Страница:
– Может быть. – Она улыбнулась уже мягче. – И спасибо. Мне нужен был пинок в нужном направлении.
– А на что же иначе друзья? И потом, я помню, как ты мне в свое время мозги прочистила, когда я остро в этом нуждался. – Он улыбнулся в ответ, потом допил кофе и встал. – А теперь, капитан Харрингтон, если вы позвольте, я вернусь на свой корабль. Спасибо за прекрасный ужин.
– Не за что. – Хонор проводила МакКеона до люка и протянула ему руку. – Надеюсь, до стыковочного отсека доберетесь сами, коммандер МакКеон. Мне надо перед сном кое-что обдумать.
– Да, мэм. – Он пожал ей руку. – Спокойной ночи, мэм.
– Спокойной ночи, коммандер. – Люк за ним закрылся, и она улыбнулась. – Да, спокойной ночи, – прошептала она.
Глава 11
Глава 12
– А на что же иначе друзья? И потом, я помню, как ты мне в свое время мозги прочистила, когда я остро в этом нуждался. – Он улыбнулся в ответ, потом допил кофе и встал. – А теперь, капитан Харрингтон, если вы позвольте, я вернусь на свой корабль. Спасибо за прекрасный ужин.
– Не за что. – Хонор проводила МакКеона до люка и протянула ему руку. – Надеюсь, до стыковочного отсека доберетесь сами, коммандер МакКеон. Мне надо перед сном кое-что обдумать.
– Да, мэм. – Он пожал ей руку. – Спокойной ночи, мэм.
– Спокойной ночи, коммандер. – Люк за ним закрылся, и она улыбнулась. – Да, спокойной ночи, – прошептала она.
Глава 11
– Привет, Бернард, – сказал Курвуазье, столкнувшись с Янаковым перед дверью в конференц-зал. – Найдется минутка?
– Конечно, Рауль.
Сэр Энтони Лэнгтри, посол Мантикоры, аккуратно увлек за собой спутников Янакова, и грейсонец улыбнулся. За последние три дня они с Курвуазье стали понимать друг друга куда лучше, чем кто-либо мог предположить, и он знал, что это ловкое незапланированное столкновение далеко не случайно.
– Спасибо. – Курвуазье подождал, пока Лэнгтри не провел остальных грейсонцев внутрь, потом улыбнулся, извиняясь. – Просто хотел тебя предупредить: последи сегодня за кровяным давлением.
– За давлением? – Янаков уже привык к тому, что, хотя его собеседник и выглядит на две трети его собственного возраста, на самом деле он был на сорок лет старше. Если Курвуазье хочет его предупредить, он готов прислушаться.
– Да. – Курвуазье поморщился. – Сегодня на повестке дня вопрос экономической помощи, и вам придется терпеть достопочтенного Реджинальда Хаусмана.
– Ага. Я так понимаю, господин Хаусман представляет собой проблему?
– И да и нет. Я ему объяснил что и как, и думаю, что, когда дело дойдет до реальных проектов, он будет вести себя прилично, но вообще-то он уверен, что я тупой флотский служака, а он великий государственный деятель. – Курвуазье снова поморщился. – Он, ко всему прочему, на всех и вся смотрит свысока и думает, что вояки решают любые проблемы исключительно с пистолетом в каждой руке и ножом в зубах.
– Понятно. У нас тут такие тоже попадаются, – сказал Янаков, но Курвуазье покачал головой.
– Таких, у вас нету, уж поверь мне. Он из группы, которая хочет сократить расходы на флот, чтобы не провоцировать Хевен, и он искренне верит, что мы могли бы избежать войны с ними, если бы только военные перестали запугивать Парламент рассказами о том, как Хевен готовится к войне. Хуже того, он считает себя знатоком военной истории. – Курвуазье усмехнулся подвернувшемуся воспоминанию, потом пожал плечами. – Суть в том, что он не самый большой мой поклонник, и он недоволен военными соглашениями, которые мы с тобой вчера наметили. У него полно доводов, и главный таков: «изучение проблемы» убедило его в том, что наша оценка фундаментальной взаимной враждебности Масады и вашей планеты «излишне пессимистична». – Янаков удивленно моргнул, и Курвуазье кивнул. – Именно. Он верит в мирное сосуществование и никак не может понять, что овца может мирно сосуществовать с волком только внутри его желудка. Как я сказал, он даже считает, что Мантикоре надо искать пути сосуществования с Хевеном.
– Ты ведь шутишь, правда?
– Если бы! Так или иначе, я подозреваю, что он сочтет присутствие вашего канцлера последним шансом спасти всех от «ястребов». Я велел ему не зарываться, но я ведь не работаю в министерстве иностранных дел, так что вряд ли он беспокоится насчет жалоб, которые я могу представить его начальству. А он еще вчера, похоже, настроился на государственную деятельность. С него станется начать проповедовать вам, что экономическое сотрудничество с Масадой – отличный способ разрешить ваши «мелкие» религиозные разногласия.
Янаков изумленно уставился на собеседника, потом покачал головой и хихикнул.
– Ну что ж, приятно узнать, что среди ваших тоже попадаются ребята с мякиной вместо мозгов. Ладно, Рауль, спасибо за предупреждение. Я поговорю с канцлером и постараюсь придержать наших, когда он начнет.
– Отлично. – Курвуазье пожал ему руку с ответной улыбкой, и адмиралы бок о бок вошли в конференц-зал.
– Понятно, – Курвуазье обменялся взглядами с Янаковым, потом обратился к Хаусману: – Не хотите ли ответить, господин Хаусман?
– Конечно, адмирал. – Реджинальд Хаусман с улыбкой повернулся к канцлеру. – Господин канцлер, благодарю вас за четкое и ясное определение ваших потребностей. Королевство постарается сделать все возможное. Я хотел бы, однако, рассмотреть ваши проблемы в обратном порядке.
Прествик слегка откинулся в кресле и выразил свое согласие.
