Джек Вэнс
Телек

Глава 1

   Гескамп и Шорн стояли на краю предназначенной для телеков арены, которую оба считали нелепой прихотью. Они были одни. Тишина нарушалась лишь звуками их голосов. Печально сияло заходящее солнце. Справа и слева высились поросшие лесом холмы. Далеко на западе на фоне неба вырисовывались очертания Трэна.
   Гескамп указал на восток, в сторону Сванскомской долины.
   — Я родился вон там, где ряды тополей. В прежние времена я неплохо знал долину. — Он на миг задумался. — Не по душе мне эти перемены. Все знакомое стирается с лица земли.
   Он опять указал рукой;
   — У того ручья был огород Пима и старый каменный амбар. А там, где дубовая роща, была деревня Кобент — можете себе представить? А у Помг Пойнт реку пересекал старый акведук. Всего шесть месяцев назад! Кажется, прошло сто лет.
   Намереваясь задать деликатный вопрос, Шорн соображал, как получше воспользоваться ностальгией Гескампа по невозвратному прошлому. Он не ожидал, что этот крупный, с резкими чертами лица человек так сентиментален.
   — Да, теперь, конечно, ничего прежнего не осталось.
   — Ничего. Всюду порядок и чистота, как в парке. Но в прежние времена мне тут больше нравилось. А теперь — ухоженная пустыня, и больше ничего. — Гескамп, подняв брови, взглянул на Шорна:
   — Знаете, фермеры и сельские жители считают меня чуть ли не главным виновником их бед. Потому что я руководил, я отдавал приказы.
   — Кидаются на того, кто ближе.
   — Я просто зарабатываю деньги. Я пытался сделать для них что-нибудь, но все бесполезно: нет никого упрямее телеков. Разровнять долину, построить стадион — в самый короткий срок, чтобы поспеть к их бесовскому сборищу. Я говорил им: почему бы не построить комплекс в Мисмарчской долине? Там кругом одни горы. Разве что пастухи будут потревожены. Не надо уничтожать фермы и огороды, не надо сносить деревни.
   — И что они ответили?
   — Я говорил с Форенсом Ноллинрудом, знаете его?
   — Видел. Он из их комитета связи. Молодой, высокий такой.
   — Молодые хуже всех. Он спросил: “Разве мы вам дали мало денег? Заплатите им получше и избавьтесь от них. Мы хотим иметь стадион именно в Сванскомской долине”. И вот, — Гескамп взмахнул рукой, — я прихожу сюда со своими машинами и людьми и мы беремся за работу. У тех, кто прожил здесь всю жизнь, выбора не осталось: они взяли деньги и ушли. Иначе в одно прекрасное утро, выглянув за дверь, они увидели бы полярные льды или лунные горы, — такие шутки в духе телеков.
   — Странные истории рассказывают, — согласился Шорн.
   Гескамп показал на дубовую рощу. В косых лучах заката тень на противоположной стороне стадиона повторила его движение.
   — Дубы они сами доставили — снизошли. Я объяснил, что пересадка леса дело непростое, требует больших средств. Ну, им-то все равно! “Тратьте сколько угодно”. Я сказал, что, если они хотят получить стадион через месяц, времени недостаточно. Тогда они зашевелились. Ноллинруд и еще один, Генри Мог, взялись за дело, и на следующий день у нас появился лес. А мусор? Почему бы не избавиться от него с помощью акведука? Сбросить все в море? Нет. “Найдите четыре тысячи человек, пусть уберут булыжники — хоть по одному камешку. А у нас дела в других местах”. И ушли.
   — Странные люди.
   — Странные? — Гескамп свел свои кустистые брови, что означало презрение. — Психи. Ради прихоти разрушили поселок, выгнали людей из домов. — Он махнул рукой в сторону стадиона:
   — Двести миллионов крон истрачено на то, чтобы доставить удовольствие безответственным хлыщам, которые только…
   Сверху послышался насмешливый голос:
   — Я слышу, речь обо мне.
