Говорили, что причиной гибели была судорога — всякое бывает.
— А у нее раньше бывали судороги? — вырвалось у Эстер.
Лицо Аделы окаменело.
— Они бывают у всех.
— О, не скажи, дорогая. У меня их никогда не было.
Опасно далеко заплывать, если они бывают. А Айрин так хорошо плавала, так изящно. Ты знаешь, дорогая, я рада, что ты о ней заговорила. Так грустно, если никто не вспоминает мертвых, будто хотят вычеркнуть их из своей памяти, навсегда забыть. Конечно, для тех, кто пережил подобное горе, это тяжело. Я испытала это на себе, когда умер Пендерел. Мне не хотелось говорить, но потом я поняла, что так нельзя. Потому что, если не вспоминать, кажется, что и не было в твоей жизни этого человека, понимаешь? Я знала, что это будет непросто. У него такое необычное имя, незнакомые люди обычно не упускали случая что-нибудь сказать по этому поводу. На визитных карточках я ставила его имя… правда, теперь я редко куда хожу… Но я всегда называю себя миссис Пендерел Филд. И тогда люди говорят: «Это не тот Пендерел Филд?» И у нас завязывается милый разговор. Так приятно видеть, что о нем помнят.
Ты слышала, что его портрет лорда Дейнтона куплен галереей Тейт? А когда Пендерел писал его, Дейнтоны не очень-то им дорожили. Мне всегда хотелось, чтобы он написал такой же хороший портрет Айрин. Но кто бы мог подумать, что лорд Дейнтон, старый и некрасивый, захочет иметь свой портрет? А теперь «Тайме» считает его шедевром Пендерела. Правда, он был все-таки лордом-канцлером.
— Я всегда считала, что это прекрасный портрет, — убежденно сказала Алела.
— А у меня вот нет способностей к живописи. Пендерел всегда говорил, что мне не следует и пробовать, потому что хуже явного профана может быть только профан, не считающий себя таковым. А когда я спрашивала, почему он на мне женился, он говорил, что у меня есть два незаменимых для жены качества: хороший характер и умение печь пироги. Да, у него было чувство юмора, а мой лимонный торт ему и правда нравился. Ты знаешь, недавно ко мне приходил Мергатройд. Этот молодой человек только что выпустил книгу о мистере Парнелле. Критики отзываются о нем как о безусловно талантливом человеке с абсолютно новыми подходами и исключительной энергией — правда, я плохо понимаю, что это значит. Так вот, этот Мергатройт собирается писать о жизни Пендерела. И когда я упомянула про лимонный торт, он сказал, что его очень интересуют интимные подробности, и лимонный торт — это как раз то, что нужно.
— Интимные подробности? Я бы на твоем месте насторожилась, — заметила Адела.
Эстер упустила петлю и не заметила этого.
— О, дорогая, я отказала ему. Сказала, что вряд ли могу помочь, поскольку все бумаги Пендерела разбирал его сын.
Я тогда болела и, сказать честно, по многим причинам не чувствовала себя вправе прикасаться к ним. А ранние документы ко мне вообще отношения не имеют, они связаны с матерью Элана.
— Эстер, дорогая, ты правильно сделала, что не отдала бумаги, но посмотреть их ты должна.
Эстер в очередной раз упустила петлю.
— Попинаю, Адела, но ничего не получится. Я болела и полностью положилась на Элана. Так что я ничего не знаю о судьбе бумаг.
— Как? Ты даже не знаешь, где они?
— В домике, где мы жили с Кармоной, их точно не было. Но где-то они должны быть. Все хорошо, дорогая.
Мистер Мергатройд обещал найти Элана. Так что скоро мы узнаем, как он распорядился бумагами.
Адела Кастлтон плотнее сжала губы. Даже мысль о том, что он может появиться, была для нее неприятной, и тому она находила массу объяснений. О нем ходило много неприятных слухов. Мужчины ему не доверяли и не любили. А главное, Элан ухаживал за Айрин. Он был самым молодым и неотразимо опасным поклонником. В последний год жизни Айрин часто виделась с Филдами. А потом уплыла в море и утонула. Внезапные судороги? Но у нее никогда в жизни не было судорог.
— О господи! — воскликнула Эстер Филд. — Я опять потеряла две петли. Нет, три. Кармона, дружочек…
Кармона подняла петли и встала, все еще держа шаль в руках. Такой — в белом платье, с ниспадающей к ногам алой шалью — ее и увидел спускавшийся по тропинке мужчина. На мгновение он остановился. Очень эффектно! И похорошела к тому же! «Хорошенькая» — слово, вряд ли подходящее для Кармоны, но и красивой ее никто бы не назвал. Однако есть в ней что-то очень привлекательное — обаяние, изящество. Ну что ж, Хардвика дома нет — значит, можно рассчитывать на трогательную встречу.
Мужчина перевел взгляд на Эстер Филд. А вот она ни капли не изменилась И не изменится, наверное: всегда добросердечная, простодушная старушенция. Он даже почувствовал прилив нежности, вспомнив, как легко было обвести ее вокруг пальца. Треверов не видно — очень хорошо.
Обойдемся без них. Мейзи еще ничего, но старик… А вот и Адела Кастлтон… Но, подумав, он решил, что ее, пожалуй, тоже можно будет вовлечь в игру. Конечно, это рискованно, но он сумеет это сделать… обязательно сумеет! А удачно провести рискованную игру даже интересно.
Когда молодой человек приблизился к пляжному домику, все его узнали. Это был Элан… В первый момент Кармона не поняла, больно ей или нет, перед глазами все поплыло, шаль выскользнула из рук и упала.
— Кармона, дорогая, — произнес Элан, тронув ее за плечо. Он улыбался, заглядывая ей в глаза, совсем как раньше. А в следующее мгновение уже стоял на коленях перед Эстер Филд:
— Ну как ты, дорогая? Можно и не спрашивать — выглядишь великолепно. Даже обидно немного. Странник вернулся в родные края, а оказывается, никто по нему и не скучал.
— О, Элан! — воскликнула Эстер. — Мой дорогой, дорогой мальчик!
Элан терпеливо выдержал объятия, опутавшие его красной шерстью. Чуть не половина петель соскользнула со спиц. Элан, смеясь, высвободился из рук Эстер и повернулся к Аделе:
— Леди Кастлтон… Как приятно оказаться в семейном кругу! Жаль только, что нет Хардвика! Хотелось бы его повидать.
Кармона все это время стояла не шелохнувшись. И все так же не сдвинувшись с места, произнесла:
— Я жду его завтра.
— Рад слышать! — отозвался Элан.
Кармона наконец оправилась от шока. К ней вернулась способность чувствовать. Но чувства были совсем не те, какие она ожидала. Если раньше при одной мысли, что она снова увидит Элана, в ней все сжималось от невыносимой боли, то теперь, когда он был здесь, ничего подобного она не испытывала. Он смотрел на нее с улыбкой, от которой раньше у нее замирало сердце, а сейчас она ощущала лишь гнев.
