— Я готова тебя убить за это!
   В этот момент дверь открылась, и на пороге показалась миловидная женщина лет сорока. Она на мгновение замерла и в смущении закрыла дверь.
   — Ну, теперь мне крышка! — расхохотался Элан. — Ну и злюка же ты, Дарси!
 
   Миссис Бэркетт чуть не бегом поднялась по лестнице, постучала в дверь и, не дожидаясь ответа, влетела в комнату.
   Мисс Мод Силвер удивленно подняла глаза от своего вязанья. Она сидела в кресле с высокой спинкой и наслаждалась легким ветерком с моря. Комната была светлой и просторной, с чудесным видом из окна: голубой залив сверкал под солнцем, с моря тянуло свежим ветерком.
   Отпуск мисс Силвер и ее племянницы Этель Бэркетт подходил к концу. Жалко, но завтра они должны возвращаться домой. Отпуск оказался очень удачным. Этель впервые за много лет рассталась с семьей на время отдыха. Оторвать ее на две недели от мужа и детей оказалось делом нелегким. Но результат превзошел все ожидания. Этель великолепно выглядела и отлично себя чувствовала.
   — Что тебя так встревожило, дорогая?
   — О, тетя… я попала в такое неловкое положение…
   Мисс Силвер озабоченно взглянула на племянницу:
   — Может, ты сядешь и расскажешь все по порядку? Что случилось?
   Миссис Бэркетт опустилась в кресло:
   — О, надеюсь, ничего особенного. Но так странно было услышать это от мисс Эннинг! Она всегда такая сдержанная. А тут еще я налетела на них. Конечно, надо было бы постучать, но мне и в голову не пришло, что у нее кто-то есть. Я хотела заглянуть к ней, поболтать немножко. Она была так любезна с нами, так внимательна, а поскольку мой поезд завтра уходит рано, я и подумала…
   Мисс Силвер мягко, но решительно прервала Этель:
   — Очень мило, но я ничего не поняла. Что тебя взволновало? Ты зашла к мисс Эннинг и обнаружила, что она не одна…
   — Я так сбивчиво рассказываю, а у тебя такое логическое мышление… Ну вот, я заглянула в ее кабинет, посмотреть, там ли она… я, конечно, никак не ожидала, что у нее там кто-то есть. Открываю дверь, а она стоит возле стола и произносит нечто чудовищное, обращаясь к молодому человеку неземной красоты. Таких красавцев я сроду не видывала. Правда, тетя.
   — Дорогая, не слишком ли мелодраматично?
   Этель кивнула:
   — Но, тетя, так оно и есть, прямо кадр из кинофильма. Никак не ожидала застать сцену из кинофильма в уютном частном пансионе. Ты бы, наверное, тоже удивилась.
   Мод Силвер кашлянула, что означало несогласие. Она по опыту знала, что мелодрамы разыгрываются в самых неожиданных местах.
   — Может, ты все-таки скажешь, что тебя в этой сцене так смутило? — спросила она.
   — Он стоял у камина, она — возле стола. Он держался спокойно, непринужденно. А у мисс Эннинг глаза горели, а сама она была бледная как полотно. Я вошла в тот момент, когда она кричала: «Я готова тебя убить за это!» У нее и правда был такой вид, будто она способна на это. Я, конечно, тут же ушла и закрыла дверь, но она не могла меня не заметить. Такая неловкая ситуация!
   Мисс Силвер снова принялась за свое вязанье — крохотную кофточку для новорожденного, который должен был вскоре появиться в семье брата Этель — Джима.
   — Когда люди ссорятся, они часто говорят глупости, но это не значит, что они способны их совершить, — оторвав взгляд от пушистой шерсти, сказала, улыбаясь, мисс Силвер. — А у мисс Эннинг вспыльчивый характер.
   — Вот уж никогда бы не подумала.
   — Тем не менее это так, хоть она и умеет держать себя в руках. Но не будем гадать, что вывело ее из равновесия.
   Красивые молодые люди часто бывают причиной большого горя. Мне кажется, мисс Эннинг была раньше очень привлекательной.