   Оба собеседника резко обернулись. В воздухе на высоте десяти футов стоял человек с подвижным беспечно-веселым лицом. Он был одет в ярко-красный плащ, узкие зеленые брюки и черные вельветовые туфли. На голове — зеленая шапочка, игриво сдвинутая набекрень. Темные волосы свисали до плеч.
   — В ваших словах много раздражения и мало здравого смысла. Мы же ваши благодетели. Что бы вы делали без нас?
   — Жили бы нормальной жизнью, — огрызнулся Гескамп.
   Телек был расположен поболтать:
   — Кто может поручиться, что ваша жизнь нормальна? Во всяком случае, наша прихоть — это работа для вас. Мы излагаем наши праздные фантазии — вы и ваши люди обогащаетесь, овеществляя их, — и все наилучшим образом реализуют свои способности.
   — Почему-то деньги в конце концов всегда оказываются у телеков. Очень странно.
   — Нет ничего странного. Это проявление экономических законов. Мы добываем деньги, и было бы глупо их копить — вот мы их и тратим, а вы получаете работу.
   — Мы бы и так нашли занятие.
   — Возможно, возможно… Ну-ка взгляните. — Телек указал на тени на противоположной стороне стадиона. — Возможно, у вас такие склонности?
   Вдруг их тени сами собой пришли в движение. Тень Шорна наклонилась вперед, тень Гескампа отступила и дала ей пинка, затем повернулась, нагнулась, и тень Шорна нанесла ответный удар.
   Телек тени не отбрасывал.
   Гескамп фыркнул. Шорн мрачно усмехнулся. Они посмотрели вверх, но телек поднялся высоко в небо и полетел на юг.
   — Мерзкая тварь, — сказал Гескамп. — Конфисковать бы у них каким-нибудь законом все до последнего фартинга.
   Шорн покачал головой:
   — Это не выход. Они все вернут в тот же день. Он помедлил, словно хотел добавить что-то еще. Гескамп, разозленный телеком, уже не мог спокойно выслушивать возражения. Шорн, инженер-конструктор, был его подчиненным.
   — Полагаю, вы знаете выход?
   — Я знаю несколько выходов. Один из них состоит в том, чтобы их всех уничтожить.
   — Это что еще за кровожадность? — удивился Гескамп.
   Шорн пожал плечами.
   — Со временем этот выход может оказаться наилучшим.
   Брови Гескампа опустились, образовав прямую линию желто-серой щетины.
   — Ваша идея трудноосуществима. Этих тварей трудно убить.
   Шорн усмехнулся:
   — Не просто трудноосуществима — опасна. Достаточно вспомнить смерть Вернисау Кнервига.
   Вернисау Кнервиг был прошит очередью из автоматической винтовки. Стреляли из окна. Убийца, подросток с безумными глазами, был арестован. Но тюрьма оказалась для него плохим убежищем. Он исчез. А потом на город обрушились бесчисленные бедствия. В водопроводе оказался какой-то яд, за одну ночь вспыхнуло с десяток пожаров, в городской школе провалилась крыша. И однажды вечером крупный метеорит уничтожил центральный сквер.
   — Убийство телеков — опасная затея, — сказал Гескамп. — Это нереально. В конце концов, — добавил он поспешно, — они люди, такие же, как мы, и ни в каком беззаконии их не уличили.
   Глаза Шорна сверкнули:
   — Ни в каком беззаконии, когда они встали на пути человечества?!
   Гескамп нахмурился:
   — Я бы не стал…
   — Это ясно всякому, кто не прячет голову в песок. Разговор перешел допустимые границы. Гескамп недоумевал. Он признавал, что творится безобразие, наносится ущерб людям. Но ведь телеков так мало по сравнению с обычными людьми. Какую опасность они могут представлять? Довольно странные речи для архитектора. Глядя в сторону, Гескамп угрюмо молчал.
   Шорн улыбнулся:
   — Что вы на это скажете?
   — Вы экстремист. Такая цель едва ли достижима.
