Велиев Сулейман. Усатый ага

   Касум побаивался Кривоплечего и ответил дружески:
   - Не говори так. У каждого дела свои трудности... - Какие могут быть у тебя трудности, душа моя? За все время не было человека, который бы попытался воровать воду из хранилища. Да и как ее украдешь?
   - Украсть нельзя, это верно, - согласился Касум, - а вот продырявить трубу могут... А слышал, что однажды со мной сделали?
   - Это когда ты в водохранилище упал? Слышал, как же! Говорят, будто в ту ночь ты спросонья туда бросился. Бесы будто тебя гнали...
   - Вранье! Какие еще бесы! Собака на бесов лаять не станет. Я вышел и вижу - ходит какой-то шалопай вокруг резервуара. Потом стал подыматься по винтовой лестнице. Я - за ним. Гляжу - схватился за кран и стал закручивать. Я его за горло. А под ногами скользко. Ну и упал в воду.
   Эльдар расхохотался.
   - Искупался, значит? А вода-то холодная, родниковая... брр!
   - Не шути! Я чуть на тот свет не отправился. Хорошо, что умею плавать...
   Эльдар перестал смеяться, спросил:
   - А человека того не узнал?
   - В маске был, окаянный!
   - А может быть, это был водяной? - Эльдар опять рассмеялся. - Или приснилось тебе? Говорят, будто ты того человека за революционера посчитал, а? Неужто так думаешь? А что революционеру делать в водохранилище?
   После того события прошло много времени. Над Касумом уж и смеяться перестали - надоело всем. И вот опять ночью они встретились, два сторожа Эльдар с Касумом.
   - Здравствуй, друг!
   - Здравствуй. Заходи ко мне в дом, - пригласил Касум.
   - К добру ли?
   - К добру!
   Касума все сторонились, и он рад был гостю, усадил его на узорный ковер, сам сел рядом, заговорил приветливо:
   - Ты меня давно уже забыл, сосед.
   - Сам знаешь, Касум, как много приходится работать, будь неладна эта бедность! В гости некогда ходить.
   - И не говори о бедности, Эльдар! Я в таком же положении. Хоть плачь!
   - Какое со мной сравнение! Да и здоров ты, как богатырь. А мои дни сочтены...
   - Дорогой мой, в наше время от богатырской силы мало толку. Хитрость, хитрость нужна и расторопность.
   Во время разговора Эльдар поворачивал голову то влево, то вправо, осматривал комнату. Пол застлан дорогими коврами; в нише, одно на другом, аккуратно сложены шелковые одеяла и подушки; на полке, вдоль стены, расставлены фарфоровые тарелки и пиалы. Стены почти сплошь увешаны коврами. "Вот так бедняк! За ковер, который на полу, мне полгода работать... Откуда у него такие богатства? Ох, не честным трудом все это нажито! Не зря о нем говорят: "доносчик"! На предательстве наживается, подлец!"
   Касум, как бы угадав его мысли, сказал:
   - Некоторые относятся ко мне с подозрением, считают меня хозяйским шпионом. А ты вот скажи по совести: может ли человек, предающий рабочих, быть чернорабочим, как я?
   - ... и жить в такой бедности, - Эльдар обвел глазами комнату, - и работать днем на промыслах, а ночами сторожить водохранилище.
   Касум был туповат и не понял издевки, принял слова Эльдара как сожаление, подхватил:
   - Вот-вот! Видишь, как несправедливо ко мне все относятся, шпионом считают! А разве бы стал шпион работать день и ночь и жить в бедности?
   - Пустой разговор! - успокоил его Эльдар. - Клевета! Плюнь. Все лодыри завидуют тебе.
   Касум растрогался:
   - Ты один у меня настоящий друг...
   - Да разве я переступил бы твой порог, если бы считал тебя шпионом?! Ни за что! Кому угодно скажу: "Касум - честный человек!"
   - Мир праху твоего отца! Душа моя, кто хочет, пусть делает революцию, мне-то что? Пусть хоть весь мир перевернется!
   - Золотые слова, Касум, друг мой! Я так же думаю и доверяю тебе. И оттого, что доверяю, хочу с тобой посоветоваться по одному... как бы это сказать... по щекотливому делу...