– Спасибо. Что касается расширения присутствия флота, мое правительство – как адмирал Курвуазье уже договорился в общих чертах с верховным адмиралом Янаковым – готово в обмен на право создания космической базы осуществлять оборону Ельцина в случае враждебного нападения. Кроме того, ваш флот может проводить обслуживание и ремонт кораблей в наших доках… – Хаусман покосился на Курвуазье и быстро продолжил: – Тем не менее я считаю, что есть и другие, не военные соображения, которые еще не были рассмотрены всесторонне.
Янаков заметил, что Курвуазье напрягся, и два адмирала встретились взглядами через стол, но потом Курвуазье откинулся назад, смирившись, а Прествик спросил:
– Невоенные соображения, господин Хаусман?
– Именно. Да, невозможно не заметить или игнорировать ситуацию, грозящую вашей планете, но, не исключено, есть и невоенные способы смягчить ее.
– Неужели? – Прествик мельком оглянулся на Янакова, и верховный адмирал сделал незаметный жест: «полегче». – И что это могут быть за способы, господин Хаусман? – медленно спросил канцлер.
– Ну, видите ли, я просто экономист, – голос Хаусмана так и сочился самоуничижением, и посол Лэнгтри прикрыл глаза рукой, – но у меня напрашивается мысль, что расширение флота только отвлечет материалы и трудовые силы от других ваших проектов. Если учитывать потребность вашего растущего населения в орбитальных фермах, я как экономист не могу не задуматься: а нет ли более эффективных средств, помимо военных кораблей, чтобы добиться мира с Масадой?
– Понятно. – Прествик прищурился, но Янаков снова повторил успокаивающий жест, гася инстинктивную реакцию своего коллеги. – И каковы эти средства, сэр?
– Взаимная выгода, сэр! – Хаусман произнес это так, будто сам только что придумал. – Несмотря на разницу в числе населения между вашей планетой и Масадой, у вас производственные мощности куда больше, чем у них. Они не могут этого не понимать. И хотя у обеих ваших систем сейчас не так много продукции, чтобы привлечь межзвездную торговлю, ваша взаимная близость делает вас естественными рыночными партнерами. Временные и денежные затраты на перевозки между вашими системами будут очень низки, и это значит, что существует возможность для весьма выгодных коммерческих взаимоотношений между вами.
– С Масадой! – выпалил кто-то, и Лэнгтри прикрыл глаза и второй рукой.
Хаусман чуть повел головой в сторону, откуда донесся вопрос, но все-таки не повернулся. С застывшей улыбкой он ждал, пока Прествик осторожно формулировал ответ.
– Предложение очень интересное, сэр, но боюсь, что фундаментальная враждебность между Грейсоном и Масадой делает его… непрактичным.
– Господин канцлер, – серьезно сказал Хаусман, стараясь не глядеть на Курвуазье, – я экономист, а не политик, и для меня важнее всего итог, конкретные цифры при подведении баланса. А итоговый результат всегда выше, когда потенциально враждебные группы признают свои глубоко скрытые взаимные интересы и начинают разумно действовать для их достижения. В данном случае у нас есть две соседние звездные системы, у каждой из которых, уж простите меня, экономика на грани бедности. При данных обстоятельствах обычной гонкой вооружений нельзя достичь решительного преимущества, поэтому любой шаг, который может смягчить ваше военное состязание, не может не быть желательным. Я понимаю, что преодолеть столетия недоверия нелегко, но любой разумный человек не может не видеть выгоды для всех сторон в стремлении к такой цели.
Он остановился и улыбнулся Прествику. Курвуазье постарался сдержать свой гнев. Как и большинство идеологов, Хаусман был убежден, что чистота его цели оправдывает любые средства. Это означало, что его обещание «не тревожить осиное гнездо» абсолютно ничего для него не значило в сравнении с шансом покончить с шестью столетиями глупых перебранок. Он настроился сказать свое слово, и единственным способом заставить его замолчать было не допустить к участию в дискуссии. Учитывая его положение второго лица в делегации и связи в метрополии, вариант этот оставался чисто теоретическим, пока Хаусман не зайдет слишком далеко, – так что оставалось дать ему высказаться, а потом нейтрализовать.
– Если мы абстрагируемся от истории вопроса, то увидим, что Масада перенаселена, – продолжил Хаусман, – а Грейсону для производственного расширения нужны крупные инвестиции. Если бы вы открыли рынки в системе Эндикотта, то обеспечили бы себе близлежащий планетный источник продуктов питания и достаточный для ваших потребностей капитал, поставляя Масаде товары и услуги, требующиеся ее населению. Даже краткосрочные блага для вашей экономики вполне очевидны. А в долговременном плане коммерческие взаимоотношения, которые служат вашим взаимным потребностям, могут только уменьшить, а возможно и вовсе уничтожить, враждебность, которая так долго вас разделяла. Они могут даже создать ситуацию, в которой расширение флота будет настолько же ненужным, насколько это экономически бесполезно.
Сидевшие за столом переговоров грейсонцы смотрели на него с растущим ужасом и недоверием; теперь все они как один повернулись к Курвуазье, и адмирал стиснул зубы. Он предупредил Янакова, что у него сегодня может подскочить давление, но не учел, как трудно будет придержать в рамках собственное.
– Адмирал Курвуазье, – медленно спросил Прествик, – следует ли понимать, что вы отказываете нам в помощи в расширении флота?
– Нет, сэр, – сказал Курвуазье, не обращая внимания на то, как покраснел Хаусман. Он предупреждал его: не зарывайся. Но Хаусман был слишком уверен в своем моральном превосходстве, чтобы прислушаться. А следовательно, его смущение мало что значило для Рауля Курвуазье.
– Правительство Ее Величества, – продолжил он твердо, – прекрасно осознает угрозу, которую Масада представляет для Грейсона. В случае заключения Грейсоном союза с Мантикорой оно намеревается принять все необходимые и достаточные меры для защиты территориальной целостности Грейсона. Если с точки зрения вашего правительства и армии эти шаги включают расширение и модернизацию вашего флота, мы поможем всеми возможными способами.
– Господин канцлер, – вмешался Хаусман, – хотя адмирал Курвуазье является прямым представителем Ее Величества, он по сути своей все равно человек военный, а военные мыслят в категориях военных решений. Я просто пытаюсь указать, что когда разумные люди ведут переговоры исходя из разумных позиций, они иногда…
– Господин Хаусман!