   — Кто знает… Может произойти все что угодно. Мы можем стать телеками. Все мы. Невероятно? Я тоже так думаю. Телеки могут вымереть, исчезнуть — тоже невероятно. Они были с нами на протяжении всей истории, скрывались среди нас. Но каковы перспективы на будущее? По-прежнему несколько телеков среди массы обычных людей? Гескамп кивнул:
   — Увы, я думаю так.
   — А что вы думаете о будущем?
   — Полагаю, все будет идти своим чередом, как прежде.
   — И вы не видите никаких грядущих изменений в структуре общества?
   — Конечно, телеки — это мерзость, но они мало вмешиваются в нашу жизнь. В некотором смысле они как банкроты, распродающие свое имущество. Тратят деньги как воду и способствуют общему процветанию. — Он опасливо взглянул на небо, где уже сгущался вечерний сумрак. — Их богатство добыто честным путем — неважно, где они берут эти глыбы металла.
   — Металл идет с Луны, с астероидов, с других планет.
   Гескамп кивнул:
   — Да, так считают.
   — Металл играет роль эквивалента. Телеки дают его в обмен на то, что хотели бы получить.
   — Разумеется, почему бы нет?
   — Конечно, они должны это делать. Но обратите внимание на тенденцию. Вначале они были обычными гражданами, жили просто и оставались вполне достойными людьми. После Первого конгресса они составили себе состояние, выполняя опасную и трудную работу. Идеализм, служба обществу. Они отождествляли себя со всем человечеством и были достойны всяческих похвал. А теперь, через шестьдесят лет! Посмотрите на телеков сегодня. Есть ли хоть какой-то намек на служение обществу? Ничего подобного. Они одеваются иначе, говорят иначе, живут иначе. Они больше не разгружают суда и не расчищают джунгли, не строят дороги. Они пошли более простым путем, который отнимает меньше времени. Человечество получает определенную выгоду. Они доставляют нам платину, уран, радий — всевозможные редкие металлы — и продают за полцены, а деньги вновь пускают в оборот. — Он указал на стадион. — Между тем старики умирают, а новые поколения телеков не имеют ни корней в человеческом обществе, ни связей с обычными людьми. Они все больше удаляются, вырабатывают свой образ жизни, совершенно отличный от нашего.
   — А как же иначе? — почти сердито возразил Гескамп. — Ведь это естественно, не так ли? Шорн терпеливо продолжал:
   — Именно это я и пытаюсь подчеркнуть. Куда ведет такое “естественное поведение”? Прочь от остального человечества, старых традиций, к элитарной системе.
   Гескамп потер тяжелый подбородок.
   — Я думаю, вы.., делаете из мухи слона.
   — Неужели? Подумайте о стадионе, об изгнании прежних хозяев Земли. Вспомните Вернисау Кнервига и их месть.
   — Ничего не было доказано, — нервозно возразил Гескамп. “К чему это парень клонит? Ишь как ухмыляется”.
   — В глубине души вы согласны, но не хотите смотреть фактам в лицо, потому что тогда придется занять позицию “за” или “против”.
   Гескамп окинул долину взглядом. Он едва владел собой, но не знал, как опровергнуть доводы Шорна.
   — У нас только два пути. Либо мы должны контролировать телеков, то есть подчинить их людским законам, либо полностью уничтожить их. Грубо говоря», убить. Если мы не сделаем этого, они станут хозяевами, а мы — рабами. Это неизбежно.
   Раздражение Гескампа прорвалось наружу:
   — Зачем вы мне все это говорите? К чему клоните? Странно слышать такое от архитектора. Напоминает взгляды тех конспираторов, о которых я слыхал.
   — У меня есть определенные намерения. Я хочу, чтобы вы прониклись нашими идеями.
   — Ах вот как!
   — И если это удастся, воспользоваться вашими возможностями и вашей властью.
   — Да вас целая группа? Кто вы такие?
   — Люди, обеспокоенные той тенденцией, о которой я рассказал.