Элан вышел на солнце, и Кармона заметила, что за эти три года он стал выглядеть старше своих лет. Видно, жизнь в Америке не пошла ему на пользу. В нем было все то же обаяние, изящество движений, но что-то изменилось, что-то примешалось… инородное и неприятное. А может, изменилось что-то в ней самой? Гнев не проходил: какая наглость — вот так неожиданно свалиться на них как снег на голову! Приехать в дом ее мужа, Джеймса Хардвика, за которого она вышла замуж, после того как Элан предал ее…
Да еще и Джеймса нет дома… А если бы он был здесь, смог бы Элан так нахально сюда заявиться?
— Ну, что скажешь, Кармона? Надеюсь, пригласишь меня пожить у вас, потому что, честно признаюсь, я без гроша в кармане, — широко улыбаясь, спросил Элан.
Пеппи села и лениво потянулась:
— Привет, Элан. Откуда ты взялся? Не видела тебя целую вечность.
— Дорогая, это ты? Я был в Южной Америке.
— Что ж тебе там не сиделось?
— Много причин… Одна из них та, что кто-то разыскивал меня по объявлениям в газетах. Я подумал, что дело пахнет деньгами, и приехал. Но, оказывается, этот тип, что давал объявления, решил поднажиться за мой счет.
Ему понадобились бумаги моего отца. Похоже, интерес к Пендерелу Филду возрос, вот он и решил сделать деньги, написав его биографию.
Пеппи смотрела на него, не спуская глаз:
— Не думаю, что Кармона сможет тебя приютить, — сказала она. — Если честно, то удивляюсь, как у тебя хватает смелости просить об этом. К тому же в доме просто нет места.
— Нет-нет, конечно же ты не можешь здесь остановиться, — с трудом поднимаясь, вмешалась Эстер Филд. — Дом и правда полон. Это невозможно, и думать нечего.
Пойдем со мной, поговорим. Ты помнишь Эннингов? Они раньше пускали к себе жильцов, и ты несколько раз останавливался там, когда у нас не хватало места.
— О да, Эннингов помню, — засмеялся Элан.
— Так вот, миссис Эннинг очень больна, но Дарси по-прежнему сдает комнаты. Теперь у нес настоящий пансион. Я как раз вчера ее видела и как-то случайно упомянула о тебе. Думаю, у них найдется место. Ну, пошли, дорогой, обо всем поговорим дома.
Кармона молчала. Застывшее лицо ее было мрачным.
— Ну, что скажешь, Кармона? Время бежит, а я в обед перекусил лишь бутербродом. Разговор с Эстер, наверное, затянется. Ты пригласишь меня на ужин? Или за столом тоже нет места?
— Да, мы накормим тебя, — спокойно сказала она.
Глава 3
Эстер Филд скрывалась от жары в утренней гостиной.
Оставив вязанье в холле, она сидела у окна и, тяжело дыша, обмахивалась чем-то, что попалось под руку. По напряженному выражению ее лица было видно, что она не столько устала от трудной дороги к дому, сколько взволнована. Оправившись от неожиданной встречи, она думала об Элане: «Несносный мальчишка. Как он мог приехать сюда после того, что сделал с Кармоной? Джеймсу наверняка это не понравится. Своим появлением он всех поставил в неловкое положение». Чем больше Эстер думала об этом, тем тревожнее становилось у нее на душе: «Что-то здесь не так. Я бы его не оставила».
— Дорогая, я знаю, о чем ты думаешь, — засмеялся Элан. — «Своим появлением он всех нас поставил в неловкое положение». Но ты же знаешь мой взбалмошный характер. Если я чего-то захочу — подавай мне это на блюдечке здесь и сейчас.
Эстер продолжала нервно обмахиваться.
— Ты не должен был приезжать сюда.
Элан небрежно махнул рукой:
— Брось, дорогая, мы живем не в Викторианскую эпоху. Чувствовать себя виноватым только потому, что у нас с Кармоной хватило благоразумия не связывать себя браком, смешно.
— Ты не должен был приезжать, — повторила Эстер. — Зачем ты вернулся?
Элан улыбнулся:
— Повторяю. Я приехал, чтобы привести в порядок бумаги моего отца, которыми интересуется Мергатройд. Не стану утверждать, что мною движет исключительно уважение к его памяти. Конечно это не так — такое я не могу себе позволить, тем более бесплатно. Но раз уж возник такой интерес к отцу, я имею право рассчитывать на свою долю в этом деле.
Эстер с недоверием смотрела на Элана.
— Но, Элан, мистер Мергатройд не захочет покупать эти письма.
— Думаю, не захочет. Биографы этого не делают. И все же деньги за них получить можно.
— Каким образом? Не понимаю.
— Придет время, поймешь. Видишь ли, мне нужны деньги. К сожалению, без них не проживешь. Мне тут подвернулось одно выгодное дело. Если оно выгорит, я буду обеспечен по гроб жизни и никому больше не доставлю хлопот. Но для этого надо малость рискнуть.
Эстер внимательно смотрела на него.
— Но какое отношение имеют к этому письма твоего отца?
— Может быть, никакого… Все зависит от обстоятельств, а если точнее, все зависит от тебя.
— Ты уверен?
Элан улыбнулся своей самой очаровательной улыбкой:
— Да, дорогая, от тебя. От того, насколько ты захочешь меня понять.
— Я слушаю тебя.
— Все предельно просто. После смерти отца я получил несколько сот фунтов — не густо, правда же?
— Ты получил все, что осталось, Элан.
— Дорогая, я все прекрасно помню — себе ты ничего не оставила. Хочешь напомнить, что отдала мне свои деньги?
— Ты получил еще деньги матери. Неужели все уже истратил?
— До последнего гроша, дорогая. Тебя это удивляет?
Эстер знала, что иначе и быть не могло. По мнению Элана, деньги для того и существовали, чтобы их тратить. И сколько бы она ни дала ему сегодня, завтра от них ничего не останется. Элан знал, как покоришь ее сердце, которое, по выражению Пена, было как размягченное масло. Но в роду Эстер было немало расчетливых деловых людей, знавших счет деньгам, и поэтому до конца покорить ее Элану не удавалось.
— Я давно уже потеряла надежду, что ты когда-нибудь образумишься, — сказала Эстер.
Элан кивнул:
— Я был дураком, дорогая, нет нужды это доказывать.