Низкий и обычно приятный голос Курвуазье внезапно прозвучал очень холодно, и экономист раздраженно обернулся.
– Как вы только что указали, – продолжил адмирал не менее холодным тоном, – здесь я представляю Ее Величество. И я руковожу этой делегацией.
Он смотрел на Хаусмана, пока тот не опустил взгляд, после чего снова повернулся к Прествику.
– Как я говорил, господин канцлер, – сказал он, будто ничего не случилось, – мы поможем вашему флоту всем, что в наших силах. Конечно, вы сами указали, что у вас есть и другие существенные потребности. Оборудование и материалы, которые уже выгружаются с транспортных судов и поступают в ваше распоряжение, послужат удовлетворению некоторых из них, но долгосрочное решение проблем – сложная и нелегкая задача. Чтобы достичь баланса с вашими военными затратами, потребуется аккуратное распределение ресурсов. Я уверен – и думаю, господин Хаусман со мной согласится, – что лучший путь заключается в усовершенствовании вашей производственной и технической базы. И я полагаю, что – по крайней мере, в обозримом будущем, – он позволил себе холодно улыбнуться, – вашим основным торговым партнером будет Мантикора, а не Масада.
Грейсонская делегация ответила всплеском смеха с оттенком явного облегчения. На мгновение на лице Хаусмана мелькнула злоба, но она тут же сменилась профессиональным нейтральным выражением.
– Да, на этот счет сомневаться трудно, – согласился Прествик.
– Тогда мы будем исходить именно из этого предположения, – спокойно сказал Курвуазье. Он обернулся к своему экономическому советнику и с оттенком стали в голосе предложил: – Господин Хаусман?
– Ну да, конечно, – сказал Хаусман. – Я просто… – Он прервался и вымученно улыбнулся. – В таком случае, господин канцлер, я полагаю, что мы должны сперва рассмотреть вопрос правительственных гарантий по займам, предоставляемым промышленным консорциумам Грейсона. После этого…
Напряжение среди грейсонских делегатов окончательно исчезло, и Янаков со вздохом облегчения откинулся на спинку кресла. Он встретился взглядом с Курвуазье и подмигнул ему.
Рауль Курвуазье развалился за своим столом в посольстве Мантикоры. Поколения провинившихся гардемаринов сразу узнали бы взгляд, который он устремил на Реджинальда Хаусмана.
– Вам вовсе необязательно было так резко подрывать доверие ко мне и к моему положению! Любой настоящий дипломат знает, что нужно исследовать все возможности, а снижение напряженности в этом регионе было бы достигнуто неизмеримо проще, если бы Грейсон хотя бы задумался о возможностях мирной торговли с Масадой!
– Может, я и не дипломат, – сказал Курвуазье, – но я кое-что знаю о командовании. Я велел вам не затрагивать этот вопрос, и вы дали мне слово, что не будете этого делать. Кратко говоря, вы мне солгали, и любое последовавшее за этим ваше унижение ничуть меня не трогает.
Хаусман побледнел, потом покраснел от ярости. Он не привык сносить такое холодное презрение ни от кого, а уж тем более – от невежественных неандертальцев в военной форме. Он был специалистом в своей области, и это подтверждалось званиями и почестями. Как смел этот проклятый милитарист так с ним разговаривать!
– Мой долг в том, чтобы представить истину, нравится вам она или нет!
– Ваш долг был в том, чтобы либо подчиниться моим указаниям, либо честно сказать мне, что вы не можете этого сделать из-за ваших убеждений. А тот факт, что вы прибыли в систему Ельцина с собственными предубеждениями и не озаботились с тех пор хоть что-то узнать, делает вас настолько же глупым, насколько и нечестным.
Хаусман разинул рот, но ярость помешала ему произнести хоть слово. Адмирал продолжил ровным холодным тоном:
– Эти люди наращивают население после столетий драконовского демографического контроля и строят орбитальные фермы потому, что Масада готовится стереть их с лица земли, – и им нужны человеческие ресурсы, чтобы сопротивляться. Я готов был предположить, что их страхи преувеличены, но после изучения открытых документов и рапортов их разведки я понял, что они, наоборот, недооценили ситуацию. Да, их производственная база сильнее, но другая сторона превышает их по численности втрое, а ведь большая часть этой промышленности нужна им просто для того, чтобы выжить на планете! Если бы вы потрудились изучить их библиотеки данных или хотя бы досье, составленное сотрудниками посла Лэнгтри, вы бы это знали. Вы палец о палец не ударили, и я вовсе не собираюсь позволить вашему невежеству влиять на официальную позицию нашей делегации.
– Это просто нелепо! – выпалил Хаусман. – У Масады и в помине нет возможностей направить такие военные силы на Грейсон!
– Я думал, что военные вопросы относятся к моей компетенции, – сказал Курвуазье ледяным тоном.
– Тут не нужен гений – просто кто-то со свежим взглядом! Посмотрите на их уровень дохода на душу населения, черт возьми! Они сами себя уничтожат, если возьмутся за это!
– Даже если вы правы, это не значит, что они не попробуют. Вы никак не хотите – или не можете – понять, что разум не является их основным двигателем. Они полностью охвачены идеей уничтожения правительства Грейсона и насильственного внедрения своего образа жизни в обеих системах, потому что верят, что это их религиозный долг.
– Чепуха! – фыркнул Хаусман. – Меня не интересует мистический бред! Факт тот, что экономика Масады не выдержит такого сверхусилия – особенно при завоевании планеты с настолько враждебной средой!