   Эльдар умолк, как бы соображая, стоит довериться закадычному другу или не стоит. А Касум сгорал от нетерпения узнать важную тайну.
   - Говори, друг, говори! - торопил он гостя. - На меня можешь рассчитывать, как на самого себя.
   Но Эльдар не торопился. Он медленно свернул цигарку, закурил, покашлял, повздыхал и завел издалека:
   - Эх, бедность, бедность... Мне уже под шестьдесят, а жизни хорошей так и не видал. Наверно, помнишь, какой я был здоровяк, а теперь вот еле ноги таскаю. Ты вот говоришь, что толку в богатырской силе, а она-то как раз и нужна...
   Касум от нетерпения даже на месте привскочил:
   - Так говори же, говори, для какого дела?
   - Погоди. Не все сразу. Ты знаешь, меня в поселке называют Кривоплечим?
   Касум улыбнулся, но промолчал.
   - За глаза все так и зовут, - продолжал Эльдар. - И я не обижаюсь. А знаешь, почему мое левое плечо ниже правого? Вот уже тридцать пять лет я ношу винтовку на левом плече и так, незаметно для себя, скособочился. А почему я не расстаюсь с винтовкой? Караулю промыслы хозяина! А что я имею? Не могу даже детей прокормить. Словом, как говорят русские, от трудов праведных не построишь палат каменных...
   - Ты высказал мои мысли, - охотно подтвердил Касум. Ему не терпелось узнать, к чему клонит Кривоплечий.
   - Теперь, - Эльдар понизил голос, - я открою тебе свою тайну. Ну, то есть тайный замысел. Это такое дело, что может принести пользу и тебе и мне. Ведь ты тоже нуждаешься в деньгах. Правда? Тебе, я слышал, надо сыграть свадьбу сына...
   - До слез деньги нужны, - подтвердил Касум. - Так скажи же, как их раздобыть!
   Эльдар заговорщицки оглянулся и попросил Касума прикрыть окна и запереть дверь. Когда это было сделано, он наклонился к уху Касума и заговорил шепотом:
   - Одному из бакинских хозяев до крайности нужен новый мотор. За него он готов уплатить столько денег, что и ты сумеешь сыграть свадьбу сына и я покрою все свои нужды.
   - А где же мы возьмем мотор? - так же шепотом спросил Касум. Он очень заинтересовался неожиданной возможностью получить много денег.
   - Мотор надо украсть, - решительно сказал Эльдар. - На промысле недавно установлен новый мотор.
   Касум впился в Эльдара жадным взглядом:
   - Как же его оттуда украдешь?
   - Погоди... Завтра ночью я буду дежурить там. Ты придешь в два часа ночи. В эту пору бывает очень темно. Я помогу тебе взвалить мотор на плечи, и ты унесешь его в укромное место. А потом мы его продадим. Ясно? Такое дело будет по душе и самому аллаху.
   Касум испытующе посмотрел на Эльдара: дескать, хорошо ли ты все продумал, не накроют ли нас? Эльдар поспешил его успокоить:
   - Никакого риска! Сначала, конечно, подымут шум-гам, а потом успокоятся.
   У Касума горели глаза. Но он, притворно вздохнув, сказал:
   - Я о тебе беспокоюсь, Эльдар. Ведь ты сторож! С тебя спросят. В полицию потащат...
   - Э, пустяки! Я уже все обдумал, не беспокойся. Скажу: "Что у меня, сто глаз? Промысел большой, а я один". - Эльдар хитро сощурился. - Я недавно жаловался Шапоринскому, что у меня глаза стали слабые...
   Касум хлопнул его по плечу:
   - Молодец! Аи, молодец! Привести ли мне с собой помощника?
   - Что ты, что ты! - замахал руками Эльдар. - Если об этом узнает еще хоть один человек, все дело испортится! Да и прибыток на троих делить. Зачем? Тайну будем знать ты да я. И прибыток пополам!
   Жадный Касум тотчас согласился:
   - Ты прав, сосед. Третий в нашем деле лишний. Будь спокоен, я вскормлен молоком своей матери и в таких делах набил руку.