Но на этот раз эго верное дело. Вот послушай, я тебе все объясню. Речь идет о разведении лошадей. Я работал с одним парнем по имени Кардосо. Мы очень с ним подружились. У него есть небольшое ранчо, и дела идут весьма успешно. Но сейчас появилась возможность приобрести более крупное хозяйство. Там все налажено, есть племенное поголовье лошадей, отличное водоснабжение — одним словом, то, что надо. Кардосо готов вложить в это дело две трети капитала и согласен взять меня в партнеры, если я найду остальные деньги. Такой случай может никогда больше не подвернуться.
— И сколько же ты должен найти?
— О, три-четыре тысячи. Кардосо надеется уговорить хозяина сбавить цену, но, даже если придется выложить всю сумму, это очень дешево.
Эстер Филд перестала обмахиваться. Ей уже было не жарко. Она старалась никогда не отказывать Элану, но сейчас, несомненно, она должна была это сделать. Одно дело — поделиться с ним доходами, и другое — тронуть капитал.
Он достался ей от ее семьи и должен перейти к Кармоне и ее детям.
— Радость моя, — ласково сказала она, — уж и не знаю, чем я могу тебе помочь.
— Не знаешь? Зато знаю я. Я не могу упустить такую возможность. — Его слова зазвучали мягко. — Долг я обязательно верну. Года через два начну выплачивать тебе по пятьсот фунтов в год — если хочешь, с процентами: я понимаю, что это деловая сделка. Ты не пожалеешь, обещаю, скоро ты будешь гордиться мной.
Эстер отвернулась, она чувствовала неловкость. Неужели он считает ее такой дурой? Любой, кто хоть немного знал Элана, понимал, что полагаться на его слова нельзя. Никто не поверил бы, что он вернет долг. Конечно, ей хотелось помочь Элану, но деньги, которые он просит, неприкосновенны. Она обязана сохранить их для Кармоны и ее детей.
Элан понял, что потерпел неудачу. Эстер была одна из тех дородных добрых женщин, которые были сговорчивы до определенного момента, но потом становились непоколебимы. Пусть будет так. Элан вынул пачку сигарет, закурил и сунул ее обратно в карман.
— Видишь, у меня даже нет портсигара. Я заложил его, чтобы купить билет на поезд — Я могу дать тебе денег — продержаться, пока не найдешь себе дело.
— Дорогая Эстер, я уже нашел его. И намерен им заняться. Но для этого мне нужны деньги. Если ты не хочешь выручить меня, мне придется искать их в другом месте. Биография отца может стать бестселлером, если я предоставлю Мергатройду те материалы, что у меня есть. Ты же знаешь, биографии читать скучно. — Элан выпустил облачко дыма. — Скучно, потому что самое интересное в книгу не попадает. А если читатель получит правдивую историю о том, что оказало влияние на творчество выдающегося человека, и почему он поступал так или иначе — особенно иначе, — то книга вызовет огромный интерес, тебе не кажется?
Эстер как завороженная смотрела на Элана.
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
— Не волнуйся, я объясню. Очень доступно, если есть такая необходимость. Короче говоря, отец сохранил письма, которые, будь он поосторожнее, ему следовало бы уничтожить. В прессе это принято называть «компрометирующей перепиской». Благодаря ей, любая книга может стать бестселлером. Не понимаю, почему все лавры должны достаться Мергатройду. Я намерен предложить ему пятьдесят процентов, и то это очень щедро. Если он согласится на мои условия, я разрешу ему воспользоваться этими письмами и взять из них все, что он пожелает.
Если не согласится, я опубликую их сам и получу солидный куш.
Эстер молчала. В темной комнате висел сигаретный дым, и сквозь этот дым она видела ухоженного и уверенного в себе Элана, стоящего рядом с камином с отделкой из дорогого черного дерева.
Взглянув на Элана, Эстер отвернулась:
— Ты не посмеешь.
— Посмею. Разве не ты отдала мне право распоряжаться бумагами отца?
— Я могу отменить свое решение.
Элан понял, что ему не удалось провести ее. Она знает свои права, а на это он не рассчитывал. Он повел рукой и рассмеялся:
— Дорогая, выяснение между нами законных прав на эти бумаги принесет этому делу еще больше успеха. Надеюсь, ты понимаешь, что у меня могут остаться их копии.
Ты не сможешь помешать мне. Ты ничего не сможешь сделать — если откажешься дать мне денег.
Эстер не слушала Элана. Мысли ее были прикованы к письмам Пена. Есть ли в них что-то, чего она не знает?
Они с Пеном были счастливы. У него бывали причуды, сомнения, муки творчества. Как у всех артистических натур. Один день они на взлете, другой — в глубоком отчаянии. Такие люди нуждаются в надежной опоре. Уверенности — вот чего им не хватает. Кто-то постоянно должен быть рядом, чтобы поддерживать в них чувство уверенности в себе. Именно такой опорой она и была для Пена. И никто не сможет умалить ее роли. Эстер вспомнила, как Пен, бывало, смотрел на нее со своей странной загадочной улыбкой и говорил: «Какая ты уютная женщина, Эстер».
Ее взгляд снова остановился на Элане.
— Но, Элан… ты не можешь так поступить… с личными письмами твоего отца, — с трудом подбирая слова, сказала Эстер. — Я не читала их, но уверена, что там немало того, что Пен не хотел бы видеть опубликованным. Ему много писали… ты же знаешь, что он был любимцем женщин. Пен не делал из этого тайны, но и в подробности не вдавался — я не знаю имен его поклонниц. Но к этим письмам он никогда серьезно не относился, смеялся над ними и бросал в огонь. Возможно, какие-то из них он сохранил…
— Я говорю как раз о тех, что он сохранил. И, смеясь над ними, он их хранил и отвечал на них.
— Откуда ты знаешь, что он отвечал?
— Потому что его собственные письма тоже там. Вся переписка — и его, и ее письма. Наверное, она не решалась держать их у себя и уничтожить не могла.
— Она? — повторила Эстер и торопливо добавила:
— Нет-нет, не говори мне ничего. Не хочу об этом знать.
Элан усмехнулся:
— Дорогая, все равно узнаешь, когда письма будут опубликованы. Если, конечно, они будут опубликованы.
Этого могло бы и не произойти. Я вовсе не хочу причинять тебе боль. Я бы предпочел не будить лиха, пока оно тихо, и раздобыть деньги каким-то другим способом. — Элан повернулся и взглянул на часы, стоявшие на каминной полке, — громоздкое сооружение из черного мрамора с голубым циферблатом и массивными золотыми стрелками. — Половина седьмого! Как летит время при встречах с родственниками! В котором часу вы обедаете?
— В восемь холодный ужин, — машинально ответила Эстер.
— Тогда мне пора отправляться к Дарси, узнать, приютит она меня или нет. Если нет, придется идти в гостиницу «Якорь». Разве только Кармона передумает.
Раскрасневшееся от жары лицо Эстер побледнело. Видно было, что ее мысли витали где-то далеко. Но, услышав имя Кармоны, она встряхнулась.