– Может, вам лучше сказать это им, а не их будущим жертвам? Флот Масады на двадцать процентов сильнее грейсонского в целом и в два раза сильнее, если считать только корабли с гипердвигателями. У них пять крейсеров и восемь эсминцев, а у Грейсона три крейсера и четыре эсминца. Так кто намерен обороняться и кто – нападать? Основной флот Масады предназначен для действий в чужой звездной системе, тогда как грейсонский состоит, главным образом, из досветовых ЛАКов. А ЛАКи, господин Хаусман, для боя годятся даже меньше, чем можно предположить по их тоннажу, потому что их корпус куда тоньше, чем у межзвездных кораблей. Местные орбитальные укрепления просто смехотворны: у Грейсона нет генераторов сферических стен, так что их форты вообще лишены пассивной противоракетной защиты. И, наконец, правительство Масады неоднократно заявляло о своей готовности уничтожить «безбожных отступников» на Грейсоне, если это окажется единственным способом «очистить» и «освободить» планету, – а в прошлой войне они уже наносили ядерные удары по планете!
Адмирал выпрямился во весь рост, гневно глядя на сидевшего напротив дипломата.
– Вся эта информация, господин Хаусман, вполне доступна, и ее подтверждают данные нашего собственного посольства. Они также подтверждают, что промышленно отсталая Масада последние двадцать лет направляла более трети валового продукта своей системы непосредственно на военные цели. Грейсон на это не способен, у них слишком много сил уходит на выживание. До сих пор они могли поддерживать относительный паритет только потому, что имели больший валовой продукт. Только идиот может предложить, чтобы грейсонцы помогали своим врагам накачивать экономические мышцы – чтобы те забили их до смерти.
– Это вы так считаете, – пробормотал Хаусман. Он побелел от смешанных ярости и потрясения, потому что когда мимоходом проглядывал сравнительные мощности флотов, то посмотрел только на общий тоннаж. Разбираться в типах кораблей даже не пришло ему в голову.
– Да, я так считаю, – сказал Курвуазье уже спокойнее, но по-прежнему непреклонно. – А отсюда следует, что таково мнение правительства Ее Величества и его дипломатического представительства в этом регионе. Если вы не согласны, то у вас будет прекрасная возможность сообщить об этом премьер-министру и Парламенту, как только мы вернемся домой. А пока мы здесь, вы воздержитесь от постоянного принижения умственных способностей людей, которые прожили всю жизнь один на один с этой угрозой, или я удалю вас из состава делегации. Вам все ясно, господин Хаусман?
Экономист еще раз зло взглянул на своего начальника, потом коротко кивнул и пулей вылетел из кабинета, хлопнув дверью.
– Конечно, Рауль.
Сэр Энтони Лэнгтри, посол Мантикоры, аккуратно увлек за собой спутников Янакова, и грейсонец улыбнулся. За последние три дня они с Курвуазье стали понимать друг друга куда лучше, чем кто-либо мог предположить, и он знал, что это ловкое незапланированное столкновение далеко не случайно.
– Спасибо. – Курвуазье подождал, пока Лэнгтри не провел остальных грейсонцев внутрь, потом улыбнулся, извиняясь. – Просто хотел тебя предупредить: последи сегодня за кровяным давлением.
– За давлением? – Янаков уже привык к тому, что, хотя его собеседник и выглядит на две трети его собственного возраста, на самом деле он был на сорок лет старше. Если Курвуазье хочет его предупредить, он готов прислушаться.
– Да. – Курвуазье поморщился. – Сегодня на повестке дня вопрос экономической помощи, и вам придется терпеть достопочтенного Реджинальда Хаусмана.
– Ага. Я так понимаю, господин Хаусман представляет собой проблему?
– И да и нет. Я ему объяснил что и как, и думаю, что, когда дело дойдет до реальных проектов, он будет вести себя прилично, но вообще-то он уверен, что я тупой флотский служака, а он великий государственный деятель. – Курвуазье снова поморщился. – Он, ко всему прочему, на всех и вся смотрит свысока и думает, что вояки решают любые проблемы исключительно с пистолетом в каждой руке и ножом в зубах.
– Понятно. У нас тут такие тоже попадаются, – сказал Янаков, но Курвуазье покачал головой.
– Таких, у вас нету, уж поверь мне. Он из группы, которая хочет сократить расходы на флот, чтобы не провоцировать Хевен, и он искренне верит, что мы могли бы избежать войны с ними, если бы только военные перестали запугивать Парламент рассказами о том, как Хевен готовится к войне. Хуже того, он считает себя знатоком военной истории. – Курвуазье усмехнулся подвернувшемуся воспоминанию, потом пожал плечами. – Суть в том, что он не самый большой мой поклонник, и он недоволен военными соглашениями, которые мы с тобой вчера наметили. У него полно доводов, и главный таков: «изучение проблемы» убедило его в том, что наша оценка фундаментальной взаимной враждебности Масады и вашей планеты «излишне пессимистична». – Янаков удивленно моргнул, и Курвуазье кивнул. – Именно. Он верит в мирное сосуществование и никак не может понять, что овца может мирно сосуществовать с волком только внутри его желудка. Как я сказал, он даже считает, что Мантикоре надо искать пути сосуществования с Хевеном.
– Ты ведь шутишь, правда?
– Если бы! Так или иначе, я подозреваю, что он сочтет присутствие вашего канцлера последним шансом спасти всех от «ястребов». Я велел ему не зарываться, но я ведь не работаю в министерстве иностранных дел, так что вряд ли он беспокоится насчет жалоб, которые я могу представить его начальству. А он еще вчера, похоже, настроился на государственную деятельность. С него станется начать проповедовать вам, что экономическое сотрудничество с Масадой – отличный способ разрешить ваши «мелкие» религиозные разногласия.
Янаков изумленно уставился на собеседника, потом покачал головой и хихикнул.
– Ну что ж, приятно узнать, что среди ваших тоже попадаются ребята с мякиной вместо мозгов. Ладно, Рауль, спасибо за предупреждение. Я поговорю с канцлером и постараюсь придержать наших, когда он начнет.
– Отлично. – Курвуазье пожал ему руку с ответной улыбкой, и адмиралы бок о бок вошли в конференц-зал.
* * *
– … так что наша основная потребность, адмирал, – закончил свое вступительное заявление канцлер Прествик, – это общая производственная помощь и особенно любая помощь в наших проектах по орбитальному строительству. Особенно, учитывая нынешние обстоятельства – для расширения флота.– Понятно, – Курвуазье обменялся взглядами с Янаковым, потом обратился к Хаусману: – Не хотите ли ответить, господин Хаусман?
