Сотойский кавалерийский лук в руках опытного стрелка – смертельное оружие. А каждый воин Сотойи был опытным стрелком. Он хитер и терпелив. Если сотоец знал, кто его противник – а все свидетельствовало о том, что всадник об этом знал, – то он мог выследить, кто из них колдуны, пустить в них первые две стрелы, а потом спокойно перестрелять остальных. Это заняло бы какое-то время, но он мог бы справиться со всеми. В этом Базел был уверен и поэтому сделал вывод, что загадочный парень не сотоец.
   Но тогда кто? Это не давало ему покоя, сбивало с толку. Меньше всего на свете ему хотелось сейчас сталкиваться с новыми загадками. Во имя всех богов и демонов, поди пойми, почему два градани рыскают по зимним Пустошам Империи Копья, пытаясь догнать колдунов, а тут ломай голову над тем, зачем тем же самым занимается кто-то еще!
   Тихо ругнувшись, он уселся поудобнее. Очевидно, что Брандарк ввязался в эту заварушку из-за него. О, у Кровавого Меча были свои причины, чтобы помогать Заранте, но все началось с того, что он последовал за Базелом из Навахка. Но зачем это самому Базелу? Конечно, сейчасего не могла не беспокоить безопасность Заранты, но он не мог постичь, что так запутало его жизнь. Вроде бы каждый его шаг по этой дороге был осмыслен, но почему, во имя Фробуса, он вообще ступил на эту дорогу?
   Он сказал Тотасу, что он не рыцарь в сияющих доспехах – уже сама мысль об этом ему претила, – и его дружба с Тотасом, Зарантой и Рекаа не имела ничего общего с поведением сусальных, до противного благородных героев, населяющих романтические баллады. Не благородство толкнуло его помочь Фарме в Навахке. Гнев, отвращение и, возможно, немного жалости, как ни хотел он скрыть это от самого себя. И вот куда это его привело!
   Почти против воли ему вспомнилась освещенная костром пещера, чарующая музыка, и он пробормотал еще одно ругательство. Что бы там ни говорила Чесмирза, он сидит здесь в темноте вовсе не из-за этих трижды проклятых богов! Нет, это просто потому, что он дурак, который сует свой нос в чужие дела… Слишком… мягкосердечный, чтобы бросить людей, которые ему нравятся, на произвол судьбы. То, что он впустил в свое сердце посторонних, могло доказывать, что он дурак, но было по крайней мере понятным. И он сам так решил. Но вот что касается таких вещей, как «веления судьбы», «предопределение», «предназначение»…
   Его мысли внезапно оборвались. Что-то произошло. Базел не мог этого видеть или слышать, но какое-то странное ощущение прошло по его нервам и заставило прижать уши к голове. Он схватился за рукоять меча и вскочил. Однако крик замер в его груди, так и не родившись, когда сзади раздался невероятно густой бас. Так могла бы говорить гора, если бы ее оживило какое-то заклинание. Глубокая, звучная музыка этого голоса запела в его крови и костях.
   – Добрый вечер, Базел Бахнаксон, – сказал голос. – Насколько мне известно, ты уже имел случай познакомиться с моей сестрой.

Глава 26

   Базел резко обернулся, подняв меч.
   Человек – во всяком случае он выглядел как человек – стоял позади него со скрещенными на груди руками. Ростом он был не меньше десяти футов, с темными волосами и глазами, его заостренное к подбородку лицо с резкими чертами явно свидетельствовало о его родстве с единственным божеством, которое воочию видел Базел. На поясе висела легкая булава, за левым плечом виднелась рукоять меча. Под зеленым плащом была надета кольчуга. Никакого особого ореола божественности, но в этом не было нужды.
   Томанак Орфро, Бог Войны, Судья Князей, уступающий по силе только своему отцу Орру, стоял перед ним во тьме, и ветер шевелил его темно-каштановые волосы. Меч в руке Базела опустился сам собой. Тишину нарушало только дыхание ветра, и само присутствие Томанака подействовало на Базела, как будто его схватил железный кулак. Что-то в нем призывало его опуститься на колени, но что-то еще сильнее удерживало на ногах.
   Базел медленно нагнулся и, не отрывая взгляда от бога, поднял с земли перевязь с ножнами. Конокрад вложил меч в ножны, надел перевязь и закинул меч за спину, глядя прямо в глаза Томанака в упрямом молчании.
   В глазах бога вспыхнул огонек.