   — Да? — удивилась Этель.
   — Не сомневаюсь, дорогая. Мне рассказывала о ней миссис Филд, добрейшая женщина, что живет сейчас в доме над обрывом. Помнишь, нас познакомила с ней на пляже мисс Эннинг? У нее не ладится с вязанием — все время соскальзывают со спиц петли. Я ей несколько раз помогала. Хотела научить ее континентальному способу вязания. Тогда она не будет терять петли. Но, к сожалению, она оказалась неспособной ученицей.
   Но успехи миссис Филд на поприще рукоделия не интересовали Этель Бэркетт.
   — Так она рассказывала тебе о мисс Эннинг?
   — Да. Каждое лето Филды снимали тут дом. Муж миссис Филд был довольно известным художником. Он умер несколько лет назад. Они хорошо знали Эннингов. Дарси, как рассказывает миссис Филд, очень изменилась, а была очаровательной живой девушкой. Знаешь, дорогая, я не раз замечала, что веселые темпераментные девушки в среднем возрасте чаще всего становятся замкнутыми и суровыми. Странно, но мне приходилось быть тому свидетельницей.
   — Наверное, наступает время раскаянья. В молодости грешат, а потом испытывают угрызения совести, — заметила Этель Бэркетт.

Глава 5

 
   Вечером мисс Силвер, как обычно, зашла проведать миссис Эннинг. Та была занята вышивкой, которую начала еще до болезни и все никак не могла закончить. Букетик из цветов шиповника был почти готов, но голубой бант, скреплявший его, — только начат. Над этим бантом миссис Эннинг и трудилась, протягивая иголку с бледно-голубым шелком сквозь канву. На конце нити не было узелка, и она проскакивала сквозь ткань, но миссис Эннинг в который раз самозабвенно вновь и вновь делала стежок и вытягивала нить.
   Время от времени она прислушивалась к радио, но в программе то и дело звучало что-нибудь, что расстраивало ее.
   Мисс Силвер сразу заметила, что сегодня миссис Эннинг чем-то взволнована. Рука, державшая иглу, дрожала, а обычно безмятежное лицо было нахмурено. Взглянув на мисс Силвер, она огорченно сказала:
   — Дарси не приходит, ничего мне не рассказывает.
   Прислала мне ужин с этой прислугой-чужестранкой. Никто ничего не говорит, но я знаю, что он здесь.
   — Кто-то, кого вы хотите видеть? — поинтересовалась мисс Силвер. Сев на стул, она наклонилась посмотреть на вышивку. — Красивый рисунок, и вы так хорошо его выполнили.
   Миссис Эннинг сделала стежок и вытянула голубую нить.
   — Я слышала его голос. Мы о нем не говорили из-за того, что случилось. Дарси была такой красивой, веселой, но мы больше не вспоминаем об этом.
   Мисс Силвер принялась за свое вязание.
   — О несчастьях лучше не вспоминать, — участливо сказала она. — Есть ведь и счастливые воспоминания, правда? И каждый день приносит что-нибудь приятное, разве не так?
   — Мне он так нравился, — жалобно сказала миссис Эннинг. — И всем нравился. А Дарси была такой красивой…
 
   Ужин в доме над обрывом прошел в мрачной обстановке. Элан подумал, что вечер безнадежно испорчен. Враждебностью был пропитан даже воздух. Элан не мог больше выдерживать этой атмосферы и, покинув гостиную, вышел на террасу. Мысли его путались. Старик Тревер пялился на него все время. Зареванная Эстер даже не пыталась скрыть своего настроения. Неужели она считает свои чувства настолько ценными, чтобы самозабвенно предъявлять их окружающим? Сидит этаким живым укором с красными глазами и молчит. Это просто распущенность или недостаток воспитания. Зато у леди Кастлтон с воспитанием все в порядке. В ней все дышит аристократизмом. Уж что-что, а создать ледяную атмосферу она сумеет всегда. Никогда ее не любил, заносчива… Все-таки, кроме красивой внешности, в женщине должно быть еще что-то, теплота что ли?