– Конечно, адмирал. – Реджинальд Хаусман с улыбкой повернулся к канцлеру. – Господин канцлер, благодарю вас за четкое и ясное определение ваших потребностей. Королевство постарается сделать все возможное. Я хотел бы, однако, рассмотреть ваши проблемы в обратном порядке.
Прествик слегка откинулся в кресле и выразил свое согласие.
– Спасибо. Что касается расширения присутствия флота, мое правительство – как адмирал Курвуазье уже договорился в общих чертах с верховным адмиралом Янаковым – готово в обмен на право создания космической базы осуществлять оборону Ельцина в случае враждебного нападения. Кроме того, ваш флот может проводить обслуживание и ремонт кораблей в наших доках… – Хаусман покосился на Курвуазье и быстро продолжил: – Тем не менее я считаю, что есть и другие, не военные соображения, которые еще не были рассмотрены всесторонне.
Янаков заметил, что Курвуазье напрягся, и два адмирала встретились взглядами через стол, но потом Курвуазье откинулся назад, смирившись, а Прествик спросил:
– Невоенные соображения, господин Хаусман?
– Именно. Да, невозможно не заметить или игнорировать ситуацию, грозящую вашей планете, но, не исключено, есть и невоенные способы смягчить ее.
– Неужели? – Прествик мельком оглянулся на Янакова, и верховный адмирал сделал незаметный жест: «полегче». – И что это могут быть за способы, господин Хаусман? – медленно спросил канцлер.
– Ну, видите ли, я просто экономист, – голос Хаусмана так и сочился самоуничижением, и посол Лэнгтри прикрыл глаза рукой, – но у меня напрашивается мысль, что расширение флота только отвлечет материалы и трудовые силы от других ваших проектов. Если учитывать потребность вашего растущего населения в орбитальных фермах, я как экономист не могу не задуматься: а нет ли более эффективных средств, помимо военных кораблей, чтобы добиться мира с Масадой?
– Понятно. – Прествик прищурился, но Янаков снова повторил успокаивающий жест, гася инстинктивную реакцию своего коллеги. – И каковы эти средства, сэр?
– Взаимная выгода, сэр! – Хаусман произнес это так, будто сам только что придумал. – Несмотря на разницу в числе населения между вашей планетой и Масадой, у вас производственные мощности куда больше, чем у них. Они не могут этого не понимать. И хотя у обеих ваших систем сейчас не так много продукции, чтобы привлечь межзвездную торговлю, ваша взаимная близость делает вас естественными рыночными партнерами. Временные и денежные затраты на перевозки между вашими системами будут очень низки, и это значит, что существует возможность для весьма выгодных коммерческих взаимоотношений между вами.
– С Масадой! – выпалил кто-то, и Лэнгтри прикрыл глаза и второй рукой.
Хаусман чуть повел головой в сторону, откуда донесся вопрос, но все-таки не повернулся. С застывшей улыбкой он ждал, пока Прествик осторожно формулировал ответ.
– Предложение очень интересное, сэр, но боюсь, что фундаментальная враждебность между Грейсоном и Масадой делает его… непрактичным.
– Господин канцлер, – серьезно сказал Хаусман, стараясь не глядеть на Курвуазье, – я экономист, а не политик, и для меня важнее всего итог, конкретные цифры при подведении баланса. А итоговый результат всегда выше, когда потенциально враждебные группы признают свои глубоко скрытые взаимные интересы и начинают разумно действовать для их достижения. В данном случае у нас есть две соседние звездные системы, у каждой из которых, уж простите меня, экономика на грани бедности. При данных обстоятельствах обычной гонкой вооружений нельзя достичь решительного преимущества, поэтому любой шаг, который может смягчить ваше военное состязание, не может не быть желательным. Я понимаю, что преодолеть столетия недоверия нелегко, но любой разумный человек не может не видеть выгоды для всех сторон в стремлении к такой цели.
Он остановился и улыбнулся Прествику. Курвуазье постарался сдержать свой гнев. Как и большинство идеологов, Хаусман был убежден, что чистота его цели оправдывает любые средства. Это означало, что его обещание «не тревожить осиное гнездо» абсолютно ничего для него не значило в сравнении с шансом покончить с шестью столетиями глупых перебранок. Он настроился сказать свое слово, и единственным способом заставить его замолчать было не допустить к участию в дискуссии. Учитывая его положение второго лица в делегации и связи в метрополии, вариант этот оставался чисто теоретическим, пока Хаусман не зайдет слишком далеко, – так что оставалось дать ему высказаться, а потом нейтрализовать.
– Если мы абстрагируемся от истории вопроса, то увидим, что Масада перенаселена, – продолжил Хаусман, – а Грейсону для производственного расширения нужны крупные инвестиции. Если бы вы открыли рынки в системе Эндикотта, то обеспечили бы себе близлежащий планетный источник продуктов питания и достаточный для ваших потребностей капитал, поставляя Масаде товары и услуги, требующиеся ее населению. Даже краткосрочные блага для вашей экономики вполне очевидны. А в долговременном плане коммерческие взаимоотношения, которые служат вашим взаимным потребностям, могут только уменьшить, а возможно и вовсе уничтожить, враждебность, которая так долго вас разделяла. Они могут даже создать ситуацию, в которой расширение флота будет настолько же ненужным, насколько это экономически бесполезно.
Сидевшие за столом переговоров грейсонцы смотрели на него с растущим ужасом и недоверием; теперь все они как один повернулись к Курвуазье, и адмирал стиснул зубы. Он предупредил Янакова, что у него сегодня может подскочить давление, но не учел, как трудно будет придержать в рамках собственное.
– Адмирал Курвуазье, – медленно спросил Прествик, – следует ли понимать, что вы отказываете нам в помощи в расширении флота?
– Нет, сэр, – сказал Курвуазье, не обращая внимания на то, как покраснел Хаусман. Он предупреждал его: не зарывайся. Но Хаусман был слишком уверен в своем моральном превосходстве, чтобы прислушаться. А следовательно, его смущение мало что значило для Рауля Курвуазье.