   – Так и будем стоять всю ночь? – В похожем на гул землетрясения голосе звучала усмешка. – Или обсудим то, что меня сюда привело?
   – Мне кажется, я и так знаю, и мне бы не хотелось это обсуждать. – Базел сам удивился, что смог произнести это так спокойно, и еще больше – собственному безрассудству. Но Томанак только улыбнулся.
   – Очень ясно изложено, – сухо сказал он. – Из всех смертных, с которыми мне приходилось иметь дело, у тебя самый прочный лоб.
   – Ну вот. – Базелом вдруг овладела какая-то необычная веселость. Он тоже скрестил руки на груди и фыркнул. – Это должно было вам что-то подсказать, – заявил он, и Томанак громко рассмеялся.
   Звук был ужасный – и чудесный. Он пел в недрах земли и отражался от неба, светлый, прекрасный и одновременно устрашающий, в нем слышалось пение сигнальных рожков, гром копыт и звон мечей. Он пронизал Базела до костей, как порыв летнего ветра, но угрозы в нем не было.
   – Базел, Базел! – Томанак покачал головой, в глазах его еще светился смех. – Как тебе кажется, найдется еще хоть один смертный, который скажет такое мне?
   – Ну откуда ж мне знать, – ответил Базел – Но, думаю, среди градани таких больше, чем вы предполагаете.
   – Сомневаюсь. – Ноздри Томанака раздувались, как будто он принюхивался к ветру. – Нет, сомневаюсь. Не принимать меня – да, но сказать об этом открыто? Даже твой народ не столь смел, Базел.
   Базел просто поднял брови, и Томанак пожал плечами:
   – Во всяком случае большинствоиз них…
   Базел промолчал, и Бог Войны кивнул:
   – Вот это и делает тебя столь важным для нас.
   – Важным делает? – Базел невесело усмехнулся. – Как же… Тысячу двести лет мой народ страдал и вымирал, не получая от вас никакой поддержки. И что же теперь может сделать меня жизненно важным для вас?
   – Ничего… кроме того, каков ты есть. Ты мне нужен, Базел. – Казалось невозможным, что такой громовой голос может звучать мягко, но это в самом деле было так.
   – Ага! Вот этого и надо было ожидать! – Базел оскалил зубы. – У вас нет времени, чтобы оказать помощь тем, кто в ней нуждается. Но вот у вас появилась в ком-то нужда, и вы мучите его ночными кошмарами и гоняете по всему континенту! Я мало что знаю о богах. И еще меньше хочу о них знать! Но вот в чем я убежден: ничегошеньки я не видел такого, что бы внушило мне желание поклоняться вам и почитать вас. Не сочтите это за неуважение, но я бы предпочел вообще не иметь с вами дела, если вам понятно, что я имею в виду.
   – Я понимаю тебя, Базел, и, может быть, лучше, чем ты думаешь. – Томанак снова покачал головой. – Но уверен ли ты, что действительно имеешь в виду именно то, что говоришь? Ведь Чесмирза сказала тебе, что я появлюсь только тогда, когда ты сам примешь решение меня выслушать.
   – Сказала. Но, опять же не сочтите за неуважение, что-то не помню, чтобы я принимал такое решение, так почему я должен ей верить?
   Томанак нахмурился, но Базел непоколебимо выдержал его взгляд.
   – В свое время мой народ получил множество обещаний, но ничего хорошего это ему не принесло.
   – Ясно. – Томанак несколько мгновений изучающе смотрел на Базела, потом склонил голову и печально улыбнулся: – Но знаешь ли ты настоящую причину своего гнева?
   – Гнева? – Теперь Базел нахмурился и покачал головой. – Не в гневе дело, а в том, что у человека в этом мире слишком мало времени, чтобы тратить его на богов, которые ничего не сделают для него взамен. – Он разгорячился, в глубине души поражаясь собственной смелости. Перед ним был бог, существо, которое может сокрушить его одной мыслью, – но тем не менее страха он почти не ощущал.
   – И поэтому, – сотрясающий землю голос Томанака снова зазвучал мягко, – ты так на нас сердит. Из-за того, что мы ничего не сделали для твоего народа.
   – Из-за того, что вы не сделали вообщеничего, – запальчиво ответил Базел. – Я всего лишь градани, но даже я прекрасно понимаю, что представляют собой те, кто бросает других в беде. Если уж вы так озабочены «добром» и «злом», почему бы не решить эту проблему раз и навсегда – да и дело с концом!
   – Так вот что от меня требуется? Простереть длань и искоренить все зло?