— Нет-нет, здесь тебе нельзя оставаться… это неудобно…
— С тремя-то дуэньями?
— Нет, нельзя, — повторила Эстер, голос ее дрожал. — Даже не думай об этом. Иди узнай, найдется ли у Дарси место для тебя. Если хочешь, я могу дать тебе фунтов пятнадцать на первое время, а там, может, как-то все устроится.
Элан широко улыбнулся:
— Конечно устроится. И ты не беспокойся, дело это верное. Надо только взяться за него с умом. Ну ладно. Я пошел, увидимся позже. — Он послал ей воздушный поцелуй и ушел.
Было слышно, как хлопнула в холле дверь. Элан с чемоданом в руке прошел мимо окна. Эстер осталась одна в сумрачной комнате.
Глава 4
Дом Эннингов мало чем отличался от домов, расположенных на побережье. Но полковник Эннинг не замечал этого. Он был уверен, что башенки и балконы, которые украшали его дом, были самыми красивыми. Прошло много лет с тех пор, как он вернулся с Востока, цены росли, деньги обесценивались, содержать дом становилось все труднее и труднее. Пришлось распустить прислугу, и Эннинги решили, что дом для них слишком велик. Но сдавать приезжим комнаты они стали только после смерти полковника, поскольку сводить концы с концами стало еще труднее. С годами число сдаваемых комнат увеличивалось. И теперь дом окончательно превратился в пансион.
Элан Филд скорчил брезгливую гримасу. Ему не нравилась перспектива утром и вечером наблюдать лица престарелых матрон. Но ничего не поделаешь, пансионы обычно кишат пожилыми дамами. Но как Дарси может жить в такой обстановке — у Элана не укладывалось в голове. Она всегда была эмоциональной, страстной, даже чуть-чуть порочной — и потому невероятно соблазнительной. Интересно взглянуть на нее сейчас.
Дверь открыла сама Дарси. «Кажется, ей нет тридцати», — попытался вспомнить Элан. Но как она изменилась! Если бы он встретил ее на улице, то прошел бы мимо, не распознав в худой, увядающей женщине маленькую, хрупкую брюнетку, которую он знал раньше… И почему время так не любит брюнеток?
— Привет, Дарси, — сказал Элан.
— Элан… — беспомощно произнесла она. И после некоторой паузы неожиданно резко выкрикнула. — Что тебе надо?
Элан прошел в холл.
— Разве ты не хочешь поздороваться со старым другом?
Возможно, ты и не заметила, но меня не было здесь три года. Работал в Южной Америке, — уточнил он. — Вот, вернулся, а оказывается, никто не собирается заколоть жирного тельца в мою честь. Это меня немного огорчает.
Лицо Дарси было непроницаемо.
— Как странно, не правда ли? А ты ждал, что, скажем, Кармона заколет в твою честь жирного тельца? Не ты ли бросил ее прямо в церкви? По крайней мере, так я слышала.
Элан улыбнулся:
— Не слишком ли здесь людное место для обсуждения наших друзей? Как ты считаешь?
Прогнать его сразу было бы слишком просто. Дарси давно ждала этого часа. Она готовилась к нему долгие бессонные ночи, снова и снова переживая ту боль, которую причинил ей Элан. Сегодня она собиралась уничтожить его своей обличительной речью.
Пройдя через холл, Дарси распахнула дверь кабинета.
— Если ты считаешь, что нам есть о чем говорить, можешь пройти. Но я не думаю, что у нас есть общие темы для разговора.
По-прежнему улыбаясь, Элан вошел в кабинет.
— Я, собственно, хотел спросить, могу ли я рассчитывать на ночлег. Эстер сказала, что у тебя может найтись свободная комната. У Кармоны дом полон.
Дарси показалось, что ее окатили холодной водой.
Новая вспышка гнева охватила ее. Она вдруг поняла, что Элан пришел не к Дарси — женщине, а к Дарси — содержательнице пансиона. Вспыльчивость не приносит дохода, но поселить у себя Элана…
— Неужели у Кармоны не нашлось для тебя места? Как странно! — язвительно сказала Дарси.
Элан слегка пожал плечами — такой знакомый ей жест.
— В общем, так. Все, на что я могу там рассчитывать, — это холодный ужин. Глупо все это. На мой взгляд, прошло достаточно времени, чтобы забыть и похоронить прошлое. Зачем его ворошить? Все эти страсти по минувшему пахнут дурным тоном.
Дарси вспыхнула.
— Это относится и ко мне, да?
— Ко всем. У каждого в жизни были веселые деньки.
Насколько я помню, нам с тобой было хорошо. Но мы разумные люди и понимаем, что всему на свете приходит конец. И сопротивляться этому бессмысленно. Надо смотреть в будущее, впереди нас может ждать счастье — новое счастье. А может и не ждать. Счастье изменчиво.
Дарси отлично понимала, что происходит. Дом Кармоны для Элана закрыт. Деваться ему некуда. Сейчас он пытается выстроить приятные, удобные для него отношения. Он приложит все усилия, чтобы задобрить ее, при необходимости прельстить. Дарси со стыдом подумала, что готова на все, лишь бы снова поверить в него, позволить себя соблазнить. Она понимала, что ничего хорошего из этого не выйдет. Но ужаснее было сознавать, что жизнь твоя закончена, и больше ничего в ней не произойдет.
— Ах, как тебе нравится, когда тебя любят…
— Всем нравится.
— Но не все имеют то, чего хотят. Как, по-твоему, легко ли мне было?
— Я был ужасно расстроен, когда узнал о болезни твоей матери, — проникновенно сказал Элан.
— Спасибо… Сейчас ей получше. Она заболела из-за меня. Нервы. Ты понимаешь, о чем я? Я говорю о последней нашей встрече.
— Дорогая…
— Помнишь, я сказала, что у меня будет ребенок, — тихим ровным голосом напомнила ему Дарси.
— Бедняжка, но что я мог поделать? Помочь я не мог, поскольку был на мели. Но ты была на высоте, со всем справилась сама: тихо, без скандала. Как тебе это удалось?
«Спрашивает, будто и впрямь его это интересует, прикидывается другом, — подумала Дарси. — А на самом деле, ничего человеческого в нем нет. Не умеет ни любить, ни ненавидеть… Даже приходить в ярость не умеет. Просто плывет по течению и готов на все, лишь бы так и продолжалось. И ни до кого ему нет дела».
— Как-то справилась. Нашлись люди, которые не могли иметь детей. Они приютили меня, а когда я родила, усыновили моего мальчика и уехали в Австралию. Так что я никогда не увижу сына, — бесстрастным голосом закончила свой рассказ Дарси.
— Как все удачно сложилось: нашлись подходящие люди, усыновили ребенка и в довершение ко всему уехали на другой конец света, — сказал Элан. — Хорошо то, что хорошо кончается.