– Правительство Ее Величества, – продолжил он твердо, – прекрасно осознает угрозу, которую Масада представляет для Грейсона. В случае заключения Грейсоном союза с Мантикорой оно намеревается принять все необходимые и достаточные меры для защиты территориальной целостности Грейсона. Если с точки зрения вашего правительства и армии эти шаги включают расширение и модернизацию вашего флота, мы поможем всеми возможными способами.
– Господин канцлер, – вмешался Хаусман, – хотя адмирал Курвуазье является прямым представителем Ее Величества, он по сути своей все равно человек военный, а военные мыслят в категориях военных решений. Я просто пытаюсь указать, что когда разумные люди ведут переговоры исходя из разумных позиций, они иногда…
– Господин Хаусман!
Низкий и обычно приятный голос Курвуазье внезапно прозвучал очень холодно, и экономист раздраженно обернулся.
– Как вы только что указали, – продолжил адмирал не менее холодным тоном, – здесь я представляю Ее Величество. И я руковожу этой делегацией.
Он смотрел на Хаусмана, пока тот не опустил взгляд, после чего снова повернулся к Прествику.
– Как я говорил, господин канцлер, – сказал он, будто ничего не случилось, – мы поможем вашему флоту всем, что в наших силах. Конечно, вы сами указали, что у вас есть и другие существенные потребности. Оборудование и материалы, которые уже выгружаются с транспортных судов и поступают в ваше распоряжение, послужат удовлетворению некоторых из них, но долгосрочное решение проблем – сложная и нелегкая задача. Чтобы достичь баланса с вашими военными затратами, потребуется аккуратное распределение ресурсов. Я уверен – и думаю, господин Хаусман со мной согласится, – что лучший путь заключается в усовершенствовании вашей производственной и технической базы. И я полагаю, что – по крайней мере, в обозримом будущем, – он позволил себе холодно улыбнуться, – вашим основным торговым партнером будет Мантикора, а не Масада.
Грейсонская делегация ответила всплеском смеха с оттенком явного облегчения. На мгновение на лице Хаусмана мелькнула злоба, но она тут же сменилась профессиональным нейтральным выражением.
– Да, на этот счет сомневаться трудно, – согласился Прествик.
– Тогда мы будем исходить именно из этого предположения, – спокойно сказал Курвуазье. Он обернулся к своему экономическому советнику и с оттенком стали в голосе предложил: – Господин Хаусман?
– Ну да, конечно, – сказал Хаусман. – Я просто… – Он прервался и вымученно улыбнулся. – В таком случае, господин канцлер, я полагаю, что мы должны сперва рассмотреть вопрос правительственных гарантий по займам, предоставляемым промышленным консорциумам Грейсона. После этого…
Напряжение среди грейсонских делегатов окончательно исчезло, и Янаков со вздохом облегчения откинулся на спинку кресла. Он встретился взглядом с Курвуазье и подмигнул ему.
* * *
В шестидесяти пяти световых минутах от звезды Ельцина космос был глубоким, темным и пустым. Внезапно там появились два космических корабля, и их паруса Варшавской вспыхнули голубым великолепием гиперперехода в короткой ослепительной вспышке, не замеченной ни человеком, ни приборами. С минуту они оставались на месте, преобразуя паруса в импеллерные клинья, а потом начали двигаться, набирая ускорение чуть больше чем в полдюжины g по дуге, которая пересечет внешний край пояса астероидов. Их так никто и не увидел.* * *
– Адмирал Курвуазье, я протестую против того, как вы унизили меня перед делегацией Грейсона!Рауль Курвуазье развалился за своим столом в посольстве Мантикоры. Поколения провинившихся гардемаринов сразу узнали бы взгляд, который он устремил на Реджинальда Хаусмана.
– Вам вовсе необязательно было так резко подрывать доверие ко мне и к моему положению! Любой настоящий дипломат знает, что нужно исследовать все возможности, а снижение напряженности в этом регионе было бы достигнуто неизмеримо проще, если бы Грейсон хотя бы задумался о возможностях мирной торговли с Масадой!
– Может, я и не дипломат, – сказал Курвуазье, – но я кое-что знаю о командовании. Я велел вам не затрагивать этот вопрос, и вы дали мне слово, что не будете этого делать. Кратко говоря, вы мне солгали, и любое последовавшее за этим ваше унижение ничуть меня не трогает.
Хаусман побледнел, потом покраснел от ярости. Он не привык сносить такое холодное презрение ни от кого, а уж тем более – от невежественных неандертальцев в военной форме. Он был специалистом в своей области, и это подтверждалось званиями и почестями. Как смел этот проклятый милитарист так с ним разговаривать!
– Мой долг в том, чтобы представить истину, нравится вам она или нет!
– Ваш долг был в том, чтобы либо подчиниться моим указаниям, либо честно сказать мне, что вы не можете этого сделать из-за ваших убеждений. А тот факт, что вы прибыли в систему Ельцина с собственными предубеждениями и не озаботились с тех пор хоть что-то узнать, делает вас настолько же глупым, насколько и нечестным.
Хаусман разинул рот, но ярость помешала ему произнести хоть слово. Адмирал продолжил ровным холодным тоном:
– Эти люди наращивают население после столетий драконовского демографического контроля и строят орбитальные фермы потому, что Масада готовится стереть их с лица земли, – и им нужны человеческие ресурсы, чтобы сопротивляться. Я готов был предположить, что их страхи преувеличены, но после изучения открытых документов и рапортов их разведки я понял, что они, наоборот, недооценили ситуацию. Да, их производственная база сильнее, но другая сторона превышает их по численности втрое, а ведь большая часть этой промышленности нужна им просто для того, чтобы выжить на планете! Если бы вы потрудились изучить их библиотеки данных или хотя бы досье, составленное сотрудниками посла Лэнгтри, вы бы это знали. Вы палец о палец не ударили, и я вовсе не собираюсь позволить вашему невежеству влиять на официальную позицию нашей делегации.