   Базел в ответ только нахмурился, и бог покачал головой:
   – Я не стал бы этого делать, даже если бы мог, но это не в моих силах. Если я начну активные действия, Боги Тьмы ответят тем же.
   – А сейчас, значит, они спят спокойно, – презрительно фыркнул Базел. – А я-то, дурак, думал, что они как раз этим и занимаются.
   – И в этом ты не прав. – Томанак говорил вполне серьезно. – Ни мы, ни они не должны напрямую вмешиваться в дела мира смертных, чтобы не разрушить его полностью.
   Базел скривил губы, и Томанак сдвинул брови.
   – Ты воображаешь, что очень много знаешь о зле, Базел Бахнаксон? И это действительно так, но только по меркам смертных. Но это я низверг Фробуса, и зло, которое видел ты, всего лишь отзвук, слабое эхо подлинного зла. Если бы я избрал ваш мир полем битвы для борьбы со злом, от мира бы ничего не осталось.
   – Какая же тогда польза от Светлых Богов?
   – Без нас ничто бы не остановило Богов Тьмы. Если бы мы не вмешивались, Богов Тьмы ничто бы уже не сдерживало. Они завладели бы не отдельными смертными, но всеми вами.
   – Да? И почему же вы тогда так нуждаетесь в нас, ничтожных? Если верить преданиям, вы возитесь с нами уже очень долго.
   – Я мог бы сказать, что мы так же скорбим, когда зло побеждает в одной душе, как и тогда, когда это происходит в целом мире, и это была бы правда. Но не вся правда, а всей тебе и не понять.
   Базел было обиженно вскинулся, но Томанак печально улыбнулся:
   – Как ты сам говоришь, не сочтите за неуважение, но только всеобщее и универсальное слишком сложно даже для понимания богов. Ваш мир всего лишь одна вселенная из множества, и во всем этом множестве вселенных Добро и Зло постоянно воюют между собой. Каждый мир можно представить себе в виде отдельного города во всеобщем королевстве бытия. Если одна из враждующих сторон где-то одерживает победу, то сила этой вселенной, этого «города», укрепляет ее армию. Ее противник становится слабее. В конце концов – если конец вообще возможен – сторона, отвоевавшая достаточное количество «городов», возьмет верх. Это, конечно, только наглядная аналогия, на самом деле все гораздо сложнее.
   – Значит, мы всего лишь пушечное мясо, так? – Базел поморщился. – Это-то градани вполне может понять.
   – Нет, это не так, – сверкнул глазами Томанак. В его громовом голосе, терпеливо дававшем Базелу разъяснения, в то же время вибрировало напряжение. – Это точка зрения Богов Тьмы, для них вы действительно всего лишь материал, и это дает им преимущество. Их не волнует судьба смертных, чего не скажешь о Богах Света.
   Базел снова нахмурился, и Томанак издал вздох, казалось сотрясший мир.
   – Твой отец беспокоится о своих людях, Базел. А Чернажу плевать на своих. Кому из них легче, кто менее стеснен в действиях?
   Базел навострил уши. Почти против воли он кивнул, и Томанак продолжил:
   – Мы ценим твоего отца. Человек он жесткий, иногда слишком прагматичный, но для него важны люди, которыми он управляет, а не просто власть. Ты сам видел, что он добивается своих целей постепенно, делая один шаг за другим. Так же и мы не можем смахнуть зло одним широким жестом. Надо признать, что, когда пал Контовар, темные силы одержали значительную победу. То, что случилось с твоим народом, – одно из последствий этой победы. Но она не стала полной. Слуги зла заплатили за нее слишком большую цену, и слишком много свободных людей спаслось в Норфрессе. Война продолжается.
   – И теперь моя очередь принять в ней участие, – сообразил Базел. Томанак глянул на него и кивнул. Базел фыркнул: – Думается мне, скорее в аду у Крашнарка ударит мороз.
   – И это после упреков в бездействии в мойадрес? – Томанак снял руки с груди и положил одну из них на рукоять булавы.
   – Так ведь вы – бог, а я – ну сами видите, – упирался Базел. – Не спорю, я постоянно попадаю в заварушки вроде этой, но будь я проклят, если ввяжусь в войну, которую не затевал. Пусть я дурак, но не такой же, чтобы забыть, что с нами случилось, когда мы воевали за богов и колдунов.
   – Ну и упрям же ты!