Глядя на него горящими глазами, Дарси воскликнула:
— А у нее раньше бывали судороги? — вырвалось у Эстер.
Лицо Аделы окаменело.
— Они бывают у всех.
— О, не скажи, дорогая. У меня их никогда не было.
Опасно далеко заплывать, если они бывают. А Айрин так хорошо плавала, так изящно. Ты знаешь, дорогая, я рада, что ты о ней заговорила. Так грустно, если никто не вспоминает мертвых, будто хотят вычеркнуть их из своей памяти, навсегда забыть. Конечно, для тех, кто пережил подобное горе, это тяжело. Я испытала это на себе, когда умер Пендерел. Мне не хотелось говорить, но потом я поняла, что так нельзя. Потому что, если не вспоминать, кажется, что и не было в твоей жизни этого человека, понимаешь? Я знала, что это будет непросто. У него такое необычное имя, незнакомые люди обычно не упускали случая что-нибудь сказать по этому поводу. На визитных карточках я ставила его имя… правда, теперь я редко куда хожу… Но я всегда называю себя миссис Пендерел Филд. И тогда люди говорят: «Это не тот Пендерел Филд?» И у нас завязывается милый разговор. Так приятно видеть, что о нем помнят.
Ты слышала, что его портрет лорда Дейнтона куплен галереей Тейт? А когда Пендерел писал его, Дейнтоны не очень-то им дорожили. Мне всегда хотелось, чтобы он написал такой же хороший портрет Айрин. Но кто бы мог подумать, что лорд Дейнтон, старый и некрасивый, захочет иметь свой портрет? А теперь «Тайме» считает его шедевром Пендерела. Правда, он был все-таки лордом-канцлером.
— Я всегда считала, что это прекрасный портрет, — убежденно сказала Алела.
— А у меня вот нет способностей к живописи. Пендерел всегда говорил, что мне не следует и пробовать, потому что хуже явного профана может быть только профан, не считающий себя таковым. А когда я спрашивала, почему он на мне женился, он говорил, что у меня есть два незаменимых для жены качества: хороший характер и умение печь пироги. Да, у него было чувство юмора, а мой лимонный торт ему и правда нравился. Ты знаешь, недавно ко мне приходил Мергатройд. Этот молодой человек только что выпустил книгу о мистере Парнелле. Критики отзываются о нем как о безусловно талантливом человеке с абсолютно новыми подходами и исключительной энергией — правда, я плохо понимаю, что это значит. Так вот, этот Мергатройт собирается писать о жизни Пендерела. И когда я упомянула про лимонный торт, он сказал, что его очень интересуют интимные подробности, и лимонный торт — это как раз то, что нужно.
— Интимные подробности? Я бы на твоем месте насторожилась, — заметила Адела.
Эстер упустила петлю и не заметила этого.
— О, дорогая, я отказала ему. Сказала, что вряд ли могу помочь, поскольку все бумаги Пендерела разбирал его сын.
Я тогда болела и, сказать честно, по многим причинам не чувствовала себя вправе прикасаться к ним. А ранние документы ко мне вообще отношения не имеют, они связаны с матерью Элана.
— Эстер, дорогая, ты правильно сделала, что не отдала бумаги, но посмотреть их ты должна.
Эстер в очередной раз упустила петлю.
— Попинаю, Адела, но ничего не получится. Я болела и полностью положилась на Элана. Так что я ничего не знаю о судьбе бумаг.
— Как? Ты даже не знаешь, где они?
— В домике, где мы жили с Кармоной, их точно не было. Но где-то они должны быть. Все хорошо, дорогая.
Мистер Мергатройд обещал найти Элана. Так что скоро мы узнаем, как он распорядился бумагами.
Адела Кастлтон плотнее сжала губы. Даже мысль о том, что он может появиться, была для нее неприятной, и тому она находила массу объяснений. О нем ходило много неприятных слухов. Мужчины ему не доверяли и не любили. А главное, Элан ухаживал за Айрин. Он был самым молодым и неотразимо опасным поклонником. В последний год жизни Айрин часто виделась с Филдами. А потом уплыла в море и утонула. Внезапные судороги? Но у нее никогда в жизни не было судорог.
— О господи! — воскликнула Эстер Филд. — Я опять потеряла две петли. Нет, три. Кармона, дружочек…
Кармона подняла петли и встала, все еще держа шаль в руках. Такой — в белом платье, с ниспадающей к ногам алой шалью — ее и увидел спускавшийся по тропинке мужчина. На мгновение он остановился. Очень эффектно! И похорошела к тому же! «Хорошенькая» — слово, вряд ли подходящее для Кармоны, но и красивой ее никто бы не назвал. Однако есть в ней что-то очень привлекательное — обаяние, изящество. Ну что ж, Хардвика дома нет — значит, можно рассчитывать на трогательную встречу.
Мужчина перевел взгляд на Эстер Филд. А вот она ни капли не изменилась И не изменится, наверное: всегда добросердечная, простодушная старушенция. Он даже почувствовал прилив нежности, вспомнив, как легко было обвести ее вокруг пальца. Треверов не видно — очень хорошо.
Обойдемся без них. Мейзи еще ничего, но старик… А вот и Адела Кастлтон… Но, подумав, он решил, что ее, пожалуй, тоже можно будет вовлечь в игру. Конечно, это рискованно, но он сумеет это сделать… обязательно сумеет! А удачно провести рискованную игру даже интересно.
Когда молодой человек приблизился к пляжному домику, все его узнали. Это был Элан… В первый момент Кармона не поняла, больно ей или нет, перед глазами все поплыло, шаль выскользнула из рук и упала.
— Кармона, дорогая, — произнес Элан, тронув ее за плечо. Он улыбался, заглядывая ей в глаза, совсем как раньше. А в следующее мгновение уже стоял на коленях перед Эстер Филд:
— Ну как ты, дорогая? Можно и не спрашивать — выглядишь великолепно. Даже обидно немного. Странник вернулся в родные края, а оказывается, никто по нему и не скучал.
— О, Элан! — воскликнула Эстер. — Мой дорогой, дорогой мальчик!
Элан терпеливо выдержал объятия, опутавшие его красной шерстью. Чуть не половина петель соскользнула со спиц. Элан, смеясь, высвободился из рук Эстер и повернулся к Аделе:
— Леди Кастлтон… Как приятно оказаться в семейном кругу! Жаль только, что нет Хардвика! Хотелось бы его повидать.
Кармона все это время стояла не шелохнувшись. И все так же не сдвинувшись с места, произнесла:
— Я жду его завтра.
— Рад слышать! — отозвался Элан.
Кармона наконец оправилась от шока. К ней вернулась способность чувствовать. Но чувства были совсем не те, какие она ожидала. Если раньше при одной мысли, что она снова увидит Элана, в ней все сжималось от невыносимой боли, то теперь, когда он был здесь, ничего подобного она не испытывала. Он смотрел на нее с улыбкой, от которой раньше у нее замирало сердце, а сейчас она ощущала лишь гнев.
