, а температура накануне подскочила до тридцати восьми.
Не успела Энди снять пальто, как зазвонил сотовый.
– Эмили? Что это ты в такую рань? – Энди взглянула на золотые часики – подарок отца по случаю помолвки. – Тебе еще два часа спать.
– А почему ты отвечаешь? – в замешательстве спросила Эмили.
– Потому что ты звонишь.
– Я позвонила, чтобы оставить сообщение. Не думала, что ты ответишь.
Энди засмеялась.
– Спасибо. Хочешь, я положу трубку? Позвонишь еще раз и оставишь!
– Разве ты не отдыхаешь после тяжелого дня дегустации вин или еще каких развлечений?
– Вообще-то было любование осенней листвой, а потом массаж.
– Нет, кроме шуток, ты почему не спишь? Вы еще на севере штата?
Энди включила громкую связь и воспользовалась возможностью снять наконец пальто и усесться в кресло. Уф, словно несколько недель не спала…
– Мы вернулись в город, потому что я себя паршиво чувствую. Голова болит, тошнит, лихорадит. То ли пищевое отравление, то ли грипп, то ли какая-нибудь суточная зараза. И потом, Макс не хотел пропускать сегодняшнюю яхтенную вечеринку, на которую мне тоже придется пойти. Поэтому мы отчалили. – Энди оглядела свой безобразный наряд и решила, что вечером должна успеть заехать домой и переодеться.
– Яхтенная вечеринка? Сегодня? А почему меня не пригласили?
– Потому что я сама на нее не собиралась. Но раз мы вернулись, я загляну туда ровно на час, а потом поеду домой, с головы до пят натрусь «Виксом» и буду смотреть все серии «Коронованных деток».
– На чьей яхте в этот раз?
– Названия не помню, хозяин – обычный миллиардер, владелец хеджевого фонда. Больше домов, чем у нас с тобой туфель, и жен примерно столько же. Он дружил с отцом Макса, но Барбара считала, что он дурно влияет на мужа, и запретила им общаться. По-моему, еще у него есть несколько казино.
– Похоже, человек знает толк в вечеринках!
– Его там даже не будет. Он любезно предоставил Максу свою яхту. Не беспокойся, ты ничего не потеряешь.
– Угу. В прошлом году ты говорила то же самое, а там был весь состав «Субботнего вечера в прямом эфире».
За десять лет своего существования журнал «Яхтенная жизнь» не принес ни единого цента прибыли, однако это не мешало Максу называть его одним из самых ценных структур «Харрисон медиа». Журнал вносил в имидж компании элемент светского блеска; все, кто хоть что-то собой представлял, желали, чтобы их яхта появилась на его страницах. В октябре «Яхтенная жизнь» традиционно задавала вечеринку в честь премии «Яхта года», всякий раз приглашая впечатляющую компанию знаменитостей побродить по палубе какой-нибудь сногсшибательной яхты, обходящей вокруг Манхэттена, выпить «Кристалл», полакомиться чем-нибудь с трюфелями, не задумываясь о том, что неприветливой осенью они загрязняют Гудзон, а не теплые воды Лазурного берега.
– Да, тогда было весело, – согласилась Энди.
Эмили помолчала.
– Дело только в этом – ты больна, и на носу яхтенная вечеринка? Или что-то происходит?
Говорите об Эмили что угодно – она может быть бесцеремонной, агрессивной, нередко откровенно грубой, но проницательность у нее на порядок выше, чем у всех, кого знала Энди.
– А что может происходить? – Голос Энди прозвучал выше обычного, что бывало, когда она лгала или смущалась.
– Не знаю, я поэтому и звоню. Ты прекрасно держалась весь уик-энд, но мне показалось, тебя что-то бесит. Может, это просто раскаяние покупателя?[3] Говорю тебе, после свадьбы с Майлсом у меня вообще целую неделю были панические атаки. Я рыдала дни напролет, не в силах поверить, что теоретически он, получается, последний мужчина, с которым я буду спать. Последний, кого я поцелую! Но ведь все наладилось. Энди, все налаживается, я тебе говорю!
Никто, включая Макса, и глазом не моргнул, когда Энди предложила отменить свадебное путешествие в Андирондакс. Через два дня после того, как ее вырвало, а Макс, к его огорчению, был лишен возможности исполнить супружеские обязанности, он согласился с женой, что им лучше вернуться в Нью-Йорк. В любом случае в декабре их еще ждал медовый месяц – две недели на Фиджи. Это был подарок от друзей семьи Макса, и хотя Энди не знала подробностей, слова «вертолет», «частный остров» и «шеф-повар» повторялись достаточно часто, чтобы она с нетерпением ждала поездки. Досиживать трехдневный отпуск на севере штата, когда уже наступили холода, не казалось особенно заманчивым.