– Это просто нелепо! – выпалил Хаусман. – У Масады и в помине нет возможностей направить такие военные силы на Грейсон!
– Я думал, что военные вопросы относятся к моей компетенции, – сказал Курвуазье ледяным тоном.
– Тут не нужен гений – просто кто-то со свежим взглядом! Посмотрите на их уровень дохода на душу населения, черт возьми! Они сами себя уничтожат, если возьмутся за это!
– Даже если вы правы, это не значит, что они не попробуют. Вы никак не хотите – или не можете – понять, что разум не является их основным двигателем. Они полностью охвачены идеей уничтожения правительства Грейсона и насильственного внедрения своего образа жизни в обеих системах, потому что верят, что это их религиозный долг.
– Чепуха! – фыркнул Хаусман. – Меня не интересует мистический бред! Факт тот, что экономика Масады не выдержит такого сверхусилия – особенно при завоевании планеты с настолько враждебной средой!
– Может, вам лучше сказать это им, а не их будущим жертвам? Флот Масады на двадцать процентов сильнее грейсонского в целом и в два раза сильнее, если считать только корабли с гипердвигателями. У них пять крейсеров и восемь эсминцев, а у Грейсона три крейсера и четыре эсминца. Так кто намерен обороняться и кто – нападать? Основной флот Масады предназначен для действий в чужой звездной системе, тогда как грейсонский состоит, главным образом, из досветовых ЛАКов. А ЛАКи, господин Хаусман, для боя годятся даже меньше, чем можно предположить по их тоннажу, потому что их корпус куда тоньше, чем у межзвездных кораблей. Местные орбитальные укрепления просто смехотворны: у Грейсона нет генераторов сферических стен, так что их форты вообще лишены пассивной противоракетной защиты. И, наконец, правительство Масады неоднократно заявляло о своей готовности уничтожить «безбожных отступников» на Грейсоне, если это окажется единственным способом «очистить» и «освободить» планету, – а в прошлой войне они уже наносили ядерные удары по планете!
Адмирал выпрямился во весь рост, гневно глядя на сидевшего напротив дипломата.
– Вся эта информация, господин Хаусман, вполне доступна, и ее подтверждают данные нашего собственного посольства. Они также подтверждают, что промышленно отсталая Масада последние двадцать лет направляла более трети валового продукта своей системы непосредственно на военные цели. Грейсон на это не способен, у них слишком много сил уходит на выживание. До сих пор они могли поддерживать относительный паритет только потому, что имели больший валовой продукт. Только идиот может предложить, чтобы грейсонцы помогали своим врагам накачивать экономические мышцы – чтобы те забили их до смерти.
– Это вы так считаете, – пробормотал Хаусман. Он побелел от смешанных ярости и потрясения, потому что когда мимоходом проглядывал сравнительные мощности флотов, то посмотрел только на общий тоннаж. Разбираться в типах кораблей даже не пришло ему в голову.
– Да, я так считаю, – сказал Курвуазье уже спокойнее, но по-прежнему непреклонно. – А отсюда следует, что таково мнение правительства Ее Величества и его дипломатического представительства в этом регионе. Если вы не согласны, то у вас будет прекрасная возможность сообщить об этом премьер-министру и Парламенту, как только мы вернемся домой. А пока мы здесь, вы воздержитесь от постоянного принижения умственных способностей людей, которые прожили всю жизнь один на один с этой угрозой, или я удалю вас из состава делегации. Вам все ясно, господин Хаусман?
Экономист еще раз зло взглянул на своего начальника, потом коротко кивнул и пулей вылетел из кабинета, хлопнув дверью.
Глава 12
Рауля Курвуазье разбудил гудок терминала. Он быстро сел в постели, протирая заспанные глаза, нажал кнопку ответа и выпрямился, узнав Янакова. Грейсонский адмирал был в одном халате, его припухшие со сна глаза ярко блестели.
– Извини, что разбудил, Рауль. – Мягкие интонации грейсонского акцента на этот раз звучали отрывисто. – Станции слежения только что зарегистрировали гиперслед в тридцати световых минутах от Грейсона. Довольно громкий.
– Масада? – отрывисто спросил Курвуазье.
– Пока не знаем, но они заходят с ноль-ноль-три ноль-девять-два. Это соответствует прямому курсу с Эндикотта.
– Что у вас по почерку импеллеров?
– Для нас они слишком далеко, – ответил Янаков с некоторым смущением. – Мы пытаемся обработать данные, но…
– Передайте информацию коммандеру Альваресу, – перебил Курвуазье. – Приборы «Мадригала» куда лучше ваших. Может, он чего-нибудь добьется.
– Спасибо. Я надеялся, что ты это предложишь, – сказал Янаков с такой благодарностью, что Курвуазье удивленно нахмурился.
– Ты что, из-за этого идиота Хаусмана решил, что я этого не сделаю?
– Да нет, но мы официально не союзники, так что…
– То, что у нас нет кусочка бумаги, не значит, что мы с тобой не знаем, чего хотят наши главы государств, а преимущество военных перед дипломатами, — Курвуазье произнес это слово, словно ругательство, – в том, что мы можем при необходимости послать подальше всю эту ерунду. А теперь передайте информацию «Мадригалу». – Он хотел уже прервать связь, но вспомнил еще кое-что. – Могу я считать, что имею право доступа в командный центр?
– Для нас это честь! – искренне и не задумываясь ответил Янаков.
– Спасибо. Да, когда будете связываться с Альваресом, спросите, как там у него идут исследования, о которых я говорил ему в понедельник. – Курвуазье усмехнулся. – Мы проводили мониторинг ваших систем слежения, и он, наверное, сумеет подсоединить датчики «Мадригала» прямо к сети командного центра.
– Это замечательно, – с энтузиазмом сказал Янаков. – Я прямо сейчас этим займусь, а через пятнадцать минут подберу тебя на своей машине.