Элан вышел на солнце, и Кармона заметила, что за эти три года он стал выглядеть старше своих лет. Видно, жизнь в Америке не пошла ему на пользу. В нем было все то же обаяние, изящество движений, но что-то изменилось, что-то примешалось… инородное и неприятное. А может, изменилось что-то в ней самой? Гнев не проходил: какая наглость — вот так неожиданно свалиться на них как снег на голову! Приехать в дом ее мужа, Джеймса Хардвика, за которого она вышла замуж, после того как Элан предал ее…
Да еще и Джеймса нет дома… А если бы он был здесь, смог бы Элан так нахально сюда заявиться?
— Ну, что скажешь, Кармона? Надеюсь, пригласишь меня пожить у вас, потому что, честно признаюсь, я без гроша в кармане, — широко улыбаясь, спросил Элан.
Пеппи села и лениво потянулась:
— Привет, Элан. Откуда ты взялся? Не видела тебя целую вечность.
— Дорогая, это ты? Я был в Южной Америке.
— Что ж тебе там не сиделось?
— Много причин… Одна из них та, что кто-то разыскивал меня по объявлениям в газетах. Я подумал, что дело пахнет деньгами, и приехал. Но, оказывается, этот тип, что давал объявления, решил поднажиться за мой счет.
Ему понадобились бумаги моего отца. Похоже, интерес к Пендерелу Филду возрос, вот он и решил сделать деньги, написав его биографию.
Пеппи смотрела на него, не спуская глаз:
— Не думаю, что Кармона сможет тебя приютить, — сказала она. — Если честно, то удивляюсь, как у тебя хватает смелости просить об этом. К тому же в доме просто нет места.
— Нет-нет, конечно же ты не можешь здесь остановиться, — с трудом поднимаясь, вмешалась Эстер Филд. — Дом и правда полон. Это невозможно, и думать нечего.
Пойдем со мной, поговорим. Ты помнишь Эннингов? Они раньше пускали к себе жильцов, и ты несколько раз останавливался там, когда у нас не хватало места.
— О да, Эннингов помню, — засмеялся Элан.
— Так вот, миссис Эннинг очень больна, но Дарси по-прежнему сдает комнаты. Теперь у нес настоящий пансион. Я как раз вчера ее видела и как-то случайно упомянула о тебе. Думаю, у них найдется место. Ну, пошли, дорогой, обо всем поговорим дома.
Кармона молчала. Застывшее лицо ее было мрачным.
— Ну, что скажешь, Кармона? Время бежит, а я в обед перекусил лишь бутербродом. Разговор с Эстер, наверное, затянется. Ты пригласишь меня на ужин? Или за столом тоже нет места?
— Да, мы накормим тебя, — спокойно сказала она.
Глава 3
Эстер Филд скрывалась от жары в утренней гостиной.
Оставив вязанье в холле, она сидела у окна и, тяжело дыша, обмахивалась чем-то, что попалось под руку. По напряженному выражению ее лица было видно, что она не столько устала от трудной дороги к дому, сколько взволнована. Оправившись от неожиданной встречи, она думала об Элане: «Несносный мальчишка. Как он мог приехать сюда после того, что сделал с Кармоной? Джеймсу наверняка это не понравится. Своим появлением он всех поставил в неловкое положение». Чем больше Эстер думала об этом, тем тревожнее становилось у нее на душе: «Что-то здесь не так. Я бы его не оставила».
— Дорогая, я знаю, о чем ты думаешь, — засмеялся Элан. — «Своим появлением он всех нас поставил в неловкое положение». Но ты же знаешь мой взбалмошный характер. Если я чего-то захочу — подавай мне это на блюдечке здесь и сейчас.
Эстер продолжала нервно обмахиваться.
— Ты не должен был приезжать сюда.
Элан небрежно махнул рукой:
— Брось, дорогая, мы живем не в Викторианскую эпоху. Чувствовать себя виноватым только потому, что у нас с Кармоной хватило благоразумия не связывать себя браком, смешно.
— Ты не должен был приезжать, — повторила Эстер. — Зачем ты вернулся?
Элан улыбнулся:
— Повторяю. Я приехал, чтобы привести в порядок бумаги моего отца, которыми интересуется Мергатройд. Не стану утверждать, что мною движет исключительно уважение к его памяти. Конечно это не так — такое я не могу себе позволить, тем более бесплатно. Но раз уж возник такой интерес к отцу, я имею право рассчитывать на свою долю в этом деле.
Эстер с недоверием смотрела на Элана.
— Но, Элан, мистер Мергатройд не захочет покупать эти письма.
— Думаю, не захочет. Биографы этого не делают. И все же деньги за них получить можно.
— Каким образом? Не понимаю.
— Придет время, поймешь. Видишь ли, мне нужны деньги. К сожалению, без них не проживешь. Мне тут подвернулось одно выгодное дело. Если оно выгорит, я буду обеспечен по гроб жизни и никому больше не доставлю хлопот. Но для этого надо малость рискнуть.
Эстер внимательно смотрела на него.
— Но какое отношение имеют к этому письма твоего отца?
— Может быть, никакого… Все зависит от обстоятельств, а если точнее, все зависит от тебя.
— Ты уверен?
Элан улыбнулся своей самой очаровательной улыбкой:
— Да, дорогая, от тебя. От того, насколько ты захочешь меня понять.
— Я слушаю тебя.
— Все предельно просто. После смерти отца я получил несколько сот фунтов — не густо, правда же?
— Ты получил все, что осталось, Элан.
— Дорогая, я все прекрасно помню — себе ты ничего не оставила. Хочешь напомнить, что отдала мне свои деньги?
— Ты получил еще деньги матери. Неужели все уже истратил?
— До последнего гроша, дорогая. Тебя это удивляет?
Эстер знала, что иначе и быть не могло. По мнению Элана, деньги для того и существовали, чтобы их тратить. И сколько бы она ни дала ему сегодня, завтра от них ничего не останется. Элан знал, как покоришь ее сердце, которое, по выражению Пена, было как размягченное масло. Но в роду Эстер было немало расчетливых деловых людей, знавших счет деньгам, и поэтому до конца покорить ее Элану не удавалось.
— Я давно уже потеряла надежду, что ты когда-нибудь образумишься, — сказала Эстер.
Элан кивнул:
— Я был дураком, дорогая, нет нужды это доказывать.
Но на этот раз эго верное дело. Вот послушай, я тебе все объясню. Речь идет о разведении лошадей. Я работал с одним парнем по имени Кардосо. Мы очень с ним подружились. У него есть небольшое ранчо, и дела идут весьма успешно. Но сейчас появилась возможность приобрести более крупное хозяйство. Там все налажено, есть племенное поголовье лошадей, отличное водоснабжение — одним словом, то, что надо. Кардосо готов вложить в это дело две трети капитала и согласен взять меня в партнеры, если я найду остальные деньги. Такой случай может никогда больше не подвернуться.