В Нью-Йорке новобрачные сразу же вернулись к обычному распорядку, установившемуся еще год назад, когда Макс сделал Энди предложение и они стали жить вместе. В будни они просыпались в шесть. Макс варил кофе на двоих, а Энди заливала молоком овсяные хлопья или делала фруктовые смузи. Они ехали в спортклуб «Эквинокс» на углу Семнадцатой и Десятой, где проводили ровно сорок пять минут. Макс занимался со штангой или гантелями и подолгу давил ногами степпер, а Энди ходила по беговой дорожке на скорости 5,8, не отрывая глаз от какой-нибудь романтической комедии на айпаде и страстно желая, чтобы время шло быстрее. Вернувшись домой, они принимали душ и одевались, затем Макс подвозил Энди в редакцию «Декольте» на пересечении Двадцать четвертой и Одиннадцатой и на служебной машине ехал по Вестсайдскому хайвэю к себе в центральный офис. В восемь часов утра оба уже восседали за своими столами; расписание оставалось неизменным, и нарушить его могли разве что серьезное недомогание или природный катаклизм. Но накануне Энди поставила будильник на виброзвонок на двадцать минут раньше обычного и выскользнула из-под одеяла, едва подушка под ней затряслась. Пренебрегая душем и кофе, она натянула удобные графитово-серые брюки, подходящую ко всему белую блузку с застежкой до горла и унылый черный пиджак и тихонько вышла за дверь, услышав, что у Макса тоже зазвонил будильник. Она послала мужу сообщение, что вынуждена уйти на работу пораньше и увидится с ним на яхтенной вечеринке. Желудок у нее не успокаивался, мышцы ныли и были слабыми, как тряпки, а температура накануне подскочила до тридцати восьми.
Не успела Энди снять пальто, как зазвонил сотовый.
– Эмили? Что это ты в такую рань? – Энди взглянула на золотые часики – подарок отца по случаю помолвки. – Тебе еще два часа спать.
– А почему ты отвечаешь? – в замешательстве спросила Эмили.
– Потому что ты звонишь.
– Я позвонила, чтобы оставить сообщение. Не думала, что ты ответишь.
Энди засмеялась.
– Спасибо. Хочешь, я положу трубку? Позвонишь еще раз и оставишь!
– Разве ты не отдыхаешь после тяжелого дня дегустации вин или еще каких развлечений?
– Вообще-то было любование осенней листвой, а потом массаж.
– Нет, кроме шуток, ты почему не спишь? Вы еще на севере штата?
Энди включила громкую связь и воспользовалась возможностью снять наконец пальто и усесться в кресло. Уф, словно несколько недель не спала…
– Мы вернулись в город, потому что я себя паршиво чувствую. Голова болит, тошнит, лихорадит. То ли пищевое отравление, то ли грипп, то ли какая-нибудь суточная зараза. И потом, Макс не хотел пропускать сегодняшнюю яхтенную вечеринку, на которую мне тоже придется пойти. Поэтому мы отчалили. – Энди оглядела свой безобразный наряд и решила, что вечером должна успеть заехать домой и переодеться.
– Яхтенная вечеринка? Сегодня? А почему меня не пригласили?
– Потому что я сама на нее не собиралась. Но раз мы вернулись, я загляну туда ровно на час, а потом поеду домой, с головы до пят натрусь «Виксом» и буду смотреть все серии «Коронованных деток».
– На чьей яхте в этот раз?
– Названия не помню, хозяин – обычный миллиардер, владелец хеджевого фонда. Больше домов, чем у нас с тобой туфель, и жен примерно столько же. Он дружил с отцом Макса, но Барбара считала, что он дурно влияет на мужа, и запретила им общаться. По-моему, еще у него есть несколько казино.
– Похоже, человек знает толк в вечеринках!
– Его там даже не будет. Он любезно предоставил Максу свою яхту. Не беспокойся, ты ничего не потеряешь.
– Угу. В прошлом году ты говорила то же самое, а там был весь состав «Субботнего вечера в прямом эфире».
За десять лет своего существования журнал «Яхтенная жизнь» не принес ни единого цента прибыли, однако это не мешало Максу называть его одним из самых ценных структур «Харрисон медиа». Журнал вносил в имидж компании элемент светского блеска; все, кто хоть что-то собой представлял, желали, чтобы их яхта появилась на его страницах. В октябре «Яхтенная жизнь» традиционно задавала вечеринку в честь премии «Яхта года», всякий раз приглашая впечатляющую компанию знаменитостей побродить по палубе какой-нибудь сногсшибательной яхты, обходящей вокруг Манхэттена, выпить «Кристалл», полакомиться чем-нибудь с трюфелями, не задумываясь о том, что неприветливой осенью они загрязняют Гудзон, а не теплые воды Лазурного берега.
– Да, тогда было весело, – согласилась Энди.
Эмили помолчала.
– Дело только в этом – ты больна, и на носу яхтенная вечеринка? Или что-то происходит?
Говорите об Эмили что угодно – она может быть бесцеремонной, агрессивной, нередко откровенно грубой, но проницательность у нее на порядок выше, чем у всех, кого знала Энди.
– А что может происходить? – Голос Энди прозвучал выше обычного, что бывало, когда она лгала или смущалась.
– Не знаю, я поэтому и звоню. Ты прекрасно держалась весь уик-энд, но мне показалось, тебя что-то бесит. Может, это просто раскаяние покупателя?[3] Говорю тебе, после свадьбы с Майлсом у меня вообще целую неделю были панические атаки. Я рыдала дни напролет, не в силах поверить, что теоретически он, получается, последний мужчина, с которым я буду спать. Последний, кого я поцелую! Но ведь все наладилось. Энди, все налаживается, я тебе говорю!