Доминион пересек зал не останавливаясь. Шорн остановился посредине. Доминион обернулся:
   — Идемте.
   — Куда?
   Лицо Доминиона приняло угрожающее выражение.
   — Туда, где мы можем поговорить.
   — Мы можем говорить здесь. Я могу рассказать все за десять секунд. Или, если желаете, я приведу вас прямо к источнику опасности.
   — Хорошо, — сказал Доминион. — Допустим, вы откроете природу опасности для телеков. Болезнь мозга, вы сказали?
   — Нет. Я использовал эту идею в качестве примера. Опасность, о которой я говорю, скорее имеет характер катаклизма, чем болезни. Пойдемте на открытый воздух. Здесь я чувствую себя как-то скованно. — Глядя на Доминиона в упор, он нахмурился.
   Телек сделал глубокий вдох. “Похоже, он в ярости, — подумал Шорн. — Подчиняться указаниям недавнего предателя и шпиона!..»
   — Я выполню свою часть соглашения, не сомневайтесь. Но я бы хотел уйти с выигрышем — надеюсь, вы меня понимаете.
   — Я понимаю, — сказал Доминион. — Я понимаю вас очень хорошо.
   Он полностью овладел собой и казался почти добродушным.
   — Однако вы, вероятно, не правильно поняли мои мотивы. Теперь вы тоже телек. А телеки ведут себя в соответствии с правилами, которые вам необходимо узнать.
   Шорн напустил на себя столь же любезный вид.
   — В таком случае я предлагаю провести урок на земле.
   Доминион поджал губы.
   — Вы должны адаптироваться к окружению телека — думать, действовать.
   — Это придет со временем, — улыбнулся Шорн. — А теперь я немного рассеян: чувство силы опьяняет.
   — Похоже, оно не повредило вашей осторожности, — сухо заметил Доминион.
   — Полагаю, мы наконец выйдем на открытый воздух и поговорим свободно. Доминион вздохнул:
   — Хорошо.

Глава 6

   Лори то и дело подходила к автомату, наливая чай для себя и кофе для Серкумбрайта.
   — Я просто места себе не нахожу.
   «Если бы Лори снизошла до кокетства, — думал Серкумбрайт, — она была бы просто очаровательна”. Он спокойно смотрел, как она подходила к окну и вглядывалась в небо.
   Но не было видно ничего, кроме сияния огней, и ничего не было слышно, кроме уличного гула.
   Она вернулась к кушетке.
   — Ты рассказал доктору Кургиллу о.., о Клуче? Серкумбрайт помешал кофе.
   — Конечно, я не мог сказать правду.
   — Да, ты прав. , Лори смотрела в пространство. Внезапно она вздрогнула:
   — Никогда не была такой нервной. Что, если… — Она запнулась, не находя слов.
   — Ты любишь Шорна, не так ли? Быстрый взгляд, взмах ресниц. Красноречивый ответ. Они посидели молча.
   — Тс-с, — сказала Лори, — по-моему, это он.
   Серкумбрайт промолчал.
   Лори медленно поднялась. Они оба смотрели на дверную ручку. Она повернулась. Дверь распахнулась. Прихожая была пуста. Лори в ужасе застыла.
   Послышался стук в окно. Они обернулись. За окном был Шорн. На миг они оба замерли, словно парализованные. Шорн стучал по стеклу костяшками пальцев, было видно, что его рот произносит слова: “Впустите меня”.
   Наконец Лори подошла к окну и распахнула его. Шорн влетел в комнату.
   — Зачем ты нас так напугал? — возмутилась Лори.
   — Хотел продемонстрировать свои новые способности. — Он налил себе чашку кофе. — Наверное, вам не терпится услышать о моих приключениях?
   — Конечно!
   Он сел за стол и стал рассказывать о своем визите в павильон “Кларьетта”. Серкумбрайт спокойно и внимательно слушал.
   — А что теперь?
   — А теперь, если Доминион не изобретет способ убить меня на расстоянии, у тебя есть телек для экспериментов. Сегодня у него будет беспокойная ночь, могу себе представить.