   - Я так и думал, - подтвердил Эльдар. - К тому же ты силач. Во всех Раманах не найдется человека, который бы мог сравниться с тобой в силе.
   Касум готов был обнять. Эльдара за такие слова. Конечно, он самый сильный человек в Раманах! И ему ничего не стоит утащить мотор хоть за версту! "Хороший, однако, сосед Эльдар! И откуда он узнал, что я любитель таких дел? А я, дурак, считал его подозрительным!" Так думал Касум, прощаясь с соседом на пороге своего дома.
   Они условились встретиться завтра ночью на промысле.
   И вот эта ночь. Темная-темная. Ни луны, ни звезд. Касум любил такие ночи. Солнечные дни с ясным, прозрачным воздухом были ему не по душе. Он все боялся, как бы люди не разглядели его черную душу.
   Бесшумно приблизившись к Эльдару, Касум прошептал ему на ухо:
   - Самая желанная из ночей. Аллах за нас.
   Эльдар усмехнулся.
   - А за кого же ему быть? Украсть у вора - это ж святое дело! Пошли! Взяв Касума под руку, он повел его в сторону новой буровой.
   Подошли к месту, где стоял мотор. Рядом - столб, на нем слабо мерцала лампа. Эльдар сказал, показывая на мотор:
   - Вот дар, присланный нам аллахом!
   Касум настороженно огляделся. Вокруг ни души. И - сплошная тьма. Время за полночь. Самое, самое хорошее время для... Посмотрел на лампу. Она такая тусклая, что не помешает... Надо действовать. Достал из-за пазухи крепкий цементный мешок, раскинул его возле мотора.
   - Помогай натягивать, - шепнул он Эльдару, а сам приподнял мотор.
   Эльдар помог, и через минуту мотор был в мешке, Теперь надо было изловчиться и вскинуть мешок на спину. А это не просто. В мешке-то не пух, а железо. Можно спину проломить.
   - Ты берись, - зашептал Эльдар, - а я подмогну. Давай, давай! Ну вот и ладно, вот и хорошо. - Эльдар заботливо поправил мешок на спине согнувшегося Касума и сказал: - Аллах с нами! Теперь ты иди потихоньку, а я буду смотреть по сторонам.
   Кряхтя и спотыкаясь, Касум пошел. Когда он удалился шагов на двадцать, Эльдар снял с плеча винтовку, прицелился и громко крикнул:
   - Стой!
   Касум оглянулся, и в ту же секунду грянул выстрел. Пуля угодила предателю в висок, и тяжелый груз придавил его к земле.
   - Стой, стой! - еще громче прокричал Эльдар и выстрелил в воздух.
   Он знал, Касум мертв, но ему были нужны эти крики и второй выстрел для следствия. Приблизившись к трупу, он сказал с ненавистью:
   - Собаке собачья смерть! Многих людей ты отправил на каторгу, многих детей сделал сиротами...
   Постоял с минуту, плюнул и пошел на телефонную станцию звонить Шапоринскому. Тот спросонья долго не мог понять бестолкового сторожа.
   - Вор? Кто, Касум - вор? Что за чушь? Зачем убил?
   - Я ему кричу: "Стой!" - а он удирает. Стрельнул в воздух, опять кричу: "Стой!" - а он не слушается. Ну, я и...
   - Неужто до смерти?
   - Не знаю... Может быть, еще жив...
   Немного спустя Шапоринский примчался на промысел вместе с тем полицейским, которому позавчера Касум передал листовки.
   Эльдар, заикаясь от волнения, докладывал:
   - Виноват... Страшный грех! Мотор, хозяйский мотор хотел унести мой сосед Касум. Кто бы мог подумать! С ним был еще один, тот убежал...
   Шапоринский развел руками.
   - Действительно... Кто бы мог подумать! - Сморщившись как от зубной боли, обернулся к полицейскому: - Что вы скажете?
   Тот пожал плечами.
   - Не знаю, что еще ему нужно было? Платили ему неплохо... - Не договорив, полицейский осекся, кинул быстрый взгляд на Эльдара.
   Но сторож, кажется, не обратил внимания на его слова. Он причитал с сокрушением:
   - Какой грех, какой грех! Своими собственными руками убил своего соседа! О аллах! А если бы не убил, сам бы виноват был перед хозяином - не уберег добро! Какой страшный грех! На старости лет обагрил руки кровью ближнего! О аллах!