   – Да уж. Для моего народа это был долгий урок, но мы его выучили. Не представляю, что такое тысяча двести лет для бога, но для смертных это вполне серьезный срок, а ведь за все это время мы и следа вашего не видали. Вы говорите о войнах, борьбе, о вечности – и все это прекрасно, и я этому верю, но какое нам дело до вечности, когда все наши силы уходят на то, чтобы выжить? Нет, Томанак, – Базел выпрямился и сверкнул глазами, – не надо предлагать мне поклоняться вам. Не стану я этого делать.
   – Я и не предлагаю. Я не жду от тебя поклонения.
   Базел разинул рот. Томанак улыбался.
   – Пойми, наконец, правильно. Поклонение – источник силы, но это пассивная власть, пассивная мощь. Мы можем использовать энергию вашей веры для себя или в борьбе с другими богами, но в мире смертных от нее мало проку. Не думал же ты, что я хочу, чтобы ты сидел в храме и восхвалял меня, ублажал благовониями и дарами, протирал бы коленями пол и просил решить все твои проблемы… Нет, Базел Бахнаксон, у меня и без тебя хватает тех, кто мне поклоняется. Да у тебя это толком бы и не вышло, во всяком случае много хуже, чем у других.
   Базел захлопнул рот. Впервые на его лице появилось что-то вроде усмешки.
   – Это точно. И если в этом мы оба, похоже, согласны друг с другом, то зачем было спорить так долго, что этот проклятый ветер успел отморозить мне зад? – нахально осведомился он, и Томанак засмеялся еще раз. Потом его лицо опять приобрело серьезное выражение.
   – Я не жду от тебя поклонения, Базел, мне надо, чтобы ты служил мне.
   – А можно поинтересоваться, в чем разница?
   – Конечно, можно, иначе стал бы я тратить столько времени на споры с твердолобым градани, у которого к тому же отмерз зад. – Базела озадачила шутливая интонация в голосе Томанака, но бог продолжил уже серьезно: – Я уже сказал, что поклонение – это пассивная сила. Часто она более важна для Богов Тьмы, потому что они более склонны к вмешательству в дела смертных, чем мы. Они не могут действовать открыто, но используют своих приверженцев, наделяя их частью своего могущества. Хуже того, за определенную плату они могут привлекать к себе на службу существ из других миров, которых вы называете демонами. И эту плату обеспечивает им поклонение смертных. Мы, Боги Света, расходуем большую часть энергии, которую дает нам вера наших приверженцев, на борьбу со вторжением этих столь опасных для смертных существ. С точки зрения богов они весьма слабы, мы почти не можем различить их среди теней… Но когда они попадают в ваш мир, мы не можем иметь с ними дела напрямую, не подвергая опасности самого существования мира. Это тебе понятно?
   – Нет, – честно признался Базел. – Я могу только поверить вам на слово. Но даже если так, какое это имеет отношение ко мне?
   – А вот какое, – веско сказал Томанак. – Поскольку мы не можем сами выступать против демонов и смертных, предавшихся злу, нам нужны последователи. Нам нужны воины, которые будут сражаться с силами тьмы, а не почитатели, которые просят насоб этом.
   Базел отнюдь не выглядел убежденным, и Томанак наклонил голову.
   – Ты поклоняешься своему отцу, Базел? – Градани удивленно поднял брови, а потом презрительно фыркнул. Томанак улыбнулся. – Конечно нет, но ты идешь за ним. Ты разделяешь его убеждения и действуешь соответственно. Вот этого-то я от тебя и хочу.
   – Ага, а вы будете указывать, что я должен думать и делать.
   – Нет, это должно подсказывать тебе твое собственное сердце. В марионетках мало проку, Базел, и если бы я командовал, а ты исполнял мои приказания, то стал бы марионеткой. Я бог и покровитель воинов, Базел Бахнаксон. Мне нужна преданность – да, так же как и любому боевому командиру. Но не бездумное поклонение. Не отказ от собственной воли и замена ее моей. Это Боги Тьмы стремятся к раболепию смертных. Воины, которые не задают вопросов, совершают преступления, впоследствии оправдываясь тем, что лишь выполняли приказы… Если бы я лишил тебя воли, ты был бы всего лишь рабом, а я… я был бы не лучше Фробуса.
   – Да уж… – Базел почесал кончик носа, обдумывая слова бога, потом нахмурился. – Что-то в этом, конечно, есть… – пробормотал он наконец очень медленно, изменившимся голосом. – Но правда это или нет, я понял только то, чего выот меня хотите. А теперь скажите, какой мнерезон следовать за вами. Какой мне от этого толк?