   Серкумбрайт усмехнулся.
   — Во-первых, — сказал Шорн, — они посадили на меня жука. Я ожидал этого. А они знали, что я ожидал. Я отделался от него в Музее изящных искусств. Потом я стал рассуждать: раз они ожидают, что я ускользну от жука и после этого почувствую себя в безопасности, значит, у них есть способ отыскать меня снова. Какая-нибудь метка, вещество на одежде, излучающее невидимые волны. Я выбросил одежду Клуча — она мне с самого начала не нравилась, — вымылся в трех водах, избавился от парика. Клуч Кургилл исчез. Кстати, где тело Клуча?
   — В надежном месте.
   — Надо устроить так, чтобы его нашли завтра утром. С табличкой “Я — шпион телеков”. Доминион, конечно, узнает об этом. Он решит, что я мертв, и одной проблемой меньше.
   — Неплохая идея.
   — А как же бедный доктор Кургилл? — возразила Лори. — Он ни за что не поверит такому известию.
   — Да… Наверняка не поверит. Она окинула Шорна взглядом:
   — Ты чувствуешь себя другим?
   — У меня такое ощущение, будто все сущее — это часть меня. Можно сказать, слияние с космосом.
   — Но как это получилось? Шорн задумался.
   — По правде говоря, не знаю. Я могу двигать стулом так же, как двигаю рукой, и с тем же усилием.
   — Похоже, Гескамп им ничего не сказал о митроксе под стадионом, — заметил Серкумбрайт.
   — Они и не спрашивали. Им и в голову не могло прийти, что мы замышляем такое злодеяние. — Шорн рассмеялся. — Доминион был просто потрясен. Какое-то время мне казалось, что он благодарен мне.
   — А потом?
   — А потом, наверное, вспомнил обиду и стал думать, как меня убить. Но я не сказал ему ничего, пока мы не оказались на открытом месте. Я мог защититься от любого его оружия. Пулю я бы остановил мыслью, даже отбросил бы обратно, лазерный луч отклонил бы.
   — А если бы твоя и его воля столкнулись? — спросил Серкумбрайт. — Что бы произошло?
   — Не знаю — может, ничего. Ведь так бывает, когда человек колеблется между двумя противоположными побуждениями. А может, столкновение и отсутствие результата подорвало бы нашу веру в себя и мы бы рухнули в океан. Потому что мы стояли в воздухе на высоте тысячи футов над океаном.
   — Тебе было страшно, Уилл? — спросила Лори.
   — Вначале — да. Но человек быстро привыкает к новым ощущениям. С такими вещами все мы сталкивались во сне. Возможно, когда мы перестали верить снам, мы уклонились с пути телекинеза.
   Серкумбрайт усмехнулся и принялся набивать трубку.
   — Надеюсь, мы это скоро узнаем, узнаем и еще многое другое.
   — Возможно. Я начинаю по-иному смотреть на жизнь.
   Лори взглянула на него с беспокойством:
   — Но ведь мир остался тем же?
   — В общем, да. Но это чувство силы, свободы… — Шорн рассмеялся. — Не смотрите на меня так. Я не опасен. Просто благодаря любезности известного лица я стал телеком. Кстати, где бы мы могли достать три скафандра?
   — Сейчас, ночью? Не знаю.
   — Неважно. Я — телек. Мы их получим. В том случае, конечно, если вы желаете посетить Луну. Бесплатная экскурсия благодаря любезности Адлари Доминиона. Лори, тебе не хочется полетать со скоростью света, со скоростью мысли? Постоять в пепельном свете Луны, воспетом Эратосфеном, заглянуть в mare inbrum
   .
   Она нервно засмеялась:
   — С удовольствием, только.., я боюсь.
   — А как ты, Горман?
   — Нет. Давайте вдвоем. У меня еще будет возможность.
   Лори вскочила. Глаза ее возбужденно горели, щеки порозовели. Шорн взглянул на нее с изумлением.
   — Отлично, Горман. Завтра ты можешь начать свои эксперименты. А сегодня…
   Лори почувствовала, как невидимая сила подняла ее в воздух и вынесла в окно.