   Ни Шапоринский, ни полицейский не выразили Эльдару признательности за его бдительность. Зато среди своих верных друзей Эльдар завоевал еще большее уважение.
   6
   Рядом с таинственными развалинами замка в маленькой лачуге помещалась подпольная организация, руководившая забастовкой. Усатый ага еще до рассвета по никому не известной тропинке пришел в эту лачугу. Тут не спали. Выяснив, что нужно, Усатый ага тотчас вернулся назад.
   Солнце выглядывало из-за буровых. Откуда-то доносился непонятный шум, слышались голоса. Но ничего нельзя было разобрать. Между буровыми поодиночке проходили люди и быстро исчезали. В их поведении чувствовалась возбужденность.
   "Все идет, как надо, - думал с удовлетворением Усатый ага. - Каждый знает свое место, все ждут сигнала".
   Он зашел в котельную повидаться с Павлом, рассказал ему про случай с полицейским. Павел удивился и обеспокоился:
   - Видишь, враг не дремлет! Как бы полиция не схватила Мустафу! А тебя не заподозрили?
   - Все обошлось. Вчера полицейские обыскали хибару Мустафы, но ничего не нашли. Им не к чему придраться. Но мы должны быть осторожными. Особенно надо беречь Мустафу.
   - Может быть, охрану ему выделить, а?
   Усатый ага покачал головой:
   - Не согласится на это Мустафа. А оберегать его надо. И не только от полиции, дядя Павел, а и от шпиков, находящихся среди нас. Одного Эльдар прихлопнул, но есть и еще... А тот полицейский, чтобы показаться храбрым, доложил начальству, что на него напали пять человек в масках. Этим враньем он и осложнил следствие.
   Павел рассмеялся:
   - А он не особенно-то наврал. Силы у тебя за пятерых. Ты совершил подвиг.
   Усатый ага махнул рукой:
   - Э, пустяк! Вот старик Эльдар действительно совершил подвиг! Такого негодяя пристрелил!
   - Эльдару спасибо. Он хорошо сделал. Это благородное дело. Все рабочие довольны.
   При выходе из котельной Усатый ага неожиданно столкнулся с Шапоринским. "Вот некстати! - с досадой подумал он. - Как бы не заподозрил неладное". Но Шапоринский с радостью протянул руку и заговорил участливо:
   - Как твое здоровье, дорогой? Я очень беспокоюсь после того случая.
   - Спасибо, мне лучше.
   - Ну, я рад, рад. - Шапоринский и в самом деле был рад этой встрече. После убийства Касума ему срочно был нужен новый агент. - Работаешь?
   - Работаю. - Усатый ага уже решил, что опасность миновала, и хотел уйти.
   Но Шапоринский вдруг спохватился:
   - А почему здесь расхаживаешь? Почему не на своем рабочем месте?
   - Ходил за масленкой, да потерял здесь винтик...
   - Винтик? - Капиталист рассердился. - Разве можно из-за какого-то винтика тратить попусту время!
   - А как же? Иной раз из-за отсутствия маленького винтика останавливается большая машина.
   - Гм... - Шапоринский потер подбородок. - Это верно. Похоже, ты человек умный. Маленький винтик, большая машина... Да. Скоро я назначу тебя приказчиком... Почему ты молчишь? Большая машина требует умных людей. Помоги мне, и я помогу тебе.
   Он продолжал вчерашний разговор, и Усатый ага не знал, что ему ответить. Решил молчать, хотя рука зудела дать ему в зубы. До начала забастовки оставалось несколько часов. Надо во что бы то ни стало обмануть Шапоринского, перехитрить его. А как? Придумать что-нибудь, чтобы немедленно уйти отсюда. И он вспомнил про счетчик на буровой.
   - Хозяин, я совсем забыл про счетчик на действующей буровой. Показатель работы желонки поднялся до десяти градусов!
   Шапоринский махнул рукой:
   - Ладно, иди.