   — Подрывная организация? В голосе Гескампа сквозило презрение. Шорн рассмеялся:
   — Пусть вас не сбивают с толку словесные формулировки. Называйте нас комитетом граждан, озабоченных будущим общества.
   — Вам не поздоровится, если телеки что-нибудь пронюхают, — деревянным голосом произнес Гескамп.
   — Они знают о нас. Но они не волшебники. Они не знают, кто мы.
   — Но я уже знаю, кто вы, — заметил Гескамп. — Что, если я передам этот разговор Ноллинруду? Шорн криво усмехнулся:
   — Что вы выиграете?
   — Много денег.
   — Вам всю жизнь придется жить в страхе перед местью.
   — Мне все это не нравится, — твердо сказал Гескамп. — Я не желаю участвовать в тайном заговоре.
   — Подумайте хорошенько. Спросите свою совесть.

Глава 2

   Через два дня произошло нападение на Форенса Ноллинруда.
   Строительная контора находилась западнее стадиона. Это было длинное здание в форме буквы “Г”. Гескамп стоял во дворе и решительно отказывался платить водителю грузовика за привезенный цемент выше условленных расценок.
   — Я могу купить цемент дешевле где угодно! — кричал Гескамп. — Ты и контракт получил только потому, что я поручился за тебя.
   Водитель был одним из обездоленных фермеров. Он упрямо тряхнул головой:
   — Вы мне не сделали никакого одолжения. Я теряю деньги. Это стоит мне три кроны в час.
   Гескамп презрительно указал на небольшой грузовичок с двумя плунжерами:
   — Как ты собираешься работать с такой техникой? Твоя задача лишь в том, чтобы ездить к карьеру и обратно. Достань пару погрузчиков Самсона, тогда издержки уменьшатся и ты начнешь лучше зарабатывать.
   — Я фермер, а не водитель. Я согласился на этот контракт, потому что у меня есть то, что у меня есть. А если я накуплю тяжелого оборудования, то увязну в долгах по уши и ничего хорошего из этого не выйдет. Работа на три четверти сделана. Мне нужны деньги, Гескамп, а не совет.
   — Ну, от меня ты их не получишь. Поговори с торговым агентом — может, его уломаешь. Я сделал тебе контракт. Это все, что я мог для тебя сделать.
   — С торговым агентом я уже говорил. Он сказал, что ничем помочь не может.
   — Тогда попробуй встретиться с каким-нибудь телеком — у них есть деньги. А я ничем не могу тебе помочь.
   Водитель сплюнул:
   — Телеки — дьяволы, которые все это затеяли. Год назад у меня была маслобойня — как раз там, где теперь эта лужа. Я получал хороший доход. А теперь у меня ничего нет. И все деньги, которые они мне дали, чтобы я убрался, ушли в этот песок. Куда мне теперь идти?
   Гескамп сдвинул кустистые пепельно-серые брови:
   — Мне очень жаль, Нонсон, но я ничего не, могу сделать. Вот телек, расскажи ему о своих бедах.
   Этим телеком оказался Форенс Ноллинруд, высокий, с величавой осанкой и соломенными волосами. Он был в плаще цвета ржавчины, шафрановых брюках и черных вельветовых туфлях. Водитель некоторое время смотрел на Ноллинруда, причудливо парившего на высоте трех футов на другом конце двора, потом решился и угрюмо двинулся вперед.
   Находясь в конторе, Шорн не мог ничего разобрать из их разговора. Водитель стоял расставив ноги и воинственно задрав голову. Форенс Ноллинруд взирал на него сверху вниз, презрительно скривив губы.
   Говорил в основном водитель. Телек давал краткие, односложные ответы, а водитель все больше разъярялся.
   Гескамп наблюдал за этой сценой, озабоченно нахмурившись. Он начал пересекать двор с явным намерением успокоить водителя. Когда он приблизился, Ноллинруд поднялся еще на фут или два, повернулся к Гескампу и показал на водителя, словно требуя, чтобы Гескамп убрал этого типа.