   — А сегодня, — продолжал Шорн, оказавшись рядом с ней, — сделаем вид, будто мы души, счастливые души, которые странствуют во Вселенной.
   Серкумбрайт жил в полузаброшенном предместье к северу от Трэна. Его старинный просторный дом, подобно норовистому коню, вздымался над водами Мэйна. Гигантские промышленные постройки заслоняли небо. Дым литейных труб, сера, хлор, аммиак загрязняли воздух.
   Внутри дом был уютным, но запущенным. Жена Серкумбрайта, высокая, странного вида женщина, по десять часов в день работала в своей студии — лепила собак и лошадей. Шорн видел ее всего один раз. Насколько ему было известно, она совсем не интересовалась подпольной деятельностью Серкумбрайта и даже не догадывалась о ней.
   Серкумбрайт загорал на солнце и созерцал катившиеся мимо бурые волны. Он сидел на балкончике, который сам построил для этой цели.
   Шорн бросил ему на колени холщовый мешочек:
   — Сувениры.
   Серкумбрайт взял мешочек и торопливо высыпал из него горсть камней. К каждому была прикреплена этикетка. Он взглянул на первый камень.
   — Агат. — Он прочитал табличку:
   — “Марс”. Ну и ну.
   Следующим был черный булыжник.
   — Габбро? Похоже. “Ганимед”. Честное слово, далековато вы забрались.
   Он бросил многозначительный взгляд на Шорна:
   — Похоже, телекинез пошел тебе на пользу: ты расстался со своим измученным видом. Может, и мне стать телеком?
   — Ты тоже не выглядишь измученным. Скорее, наоборот.
   Серкумбрайт вернулся к камням:
   — Пемза. С Луны, я полагаю. — Он прочел этикетку. — Нет — Венера. Как впечатления от прогулки?
   Шорн посмотрел на небо.
   — Это довольно трудно передать. Конечно, возникало чувство одиночества. Тьма. Что-то похожее на сон. Там, на Ганимеде, мы стояли на горном хребте. Под ногами — острый как бритва обсидиан. Юпитер заслонял почти полнеба. Знаменитое красное пятно смотрело на нас. Странная, черная скала, огромная планета, тусклый розовый и голубой свет. Все это было каким-то потусторонним. Я подумал: что, если сила изменит мне и мы не сможем вернуться? У меня кровь застыла в жилах.
   — Похоже, ты справился с этим.
   — Да, мы справились. Шорн сел, вытянув ноги.
   — Я не измучен и не утомлен. Но я смущен. Два дня назад я считал себя человеком с вполне сложившимися убеждениями.
   — А теперь?
   — Теперь.., сомневаюсь.
   — В чем?
   — В наших замыслах. В их конечной цели.
   — Хм-м-м, — Серкумбрайт потер подбородок, — ты все еще хочешь подвергнуться экспериментам?
   — Конечно. Я хочу знать, почему и как действует телекинез.
   — Когда ты будешь готов?
   — Когда хочешь.
   — Сейчас?
   — Почему бы нет? Давай начнем.
   — Ну, если ты готов, попробуем для начала энцефалографию.
   Серкумбрайт устало потер лоб. Его лицо, обычно розовое, как у херувима, заметно осунулось. Когда он набивал трубку, его пальцы подрагивали.
   Шорн откинулся на спинку кожаного кресла и смотрел на Серкумбрайта со спокойным любопытством.
   — Почему ты так расстроен?
   Серкумбрайт щелчком сбросил со стола скомканную бумажку.
   — Оборудование ни к черту не годится. Все равно что рисовать миниатюры помелом или разбирать часы разводным ключом. Вот, — показал он, — энцефалограммы. Оба полушария твоего мозга. Рентгенограммы. Характер метаболизма. Мы замерили энергию настолько точно, что если бы ты бросил мне скрепку, я вычислил бы ее полет…
   — И что?
   — Ничего определенного. Волнистые линии на энцефалограмме. Повышенное потребление кислорода, увеличение шишковидной железы. Плюс побочные эффекты измерений.