   Впервые Томанак выглядел ошарашенным. Базел, снова скрестив руки на груди, нагло уставился на бога.
   – Я вашу присягу слышал, – сказал он насмешливо. – Насчет того, чтобы отдавать четверть добычи, не грабить, не мародерствовать, не насиловать…
   – Но ты и так никогда этого не делаешь. – Голос Томанака звучал почти просительно. – Я не требую, чтобы мои последователи отказывались от законной военной добычи, лишь бы они не грабили невинных и беззащитных. А если не считать некоторых, э-э, приобретений в сотойских походах, ты никогда в жизни никого не грабил. Что до изнасилований… – Томанак обвел жестом окружавшую их снежную равнину, как бы напоминая, как и по каким причинам Базел сюда попал. Но градани упрямо тряс головой.
   – Может, оно и так, но я же не обещал, что не буду и впредь, – возразил он.
   Томанак снова издал сотрясающий землю вздох, и Базел заерзал было под его суровым взглядом, как озорной мальчишка, который сам понимает, что спорит из чистого упрямства, но собрался с духом и вновь устремил взгляд на бога:
   – Ладно, пусть так, но мне частенько приходилось наблюдать, во что обходится служение таким, как вы. Вот Заранта. Она дала Семкирку клятву магов, а что она получила взамен, когда ее захватили барон Дунсанта и его подонки? А Рекаа? Да взять хоть Тотаса! Уж он-то точно хороший человек. Намного лучше, чем я. И он ваш последователь. И что – спасли вы его и его людей в Риверсайде? Хоть раз протянули руку помощи, когда он едва не выкашливал свои легкие наружу?
   Через мгновение, которое, казалось, длилось бесконечно, бог заговорил.
   – Тотас, – сказал он, – не лучше и не хуже тебя. Я высоко ценю его, но ему не хватает кое-чего, что у тебя есть.
   Базел недоверчиво прянул ушами и насторожился, а Бог Войны хитро улыбнулся:
   – Думаешь, стал бы Тотас со мной так нахально спорить? Клянусь Силой Света, такого упрямого смертного, как ты, я не встречал за последнюю тысячу лет. Ты не обращаешь внимания на сны, которые я посылаю, заставляешь меня прибегать к услугам этого идиота из Дерма, открыто споришь со мной и с моей сестрой… Можешь ты вдолбить в свой гранитный лоб, что именно это упрямство, отказ делать то, во что не веришь, и придает тебе такое значение в глазах богов?
   – Да откуда мне знать? – возразил Базел. – Но разве человеку надо помогать только тогда, когда он чего-то стоит и может на что-то сгодиться? Тотас не такой чугуннолобый, как я, но это вовсе не делает его хуже.
   – Конечно не делает. Но Тотас никогда не просил меня его исцелить.
   Базел недоверчиво покосился на бога, но тот подтверждающе наклонил голову.
   – Правда, я мало что смог бы для него сделать, даже если бы он меня и попросил, – признался Томанак, – так же как я не могу устроить, чтобы Заранта мгновенно оказалась дома в своей постели, в чем она, кстати, очень сейчас нуждается. Я уже объяснял, почему я не могу непосредственно вмешиваться в дела людей. И я не мог защитить Тотаса от покушения братьев-псов. По той же причине я не могу сделать это покушение несуществующим. Ни один бог, Светлый или Темный, не отважится изменять прошлое. Невозможно вообразить себе все последствия такого поступка, но некоторые из них ты и сам мог бы себе представить. – Он смотрел на Базела, пока тот не кивнул, за тем продолжил: – Кстати, пример Тотаса, может быть незначительный в масштабах вселенной, но наглядный, как раз показывает, как смертные могут добиться того, чего не могут боги. Заранта приложила все свои силы, чтобы вылечить его. Конечно, без таланта целителя она не смогла бы его спасти, да он и не выздоровел окончательно, несмотря на ее старания. Но вдвоем вам это все-таки удалось. Она сделала главное, нейтрализовав яд. Ты оставил его в Дунсанте, дав ему необходимое время для отдыха и восстановления сил. Но меня Тотас просил лишь о том, чего у него, как ты сам понимаешь, и так в избытке: чтобы я дал ему храбрость и выдержку для служения его госпоже.
   – Но можно было сделать и больше, просил он того или нет! – гневно воскликнул Базел, и Томанак вздохнул:
   – Можно было, если бы он повстречал одного из моих избранников. Я могу исцелять через своих избранников и жрецов. Это мои орудия в мире смертных, но жрецов у меня меньше, чем у других богов, а мои избранники – должен предостеречь тебя, Базел, – редко умирают от старости в своей постели. Я могу помогать им и их поддерживать, но их назначение – битва, а воины, увы, часто погибают.