   Внезапно водитель схватил полосу арматурного железа и сильно взмахнул ею.
   Гескамп хрипло заорал, Форенс Ноллинруд быстро отпрянул, но железо все же задело его по ногам. Он вскрикнул от боли и, отлетев в сторону, уставился на обидчика. Водитель, словно ракета, взмыл в воздух на высоту сто футов, перевернулся головой вниз и понесся к земле. Удар о землю размозжил ему голову и плечи. Но Ноллинруду этого показалось мало. Железная полоса поднялась и стала наносить безжизненному телу удары чудовищной силы.
   Если бы не сильная боль в ногах, Ноллинруд, конечно, проявил бы большую осмотрительность. Почти в тот же миг, когда водитель грянулся оземь, Гескамп схватил заступ чернорабочего. Пока Ноллинруд орудовал железной полосой, Гескамп подкрался сзади и нанес удар. Телек рухнул на землю.
   — Теперь придется расхлебывать, — сказал Шорн сам себе.
   Он выбежал из конторы. Гескамп стоял, тяжело дыша, и смотрел на тело в причудливом наряде, напоминавшем уже не изысканное человеческое одеяние, а измятые яркие крылья гигантской бабочки. Гескамп заметил, что все еще держит в руках заступ, и отбросил его, словно обжегся. Он стоял и нервно потирал руки. Шорн склонился над телом, с привычной сноровкой обыскал его, нашел и сунул в карман бумажник и маленький кошелек.
   — Мы должны действовать быстро. Он оглядел двор. Шесть человек оказались свидетелями происшествия — кладовщик, мастер, двое клерков, двое чернорабочих.
   — Соберите всех, кто тут был, а я позабочусь о теле. Эй, парень! — окликнул он побледневшего рабочего. — Давай сюда погрузчик!
   Они затащили пеструю кучу в погрузчик, Шорн вскочил в машину и сел рядом с водителем, показывая, куда ехать. Они помчались наискось к северной стене, где у опалубки работала бригада бетонщиков. Шорн спрыгнул на землю и подошел к мастеру.
   — Отведи свою бригаду к пилястру Б-142 — поработайте пока там.
   Мастер запротестовал. Опалубка была залита бетоном наполовину. Шорн раздраженно повысил голос:
   — Оставь все! Я пришлю еще погрузчик. Мастер повернулся, недовольно рявкнул на рабочих. Они задвигались с нарочитой медлительностью. Шорн напряженно ждал, пока они соберут инструмент. Наконец рабочие толпой побрели вниз по склону. Шорн повернулся к водителю погрузчика:
   — Давай!
   Тело в пестрых одеждах упало в бетон. Шорн залез в самосвал, нажал кнопку. Серая жижа залила лицо с остекленевшими глазами.
   Шорн вздохнул:
   — Порядок. Теперь вернем сюда бригаду. У пилястра Б-142 он сделал знак мастеру, который держался весьма воинственно. Шорн был конструктором, а значит, по мнению мастера, ничего не смыслил в их работе.
   — Можете вернуться наверх.
   Прежде чем мастер смог подыскать достойный ответ, Шорн был на погрузчике.
   Во дворе он нашел Гескампа, окруженного кучкой встревоженных людей.
   — Ноллинруда больше нет. — Шорн взглянул на тело водителя:
   — Пусть кто-нибудь отнесет его домой.
   Он оглядел людей и пришел к малоутешительным выводам. Все угрюмо отводили глаза. С замиранием сердца Шорн подумал, что от факта убийства не избавиться так просто, как от тела. Он переводил взгляд с одного лица на другое.
   — Всем вам необходимо хранить тайну. Если один из нас проговорится даже своему брату, другу или жене — тайны не будет. Вы все помните Вернисау Кнервига?
   Испуганный ропот уверил его в том, что они помнили и страстно желали не иметь никакого отношения к убийству.
   Лицо Гескампа нервно дернулось. Он был официальным руководителем и потому болезненно ощущал утрату власти.