«Мадригал» сумел-таки подключить свой информационный центр к сети. На таком большом расстоянии панель не могла показывать отдельные импеллерные источники, но данные, сопровождавшие световую точку, были слишком подробными для грейсонских приборов. Это было первое, что пришло в голову Курвуазье. Потом его кольнуло отчаяние, и он молча сжал губы. Там было десять кораблей, и они набирали скорость после перехода в нормальное пространство. Даже «Мадригал» на таком расстоянии не мог разглядеть их достаточно хорошо, чтобы распознать отдельные корабли, но мощность импеллеров позволяла приблизительно определить их класс. И если сидевшие на приборах техники коммандера Альвареса все сделали правильно, то в систему вторглись четыре легких крейсера и шесть эсминцев – суммарный тоннаж больше, чем у всего грейсонского флота.
Внезапно по экрану дугой протянулся наиболее вероятный курс, и стоявший рядом Янаков отчаянно выругался.
– В чем дело? – тихо спросил Курвуазье.
– Они идут прямо к Орбите-Четыре, к одной из крупнейших станций переработки полезных ископаемых. Черт!
– Что у вас есть для перехвата?
– Почти ничего, – мрачно сказал Янаков. Он взглянул вверх. – Погодите! Сколько осталось до момента удара по Орбите-Четыре?
– Примерно шестьдесят восемь минут, – ответил коммодор Брентуорт.
– Есть чем их перехватить?
– «Иуда» может нагнать их у самых заводов, – ровным тоном сказал Брентуорт. – А больше никто – там нет даже ЛАКов.
– Я так и думал. – Янаков поник, и Курвуазье прекрасно его понял. Посылать один эсминец навстречу настолько превосходящим силам было бесцельно и самоубийственно. – Скомандуйте «Иуде» отступить, – вздохнул грейсонский адмирал, – потом дайте мне микрофон. Орбите-Четыре придется справляться в одиночку. – Он сжал зубы. – Я хотя бы сам скажу им об этом.
– Извини, что разбудил, Рауль. – Мягкие интонации грейсонского акцента на этот раз звучали отрывисто. – Станции слежения только что зарегистрировали гиперслед в тридцати световых минутах от Грейсона. Довольно громкий.
– Масада? – отрывисто спросил Курвуазье.
– Пока не знаем, но они заходят с ноль-ноль-три ноль-девять-два. Это соответствует прямому курсу с Эндикотта.
– Что у вас по почерку импеллеров?
– Для нас они слишком далеко, – ответил Янаков с некоторым смущением. – Мы пытаемся обработать данные, но…
– Передайте информацию коммандеру Альваресу, – перебил Курвуазье. – Приборы «Мадригала» куда лучше ваших. Может, он чего-нибудь добьется.
– Спасибо. Я надеялся, что ты это предложишь, – сказал Янаков с такой благодарностью, что Курвуазье удивленно нахмурился.
– Ты что, из-за этого идиота Хаусмана решил, что я этого не сделаю?
– Да нет, но мы официально не союзники, так что…
– То, что у нас нет кусочка бумаги, не значит, что мы с тобой не знаем, чего хотят наши главы государств, а преимущество военных перед дипломатами, — Курвуазье произнес это слово, словно ругательство, – в том, что мы можем при необходимости послать подальше всю эту ерунду. А теперь передайте информацию «Мадригалу». – Он хотел уже прервать связь, но вспомнил еще кое-что. – Могу я считать, что имею право доступа в командный центр?
– Для нас это честь! – искренне и не задумываясь ответил Янаков.
– Спасибо. Да, когда будете связываться с Альваресом, спросите, как там у него идут исследования, о которых я говорил ему в понедельник. – Курвуазье усмехнулся. – Мы проводили мониторинг ваших систем слежения, и он, наверное, сумеет подсоединить датчики «Мадригала» прямо к сети командного центра.
– Это замечательно, – с энтузиазмом сказал Янаков. – Я прямо сейчас этим займусь, а через пятнадцать минут подберу тебя на своей машине.
* * *
Когда адмиралы прибыли в командный центр, там стоял слитный шум бешено работающих принтеров. На главном экране почти незаметно ползла световая точка. Это была особенность экранного масштаба – любой экран, способный показать радиус в половину светового часа, должен был сжимать объекты, – но гравитационные детекторы передавали информацию быстрее скорости света, так что офицеры могли наблюдать за происходящим в режиме реального времени. Толку от этого, впрочем, было мало.«Мадригал» сумел-таки подключить свой информационный центр к сети. На таком большом расстоянии панель не могла показывать отдельные импеллерные источники, но данные, сопровождавшие световую точку, были слишком подробными для грейсонских приборов. Это было первое, что пришло в голову Курвуазье. Потом его кольнуло отчаяние, и он молча сжал губы. Там было десять кораблей, и они набирали скорость после перехода в нормальное пространство. Даже «Мадригал» на таком расстоянии не мог разглядеть их достаточно хорошо, чтобы распознать отдельные корабли, но мощность импеллеров позволяла приблизительно определить их класс. И если сидевшие на приборах техники коммандера Альвареса все сделали правильно, то в систему вторглись четыре легких крейсера и шесть эсминцев – суммарный тоннаж больше, чем у всего грейсонского флота.
Внезапно по экрану дугой протянулся наиболее вероятный курс, и стоявший рядом Янаков отчаянно выругался.
– В чем дело? – тихо спросил Курвуазье.
– Они идут прямо к Орбите-Четыре, к одной из крупнейших станций переработки полезных ископаемых. Черт!
– Что у вас есть для перехвата?
– Почти ничего, – мрачно сказал Янаков. Он взглянул вверх. – Погодите! Сколько осталось до момента удара по Орбите-Четыре?
– Примерно шестьдесят восемь минут, – ответил коммодор Брентуорт.
– Есть чем их перехватить?
– «Иуда» может нагнать их у самых заводов, – ровным тоном сказал Брентуорт. – А больше никто – там нет даже ЛАКов.
– Я так и думал. – Янаков поник, и Курвуазье прекрасно его понял. Посылать один эсминец навстречу настолько превосходящим силам было бесцельно и самоубийственно. – Скомандуйте «Иуде» отступить, – вздохнул грейсонский адмирал, – потом дайте мне микрофон. Орбите-Четыре придется справляться в одиночку. – Он сжал зубы. – Я хотя бы сам скажу им об этом.