   Ну, ничего. Скоро ей придется поубавить гонору. Я об этом позабочусь. А Кармона… невероятно похорошела и владеет собой отлично, но зачем она так злопамятна? Сидит, слова не проронит. В общем, если бы не они с Пеппи, да еще старуха Мейзи, которая весь вечер болтала всякие глупости, их компания походила бы на сборище привидений. Надо попытаться как-то разрядить обстановку.
   — Здесь чуть прохладней, и ветерок свежий. Вы много теряете, сидя там. Почему бы не выйти на свежий воздух? — громко произнес Элан, обращаясь ко всем находящимся в гостиной.
   Поскольку на его призыв никто не отозвался, Элану пришлось повторить свое предложение. Адела Кастлтон встала со стула и направилась к двери.
   — Здесь жарко, — сказала она.
   — Дорогая, — дрожащим голосом остановила ее Эстер Филд. — Может, что-нибудь накинешь? — затем, придержав Аделу, шепотом добавила:
   — Ты уверена, что поступаешь разумно?
   — О да, — улыбнулась Адела.
   Леди Кастлтон вышла на террасу. Вечернее освещение делало свое дело, оно сглаживало недостатки, делало мир загадочным. Даже ростры, окрашенные сумерками, казались таинственными. Легкий ветерок полумрака, аромат цветов и насыщенный запах вечернего моря дополняли волшебную картину.
   — Вы правы, воздух восхитителен, — сказала Адела Кастлтон. — Давайте прогуляемся по саду.
   Придерживая подол своего черного платья, она направилась к ступенькам, которые вели в сад, Элан в недоумении последовал за ней. Было понятно — она хочет поговорить с ним.
   Дойдя до середины сада, леди Кастлтон резко остановилась.
   — Вы расстроили Эстер. Ради этого вы вернулись?
   Элан раскурил сигарету, убрал в карман пачку и только после этого ответил:
   — Вы ее давняя приятельница. Кому, как не вам, знать, что у миссис Филд глаза на мокром месте. Мы говорили об отце.
   — Я знаю, о чем вы говорили.
   Элан выпустил струю дыма — Значит, она вам все рассказала?
   — Да. Я зашла к ней перед ужином и застала ее в слезах.
   — Из-за писем отца? Даю слово, я не хочу ее расстраивать, но если биография отца все-таки выйдет, она должна быть правдивой. Отец был многогранной натурой. Он любил Эстер — да и кто ее не любит? Но она была не единственной женщиной в его жизни.
   — Полагаю, нет. Но неужели вы хотите, чтобы об этом узнали все?
   Элан развел руками.
   — Не знаю, что вам сказала Эстер. Дело в том, что картины Пендерела Филда пользуются сейчас большим успехом. У нас осталось несколько — кажется, какие-то эскизы и портрет Эстер. И она не хочет с ними расставаться — А почему она должна с ними расстаться?
   — Разве я сказал, что она должна? Никогда не посмел бы настаивать на такой жертве.
   — Вы удивляете меня, — сухо заметила Адела Кастлтон.
   — Чем же? Если вы знаете, отец не оставил мне наследства, после его смерти я получил несколько сот фунтов. Сейчас фигурой Пена заинтересовались биографы.
   И я уверен, что имею право заработать на этом интересе, тем более что документы, без которых биография будет скучной, находятся у меня. Там есть пачка писем, которая любую биографию превратит в бестселлер. Ими обязательно нужно воспользоваться, поскольку без интимных подробностей книга превратится в безвкусную жвачку. Ее просто никто не будет читать. Мне жаль Эстер, ее чувства задеты, но подобные осложнения, мне кажется, всегда возникают при написании мало-мальски интересной биографии.
   — Вы намереваетесь пожертвовать чувствами Эстер?
   — Напротив, я готов пожертвовать своей выгодой.
   Я очень люблю Эстер и не хочу причинять ей страданий.