   — Не так ли, мистер Гескамп? Вы хотите что-то добавить?
   Гескамп по-собачьи оскалился, но сдержался:
   — Все верно.
   Шорн повернулся к остальным:
   — А теперь возвращайтесь к работе. Телеки не будут вас спрашивать. Конечно, они узнают, что Ноллинруд исчез, но, я надеюсь, не догадаются где и как. Если все же вас спросят, скажете: Ноллинруд появлялся и ушел. Это все, что вы знаете. И еще одно… — Он сделал многозначительную паузу. — Если кто-то из нас разбогатеет, а телекам станет все известно — этот человек пожалеет о своем предательстве. — Как бы между прочим он добавил:
   — Есть группа, которая занимается подобными делами.
   Он взглянул на Гескампа: тот хранил гробовое молчание.
   — Теперь я хочу знать ваши имена: на будущее — может, когда-нибудь…
   Через двадцать минут к Трэну мчался автомобиль.
   — Ну вот, — с горечью сказал Гескамп. — Я увяз в этом деле по уши. Этого вам хотелось?
   — Мне жаль, что так получилось. Вы в трудном положении. Так же как и я. Если повезет, мы выкарабкаемся. Но сегодня вечером нам предстоит сделать то, к чему я подводил наш разговор.
   Гескамп сердито прищурился:
   — Теперь я должен стать вашей марионеткой. И какова моя задача?
   — Вы можете подписать заявку на материалы, послать пару машин к складу взрывчатых веществ…
   Кустистые брови Гескампа причудливо изогнулись:
   — Взрывчатки? Сколько?
   — Тонну митрокса.
   — Этого хватит, чтобы поднять стадион миль на десять в воздух, — со скрытым уважением заметил Гескамп.
   Шорн усмехнулся:
   — Точно. Вам лучше составить заявку прямо сейчас. Потом вы добудете ключи. Завтра прибывает основная группа. А сегодня мы с вами разместим митрокс под опорами.
   Гескамп открыл рот:
   — Но…
   Суровое лицо Шорна стало почти добродушным.
   — Я понимаю — массовое убийство. Неблагородно. Коварное нападение, подлый удар в спину — согласен. Но другого пути у нас нет.
   — Но.., почему вы так стремитесь к кровопролитию?
   Шорн внезапно взорвался:
   — Послушайте, откройте глаза! Когда у нас появится другой шанс заполучить всех разом?!
 
   Гескамп с каменным лицом вышел из своего служебного аэробота и зашагал к строительной конторе. Слева высилась двухсотфутовая стена из свежего бетона, освещенная утренним солнцем. Гескамп думал о ящиках, которые они с Шорном таскали вчера ночью, словно кроты. Он все еще действовал неохотно и неуверенно — только благодаря понуканиям Шорна.
   Теперь капкан поставлен. Единственный сигнал по радио превратит свежий бетон в пыль.
   Гескамп боролся со своей совестью. Стоит ли идти на поводу у кучки террористов? Страшно подумать, какую месть могут придумать телеки! Но если они представляют такую страшную угрозу для людей, как утверждал Шорн, тогда убийство, несомненно, оправданно, — это вроде защиты от опасных животных. Конечно, телеки никогда всерьез не подчинялись человеческих законам. Взять хотя бы убийство Форенса Ноллинруда. При обычных обстоятельствах было бы расследование. Ноллинруд убил водителя. Гескамп в порыве бессознательной ярости убил телека. В худшем случае суд нашел бы его виновным в убийстве при смягчающих обстоятельствах и приговорил бы к условному сроку. Но телеки… У Гескампа кровь застыла в жилах. Похоже, экстремистские методы Шорна имеют смысл. Конечно, телеков невозможно удержать в рамках закона.
   Он обогнул здание инструментального склада, заметил внутри незнакомое лицо. Все нормально. На него никто не обращал внимания. Передвижение служащих не интересовало тех, кто имел власть задавать вопросы.
   Он заглянул в комнату диспетчера и спросил у чертежника:
   — Где конструктор?