   И только успел Усатый ага появиться у буровой, как туда прикатил на своем лакированном фаэтоне Шапоринский. С ним был инженер. Он внимательно осмотрел счетчик и стал проверять пробку скважины. Пробка тоже оказалась в порядке. Усаживаясь в фаэтон, Шапоринский сказал Усатому аге:
   - Друг мой, я очень доволен твоей работой. Не уходи с буровой и подумай над тем, что я тебе говорил. Я очень надеюсь на тебя.
   Лошади с места взяли вскачь, и фаэтон исчез в облаке пыли. "Надейся, живоглот, надейся! Клянусь твоей головой, скоро увидишь, как черта надувают!"
   Раздался утренний гудок. Восемь. Гудок сегодня звучал как-то загадочно, словно выражал волнение людей, готовящихся начать забастовку.
   Усатый ага поднялся по крутым ступенькам на вершину нефтяного резервуара. Отсюда было хорошо видно, как стягивались к промыслу рабочие. Все пока идет нормально. Спустившись вниз, он остановился перед входом в газанхану. Рабочие быстро окружили его. В их взглядах было ожидание чего-то. Подходили все новые и новые группы рабочих. Толпа стремительно росла. "Пора", - решил Усатый ага, махнул рукой влево, в сторону площади, и сам пошел туда. Толпа двинулась за ним. Откуда-то появились и быстро разошлись по рукам спасенные от полиции листовки. Рабочие на ходу читали их и обсуждали.
   На площади море голов. От шума ничего нельзя разобрать. Каждый что-то говорит, иные спорят друг с другом.
   Один из рабочих поднялся на камень и пытается перекричать других:
   - Конечно, мы не можем! Хозяин нас всех уволит и мы завтра же останемся без работы и без куска хлеба. А как же семьи? С голоду, что ль, подыхать?!
   Ему яростно возражали:
   - Заткнись, трус!
   - Иди к хозяину в поломойки!
   Все голоса перекрыл могучий баритон:
   - Товарищи! - И площадь вдруг стихла. Головы повернулись на этот боевой призыв, глаза устремились в одну точку. На старом поваленном котле стоял человек с поднятой рукой. - Товарищи! - повторил он. - Сегодня мы, объединившись, должны укоротить хищные загребущие руки, которые вот уже много лет держат нас за горло и пытаются задушить. Довольно! Нынешнее наше выступление должно закончиться победой! Горькие уроки нашей борьбы научили нас стойкости. Пока не будут приняты наши требования, ни один человек не должен приступать к работе! А требования наши такие: восьмичасовой рабочий день и политические права!
   Последние слова оратора вызвали бурю выкриков:
   - Правильно!
   - Восьмичасовой!
   - Свободу!
   - Бастовать до победы!
   - Лучше умереть, чем так жить!
   Старый рабочий, сидевший на ступеньке резервуара, дернул за штанину Павла:
   - Скажи, кто это такие хорошие слова говорит?
   - Не знаешь? Да это же наш Гамид!
   - Какой Гамид?
   - Телефонистом у нас работал. Веселый такой, дружелюбный. Хороший малый! Теперь в городе живет.
   Старик глубоко вздохнул:
   - Глаза у меня совсем испортились. Да и память... Теперь вот вспомнил... Верно, хороший малый. И, вишь ты, оратор! Хорошие слова говорит!
   Речь Гамида разбередила сердца. Равнодушных в толпе не было. Площадь перед газанханой, если взглянуть на нее сверху, напоминала муравейник. Голоса перекрывали один другой. Вот выделился визгливый голос Абдулали. Расталкивая толпу, он энергично протискивался к перевернутому котлу, высоко держа руку.
   - Пропустите! - надрывно визжал он. - Я речь хочу говорить!
   Наконец ему удалось привлечь внимание присутствующих. Гвалт поутих, и вскарабкавшийся на котел Абдулали крикнул:
   - Нельзя! Нельзя, говорю, бастовать! Наши требования, вот увидите, не будут выполнены! И работы нас лишат. А как жить? Как жить, спрашиваю?
   - Хозяйский холуй! - выкрикнул кто-то из толпы. И понеслось:
   - Трус!
   - Не запугивай!
   - Все равно не житье!
   - Вон отсюда, головастик!
   - Дружных никто не сломит!