   Я согласен на сумму, несопоставимую с теми деньгами, которые я могу заработать, продав письма, а лучше — опубликовав их сам. Вы знаете, сами по себе письма могли бы иметь успех. Их около ста пятидесяти. Они полны сокровенных чувств и романтики. Я повторяю, что не хочу расстраивать Эстер. Но у меня сейчас трудное положение. Речь идет о приобретении крупного ранчо. Если я не сумею достать деньги, то упущу возможность стать партнером в серьезном деле. Я не могу позволить Эстер помешать мне встать на ноги. Но если она поможет, я готов забыть про письма.
   — Но это же низко! — воскликнула Адела Кастатон.
   Элан сделал глубокую затяжку.
   — Думаю, не стоит прибегать к подобным словам. Так будет разумнее. Особенно для вас.
   — Почему для меня?
   С моря вдруг подул холодный ветер.
   — Не догадываетесь?
   — О чем вы?
   — Лучше я расскажу вам про переписку отца и молоденькой девушки — прекрасного и милого создания. Он знал ее с детства. Они часто виделись. Она написала ему первая. Он ответил ей — в сдержанной манере взрослого человека, пишущего чересчур восторженной девочке. Со временем тон писем меняется, они становятся теплее.
   Проходит немного времени, они пишут друг другу уже ежедневно. И наконец становятся любовниками.
   Казалось, холод пронзил Аделу Кастлтон до костей. Она оцепенела. Губы не слушались.
   — Вы… не посмеете… опубликовать эти письма, — еле выговорила она.
   — Не знаю, как насчет того, что не посмею, но предпочел бы не делать этого. Вы не спрашиваете, кто эта девушка?
   — Меня это не интересует.
   — Вы уверены? И все же я скажу. Письма подписаны Айрин.
   Леди Кастлтон молча повернулась и пошла прочь.

Глава 6

 
   Элан проводил ее взглядом. Надо дать ей оправиться от шока, а потом, если потребуется, показать письма. Он был уверен, что Адела пойдет на все, чтобы не дать опубликовать письма своей сестры. Если ознакомиться с ними, то становится очевидным, что версия с далеким заплывом и внезапной судорогой ничего не стоит. «Так больше не может продолжаться. Я вижу для себя только один выход, потому что жить без тебя не смогу», — было написано в тот самый день, когда Айрин утонула. В конверт была вложена вырезка из газеты и фотография прелестной девушки, немного похожей на Адель. Так Айрин поставила точку в их с Пеном отношениях. Наверное, ее смерть была ужасным потрясением для Пендерела Филда. Но самым удивительным в этой истории было то, что ни Эстер, ни Адела не знали об этой трагической страсти. А может быть, не хотели знать.
   Элан докуривал вторую сигарету, когда услышал, что его окликнула Пеппи. Она спустилась с террасы. В темноте цвет ее бледно-зеленого платья был неразличим, но блестки отделки сверкали. Привлекательная особа. Волосы как пух чертополоха. Обесцвеченные, конечно, но не сильно. Он помнил ее двенадцатилетней девочкой с длинными светлыми косами.
   Пеппи подошла ближе. Элан остановил оценивающий взгляд на двойной нитке жемчуга у нее на шее. Трудно, конечно, определить, но, наверное, все-таки это настоящий. Он вспомнил, что слышал что-то об этом жемчуге, когда она выходила замуж. Он достался ей от семьи Билла Мейбери, и она была в нем в день свадьбы. Но жемчуг жемчугом, а ей он был рад. Перспектива возвращения в гостиную ему не улыбалась.
   — Давай пройдемся, и подальше, — смеясь, предложила Пеппи. — Я не в состоянии больше выносить этой тоски. Не понимаю, что на всех нашло. Полковник Тревер уткнулся в «Тайме». Тетя Эстер, похоже, здорово наревелась. Кармона как онемела, а у леди Кастлтон разболелась голова, и она ушла спать. А слушать миссис Тревер с ее скандальными историями времен короля Эдуарда просто невмоготу. Хочется чего-то посовременней.
   — Думаешь, я для этого гожусь?
   Пеппи весело рассмеялась:
   — Не сомневаюсь. Итак, я жажду чего-нибудь сногсшибательного.
   Они дошли до калитки.
   — Видишь ли, я немного поотстал от здешней жизни.
   Ведь меня три года не было.
   — Да, действительно! Чем же ты занимался?
   — Многим. Три года — большой срок. То, что было сенсацией, уже забылось и никого не волнует, за исключением, может, тех, кого это касалось.
   Элан открыл калитку и пропустил Пеппи вперед. Они пошли по дорожке вдоль обрыва. Прилив бью в самом разгаре. Ветер здесь дул сильнее, и волосы Пеппи растрепались. Они свернули вправо, и ветер теперь дул им в спину.
   Элан выбросил окурок и как бы между прочим сказал:
   — А Биллу, наверное, и сейчас было бы интересно узнать о твоей увеселительной прогулке в Трептон. Это было… дай вспомнить… кажется, в июне, три года назад?
   Пеппи показалось, будто протянувшаяся между ними ниточка порвалась. Элан мог бы поклясться, что у Пеппи перехватило дыхание. Но она тут же рассмеялась и беззаботно воскликнула:
   — О чем это ты?
   — О тебе, дорогая… о Трентоне… и Сириле Мейнарде.
   Она снова засмеялась:
   — А Билл… ты забыл его?
   — О нет. Но ты забыла, не так ли? А он, я думаю, может заинтересоваться этим.
   — Элан, дорогой, я не имею ни малейшего представления, о чем ты говоришь.
   — Об одной скандальной истории и о том, сколько лет должно пройти, прежде чем ею перестанут интересоваться. Лично я склонен считать, что интерес не угаснет до тех пор, пока живы те, кому это небезразлично. А старина Билл, мне кажется, к тебе очень небезразличен.
   — Очень мило, что ты так думаешь. Ведь Билл — мой муж, и ты это знаешь.
   — В этом-то все и дело, дорогая. Он — твой муж, любит тебя и может весьма косо посмотреть на то, что ты с Сирилом три года назад провела уикэнд в Трентоне.
   Пеппи шла так быстро, что Элан даже отстал немного.
   Но сейчас она остановилась и, резко повернувшись к нему, топнула ногой:
   — Это у тебя такие шутки?
   — О нет, это не шутка. Видишь ли, тогда я тоже был в Трентоне. И видел, как вы приехали. Я заглянул в регистрационный журнал, и обнаружил, что вы записались там под именем мистера и миссис Сирил Смит. Вот мне и пришло в голову, что Биллу было бы интересно об этом узнать.
   Руки Пеппи судорожно вцепились в платье. Элан заметил это и улыбнулся.
   — И ты намерен познакомить его с этой выдумкой? Неужели ты думаешь, что он поверит этой чепухе?
   — Конечно нет. Но я предложу ему заглянуть в регистрационный журнал, который наверняка сохранился. Ты знаешь, что у Сирила своеобразный почерк. И Билл это знает.
   — Думаешь, он поедет в Трентон искать этот журнал?
   — Думаю, что поедет. Он мне, конечно, не поверит.
   И отправится в Трентон только для того, чтобы уличить меня в обмане. Только это окажется правдой, и ты это знаешь.
   После долгого молчания Пеппи спросила:
   — Чего ты хочешь?
   Элан рассмеялся:
   — Вот и умница! Все можно решить цивилизованным путем. Билл — замечательный парень, и ты само очарование… Зачем мне разрушать ваш брак? Терпеть не могу конфликтные ситуации. Но ведь надо как-то жить.
   — С помощью шантажа?
   Элан вздохнул:
   — Дорогая, давай не будем разыгрывать мелодраму. Это так старомодно.
   — Удивляюсь, как тебя до сих пор никто не убил! — в сердцах воскликнула вдруг Пеппи.
   — Смотри, кто-то идет, — театральным шепотом произнес Элан.
   По тропинке шла влюбленная парочка: Мирта Пейдж и Норман Иванс. Мисс Мирта работала в дамском салоне, а ее кавалер был клерком местной адвокатской конторы.
   Поравнявшись с Пеппи и Эланом, они зашептались, прибавили шаг и свернули за угол.