   Шорн зевнул и потянулся.
   — Примерно это мы и ожидали. Серкумбрайт мрачно кивнул.

Глава 7

   Шорн и Серкумбрайт пили кофе в квартире Лори в Мартинвелте.
   Серкумбрайт был непривычно нервозен и то и дело смотрел на часы.
   Шорн с интересом наблюдал за ним.
   — Кого ты ждешь?
   Серкумбрайт окинул комнату быстрым взглядом:
   — Надеюсь, здесь нет жуков-шпионов?
   — Судя по детектору, нет.
   — Я жду связного. Человека по имени Луби. С Восточного Берега.
   — Что-то не припоминаю такого.
   — Ты бы не забыл его, если бы хоть раз увидел. Лори сказала:
   — Кажется, я слышу шаги.
   Луби вошел в комнату тихо, как кошка. Ему было около сорока, хотя выглядел он не больше чем на семнадцать. Золотистая кожа, правильные черты лица, густые вьющиеся волосы бронзового цвета вызывали в памяти образы итальянцев эпохи Возрождения — Цезаря Борджиа, Лоренцо Медичи.
   Серкумбрайт представил гостя. Луби коротко кивнул, сверкнув глазами, отвел Серкумбрайта в сторону и что-то быстро зашептал ему.
   Серкумбрайт поднял брови, задал вопрос — Луби мотнул головой, быстро ответил. Серкумбрайт кивнул — и Луби покинул комнату так же тихо, как вошел.
   — Речь идет о встрече на высшем уровне. Нас ждут в “Портинари Гэйт”. — Серкумбрайт постоял в нерешительности. — Думаю, нам лучше пойти.
   Шорн подошел к двери, выглянул в коридор.
   — Наверное, не часто лучшие умы собираются на общее собрание?
   — Случай беспрецедентный. Похоже, что-то важное.
   Шорн немного подумал.
   — Может, пока не стоит говорить о моих.., достижениях?
   — Хорошо.
 
   Они летели сквозь ночную тьму на север. Внизу большой темной кляксой простиралось озеро Пайенца, окруженное огнями Портинари.
   «Портинари Гэйт”, гостиница на шестьсот мест, раскинулась высоко на склоне холма, окна ее выходили на озеро и на город. Шорн и его спутники приземлились на мягкий дерн в тени высоких сосен и прошли к черному ходу.
   Серкумбрайт постучал, и они почувствовали на себе холодный изучающий взгляд. Дверь отворилась. Перед ними стояла женщина с каменным лицом и нимбом стального цвета волос.
   — Что вам угодно?
   Серкумбрайт пробормотал пароль, женщина молча отступила, и они вошли.
   Смуглолицый человек с черными глазами и золотыми серьгами в ушах поднял руку:
   — Привет, Серкумбрайт.
   — Привет, Тереби. Это Уилл Шорн. Лорита Челмефорд.
   Шорн с интересом взглянул на загорелого человека. «Великий Тереби, прославленный координатор всемирного антителекового подполья”.
   В комнате были и другие люди, которые молча наблюдали за происходящим. Серкумбрайт кивнул нескольким из них, затем отвел Шорна и Лори в сторону.
   — Удивительно, — сказал он, — здесь все лидеры движения. — Он покачал головой:
   — Довольно опасно.
   Шорн ощупал детектор. Никаких передатчиков-шпионов.
   Участники продолжали прибывать, пока в комнате не собралось человек пятьдесят. Одним из последних появился сорокалетний юнец Луби.
   Коренастый темнокожий человек поднялся и заговорил:
   — Это собрание — отход от наших традиционных методов, и, я надеюсь, в ближайшее время подобное не повторится.
   Серкумбрайт шепнул Шорну:
   — Это Касселбарг. Европейская почта. Касселбарг обвел аудиторию взглядом.
   — Наше движение вступает в новый этап. Первый был организационным: мы создали всемирную подпольную организацию, систему связи, иерархию управления. Теперь черед второго этапа: подготовки к решающей акции, которая составит третий этап.