   Но Абдулали опять перекричал всех:
   - Вы что, забыли про прошлую забастовку? Забыли, чем тогда кончилось? Делаете все, что в башку взбредет, а потом кулак сосать!
   - Заткнись, кобыла паршивая!
   - Это вы с Касумом нас предали!
   - Столкните его, он хозяйский шпик!
   Сильная рука Усатого аги сбросила Абдулали с импровизированной трибуны.
   - Товарищи! - Усатый ага возвысил голос. - Если мы все будем дружны, то непременно добьемся победы. Нам не капиталисты страшны, а такие вот, как Абдулали, - трусы, дезертиры, хозяйские наушники.
   И снова взрыв выкриков:
   - Долой предателей!
   - К черту трусов!
   - Пусть не забывают судьбу Касума!
   Абдулали напугался. Он бы уж и рад исчезнуть, да куда денешься? Толпа клещами сдавила его - не повернуться. "И убьют, убьют, - думал он. - Касума убили, и меня убьют". От страха у него пересохло во рту. Скрыться, во что бы то ни стало скрыться! И он изо всех сил заработал локтями.
   Выбравшись в задние ряды, Абдулали передохнул. "Что нужно этой разъяренной толпе? Почему эти люди не хотят покориться тем, у кого власть? Неужто они не понимают, что плетью обуха не перешибешь? Это Мустафа всех взбаламутил! И невесту у меня отбил... Надо сообщить Шапоринскому о том, что тут происходит. Пусть вызывает полицию". А с трибуны неслось:
   - Знайте, что своих прав вы можете добиться только сами! Когда мы вместе, мы непобедимы! Сегодня мы должны показать свою силу. Есть добрые вести. Рабочие соседних промыслов тоже сегодня начинают забастовку. Нам нечего бояться!
   Стоявший на лестнице резервуара Павел крикнул:
   - А кто боится?! Мне вот шестой десяток доходит, а я готов идти хоть в огонь, хоть в воду. Кто не пойдет за мной, тот не мужчина!
   Горячие слова Павла вызвали бурные возгласы одобрения, и толпа не сговариваясь хлынула с площади на улицу поселка. Впереди оказался Гамид. Над его головой вдруг вспыхнуло красное знамя.
   - На соседние промыслы!
   - Пусть присоединяются!
   - Сообща, сообща!
   Этот призыв - "сообща", "дружно" - то и дело выкрикивался в толпе. Рабочие начинали понимать, что их сила в единстве. Вон откололась было небольшая группа рабочих, и тотчас им закричали:
   - Куда? Как не стыдно!
   И группа примкнула снова к толпе.
   - Товарищи, не расходитесь! Вместе, вместе! - кричал Гамид.
   И его слушались.
   Как-то сама собой образовалась стройная колонна. Где-то в глубине ее возникла песня:
   Отречемся от старого мира,
   Отряхнем его прах с наших ног...
   То там, то тут раздавались возгласы:
   - Да здравствует единство рабочего класса!
   - Да здравствует свобода!
   - Вперед, без страха и сомненья!
   - Кто отстанет, у того нет чести!
   - Будем биться не на жизнь, а на смерть! Огромная колонна запрудила всю улицу, на повороте натолкнулась на хозяйский фаэтон. Шапоринский, бледный, испуганный, стоял в рост, без шляпы. Он, видимо, надеялся "образумить" рабочих.
   - Друзья мои, - обратился он к тем, кто был в первых рядах, - неужто опять? Вы же помните, чем кончилась та забастовка... Я никому не хочу зла, но... Стране нужна нефть, и правительство не допустит...
   Ему не дали договорить:
   - Мы требуем восьмичасовой!
   - Вы нас за людей не считаете!
   - Зарплату повысить!
   - Живем в собачьих условиях!
   - У нас даже воды настоящей нет!
   Рабочие плотным кольцом окружили фаэтон. Возбуждение нарастало с каждой минутой. Кажется, они готовы были разорвать на части этого упитанного, круглолицего, с приплюснутым носом человека. А Шапоринский изо всех сил старался скрыть страх и овладеть вниманием окружавшей его толпы. Разыгрывая из себя добряка-благодетеля, он шутил:
   - Вот те и на! Кто же это вас за людей не считает? Что вы, братцы! Пустой разговор! К чему этот шум? Зачем вы себя взвинчиваете? Давайте жить в мире. Разве вы что-нибудь плохое видели от меня? Если кого-нибудь нечаянно обидел, готов извиниться... И насчет всего прочего готов рассмотреть. Но только миром, миром, без забастовки!