   Элан укоризненно покачал головой:
   — Видишь, что получается, когда теряешь самообладание? Они слышали, что ты сказала.
   — Ну и что?
   — А то, — еле сдерживая смех, сказал Элан, — что теперь, прежде чем столкнуть меня со скалы, тебе придется хорошенько подумать. На мое счастье есть свидетели того, что ты желаешь моей смерти. Они слышали, как я называл твое имя.
   Пеппи развернулась и пошла к дому. Ветер дул в лицо.
   Когда они подошли к калитке, Пеппи, не поворачивая головы, спросила:
   — Чего ты хочешь?
   — Видишь ли, я нахожусь в стесненных обстоятельствах.
   Но ты могла бы помочь мне. Я не стану просить у тебя деньги, да их у тебя и нет. Но принять в подарок твой жемчуг, я бы, пожалуй, согласился. Чтобы не ставить тебя в трудное положение, я готов обратиться к знакомому мастеру и сделать копию с твоего ожерелья. Билл не заметит подлога. Все будут в выигрыше. Ты обретешь покой, а я поправлю свои дела.

Глава 7

 
   «Слава богу, день закончился», — вздохнула Кармона, вернувшись в свою комнату. Она пыталась разобраться в себе.
   Хотела понять, откуда взялось это чувства страха и напряжения. Ведь встреча с Эланом была неизбежна. У них много общих знакомых, а это значит, что рано или поздно они должны были столкнуться. Пытаться избежать встречи было бы слабостью. Стало быть, единственно разумный и достойный выход — возобновить старые родственные отношения и вести себя так, как будто ничего не произошло. И это естественно: теперь у нее есть муж, она не может позволить себе тратить эмоции на бывшего возлюбленного. Кармона прислушивалась к голосу разума, но избавиться от напряжения не могла. И все-таки хорошо, что день, который начался с ощущения приближающейся бури, прошел и больше никогда не повторится. Буря так и не разразилась. Или разразилась?
   Кармона переживала за Эстер. Сегодня за столом у нее был глубоко несчастный вид. Понятно, что причиной тому был Элан. Неужели он опять просил денег? Вряд ли. При необходимости Эстер может постоять за себя.
   Три года назад она мягко, но решительно положила конец его попрошайничеству. Дело не в деньгах, а в чем-то другом.
   С Ацелой тоже что-то произошло. После прогулки с Эланом она вернулась сама не своя. Пришла, машинально разложила пасьянс, а потом вдруг сгребла все карты, встала и заявила, что у нее разболелась голова и она идет спать.
   Потом вернулась бледная Пеппи. Она послала всем воздушный поцелуй, сослалась на то, что она уже совсем без сил и лучше ей уйти, пока она не заснула у всех на глазах, и ушла.
   Затем появился Элан и сказал, что ему тоже пора идти, поскольку дверь в пансионе запирается рано, а ключей у него нет. Прощаясь, он попросил позволения прийти завтра.
   Восстановив события вечера, Кармона, кажется, нашла причину своего напряжения. Когда она надела ночную рубашку, в дверь кто-то тихонько постучал и, не дождавшись ответа, в комнату вошла Пеппи, одетая в желтую пижаму.
   — Если Элана убьют, виноват в этом будет только он сам, — зловеще прошептала она. И, плюхнувшись на широкую кровать, разрыдалась.
   — Пеппи!
   — А за шантаж можно упрятать человека за решетку?
   — Можно.
   — Да, но какой толк? Он же прекрасно знает, что я скорее умру, чем обращусь в суд.
   — Что случилось, Пеппи? Может, ты объяснишь?
   Голубые глаза Пеппи сверкали слезами отчаянного негодования.
   — Должна рассказать, иначе просто взорвусь! Самовозгорюсь! Люди когда-то верили, что это возможно. Вспыхнешь — и конец! Остается только пепел да забавная история о том, как в тебя вселился дьявол.
   — Пеппи!
   Она снова энергично тряхнула головой:
   — Не думай, что я шучу. Этот гад Элан шантажирует меня.