— И сколько же ты должен найти?
— О, три-четыре тысячи. Кардосо надеется уговорить хозяина сбавить цену, но, даже если придется выложить всю сумму, это очень дешево.
Эстер Филд перестала обмахиваться. Ей уже было не жарко. Она старалась никогда не отказывать Элану, но сейчас, несомненно, она должна была это сделать. Одно дело — поделиться с ним доходами, и другое — тронуть капитал.
Он достался ей от ее семьи и должен перейти к Кармоне и ее детям.
— Радость моя, — ласково сказала она, — уж и не знаю, чем я могу тебе помочь.
— Не знаешь? Зато знаю я. Я не могу упустить такую возможность. — Его слова зазвучали мягко. — Долг я обязательно верну. Года через два начну выплачивать тебе по пятьсот фунтов в год — если хочешь, с процентами: я понимаю, что это деловая сделка. Ты не пожалеешь, обещаю, скоро ты будешь гордиться мной.
Эстер отвернулась, она чувствовала неловкость. Неужели он считает ее такой дурой? Любой, кто хоть немного знал Элана, понимал, что полагаться на его слова нельзя. Никто не поверил бы, что он вернет долг. Конечно, ей хотелось помочь Элану, но деньги, которые он просит, неприкосновенны. Она обязана сохранить их для Кармоны и ее детей.
Элан понял, что потерпел неудачу. Эстер была одна из тех дородных добрых женщин, которые были сговорчивы до определенного момента, но потом становились непоколебимы. Пусть будет так. Элан вынул пачку сигарет, закурил и сунул ее обратно в карман.
— Видишь, у меня даже нет портсигара. Я заложил его, чтобы купить билет на поезд — Я могу дать тебе денег — продержаться, пока не найдешь себе дело.
— Дорогая Эстер, я уже нашел его. И намерен им заняться. Но для этого мне нужны деньги. Если ты не хочешь выручить меня, мне придется искать их в другом месте. Биография отца может стать бестселлером, если я предоставлю Мергатройду те материалы, что у меня есть. Ты же знаешь, биографии читать скучно. — Элан выпустил облачко дыма. — Скучно, потому что самое интересное в книгу не попадает. А если читатель получит правдивую историю о том, что оказало влияние на творчество выдающегося человека, и почему он поступал так или иначе — особенно иначе, — то книга вызовет огромный интерес, тебе не кажется?
Эстер как завороженная смотрела на Элана.
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
— Не волнуйся, я объясню. Очень доступно, если есть такая необходимость. Короче говоря, отец сохранил письма, которые, будь он поосторожнее, ему следовало бы уничтожить. В прессе это принято называть «компрометирующей перепиской». Благодаря ей, любая книга может стать бестселлером. Не понимаю, почему все лавры должны достаться Мергатройду. Я намерен предложить ему пятьдесят процентов, и то это очень щедро. Если он согласится на мои условия, я разрешу ему воспользоваться этими письмами и взять из них все, что он пожелает.
Если не согласится, я опубликую их сам и получу солидный куш.
Эстер молчала. В темной комнате висел сигаретный дым, и сквозь этот дым она видела ухоженного и уверенного в себе Элана, стоящего рядом с камином с отделкой из дорогого черного дерева.
Взглянув на Элана, Эстер отвернулась:
— Ты не посмеешь.
— Посмею. Разве не ты отдала мне право распоряжаться бумагами отца?
— Я могу отменить свое решение.
Элан понял, что ему не удалось провести ее. Она знает свои права, а на это он не рассчитывал. Он повел рукой и рассмеялся:
— Дорогая, выяснение между нами законных прав на эти бумаги принесет этому делу еще больше успеха. Надеюсь, ты понимаешь, что у меня могут остаться их копии.
Ты не сможешь помешать мне. Ты ничего не сможешь сделать — если откажешься дать мне денег.
Эстер не слушала Элана. Мысли ее были прикованы к письмам Пена. Есть ли в них что-то, чего она не знает?
Они с Пеном были счастливы. У него бывали причуды, сомнения, муки творчества. Как у всех артистических натур. Один день они на взлете, другой — в глубоком отчаянии. Такие люди нуждаются в надежной опоре. Уверенности — вот чего им не хватает. Кто-то постоянно должен быть рядом, чтобы поддерживать в них чувство уверенности в себе. Именно такой опорой она и была для Пена. И никто не сможет умалить ее роли. Эстер вспомнила, как Пен, бывало, смотрел на нее со своей странной загадочной улыбкой и говорил: «Какая ты уютная женщина, Эстер».
Ее взгляд снова остановился на Элане.
— Но, Элан… ты не можешь так поступить… с личными письмами твоего отца, — с трудом подбирая слова, сказала Эстер. — Я не читала их, но уверена, что там немало того, что Пен не хотел бы видеть опубликованным. Ему много писали… ты же знаешь, что он был любимцем женщин. Пен не делал из этого тайны, но и в подробности не вдавался — я не знаю имен его поклонниц. Но к этим письмам он никогда серьезно не относился, смеялся над ними и бросал в огонь. Возможно, какие-то из них он сохранил…
— Я говорю как раз о тех, что он сохранил. И, смеясь над ними, он их хранил и отвечал на них.
— Откуда ты знаешь, что он отвечал?
— Потому что его собственные письма тоже там. Вся переписка — и его, и ее письма. Наверное, она не решалась держать их у себя и уничтожить не могла.
— Она? — повторила Эстер и торопливо добавила:
— Нет-нет, не говори мне ничего. Не хочу об этом знать.
Элан усмехнулся:
— Дорогая, все равно узнаешь, когда письма будут опубликованы. Если, конечно, они будут опубликованы.
Этого могло бы и не произойти. Я вовсе не хочу причинять тебе боль. Я бы предпочел не будить лиха, пока оно тихо, и раздобыть деньги каким-то другим способом. — Элан повернулся и взглянул на часы, стоявшие на каминной полке, — громоздкое сооружение из черного мрамора с голубым циферблатом и массивными золотыми стрелками. — Половина седьмого! Как летит время при встречах с родственниками! В котором часу вы обедаете?
— В восемь холодный ужин, — машинально ответила Эстер.
— Тогда мне пора отправляться к Дарси, узнать, приютит она меня или нет. Если нет, придется идти в гостиницу «Якорь». Разве только Кармона передумает.
Раскрасневшееся от жары лицо Эстер побледнело. Видно было, что ее мысли витали где-то далеко. Но, услышав имя Кармоны, она встряхнулась.
— Нет-нет, здесь тебе нельзя оставаться… это неудобно…
— С тремя-то дуэньями?