   – Так вот чего вы от меня хотите, – с горечью сказал Базел. – Сделать меня одним из ваших избранников. А исцеление Тотаса будет платой за мою службу?
   – Нет, – ответил Томанак более сурово, чем раньше. – Если ты станешь моим избранником, то действительно сможешь его вылечить, но я не занимаюсь сделками! Если ты последуешь за мной, то только потому, что будешь считать это правильным, а не в обмен на какие-то услуги. Боги Тьмы подкупают и покупают, единственная награда, которую предлагаю я, – сознание того, что ты выбрал правое дело.
   Ярость, слышавшаяся в этом голосе, могла бы уничтожить Базела на месте, но ярость эта была направлена не на него.
   – Так что же вы тогда мне предлагаете? – спросил наконец Конокрад. – Уж если я так хорош, что по своей воле выполняю все правила вашего Кодекса, зачем же вы так добиваетесь, чтобы я его принял?..
   – Я пытаюсь предложить свою помощь, не больше, – подчеркнуто сдержанно ответил Томанак. – Я не могу открыто вмешиваться в дела смертных, но я могу помогать им в борьбе против слуг сил зла… если только они позволяют мне это сделать! Твоя голова может быть из цельного куска скалы, Базел, но даже ты уже должен был понять, что так же создан для битвы, как булатный клинок, и что ты не будешь драться на неправой стороне. Клянусь моей булавой, сейчас, охотясь за бандитами и колдунами, ты делаешь то, что тебе надлежит. – Его пылающие глаза смотрели прямо на Базела, голос сотрясал небеса. – Если ты хочешь драться за правое дело, лучше делать это под моими знаменами. Я покажу тебе врагов, достойных твоей стали. Я сделаю твой меч острее.
   – Гм… – Под взглядом бога Базел опустил глаза и закусил губу.
   Он чувствовал силу и железную логику слов Томанака. Бог действительно хотел убедить, а не заставить его или сломить его волю. Но слишком многое навалилось на него за одну эту ночь. Он знал себя слишком хорошо, чтобы поверить, что в нем таятся задатки богоизбранного героя, да и вековое недоверие градани к посулам тех, кто мог бы их обмануть, побуждало его относиться к речам Томанака подозрительно. Наконец он решительно покачал головой:
   – Нет. – Это слово потребовало от него больше усилий, чем он ожидал, но он опять поднял глаза к лицу бога. – Я не хочу сказать, что не верю вам, но я все еще не уверен до конца. И даже если бы я знал, что каждое ваше слово – правда, я не могу решиться так быстро, за одну ночь.
   Томанак ничего не ответил, и Базел продолжал:
   – Мир мало что оставил моему народу, но одно у нас есть: если мы даем слово, то оно что-то значит. Поэтому я не хочу ни в чем клясться, прежде чем не буду полностью убежден в том, что это стоит делать.
   – Конечно, – спокойно ответил Томанак. – Я и не прошу об этом. Я только хочу, чтобы ты хорошенько подумал, прежде чем сказать «нет».
   – И вы не будете донимать меня снами?
   – Нет, – с улыбкой пообещал Томанак.
   – Ну ладно. – Базел посмотрел на Бога Войны и кивнул, и улыбка Томанака стала еще шире.
   – Какое сердечное расставание, – пробормотал он, и его смех снова заставил дрожать землю под ногами Базела. Он начал исчезать – постепенно, не так внезапно, как его сестра, – но его низкий голос еще продолжал звучать в мозгу Базела. – Хорошо, Базел. Я ухожу. Но я еще вернусь.

Глава 27

   Вокруг кронпринца Харнака вился благовонный дым. Харнак заставлял себя стоять неподвижно, но это давалось ему с трудом. Он всегда нервничал, когда его вызывал верховный жрец Тарнатус. Даже гонцы Скорпиона могли не соблюсти всех предосторожностей и чем-то выдать себя – или Харнака. Этот вызов, несмотря на вежливую форму, в которую он был облечен, поразил его своей категоричностью, и принц нервно закусил нижнюю губу оставшимися зубами, ожидая прихода жреца.
   Позади раздались шаги, и Харнак резко обернулся, выдав свое беспокойство, но Тарнатус только улыбнулся.
   – Благодарю вас за то, что приехали так быстро, мой принц, особенно в такую ночь.