   Все мы знаем сложность условий, в которых приходится работать; поскольку мы не можем представить явные доказательства опасности, правительство не симпатизирует нам и во многих случаях активно противодействует, особенно в лице коррумпированных полицейских чиновников. Поэтому наша первая операция должна стать решающей. Второго шанса не будет. Телеки должны быть… — он сделал паузу, — должны быть уничтожены. Это путь, к которому все мы чувствуем инстинктивное отвращение, но любой другой путь делает нас беззащитными перед страшной силой телеков. Итак, какие будут вопросы, дополнения?
   Под влиянием внезапного, почти неосознанного импульса Шорн встал и начал говорить:
   — Я не хочу превращать наше движение в дискуссионный клуб, но есть другой путь, не требующий убийств. Он устраняет необходимость решающего удара и дает нам больше шансов на успех.
   — Вот как? — любезно осведомился Касселбарг. — Изложите суть вашего плана.
   — Никакая операция, как бы тщательно она ни планировалась, не гарантирует смерти всех телеков, и те, кто избежит смерти, могут обезуметь от злобы и страха. Я могу себе представить сто миллионов, пятьсот миллионов, миллиард смертей в первые секунды после операции — и полный ее крах.
   Касселбарг кивнул.
   — Необходимость стопроцентного уничтожения не вызывает сомнений. Такой план и составит второй этап, о котором я только что упоминал. Мы можем действовать только при девяносто девяти процентах вероятности успеха.
   Заговорила женщина с суровым лицом:
   — Телеков всего около четырех тысяч. На Земле каждый день умирают десять тысяч человек. Убийство телеков — небольшая цена за то, чтобы избавиться от опасности их тирании. Или надо действовать сейчас, когда у нас есть ограниченная свобода, или обречь род человеческий на бесконечное рабство.
   Шорн обвел присутствующих взглядом. Лицо Лори выражало сочувствие, Серкумбрайт смущенно смотрел в сторону. Тереби задумчиво хмурился, Касселбарг ждал с вежливым вниманием.
   — Все, что вы сказали, правильно, — начал Шорн, — я был бы самым безжалостным из всех нас, если бы эти четыре тысячи смертей не лишали человечество драгоценного дара, которым оно обладает. До сих пор телекинез использовался неверно, в эгоистических интересах телеков. Но в ответ на ошибки телеков мы не должны сами делать ошибки.
   — Каково ваше предложение? — спокойным, ровным голосом спросил Тереби.
   — Я считаю, мы не должны посвящать себя убийству телеков, а должны обучить телекинезу всех здоровых людей.
   Маленький рыжеволосый человек презрительно усмехнулся:
   — Старое заблуждение: вновь привилегия для избранных — в данном случае для здоровых. Шорн улыбнулся:
   — Это лучше, чем привилегия для нездоровых. Но позвольте вернуться к моему предложению: изучить телекинез и распространить его лучше, чем убивать телеков. Один путь ведет вперед, другой — назад; созидание против разрушения. В первом «случае мы поднимем человека на более высокую ступень, в другом, если план удастся, получим четыре тысячи мертвых телеков. Притом остается возможность страшной катастрофы.
   — Вы умеете убеждать, мистер Шорн, — заметил Тереби. — Но не исходите ли вы из недоказанной предпосылки о возможности всеобщего обучения телекинезу? По-видимому, проще убить телеков, чем убедить их поделиться своей силой.
   Шорн покачал головой.
   — Есть, по крайней мере, два способа, чтобы овладеть телекинезом. Первый — длительная планомерная работа, то есть воспроизведение условий, в которых появились первые телеки. Второй гораздо проще, быстрее и, я полагаю, надежнее… У меня есть некоторые основания…
   Он резко умолк.
   Слабое жужжание. Вибрация в нагрудном кармане.
   Детектор.
   Он повернулся к Луби, стоявшему у двери:
   — Выключите свет! Где-то здесь передатчик телеков! Выключите свет — или мы все пропали!
   Луби заколебался. Шорн выругался про себя. Тереби резко встал:
   — Что происходит? Раздался стук в дверь.