— Нет, нельзя, — повторила Эстер, голос ее дрожал. — Даже не думай об этом. Иди узнай, найдется ли у Дарси место для тебя. Если хочешь, я могу дать тебе фунтов пятнадцать на первое время, а там, может, как-то все устроится.
Элан широко улыбнулся:
— Конечно устроится. И ты не беспокойся, дело это верное. Надо только взяться за него с умом. Ну ладно. Я пошел, увидимся позже. — Он послал ей воздушный поцелуй и ушел.
Было слышно, как хлопнула в холле дверь. Элан с чемоданом в руке прошел мимо окна. Эстер осталась одна в сумрачной комнате.
Глава 4
Дом Эннингов мало чем отличался от домов, расположенных на побережье. Но полковник Эннинг не замечал этого. Он был уверен, что башенки и балконы, которые украшали его дом, были самыми красивыми. Прошло много лет с тех пор, как он вернулся с Востока, цены росли, деньги обесценивались, содержать дом становилось все труднее и труднее. Пришлось распустить прислугу, и Эннинги решили, что дом для них слишком велик. Но сдавать приезжим комнаты они стали только после смерти полковника, поскольку сводить концы с концами стало еще труднее. С годами число сдаваемых комнат увеличивалось. И теперь дом окончательно превратился в пансион.
Элан Филд скорчил брезгливую гримасу. Ему не нравилась перспектива утром и вечером наблюдать лица престарелых матрон. Но ничего не поделаешь, пансионы обычно кишат пожилыми дамами. Но как Дарси может жить в такой обстановке — у Элана не укладывалось в голове. Она всегда была эмоциональной, страстной, даже чуть-чуть порочной — и потому невероятно соблазнительной. Интересно взглянуть на нее сейчас.
Дверь открыла сама Дарси. «Кажется, ей нет тридцати», — попытался вспомнить Элан. Но как она изменилась! Если бы он встретил ее на улице, то прошел бы мимо, не распознав в худой, увядающей женщине маленькую, хрупкую брюнетку, которую он знал раньше… И почему время так не любит брюнеток?
— Привет, Дарси, — сказал Элан.
— Элан… — беспомощно произнесла она. И после некоторой паузы неожиданно резко выкрикнула. — Что тебе надо?
Элан прошел в холл.
— Разве ты не хочешь поздороваться со старым другом?
Возможно, ты и не заметила, но меня не было здесь три года. Работал в Южной Америке, — уточнил он. — Вот, вернулся, а оказывается, никто не собирается заколоть жирного тельца в мою честь. Это меня немного огорчает.
Лицо Дарси было непроницаемо.
— Как странно, не правда ли? А ты ждал, что, скажем, Кармона заколет в твою честь жирного тельца? Не ты ли бросил ее прямо в церкви? По крайней мере, так я слышала.
Элан улыбнулся:
— Не слишком ли здесь людное место для обсуждения наших друзей? Как ты считаешь?
Прогнать его сразу было бы слишком просто. Дарси давно ждала этого часа. Она готовилась к нему долгие бессонные ночи, снова и снова переживая ту боль, которую причинил ей Элан. Сегодня она собиралась уничтожить его своей обличительной речью.
Пройдя через холл, Дарси распахнула дверь кабинета.
— Если ты считаешь, что нам есть о чем говорить, можешь пройти. Но я не думаю, что у нас есть общие темы для разговора.
По-прежнему улыбаясь, Элан вошел в кабинет.
— Я, собственно, хотел спросить, могу ли я рассчитывать на ночлег. Эстер сказала, что у тебя может найтись свободная комната. У Кармоны дом полон.
Дарси показалось, что ее окатили холодной водой.
Новая вспышка гнева охватила ее. Она вдруг поняла, что Элан пришел не к Дарси — женщине, а к Дарси — содержательнице пансиона. Вспыльчивость не приносит дохода, но поселить у себя Элана…
— Неужели у Кармоны не нашлось для тебя места? Как странно! — язвительно сказала Дарси.
Элан слегка пожал плечами — такой знакомый ей жест.
— В общем, так. Все, на что я могу там рассчитывать, — это холодный ужин. Глупо все это. На мой взгляд, прошло достаточно времени, чтобы забыть и похоронить прошлое. Зачем его ворошить? Все эти страсти по минувшему пахнут дурным тоном.
Дарси вспыхнула.
— Это относится и ко мне, да?
— Ко всем. У каждого в жизни были веселые деньки.
Насколько я помню, нам с тобой было хорошо. Но мы разумные люди и понимаем, что всему на свете приходит конец. И сопротивляться этому бессмысленно. Надо смотреть в будущее, впереди нас может ждать счастье — новое счастье. А может и не ждать. Счастье изменчиво.
Дарси отлично понимала, что происходит. Дом Кармоны для Элана закрыт. Деваться ему некуда. Сейчас он пытается выстроить приятные, удобные для него отношения. Он приложит все усилия, чтобы задобрить ее, при необходимости прельстить. Дарси со стыдом подумала, что готова на все, лишь бы снова поверить в него, позволить себя соблазнить. Она понимала, что ничего хорошего из этого не выйдет. Но ужаснее было сознавать, что жизнь твоя закончена, и больше ничего в ней не произойдет.
— Ах, как тебе нравится, когда тебя любят…
— Всем нравится.
— Но не все имеют то, чего хотят. Как, по-твоему, легко ли мне было?
— Я был ужасно расстроен, когда узнал о болезни твоей матери, — проникновенно сказал Элан.
— Спасибо… Сейчас ей получше. Она заболела из-за меня. Нервы. Ты понимаешь, о чем я? Я говорю о последней нашей встрече.
— Дорогая…
— Помнишь, я сказала, что у меня будет ребенок, — тихим ровным голосом напомнила ему Дарси.
— Бедняжка, но что я мог поделать? Помочь я не мог, поскольку был на мели. Но ты была на высоте, со всем справилась сама: тихо, без скандала. Как тебе это удалось?
«Спрашивает, будто и впрямь его это интересует, прикидывается другом, — подумала Дарси. — А на самом деле, ничего человеческого в нем нет. Не умеет ни любить, ни ненавидеть… Даже приходить в ярость не умеет. Просто плывет по течению и готов на все, лишь бы так и продолжалось. И ни до кого ему нет дела».
— Как-то справилась. Нашлись люди, которые не могли иметь детей. Они приютили меня, а когда я родила, усыновили моего мальчика и уехали в Австралию. Так что я никогда не увижу сына, — бесстрастным голосом закончила свой рассказ Дарси.
— Как все удачно сложилось: нашлись подходящие люди, усыновили ребенка и в довершение ко всему уехали на другой конец света, — сказал Элан. — Хорошо то, что хорошо кончается.
Глядя на него горящими глазами, Дарси воскликнула: