Друг подле друга, прикрытые соломой и шинелями, уже снятыми с замерзших, белые, с бурыми и сине-лиловыми пятнами на щеках, лежали на полу теплушки раненые корниловцы.
   * * *
   - Господин подпоручик, и это вы их всех сюда перетаскали? - почему-то шепотом спросил подпоручика Морозова Нартов.
   В темном углу теплушки стоял какой-то молодой, коренастый солдат, с рыжими и густыми как щетка бровями.
   - Нет. Он это...- кивнул на него головой подпоручик Морозов.Единственный санитар, оставшийся при поезде. Он же и отапливал. Два дня... Костылями, носилками...
   Рыжий санитар дышал в кулаки и под самым носом тер их друг о друга.
   - Здорово! - подошел к нему я.- Ну, что же ты?.. Здорово!
   - Здрасьте! - вдруг быстро ответил тот, не по-солдатски кивнув головою.
   - Здрасьте, здрасьте! - улыбнулся я.- Как звать тебя, молодец?
   Санитар подумал и, не торопясь, поправил фуражку без кокарды.
   - Ленц моя фамилия будет. Иохан Ленц.
   - Немец?
   - Та-а! Семля немного под Саратов есть. Из колонистов будем. Та-а, Ленц, Иохан. Я опять улыбнулся.
   - Молодец Ленц! - и хлопнул его по плечу: - Спасибо за службу. Что санитар?
   - Wo-o... В золдат зачислен.
   - А какого полка?.. Куришь?..
   - Мы первого Катериноштатский немецкого имени Карл Либкнехт,- курим.
   - Ах ты, милая голова! - засмеялся Нартов.- Первый Катериноштадтский ку-рить изволит! Ах ты, Либкнехт ты!..
   - Смотри-ка, везде люди! - сказал за нами кто-то.
   - Пленный ведь,- а сколько людей спас! О, Господи!..
   * * *
   ...С дверей срывались сосульки. Стены теплушек были пробиты инеем. Бежал сквозняк...
   - ...Нет, подпоручик Морозов, бросьте меня водить по этому леднику!..
   - ...Подпоручик Морозов! Бросьте!.. ...Во всех теплушках, уткнувшись головами под шинели, лежали замерзшие корниловцы,- безрукие и безногие.
   - Подпоручик Морозов! Ехать нужно!.. Уже поздно, Николай Васильевич...
   Подпоручик Морозов меня не слушал. Мне стало страшно.
   - Николай Васильевич!
   Мне показалось, подпоручик Морозов сходит с ума.
   - Нартов!.. Эй, Нартов!.. Над крышами поезда грузно бежал ветер... Подошел Нартов, и вскоре бронепоезд "Россия" медленно подходил ко взорванному мосту.
   * * *
   - На насыпь осторожней! Эй, вы там!.. Не так,- головой вперед... Вот... Так вот... Правильно!.. А ну, который это?
   - Одиннадцатый, господин поручик!
   Было уже темно. На рельсах синими блестками плескалась луна. Над рельсами, играя с ослабевшим ветром, бежал снег.
   - Двенадцатый?.. А Свечников где?.. Где Руденко?
   - Эй, Свечников!.. Руденко!.. ...тринадцатый, четырнадцатый... Пятнадцатый раненый тяжело хрипел...
   - Осторожнее! Не растрясывай! Нартов, да поддержи же!
   Когда уже и шестнадцатого раненого подняли на площадку, появились наконец Руденко и Свечников. Они волочили два тяжелых мешка.
   - Что это? - удивленно спросил я.
   - Магги... Ну и запасов там!.. Надо б вернуться, господин поручик.
   Я взглянул на часы.
   - Залезай, шакалы!..
   Мы поднимались на площадку, ерзая животами о промерзлую броню.
   * * *
   На площадке невозможно было ни присесть, ни встать на колени. Раненые заняли слишком много места. Мы стояли глухой стеной, обхватив друг друга за пояса.
   Черная снежная равнина быстро и круто скользила из-под поезда. Мне казалось, она срывается вниз и горбатой, бешеной волной бьет под колеса.
   - Держись! Эй! Крепче!..
   Высоко поднятая за нами четырехдюймовка чертила над горизонтом какие-то широкие круги и полукруги. И вдруг:
   - Стой!.. Эй, стой!..
   - Стой!..
   За криком - вверх - взвился ветер и сразу же сорвался, сбитый внезапным выстрелом в небо.
   Черная волна над насыпью рванулась кверху, вздулась и вдруг остановилась, гулко ударившись о броню.
   Подпоручик Морозов соскочил с площадки и по шпалам побежал в темноту. За ним побежал Нартов.
   - Упал? Кто? Кто упал?..
   Но никто ничего ответить не мог.
   Было лишь слышно, как на площадке перед нами стонали раненые и как дышал в темноте тяжелый и усталый паровоз.
   Наконец Морозов и Нартов вернулись.
   - Упал Руденко... Насмерть!..
   ...И опять побежала вдоль насыпи крутая, черная волна.
   * * *
   На станции нас встретил поручик Ауэ.
   - В чем же дело, черт вас дери? Подпоручик Морозов!.. Подпоручик Морозов, в чем дело?..
   - Прикажите разгрузить...- указал на переднюю площадку подпоручик Морозов.
   Когда раненых разгрузили, четверо из них мутными уже глазами смотрели в темноту.
   БОИ В КОЛЬЦЕ
   В деревне Гусяты, где был расквартирован наш батальон, было уже совсем темно.
   - Не стоит раздеваться, поручик,- сказал мне подпоручик Петин, командир пулеметного взвода нашей роты.- Ложитесь так. Сейчас набегут красные. Они всегда теперь ночью...
   Седоусый хохол-хозяин снимал на лавке валенки. Я сел рядом с ним и стал натягивать снятые было сапоги.
   - Хорошо дома-то сидеть, а? - спросил хохла подпоручик Петин.- Спать ляжешь... А нам каково?
   - Сыдилы б дома, панычу. Никто б ни ниволил.
   За стеной мычала корова.
   Ночью мы вскочили.
   За деревней металась быстрая ружейная пальба. Точно ударяясь друг о друга, над крышей разрывались гулкие снаряды.
   - Строиться!
   Мы бросились к дверям, хватая спросонья чужие винтовки.
   А седоусый хохол сидел на лавке и, глядя на нас, почесывал поясницу.
   * * *
   ...Ночной ветер путался в голых ветвях.
   Прикрывающая отступление 5-я рота медленно обходила деревню. Наша, 6-я, вышла на ее юго-западную окраину и стояла под стеной какого-то пустого строения, с содранной крышей. 7-я и 8-я были уже далеко за деревней.
   Мимо нас проходили последние силуэты отставших от рот солдат.
   Вот, подпрыгивая и качаясь на снежных крутых ухабах, прогремела походная кухня, и вновь вдоль опустевшей дороги
   побежал лишь низкий одинокий ветер, точно испуганный приближением боя.
   Прошло еще полчаса.
   - Кого мы ждем, поручик?
   - Красных. Если удастся, мы ударим в тыл. А вы,- ротный обернулся к подпоручику Петину,- вы подогрейте с фланга... Эй, не курить!
   На дорогу, кивая передками саней, выехал небольшой обоз. Чья-то рука, поднятая с последних саней, качаясь в воздухе, то сжимала, то разжимала пальцы.
   На фоне темного неба эти черные пальцы казались большими и бесформенными. Две сестры в желтых овчинных полушубках и в папахах поверх косынок бежали, спотыкаясь, за санями.
   Над нами опять прогудело несколько снарядов. Шагах в пятистах они разорвались, брызнув в небо золотым и острым огнем.
   - Барбосы! По обозам!.. Прошло еще полчаса...
   * * *
   - Пропустить обе цепи! По дозорам не бить! Поручик Ауэ расправил плечи, вышел на дорогу и поднял роту движением руки:
   - В цепь!.. Господа офицеры...
   Мне казалось, ротный не командует, а беседует с кем-то, спокойно и тихо.
   Мы рассыпались в цепь, одним флангом упираясь в деревню, входя другим в темную ночную степь - к югу.
   Цепи 8-й роты и наступающих на нее красных шли с севера.
   Минут через десять мы открыли частый огонь...
   * * *
   - Справа, по порядку... рассчитайсь!
   - Первый.
   - Второй.
   - Третий.
   ...Утро медленно сползало с неба. Пленные красноармейцы, понуро опустив головы, стояли неровной, длинной шеренгой.
   - Возьми-ка в руку.
   - Да, здорово!
   Под подкладкой папахи подпоручика Морозова я нащу
   пал пулю.
   - Тридцатый.
   - Тридцать первый.
   - А ну, поживей! - Полковник Петерс, наш батальонный, торопил пленных.
   - Сорок седьмой.
   - Co-рок восьмой.
   - Сорок восемь, господин полковник! - крикнул с левого фланга поручик Ауэ.
   Я раскуривал отсыревшую папиросу. Ругался...
   - Мы мобилизованные... Приказано было, ну и стреляли,- добродушно рассказывал возле меня стоящий на фланге пленный, молодой красноармеец, с широким крестьянским лицом.- После, как патроны вышли, сдались, конечно...
   - Так!..- Поручик Ауэ уже тоже подошел к пленному.- Ну, а если б не вышли, сдались бы?
   - Если б не вышли, и не сдавались бы... Зачем сдаваться-то?
   - Хороший солдат будет! - сказал ротный.- А ну, подождите...
   Через минуту он вновь вернулся.
   - Этого, подпоручик Морозов, возьмете в первый взвод. Хороший будет солдат!..
   Над шеренгой пленных бежал дымок. Пленные курили.
   Но вот из-за строенья с содранной крышей показались всадники. К пленным подъезжал полковник Туркул.
   - Идем! - сказал мне подпоручик Морозов.- Сейчас расправа начнется...
   Под ногами коня Туркула прыгал и кружился бульдог. С его выгнутой наружу губы болталась застывшая слюна. Бульдог хрипло дышал.
   - Ах, сук-к-кины!..- пробежал мимо нас штабс-капитан Карнаоппулло.Ах, сук-к-кины, как стреляли!.. Сейчас мы... Сейчас вот!.. Эй, ребята, кто со мной?..
   За штабс-капитаном побежал Свечников.
   * * *
   Мы шли к ротному обозу,- за винтовкой пленному красноармейцу.
   - Как звать тебя, земляк? - спросил его подпоручик Морозов.
   - Горшков,- ответил тот, как-то густо и с ударением произнося букву "о".
   - Ярославский?
   - Ярославский, так точно! - И, взглянув на нас, красноармеец чему-то радостно улыбнулся.
   А за спиной уже раздались первые выстрелы. Бульдог радостно залаял, и вслед за ним кто-то загоготал, тоже как бульдог, коротко и радостно.
   Красноармеец обернулся и вдруг, остановившись, поднял на нас задрожавшие под ресницами глаза.
   - Товарищи!.. Пошто злобитесь?.. Товарищи!.. Выстрелы за нами гулко подпрыгивали.
   - Холодно!..- не отвечая Горшкову, тихо сказал мне подпоручик Морозов. Зубы его стучали.
   А в лицо нам светило солнце, ветер давно уже стих, и было тепло, как весною.
   Деревни, степь... и опять степь, степь, деревни...
   - Ничего! Скоро вечер... Отдохнем.
   - Ты, черт жженый! Это вечером-то?..
   - Не робей!.. Говорят, ребята уже и за санями посланы... Поедем скоро.
   - Полагалось бы!.. Не ровен час, окружат нас красные...
   Перед ротами гнали пленных. Было их уже не сорок восемь,- всего двадцать девять...
   Почти раздетые, без сапог, они шли, высоко подымая замерзшие ноги, то и дело озираясь на штабс-капитана Карнаоппулло и Свечникова, идущих с ними рядом.
   ...Деревни... Степь... И опять степь, степь, деревни...
   От боев мы уклонялись. Очевидно, боялись отстать от общего фронта.
   Однажды под утро, когда сон сбивал шаг и, раскачиваясь на плечевых ремнях, звенели штык о штык винтовки, с юга, оттуда, где шли наши дозоры, вновь хлестнуло вдруг низким огнем звонкой шрапнели, и сразу, со всех четырех снежных сторон, обхватила нас частая и сухая ружейная пальба.
   - Пулеметы! Пулеметы!..- кричал полковник Петерс, верхом на кривоногой, крестьянской лошаденке врезаясь в роты.- Пулеметчики, вперед!..
   - Рас-ступись!..
   - В цепь!
   - Да сторонись!..
   Артиллеристы, повернув орудия, быстро окапывали батарею. За батареей метался обоз.
   - Батарея,- огонь!..
   - Цепь! - кричал штабс-капитан Карнаоппулло, выбегая на дорогу.
   - Трубка ноль пять.
   - Цепь.
   - Ноль пять,- огонь!..
   - Це-епь!
   - В цепь, вашу мать! - И, отстранив растерявшегося штабс-капитана, поручик Ауэ осадил напирающих обозников. Вышедшая из скрута смешавшейся походной колонны 6-я рота сбежала в поле, рассыпалась и уже спокойно двинулась вперед.
   ...Ухали орудия, уже сплошным, густым гулом покрывая ружейную и пулеметную пальбу. Батальон шел треугольником, рассекая огнем черную ночь...
   К утру мы пробились.
   * * *
   - Шибко палили!.. Как ваши давеча!..- сказал мне Горшков, идя со мною к 1-му взводу.
   ...Подпоручик Морозов стоял над санями, в которых, сжимая пальцами поросший бородой подбородок, лежал рядовой Степун. Раненный осколком в грудь, Степун умирал.
   - Не совладел...- хрипел он, пытаясь приподняться.- Не уберег... Жизни не... не... не уберег...
   Он смотрел на нас округлившимися, немигающими глазами.
   Пальцы на подбородке у него расползались.
   - Отходит! - тихо сказал Горшков и, сняв фуражку, перекрестился.
   - Ннна-а-а-а-а...- вновь задергал Степун губами.На-вов-во-вовсе-теперь... от-т-т-т...- Сквозь приоткрытый рот Степуна было видно, как прыгает его язык.- Т-т-т-т... отдети-шшш-ш-ш...
   И, зашипев, он захлебнулся красной пеной и, выгнувшись вверх всем телом, бросил руки по швам...
   * * *
   - Я давно уже... Черт!.. От детишек,- помнишь?..- подошел ко мне через час подпоручик Морозов, когда уже на пустые сани Нартов набрасывал свежую солому.- И у меня ведь...- Он замолчал, вздохнув, и добавил, уже тише: Ведь и жена моя тоже... носит... Уже на седьмом теперь.
   - Господин поручик!.. Господин поручик!..
   Меня звали к ротному.
   * * *
   - ...Ты что? Скулить?..- размахивая ножнами шашки, кричал на Ефима поручик Ауэ.- Я тебя, барбос, в крючок согну! А в роту, а в снег по брюхо, а в бой хочешь?..
   Вытянувшись, Ефим стоял перед ротным и тупо моргал глазами.
   - Извольте полюбоваться,- обратился ротный ко мне, когда нетерпеливым кашлем я дал наконец знать о своем приходе.- Взгляните на это рыло!.. Взгляните только!.. И оно...- поручик Ауэ захохотал.- ...Оно - это вот рыло - веру в ар-ми-ю и в победу потеряло!..- И, обернувшись к нам спиной, он бросил шашку на уставленный деревенскими закусками стол и быстро налил стакан водки.
   - На! Подвинти-ка нервы, барбос!..
   Ефим взял стакан, поднял его и уже приложил к губам.
   - Стой! - закричал вдруг штабс-капитан Карнаоппулло, одиноко сидящий в углу халупы.- Стой! За чье, дурак, здоровье?..
   - За ваше, господа офицеры.
   - То-то!..
   * * *
   - И знаете из-за чего весь разговор завязался? - криво улыбаясь, спросил меня ротный, когда, уже за дверью, Ефим облегченно вздохнул.Май-Маевский сдал командование генералу Врангелю. Ну вот... А этот... холуй этот, понимаете: "Кому ни сдавай,- говорит,- все равно - кончено!.."
   Поручик Ауэ замолчал. Его шрамы на лбу скрестились.
   - Впрочем, бросим ненужные разговоры! - Он поднял бутылку на свет:Барбос, всё вызудил!..- И, сразу же переменив тон, обратился ко мне снова:
   - Только что скончался от ран подпоручик Петин. Да. Не выжил... В полдня скрутило... Потому пока что вы примете пулеметный взвод. У начальника команды под рукой никого нет, а черт его знает, где Туркул сейчас офицерскую носит... Итак, кому вы предлагаете сдать ваш, второй...
   - Может быть, Нартову?.. Офицеров на отделениях у нас сейчас нет...
   Штабс-капитан Карнаоппулло, чистивший, развалившись на лавке, ногти, поднял голову:
   - Не лучше ли Свечникову?..
   - Хорошо, сдайте Нартову,- не обращая на него внимания, сказал ротный, проводя пальцами между волосами.- Черт возьми, но черт не берет!..
   - Ах, поручик, бросьте ипохондрию! - Штабс-капитан Карнаоппулло вдруг захохотал и, приподнявшись, ощетинил вперед всегда покорные усы: - А как вы его шашкой-то!.. А?.. Ефима!..
   Я вышел из халупы.
   БАРОМЛЯ
   Когда мы входили в Баромлю, тяжелые и мокрые сумерки уже ползли по улице. С крыш капало.
   "Опять оттепель!.. Что за чертовская зима!.." Облокотясь на пулемет, установленный на широкие удобные сани, я плавно покачивался. За мной шли сани со вторым пулеметом, за ними - третьи, с пулеметными лентами и запасными принадлежностями. Пулеметчики - всего пять нумеров,- свесив с саней ноги, уныло тянули какую-то бесконечную солдатскую песню.
   - Здесь в Баромле, говорят, весь полк соберется.- Песня оборвалась.
   - Говорят, всему полку и сани наконец подыщут.
   - Без саней не выскользнешь...
   - Ясно!
   - А куда скользить-то?
   - Тебе, Акимов, в Костромскую бы только! Эх, старик, старик!.. На Дон двинем.
   - На До-о-н?..
   * * *
   Уже стемнело...
   В нашей халупе горел огарок свечи.
   - Шлея порвалась, господин поручик.
   - Зашей!..
   Акимов обернулся и через плечо посмотрел на меня.
   - Лошадь не в портках, господин поручик, ходит. Здесь специально шить нужно... А ну, хозяюшка,- он встал и подошел к хозяйке,- дратвы, да просмоленной, может, нету?
   Хозяйка, немолодая женщина, с четырехугольным, как ящик, лицом, кормила ребенка.
   - Нету у меня.
   - Нету? Это в хозяйстве-то? А может, шлея найдется? Лишняя какая...
   - Ишь ловкие! Сами хозяйства крестьянские поразорили, а теперь еще спрашивать! - Она поднесла ребенка к другой груди и стала причмокивать губами.
   С лавки приподнялся ефрейтор Лехин.
   - Не задаром, хозяйка. Не задаром ведь, милая! Вот подожди-ка!..- Он вышел на двор, достал из-под брезента саней пятифунтовый мешок соли и вновь вернулся.
   - Есть шлея?..
   - Как же!..
   - Не новая, конечно?..
   Хозяйка хлопнула ребенка ладонью.
   - А ну, милой! Ребенок отрыгнул.
   - Это за пять-то фунтов новую? Больно уж ловкие какие! Надежная, говорю, шлея...- Она передала ребенка протянувшему руки Лехину.- Который в сарай-то со мной сходит?
   - В сарай не велено. Арестованный там.
   - Арестованный?.. Кто? - удивился я. Акимов не знал.
   - Но кто посадил? И зачем у нас? Разве дворов мало?
   - А уж это господина капитана спросите... Карнаоппулло.
   С хозяйкой пошел я.
   * * *
   Под воротами сарая стоял часовой, рядовой моего бывшего взвода Зотов, веселый и всегда находчивый малый. На дворе было сыро. Чтоб не стоять в воде, Зотов натаскал под ноги замерзлые пласты прошлогоднего навоза.
   - Молодец, Зотов! Так не утонешь.
   Замка на дверях не было. Я взялся за мокрые доски.
   Арестованный сидел в углу на опрокинутой вверх дном кадушке. Лица его я разобрать не мог. В сарае было совсем темно. Когда я подошел ближе, арестованный даже не поднял головы. На нем была черная куртка, кажется кожаная,- она блестела под узкой полоской света, пробивающегося в щель дверей.
   "Не солдат, кажется... Мужик..." - подумал я, встал на какой-то ящик, нащупал в темноте шлею и вышел во двор.
   - На! Неси моим хлопцам!..- И, бросив шлею хозяйке на руки, я пошел к халупе подпоручика Морозова.
   * * *
   - А что, он лучше других трусов?.. Кто - где, а они всегда на задворках расходятся... Там, где не стреляют...
   Выйдя во двор, подпоручик Морозов взглянул на черное небо.
   - Снег будет!..- сказал я.- Или дождь даже... Подпоручик Морозов молчал, сдвигая на брови взлохмаченную папаху.
   - А за что? Знаешь, за что?.. За кожаную куртку! Нет, надо пойти к ротному. Хотя и тот с изъяном, но все же, когда нужно, сволочей натягивает.
   Под ногами бежала вода. Какие-то редкие капли капали и на фуражку.
   - Поручик Величко на девчат заглядывал...- спеша и сбиваясь, рассказывал мне подпоручик Морозов.- Зотов песню тянул: "Пускай моги-ла..." Вдруг Карнаоппулло как сорвется с саней со своих, да закричит как: "Комиссар!" - да на всю улицу. Кинулся. Что за черт?.. Кого?.. Ждем... Ты как раз с пулеметами проходил. Неужели не заметил?.. Ничего?.. Ну так вот... Ведет, наконец. Парень как парень. Очевидно, когда-то в инженерных служил. Куртка на нем кожаная. Капитан, кто это?.. А Карнаоппулло на него, знаешь,- бочком так. Петушком, петушком!.. Сопит, хрипит. Мать, и опять мать!.. Разошелся: "Куртка? - кричит.- Свои, думал? Выбежал? Встреча-ать?.." - и в зубы ему - бац! - наганом...
   - Ну а ротный?
   - Ротный?.. Тот как раз в трансе находился. Лежит, глаза блуждают... Сам с непривычки ерунду всякую мелет: "Россия! Да раскрой ее до сознания национального!" Да птицы какие-то... "Орлы! Чайки!"
   Я удивленно посмотрел на Морозова.
   - Птицы?
   - Господи ты, боже ты мой! Да неужели не знаешь? И этого? Ну да,кокаинится ведь!.. Все последнее время... С неудач...
   Мимо нас, хлюпая о сапоги мокрыми шинелями, прошло несколько команд, штыков по десять.
   - Нартов, куда? - крикнул я, узнав в темноте высокую, худую фигуру.
   - По дворам, господин поручик. Сани сгонять. Завтра, бог даст, панами двинемся!.. Ого-го! Айда-а!
   Где-то очень далеко залаяла собака. Ей ответила другая, уже ближе к нам.
   - Жаль! - сказал Морозов, останавливаясь.- Завтра придется... Спит уже!..
   В халупе ротного было темно.
   * * *
   - Ну, покойной ночи...- Мне показалось, подпоручик Морозов уныло улыбнулся.- Покойной... с поправкой: на время, конечно.
   В халупе у моих пулеметчиков все еще горел свет. От освещенного окна темнота на улице казалась еще темнее. Я отыскал протянутую руку и крепко ее пожал. Но вдруг подпоручик Морозов насторожился и, освободив руку, сделал несколько шагов к забору:
   - Кто там?
   Под забором, пытаясь скрыться от наших глаз, кто-то стоял.
   - Кто там? Эй! - вновь крикнул подпоручик Морозов, быстро зажигая карманный электрический фонарик.
   - Что за пропасть!
   - Фу, черт!
   Я сплюнул, вновь застегивая кобуру нагана.
   Под забором стояла женщина, маленькая и такая худая, что в первый момент показалась мне девочкой. Кутаясь в платок, она смотрела на нас большими испуганными глазами.
   - Слушайте...
   - В чем дело?
   Мы подошли. Но женщина, скользнув глазами по нашим погонам, вдруг испуганно метнулась в сторону и, взмахнув платком, быстро пропала в темноте.
   ...Щупая густой мрак, луч фонаря наткнулся на забор. С забора скользнул вверх, в пустоту, но пустоты пронзить не мог.
   - Покойной ночи!
   - До завтра...
   Я вошел на двор. На посту, возле сарая, стоял Ленц.
   - У нас на дворе стоит часовой. Дневальных сегодня не нужно,- сказал я, стягивая с плеч шинель. Ефрейтор Лехин задул свечу.
   Проснулись мы от громкого крика.
   Быстро вскочив, я подбежал к окну. Было уже светло. По двору, ветряком размахивая руками, метался штабс-капитан Карнаоппулло. Папаха его съехала на затылок.
   - Под суд! Под суд тебя, негодяй! - кричал он.- К командиру полка!.. Что мне ротный!.. К командиру полка!.. Я распахнул окно.
   - Капитан!.. В чем дело, капитан?..
   - Да я тебя!.. Отстаньте, поручик!.. Да я таких... Да я-а-а расстре-е-е... Стой!
   Из открытых дверей сарая выбежал Нартов. Штабс-капитан Карнаоппулло бросился за ним, поймал, схватил за ворот шинели, но Нартов вырвался и скрылся на улице.
   - Что у них случилось? - спросил я Лехина, без шинели, в одних сапогах поверх бурых кальсон, вернувшегося в хату. За Лехиным шла хозяйка.
   - Окно зачините. Зябко!.. В люльке надрывался ребенок.
   - Едри его корень! Ну и дела, господин поручик! Лехин сел на лавку.
   - Уж я по порядку. Повремените!.. Под утром еще, значит,- начал он наконец, растягивая каждое слово,- когда еще только светать зачинало...
   Опять заскрипели ворота. Штабс-капитан бежал уже вдоль улицы. Шашка хлестала его по сапогам. Маленький, усастый, со свирепыми, круглыми глазами, он был похож на "турка", как рисовались они на карикатурах "Огонька" и "Панорамы".
   - Ну?.. Да рассказывай, Лехин!
   Вот что рассказал мне ефрейтор Лехин...
   Под утро, когда штабс-капитан Карнаоппулло пришел к нам во двор, чтоб проверить пост при арестованном,- а может...- в этом месте рассказа Лехин задрал голову вверх и щелкнул себя по затылку,- а может... вы понимаете, господин поручик?..- ни арестованного, ни часового Ленца во дворе не оказалось!
   Хозяйка, вышедшая накормить скотину, злыми глазами взглянула на штабс-капитана, боясь, очевидно, за свои погреба и кладовые.
   Как раз в это время во двор - оправиться - вышел и ефрейтор Лехин.
   "Лехин, что такое? Где часовой?"
   "Ах, солдатика ищете? - подошла к штабс-капитану хозяйка.- Солдатик ваш, да с Петром, тем, что в сарае сидел, ушли куда-то..."
   "Куда?"
   "А я знаю? К большакам,-что ли!.."
   - У господина капитана,- рассказывал Лехин,- споначала и голос даже сорвался, а баба, ядри ее корень, не унимается,- ей бы только язык чесать; рада небось - клетушки в сохранности... ..."И чудно ж, говорит, разъяснялись!.. Солдатик-то ваш не русский, видно... Татарин аль немец. Не разобрала, чего лопотал-то... А ушли вместе, как же, и Евзопия с ними..." Тут господин капитан на нее, да вплотную: "Какая Евзопия?" - и бабу за руку, значит. А та: "Говорю - не хватайся! Не ухват тебе буду!.. Которая, говорит, под воротами стояла. Жена Петрова, говорит. Ахтырская. Год назад по-большевистски венчаны..."
   - Вот оно, господин поручик, происшествие какое! - окончил Лехин.Сиганули. А Нартов, с напугу, и объясниться не мог. А неповинен он. Всю ночь до утра самого сани сгонял. Весь взвод в расходе находился,- вот Ленц и стоял на посту. Ему где было, немцу, с мужиками ругаться.
   Я вышел во двор.
   На мокром снегу под воротами лежала карамель в пестрой, веселой бумажке. Вторая была втоптана в нанесенный Зотовым навоз, уже успевший за ночь оттаять. Дверь в сарай была открыта. Я вошел. Наткнулся в углу на аккуратно сложенные винтовку, патронташ и подсумок. На подсумке лежала какая-то бумажка. Я поднял ее и подошел к свету. "Zuruck an die 6 Kompagnie"*. Готические буквы лежали на боку. Книзу расползались лиловыми кляксами. Очевидно, Ленд то и дело мочил чернильный карандаш.
   Я хохотал, покачиваясь.
   - Сумалишенные,- одно слово!..- кому-то за дверью сказала хозяйка.
   К забору подошли солдаты других рот. Заглянули в ворота.
   Потом прибежал связной.
   ---------------------
   * "Обратно в 6-ю роту" (нем.)
   * * *
   В степи, к северу от Баромли, наша застава сдерживала редкую цепь красных.
   2-й батальон выступал на позицию. 1-й и 2-й уже отступили из Баромли.
   - Подтянись!..- командовали ротные. Полозья саней цеплялись о полозья. Оглобья били об оглобья.
   - Под-тя-ни-и-ись!
   - ...Где там!.. Нет, Харькова мы не удержим!..- глухо сказал подсевший ко мне в сани подпоручик Морозов, отвернулся и долго сидел со мною, молчаливый и унылый, вращая на пальце узенькое обручальное кольцо.
   На окраине Баромли, где, отколовшись от загибающей к северу дороги, сбегали к ручейку белые украинские мазанки, горел деревянный дом, приземистый и туполобый. Огонь уже сползал с крыши на косяк дверей. Сквозь разбитые окна валил бурый густой дым.
   - Что, снарядами? - спросил я двух мужиков, безучастно стоящих над оврагом.
   - Мы не сведующи.- Мужик повыше расправил широкую черную бороду.Мобыть, и подожгли. Снаряды здесь будто бы и не падали...
   - А чей это дом? - И, взяв у Лехина вожжи, подпоручик Морозов на минуту придержал лошадь.