   — Откройте! Именем закона!
   Шорн взглянул на окно. Оно было открыто.
   — Быстрее в окно!
   — Среди нас предатель, — мрачно произнес Серкумбрайт.
   У окна появился человек в черно-золотой униформе с тепловым пистолетом.
   — Все к двери! — рявкнул он. — Вам не уйти — здание оцеплено. Выходите через дверь по одному! Не пытайтесь улизнуть — у нас есть приказ стрелять.
   Серкумбрайт придвинулся к Шорну:
   — Ты можешь что-нибудь сделать?
   — Не здесь. Подожди, пока окажемся снаружи. К чему нам стрельба?
   Двое дюжих солдат появились в дверях, делая знаки пистолетами.
   — Выходите все! Поднимите руки!
   Озадаченный Тереби вышел первым. За ним последовал Шорн, затем все остальные. Они вышли на стоянку перед гостиницей, освещенную полицейскими прожекторами.
   — Стойте здесь! — рявкнул голос. Шорн, прищурившись, взглянул в сторону прожекторов. Там стояли человек двенадцать.
   — Это ловушка, а не ошибка, — пробормотал Тереби.
   — Спокойно! Не разговаривать!
   — Лучше обыщите их, — раздался чей-то голос. Шорн уловил знакомый равнодушно презрительный тон — Адлари Доминион.
   Двое в черно-золотой униформе обошли группу, делая быстрый обыск.
   Из-за прожекторов послышался насмешливый голос:
   — Неужели полковник Тереби? Народный герой. Как он очутился в этой кучке гнусных заговорщиков?
   Тереби неподвижно смотрел прямо перед собой. Рыжеволосый человек, который возражал Шорну, выкрикнул, обращаясь к невидимому голосу:
   — Холуй телеков! Чтоб у тебя отсохла рука, которой ты брал у них взятку!
   — Спокойно, Уолтер, — остановил его Серкумбрайт.
   Повернувшись к огням, Тереби произнес ровным голосом:
   — Мы арестованы?
   Ответа не последовало.
   Тереби повторил более резким тоном:
   — Мы арестованы? Я хочу видеть ордер. Я хочу знать, в чем нас обвиняют.
   — Вас доставят в штаб для допроса, — послышался ответ. — Ведите себя как следует. Если вы не совершили преступления, не будет и обвинения.
   — Мы не доберемся до штаба, — шепнул Серкумбрайт Шорну.
   Шорн мрачно кивнул. Он пытался разглядеть за прожекторами Доминиона — узнает ли тот Клуча Кургилла, которого сделал телеком?
   Голос впереди крикнул:
   — Сопротивление бесполезно! Идите вперед! В группе заговорщиков возникло волнение, словно от ветра в вершинах сосен. Голос сказал:
   — Так-то лучше. Теперь марш вперед, по одному! Тереби первый.
   Тереби медленно развернулся, словно бык на арене, и двинулся за солдатом, который освещал дорогу фонариком.
   Серкумбрайт вновь шепнул Шорну:
   — Попробуй что-нибудь сделать.
   — Не могу, пока Доминион здесь.
   Один за другим пленники шли вслед за Тереби. Впереди смутно вырисовывался силуэт самолета. Задний люк зиял, как вход в подземелье.
   — Поднимайтесь по трапу!
   Грузовой отсек с металлическими стенами служил камерой. Дверь с лязгом захлопнулась. Наступило тягостное молчание.
   Возле борта раздался голос Тереби:
   — Лихо сработано! Всех взяли?
   — Похоже, да, — глухо отозвался Серкумбрайт.
   — Это отбросит движение лет на десять назад, — произнес кто-то, стараясь сохранить твердость в голосе.
   — Скорее, уничтожит полностью.
   — Но в чем нас можно обвинить? Они ничего не докажут.
   Тереби мрачно усмехнулся:
   — Мы не доберемся до Трэна. Думаю, это будет газ. Тревожный ропот прошел по камере: “Газ”.
   — Ядовитый газ пустят через вентилятор. А потом нас просто выбросят в море, и никто ничего не узнает. Даже не сообщат: “Убиты при попытке к бегству”.
   Самолет задрожал и поднялся в воздух.
   — Серкумбрайт, — тихо окликнул Шорн.
   — Я здесь.
   — Зажги свет.
   Стены камеры озарились желтым светом карманного фонарика: бледные, потные лица напоминали лягушачьи животы, глаза блестели, отражая огонь фонарика.
   Все двери были надежно заперты. Шорн соображал, сможет ли он открыть такую дверь. С подобной проблемой он еще не сталкивался. Похоже, эта задача была на порядок сложнее, чем перемещение предметов. Закрытая дверь представляла для Шорна и чисто психологическую проблему: что, если он попытается и ничего не выйдет? Сохранится ли его способность к телекинезу?
   Тереби приложил ухо к вентилятору и через некоторое время отпрянул:
   — Я слышу шипение…
   Фонарик стал гаснуть. В темноте Шорн был беспомощен так же, как остальные. В отчаянии он устремил все силы своего ума на дверь грузового люка. Она распахнулась в ночное небо. Шорн поймал ее, прежде чем она успела улететь во мрак, и перенес через дверной проем внутрь.
   Фонарик погас. Шорн едва различал черную массу двери. Стараясь перекричать рев ветра, он приказал:
   — Отойдите к стене! Отойдите к стене! Он больше не мог ждать, он чувствовал, как реальность ускользает во мглу. Дверь смутно темнела в хвосте. Шорн сосредоточился и, с силой ударив ею о фюзеляж, пробил большую дыру. Свежий воздух устремился в отсек, унося ядовитый газ.
   Шорн выбрался из самолета и заглянул в иллюминатор. Человек двенадцать в черно-золотой униформе сидели в салоне, беспокойно оглядываясь на грузовой отсек, откуда шел пронзительный вой. Адлари Доминиона среди них не было. Луби, связной с бронзовыми волосами и лицом как на медальоне, забился в угол. “Луби сохранили жизнь, — подумал Шорн, — значит, он предатель”.
   У Шорна не было ни времени, ни желания к полумерам. Он оторвал всю верхнюю часть самолета. Солдаты и Луби застыли, в ужасе глядя вверх. Если бы они увидели Шорна, он показался бы им белолицым демоном, мчащимся верхом на ветре. Они высыпались из салона, словно горох из стручка, и улетели в ночную тьму. Рев ветра заглушил их крики.
   Шорн забрался в кабину, заглушил мотор, отбросил баллон с газом от вентиляционной системы и повернул машину на восток, к горам Монагхилл.
   Луна выплыла из-за туч. Внизу Шорн увидел поле. Подходящее место для посадки.
   Самолет сел. Пятьдесят мужчин и женщин выбрались из грузового отсека, обессиленные, дрожащие, изумленные.
   Шорн нашел Тереби. Прислонившись спиной к фюзеляжу, Тереби смотрел на Шорна, как ребенок на единорога. Шорн усмехнулся:
   — Удивлены? Я все объясню, как только мы устроимся.
   Тереби прищурился:
   — Едва ли имеет смысл возвращаться домой, будто ничего не случилось. Черно-золотые сделали снимки, и, потом, некоторые из нас.., им известны.
   Серкумбрайт вынырнул из тьмы, как бурая сова:
   — В штабе черно-золотых будет большой переполох, когда они недосчитаются летающей тюрьмы.
   — Забеспокоятся и в павильоне “Кларьетта”. Шорн стал считать на пальцах.
   — Сегодня двадцать третье. До первого июля девять дней.
   — А что будет первого июня?
   — Первая ежегодная телекинетическая олимпиада на новом стадионе в Сванскомской долине. Кстати, за горой Матиас есть старая шахта. Там можно разместить человек двести — триста.
   — Но нас только пятьдесят…
   — Нужно больше. Еще человек двести. И чтобы избежать недоразумений, — он оглянулся в поисках рыжеволосого, утверждавшего, что здоровье — понятие субъективное, — будем считать здоровьем; волю к жизни, сохранению своей семьи, человеческой культуры и традиций.