   — С утра не показывался, мистер Гескамп.
   Гескамп вполголоса выругался. Похоже на Шорна: втянул его в неприятности и смылся. Может, лучше выйти из игры? Это только несчастный случай, приступ слепой ярости. Телеки все поймут.
   Краем глаза Гескамп заметил какое-то движение. Он присмотрелся. Что-то вроде большого черного жука скрылось за книжной полкой. “Большой таракан, — подумал Гескамп, — обычный таракан”.
   Он взялся за работу в отвратительном настроении. Мастера удивленно спрашивали друг друга; “Что за черт вселился в Гескампа?” Трижды за утро он заглядывал в контору в поисках Шорна, но тот не появлялся.
   Однажды, когда он поднимался на одну из верхних площадок, вслед за ним устремился большой черный жук. Гескамп быстро оглянулся, но насекомое уже исчезло под перекладинами.
   — Странный жук, — сказал он новому мастеру, которому показывал фронт работ.
   — Я ничего не заметил, мистер Гескамп. Гескамп вернулся в контору, разыскал домашний адрес Шорна — отель в Мармион-Тауэр — и включил видеофонный вызов. Шорн не отзывался Гескамп повернулся и едва не наткнулся на ноги парившего в воздухе мрачного худощавого телека с серебристыми волосами и масляно-черными глазами. Наряд телека был двух оттенков серого цвета. Плащ скреплялся на груди сапфировой пряжкой. На ногах — обычные для телеков туфли из черного вельвета.
   Сердце Гескампа екнуло, руки стали влажными. Ужас охватил его. “Где же Шорн?»
   — Вы Гескамп?
   — Да, — сказал Гескамп.
   Его подбросило в воздух. Далеко внизу остались стадион, долина Сванском, окрестные селения. Трэн напоминал черно-серые соты. Гескамп с невероятной скоростью мчался в сияющем небе. Ветер свистел в ушах, но не давил на кожу и не рвал одежду.
   Внизу простиралась голубизна океана, впереди что-то блеснуло. В воздухе без всякой опоры парило причудливое здание из стекла и металла. Что-то ярко вспыхнуло. Гескамп стоял на стеклянном полу, пронизанном зелеными и золотистыми нитями. За столом в желтом кресле сидел худощавый человек в сером. Комнату заливал солнечный свет. Гескамп был слишком потрясен, чтобы заметить другие детали.
   — Гескамп, скажите, что вы знаете о Форенсе Ноллинруде? — спросил телек.
   Гескампу почудилось, будто телек читает его мысли, и любая ложь будет немедленно разоблачена и отвергнута с мрачной насмешкой. К тому же Гескамп был неумелым лжецом. Он огляделся по сторонам, ища, куда бы примостить свое большое тело. Появилось кресло.
   — Ноллинруд? — Он сел. — Я видел его вчера. А что с ним?
   — Где он?
   Гескамп с трудом выдавил усмешку:
   — Откуда мне знать?
   Что-то серебристое пронеслось по воздуху и укололо Гескампа сзади в шею. Он испуганно вскочил.
   — Сядьте, — приказал телек неестественно ледяным тоном.
   Гескамп медленно сел, ощущая странное головокружение. В глазах помутилось, стало казаться, будто он бесстрастно наблюдает за происходящим со стороны.
   — Где Ноллинруд?
   Гескамп затаил дыхание. Какой-то голос произнес:
   «Он мертв. Залит в бетоне”.
   — Кто его убил?
   Гескамп стал ждать, что скажет голос.

Глава 3

   Шорн сидел в тихой таверне в той части Трэна, где старый город граничил с новыми районами. На юге виднелись дома с башнями, опрятные площади и скверы; на севере простирался уродливый нарост трех-четырехэтажных жилых зданий, постепенно переходивший в индустриальный квартал.
   За столом напротив Шорна сидела девушка с красивыми каштановыми волосами, в коричневом плаще без украшений. Больше всего в ней привлекали глаза — большие, темно-карие, печальные.