   Толпа все более стихала, прислушивалась. "А может быть, и действительно можно миром, без забастовки?" - думали многие.
   - Врет он, товарищи! - выкрикнул Усатый ага. - Не верьте ему! Он все эти дни меня обхаживал, уговаривал, чтобы я на всех вас ему доносил. Прибавку жалованья сулил, приказчиком обещал сделать. Вот какой он!..
   В толпе раздались возгласы возмущения. Ошеломленный речью Усатого аги, Шапоринский перебил его:
   - Врешь, смутьян! Не верьте смутьянам, они вас до добра не доведут! Я немало сделал для вас. Из-за вас у меня были неприятности с властями. Будьте же благоразумны! Я сделаю все, что могу, чтобы уважить ваши просьбы. Возвращайтесь сейчас же на работу. Мне очень нравятся азербайджанцы. Я с уважением отношусь к вашей религии... Вас подбивают смутьяны! - с ними я справлюсь сам!
   Эта угроза снова возбудила толпу.
   - Что вы с ним цацкаетесь! - закричал кто-то. - Стаскивайте его с драндулета!
   Почувствовав опасность, Шапоринский ткнул кулаком в спину кучера. Тот круто развернул лошадей, взмахнул кнутом, и фаэтон мгновенно исчез в облаке пыли.
   Раскачиваясь на сиденье, Шапоринский обтирал платком толстую шею и благодарил бога за то, что вырвался невредимым из ада. "Нет, эту толпу словами не утихомирить, - думал он. - Тут пулеметы нужны". Он вспомнил слова Абдулали о Мустафе. "Его деньгами не купишь. Его - в тюрьму, а еще лучше - в землю. Он - главный зачинщик. Все зло в нем. Покончить с ним - остальные примирятся". Именно, именно так. Выявлять, устранять вожаков.
   О Мустафе Шапоринский уже давно сообщил в полицию - и вот, видите ли, не подберут оснований! Церемонии разводят, а тут забастовка! Пусть теперь полиция и расхлебывает, пусть наводит порядок. Ну а убытки, конечно, на голову Шапоринского...
   "Но каков этот Усатый! - вдруг вспомнил Шапоринский. - Прикидывался ягненком, а оказался тигром! Ну, погоди же, погоди, я тебе обрублю язык! Надо немедленно о нем в полицию. Немедленно!"
   Колонна рабочих дошла до пятого промысла, который назывался участком Ильянозова, и свернула направо. Голос Мустафы скомандовал:
   - Быстрей, товарищи! Надо присоединиться к рабочим пятого промысла!
   Передние кинулись бегом. Вдруг из-за приземистых лачуг у промысла выскочила группа полицейских. Они накинулись на рабочих и стали избивать их. Там и тут возникли рукопашные схватки. Здоровенный полицейский схватил за горло Усатого агу. Но в это время кто-то ударил полицейского камнем, и тот повалился на землю, как столб.
   Усатый ага кричал рабочим:
   - Камнями, камнями их! Отбирайте оружие! Не трусить! - Сам он сражался чем придется.
   Подоспели рабочие с пятого промысла. Силы демонстрантов удвоились, и полицейские стали было отступать. Но вот в руках пристава сверкнул револьвер, а в руках многих полицейских заблестели обнаженные сабли. Там и тут раздались выстрелы. Рабочие кинулись врассыпную по пустырю. Камни свистели со всех сторон. Пустырь превратился в поле боя. И среди рабочих и среди полицейских виднелись раненые. У некоторых кровь текла по лицу. Спасаясь от камней, полиция отступила за лачуги.
   И тотчас рабочие снова сомкнулись в колонну. Теперь она запрудила всю улицу и беспрепятственно двинулась к развалинам замка, к штабу забастовщиков.
   Спасшись от бушующей толпы, Шапоринский сидел теперь дома и даже к окну не подходил. Но ему то и дело докладывали о событиях приказчики и шпики.