   Кармона не удивилась. Поступки Элана давно уже перестали ее удивлять.
   — Если бы Билл узнал, он бы убил Элана! Но я ничего не могу сделать. И Элан это знает.
   Кармона опустилась рядом с нею на постель.
   — Так ты расскажешь?
   Пеппи покачала головой:
   — Я всегда тебе все рассказывала. — Она грустно взглянула на Кармону. — Знаешь, я потому и вышла за Билла. Я с ним как за каменной стеной. Не скажу, что с такими людьми жить очень уж весело, вот и позволяешь себе иногда развлечься с кем-то другим, хотя в глубине души понимаешь, что твоя опора — муж. Но беда в том, что можно зайти слишком далеко…
   — Этим и воспользовался Элан?
   Пеппи кивнула:
   — Я однажды провела уикэнд с Сирилом Мейнардом.
   Билл сказал, что о нас с ним поговаривают. Мы поссорились, ну я и решила — пусть не зря говорят. Мне было на все наплевать. Когда разозлишься, думаешь только о том, как насолить другому. Биллу как раз пришлось уехать на выходные — какие-то дурацкие учения или что-то еще, — я и отправилась с Сирилом… Я никогда прежде такого себе не позволяла — вот клянусь, ну а тогда мне было все равно. Мы поехали в Трентон, по дороге пообедали, потом потанцевали, так что прибыли поздно. Оказалось, что Элан тоже был там. Что уж он там делал, не знаю.
   Мы его не видели, но он видел, когда мы приехали. Он заглянул в журнал и обнаружил, что мы зарегистрировались под именем мистера и миссис Сирил Смит.
   — Ой, Пеппи!
   — Нет-нет, — отчаянно затрясла головой Пеппи, — ничего не было, не думай! Я поняла, что не смогу этого сделать. Я весь вечер дрожала, потому что Сирил смотрел на меня такими глазами… Ну, думаю, конец мне! Мне казалось, если он дотронется до меня, я его просто убью. И я сказала, чтобы он уходил. Сначала он решил, что я шучу, а потом жутко разозлился. А кончилось все это ужасной сценой. Я схватилась за шнур звонка — это была старомодная гостиница, где еще сохранились такие звонки, длинная шерстяная веревка, которая свешивается с потолка, — и сказала, что дерну за шнур и заору на весь дом, если он сейчас же не уберется. Он ушел, а я заперла дверь на засов. А утром вскочила чуть свет, взяла такси и уехала на станцию.
   Кармона почувствовала огромное облегчение.
   — Рассказала бы все Биллу — и дело с концом. Думаю, он бы тебе поверил.
   — Я не могу ему рассказать. Все тогда изменится. Он знает, что я обожаю танцы — сам не танцует, — и разрешает мне повеселиться, везде бывать и вообще делать, что мне захочется. Он мне доверяет. А если ему все рассказать, в наших отношениях появится подозрительность. Ему будет очень тяжело, и он уже никогда — представляешь, никогда — не будет относиться ко мне по-прежнему.
   — И все же лучше ему рассказать, — подумав, сказала Кармона.
   — Нет, скорее умру! И не думай, что это просто слова.
   Я говорю вполне серьезно. Не такая уж я хорошая… никогда не была ею и, наверное, никогда не буду. Но Билл считает меня хорошей. Дурак, правда? Но если он перестанет так думать, то как мне дальше жить? Представь себе воздушный шарик, если его проткнуть, — вот так будет и со мной, — Пеппи, как ребенок, вытерла глаза тыльной стороной ладони. — Мне придется уступить Элану.
   — А чего он хочет?
   — Мой жемчуг. — Пеппи потрогала двойную нитку бус поверх нарядной желтой пижамы. — Он знает, что у меня нет денег, кроме тех, что мне дает на расходы Билл. Ну а жемчуг стоит дорого. И Элан, видишь ли, готов пойти мне навстречу, взять жемчуг и оставить меня в покое И еще обещает сделать с него копию, чтобы никто ни о чем не догадался! Будь он проклят!